Текст книги "Они окружали Сталина"

Автор книги: Рой Медведев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Вопрос серьезный, – с легкой усмешкой заметил Молотов и, забарабанив пальцами по зеленому сукну стола, повернулся к Калинину: – Или в Сибирь, или в наркомы… Есть предложение похлопотать перед товарищем Калининым как Председателем Президиума Верховного Совета… Как, Михаил Иванович, может, посодействуете по знакомству?

– Это называется «по блату», – Калинин, приняв шутку Молотова, невесело засмеялся. – А закон-то наш и без блата твердит, что наказанию подлежат только те родственники изменника, которые проживали совместно с ним или находились на его иждивении… Товарищ Сталин к таким родственникам, по-моему, не относится».

Далее в романе говорится, что Мехлис предлагает устроить побег Якову или «поторговаться» с Гитлером и обменять его. Но Сталин против.

– Коба, ты, по-моему, перегибаешь палку, – поддержал Мехлиса Молотов, обращаясь к Сталину. – Ведь действительно существует международная практика обмена пленными между воюющими сторонами. (Сталин, по роману Стаднюка, заявляет вначале, что переговоры с Гитлером немыслимы, но потом выражает надежду, что Яков не сам сдался в плен, и высказывает предположение, что как сыну Сталина ему в плену будет тяжелее, чем другим. Потом он говорит другое. – Р. М.)

– А ваша мысль, товарищ Мехлис, насчет обмена немецких генералов заслуживает внимания… Не торговля, а именно обмен… – Затем повернулся к Молотову, взмахнул рукой в его сторону и уточнил: – Это по твоей части, товарищ нарком иностранных дел, – Сталин продолжал то ли вопросительно, то ли утверждающе смотреть на Молотова, – обратиться к этому людоеду Гитлеру с предложением: пусть возьмет у нас своих генералов, кто ему нужен. Даже всех, сколько будет!.. Не жалко! А взамен пусть отдаст нам пока только одного человека… Эрнста Тельмана!..

Все потрясенно молчали, размышляя об услышанном. Наконец тишину нарушил Молотов. Чуть заикаясь, он сказал:

– Такая операция даже в нынешней трудной обстановке вполне под силу нашим дипломатам… Но пойдет ли на это Гитлер? Ведь освободить из тюрьмы и отдать нам Тельмана – равнозначно, что позволить взметнуть над головами революционных рабочих не только Германии, но и всей Европы боевое Красное знамя!..

– Правильно говоришь, товарищ Молотов! Поэтому-то игра и стоит свеч. – Сталин, пососав мундштук трубки, с поощрительным прищуром посмотрел на Молотова. – Если есть хоть один из тысячи шансов на успех такой операции, ее надо планировать и при первой возможности попробовать осуществить. Это была бы огромная победа в борьбе за будущее Германии, за новую Германию…»[45]45
  Стаднюк И. Война. М„1981. С. 487–490. (Имя Молотова часто встречается в романах о войне А, Чаковского и в романе В. Соколова «Вторжение».)


[Закрыть]

Вполне возможно, что Молотов с большим удовольствием читал роман Стаднюка и особенно страницы, подобные приведенным выше. Но здесь все фальшиво, начиная от ливня за окном кабинета Сталина. В действительности сын Сталина был захвачен в плен 16 июля 1941 года во время боев в Белоруссии, а не осенью в дни боев под Москвой.

К середине июля 1941 года (да и к октябрю) германская армия уже захватила в плен немало советских генералов, но немецких генералов в советском плену еще не было, и потому вопрос об обмене их на Якова Джугашвили или даже на Тельмана обсуждаться не мог. Подробности о пленении Якова Джугашвили можно узнать из документальной повести Семена Апта «Сын Сталина», опубликованной в № 4–5 журнала «Подъем» (Воронеж) за 1989 год.

Столь же фальшивы образы Сталина и Молотова и в другом романе Стаднюка – «Москва, 41-й». Молотов у Стаднюка распутывает сложнейшие международные проблемы, «как скульптор ударами молотка по резцу откалывает от мрамора ненужные осколки, медленно и упоенно освобождая из-под них свое творение». Неутомима его «ищущая мысль», «интуиция», «огромен его опыт». Не без сложностей, но он преодолевает «бескрайнее море трудностей и необъяснимостей» и т. д. и т. п.

Нередко навещал Молотова старейший писатель Сергей Иванович Малашкин. Они познакомились еще в 1918 году, когда Малашкин издал и подарил Молотову свою первую книгу стихов «Мускулы», а через несколько лет и книгу «Мятежи». Позднее он стал прозаиком, опубликовал немало романов и повестей, не оставивших, однако, заметного следа в советской литературе. На этих встречах нередко присутствовал писатель Н. И. Кочин. Среди почитателей и «приверженцев» Молотова оказался и поэт Ф. Чуев. Он весьма гордился близким знакомством с бывшим премьером, публично демонстрируя фотографии Молотова и всячески подчеркивая значение его «личности» для отечественной истории.

К своим доброжелателям Молотов мог бы причислить и албанского диктатора Энвера Ходжу. Описывая встречи с советскими лидерами в опубликованной в Тиране книге мемуаров, Ходжа с симпатией говорил только о Молотове. Он, правда, считал, что Молотов был слабой в личном и политическом отношении фигурой, но только он заслуживает якобы уважения в послесталинском руководстве.

Происходили у Молотова, конечно, и случайные встречи. Известный спортивный комментатор Николай Озеров ехал однажды по улице на своей автомашине. На обочине он увидел старика, лицо которого показалось ему знакомым. Подъехав ближе, он узнал Молотова и предложил подвезти его до дома. Прощаясь у своего дома, бывший премьер сказал: «Внуки не поверят, что меня довез до дома сам Николай Озеров».

Однажды в середине 70-х годов встретил Молотова на улице и грузинский писатель К. Буачидзе, немало лет отсидевший в тюрьмах и лагерях как «враг народа». В одной из своих неопубликованных работ Буачидзе писал:

«Это произошло примерно лет десять назад в Москве: жил я тогда у брата, и мне часто приходилось пересекать Тверской бульвар. И вот однажды вечером мне бросилось в глаза как будто где-то да еще много раз виденное мною чуть плосковатое лицо одного невысокого старика…

И на второй день я к нему присмотрелся, и на третий. Боже мой, как мне его очки знакомы, да где же я его видел? Не на фотографиях ли?

Ба, да это же сам Молотов, Вячеслав Михайлович, в юные годы носивший прекрасную музыкальную фамилию Скрябин!.. Долгие годы – и еще какие годы! – был вторым человеком в великом государстве, да еще после кого? После великого Сталина!

…И вот я, теперь уже бывший «враг народа», а следовательно, в те времена его личный «враг», хотя был он тогда для меня так далек и недосягаем, как Полярная звезда, могу сейчас пройти мимо него совсем близко и, если совесть позволит, даже не извинившись, как бы случайно, задеть его серый пиджак, на лацканах которого уже нет никаких знаков отличия, словно мы с ним равноправные из равноправных: и он избиратель, и я избиратель, но не избираемые…

А было время, когда я на коленях (в буквальном смысле – столика-то не было!) писал ему (и разве только ему?!) из мест заключения…

А не подойти ли мне к нему, не представиться ли? С малых лет привыкший почитать старших по возрасту, я очень вежливо, но не так уж робко, подошел к бывшему Председателю Совета Министров СССР, подошел как равный к равному… И когда я с ним поздоровался, по моему акценту он сразу же узнал:

– А-а, вы грузин? Что же, никогда не скрывал и сейчас не скрываю: я всегда питал слабость к грузинам.

– Это из-за Сталина, наверное.

– Пожалуй, да.

После любезных расспросов о здоровье:

– Вот вы, Вячеслав Михайлович, многие годы – да еще какие годы! – плечом к плечу работали со Сталиным, это только вы один имели право разговаривать с ним на «ты», называть его юношескими именами: то «Коба», то «Coco».Heдумаете ли вы написать о нем правдивые воспоминания? Для истории это, знаете, весьма важно,

– Ну и написал бы, но… А кто напечатает?!

«А кто напечатает?» Вячеслав Михайлович с такой грустью произнес, словно не он (со Сталиным) насадил это самое в нашей стране, в нашей жизни, а кто-то другой, скажем, человек вроде меня, то есть враг народа, пусть даже реабилитированный…»[46]46
  Буачидзе К. Такое длинное, длинное письмо Виктору Астафьеву. Рукопись. Тбилиси.


[Закрыть]

Побывал в гостях на даче у персонального пенсионера и писатель Ю. Идашкин. Он так передает подробности встречи: «Ровно в двенадцать нас пригласили в столовую, смежную с гостиной комнату. В центре ее стоял небольшой круглый стол, уже накрытый к обеду. На одной из стен – фотографические портреты Ленина, Сталина и П. С. Жемчужиной. Молотов, которому тогда было уже за восемьдесят, твердой рукой разлил по небольшим рюмкам коньяк, не обойдя и себя. „За Сталина!“ – чуть громче обычного сказал он и выпил до дна. Едва мы закусили, как Молотов снова поднял рюмку: „За Ленина!“

У Молотова не изменился не только застольный ритуал, прежними остались оценки «хозяина» и собственной роли в репрессиях и преступлениях: «Время было сложное, международная обстановка не позволяла расслабляться ни на миг. Поэтому мы не всегда могли соблюдать формальности, позволю партии и народа мы никогда не нарушали». Более оригинальными и живыми оказались, правда, отзывы о других политических деятелях: «Да какой же он политик! Обыкновенный пропагандист…» Это о Кирове. «А-а, этот уголовник.» Это о Хрущеве.[47]47
  Идашкин Ю. Знакомый по портретам. Давнее интервью о В. М. Молотовым//Литературная Россия. 1988. 22 июля.


[Закрыть]

Однако чаще всего москвичи равнодушно проходили мимо Молотова. Люди помоложе просто не узнавали его, ведь они не видели его портретов в газетах и журналах. Люди постарше потом говорили знакомым: «Знаете, я вчера встретил Молотова. Очень старый, но еще бодрый. И никто его не охраняет». Но бывало и иначе. Однажды на Пушкинской площади к Молотову подошла пожилая женщина и стала громко поносить его как преступника и убийцу. Молотов, ничего не отвечая, втянул голову в плечи и поспешил домой. В другой раз в магазине в Жуковке возникла очередь за помидорами, и Молотов тоже встал в нее. Одна из женщин тут же вышла из очереди, громко сказав, что не желает стоять вместе с палачом. Молотов молча покинул магазин. Здесь же его встречала и первая жена Солженицына Н.Решетовская. Солженицын жил тогда также в Жуковке на даче у Ростроповича. Он спросил у жены: «И ты ничего ему не сказала? А я бы подошел и спросил: „Вы Молотов? А я – Солженицын. Как вы, можете жить на свете с руками, с котрых капает кровь?“

Писатель А. Якобсон, умерший несколько лет назад в эмиграции, однажды, еще в 60-е годы, встретил Молотова с Жемчужиной в районе Арбата. Будучи слегка выпивши, Анатолий на всю улицу закричал: «Как поживает твой друг Риббентроп?!» Молотов с каменным лицом прошел мимо.

На премьере пьесы «Сталевары» во МХАТе некоторые из зрителей, увидев Молотова, стали давать ему программки для автографа. Молотов оживился. Но неожиданно одна из молодых женщин, находившихся в фойе, закричала: «Что вы делаете? Ведь это палач, он истребил сотни людей!» Вокруг Молотова всех как ветром сдуло. Он опустил голову и быстро пошел к выходу из театра. Как-то, подъехав зимой на машине к дому, Молотов осторожно направился к своему подъезду, боясь поскользнуться. Навстречу ему шагнули двое рослых мужчин. Один из них – Георгий Иванович Меньшиков, около двадцати лет проведший в заключении, талантливый инженер-строитель, остановился, узнав Молотова. «Ну что, еще ползаешь, упырь?» – спросил он.

Казалось бы, что мог ждать Молотов в свои девяносто четыре года? Но история все же еще раз зло подшутила над всеми нами, показав, насколько живучи силы догматизма и сталинизма в нашей стране.

Еще в конце 1964 года, то есть после октябрьского Пленума ЦК КПСС, Молотов подал заявление на имя Косыгина и Брежнева с просьбой восстановить его в партии. Таких заявлений от людей, «обиженных» при Хрущеве, было много, но почти все они, включая и заявление Молотова, были отклонены. Через несколько лет Молотов повторил свою просьбу? Это было в конце 60-х годов, когда в нашей печати шла подготовка к реабилитации Сталина, и имя Сталина, а иногда и Молотова можно было встретить на страницах газет и журналов. Но реабилитация Сталина не состоялась, и просьба Молотова была отклонена. Мы не знаем, сколько раз еще возобновлял он свою просьбу, но это было неоднократно. В начале 1984 года, когда Генеральным секретарем ЦК стал К. У. Черненко, Молотов в очередной раз направил в ЦК КПСС просьбу о восстановлении в партии. Это заявление было активно поддержано А. А. Громыко, влияние которого в Политбюро в 1984 году заметно возросло. Не желая разводить по этому поводу дискуссии, остальные члены Политбюро не стали возражать, и Молотов был восстановлен в партии. Об этом, однако, не было никаких сообщений в партийной печати, хотя сам факт возвращения Молотова в ряды КПСС был публично подтвержден на одной из пресс-конференций в МИДе для иностранных журналистов. В 1984–1986 годах имя Молотова, теперь уже члена партии, гораздо чаще, чем раньше, упоминалось в печати. Его образ появляется и в кино, например в вышедшем на экраны в 1985 году помпезном фильме «Победа», главными героями которого были Сталин и Брежнев.

В июле 1986 года в газете «Московские новости» (еще при прежней редакционной коллегии) появилось интервью с девяностошестилетним Молотовым. Журналистка Клара Абрамия, посетившая Молотова на его даче в Жуковке, писала:

«В кабинете, куда он нас пригласил, все стены в книжных полках. На рабочем столе „Анти-Дюринг“ и „Тихий Дон“. На открытой странице „Анти-Дюринга“ я заметила пометки карандашом. Словно прочитав мои мысли, он говорит о своем распорядке дня… Подъем – в 6.30 утра, в течение 20 минут занимается зарядкой на воздухе. После завтрака около часа гуляет в лесу, после чего читает газеты. Двухчасовой отдых, и вновь рабочий стол и книги, книги. Чтению посвящается 6 часов.

– Я в курсе всех событий, – говорит Вячеслав Молотов. – Меня воодушевляют перемены, происходящие в нашей жизни. Обидно, что возраст и здоровье не позволяют активно участвовать в них. Чем старше становтся человек, тем больше он хочет быть полезным обществу. У меня счастливая старость. Хочу дожить до ста лет»[48]48
  Абрамия К. В гостях у Молотова//Московские новости. 1986. 6 июля.


[Закрыть].

Дожить до ста лет Молотову не удалось. Всего через несколько месяцев послё приведенного нами интервью он умер. Западные газеты и журналы поместили по этому поводу немало статей. В советской печати появилось лишь краткое извещение: «Совет Министров СССР с прискорбием извещает, что 8 ноября 1986 года на 97-м году жизни после продолжительной и тяжелой болезни скончался персональный пенсионер союзного значения, член КПСС с 1906 года Молотов В. М., бывший с 1930 по 1941 год Председателем Совета Народных Комиссаров СССР, а с 1941 по 1957 год – первым заместителем Председателя Совнаркома СССР и Совета Министров СССР»[49]49
  Известия. 1986. 11 нояб.


[Закрыть].

Похороны Молотова происходили на Новодевичьем кладбище в присутствии лишь родственников и немногих друзей и почитателей, но без каких-либо корреспондентов.

Еще в 1984 году немецкий журнал «Дер Шпигель» поместил небольшую статью о сходстве судьбы Вячеслава Молотова и Рудольфа Гесса, который тоже подобрался к девяноста годам. Гесс был в 30-е годы вторым после Гитлера лицом в нацистской партии, одним из организаторов террора против антифашистов. Гесс активно участвовал в подготовке пакта Молотова – Риббентропа и в переговорах между Молотовым и Гитлером в 1940 году. На фотографии, опубликованной в журнале, Молотов и Гесс обмениваются рукопожатиями, сдержанно улыбаясь. Как известно, Гесс также хотел дожить до ста лет, но умер или покончил с собой в возрасте 93 лет. Имеется в судьбе этих людей и существенная разница. С 1941 года Гесс находился в заключении, сначала в английской тюрьме, а с 1946 года как военный преступник – в одиночной камере Берлинской тюрьмы Шпандау. Охрана его обходилась, впрочем, в десятки раз дороже, чем «содержание» Молотова на его комфортабельной даче в Жуковке. Приходится лишь сожалеть, что многие из лучших людей живут порой очень недолго, тогда как многие из худших наделены удивительным долголетием…

СУДЬБА СТАЛИНСКОГО НАРКОМА ЛАЗАРЯ КАГАНОВИЧА

В доме на Фрунзенской набережной

Старый большевик А. Е. Евстафьев, около двадцати лет проведший в тюрьмах и лагерях и вернувшийся в Москву лишь после XX съезда КПСС, должен был посетить друга, живущего на Фрунзенской набережной. По рассеянности он прошел мимо нужного ему подъезда, поднялся на лифте в другом подъезде и позвонил в квартиру на том же этаже, что и у друга. Дверь открыл очень старый человек, в нем Евстафьев узнал Лазаря Моисеевича Кагановича, в прошлом «вождя московских большевиков» или всесильного «сталинского наркома», которого он считал прямым виновником своих несчастий. От неожиданности Евстафьев не мог произнести ни слова. Но Каганович не узнал его и, сказав: «Вы, наверное, ошиблись», – закрыл дверь. Рассказывая мне об этом, Евстафьев с удовлетворением заметил: «Каганович исключал меня из партии. Но сейчас я снова член партии, а Лазарь из нее исключен». Человеку, лишенному на двадцать лет свободы и чести, казалось, что справедливость восторжествовала.

Когда-то Каганович обладал не только большой популярностью, но и огромной властью. Московский метрополитен, которым ежедневно пользуются миллионы москвичей и гостей столицы, более двадцати лет носил имя не Ленина, как сегодня, а Кагановича. Во время праздников его портреты вместе с портретами других «вождей» несли через Красную площадь, где на трибуне Мавзолея всегда стоял и он сам. Его появление в любой аудитории вызывало овации…

Но теперь мало кто узнает Кагановича. Однажды он вызвал к себе врача из местной поликлиники. Молодая женщина, беседуя с пациентом, несколько раз назвала его «гражданином Казановичем». Это вызвало у последнего вспышку раздражения. «Не Казанович, а Каганович, – сказал он и добавил: – Когда-то мою фамилию хорошо знал весь Советский Союз».

Сейчас Кагановичу больше девяноста лет. Он пережил и свою жену, и приемного сына, и всех братьев. Только его дочь Майя, которой уже за шестьдесят, почти ежедневно навещает отца, живущего в полном одиночестве.

Сапожник-революционер

Лазарь Каганович родился 22 ноября 1893 года в деревне Кабаны Киевской губернии. Его биографии сообщают: «родился в бедной семье». Роман Степанович Федченко, учившийся в 30-е годы неподалеку от родины Кагановича, в Чернобыле, уточняет, что, по рассказам стариков, глава семьи Моисей Каганович был прасолом – то есть скупал скот и гуртом отправлял его на бойни Киева. Согласно этим сведениям, семья Кагановичей жила не бедно, но юный Лазарь не пошел по стопам отца: изучив ремесло сапожника, он стал с четырнадцати лет работать на обувных фабриках и в сапожных мастерских. Лишенная многих прав, которыми пользовались в России не только русские, но и другие «инородцы», еврейская молодежь была благодатной средой для революционной агитации. Все оппозиционные партии вербовали здесь своих сторонников: бундовцы, анархисты, эсеры, меньшевики. Но молодой Каганович сделал иной выбор – он примкнул в 1911 году к большевикам. Несомненно, здесь сказалось влияние старшего брата Михаила, который вступил в партию большевиков еще в 1905 году. Он тоже был рабочим, но не сапожником, а металлистом. Большевиками стали и двое других братьев Лазаря.

Переезжая с места на место и иногда подвергаясь кратковременным арестам, Каганович по заданию партии создавал нелегальные большевистские кружки и профсоюзы кожевников и сапожников в Киеве, Мелитополе, Екатеринославе и других городах. Перед революцией он работал на обувной фабрике в Юзовке, возглавляя и здесь нелегальный союз сапожников и кожевников. В Юзовке Каганович познакомился с молодым Н.С.Хрущевым, который еще не вступил в партию большевиков, но участвовал в революционной работе. Эта связь уже не прерывалась и в более поздние годы.

Весной 1917 года Лазаря Кагановича призвали в армию. Он был направлен для военной подготовки в пехотный полк, расположенный в Саратове. Молодой солдат, имевший уже семилетний опыт нелегальной партийной работы и хорошие данные оратора и агитатора, занял заметное место в саратовской организации большевиков. От саратовского гарнизона Каганович участвовал во Всероссийской конференции большевистских военных партийных организаций. После возвращения в Саратов он был арестован, но бежал и нелегально перебрался в Гомель в прифронтовую зону. Уже через несколько недель он стал не только членом правления местного профсоюза кожевников, членом исполкома Совета, но и председателем Полесского комитета большевиков. В Гомеле Каганович встретил Октябрьскую революцию. Здесь под его руководством власть без кровопролития перешла в руки Советов. Гомель был тогда небольшим провинциальным городком. Но тут находилась узловая станция в прифронтовой зоне Западного фронта. Контролируя железные дороги Белоруссии, большевики могли препятствовать возможной переброске войск для подавления революционного Петрограда.

На разных постах

Во время революции большевики почти непрерывно переходили с одного поста на другой, часто в самых разных районах огромной России. Так было и с Кагановичем. На выборах в Учредительное собрание он прошел по большевистскому списку. В декабре 1917 года Каганович стал также делегатом III Всероссийского съезда Советов. С этими двумя мандатами он прибыл в Петроград. На съезде Советов Каганович был избран во ВЦИК РСФСР и остался работать в Петрограде. Вместе с другими членами ВЦИК весной 1918 года он перебрался в Москву. Началась гражданская война. Некоторое время Каганович работал комиссаром организационно-агитационного отдела Всероссийской коллегии по организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии – тогда такие длинные названия не были редкостью.

Но уже летом 1918 года Каганович был направлен в Нижний Новгород, где очень быстро прошел путь от агитатора губкома до председателя губкома партии и губисполкома. Во время тяжелых осенних боев 1919 года с Деникиным Каганович был командирован на Южный фронт, где участвовал в ликвидации опасных прорывов белогвардейской конницы Мамонтова и Шкуро. После того как Красная Армия заняла Воронеж, Кагановича назначили председателем Воронежского губернского ревкома и губисполкома.

Ленин, вероятно, почти ничего не слышал о Кагановиче. Не сохранилось ни одного письма или записки Владимира Ильича с упоминанием его имени. Но Сталин и Молотов уже должны были знать Кагановича, они явно выделяли его из числа местных руководителей. Осенью 1920 года Лазарь Каганович был направлен по поручению ЦК в Среднюю Азию. Здесь он стал членом Туркестанской комиссии ВЦИК и СНК, членом бюро ЦК РКП (б) по Туркестану (так называемое «Мусульманское бюро»). Одновременно Каганович был наркомом рабоче-крестьянской инспекции Туркестана, членом Реввоенсовета Туркестанского фронта и председателем Ташкентского горсовета. Он был избран также и во ВЦИК РСФСР. Все эти назначения не могли проходить мимо Сталина, который был в это время и наркомом по делам национальностей и наркомом РКИ РСФСР.

В центре партийного аппарата

Когда Сталин был избран в апреле 1922 года Генеральным секретарем ЦК РКП (б), он отозвал Кагановича из Средней Азии и поставил во главе организационно-инструкторского (впоследствии – организационно-распределительного) отдела ЦК. Это была одна из самых важных позиций в непрерывно расширявшемся аппарате ЦК. Через отдел, которым руководил Каганович, шли все основные назначения на ответственные посты в РСФСР и СССР.

Сталин был жестким и грубым шефом, требовавшим безоговорочного и полного подчинения. Каганович тоже обладал сильным и властным характером. Но он не вступал в споры со Сталиным и сразу же показал себя абсолютно лояльным работником, готовым к выполнению любого поручения. Сталин сумел оценить эту покладистость, и Каганович вскоре стал одним из наиболее доверенных людей своеобразного «теневого кабинета», или, как выражаются на Западе, «команды» Сталина, то есть того личного аппарата власти, который Сталин стал формировать внутри ЦК РКП (б) еще до смерти Ленина. Лазарь Каганович быстро обогнал в партийной карьере своего старшего брата Михаила, который в 1922 году был секретарем уездного комитета партии в небольшом городке Выксе, а затем возглавил Нижегородский губернский совнархоз. Лазарь Каганович в 1924 году был избран не только членом ЦК РКП (б), но и секретарем. Новому секретарю ЦК было тогда всего лишь тридцать лет.

Во главе Украины

В развернувшейся после смерти Ленина острой внутрипартийной борьбе Сталину было крайне важно обеспечить себе поддержку Украины – самой крупной после РСФСР союзной республики. По рекомендации Сталина именно Каганович был избран в 1925 году Генеральным секретарем ЦК КП(б)У.

Политическая обстановка на Украине тогда была крайне сложной. Гражданская война закончилась победой большевиков, но среди крестьянского населения республики были еще очень сильны пережитки петлюровского и махновского движений, то есть националистические или анархистские настроения. Большевистская партия опиралась главным образом на промышленные районы Украины, где преобладало русское население. Значительную часть кадров партия черпала и среди еврейского населения республики, которое видело в Советской власти гарантию защиты от притеснений и погромов, прокатившихся по еврейским поселкам в годы гражданской войны. Украинская культура не имела еще достаточной силы, чтобы стать серьезным препятствием для далеко зашедшей русификации. Не менее половины студентов украинских вузов составляла русская и еврейская молодежь.

В национальной политике на Украине проводились два курса: на «украинизацию», то есть поощрение украинской культуры, языка, школы, выдвижение украинцев в аппарат управления и т. д., и на борьбу с «буржуазным и мелкобуржуазным национализмом». Четко разграничить эти два курса, особенно в городах и промышленных центрах, было нелегко, и Каганович явно тяготел ко второму курсу: он был безжалостен ко всему тому, что казалось ему украинским национализмом. У него происходили частые конфликты с председателем СНК Украины В Я. Чубарем. Одним из наиболее активных оппонентов Кагановича был также член ЦК КП(б)У и нарком просвещения Украины А. Я. Шумский, который в 1926 году добился приема у Сталина и настаивал на отзыве Кагановича с Украины. Хотя Сталин и согласился с некоторыми доводами Шуйского, но одновременно поддержал Кагановича, направив специальное письмо в Политбюро ЦК Украины.

Возможно, какой-то отзвук этих разногласий присутствовал в выступлении Кагановича на Всеукраинском съезде Советов в апреле 1927 года.

«Т. Каганович читает заметку из газеты „Русь“. Под огромным заголовком „Независимость Украины“ белогвардейцы пишут, что в Харькове на съезде Советов будет обсуждаться вопрос о независимости Украины и создании национальной армии.

Весь съезд хохочет. А тов. Каганович говорит:

– Глупые сплетни. Они не знают, что независимость Украины уже провозглашена с начала Октябрьской революции…

Т. Каганович читает далее отрывок из белогвардейских газет о том, что сепаратизм развивается на Украине, что контрольная комиссия с Затонским во главе борется с сепаратизмом в партии, что к Петровскому приставили надежных чекистов. Зал трясется от смеха, когда т. Каганович говорит:

– Вы видите – 95 чекистов в президиуме окружают Петровского, а здесь, в зале – сотни делегатов – тоже надежные чекисты…»[50]50
  Комсомолець Украши (Харьков). 1927. 7 апр.


[Закрыть]

Конечно, Каганович проделал немалую работу по восстановлению и развитию промышленности Украины. Однако в политической и культурной областях его деятельность принесла гораздо больше вреда, чем пользы. Как партийный руководитель Советской Украины Каганович был фактическим руководителем и небольшой Компартии Западной Украины. Национальная обстановка и настроения среди населения западной части Украины существенно отличались от того, что имело место в ее восточной части. Но Каганович не разобрался в сложных проблемах этой компартии, которой приходилось действовать в условиях подполья на территории бывшего Польского государства. Огульно обвинив ЦК КПЗУ в национализме и даже предательстве, Каганович довёл эту партию до раскола и добился ареста некоторых ее руководителей, которые создали свой руководящий центр на территории Советской Украины. Каганович не постеснялся дискредитировать всю КПЗУ. В ноябре 1927 года, на одном из заседаний Политбюро ЦК КП(б)У он цинично заявил, что не знает, на чьей стороне в случае войны будет КПЗУ[51]51
  См.: Архив Института истории партии при ЦК КПУ. Ф. 1. Оп. 69. Ед. хр. П. С. 59–60


[Закрыть].

Уже после отъезда Кагановича в Москву Чубарь, выступая на объединенном заседании Политбюро ЦК и Президиума ЦКК КП(б)У, таким образом характеризовал обстановку, созданную Кагановичем в партийном руководстве Украины: «Взаимное доверие, взаимный контроль у нас нарушались, так что друг другу мы не могли верить… Вопросы решались за спиной Политбюро, в стороне… Эта обстановка меня угнетает»[52]52
  Там же. Ф. 1. Оп. 145а. Ед. хр. 99. С. 101–103.


[Закрыть].

Масштабы оппозиции Кагановичу на Украине возрастали. К Сталину приезжали Г. И. Петровский и В. Я. Чубарь с просьбой отозвать Кагановича с Украины. Сталин вначале сопротивлялся, обвиняя своих собеседников в антисемитизме. И все же ему пришлось в 1928 году возвратить Кагановича в Москву. Но это вовсе не свидетельствовало о недовольстве Сталина его работой. Наоборот, Каганович снова стал секретарем ЦК ВКП(б) и вскоре был также избран членом Президиума ВЦСПС. Он должен был составить противовес руководству М. П. Томского в профсоюзах.

В самом конце 1929 года был отпразднован юбилей Сталина. 21 декабря большая часть восьмистраничного номера «Правды» была посвящена его 50-летию. Ничего подобного прежде еще не бывало. То был значительный шаг к грядущему культу. Среди многих статей о Сталине (Куйбышева, Калинина и других) выделялись и были гвоздем выпуска две: статья Ворошилова «Сталин и Красная Армия» и Кагановича «Сталин и партия». Как известно, в идейных спорах у Сталина бывали в прошлом ошибки и просчеты, бывали и серьезные разногласия с Лениным, и это для очень многих не составляло секрета. Каганович в своей статье «отутюжил» биографию Сталина до идеально гладкого образа: «Самой замечательной и характерной чертой т. Сталина является именно то, что он на протяжении всей своей партийно-политической деятельности не отходил от Ленина, не колебался ни вправо, ни влево, а твердо и неуклонно проводил большевистскую выдержанную политику, начиная с глубокого подполья и кончая всем периодом после завоевания власти»[53]53
  Правда. 1929. 21 дек.


[Закрыть]. В данном случае Каганович сыграл ту роль, которую он часто и охотно брал на себя в дальнейшем: он произнес – и сделал официально установленным – то, что хотелось бы, но неудобно было произнести от первого лица самому Сталину.

В начале 1930 года Каганович стал первым секретарем Московского областного, а затем и городского комитетов партии, а также полноправным членом Политбюро ЦК ВКП(б).

Летом 1930 года перед XVI съездом партии в Москве проходили районные партийные конференции. На Бауманской конференции выступила вдова В. И. Ленина Н. К. Крупская и подвергла критике методы сталинской коллективизации, заявив, что эта коллективизация не имеет ничего общего с ленинским кооперативным планом. Крупская обвиняла ЦК партии в незнании настроений крестьянства и в отказе советоваться с народом. «Незачем валить на местные органы, – заявила Надежда Константиновна, – те ошибки, которые были допущены самим ЦК».