Текст книги "Мерило истины"
Автор книги: Роман Злотников
Соавторы: Антон Корнилов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 5
Группка новобранцев возбужденно перетаптывалась в туалете. Центром группки был Женя Сомик, ближе всех к нему стояли Шапкин и Петухов.
– …никто не заметил, а я заметил! – договаривал Сомик. – Помните, когда нас с вокзала вели в часть, на трассе мочилово было? Так вот, тот бугай со стволом, как только Гуманоид на него глянул, сразу завис. А потом бежать ломанулся, будто за ним черти гнались. Вот и Мансур так же…
– Я заметил! Да-да, точно – это Гуманоид ему приказал… мысленно! – заявил Петухов. – Я сразу подумал: ох, непростой это парень! Гуманоид, в смысле… Колдун он.
Сомик недовольно глянул на него.
– Это ты, Петух, сейчас говоришь, что заметил, – сказал он. – А когда я в карантине разговор об этом завел, ты ржал, как конь!
– Я тогда сомневался, – не моргнул глазом Петухов, – а теперь не сомневаюсь. У нас в деревне тоже один такой был – Петька Рыжий. Кому он зла пожелает, с тем по-любому несчастье случится. Я раз у него девку отбил, а на следующий вечер иду мимо его дома – и тут мне по башке откуда-то кирпичом – на! Вот как…
– Чудеса! – саркастически высказался очкастый Шапкин.
– А я видел, у Гуманоида глаза в темноте светятся, – сообщил кто-то.
– Да ни хрена они не светятся, – засомневался Шапкин, но был тут же осажен Петуховым:
– Колдунов по глазам и узнают, между прочим. В темноте они светятся, да. А если днем в них заглянуть, смерть свою увидишь.
– Это как же ты ее увидишь?.. – поинтересовался Шапкин.
– Да чего тут, – сказал тот, кто завел тему о глазах. – Гуманоид – колдун. Сразу было понятно. Карельский колдун.
– Почему именно карельский?
– Потому что они самые сильные. Знать надо.
– Его Васей зовут, – сказал Шапкин, видно, взявший на себя роль скептика. – А фамилия Иванов. Что тут карельского?
– А отчество – Морисович. Самое, кстати, карельское отчество…
– А куда его, Гуманоида, после обеда дернули? Сказали, в наряд…
– А мне кажется, не в наряд, – глубокомысленно изрек Женя, мысли которого потекли по привычному «сериальному» руслу. – Мне кажется, им наши спецслужбы заинтересовались. Теперь его в особое подразделение переведут, где такие же… с уникальными способностями служат – в подразделение по борьбе с паранормальным противником.
– А есть такое подразделение? – раскрыл рот Петухов.
– А ты чё думаешь, нет? В каждой стране, при органах государственной безопасности обязательно должно быть… Паранормальные явления имеются? Факт. Значит, есть люди, которые могут, ну, заставить эти явления работать на пользу своего государства. И на вред – всем другим государствам. Ты чего?! Столько фильмов об этом снято. Вот хоть «Секретные материалы». Помните третий сезон, шестнадцатую серию? Вот!
– То фильмы… – снова влез Шапкин.
– А дыма без огня не бывает!
Рядовой Шапкин, вероятно, хотел опровергнуть и этот довод, но тут в туалет вошел Саня Гусь, следом за Гусем – Мазур. Если утром после ночной драки эти парни (равно как и остальные старослужащие) выглядели немного растерянно, будто в свете нового дня и последних событий сомневались, как именно повести себя дальше, то сейчас оба дедушки смотрелись вполне уверенно и бодро.
Увидев Гуся, Шапкин непроизвольно схватился за свои уши – вероятно, у него выработался такой условный рефлекс. Остальные новобранцы выжидающе притихли. А Женя Сомик, втянув голову в пухлые плечи, быстро-быстро забегал глазами вокруг, словно в поисках возможных путей отступления.
– Что у нас тут за толковище? – весело ухмыльнулся Гусь. – Базарите, пацаны, за то, как дедушек обломали, а?
– Не… – протянул Петухов, отступив и отдавив кому-то ноги. – Чего базарить-то? Разобрались же, все нормально, все по понятиям…
– Ни у кого никаких претензий, – быстро добавил Шапкин, боязливо следя за движениями рядового Гусева.
– Ну, у вас, может быть, и нет, – сказал Гусь, – а у нас остались. Разобрались-то не со всеми… Не со всеми, говорю, разборки закончились! О-о!.. – выцепив взглядом в группе новобранцев Женю Сомика, широко улыбнулся он, точно только сейчас его заметил. – Кого я вижу! Привет, сучонок… Братва! – обратился Саня снова ко всем. – Я вас что-то не понимаю. Вроде бы вы нормальными пацанами нам показались…
Он взял паузу, в течение которой послышались несколько голосов, спешащих подтвердить, что они пацаны действительно нормальные и никакие другие.
– А если нормальные, почему тогда с падлой общаетесь, а? – поставил вопрос ребром Гусев. – Неясно, что ли, что это за тухлый тип? Ты, стукачилло! – гавкнул он на Сомика, вокруг которого моментально образовалось пустое пространство. – Ты, сука, вообще поляны не сечешь? У тебя в башке отложилось, что ты натворил?!
– Я ничего не натворил! – взвизгнул Сомик и, сразу начав задыхаться от режущего грудь волнения, принялся объяснять: – Я пацанам уже все рассказал, как было! Я не стучал! Я не стучал! Я… когда все началось, выбежал из казармы… Потому что в туалет захотел.
– Дальняк у нас не на дворе, как в твоей сраной деревне, – пискляво заметил Мазур, отодвинувшись к двери – надо думать, чтобы пресечь возможные попытки Жени снова улизнуть. – А в помещении. Что, к цивилизации до сих пор не привык?
– Я… знаю, что в помещении. Просто… в туалете кто-то был… И я… Ну, не пошел туда.
– И кто там, интересно, был? – спросил Мазур.
– Мансур, – ответил за Сомика Саня Гусь. – Кроме него, больше некому. Если этот сучонок не врет, конечно…
– Я не вру! И я не это… не сучонок. Да, Мансур там был! И я… я…
– Забоялся он, – басом сказал Петухов, – понятно же… И прыснул на улицу.
– А ты бы не испугался? – тоненько огрызнулся Женя. – И кто бы из вас не испугался? Он вон какой!
– Хорош тянуть! – рявкнул опять рядовой Гусев. – Давай закругляй скорее свою историю!
– Выбежал я на улицу, – послушно затараторил Сомик. – А прямо мне навстречу старший лейтенант Бородин. Я спрятаться хотел, даже пригнулся, да он меня уже увидел. Как схватил за руку! «Ты чего тут ныкаешься?» – говорит. А я молчу! Вот честное слово – я молчал, ничего не говорил ему! – натолкнувшись на ключевой момент в своем повествовании, Женя даже, кажется, осмелел. По крайней мере, он расправил плечи, и щеки его, до того синевато-белые, как разбавленное молоко, зарозовели. – Вот клянусь, чем угодно… сердцем матери клянусь – я ему ничего не говорил! Он сам меня потащил в казарму. Тащил и говорил: «Сейчас разберемся…» Ну, а дальше вы знаете… Почему же я получаюсь стукач? Я ведь не доносил? Не доносил. Так… само собой получилось.
Мазур вопросительно глянул на Гуся. Тот неопределенно хмыкнул.
– Не, так-то выходит, Женек не стукач, – несмело высказался кто-то невидимый из-за спины такого же, как и он, новобранца.
– Может, не стукач, так ссыкло, – презрительно скривился Гусь. – Небольшая разница… Как же ты это, родной? – придвинулся он к Сомику поближе. – Твой братан-земляк… Александр Вениаминович Каверин – во как прыгает! Высоко, жаль не прицельно. А Двуха вообще боец-камикадзе, один попер против всех. А ты – лох сопливый и ссыкло… Как и дружок твой – Гуманоид!
Рядовой Гусев замолчал, утирая губы.
– Что бельма вытаращили? – усмехнулся он удивленным глазам новобранцев. – Скажете, не так, что ли? Гуманоид… Корчил из себя невесть кого… Чтоб его психом считали и не лезли к нему, а на деле оказалось… – Гусь презрительно скривился.
– Он же… – робко провякал кто-то, – самого Мансура угомонил…
– Ко-ого-о?! – растянул слово в показушном великом изумлении Саня. – Что-о сделал?! Да вы вообще, балбесы, не догоняете. Эх, вы, духовенство… Мансур просто вовремя просек, что палево. И связываться не стал на тот момент. Себе дороже – лишний раз шакалам подставляться. На другое время Мансур разговорчик отложил. А этот Гуманоид ваш ранним утречком, вместо умывания, побежал, крыса, особисту жалиться. Я сам видел! И не я один. Ведь не к командованию побежал, а к особисту! Сообразительный какой, сука… Поплакался там нашему контрразведчику, тот его, видать, и пообещал пока что упрятать в дальний наряд. Вы не в курсе разве, что Гуманоида в наряд отправили? А? То-то… Считаете, так вот просто ни с того ни с сего? Да вас, духариков, в такие наряды, если хотите знать, и не положено посылать – сопливые еще, не шарите. Для него, для Гуманоида крысиного, исключение сделали. Чтоб бедняжке рыло не начистили за его базары за гнилые. Ну, ничего… Вот вернется он, никуда не денется – тогда Мансур с ним квитанется.
Сокрушительное объяснение Гуся обескуражило новобранцев, только еще недавно упивавшихся фантастическими версиями по поводу исключительности рядового Василия Морисовича Иванова.
– А главное, пацаны, знаете, в чем? – не дав им опомниться, Саня снова соскользнул на доверительный тон: – Вы еще тут многого не понимаете… Короче, особисты – это такие падлы, они за просто так, «за спасибо», ничего никогда никому не делают. У них же работа такая: вынюхивать и пресекать… шпионскую деятельность, диверсионную… ну и прочее разное: бороться с коррупцией, оргпреступностью, незаконным оборотом оружия… и все такое. А как он будет пресекать и бороться в одиночку? У него же не по десятку глаз и ушей. Вот и получается, что особистам секретные осведомители просто необходимы. А как их вербовать? Добровольно хрен кто пойдет. Значит, надо подлавливать людей, когда им чего-нибудь сильно надо, и в обмен на услуги… на защиту, например, подсовывать им документик: «Я обязуюсь предоставлять сведения…» – и так далее. Поняли теперь?
– По… поняли… – за всех ответил обалдевший от такого поворота Шапкин.
– Так что – когда Гуманоид ваш вернется из своего наряда, поосторожнее с ним, – добил Гусь. – Мало ли… А если честно, с такими, как он, вообще общаться не надо. Во-первых, западло. А во-вторых, из соображений, так сказать, личной безопасности. Все понятно? Вопросы есть? Ну, если нет, значит: кру-угом! Сдриснули, короче, все отсюда по-быстрому!
Группка новобранцев пришла в движение и, приглушенно гудя, направилась к выходу, от которого своевременно посторонился Мазур. Посторонился-то он посторонился, но, высмотрев Сомика в веренице тянущихся мимо себя, схватил его за плечо:
– А вас я попрошу остаться…
– Зачем? – выдохнул Женя, беспомощно шаря взглядом по отворачиваемым от него лицам парней своего призыва. – Чего вам еще надо?
– Стоять, сказал…
Когда все новобранцы, кроме Сомика, покинули курилку, Мазур плотно закрыл дверь. И оттолкнул от себя Женю к Сане Гусю. Тот ловко поймал его на короткий удар снизу поддых. Сомик согнулся пополам, и тогда Гусь, держа его за шиворот, с оттяжкой влупил несколько ударов по почкам. И отпустил. Мелко перебирая ногами, ничего не соображая от резкой боли внизу спины, Сомик попытался убежать… сам не зная и не видя, куда. Мазур поставил ему подножку, и Женя упал.
Женю Сомика били первый раз в жизни. И самым страшным показалась ему не боль от ударов, а собственная тошнотворная беззащитность перед чужой злой волей. Корчась на полу, он не смел не то что подняться, даже открыть зажмуренные глаза, с ужасом ожидая продолжения избиения.
Гусь присел над ним на корточках.
– Ну что, вошь саратовская? Не хотел, как все, пахать за дедушек? Значит, будем в три раза больше тебя напрягать.
– А то землячество здесь свое устанавливать решили! – присовокупил Мазур.
– Я же… ничего… – пропыхтел Сомик, не разжмуриваясь. – Не надо больше!
– Накосячил, так отвечай! И эти свои сказки, про то как «я в туалет выбежал, он сам меня увидел…» – другим можешь рассказывать. Нам не надо. Мы умные.
Гусь распрямился и ударил Женю ногой в живот.
– Снова доносить побежишь? – спросил он.
– Нет! Нет!.. – истово зашептал Сомик.
Саня ухмыльнулся. Сознание собственной власти переполняло его сейчас как никогда. И тут кое-что еще пришло ему в голову. И он даже не колебался.
– Вставай! – приказал он, еще раз пихнув Сомика. – Поднимай его! – сказал, повернувшись к Мазуру. – Давай его вон туда… к окну.
Вдвоем они подняли и перетащили Женю к единственному окну курилки, замазанному белой краской, посадили на отопительную батарею. Сомик не сопротивлялся; щурясь, точно у него болели глаза, он затравленно смотрел на своих мучителей – и слезы текли из его глаз, текли сами собой – Женя вроде бы и не замечал, что плачет. Гусь воровато оглянулся на дверь. Потом достал свой телефон и отдал его Мазуру:
– Когда дам сигнал, будешь снимать, понял? Рожу его снимай, больше ничего в кадр не бери. И не говори ничего, когда съемка пойдет, понял? Чтоб голоса твоего не слышно было.
– А чего это? – прищурился детина. – Зачем?
– Затем. Хочешь, чтобы он опять накапал шакалам?
– Не.
– Ну так заткнись и делай, что говорят…
Одной рукой взяв Сомика за подбородок, другую запустил под бушлат и принялся расстегивать штаны.
– Братан, ты чего?! – угадал, наконец, Мазур идею товарища. – Попалимся – кабздец будет! Ты чего?! Такое дело…
«Правда, что-то меня малеха занесло. Глазов, если узнает… как бы до греха не дошло», – вдруг подумал рядовой Саня Гусев, а вслух сказал, успокаивая и себя и собеседника:
– Не бзди раньше времени. Как попалимся-то? Этот лошара, что ли, сдаст? Чтоб все на него, красивого, полюбоваться могли? Такие вещи не пропаливаются, братан…
Мазур заткнулся, поднял телефон. Сомик, до которого тоже дошло, что происходит что-то уж совсем жуткое, неназываемое, вдруг задергался, попытался встать… Мазур успокоил его чувствительным тычком колена под ребра.
– Не дрыгайся, хуже будет! – дополнительно пообещал он.
И Сомик застыл в тупой оторопи, замороженный иррациональным страхом перед этим «хуже».
Гусь расстегнул штаны, шепнул Мазуру:
– Снимай! – и сунул то, что достал из своих штанов, Жене в заплаканное лицо. Сомик стиснул зубы и замычал, отворачиваясь.
Гусь свободной рукой влепил ему затрещину, потом другую. Сомик мотал головой, мыча закрытым ртом. Попозировав еще немного, Саня подмигнул Мазуру. Тот выключил камеру на телефоне и неуверенно гоготнул:
– Завафлили пацана!
– Опустили, не зафавлили, – деловито поправил его рядовой Гусев, застегиваясь. – Не путай понятия… Дай сюда мобилу.
Положив телефон в карман, Саня толкнул ногой обмякшего на батарее Сомика:
– Как самочувствие? Теперь попробуй только вякни что – я сразу этот клипешник по рукам пущу. А там, глядишь, он и в Интернете появится. Ославишься на весь мир, сучонок…
Женя молчал, то ли не веря, что все кончилось, то ли не до конца осознав, что с ним произошло. Его мелко потряхивало.
– Пошли, братан, – хлопнул Гусь по плечу Мазура. – Все, один готов… А не хрена было залупаться…
* * *
Игорь Двуха в каптерку зашел сам, своими ногами. А как ему было не зайти, если преградивший ему в казарменном коридоре дорогу младший сержант Кинжагалиев проговорил, заранее уже презрительно щурясь:
– Разговор есть. Пошли побазарим. Если не боишься, конечно.
Двуха пожал плечами, пробормотал:
– Кого бояться-то, тебя, что ли?.. – и пошел следом за сержантом.
У дверей каптерки Кинжагалиев остановился, пропуская Двуху первым. В каптерке Игоря ждали двое: младший сержант Бурыба, развалившийся на крытом старыми бушлатами топчане, и еще один парень, стоявший рядом – из той троицы, что ассистировала Гусю и Мазуру прошлой ночью. Парня этого называли Кисой, должно быть, из-за того, что толстые губы его вечно были растянуты в полуулыбку-полуухмылку, в которой проглядывало что-то кошачье. Настоящее же его имя было Серега.
В каптерке плавала пропитанная пылью полутьма, топчан не был виден с порога – он располагался в укромной нише между двумя металлическими стеллажами, на полках которых плотными стопками лежали комплекты обмундирования. Двуха, войдя и не приметив никого, довольно смело прошел несколько шагов и остановился только тогда, когда за ним хлопнула, закрывшись, дверь. Младший сержант Кинжагалиев запер ее на два оборота ключа. После этого Бурыба и Серега явили себя новобранцу.
Нельзя сказать, чтобы Игорь очень испугался. По опыту своей прошлой, богатой драками и разборками жизни он знал: сразу бить не будут. Да и будут ли вообще бить – еще вопрос. Предъявить парням ему, по сути, нечего. На этот счет у Двухи были примерно следующие соображения:
«Ну, поставил себя сразу перед местными не лохом, а пацаном, который ни перед кем гнуться не собирается. Ночью за это спросили – ответил, заднюю не включил. А что ремень схватил, так их же больше было. И ремень-то не с себя снял, а у нападавшего отобрал. Что, спрашивается, им мне предъявлять? Нечего!»
– Привет, – лениво проговорил Бурыба.
– Здорово, парни, – откликнулся Двуха спокойно и даже несколько развязно, тем самым стремясь показать, что текущей ситуацией нисколько не напуган, потому что правила этой игры ему прекрасно известны. Правда, на всякий случай, он отступил чуть в сторону, прислонившись спиной к стеллажу, чтобы держать в поле зрения и Бурыбу с Кисой, и находящегося позади Кинжагалиева. – Зачем звали, о чем базар?
– А пацан-то нормальный, – с сочувствием в голосе проговорил Кинжагалиев, – реально, самый нормальный из этих четверых.
– Да я это сразу понял, – подтвердил и Бурыба. – Пацан нормальный, только скорешился не с теми, с кем надо.
– Ну, а куда ему деваться-то было? – подал голос и Киса. – Земляки, святое дело…
– Земляки тоже разные бывают, – качнул головой сержант Бурыба. – Их же не выбирают.
– Короче, – перешел от обмена мнениями к делу Кинжагалиев. – Игорян тебя зовут, да? Меня – Ермен.
– Приятно, – сказал Двуха, хотя приятно ему вовсе не было. Наоборот, он насторожился. Спрашивая его имя и называясь сам, младший сержант не протянул ему руку, следовательно, в мирном исходе дела уверен не был. Хотя, с другой стороны, Кинжагалиев дал понять, что беспредела тоже не предвидится. Здесь тоже чтут старинное правило: «пожавши руку – не бьют».
– Ты кто по жизни? – спросил Киса.
Двуха долго не думал:
– Босяк.
– Поясни.
– Чего пояснять? Живу по понятиям. На районе меня знают. Имею авторитет.
– Во, – сделал акцент на последней фразе Бурыба. – Авторитет, значит, имеешь. Авторитет – штука такая, сам собой не появляется, правильно? Его заработать надо. За слова свои отвечать, за поступки отвечать, косяков не допускать, правильно?
– Правильно, – согласился Игорь.
– Ты, Игорян, на пацанов наших, которые тебя ночью прессануть пытались, не обижайся, – произнес Кинжагалиев. – Ты пойми: мы тебя не знаем, ты нас не знаешь. Ты в новый коллектив попал, здесь твои былые заслуги ничего не стоят. Здесьавторитета у тебя нет. Понимаешь?
– Понимаю, – снова согласился Двуха, но уже с меньшей охотой.
– А если понимаешь, смотри дальше: мы служим уже седьмой месяц, друг промежду друга уже давно разобрались, кто есть кто. А ты что делаешь? Безо всякой оглядки на авторитет прешь напролом. Прикинь такую ситуацию: на район к вам заезжает паренек, чужой, незнакомый, заходит в… Где вы обычно зависаете?
– В «Бегемоте», – с легким вздохом припомнил Игорь. – Барчик такой нормальный. Там хозяином наш местный пацан, ну… взрослый, конечно…
– Вот и прикинь. Заходит паренек в «Бегемот» этот самый, пинком стулья с дороги опрокидывает, бармену плюху по морде за то, что пиво теплое… ноги на стол и сидит себе… в сторону столика, за которым ты с пацанами отдыхаешь, поплевывает. К нему подходят сначала… Кто там у вас основной?
– Кирюха Маленький, Саша Чпок… – пробормотал Двуха, кажется, уже понимая, к чему ведет свою речь младший сержант.
– Подходят Кирюха с Сашей и говорят: «Откуда это, мы интересуемся, ты такой взялся, родной»? А он в ответ: «С такого-то района…» А они: «И это тебе право дает здесь краковяк устраивать»? А паренек глаза по пять копеек делает и говорит: «А с чего шухер-то? У нас на районе так принято, все так себя ведут, такие у нас правила. А на ваши порядки мне глубоко похрену…» И что, ты думаешь, Кирюха с Сашей ему ответят на это? А?
– Да понял я тебя, – хмуро проговорил Двуха. – Понял, чего тут…
– Нет, ты скажи, что ответят?
– Ничего не ответят. Ноги выдернут и в жопу вставят другими концами. Только ты меня с этим чувачком придуманным не равняй. По-твоему получается, я такой же отмороженный, что ли? Я…
– Да погоди, – усмехнулся Кинжагалиев. – Я, конечно, малость преувеличил, но суть-то от этого не меняется. Здесь не гражданка, Игорян, здесь… посложнее жизнь. И, значит, правила поведения построже. Они, эти правила, годами складывались. Для чего? Чтобы тех, кто пока не шарит, от косяков уберечь. Чтобы этим парням потом служить полегче было. Мне, тебе, им вон… Всем. Сам знаешь, когда живешь по понятиям, всегда все проще и понятней. А когда на правила болт кладется, начинается беспредел и грызня. А ты со своими дружками именно болт положил. Явились сынки и начали свои порядки, сука, устанавливать! А если остальные духи то же самое начнут? Если каждый будет по-своему воротить? Вы же не сечете в армейке пока что ничего! Вам не гавкать и огрызаться надо, а учиться! У нас, у старых. Для вашей же пользы все это делается! Понял?
Игорь молчал, лихорадочно соображая, как выстроить линию защиты, чтобы опровергнуть совершенно справедливые – как он для себя понимал – доводы младшего сержанта.
– Дальняк драить им не пожелалось! – уже не доброжелательно, а с ощутимой злинкой высказался Киса. – А ты что хотел, год отслужить и ни разу швабру в руки не взять? Тебя же завтра-послезавтра по-любому на хозяйственные работы определят, а ты и понятия не имеешь, как здесь пахать принято. Это тебе не у мамки пыль с этажерок смахивать… Гусь для чего тебя с земляками напряг? Для своего удовольствия, что ли? Запомни: чем быстрее ты в армейскую жизнь втянешься, тем для тебя же и лучше. Да, поначалу хреново. Так и везде сперва тяжело, в любом деле… И я, и мы все – тоже по духанке пахали за троих и не считали, что это, мол, западло. А ты, выходит, выше всех нас себя ставишь?
– Ну, хватит! – прервал словоизлияния Сереги Кисы младший сержант Бурыба. – Чего, в натуре, прения развели, как в Думе? Игорян вроде не дурак, он уже въехал во все. Да, Игорян? Ты ж не дурак?
– Ну… да, – сказал Двуха. – Не дурак, в смысле…
– Вот и я о том же. Теперь суть: мы свой авторитет заслужили, а ты, тем, что его не признаешь, нас опустил. При всех опустил. Не в уровень себя повел. Что делали бы твои… Маленький и Чпок, если б их опустить при всех попытались? А?
Тут уже Игорю все стало окончательно ясно: оправдываться было бессмысленно. Тем не менее, он попытался:
– Да не… – забормотал Двуха. – Это все… справедливо… Только Гусь ваш… Он бы сразу все объяснил, мы бы тогда…
– Каждому лично объяснять – объяснялка сломается, – высказался Кинжагалиев.
– Считаешь, ты прав? – встрял и Киса.
– Не… Неправ я.
– Короче, братан, – вздохнул Бурыба, – не обессудь. Мы тебя поправитьдолжны за твой косяк. Это уж… Мы, может, и сами не хотим, но надо. В другой части тебя за такое бы с дерьмом смешали, каждый день огребал бы и летал по расположению, как сраный веник, потом опять огребал и опять летал.
– А кое-где и опустили бы, – заметил Киса.
– А что? – пожал плечами младший сержант Кинжагалиев. – Легко. И не по беспределу, а заслуженно. Скажи спасибо, что у нас здесь порядки другие.
– На первый раз сильно метелить не будем, – деловито проговорил Киса. – И не при всех, а тут… в уголочке. Но, если ты и после этого не угомонишься… Смотри. Тогда пощады не будет.
– Да угомонится он, – заверил Бурыба. – Пацан вроде с соображением. Ну, чего, Игорян? Мы друг друга поняли? Возражений нет?
– Нет… – прошептал Двуха.
Возражения у него, конечно, были. Но как поспоришь со всем только что изложенным? Против «понятий» не пойдешь, только на «понятиях» и строится жизнь, как дом на фундаменте – это Игорь Двуха знал давно и твердо.
– На старт, внимание, марш! – усмехнулся Бурыба.
Он шагнул к Двухе. Тот инстинктивно отпрянул, качнув стеллаж, вскинул кулаки к лицу, чуть согнулся, защищая локтями живот…
– Руки опусти! – строго прикрикнул Кинжагалиев. – По швам! Смирно!
Игорь повиновался. Бурыба тотчас врезал ему поддых, а когда Двуха согнулся, добавил ребром ладони сверху по шее. Игорь упал на колени. Младший сержант Кинжагалиев тут же уложил его на пол могучим ударом кулака по затылку. Немедленно подскочил и Киса, заработал ногами… Несколько минут в тесной каптерке были слышны только сопение и тяжкие, глухие удары – будто отбивали деревянным молотком толстый кусок мяса. Наконец, особо сильный пинок вышиб из Двухи короткий надрывный стон.
– Хорош! – остановил экзекуцию Кинжагалиев. – Встать!
С некоторым трудом Двуха поднялся на ноги. Качнулся, побледнев, но Бурыба поддержал его.
– Свободен, – ухмыльнулся Киса.
Кинжагалиев отпер дверь. Пошатываясь, Игорь выбрался из каптерки. Трое, не закрывая дверь, наблюдали за ним. Пройдя пару шагов, Игорь остановился, привалился к стене, закашлялся. Его вырвало.
– Во! – обрадовался Киса. – Первое задание! Посмотрим, как усвоил урок. Рядовой Анохин! Слушай мою команду: рожаешь ведро, тряпку и убираешь все это дело. Как понял?
– Слушаюсь… – тихо хрипнул Двуха.
– Да не менжуйся ты! – хлопнул его по плечу Кинжагалиев. – Нормальный ты парень, я ж говорю. Как закончишь, покурим с тобой, за жизнь побазарим…
* * *
К Командору гость нагрянул только к вечеру. Старший лейтенант Бородин, войдя в палату, огляделся и присел к Командору на койку. Тот, некрепко спавший, от движения кровати проснулся.
– Как здоровье, боец? – осведомился Бородуля.
– Нормально, товарищ старший лейтенант, – ответил рядовой Каверин настороженно.
У лейтенанта Бородина постоянно было такое выражение лица, точно он вот-вот захихикает. В части он имел репутацию человека тихого, себе на уме, на которого полагаться не стоит, но с другой стороны и опасаться его не нужно; командование его замечало редко и, следовательно, по службе почти не напрягало. С большей частью личного состава у Бородули давно установились отношения нейтралитета. Лейтенант не создавал им проблемы, и солдаты старались отвечать ему тем же. Впрочем, некоторых, по его мнению достойных, Бородин выделял особо. И отношения с такими достойными у него были другие, товарно-денежные. А что? С одной стороны жизнь у солдатиков-срочников в части скучная, с другой – зарплата у лейтенантов маленькая… В части № 62229 отлично было известно, что старший лейтенант Бородулин в рядах вооруженных сил надолго не задержится: дослужит первый контракт после военного вуза (куда его по какой-то неведомой причине занесло), отдаст тем самым долг Отечеству, предоставившему ему возможность бесплатного обучения, – и до свидания. Служил Бородуля, что называется, для галочки. Зато на гражданке ушлый старлей уже отыскал себе неплохое местечко: устроился системным администратором в правительство города, на каковой должности и трудился; пока, правда, на половину ставки.
– Я слышал, Глазов к тебе уже забегал? – проговорил Бородуля. – И как? О чем говорили-то?
– Да так… – неохотно сказал Командор. – О том, о сем…
– Обещал во всем разобраться, наверное? – предположил лейтенант. – И уговаривал никуда не сообщать?
– Типа того, – помедлив, ответил рядовой Каверин. – А вам-то что?
– Ну, ты не хами, рядовой, не хами! – чуть сдвинул белесые брови Бородулин, изобразив строгость на худощавом бледном лице. – Тебе еще служить тут и служить, а мне проблемы во взводе не нужны. А у тебя, я вижу, проблемы создавать очень хорошо получается.
– Это я проблемы создаю? – приподнялся на койке Командор. – Это, может быть, я все начал? Если у вас дедовщина буйным цветом цветет, я виноват?!
– Не хами, говорю! – уже прикрикнул Бородуля. – Замолчи и послушай. Ко мне тут парни подходили… пояснили, в чем причина конфликта вашего. Они, конечно, жестковато с тобой обошлись, но и ты их пойми… Реальная армия – она не совсем такая, как ее по телевизору и в газетах хотят представить. Есть определенная система, на которой все держится. Будешь из системы этой выбиваться – дорого тебе это обойдется… – проговорив это, лейтенант как-то особенно остро взглянул на рядового. – А вольешься в систему, она тебе через неделю уже не дикой покажется, а вполне нормальной и естественной. Пойми, люди всегда стремятся сделать свою жизнь полегче и поудобнее – в этом, кстати, и заключается суть прогресса. Но служба-то все равно штука тяжелая, и, как ни крути, такой она и останется, хочешь ты этого или нет. Так и получается, что некоторые служащие большую часть тягот на другие плечи перекладывают, жизнь себе тем самым облегчая. Только штука в том, что те, кто полгода пашут за себя и за дедушек, в свое время тоже дедушками станут. И отдохнут. Разве не справедливо?
– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросил Командор, подозрительно глядя на Бородулю.
– Затем, что ребята на тебя зло затаили, как я понял, – сообщил старший лейтенант. – Ну, сам понимаешь, почему… О том, кто твой отец, уже вся часть знает. И о том, что ты штабным на лапу дал, чтоб земляков своих при себе держать, тоже всем известно… А парни здесь из семей попроще. Из тех семей, где высокопоставленных чиновников, а в особенности, отпрысков их, у которых с рождения есть все, чего другим и не снилось… не очень любят. Ты думаешь, удержатся они от желания на тебе отыграться? Один раз у них уже получилось, теперь… – лейтенант покрутил узкой головкой, – теперь только держись. Раз подставился, есть большая опасность мальчиком для битья остаться…
– А вот майор говорил… – начал было Командор, но Бородин перебил его:
– Да знаю я, что Глазов тебе говорил, – отмахнулся лейтенант. – У него обязанность такая – преступность в рядах вооруженных сил предупреждать. Я тебе о другом толкую: парни могут не сдержаться. Просто не сдержаться, улавливаешь? Психология, понимаешь, классовая ненависть. Глазов за тобой хвостиком ходить не будет круглые сутки. И я тоже. У меня, знаешь ли, зарплата не такая, чтобы я свое личное время стал тратить…
– А-а-а… – догадался, наконец, Командор. – Понятно… Так с этого бы и начали, товарищ лейтенант.
– Молодец, рядовой, – похвалил его Бородулин. – Догадливый…
Дальше все было просто. Рядовой Александр Вениаминович Каверин к явлению типа «хорошая оплата гарантирует особое отношение» привык давно, так что диалог продолжился уже в чисто деловом направлении…
Покинув санчасть, Бородулин вернулся в казарму и вызвал к себе рядового Гусева.
– Третью часть получишь, – объявил лейтенант Гусю, – попозже. Когда мажорику бабки на карточку переведут. И чтоб больше, смотри у меня, Каверина никто пальцем не трогал.
– А если борзеть будет? – поинтересовался очень довольный новостью о предстоящей прибыли Саня. – Меня ж пацаны не поймут. А со всеми делиться – тоже не вариант.
– Не будет он борзеть, – сказал Бородуля. – Воспитательная работа проведена. Да и парень он неглупый. Взрослый. Все, свободен… Да! И еще… Вы его, конечно, и дальше крутить будете…
