Текст книги "Франклин Делано Рузвельт"

Автор книги: Рой Дженкинс

В течение семи с половиной лет президентства Теодора младший Рузвельт не имел особых сложностей с тем, чтобы поддерживать его, и даже в какой‑то степени разделял его взгляды. На президентских выборах 1904 года ФДР без колебаний проголосовал за Рузвельта против умеренно консервативного и быстро забытого кандидата от Демократической партии судьи Элтона Паркера. Тридцать четыре года спустя он со свойственной ему изысканностью объяснил, почему голосовал против своей партии: «Я голосовал за кандидата от республиканцев, потому что чувствовал, что он больше демократ, чем кандидат от Демократической партии».

Когда в октябре 1903 года ФДР обручился (без особой огласки) с дочерью покойного брата Теодора Рузвельта, а затем в марте 1905–го они поженились, то обитатели Ойстер – Бей отнеслись к этому браку гораздо лучше, чем его собственная мать. Бракосочетание состоялось на четвертый год президентства Теодора Рузвельта, и тот даже предложил провести брачную церемонию в Белом доме, а когда свадьбу все же решили устроить, как и планировали изначально, в просторном нью – йоркском особняке Рузвельтов в Верхнем Ист – Сайде, он приехал из Вашингтона, чтобы проводить невесту к алтарю и поприветствовать гостей. «Хорошо, что имя остается в семье», – заявил он тогда Франклину несколько самодовольно. Выбор духовного лица для проведения самой церемонии перед временным алтарем в не очень религиозной обстановке между двумя соседними домами на Семьдесят шестой улице пал на директора Гротона преподобного Эндикотта Пибоди, который, исполнив все необходимые ритуалы, благословил пару на брак, продлившийся сорок лет.

Тем неожиданнее выглядело то, что в 1912 году ФДР не стал поддерживать Теодора Рузвельта, когда тот решил вернуться в политику, после того как безосновательно отказался баллотироваться на второй срок в 1908–м. Это было неожиданно потому, что Теодор затеял свое рискованное предприятие, разочаровавшись в бездеятельном консерватизме своего преемника – республиканца Уильяма Говарда Тафта, которого он сам и выдвинул, и за весь двадцатый век это была наиболее близкая к успеху попытка разомкнуть железные тиски американской двухпартийной системы. Теодор Рузвельт практически гарантировал себе выдвижение кандидатом в президенты на июльском съезде Республиканской партии в Чикаго, ведь по результатам праймериз он лидировал, но проиграл Тафту, которого упрямо поддержала партийная машина, всего 70 голосов. Рузвельт обязан был смириться с решением съезда, но горячая поддержка сторонников побудила его пойти на раскол партии. Спустя какой‑то месяц состоялся съезд недовольных, на который прибыла тысяча делегатов, и на котором родилась новая партия. Официально она была названа Прогрессивной партией США, но получила известность как «партия сохатого» ( the Bull Moose party)после знаменитого сравнения Теодором Рузвельтом своей собственной силы с силой этого жвачного животного: «Я здоров как сохатый!». «Партия сохатого» планировала принять участие в ноябрьских выборах 1912 года и выдвигала экс – президента своим кандидатом.

Как это обычно бывает в периоды политических разочарований, появление новой партии воодушевило и привлекло многих – и представителей высших слоев, и тех, кто был вне партий. Впрочем, по мнению некоторых, в ней оказалось с избытком генералов, более чем достаточно капитанов и много сержантов, а вот рядовых не хватало. (Автору это напоминает зарождение британской социал – демократической партии в 1981–1982 годах.) Более того, была принята программа партии, едва ли не специально созданная для того, чтобы устроить Франклина Рузвельта. Она предусматривала социальные реформы (охрану труда, избирательное право для женщин, право рабочих объединяться в профсоюзы), была центристской и направлена против политиканства и корпоративных интересов. Заносчивая наглость капитализма должна быть обуздана, провозглашали прогрессисты. Необходимо ввести прогрессивный подоходный налог и налог на наследство, а также дать избирателям право отзывать избранных ими лиц и опротестовывать политически предвзятые решения суда (последнее положение предвосхищало нападки Франклина Рузвельта на Верховный суд США в 1937 году). Свою кампанию Теодор Рузвельт в целом охарактеризовал как «Контракт с народом», как «честный курс» – и эти слова тоже не могли не найти отклика у ФДР.

И все же Франклин Рузвельт не поддержал Теодора. С 1910 года он был сенатором штата Нью – Йорк от демократов, от той территории, которая окружала Гайд – Парк. А это не была вотчина демократов. На своих первых выборах в сенат штата он неожиданно и еле – еле победил, но ко времени переизбрания двумя годами позже укрепил в округе свои позиции. И хотя его первыми сколько‑нибудь заметными действиями в роли сенатора штата стала активная борьба против той кандидатуры на пост сенатора США, которую выдвинул Таммани – холл [17]17
  Таммани – холл – политическое общество Демократической партии США в Нью – Йорке, контролировавшее выдвижение кандидатов и наиболее влиятельное в конце XIX – начале XX века.


[Закрыть](сенаторов США тогда все еще выбирали законодательные собрания штатов, а не непосредственно избиратели), теперь он пошел на попятную и на протяжении года налаживал связи с партийным аппаратом. Понятно, что теперь ему, как избранному сенатору – демократу, отдать голос кандидату от другой партии было сложнее, чем в 1904 году, когда он был частным лицом. Кроме того, его очень вдохновляла мысль, что Вудро Вильсон, в то время губернатор штата Нью – Джерси, может получить право баллотироваться в президенты от демократов и выиграть президентские выборы.

У Франклина никогда не было к Вильсону такого глубоко личного отношения, как к Теодору Рузвельту, да и по своему положению в обществе он был весьма далек от более холодного и похожего на пастора профессора права и политической экономики Принстонского университета. Но в 1912 году Вильсон увлекся социальными реформами и призывал вывести политику из‑за дверей курительных комнат. К тому же, его шансы на победу были весьма велики, и ФДР уже лелеял честолюбивые планы сменить Олбани на Вашингтон и занять место в новой администрации. Хотя нью – йоркская делегация на съезде Демократической партии в Балтиморе сторонилась Вильсона (Таммани – холл поддерживал выставление кандидатуры более консервативного Чемпа Кларка из штата Миссури, спикера Палаты представителей Конгресса), Франклин Рузвельт, однако, стал активно агитировать за Вильсона вокруг зала заседаний съезда. Свою воодушевленность и смутные надежды на будущее тридцатилетний Рузвельт подытожил в телеграмме, отправленной жене второго июля из Балтимора: «Вильсон выдвинут кандидатом сегодня мои планы неясны блестящий триумф».

Что ж, «дяде Теду» (Франклин и Элеонора после женитьбы стали называть так Теодора Рузвельта все чаще и чаще) пришлось постоять за себя самому. И он сделал это с немалым, если не решающим, успехом. На президентских выборах 1912 года Теодор Рузвельт получил 4,1 миллиона голосов избирателей, оттеснив Тафта – не просто официального кандидата от Республиканской партии, но и действующего президента – на унизительное третье место. Однако при этом он уступил Вильсону, получившему 6,3 миллиона голосов избирателей и полную победу в коллегии выборщиков, хотя лишь 43 процента (т. е. меньше половины) голосов избирателей. Как бы там ни было, Вильсон стал президентом – первым президентом – демократом после шестнадцати лет пребывания у власти президентов – республиканцев. К тому же он получил большинство в обеих палатах Конгресса. Таким образом, трезвый прогноз ФДР относительно вероятного результата выборов оправдался, так же как и надежда, что ему самому это может обеспечить должность в Вашингтоне.

Сделавшись в марте 1913 года заместителем военно – морского министра (и в качестве такового, единственным), Франклин Рузвельт был рад этому еще и оттого, что «дядя Тед» занимал эту же должность в 1897 году, и что сам он получил этот пост, будучи на девять лет моложе. Правда, был в этом и некий парадокс, ведь произошло это в результате «предательства» по отношению к «дяде Теду». Это было предательство, которое, и этому есть свидетельства, и жена его, и мать (а они редко совпадали во мнениях, особенно когда дело касалось его) неохотно признавали.

И пусть в Сагамор – Хилле и возмущались отступничеством ФДР (а там, несомненно, обижались, хотя и не настолько сильно и долго, чтобы испортить близкие отношения), но четырьмя годами позже это возмущение было заслонено куда более сильным огорчением, которое доставил сам Теодор Рузвельт. Прогрессивная партия США рассчитывала, что он возглавит ее и на выборах пойдет ее кандидатом в президенты. Однако сам Теодор решил, что время таких мечтаний прошло. Он вернулся в лоно «Великой старой партии», по – видимому, в надежде, что ему простят 1912 год и выставят на выборах в президенты его кандидатуру. Однако, когда предпочтение отдали судье Верховного суда Чарльзу Эвансу Хьюзу, Теодор Рузвельт проглотил обиду и поддержал кандидатуру Хьюза, который с небольшим разрывом по голосам проиграл уже непосредственно Вильсону. Когда на втором – и последнем – съезде Прогрессивной партии была зачитана телеграмма Теодора Рузвельта с отказом от выдвижения в кандидаты на должность президента, то многие из тех неофитов, кого он привел в политику, от разочарования плакали: он, на четвертом году существования, погубил свое детище.

Возможным уроком, который можно извлечь из этих двух историй, является то, что политика верности партии порой выставляет на посмешище тех, кто ее придерживается. Однако это утверждение уравновешивается тем фактом, что в демократическом государстве те, кто такой линии поведения не придерживается, остаются у разбитого корыта. Чтобы получить реальную власть и влияние, необходима доля, но не чересчур большая, тактического оппортунизма и приспособленчества. И ничто эту истину не иллюстрирует более ярко, нежели карьеры двух Рузвельтов – в чем‑то очень похожие, а в чем‑то резко отличающиеся друг от друга. И все же итог многолетнего чередования взлетов и падений оказался благоприятнее для Франклина Делано Рузвельта.

Глава 2 Картина брака, который дал трещину

Прежде чем детально описывать плоды семилетнего пребывания Франклина Рузвельта в Вашингтоне (1913–1920), необходимо вспомнить не о его грандиозной свадьбе, о которой уже было говорено, а об исключительной природе его брака, который, соединив в себе плохое и хорошее, сыграл существенную роль в его жизни. Элеонора Рузвельт, будучи моложе своего мужа на два с половиной года, являлась представительницей одного с ним социального круга.

Этот факт подтверждался тем, что оба супруга носили одинаковую фамилию и принадлежали к одному из старейших семейств Нью – Йорка, к «Никербокерам» [18]18
  Кникербокер, или Никербокер – фамилия голландского происхождения, от которой происходит несколько имен собственных и нарицательных. Дитрих Никербокер – литературный псевдоним американского писателя Вашингтона Ирвинга, под которым он написал «Историю Нью – Йорка» (1809), «Рип ван Винкль» (1819) и некоторые другие произведения из американской жизни. С течением времени слово «никербокер» стало нарицательным, обозначая коренного белого ньюйоркца, в идеале ведущего свою родословную из голландского Нового Амстердама XVII века; в крайнем случае из XIX века.


[Закрыть]. (Сегодня это имя сохранилось в названии клуба на Пятой авеню [19]19
  Это один из престижнейших американских клубов, ос– нованный в 1822 г. Фенимором Купером и названный псевдонимом друга – Вашингтона Ирвинга, первый культурный клуб США.


[Закрыть]и популярной баскетбольной команды [20]20
  Имеется в виду профессиональный баскетбольный клуб «Нью – Йорк Никербокерс», более известный как «Нью – Йорк Никс», базирующийся в Нью – Йорке. По состоянию на 2013 год считается самой дорогостоящей командой в НБА.


[Закрыть]). В период их рождения и взросления фамилия являлась отличительным знаком, который таил в себе весьма прозрачный намек на статус, который можно было бы сравнить с наличием родства среди вигов в Лондоне того же времени, или с проживанием в округе Фобур Сен – Жермен в Париже [21]21
  Фобур Сен – Жермен – подлинно аристократический квартал Парижа.


[Закрыть]Марселя Пруста, или принадлежности к номенклатуре в СССР времен Леонида Брежнева. Речь не обязательно идет о несметных богатствах, а скорее о высоком благосостоянии (по большей мере гарантированном) и склонности чувствовать себя непринужденно только среди ограниченного круга людей, которые приемлют те же самые нормы поведения (преимущественно безупречные) и те же самые суждения (преимущественно самодовольные).

Тем не менее, во многом другом Франклин и Элеонора существенно отличались друг от друга, а с течением времени их характеры стали и вовсе несовместимы, однако, на публике, как можно себе с легкостью представить, их отношения свидетельствовали об обратном. Франклин был центральной фигурой среди президентов США в двадцатом столетии, а, вероятно, что и за все двести пятнадцать лет существования Республики. Во время его уникального по продолжительности пребывания на посту президента США стали самой могущественной державой на планете. Элеонора была самой независимой и многоуважаемой среди всех президентских супруг. Первая леди Долли Мэдисон [22]22
  Долли Мэдисон – супруга 4–го президента США Джеймса Мэдисона (1809–1817), первая леди США с 1809 по 1817 год. Еще в президентство вдовца Томаса Джефферсона (1801–1809) она, как жена государственного секретаря, фактически заняла положение первой леди. Долли Мэдисон прославилась прекрасной организацией приемов и светских мероприятий. 4 марта 1809 года, в день инаугурации ее мужа в качестве президента США, организовала в Вашингтоне бал, который с тех пор является одним из традиционных событий Дня инаугурации.


[Закрыть]могла привнести в историю раннего Белого дома блеск инаугурационных балов. Эдит Вильсон, в последние восемнадцать месяцев пребывания ее супруга на посту президента, могла обладать беспрецедентной исполнительной властью [23]23
  2 октября 1919 года 28–й президент США Вудро Вильсон (1913–1921) перенес тяжелый инсульт, в результате которого у него парализовало всю левую сторону тела, и был практически полностью недееспособным до конца президентского срока, однако этот факт был скрыт от широкой публики. Остается неясным, кто был ответственен за принятие решений исполнительной власти в период нетрудоспособности Вильсона, хотя считается, что, скорее всего, это были первая леди и президентские советники. Ближний круг президента во главе с его женой полностью изолировал вице – президента Томаса Маршалла от хода президентской переписки, подписания бумаг и прочего, а сам Маршалл не рискнул взять на себя ответственность принять полномочия исполняющего обязанности президента, хотя некоторые политические силы призывали его сделать это.


[Закрыть]. Жаклин Кеннеди могла быть законодательницей моды, демонстрируя неизменно чувство стиля и элегантность, являясь кумиром для многих своих друзей. Леди Берд Джонсон могла посвятить себя сохранению природных ресурсов. Хиллари Клинтон смогла достичь наивысшей выборной должности среди других первых леди. Но ни одна из них не может соперничать с Элеонорой ни в силе взглядов, ни в желании всенародно высказывать их таким образом, что они, в целом, неизменно способствовали успешному президентству ее мужа. Ей нет равных и в способности, спустя три десятилетия после смерти мужа, нести (самозабвенно) знамя рузвельтовского либерализма, который нашел отклик во всем мире.

Мало что могло показаться столь же невероятным как свадебная церемония на Семьдесят шестой улице. Детство Элеоноры было трудным, несмотря на то, что она родилась в привилегированном обществе.

Ее мать, миловидная женщина традиционных взглядов, не отличавшаяся особой любовью к детям, скончалась в 1892 году, в возрасте двадцати девяти лет (Элеоноре на тот момент было восемь лет) от сочетания целого ряда болезней, не желая продолжать цепляться за жизнь. Элеонора никогда не любила свою мать, которая считала ее некрасивой и чрезмерно серьезной девочкой, а также уничижительно называла ее «Бабулей». Отсутствие любви к матери ребенок компенсировал сильной привязанностью к отцу, который с 1891 года не жил с матерью. Эллиот Рузвельт был обаятельный, безнадежный и совершенно безответственный алкоголик, который ушел в мир иной вслед за матерью в 1984–м. Элеонора и оставшийся в живых младший брат (их другой брат умер) были переданы на воспитание бабушке по материнской линии, еще одному матриарху долины реки Гудзон, имение которой располагалось на берегу реки, в Тиволи, в двадцати милях вверх по течению от Гайд – Парка. И, конечно, она была хозяйкой резиденции в Верхнем Ист – Сайде в Нью – Йорке. В такой атмосфере росла Элеонора, страдая от синдрома «гадкого утенка» по причине присутствия в доме трех младших сестер ее покойной матери – все три славились кокетством и красотой и уделяли собственному внешнему виду гораздо больше внимания, нежели образованию или невзгодам бренного мира. Два младших брата ее матушки, являясь еще одним неприятным воспоминанием о ее прошлом, страдали от алкогольной зависимости. (Пуританское отвращение к алкоголю, сетей которого не избежал и ее родной младший брат, впоследствии стало одним из препятствий на пути к дружеским отношениям с супругом, более того, хоть в этом редко возникала нужда, это мешало Элеоноре достойно принимать Уинстона Черчилля.) Последнюю каплю в чашу семейных «добродетелей» добавляла двоюродная сестра Элеоноры по отцу, ее ровесница, Элис Рузвельт, впоследствии Лонгуэрт, которая и в свои девяносто с небольшим сохраняла на удивление острый язычок и которая, по сути, относилась к Элеоноре как к маленькому унылому добродетельному существу.

В возрасте пятнадцати лет «добродетельное существо» с удовольствием променяла атмосферу этого Дома веселья на школу в Англии. Школа Алленсвуд являла собой нечто среднее между институтом благородных девиц и добротным учебным заведением, располагаясь в большом доме викторианского стиля в Уимблдоне, в семи милях к югу от центра Лондона. В ней проходили обучение примерно сорок молодых девушек двадцатилетнего возраста. Элеонора провела в школе три года, и это, как оказалось, пошло ей на пользу. Она стала явной любимицей семидесятилетней директрисы Мари Сувестр, которая, несмотря на преданность делу своей жизни – воспитанию молодых девиц высшего света разнообразной национальной принадлежности, была, в сущности, радикальным вольнодумцем, ревностным атеистом и ярой защитницей буров во время войны Великобритании против бурских республик на юге Африки. Она также являлась последователем Фредерика Гаррисона [24]24
  Фредерик Гаррисон – представитель контовского позитивизма в Англии.


[Закрыть]и английских позитивистов, равно как и приятельницей Беатрис Вебб [25]25
  Беатрис Вебб (1858–1943) – крупный английский общественный деятель, ученый, историк рабочего движения Великобритании. Вместе с мужем Сиднеем Веббом и Бернардом Шоу являлась руководителем Фабианского общества, которое положило начало Лейбористской партии Англии.


[Закрыть]. До того как получить бразды правления в Уимблдоне, она заведовала школой в Фонтенбло. В обоих заведениях Мари Сувестр занималась воспитанием множества юных леди, включая одну из тетушек Элеоноры, сестру Литтона Стрейчи, двух дочерей Джозефа Чемберлена (с которыми его сыновья, Остин и Невилл, неизменно вели переписку на протяжении всей своей продолжительной политической карьеры). Ее воспитанницей также была некая немецкая Графиня (Элеонора была с ней дружна), которая рьяно защищала кайзера в 1915 году и еще более была очарована Гитлером, по крайней мере, до 1939 года. Мадмуазель Сувестр ценила Элеонору за высокий интеллект и считала ее прекрасным примером для подражания для всей школы. Была у мадмуазель одна привычка, которая носила несколько дискриминационный характер: проходя вереницей мимо директрисы во время совершения традиционного ритуала пожелания спокойной ночи, одни воспитанницы получали поцелуй на ночь, другие – сухое рукопожатие. Элеонора всегда заключалась в самые теплые объятия. Мадмуазель Сувестр также брала ее с собой на короткие каникулы в Париж, Флоренцию и Рим. Вместе с тем школа Алленсвуд не только подарила много счастливых воспоминаний о годах обучения, но также значительно повысила самооценку Элеоноры, когда она, летом 1902 года, вернулась в США.

Несмотря на это, Элеонора была удивлена, польщена и даже смущена, когда через несколько месяцев ее жизнерадостный и утонченный дальний родственник Франклин начал оказывать ей сначала дружеские, а спустя некоторое время и романтические знаки внимания. Все началось во время поездки в поезде вдоль реки Гудзон в лето того года, когда она вернулась из школы. Чувство расцвело и окрепло той же зимой, и увенчалось тайной помолвкой следующей осенью 1903 года. Данное событие было засекречено – и оставалось таковым целый год по причине неприятия со стороны грозной Сары Рузвельт. Ее возражения, подкреплявшиеся аргументами о незрелости влюбленных, не были уж такими ad feminam [26]26
  По аналогии с ad hominem: аргумент, основанный на личности оппонента, а не на сути дискуссии, объективных фактах и логических рассуждениях.


[Закрыть]. Сара Рузвельт, даже за последующие тридцать восемь лет жизни, так и не научилась относиться к Элеоноре с должным почтением; ее отношение основывалось на ревности, вызванной необходимостью делить своего Франклина с кем бы то ни было. Похоронив супруга, Сара превратилась в маниакально – любящую мать. Следует признать, однако, что ее претензии к «молодости» супругов были не безосновательны. Элеоноре едва исполнилось девятнадцать, Франклину – всего двадцать один; он все еще учился на последнем курсе в Гарварде, не имея никаких четких представлений о том, какой род деятельности избрать своей профессией. К тому же он даже не начал обучение на юридическом факультете Колумбийского университета, которое предоставило бы ему базовую квалификацию в сфере юриспруденции. Сара бросила все свои силы на то, чтобы молодая пара забыла о своих чувствах друг к другу. В конце зимы 1904 года она отправила Франклина в пятинедельный круиз по Вест – Индии с товарищем из Гарварда, и, естественно, без Элеоноры. Не успели они вернуться, как Сара убедила Франклина связаться с приехавшим на время Джозефом Чоатом, американским послом в Лондоне при президенте Теодоре Рузвельте. Она тешила себя тщетной надеждой, что он предоставит Франклину место на дипломатическом поприще в трех тысячах милях от родины.

Она безуспешно искала помощи самого президента, который, услышав об этом возможном браке через восемь месяцев, с энтузиазмом поддержал молодых. Он благоволил к Франклину и был рад устроить судьбу Элеоноры, которую, из‑за алкоголизма ее отца и обоих дядей Холлов, могли счесть носительницей «дурной крови». Кроме прочего, Теодор Рузвельт был счастлив внести свою лепту в дело воссоединения всего семейства. Холлы также были довольны, хотя им было искренне жаль отпускать Элеонору из Тиволи, где она неизменно укрепляла неустойчивую психологическую атмосферу. В любом случае, стало очевидно, что на этом этапе намерение Франклина и Элеоноры было окончательным. Если уж Франклин решил противостоять своей матери в этом вопросе, то решение его было неоспоримым. Элеонора была беззаветно влюблена, хотя и не утратила присущей ей серьезности. Его письма были уничтожены ею, вероятно году в 1937–м, когда, перечитав их при подготовке материала для первого тома автобиографии, Элеонора посчитала их слишком болезненными для воспоминаний. Ее письма того времени сохранились и были проникнуты не только всепоглощающей любовью, но также «бабулиной» заботой (определение, данное им, близко перекликается с прозвищем детства, которое она получила за свое умение всех опекать) о его здоровье, работе, устремлениях. Ее романтические устремления не ведали границ, как видно из стихотворения Элизабет Барретт Браунинг, которое она, очевидно, продекламировала Франклину, когда тот делал ей предложение руки и сердца, и которое двумя днями позже записала для него в своем письме.

 
Не можешь поклясться в любви бесконечной! —
Молчи! О любви – ни полслова!
Не можешь мечтать средь толпы быстротечной,
О том, кто манит тебя снова;
Не можешь любить как ангел небесный,
Когда целый мир между вами;
Не можешь поверить, что он непогрешный,
Будь свят, иль безбожно лукав он;
Утратив любовь, не взываешь о смерти —
Молчи! О любви ты не знаешь! [27]27
  Перевод стихотворения A Woman’s Shortcomings Элизабет Барретт Браунинг выполнен Т. Лукьяновой.


[Закрыть]
 

Это трогательное стихотворение, несмотря на мало изящную строку, – третью снизу, было и оставалось ее философией в отношениях между мужчиной и женщиной. Она никоим образом не подразумевала возможности физического или романтического влечения. Испытывала ли она сильную страсть к Франклину, даже на пике своей любви к нему, представляется весьма сомнительным. Но то, что Франклин вел жизнь, противоречащую ее кредо, нанесло огромную эмоциональную рану, хотя не ослабило ее товарищеской поддержки его в обществе. Вероятно, именно это стало причиной уничтожения его писем через тридцать пять лет после их написания, а также подвигло ее искать утешение в нескольких очень тесных однополых связях в 1930–е и 1940–е годы.

Остается загадкой, почему Франклин в начале 1900–х годов так сильно увлекся Элеонорой. Было бы ошибочно полагать, что в свои юные годы Элеонора не обладала физической привлекательностью. Она обладала изящной фигурой и грациозными движениями. Красивые волосы были хорошо уложены, манеры – весьма изящны, что, как говорят, привлекало мужчин в возрасте, менее расположенных к плотским утехам. Элеонора была похожа на кроткую лань, тогда как глаза ее и манера говорить выдавали ум и разносторонние интересы, что вряд ли распалило бы огонь страсти в молодых мужчинах. Несмотря на такой большой недостаток как отсутствие чувства юмора, она, помимо Франклина, привлекла внимание нескольких достойных кавалеров. Однако Элеонора мечтала видеть своим спутником только Франклина, но странным представляется иное – почему Франклин, на тот момент, по замечаниям некоторых свидетелей, весьма ветреный Прекрасный принц, пожелал ее. Джозеф Лэш в своем известном исследовании их отношений, опубликованном в 1971 году [28]28
  Речь идет о книге: Joseph P. Lash Eleanor and Franklin: The Story of their Relationship, Based on Eleanor Roosevelt’s Private Papers. New York: W. W. Norton, 1971.


[Закрыть], отвечает на этот вопрос с прямотой, граничащей с наивностью: «Через материнскую заботливость», – пишет он, ссылаясь на переписку от ноября 1903 года. «Влюбляются ли Прекрасные принцы в юных бесконечно заботливых леди? Да, если под беспечным фасадом скрываются неуемные амбиции, для достижения которых необходима поддержка верного союзника, а не возлюбленной подруги».

В первые годы брака Элеонора представляла собой довольно ординарную молодую мать семейства из высшего света. С 1906 по 1916 годы она произвела на свет шестерых детей, пятеро из которых – одна девочка и четыре мальчика – выжили. Первый, Франклин Делано Рузвельт – младший, родившийся в 1909 году, прожил всего семь месяцев; вслед за ним появился Эллиот Рузвельт, а затем еще один Франклин Делано Рузвельт – младший, который появился на свет в 1914 году. В эти десять лет беременностей свекровь и тетя Элеоноры убедили ее отказаться от общественной работы, за которую она с энтузиазмом принялась после возвращения из Англии. Поскольку работа была связанна с урегулированием жилищных и других насущных проблем неимущего населения, Элеонора могла заразить свою молодую семью пролетарскими болезнями (туберкулезом). Она также была замечена в антисемитских суждениях, которые в то время активно высказывали представители общества белых англо – саксонских протестантов Нью – Йорка.

Что представляло большую важность, так это домашняя субординация, навязанная ей Сарой Рузвельт – не кузиной Салли, как сначала беззаботно называла ее Элеонора, а Мамой, полномочия которой она получила после свадьбы. Гайд – Парк целиком и полностью оставался владением Сары Рузвельт. Вплоть до своей смерти в 1941 году Сара Рузвельт неизменно восседала во главе стола с одной стороны, а Франклин – с другой, вследствие чего Элеонора чувствовала себя между небом и землей. Еще более символичным было расположение спальных комнат. Комнаты домашней прислуги находились в южной части особняка. У Франклина была наилучшая комната, на юго – западе, с живописным видом на Гудзон. У Сары была спальня такого же размера на юго – востоке, но с менее колоритным пейзажем из окна. Элеонору же поместили в комнату, напоминавшую келью, между спальнями свекрови и супруга.

Когда я впервые посетил Гайд – Парк (более сорока лет назад), «спальная» иерархия была одной из вещей, которые надолго врезались мне в память. Еще одно сильное удивление вызвал самонадеянный по своей скромности прием, которого Рузвельты удостоили короля и королеву Великобритании в июне 1939 года. Их разместили в стандартных гостевых комнатах с двумя спальнями, но подготовленных ненадлежащим образом людьми премьер – министра Канады Макензи Кинга, который в то время также находился с визитом в Гайд – Парке на Гудзоне. Расположение комнат было таковым, что пожелай король Георг пройти в ванную комнату ночью, ему пришлось бы добираться туда через спальню премьер – министра. Последующие президенты – Джонсон, Никсон и Рейган – обустроили бы для такого события более пышные покои за пределами резиденции, что, несомненно, могли сделать и Рузвельты – роскошный особняк миллионеров Вандербильтов находился в нескольких милях и на тот момент пустовал. Но Рузвельты твердо придерживались мнения, что то, что хорошо для джентри долины реки Гудзон, будет хорошо и для любой коронованной особы. И главную роль в принятии этого решения, несомненно, играла Сара, поскольку, вплоть до ее смерти двумя годами позже, бразды правления Гайд – Парком целиком и полностью сосредотачивались в ее руках. Это олицетворяет официальная фотография того визита, на которой Сара самодовольно восседает по центру, по правую руку от нее – король и Элеонора, по левую – королева и Франклин.

Элеоноре не удалось избежать контроля свекрови даже за пределами Гайд – Парка. Сначала молодожены проживали в своем собственном доме в Нью – Йорке на Тридцать шестой улице, однако, пока они наслаждались продолжительным медовым месяцем в Европе, Сара успела меблировать дом и нанять прислугу. После рождения Сары и Джеймса, двух старших детей, появились мысли о необходимости расширить жилую площадь (вероятно, благодаря веянию городской моды), и в 1908 году созрел план о строительстве нового дома по адресу Шестьдесят пятая улица, 49. Однако речь шла не об одном доме. Речь шла о двух смежных домах с общими дверями на нескольких этажах, и Сара была намерена занять второй. Семейный загородный дом на острове Кампобелло, на границе штата Мэн и провинции Нью – Брансуик (на востоке Канады), также находился под единоличным управлением Сары первые четыре года проживания молодых супругов. Ее хватка немного ослабла в 1909–м, когда Рузвельты приобрели отдельный коттедж. Соседка, из сострадания к положению Элеоноры, завещала его ей после своей смерти.

Основная проблема была втрое сложнее. Во – первых, на этом этапе Элеонора была ведомой, а Сара, определенно, – ведущей. Их отношения ясно запечатлены (как и уступчивость Элеоноры) на их общей фотографии 1904 года. Во – вторых, Франклин обладал одним качеством, которое он часто проявлял во времена своего пребывания у власти, а именно, он умел мягко игнорировать конфликтные и сложные ситуации, по поводу которых не желал высказывать свое мнение. В – третьих, Сара Рузвельт эффективно контролировала бюджет молодой семьи. Общий годовой доход молодых Рузвельтов составлял 12 500 долларов на двоих (на сегодняшний день это приблизительный равно 300 тыс. долларов). Этих денег было вполне достаточно, несмотря на то, что доход Франклина, заработанный им на должности младшего юриста (он не имел особых знаний и опыта) в солидной фирме «Картер, Ледьярд и Мильбурн» был не настолько большим, чтобы чувствовать себя достойными молодыми членами высшего общества. Но когда ему было необходимо что‑то особенное – дом или машина (Франклин приобрел машину в 1908 году), отдых в Европе, плата за обучение, – не без скрежета зубовного на помощь приходили щедрые (но не безусловные) дотации Сары Рузвельт.

В начале своей политической карьеры, сначала в качестве сенатора штата в 1910 году, а затем чиновника в Кабинете министров в 1913–м, Франклин увидел цель, а перед Элеонорой замелькала долгожданная свобода. Вашингтон был вне досягаемости Сары Рузвельт. Для нее, как и для большинства гранд – дам Нью – Йорка того времени, это был неизвестный город, построенный на южных топях, в котором упражнялись в грубых политических игрищах. Такая ситуация, безусловно, была на руку Элеоноре, которая начала расправлять крылья, несмотря на шесть сложных лет, связанных с беременностями и заботой о маленьких детях, хоть и не без помощи нянек. Франклин ринулся с головой в новые обязанности с энтузиазмом большого породистого, выросшего, но наполовину обученного щенка. У него не было возможности часто контактировать с президентом (заместители министра любой страны редко видят главу правительства), но в кругах деятелей среднего ранга Франклин стал центральной фигурой в административной и дипломатической жизни столицы, реагируя на волнительные перемены в политическом курсе после длительного пребывания у власти (шестнадцать лет) одной партии. Несмотря ни на что, он поддерживал прекрасные отношения с главой министерства Джозефусом Дэниелсом, судя еще по одной фотографии, на которой Дэниелс участвует в вечере в честь предвыборной кампании Рузвельта на пост вице – президента в 1920 году. То, что отношения были такими хорошими, являлось заслугой Дэниелса. Он не был великим человеком, но у него совершенно отсутствовала зависть.