Текст книги "Трах-тебе-дох. Рассказ первый. Кольцо (СИ)"

Автор книги: Роузи Кукла

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Глава 16. Не кусать свой палец

– Я не хочу уезжать. Не поеду. – Твердо говорю ей.

– А, как же мать? Что она подумает?

– Не знаю? Но я не хочу. Не могу! Вот так взять и все зачеркнуть.

– Почему зачеркнуть. Ты о чем, мой цветочек? – Разволновалась она.

Красивая, сидит рядом со мной и кормит, как деточку, с ложечки. Мы дурачимся. Как проснулись, так все время дурачимся. Сначала я ее за собой, голую потянула в ванную. И пока она при мне не облегчилась, испустив из себя струйку ночной влаги, я от нее не отступала, и все время просила ее это сделать при мне. Она застеснялась, просилась отстать, отпустить и злилась, что я ее обманом затянула в пустую ванную. Но я, на нее так навалилась, что ей все, же пришлось и при мне. И при этом она от усердия, очень смешно и громко пукнула. Страшно расстроилась, но видя, что я искренно заливаюсь в веселом смехе, смягчилась, а потом успокоилась и сама засмеялась.

– Это еще цветочки! – Говорю ей, смеясь. – Я рядом присяду, и буду тужится.

– Ты, что? Это же знаешь, знаешь…?

– Да, знаю, знаю. Но, я ведь безумная. Ты, что же не замечаешь?

– Ты шутишь? Что, правда?

– А ты, будто не чувствуешь. Всю ночь сводила меня с ума, а теперь спрашиваешь?

Теперь ей объясняю, что я имела в виду. Я не хочу, не могу от нее оторваться. Вот так, взять и уехать.

– И потом, – Говорю, ей, тщательно пережевывая то, что она поднесла мне на ложечке. – Ты еще самого главного для меня не сделала.

– Чего? Какого такого главного? Это, что же, опять в туалете?

– Ой, не могу! – Смеюсь. – Да ты совсем помешалась. – Что? Тебе писать при мне понравилось? Эротично?

– Эротично, эротично! Особенно, пукать! Ну, не томи меня, цветочек! Скажи мне, чего же ты хочешь?

– Скажу. Но только ты поклянись мне, что все, о чем я тебя попрошу, ты мне сделаешь! Ну? Что? Это так ты меня любишь? А я-то думала, что ты любишь безумно. Значит ошиблась?!

– Ну, хорошо, хорошо! Я клянусь!

– Вот так то! Так оно правдивее. Так, в самом деле, тебе можно поверить, но только на первое время.

– Ну не тяни, говори, мой цветочек. Обещаю, что я все для тебя сделаю и исполню.

– Нет, потом скажу. Сначала надо подумать, как мать успокоить, ну, а потом, как остаться. Ты не против?

Вместе думаем. Потом, накидываю ее халатик, который прикрывает мои ноги до самого пола. Осторожно ступаю, что бы ни упасть, иду вниз, туда к Вере. Верка тепло и радостно встречает меня. Видно, что у них тоже состоялась свидание.

– Ну, что? Что ты мне скажешь? – Она спрашивает, а сама в глаза заглядывает. Старается понять, подтвердить свои догадки. Хотя, по ее халату на мне она уже обо всем догадалась. Объясняю, что меня пригласили остаться и что есть возможность еще на день задержаться, но надо маме отправить телеграмму или позвонить. Решаем, что я позвоню. Но куда? Верка диктует мне номер телефона в общаге. Звоню прямо от Маши. Мать попросила позвать к телефону и сказала, что я перезвоню через пять минут. Но, чтобы она не волновалась, прошу сообщить ей, что с нами все хорошо и мы у друзей. Хотим задержаться. Мать переспрашивает, чувствует что-то. Но по телефону я не могу с ней объясниться. И когда я говорю, что мы вместе с Верой, то она облегченно соглашается. Но просит больше не задерживаться и приехать на этот раз вовремя.

Опять иду к Верке и говорю, что все нормально. Договорилась. Мама нас отпускает еще на один день. И уже выхожу, а Верка за мной. Выходит за дверь и спрашивает весело улыбаясь.

– Ну, что? У тебя все, как я вижу, сложилось.

Смотрю на нее и вижу, что мой ответ для нее очень важен.

– А раз видишь, то чего спрашиваешь?

Пока поднимаюсь, я чувствую на себе ее взгляд. Ей хочется победы, убежденности в своей правоте, в нашем прежнем споре.

Машка переживала, я вижу, как она засияла, когда я сказала, что нам разрешили остаться. И пока я моюсь, под душем она все ко мне норовит, заскочить и все Цветочек, Цветочек. Приятно!

Особенно от того, что и мне с ней очень хорошо. Бр! Вспомнила и сразу же мне ее захотелось! Но сейчас мне надо реализовывать свой план. Зову ее в душ. Она входит и уже голая. Лезет ко мне, глупенькая. А какая она, прелесть. Вот, что я вам скажу. Одно дело в постели и вечером, а другое днем и при свете. А Машка выглядит, как модель, она само совершенство. И рост, и объем, и формы. Все в ней прекрасно! Неужели я у нее и все? Что-то не верится.

– Машенька! Скажи мне? Ты сможешь ради меня откусить себе палец?

– Это, что? Шутка такая?

– Нет, не шутка. – Смотрю на нее и вижу, что она так ничего и не понимает.

– Но это же, это нельзя! Никто так себе не сделает!

– Вот и я о том же. Поэтому ты, выполнишь мою просьбу! Помни, ты обещала!

– Но родненький мой и любимый цветочек! Я не могу, у меня не получится! Почему я? Постой, постой! Ты же о чем– то другом меня просишь? Ведь так!

– Ну, конечно! Причем здесь палец? Я хочу, что бы ты разрушила во мне, что мне мешает жить дальше, что мешает принять тебя в себя, так как это делаю я для тебя. Ты понимаешь, о чем я?

– Родненький, милый цветочек! Ты хочешь, что бы я, своими пальцами туда, и … Ты этого хочешь?

– Да! Сделай мне так! Ты обещала.

Она хлопает своими чудными глазками и смотрит на меня умоляюще.

Я смотрю, приблизилась, обняла и прижалась к ней.

– Пожалуйста! Я прошу тебя!

Провозились в ванной. Никак. Неудобно, и места оказалось мало. Теперь мы опять с ней в постели. Я жду. Она все никак не решится. Трогает пальцами, они упираются, и она тут же нажим ослабляет. Я все время вижу ее виноватые глаза, и они просят меня о пощаде.

– Ну, что ты?! Я жду! Ты мне обещала! Давай, ты только заведи, а я резко и раз, все и готово.

Мостимся. Ничего не получается. Нет, надо все менять. Я прошу ее встать на колени, а кисть выпрямить вверх, упереть руку в локте и ждать, когда я на нее присяду. Она от волнения вся потеет, волнуется. А я? Что со мной? У меня спокойствие олимпийское. Вот сейчас, говорю себе. Вот так, примеряюсь, приседаю. Касаюсь пальцев. Вот так. Сейчас, сейчас. Вот я сейчас.

– Ну? Ты готова? Не слышу?

И раз! С размаху сажусь ей на пальцы. Боль! Чертовская боль! Ничего себе! И не могу утерпеть, соскакиваю. Смотрю на ее скрюченные пальцы и себе между ног. Все чисто, ничего не меняется! Опять набираюсь храбрости и снова. Раз! И опять тут же соскакиваю. Ой, ой, ой! Больно!!! Валюсь на постель. Она.

– Цветочек, Цветочек мой! Я не хотела, прости!

Она не дает мне даже опомниться, и пока я лежу, раздвинув свои ноги, она припала ртом. Руки мои отвела и целует, зализывает ее, мою страдалицу. Ой! Как хорошо! Ого!

– Тебе легче, приятно? Я все залижу, зацелую мое счастье!

Теперь я откинулась и лежу, смотрю на ее лицо, которое потонуло между ног. Она трудится, но, как? Как же это у нее так хорошо получается! Боже! Нет, она меня сведет с ума! Эта прекрасная и преданная мне женщина.

– Машенька! – Прошу я. – Пощади! Ты меня съешь! О боже!

Я вижу только верхнюю часть ее лица, голову, волосы, остальное погружено в меня. Но как? Я не вижу всего, но я чувствую. Это какой-то ужас удовольствия. И я чувствую, все в себе и до мелочи. Вот она уже не всем язычком, я не чувствую этих протяжных вылизываний, а только самым кончиком.

– О боже! Еще, еще! Прошу тебя, родненькая, милая, Машенька!

Встречаюсь с ее взглядом из-под себя.

– Ты, ангел! Ты, прелесть! – Шепчу ей. – Ты волшебница!

Вижу ее радостные и открытые глаза. Вижу и все! Закрываю свои глаза, млея, от сказочного удовольствия.

– А-а-а!!! А-а-а!!! Еще, еще!

Я уже вся так отшлифована ей, так, что я уже все там у себя плохо чувствую. Но это мне только кажется, так как она отрывается на секунду и в следующее мгновение на меня обрушивается, сметая во мне все, своим необыкновенным, чудесным жалом. Как же мне сладко! Как же это прекрасно! Я бы так и жила, и спала, так бы ее никуда не отпускала.

– Ой! Ой! Остановись! Пощади!!! Машенька, Маша! Любимая! Я прошу, тебя, умоляю!!! Пожалей, сжалься надо мной! Я прошу тебя! Ты меня просто насилуешь!!!

Последнее, что помню. Ее радостные и счастливые глаза. И я изгибаюсь! Дергаюсь, дергаюсь.

– А-а-а!!!

Начиная ощущать ее мягкие, нежные поглаживания. Открываю глаза.

Она рядом, близко и расплывчато вижу ее лицо, глаз, нос, скулы.

– Это ты?

– Я!

– Это ты, во мне это сделала?

Она дышит счастливо мне в лицо, и я ощущаю горячее веяние.

– Иди ко мне! Ты сможешь? – Тихо шепчет она и смотрит своими огромными, влажными глазами.

– Сейчас, любимая. Дай отдышаться. Ты у меня все, что я накопила за всю свою жизнь, все выпила и забрала. Сил нет! Извини.

Закрываю глаза и сквозь полуобморочную дрему чувствую, как она укрывает меня.

– Машка! – Шепчу я. – Я люблю тебя! А в ответ. – И я тебя, тоже, люблю, Цветочек мой аленький!

Глава 17. Шайка бритоголовых

Просыпаюсь резко, в тревоге. Сердце колотится. Где я, а где она? Неужели мы еще вместе? О, Слава богу! Шепчу ему. Если ты есть, дай нам еще немного времени! Прошу…

– Ты уже проснулся, Цветочек?

– Какая! Какая ты красивая!

– Тебе, нравится:

– Очень!

– Я рада! Я очень старалась и хотела, что бы тебе понравилось.

– Мне нравится. Очень. Тебе идет, когда волосы так гладко зачесаны и стянуты сзади.

– Правда? А еще я очень хочу…

– Подожди, я сейчас отгадаю!

Не знаю, но мне ничего более в голову не пришло. Все мысли об этом и я ей говорю.

– Ты хочешь, что бы и там все было гладенько.

– Точно! Как ты угадала?

– Очень просто! На твое сияющее личико посмотрела, а за ним вижу только то, о чем все время думаю. И если спереди все гладко, то подумала, что и там все должно быть тоже гладеньким. Ты сама мне этой прической все подсказала. Что не так, разве?

Забрались вдвоем в ванную. Сидим напротив друг дружки. Я вся сгораю от ощущений, наготы ее прекрасного тела. А еще от того, что она меня просит все у нее сбрить там.

Я сижу, вытянула ноги, и она взгромоздилась на них, села и откинулась.

– Так хорошо? Так получится?

– А тебе удобно?

– Ничего я потерплю. Приступай, давай. Я вся уже изнемогаю и жду твоих пальчиков.

– А откуда у тебя джентльменский набор в ванной? – Спрашиваю, раскладывая станочек, помазок и безопасные бритвы.

– Ну, это… Сама понимаешь…

– Ты, что с ним живешь? Все время? Я тебя отрываю?

– Что ты, что ты! Родная. Это совсем не так о чем ты подумала.

– А что я еще могу подумать? Вот набор для мужского бритья и лежит себе на полочке в ванной. Значит, он ему принадлежит. А если так, то он здесь, либо живет все время, либо часто бывает. Так?

– Цветочек! Прошу тебя, не надо не продолжай! Ну, же! Лучше приступай, я уже выставила ее. Неужели тебе не хочется…? – Не даю ей закончить фразу и перебиваю.

– Еще как хочется!

Очень эротично прошла процедура. Еще бы! Обе так насмеялись, пока я всюду с бритвой подлезла и главное, все делала первый раз, но у меня получилось неплохо и осторожно. Обошлись без порезов.

А потом я ее целовала туда. В эту чистую, бритую кожу! А потом она, взялась за меня, и мне было так же приятно, чертовски. Она так старалась, что я рассмеялась и сказала ей, что она, как маленькая, даже язык высунула, пока брила. Но лучше бы я про язык промолчала! На этот раз все было при свете и очень, очень заманчиво. Я стояла над ней, отвела и уперлась ногой в краешек ванной, а она под моими ногами, припала ртом и такое выделывала и так, что я ели на ногах устояла!

Я попросила ее голенькой пипкой передо мной сверкать. Она ходит по кухне вокруг, и я все ее цепляю руками и припадаю к ее желанному, теплому телу. Один раз так увлеклись, что чуть было, не окатились кипяченой водой из чайника.

Завтрак остался не съеденным, зато мы наелись, напробовались наших голеньких и беззащитных пипок. Но пипка, это у меня, а у нее это цело сокровище. Сказала ей, а она смеется и спрашивает о том, что это я за сокровища там увидела. Я ее после этих слов затащила в постель, уложила и ножки раздвинула, а сама перед ее куколкой улеглась и стала рассматривать и ей о том, что видела перед своими глазами, стала рассказывать. А потом, когда она, после моего рассказа растаяла, я ее попросила с ней поиграть. И она согласилась, немедленно, ожидая.

Глава 18.Театр Юного зрителя

– Садитесь удобнее дамы и господа! – Говорю и подсовываю ей между ногами зеркало.

– Так, видишь. Что? Еще? А так? Вот так и мостись, а я его закреплю подушками.

– Внимание, вынимание!

– Подожди! Ты, что такое говоришь?

– Внимание, это что, по-твоему, плохое слово?

– Нет! Хорошее. Ты только послушай, как ты его говоришь? Я ведь так его слышу, как внимание! Словно введение!

– Ну, вы, голубушка и испорчены! Ну, вы и развратница! Настоящая актриса

– Дамы и господа вашему вниманию, простите, и выниманию, будет представлена пьеса в трех действиях в постановке нашего театра юного зрителя.

– Э – э – э! Только не юного!

– Разве? А ведь судя по отделке, по портьерам, это именно тот театр.

– Опять? Опять ты?

– Ну, да! Не мешайте, сударыня!

– Действие первое, внимание!

– Ну, этого и следовало было ожидать, а потом вынимание. А вот третье, третье, какое?

– Это интрига автора! Не мешайте, не отвлекайте. Лежи смирно, опять всю осветительную аппаратуру сбила. – Мощу снова зеркало. Устраиваю его у нее в ногах.

– Так, видно! Вот и хорошо. Внимание, занавес!

Осторожно тяну в стороны ее славные, крупные губки, обнажая чудесный вид ее лона.

– Помощники! Придерживайте занавес! Вот, так! И не надо так широко. Время еще не пришло. Какая же ты не терпеливая?!

– Итак! Вот она долгожданная сцена!

– Нет! Не сцена! Это что же получается, что если это сцена, то на ней каждый может. Так, что ли?

– Ну, а как вы хотели? Театр для того и создан, что бы публично все было, для удовольствия. И потом, гастроли видите ли. И не крутите головой. Знаем, знаем! Неужели не видно? Что они заезжали? – Она напряглась, зарделась вся.

– И потом, видим, что это были гастролеры опытные, так сказать профессионалы и с усиками.

– С какими, такими усиками. Что ты болтаешь?!!

– Ах, простите. Гастролеры были, но без усиков. Так, что ли?

– Ну, так, так! Что ты еще придумаешь? Негодница болтливая!

– Ага! Значит так! Все– таки признались! А головой мотали. Что не так, что ли?

– Ну, куда вы помощники мои. Подождите. Дайте я вас расцелую.

Нежно беру и целую ей пальчики.

– А они так прекрасно пахнут! Просто пальчики оближешь! – Теперь их беру и облизываю.

– А где же главный и роковой герой?

– Это о чем ты?

– Да все о нем. О предателе и мучителе нашего женского рода. Кстати, единственного и истинно счастливого мужчину в нашей дружеской, женской компании.

– А вот и не единственного! – Поправляет она. – Еще есть, анус!

– Ну, что за манеры, что за нетерпение такое? Доберемся и до ануса вашего, темного.

– Ну, это уже слишком! Все! Я закрываю театр!

– Ну, что ты, что? Я ведь только начала и даже еще на сцену не вышла. И потом, ты же сама, про этот ан….

Не успела закончить, она на меня навалилась. Дурачились, отбивались подушками, а потом она такая, разгоряченная, радостная ко мне притиснулась. Дышит учащенно и очень похотливо, смотрит прямо в глаза, и я ей говорю.

– Видела бы ты себя со стороны сейчас?

– А что?

– Ты когда-нибудь пьяную бабу видела?

– А что я похожа на нее?

– Хуже! – Говорю. – Ты похожа на пьяную, обезумевшую бабу, у которой на рынке кошелек стянули.

Пьесу мы все-таки доиграли. А закончили ее под такие ее восторженные выкрики, что моим артистам по нескольку раз подряд приходилось под самый занавес лазить и так глубоко, что я уже боялась, что на них и меня, сама сцена рухнет. Вот как! Правда вышли мои артисты со сцены все мокренькие, употели, играючи. А она их всех облобызала, просто вылизала и еще приглашала на гастроли. Но сказала, что сейчас сцена вся растопталась просто, развалилась, и чтобы они пришли к ней на вечерние спектакли.

Глава 19. Выяснение отношений

Едим вместе с сестрой домой. Утром пока выходила и прощалась с Машенькой, успела заметить, что Верку тоже провожают не однозначно. Я уже спускалась к ней на лестничную площадку, а ее все еще продолжала обнимать и целовать та, ее фря. По-другому я ее и не собиралась называть. Верка было смутилась, когда я поравнялась с ней на лестничной площадке, когда я увидела быстро мелькнувшую голую фигуру ее фрях, которая быстренько скрылась за дверью.

– Ну, ты даешь! – Сказала специально так громко, чтобы и та тоже слышала. – Что, она тебя все еще не затрахала? Скоро и трахаться будешь с ней прямо на лестничной площадке!

Верка загадочно улыбнулась и потянула меня вниз по лестнице.

Как только выходим, из подъезда я прижимаю, ее к стенке дома и не даю зарисоваться под окна той фря.

– Иди уже! – Грубо говорю и подталкиваю Верку вперед себя. – Хватит ей и того, что ты ей с собой позволяешь.

– А ты, что же, не позволяешь? – Быстро находится с ответом Верка.

От взаимных упреков у нас начинается с ней долгий и довольно вредный диспут. Мы уже успели за то время, пока шли на автобус, а потом ехали на заднем сидении многое, грубо и зло наговорить друг дружке. Временами мы даже молчали некоторое время, разругавшись, а потом снова сцеплялись в споре. Но в этом разговоре у нас постепенно стала вырисовываться одинаковая картина. И вот сейчас я сижу рядом с ней и очень внимательно слушаю то, что сестра мне в полголоса осторожно и с оглядкой почти шепчет, чуть ли не на ушко. И хоть в автобусе шумно, но я все равно слышу то, о чем она мне взволнованно рассказывает. А она рассказывает о том, что та фря с ней себе позволяет.

–Ты понимаешь? Я ведь сначала не придавала этому никакого значения. Ну, подумаешь, поцеловала в самую шоколадку. Увлеклась, забылась в страсти, с кем не бывает. А потом она все настойчивее ко мне и все время только об этом. Давай, да давай я тебе сделаю там. Говорит, что это очень приятно. Ты, говорит, только попробуй.

– Вот же гадина! – Живо реагирую я. – Мало ей туда, так ей еще в другую сторону надо!

– Ты только не перебивай меня, хорошо. А то я, наверное, не смогу всего тебе рассказать. А мне ведь об этом кроме как с тобой больше и поговорить то не с кем.

– Говори, говори, сестричка. – Стараясь как можно нежнее говорить ей. – Я тебя внимательно выслушаю, не стесняйся и не бойся. Я ведь не из любопытства, а сама заметила, что она на тебя как-то по-плохому, нехорошо запала. Извини.

Я ведь как первый раз ее увидела, Вера, так сразу же подумала, что ты ей для

чего– то другого нужна. Ведь она тебя старше намного, а сама вся вьется вокруг, да все Верочка, Верочка! Ты, знаешь, даже противно стало! Особенно, от того, что ты и с ней. Ты, извини! Накипело!

– Ну, ладно тебе. Она ведь, в сущности, не плохой человек. Ну и как женщина. Сама понимаешь. Раньше я с тобой о ней не хотела говорить. Ты мне тогда казалась такой праведной. Все думала, что меня не поймешь и будешь меня стыдить и морали свои читать.

– И не правда. Я тебе морали, между прочим, не читала. Осуждать? Да, осуждала. Но больше жалела. Мне казалось, что ты сбилась с пути и где-то в темных закоулках блуждаешь! И потом. Ты сама посуди. Все время у тебя эти девки, да женщины. Как мне к тебе относится?

– А так! Ты ведь теперь поняла?

– Что ты имеешь в виду?

– А я о том, что ты и сама теперь можешь судить о том, что мне нравиться. Ты почувствовала, что значит быть с женщиной?

– Тиши ты! Вон тетка, впереди нас все время ухом тянется, чтобы подслушать. Давай пока прекратим этот разговор. А то еще засыпимся.

Потом долго молчим. Каждая о своем. Смотрим в окно автобуса. Но у нас уже возник тот легенький и пока еще не очень крепкий, но мостик в наших прежних с сестрой отношениях. Обеим от этого сразу же становится легче. Я уже свободно могу смотреть ей прямо в глаза и вижу ту же ответную радость и доверие в ее взгляде. Слава богу! У нас, наконец – то, сложится и все опять восстановиться, как прежде. Думаю я. Но какой, же досталось все это дорогой ценой?

Наш разговор продолжаем уже дома. Мама оставила нам на столе покушать, а сама опять на дежурстве и просила, что бы мы сразу же ей позвонили, как только приедем и впервые оставила нам номер своего рабочего телефона. Я звоню и сначала не понимаю.

– Алле! Слушаю, котик. Что будем заказывать?

А потом слышу голос мамы.

– Это мои девочки, дай сюда трубку сейчас же!

– Алло! Алло! Кто это? Вера?

Отчиталась за нас обеих. Сказала, что были в гостях и вместе спали у нашей общей знакомой девочки. Соврала и не удержалась, наплела, что нас у той девочкой оставили ночевать ее родители. Не пустили одних. Мать не поняла. Похвалила. Что мол, видите какие хорошие родители! Эх, мамочка! Наивная ты наша! Чистая ты душа! Если бы ты могла знать и видеть? С какими мы были родителями, и чем мы с ними там занимались?

Мы с Веркой опять лежим вместе, на маминой кровати, как в нашем далеком детстве и снова ведем разговор. Только мы с ней уже не можем, так как раньше. Лежать, крепко обнявшись и чувствовать рядом с собой теплое тело родной сестры. Нам наше настоящее уже стало мешать. Вот как! Надо же?

– Вера! – Говорю ей. – А скажи? Только честно. Положа руку на сердце. Ты хотела бы все то, что с тобой происходит изменить? Все сначала начать? Ты смогла бы после всего, что было, начать все с чистого листа? И так, как у всех?

– Как? Что опять? Мальчик, девочка? За ручку и поцелуй под луной? Так, что ли?

– Ну, как то так.

– А ты?

– А я так и думаю! Я так и хочу. Я, знаешь, мудрей становлюсь с каждым разом.

– Ага! Особенно после того, как тебя баба трахала два дня и две ночи пальчиками!

– Противная ты Верка становишься и озлобленная!

– А какой мне еще быть? Ты мне и не так запоешь, когда тебя в задницу затрахают!

– Что? Это правда?

– Нет! Шучу и прикалываюсь.

– Прости! Верочка! Я ведь даже не подумала. Мне казалось, что ты мне о том, что твоя фря только намеривалась.

– Ага! Я тебе, о чем талдычу? А ты? Странная ты сестренка. Вроде бы уже взрослая, а все у тебя с романтикой связано. Ну, скажи мне на милость? Ты, что же думаешь? Что после женщин у тебя будет с мальчиком поцелуи? Обжиматься и целоваться в носик! Так, что ли?

– А почему нет? Почему не так? Что нам с ним помешает? Я даже думаю, что мне все это только на пользу пошло. И с ним мне ничто ни помешает!

– Давай, давай! Фантазируй. Ты, что же, так по-настоящему считаешь?

– Ну, да! А почему, нет?

– Ну, ты сама хоть подумай!

Для примера тебе расскажу. Была я знакома с одной мамзель хитрож…ой. Артистка была еще та. Фигурка, головка, попочка. Девочка красивая, сказка! Все тики так! Все время пока я с ней она все мне Верочка, Вера. Каждый раз после того пальчики нежно целовала. Вот, думаю, какая нежная и не тронутая девочка. Даже влюбилась! А что оказалось. Это не я ее, а она сама обосра…сь. Оказывается, она после меня сразу же к парням бегала. Я так сказать у нее вроде как для разогрева была. Со мной оттянется в поцелуях и нежностях, а потом к нему. Для закрепления удовольствия. Натрахивать то место, что я ей так зацеловывала. Голову мне полгода морочила. За это время у нее несколько партнеров сменилось. Все искала кто богаче, да кто с машиной. Перебирала их, а я у нее одна оставалась. И нашла, представляешь? Тому тоже голову заморочила. Но тот парень не промах. С ней был, а все о ней старался разузнать. Стал на нее собирать компромат. Почувствовал что-то. А может, кто подсказал?

Но однажды ее после меня, прямо от подъезда, двое парней взялись подбросить на машине. Она что думала, что она такая умница и всех вокруг за нос водит. Но, видно, не свезло. Парень тот оказался со связями и толковым. Все обо мне узнал и о тех парнях, что в это время были с ней. Вообще все расковырял. Что надо и не надо. Крутой был. Бизнесом серьезным занимался. Прежде чем на сделку пойти все о партнере узнавал, а потом только действовал. Так и о ней. Все разузнал. Его парни все простучали, все сведения собрали. Даже фото, на котором мы вместе и как занимались любовью. Он мне потом их показывал.

Та вот они ее, к нему, прямо в загородный дом доставили. Прямо от меня и к нему. А она торопилась и даже после меня не успела себя в порядок привести. Так не подмытой и ускакала. А я все еще тогда удивлялась и себе говорила. Это надо же, какая девочка серьезная. Сказала, что ей надо, ничего ее не остановило, так и меня в своей квартире бросила. Сказала, жди! Ну, жду. Вечером стук в дверь.

– Кто?

– Вы Вера Васильевна Сорокина? – Да, говорю, я.

– Соберите свои вещи и квартиру закройте. Сейчас мы к вашей знакомой едем. Нет! Вы не волнуйтесь. С вами все будет хорошо. Игорь Анатольевич с вами переговорит и мы вас к дому, прямо к общаге доставим.

Эгей думаю. Это какие-то важные люди. Все знают. Едем, помалкиваю. Приехали. Дом, охрана. Все на уровне. Я даже струхнула. Думаю, если что, все, конец. Но отслужу, может, оставят?

Игорь Анатольевич принял меня в кабинете. Угостил кофе, но я отказалась. Подумала, что они меня опоят чем-то. Ан, нет. Разговорились. Я успокоилась. Сразу все не поняла, а потом догадалась. И на чистоту. Да, мол, живу с ней уже полгода. Так, мол, и так. Ничего. Девочка больно красивая. И обязательная. Он даже удивился. Переспросил. Я ему про себя и квартиру. А он как рассмеется. Вообще мы с ним сдружились. Он мне и фотки стал показывать. И с ней и с ним и еще с другими парнями. Поняла я. Все сразу поняла. Не сдержалась и говорю. Вот же сука! А он мне, что ты, нельзя же так! Не сука она о проблядуха! Это точно!

Отдала им ключи от ее квартиры. Они сказали, что теперь они ей не скоро понадобятся. Для нее теперь нашлась работа ей по душе. Так что не волнуйтесь, Вера Васильевна и домой себе спокойненько езжайте. А о ней не волнуйтесь. Все будет и с ней хорошо. Мы вам потом фотографии ее вам пришлем, сами увидите. Доставили к самой общаге. Распрощалась. А через три месяца получила бандероль, а в ней ее фотографии.

– Что за фотографии? – Спрашиваю. – Покажешь? Она хоть живая?

– Да уж куда живее! Ее на тех фото, как говорится, да в два смычка! И еще, и все в том же духе.

– А фотки те посмотреть нельзя? – Сгорая от нетерпения, спрашиваю.

– А они знаешь? Оказались с изюминкой. Сразу как посмотрела, так те фотки засветились. Потом спрашивала, а мне сказали, это так специально сделали. Вот так то!

– Ну и что? – Говорю. – Что ты мне этой историей хотела рассказать? Что бы я на два фронта не работала? Так, что ли?

– Ну и об этом и о том, что если ты уж начала с девочками, то с мальчиками тебе может быть не комфортно, может уже вообще не понравиться. Вот, что!

– Нет! – Говорю. – Мне с ними хочется и понравиться!

– Точно?

– Точно!

– Ну, смотри, сестричка? Я пробовала. Не то! После девочки, совсем не то!

– Ну, это у тебя, а у меня будет не так!

– Не знаю, не знаю? А впрочем? Может и получиться?

– А ты будешь этому рада?

– Да! Пусть уж хоть у тебя все с ними получится!