355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ростислав Самбук » Крах черных гномов » Текст книги (страница 3)
Крах черных гномов
  • Текст добавлен: 15 сентября 2016, 01:35

Текст книги "Крах черных гномов"


Автор книги: Ростислав Самбук



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Разглагольствования Фогеля разозлили Ульмана, и он пошел к стойке, чтобы выпить рюмку шнапса. Давненько он не пил – не потому, что не было денег или не было случая, – просто сам себе запретил пить, заметив, что после лишней рюмки проговорился как-то. Правда, компания была своя, другие высказывали более рискованные мысли, но они могли это себе позволить, а он – нет, потому что принадлежал не только себе и отвечал не только за себя. Кроме того, кто-кто, а Ульман лучше кого-либо знал, что не вовремя сказанное слово приводило иногда к таким последствиям, которые и предвидеть трудно. Гестапо – серьезный противник, и то, что старый немецкий коммунист Фридрих Ульман за столько лет не попал в ловушку, объясняется не только особенным отношением к нему коварной богини Фортуны…

Но сегодня он все-таки выпьет рюмку. Лишь одну и только для того, чтобы перестало наконец трясти. Хотя Рапке и был мерзавцем, но Фридрих никак не может забыть последнего его взгляда – большие, выпуклые глаза, полные смертельного ужаса, муки и ненависти…

Неприятно, жутко до сих пор, как вспомнишь, дрожат руки. Но у него не было иного выхода – под угрозу ставилась вся организация, и кому-то надо было рассчитаться с провокатором.

Ульман выпил шнапс и, опершись на стойку, принялся разглядывать зал.

В дальнем углу, составив два столика, пьянствовала компания эсэсовцев. Они горланили на всю пивную нацистские песни. Недалеко от эсэсовцев, возле стены, сидели двое в солдатских мундирах: один все время что-то растолковывал другому, а тот, совсем еще ребенок, покачивался и, казалось, не слушал товарища. Непрерывно хлопали входные двери. Одни пили пиво прямо возле, стойки, другие занимали столики и звали Лизу.

Агенту гестапо, очевидно, надоела болтовня Фогеля, и он тоже подошел к стойке, заказал шнапса. Нехотя курил, прислушиваясь, о чем говорят железнодорожники, которые только что вошли и рассказывали хозяину последние новости.

Гестаповец стоял рядом с Ульманом, и Фридрих имел возможность хорошо рассмотреть его. Сомнений не было – шпик. Замасленная и залатанная куртка так контрастировала со свежим, чисто выбритым лицом, что Ульман не смог сдержать улыбки.

Фридрих скрутил толстую папиросу и попросил у гестаповца прикурить. Тот подал ему коробок спичек. Так и есть. Свой бы попросту – дал прикурить от сигареты. Да и руки эти никогда не знали мозолей.

Фридрих глубоко затянулся, пустил дым под потолок. Положение действительно комичное. Он прикуривает у агента, а тот и не подозревает, что оказал услугу человеку, за поимку которого получил бы большую награду.

Только несколько рабочих на узле знают, кто такой на самом деле Фридрих Ульман. Этого до конца не знает даже его сын Горст, а Горст – член нелегального коммунистического союза молодежи Германии. Бедный парень. Фридрих видит, как тяжело приходится сыну: мало, совсем мало молодежи разделяет его взгляды, Что поделаешь, с самых пеленок в юные головы вбиваются всяческие глупости…

Незаметно для самого себя Ульман вздохнул: больше всего волновало то, что у некоторых потомственных пролетариев, его товарищей и друзей, росли дети, одурманенные нацистской пропагандой. А что можно сделать, когда приходится рассчитывать каждый шаг, а у фашистов – гитлерюгенд, в школе учителя вдалбливают юношам и девушкам, что только Гитлер возродит рейх, что они обязаны быть солдатами этого рейха, мужественными и преданными, что пожертвовать жизнью для фюрера – самое большое счастье. В школах поют «Вперед, легионеры!», в кинотеатрах идут военные боевики, молодежь марширует в колоннах, вооружена ножами и кинжалами.

Каких неимоверных усилий стоило Ульману уберечь сына от всего этого безумства! Он вынужден был посылать его в школу, ведь должен же он в конце концов где-то изучать алгебру и физику, но каждый вечер беседовал с Горстом, рассказывал про Ленина и Тельмана, про настоящих коммунистов – своих друзей.

Местные наци косо смотрели на старого Фридриха, его вызывал даже ортсгруппенляйтер[2]2
  Руководитель местной нацистской организации (нем.).


[Закрыть]
и допытывался, почему Горст не член гитлерюгенда. Чтобы тот ничего не заподозрил, Фридриху пришлось юлить, быть изворотливым, прикинуться даже дурачком…

Ульман и до сих пор не знает, как это все удавалось ему долгие годы. И сын вырос, несмотря ни на что, хорошим, да и он, старик, остался вне подозрений. Может, потому, что никогда не противоречил начальству, усердно выполнял все распоряжения и всегда старался казаться простым, забитым рабочим, обыкновенным сцепщиком вагонов, который не интересуется ничем, кроме своей заработной платы, пайка, огорода возле домика, а вечерами любит посидеть в компании за кружкой пива. Вот так, как сейчас.

Распахнулись двери, и в пивную, качаясь, ввалился тот самый пьяный эсэсовец, который подпирал фонарь перед входом в бар.

– Го-го-го!.. – закричали из-за сдвинутых столиков. – Герберт вернулся. Давай сюда, старина! Иди к нам!

Эсэсовец сделал несколько неуверенных шагов к товарищам, как вдруг его внимание привлекли два солдата за столиком у стены.

– Тыловая сволочь! – погрозил солдатам кулаком. Остановился, покачался несколько секунд. Ульман был уверен, что эсэсовец упадет, но он каким-то чудом сохранил равновесие. – Т-тыловая сволочь, – повторил и тут же ударил себя в грудь, выкрикивая: – А я иду на фронт!

Один из солдат скосил на эсэсовца глаза, другой продолжал сидеть, положив голову на руки и покачиваясь.

– Хайль Гитлер! – эсэсовец вскинул руку и придвинулся к самому столику. – Вы слышали, я иду на фронт! Воевать с русскими!

В баре воцарилась тишина – запахло дебошем, все притихли выжидая.

Солдат, который покачивался, поднял голову. Ульман увидел широко сидящие глаза, ровный нос и пухлые детские губы.

– Неужели? – лицо юноши скривилось в иронической улыбке. – И на какой фронт собирается доблестный ротенфюрер?

– Мы будем бить большевиков! – заревел эсэсовец. – Мы будем бить их всюду, где только встретим!

– У ротенфюрера уже есть опыт? На каком участке фронта вы воевали? Под Москвой, Сталинградом или, может, под Варшавой?

Эсэсовец засучил рукав, помахал здоровенным кулаком:

– Вот мой опыт! Клянусь честью, эта рука не знала усталости!

– А-а… – протянул солдат, – мы воевали, так сказать… Но теперь вам придется иметь дело с другим противником. Думаю, что он тоже будет вооружен…

– Мне наплевать на то, что ты думаешь! – Ротенфюрер стукнул кулаком по столу так, что подскочили кружки. – Наша часть стояла в Италии, и мы уже встречались с врагом…

– Прекрасные места! – издевательски усмехнулся юноша. – Средиземное море, пляжи, красивые девушки и для развлечения иногда небольшая перестрелка. Говорят, схватки с врагом там прописываются врачами для общего возбуждения организма!

– Щенок!.. – задохнулся эсэсовец, поднося кулак к самому носу солдата. – Посмей только раз еще гавкнуть, и ты познакомишься вот с этим!

– Я прощаю вам этот пробел в воспитании, ротенфюрер, – засмеялся юноша, – и делаю это лишь потому, что вскоре у вас будет возможность воочию убедиться в своей ошибке. Конечно, если русские в первом же бою не подстрелят вас, как куропатку.

– Что?! – захлебнулся от злости эсэсовец. – Что ты лепечешь?

– Дай ему в рыло, Герберт! – громко посоветовал кто-то из друзей ротенфюрера. – Чтобы не вел провокационных разговоров…

Эсэсовец оперся о край стола, размахнулся. Солдат встал и внезапно толкнул ротенфюрера так, что тот потерял равновесие и, хватая руками воздух, упал на пол.

За столиками эсэсовцев поднялся шум.

– Задержать его, – заорал кто-то, – он ответит перед трибуналом!

Несколько человек метнулись к солдату. Он наклонился, вытащил из-под стола костыли, оперся на них, резким движением отодвинул стул и шагнул навстречу эсэсовцам.

– Берите, что же вы остановились! – выкрикнул насмешливо. – Думаете, я испугаюсь трибунала?

Эсэсовцы отступили. Один из них подошел к юноше, хлопнул его по плечу.

– Так бы сразу и сказал… – пробормотал. – Кто знал, что ты за птица…

Сначала Ульман ничего не понял и, только взглянув на ноги солдата, сообразил, в чем дело: юноша стоял, неестественно выставив вперед ногу, и всем стало ясно, что он опирается на протез. А над карманом мундира поблескивал Железный крест первой степени.

– Я пробыл на Восточном фронте без малого три года, – выдохнул солдат, презрительно глядя на эсэсовцев, – и плевать хотел на пижонов, которые не нюхали настоящего пороха!

– Ха, оказывается, он – свой человек! – ротенфюрер все еще пытался подняться. – Ты – настоящий парень, и давай выпьем!.. Хозяин, бутылку шнапса!

Хозяин метнулся за стойку, но солдат, тяжело опираясь на костыли, направился к выходу.

– Он не пьет шнапс, – предупредительно улыбнулся его товарищ. – Видите, ему и так тяжело ходить…

– Фриц, – остановился юноша, – я запрещаю тебе извиняться за меня!

Солдат еще раз виновато улыбнулся и поплелся за другом.

– Черт с ними, – разрядил атмосферу кто-то из эсэсовцев, – без них наша компания только выиграет!

– П-правда, – еле проговорил ротенфюрер. Он наконец поднялся и стоял, опираясь на чье-то плело. – Не всегда Железный крест о чем-то говорит. Мне приходилось расстреливать сволоту, которая имела почему-то награды и повыше.

– Мы уничтожим всех, кто сомневается в нашей победе! Хайль Гитлер! – выкрикнул здоровяк с нашивками унтершарфюрера.

– Хайль! – заорали эсэсовцы.

Перепуганные посетители пивной начали расходиться. Одним из первых выскользнул Фогель. Заметив, что гестаповец пошел за помощником диспетчера, Ульман подморгнул Мартке и вышел из бара.

Мартке догнал его в темном проулке. Фридрих шел, тяжело шаркая ногами по сырому асфальту тротуара. Поднял воротник куртки, руки засунул в карманы. Казалось, пожилой, уставший рабочий, немного подвыпивший, возвращается без особого желания домой, где его ждут сварливая жена, нетопленная комната и стакан давно остывшего кофе.

Несколько минут шли плечо к плечу, не разговаривая, углубившись каждый в свои мысли. Вдруг Ульман остановился, прислушался и, схватив Мартке за руку, потянул в сторону. Они присели за кустами – остатками живой изгороди вокруг разрушенной бомбами виллы, – Ульман прижал палец к губам. Послышались быстрые шаги, мимо прошел человек в надвинутом на лоб картузе. Рабочие узнали своего соседа по пивной.

На перекрестке агент замешкался, оглянулся, но, заслышав далекие шаги, чуть ли не побежал по улице, ведущей к центру поселка.

Ульман тихонько выругался.

– Еще раз предупреждаю, – сказал, покусывая обломанную веточку, – пока они не успокоятся, никаких встреч, Единственно, что нужно сделать, – прижался к Мартке, зашептал на ухо, – завтра поймай Панкау. Его поставили на чехословацкую линию, и на той неделе он идет в рейс. Необходимо повидать пражских товарищей. Дашь ему адрес явки и пароль. Там приготовили для нас листовки. Пусть заберет и пока что подержит у себя.

– Понятно. Больше ничего?

– Все.

Ульман выглянул из-за кустов. Закурили, несколько секунд постояли молча и разошлись по домам.

* * *

Вайганг принимал заместителя шефа местного гестапо штурмбанфюрера СС Густава Эрлера. Они прохаживались по дорожкам сада, в глубине которого стояла трехэтажная вилла.

Группенфюрер любил цветы. Клумбы подходили вплотную к асфальтовой площадке перед домом, где стояли автомобили, цветники тянулись вдоль аллей, а на открытых для солнца местах, всюду, где было хотя бы несколько метров свободной земли, росли кусты роз, огромные махровые георгины, разноцветные астры.

Осень уже коснулась листьев деревьев, но хризантемы, георгины и астры еще цвели. Вайганг останавливался возле клумб, обрывал увядшие лепестки, любовался белыми хризантемами, редкостными почти черными цветами георгинов.

– Этот цветочек, – нежно погладил сказочное переплетение снежно-белых лепестков, – я вывел еще до войны. И зовется он «Балерина». Видите, действительно напоминает пачку балерины, не так ли?

Эрлер, сравнительно молодой еще человек, лет тридцати пяти, но полный и малоподвижный, еле успевал за группенфюрером. Он бы посадил на месте этих цветов картофель или репу – все-таки какая-то польза. Но поддакивал Вайгангу и громко высказывал свое восхищение.

– Я никогда в жизни не видел таких прелестных цветов, как у вас, группенфюрер. Даже на выставках.

– На выставках вы и не могли ничего увидеть, – пренебрежительно поморщился Вайганг. – Я могу пересчитать по пальцам всех настоящих цветоводов Германии.

– И ни один из них ничего не стоит по сравнению с вами, шеф. – Эрлер хорошо знал уязвимое место группенфюрера и бил в цель без промаха.

Действительно, Вайганг принял откровенное угодничество штурмбанфюрера за чистую монету – лицо его расплылось от удовольствия. В глубине души Вайганг считал свою политическую карьеру делом второстепенным, которое, к сожалению, забирает много времени и отвлекает от любимого занятия. Если бы не это, имя Вайганга наверняка стояло бы в ряду известных ботаников. И сейчас с его теоретическими работами и практическими достижениями в цветоводстве знакома вся Европа, более того, с ним считаются и к его мыслям прислушиваются даже прославленные голландские мастера. Но все это Вайганг считал лишь прелюдией к настоящей работе, он мечтал о последовательных экспериментах на научной основе, о совсем новых видах цветов, которыми он когда-нибудь удивит мир.

В нескольких метрах от аллеи, где остановился группенфюрер, тянулся к солнцу высокий красно-черный георгин. Красный цвет еле угадывался, лепестки только чуть-чуть отливали бордовым, – и это делало цветок мрачным и тяжелым, каким-то траурным. А группенфюрер любил его, пожалуй, больше всех – слышал, что такие экземпляры встречаются только в Луврском парке.

Группенфюрер стал проверять, хорошо ли разрыхлена земля вокруг цветка. Эрлер стоял рядом, стараясь скрыть одышку. Черт, группенфюрер старше его лет на двадцать пять и так легко передвигается. Взбрело же ему тащить Эрлера в сад, к этим пошлым хризантемам! В кабинете такие удобные кресла, к тому же у Вайганга так хорошо готовят кофе…

Вайганг поднял глаза на Эрлера и заметил, как тяжело он дышит. «Много ест и не двигается, – подумал. – Скоро совсем ожиреет». Впрочем, какое ему дело до жизни штурмбанфюрера. Главное, что Эрлер справляется со своими обязанностями и никогда не осмеливается действовать через голову своего начальства. А Вайганг считал, что беспрекословное подчинение начальству является лучшим качеством подчиненных, и не очень любил, когда они проявляли собственную инициативу.

– Садитесь, Эрлер, – кивнул на скамейку, стоявшую в нескольких шагах. – Вам не жарко? Можете расстегнуть воротник.

– Благодарю, все в порядке, – попробовал сберечь достоинство Эрлер, но с удовольствием опустился на низенькую садовую скамью Подумал немного и расстегнул воротник. Черт побери, осень, а такая жара…

Вайганг вскоре присоединился к нему. Коротко подстриженный, без шляпы, в простеньком домашнем костюме, он выглядел менее импозантно, чем Эрлер, – в мундире с Железным крестом, в блестящих сапогах, и лишь привычный глаз отличил бы начальника от подчиненного. Группенфюрер сидел, свободно откинувшись на спинку скамейки и вытянув ноги. Вся же дородная фигура Эрлера выражала ожидание и готовность в любую минуту вскочить и вытянуться по стойке «смирно›х.

– Я удовлетворен теми мерами, которые вы приняли для усиления охраны подземного завода, – начал группенфюрер. – Система пропусков, многоступенчатые контрольные посты исключают проникновение кого бы то ни было на территорию объекта. Единственно уязвимое место – железная дорога. Имею в виду эшелоны с углем и цистерны для вывоза готовой продукции. Зарывшись в уголь, можно попасть на склад.

– Мы предусмотрели это, группенфюрер, – возразил Эрлер. – Эшелоны на территории складов немедленно окружаются и разгружают их под наблюдением охраны. После этого уголь по системе транспортеров подается сразу под землю.

– А железнодорожная прислуга? – прищурился Вайганг. – Меня волнуют листовки, которые появляются в рабочем поселке. Значит, там действуют коммунисты. Не исключено, что они попытаются попасть на объект.

– Предусмотрено и это, мой группенфюрер. Перед подачей эшелонов на территорию объекта мы полностью заменяем прислугу паровоза – ее место занимают наши люди. Но мы учтем ваши замечания и усилим охрану завода.

– Вы на лету схватываете мои мысли, Эрлер, – с удовольствием произнес Вайганг. – А что вы можете сказать по поводу листовок? Они появляются у вас под носом, а вы спокойно наблюдаете за вражескими акциями.

Группенфюрер говорил спокойно, казалось бы, даже равнодушно, но в его словах можно было уловить скрытую угрозу. Эрлер почувствовал ее, – лицо его покрылось капельками пота.

– Наши агенты, – поспешил заверить, – делают все возможное, чтобы напасть на след коммунистической организации в поселке. Но там, если такая организация существует, опытные конспираторы. Правда, я склонен думать, что организации нет, просто два-три человека изготовляют листовки.

– Меня поражает ваша нерадивость, – поморщился Вайганг. – Следствием ее, явилось убийство агента.

«Боже, – ужаснулся Эрлер, – он и об этом знает…»

– Я не докладывал вам, – попытался выкрутиться он, – потому что уверен: это несчастный случай. Был очень густой туман и…

– Оставьте, – Вайганг досадливо отмахнулся. – Вы прозевали своего агента и прозевали тогда, когда он начал нащупывать нити, которые вели к организации. Коммунисты раскусили его и немедленно убрали.

– К сожалению, – продолжал оправдываться штурмбанфюрер, – сообщение о смерти Рапке пришло слишком поздно, и наши люди прибыли на место происшествия, когда там не осталось никаких следов.

– Это не оправдание, – сказал Вайганг, – а лишнее обвинение против вас. Я должен отметить вашу, штурмбанфюрер, недостаточную энергию и оперативность в борьбе с врагами рейха. До сих пор я закрывал на это глаза, учитывая ваши прошлые заслуги. Но в дальнейшем не потерплю, чтобы рядом с нами действовала шайка политических преступников.

– Мы принимаем меры, мой группенфюрер. – Эрлер произнес эти слова как можно бодрее. – И я уверен, что в ближайшее время положим конец деятельности коммунистических агитаторов. Мы направили в поселок лучших сотрудников. Возглавляет группу гауптшарфюрер СС Эмиль Мауке.

– Я слышал эту фамилию. Он отличился в Польше в борьбе с партизанами?

– Так точно! Мауке – перспективный работник, и мы поручаем ему наиболее запутанные дела.

Вайганг утомленно махнул рукой.

– Меня не касается, кто там у вас будет работать. За поселок вы отвечаете персонально. Даю вам месяц срока, штурмбанфюрер. Через месяц вы либо рапортуете о ликвидации подпольщиков, либо, – снова взмахнул рукой, – сами понимаете…

– Надеюсь рапортовать раньше! – Эрлер старался держаться уверенно, хотя сердце екнуло. Знал – Вайганг не бросается словами, а перспектива фронта не привлекала штурмбанфюрера.

Вайганг лениво поднялся. Эрлер до удивления легко вытянулся перед ним.

– Не смею вас больше задерживать, – подал руку Вайганг. – У вас, наверное, много дел…

– Ни минуты свободного времени, – пожаловался штурмбанфюрер. Отступил на шаг, поднял руку в нацистском приветствии. Шел по аллее, стараясь прямо держать свое полное тело. Только за поворотом позволил себе достать платок и вытереть вспотевший лоб. Вот черт, работы, действительно, много, но он договорился с друзьями пообедать в ресторане «Гамбург».

Шофер, увидев Эрлера, завел мотор. Штурмбанфюрер удобно откинулся на заднем сиденье. Что делать? Разговор с группенфюрером напугал его, но зато в «Гамбурге» готовят чудесные котлеты…

Эрлер проглотил голодную слюну.

– В город! – приказал шоферу.

* * *

Карл Кремер отпустил такси и последний квартал прошел пешком. Издалека еще увидел высокую фигуру Рехана. Руди маячил у входа в парк, нетерпеливо поглядывая на прохожих. Карл помахал ему зажатыми в руке перчатками, указал на ресторан. Руди перебежал улицу и, не здороваясь, направился к зеркальным дверям.

– Я был лучшего мнения о вашей учтивости, герр Рехан, – усмехнулся Кремер.

Руди зло блеснул глазами, огрызнулся:

– В свое время я тоже считал вас порядочным человеком.

– Однако взаимная антипатия не должна мешать делам. Это – первая заповедь деловых людей.

Рехан ничего не ответил, с силой толкнул дверь.

Они заняли столик в углу большого зала. Ресторан был пуст, и Кремер не боялся, что их разговор кто-нибудь подслушает.

Заказывая обед, искоса поглядывал на Рехана. Тот сидел насупившись. Очевидно, поза Руди понравилась Карлу, и он, удовлетворенно причмокнув губами, заказал бутылку шампанского. Когда официант отошел, наклонился к Рехану.

– Не очень-то вы обрадовались, увидев меня, – оказал спокойно. – Я предвидел это, но, к сожалению, не мог отказать себе в удовольствии пообедать в вашем обществе.

Рехан посмотрел Карлу в глаза тяжелым взглядом, процедил сквозь зубы:

– Оставьте, Кремер! Лучше скажите, что вам нужно? Но должен предупредить: я не пошевелю и пальцем, чтобы помочь вам.

– Не нужно так категорично, Руди. Мне почему-то кажется, что мы договоримся…

Карл заметил, как дрожат пальцы Рехана. Значит, боится. Кремер догадывался, что Руди испугается. Больше того, он твердо знал, что Руди смертельно ненавидит его. И все же был спокоен. Боясь и ненавидя, Рехан будет цепляться за него, ибо слишком ценит свою жизнь и благополучие, чтобы поставить их под угрозу.

«Да, генерал Роговцев прав, Рехан у нас в руках. Он сам попался в сети. Слава богу, что тогда, два года назад, все получилось именно так, хотя мне и пришлось пережить несколько минут, от которых седеют», – подумал Кирилюк.

Части Советской Армии подходили тогда к Львову. Кирилюк узнал, что в особняке губернатора состоится совещание генералитета, и решил попытать счастья – авось да удастся кое-что выведать.

…Петро поднялся по широкой лестнице большого губернаторского особняка на второй этаж, где находилась гостиная фрау Ирмы. Он уже стал «чиновником по особым поручениям» при супруге губернатора. За последнее время он выполнил несколько деликатных ее просьб и стал пользоваться безграничным доверием у губернаторской четы, завоевав положение одного из ближайших друзей их дома.

Фрау Ирма, увидев его, искренне обрадовалась.

– Милый Карл, сам бог послал вас! – воскликнула она. – Сегодня я просто не смогла бы без вас обойтись!

– Приказывайте, я в полном вашем распоряжении. – Петро почтительно склонил голову.

– К нам приедут высокие гости. Прибудет сам командующий и несколько генералов. Вы должны помочь мне встретить их как следует.

– Как всегда, рад выполнить ваше поручение. Хотя… в последнее время вера в наших генералов у меня несколько пошатнулась.

– Не говорите так, – возразила фрау Ирма, – мне рассказывали о наших укреплениях – они такие мощные, что русским одолеть их не удастся.

– Мы слышали это уже не раз, – не сдавался Петро. – Складывается впечатление, что наши генералы разучились воевать.

– Нет, нет! Вы не правы! – встревожилась губернаторша. – Я верю в гений нашего командующего! Вот увидите, он скоро восстановит положение на фронте.

– Мне понравился этот город и покидать его не хотелось бы. – Петро произнес это вполне искренно. Он на самом деле привык к Львову, полюбил его. – Смею надеяться, вы меня предупредите заранее, если?…

– От вас, милый друг, у нас секретов нет.

Петро был рад оказаться помощником фрау Ирмы – это позволяло ему присутствовать на вечере. Во время ужина у генералов, конечно, развяжутся языки.

Спускаясь по лестнице, Петро встретил адъютанта губернатора Рудольфа Рехана.

– Здравствуйте, Руди! – подмигнул ему. – У вас такой вид, словно зубы ноют.

– Стою на краю финансовой пропасти, – признался адъютант. – А тут понадобилась некая сумма…

– Финансовая пропасть – самая глубокая пропасть, – посочувствовал Петро. – В нее можно падать всю жизнь. У меня с собой двести марок. Хватит?…

– Вполне! Большое спасибо! Но я вам и так должен.

Карл Кремер от имени своей фирмы охотно ссужал адъютанта губернатора деньгами, вовсе не рассчитывая, что тот их вернет. Долговязый, рыжий и угловатый оберштурмфюрер СС был по уши влюблен в какую-то девицу, живущую в Дрездене, и тратил на нее значительные суммы. Петро знал от Руди, что они решили обвенчаться, когда Рехан приобретет приличный дом в каком-нибудь небольшом городке и получит адвокатскую практику. На пути к их счастью непоколебимо стоял старик Рехан. Он поклялся: пока жив, не давать сыну ни пфеннига, а умирать он пока не собирается.

– Вы не хотите приобрести что-либо для своей девушки? – спросил Петро, отметив про себя ту радость, с которой Рехан прячет полученные деньги.

– Если разрешите, потом, господин Кремер. Очень, очень вам благодарен, но сейчас…

– Можете не делать таинственного лица – я в курсе всего. Я имею от фрау Ирмы столько поручений в связи с этим, что помоги бог поспеть. До встречи вечером. – Петро кивнул Рехану.

Гости собрались перед ужином в кабинете, двери которого выходили в гостиную. У плотно прикрытых дверей стоял коренастый, мрачного вида лейтенант – командующий, надо полагать, проводил секретное совещание. По гостиной, позевывая, прохаживался Руди и с опаской поглядывал на лейтенанта. Петро видел, что адъютант побаивается этого угрюмого офицера.

– Этот – из личной охраны самого… – многозначительно шепнул Рехан, подойдя к Петру.

– Кого? – сделав вид, что ничего не понимает, спросил Петро.

– Самого командующего! – поднял значительно палец Руди.

– А-а… Что-то вроде этого фрау Ирма говорила… Значит, происходит нечто важное…

– Секретное совещание генералитета!.. – гордясь своей осведомленностью, ответил Рехан. – Подступиться к городу русским ни за что на удастся. Позиции укреплены так, что попытка штурма любыми силами обречена на провал… Живая сила противника будет здесь перемолота, и мы перейдем в контрнаступление. Красных отбросим до самого Днепра…

Руди явно передавал то, что слышал от кого-то из высокопоставленных гостей. Впрочем, и без него было ясно, что за дверью кабинета обсуждаются какие-то весьма важные дела. Надо, надо узнать, какие именно? Стараясь не обратить на себя внимания лейтенанта, Петро отошел в угол гостиной и сел так, чтобы видеть двери кабинета. Рехан опустился в кресло напротив.

– Вы, Руди, меня успокоили. – Петро решил вытянуть хотя бы из Рехана все, что тот знал. – Вы вполне уверены, что большевикам не удастся прорвать наш фронт?

– Конечно, нет! Ни за что! – подтвердил адъютант. – Город защищен системой таких укреплений, что атаковать их в лоб равносильно самоубийству.

Итак, фрау Ирма и Рехан информированы из одного источника. Что же конкретно известно Руди?

Петро вынул портсигар, угостил Рехана сигаретой и продолжил разговор. Но Руди ничего определенного не говорил. Петро вскоре убедился, что ничего существенного тот не знает. Ему надоели пустые разглагольствования Рехана, и он с откровенной радостью поднялся навстречу вошедшей в зал фрау Ирме.

Супруга губернатора была в темном, плотно облегавшем ее полную фигуру, шелковом платье. Опираясь на руку Петра, она прошла вдоль сервированного к ужину стола.

– Ну, вот, мой друг, кажется, все в порядке! Не хватает, к сожалению, устриц, а генерал, говорят, их любит.

– Генерал знает, что он не во Франции, мадам, – весело ответил Петро, – генерал должен нам простить…

– Надеюсь… Но мне не хочется, чтобы мой дом оказался не на высоте в глазах командующего.

– Вы могли бы принять и самого фюрера! – воскликнул Петро. – Я не знаю, кто сейчас способен в Германии приготовить ужин с таким вкусом!

– О-о, льстец! – погрозила пальцем фрау Ирма. – Мне так хотелось…

Петро так и не узнал, что хотелось супруге губернатора: двери кабинета в этот момент широко раскрылись, и фрау Ирма поплыла навстречу гостям.

Вайганг стал знакомить жену с генералами. Говоря хозяйка приличествующие случаю комплименты, гости направились к столу. В кабинете задержался небольшого роста генерал с колючими глазами. Он что-то говорил кряжистому оберсту,[3]3
  Полковник (нем.)


[Закрыть]
который складывал карты и бумаги в большую кожаную папку, почтительно склоняя голову в такт словам генерала.

«Командующий», – решил Петро, безуспешно стараясь уловить, что тот говорит. Оберст тщательно застегнул папку и вышел вслед за генералом. Петро не мог отвести глаза от большой коричневой папки. Как много таилось в ней, сколько тысяч и тысяч человеческих жизней зависело от спрятанных в ней бумаг!..

Супруга губернатора нежно улыбнулась генералу.

– Мне хочется верить, что вы скучать у нас не будете, – почти пропела она.

– О гостеприимстве вашего дома я слышал немало, – наклонил седую коротко подстриженную голову командующий, – так же как и об очаровательной хозяйке этого дома…

Фрау Ирма представила ему Петра. Генерал небрежно кивнул, подал хозяйке руку и повел ее к столу. Губернатор подозвал к себе оберста.

– Командующий остается ночевать у нас. Охрану можно разместить на первом этаже.

Петро весь обратился в слух.

– Документы положим в мой личный сейф, – предложил Вайганг.

Они вдвоем вернулись в кабинет. Губернатор открыл массивную стальную дверцу сейфа, и оберст бережно положил туда папку. Петро заметил, что Вайганг, закрыв дверцу и повернув замок, быстро провел рукой под сейфом. Положив ключи в карман, губернатор вместе с оберстом присоединились к сидевшим за столом.

Место Петра оказалось между Руди и оберстом.

Рехан их познакомил. Оберет, как уже догадывался Петро, был адъютантом командующего. Он оказался на редкость неразговорчивым человеком и вытянуть из него что-либо, кроме коротких «да», «нет» или «благодарю», оказалось невозможным. Общий разговор за столом шел неинтересный. Создавалось впечатление, что генералы твердо условились военных тем не касаться. Как только оказалось удобным, Кирилюк поднялся из-за стола.

Кирилюк отошел в угол, закурил сигарету и стал незаметно поглядывать на дверь кабинета. Он не мог не думать о коричневой кожаной папке, лежащей за массивными дверцами стального сейфа. Да и как иначе: важнейшая тайна в нескольких шагах от него! Но эти шаги могут стать последними в его жизни. Взвешивал: есть ли шансы на успех? Вздохнул, притушил окурок и вышел в туалет. Надо во что бы то ни стало сфотографировать документы. Конечно, выкрасть папку проще, но тогда гитлеровцы перегруппируют свои силы и документы потеряют всякое значение. Нет, сделать все необходимо так, чтобы никто не заподозрил, что бумаг коснулась чужая рука.

Когда ужин закончился, Петро попрощался с фрау Ирмой и, спустившись в вестибюль, незаметно прошел в узкую дверь, которая вела к черному ходу. Он превосходно знал расположение комнат в особняке: как-никак стал своим человеком в доме! Поднялся по крутой винтовой лестнице на третий этаж, где размещалась прислуга, и небольшим коридорчиком пробежал в библиотеку. Притаился в темном углу за большим шкафом.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю