Текст книги "Игра законом"

Автор книги: Роман Симоненков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

«Я вам докажу, что я привыкать не собираюсь, – надрывным басом голосил Андрей, – и вам, и им, всем докажу».

Усмирять его никто не собирался. Тарелка с недоваренным пшеном полетела в дверное окошко. Едва не задев баландёра, давно отвыкшего от таких выходов гнева, посудина смачно звякнула о железо. Камеры с бывшими сотрудниками такие эмоции выплёскивали крайне редко. Шкавцева увели для принятия усмирительных процедур, лучше всего для этого подходил «стакан». Ближе к вечеру Андрея вернули на несколько минут за вещами. Он молча перекидал предметы первой необходимости в пакет и, не оглядываясь, вышел из камеры, где запел песню про гордых варягов, которые не сдаются на милость врагам.

Почти сдержав обещание, через три дня, к закату рабочей недели, адвокат пожаловал своим посещением Сергиев Посад. Стратегия защиты почему-то изменилась. Предлагалось подписать сотрудничество со следствием. Ввиду отсутствия отягощающих обстоятельств, при наличии множества смягчающих, это позволит, по его мнению, рассматривать статью по нижнему пределу, предусмотренному законом. Однако статьи за похищение людей и вымогательство в особо крупных размерах наказывали суровее, чем за иное убийство человека. Шесть лет тюрьмы для многих людей становились билетом в один конец. Мобильный телефон Зацепина, по словам адвоката, молчал. Глеб знал, что все, причастные к этому делу, уже давно перестраховались, нашли себе алиби, приплатили за места в больницах или санаториях. Одним словом, залегли на дно, покуда не утихнет «шухер». Зарождавшиеся временами злость и желание честно всё рассказать следователю приходилось душить в зародыше, так как его необдуманные показания лишь добавят в дело уточнение – «группой лиц по предварительному сговору». Было ощущение раздвоенности. Жига имел право сомневаться, но проверить и предпринять ничего не мог и почему-то не хотел.

– Ты знаешь, что ты делаешь? – скорее для виду спросил у адвоката Глеб.

– Что делаю, я знаю, а что получится, одному Богу известно, – глаза говорящего указали на потолок.

– А ты в Бога веришь? – удивился Корчагин.

– И в нашем деле тоже без веры нельзя… с детства бабушка старалась привить мне любовь к Богу, – признался защитник прав и свобод граждан.

– А привила страх…

Бывший детектив увидел истинные причины и мотивы набожности собеседника. Не составило бы труда точно описать ход его мыслей и по другим жизненным вопросам, но Глеб решил не пользоваться открывшимися ему способностями для таких целей.

– Представь, дорогой защитник, что ты поменялся с Богом ролями, – начал описывать возникший в голове образ Корчагин. – Трудно, конечно, но ты постарайся. Теперь ты не адвокат, а могучий повелитель миров. А тот Бог, которому ты поклонялся, спустился на землю и стал обычным человеком. Ты станешь восхвалять его, любить так же, как сейчас, и просить его внимания? Никогда. А куда всё пропало? Сущность и личность Бога осталась неизменной, а куда тогда пропала любовь?.. Никуда. Её и не было. Был страх. Ты сейчас уважаешь Бога, потому что он сильнее тебя.

Адвокат явно не ожидал услышать такие слова от обвиняемого в похищении людей. Он ничего не ответил, потому что сказанное пока не закрепилось внутри и не всосалось в кровь.

– А ты в Бога веришь, Глеб?..

– Уже нет, я в него не верю, я его знаю, он внутри меня! – Немного подумав, Корчагин сказал, – я согласен сотрудничать, сообщи следователю и готовь досудебное соглашение. И ещё, окажи одну услугу, пожалуйста. Очень важно для меня. Это по делам душевным.

В руках адвоката оказался запечатанный конверт и клочок бумаги с адресом получателя. Юрист согласно кивнул головой.

Вернувшись в место постоянного пребывания, Жига сразу увидел, что койка Шкафа уже была занята. Вновь прибывший сокамерник лежал, отвернувшись к стене, и почти целиком накрылся одеялом.

– К нам майора бывшего приладили, – почему-то шёпотом сказал Жура, – странный какой-то дедок, молчаливый. Только и удалось, что два слова вытащить, кем служил и за что заслужил.

– И за что пострадал? Взяточник, как и вы? – поинтересовался Корчагин с некоторой долей иронии.

– Говорит о том, что смотрел в адскую коробку в не предусмотренном для этого месте и в неположенное время, – вмешался в разговор Сеня, – говорим же тебе, что чудной товарищ.

Любопытство заставило сконцентрироваться на укрытом под одеялом чудаке. Чувствовалось приятное, тёплое покалывание между пальцами рук. Исходившее от человека силовое поле показалось знакомым. Внезапно поток по каналу информации прекратился. Попытки заново установить невидимую связь результата не дали. Глеб упёрся в невидимую защитную стену, усиливал давление, пробовал обойти стену с разных сторон, но лишь чувствовал, как теряет силы и терпение. Неподвижно лёжа на койке, за несколько минут он умудрился потратить больше половины своего энергетического потенциала, и сам провалился в бессознательную дрёму.

– Жига, просыпайся, что щемишь как сурок, пропустишь всё, – радостно кричал обычно сонный по утрам Сеня.

– Вы, что тут, все по очереди с ума сходить будете?.. Какого хрена ни свет ни заря вскочили?..

– На чудо позреть хотели, а чудо оказалось чудное, а диво оказалось дивное, – каким-то экранно-сказочным голосом протяжно выдавал Саша Журавкин.

Удивление бывших оперативников даже на язычок улитки не могло сравниться с настоящим дивом, явленным Глебу. За столом, ловко подбрасывая в воздух три яблока, сидел и улыбался Стоян! Хотя нет, этого быть не могло! Пепельные волосы перекатывались густой волной, падая на светлую льняную рубаху. Благородный лоб, на котором можно было заметить неглубокие следы морщин, пересекавших одна другую и, вероятно, обозначавшихся гораздо чётче в минуты душевного беспокойства. Взгляд его – непродолжительный, проницательный, но лёгкий, оставлял впечатление равнодушного спокойствия. Широкое, скуластое лицо было довольно приятно, и цвет кожи был свежий, не изоляторный.

– Стоянов Семён, чтоб тебя родимец и трясца побили! – обращаясь к Глебу и для чего-то поменяв местами фамилию с именем, произнёс чудак, – вот и свиделись снова.

Теперь уже пришёл черёд Журы и Сени забрести в лианы недоумения. Они как-то по-глупому переглянулись. Показалось, что на голове обоих волоски стали выплясывать чечётку.

Взмах руками, и яблоки на столе стали напоминать трясущееся желе.

– А вот так вам, как нравится, чтоб вас язвило, пятнало, стреляло, – дурачился седобородый.

– Жига погляди, он опять яблоки куда-то спрятал, – восторженно прикрикнул Саша.

Корчагину стало понятно, каким образом старому знакомому удалось возбудить искреннее восхищение сокамерников. Он подошёл к Журавкину, взял его за вспотевшую от напряжения руку, и чужую ладонь заставил дотронуться до невидимого яблочного желе на столе.

– Скажи, ты чувствуешь потерянное яблоко? – с возрастающей уверенностью спросил Глеб.

– Чувствую… Вы из одного цирка, ребята? Как это получается?..

Бывший детектив понял, что находящиеся на другом уровне вибрации предметы люди не видят, но ощущать могут. Он посмотрел на Стояна и за пробежавшими между бровей тонкими иголочками получил информационное сообщение без слов: «Уровни вибраций могут быть различны, если бы я повысил её силу, увеличил мерность, то никто не смог бы ощутить предмет».

Принимать потоки смысловых образов было не трудно, но вот отправлять детектив пока не решился. Ведь надо послать именно нужную мысль, а не салат оливье из догадок, чувств и эмоций. Это в астральном теле всё просто, там работают свои органы восприятия и чувств, а когда перед тобой стихия плотных материй, запутаться ой как возможно.

– Ты как сюда попал? – откусывая проявившееся яблоко, словами спросил Жига.

– Вечером проник в M-Видео, включил телевизор и сам позвонил в полицию, чтоб тебя притка ударила в родимчик, – спокойно ответил бородач.

– Так это ты телевизор адской коробкой вчера называл! – догадался Семён Клевцов, – ну, ты отец даёшь, брависсимо.

Корчагин не без труда переключил сознание из одного тела в другое и обратно. Сейчас он опять мог действовать в обоих телах, поэтому постарался спросить, не произнося слов. Ум пока ещё требовал подтверждения «волшебных» способностей сущности. Сформулировав вопрос в мысленном поле, посмотрел в глаза Стояну и оформил инфопосылку. «Хватит обезьянничать, офицеры СИЗО знают, что ты в этой камере? В каком ведомстве ты служил?»

– На этот раз я реально обвиняемый, – не открывая рта, отвечал Семёнов. – Чтобы оказаться с тобой в одной камере, пришлось немного скорректировать действия товарищей в погонах. Небольшое влияние без вреда здоровью. А на службе у людей я так давно, что даже страшно говорить. Среди больших руководителей в Москве есть наши люди, Глеб, они и подтвердили, что я раньше был майором ГРУ.

Информация передавалась в мире утвердившегося изначального света, и границы между физическим и тонким телами постепенно стирались. Корчагину было очень комфортно, несмотря на то, что он пока не понимал, к каким «своим» причислен без его же ведома. Канал, по которому следовали потоки, был кристально чист и открыт только им двоим. Когда-то в детстве многие мечтали иметь возможность разговаривать с товарищами, братом или сестрой словами, понятными только им. По этой причине стихийно в недалёком прошлом рождались языки у заключённых, моряков, портных и священнослужителей.

Астральный Глеб имел свои органы чувств, некоторые из которых лишь отдалённо напоминали привычные для его сознания. Он ясно видел новым глазом, ясно слышал внутренними ушами, умел использовать голос мыслей, а чувство, похожее на интуицию, рисовало картины грядущих нескольких минут. Самым необычно сложным оказалось привыкнуть к множеству запахов, водопадом обрушившихся на него в один момент. Запахи имели не только сами люди, единожды побывавшие в этой камере, пахли их мысли, чувства и переживания. В этом бескрайнем потоке информации Жига смог уловить запах Стояна. На тонком плане седобородый был окружён неповторимым букетом лесных ягод, трав, утренней свежести и молока, а небольшой каменный талисман на шее излучал спектральное сияние всех цветов радуги.

Два дня Жура и Сеня удовлетворяли свой мальчишеский азарт, смешанный с первобытным восторгом и детским любопытством. Семёнов развлекал их, делая предметы невидимыми, рисуя на бумаге без карандаша или ручки, увеличивая размеры вещей и их цвет, создавая собственную проекцию в другом углу камеры так, что в помещении виделось сразу два Стояна. Чудеса странным образом подействовали на ребят. После бурного эмоционального всплеска, последовал глубокий провал, внешне схожий с состоянием депрессии. Жура молчаливо лежал, уставившись глазами в потолок, а Сеня тихо бродил по камере от окна до двери, тяжело вздыхая и нервно улыбаясь.

Время для разговора было самое подходящее, беспокойный ум требовал объяснений и подтверждения догадок. Тихая беседа за шахматной доской не раздражала уши сокамерников и служила хорошим прикрытием истинной цели общения.

– Проводник, я понимаю, что, если наша первая встреча могла быть простой случайностью, за вторым приходом, обязательно последует третий. Для чего я тебе нужен?

– Лично мне, мил человек, от тебя ничего не надобно, а вот я тебе могу пригодиться. Моя цель вернуть тебя на свободу.

– А тебе не кажется, что для этого тебе самому гораздо полезнее находиться там, на свободе? – предположил Глеб.

– Ты делаешь выводы на основании информации, которой сейчас владеешь, созерцая поле, по которому идёшь. Если сможешь подняться на гору, тебе откроется и лес, и река, да и поле приобретёт свои полные очертания. Как ты мог бы уже почувствовать, альпинистское снаряжение у тебя уже есть. Я ясно вещаю? – сделал паузу Стоян и произвёл длинную рокировку на шахматной доске, поменяв короля и ладью местами.

– Вполне. Снаряжение дал мне ты? Оно же не могло свалиться из пустоты?

– Я лишь помог тебе активировать то, что тебе было дано от рождения. То, что хранилось в твоей пустоте. В основе мира лежит пустота. И именно оттуда всё и сваливается, как ты выразился…

– Мне это пока трудно понять, Проводник…

– Попробуй разрешить себе думать о мире таким способом, который даст тебе больше свободы. Если суть тебя пустота и суть меня пустота, то мы по сути своей одно и то же. Да, облик у нас разнится, но он всего лишь клетки, молекулы и атомы, которые есть пустота, если смотреть в микроскоп. До неё невозможно добраться, потому что мы и сейчас в ней. Если ты веришь, что в основе твоей – пустота и всё вокруг тебя та же пустота, то ты сможешь сделать с этим миром то, что пожелаешь. Просто это было давно, и предшествующие поколения не передали тебе эти знания, так как никто не передал им. В своей внутренней пустоте ты можешь создать для себя какие угодно способности и таланты, найти жизненные цели и воскресить древнюю генетическую память.

– Слишком просто… поверил, и исполнилось… так только в сказках бывает, – скептически произнёс Корчагин.

– Вера – фундамент нашего бытия. Во что ты веришь, то и существует. Если ты что-то не знаешь, того просто нет, так как ты не знаешь, есть это или нет. Может быть, есть, а может быть, и нет. Может быть. Ты так же, как Творец, осознан. Ты и Творец имеешь в основе одинаковую пустоту. Ты – Творец, сотворивший свой мир в такой форме, в какой ты есть сейчас. Однажды ты забыл о том, что ты Творец.

Глеб удивлённо посмотрел на него.

– Видишь ли, без доказательств поверить в такое трудно.

Семёнов снова широко и открыто улыбнулся.

– Что смешного? В чём дело? – спросил Жига.

– Дело в том, что почти все, кому я это говорю, спрашивают то же самое. А доказательство состоит в переживании.

– В каком смысле?

– В том смысле, что только наш внутренний опыт может определить истина это или нет. Погрузись в себя и осознай, как протекает твоя жизнь в данный момент. Если ты во что-то веришь, то ум всегда найдёт тебе тысячу доказательств твоей веры. Он просто выполняет свою функцию – доказывает. А самое смешное, что ему всё равно, что доказывать. Есть люди, которые верят в то, что на Луне живёт огромный Бог-кот и благополучная жизнь людей зависит от того, на сколько они добры и полезны кошкам. Ум сотен чудаков сумел доказать им, что это так и есть.

– Ты для чего Стоян мне это всё рассказываешь?

– Пригодится. Поверь моему опыту. Будут у тебя моменты в жизни, когда ты станешь сомневаться в благоприятном для тебя исходе дела. Такие моменты сопровождают нас всю жизнь. Моя цель в том, чтобы в эти моменты ты повёл себя правильно.

– Правильно это как?

– Если ты будешь уверен в успехе, твой ум докажет, что ты прав, и найдет в жизни факты, подтверждающие правильность твоих умозаключений. Вот, в чем самая главная сила ума – он реализует наши желания, так как с жизнью контактирует он. Вера в неуспех по своей сути идентична вере в успех. Энергии в то, чтобы найти факты успеха или неуспеха и быть уверенным или неуверенным, ты вложишь одинаково. А раз одинаково – выбирай успех и откажись от сомнений, слушай свои внутренние тонкие чувства, ты уже умеешь. – Стоян тихо положил короля белых на шахматную доску, показывая, что мат в два хода уже неизбежен.

– Ты что хранитель древнего знания? Кто ты? – не обращая внимания на проигрыш в игре, спросил Жига.

– Хранители древнего знания существуют, хоть я и не смогу тебе этого доказать, а если мог, не стал бы. На земле сохранены материальные источники знания, которые пока укрыты от людей в силу того, что они не готовы его принять и осознать. Основная информация находится на тонких планах и в других реальностях, оттуда её посредством таких, как я и ты, пытаются передать в нашу действительность, чтобы помочь людям выжить в мире, который быстро трансформируется в матрицу. В разных концах планеты на протяжении всех времён проявляются разные интерпретации древнего знания, и многие уже сейчас готовы и познают его.

Слова Стояна будто сахар падали в бурлящие воды окружающего Глеба мысленного поля, растворяясь в нём и тонкой струйкой перетекая в нервные окончания головного мозга. Детектив уже перестал противиться новому мировосприятию. Он просто наблюдал. Становилось ясно, что процесс принятия информации, её осмысление и долговременная память действуют вне физического тела, в тонкой оболочке. Быстрый взгляд на Журавкина и Сеню убедил его в этом многократно. Процесс мыслетворчества ребят был как на ладони, ютился вокруг них. Нейроны, выступая миллионами антенн, перенимали эстафету и генерировали свои приказы дальше в нервную систему.

– Ты хочешь сказать, что я какой-то особенный? Такой же, как ты?

– Не такой. Твоё силовое поле, умение трансформировать и управлять потоками космоса, дано единицам на земле. Я всего лишь Проводник. Я тут, чтобы дать тебе первый урок и освободить из клетки, в которую тебя загнали зомбированные чёрные крамольники. Ты о них узнаешь, к сожалению…

– А почему ко мне никто не приходил раньше, когда я был на воле? Почему ты не мог открыть мне знание раньше?

– Во-первых, всему своё время. Лишь после 33 лет активизируется силовой центр, без которого целостного понимания происходящего было бы не достичь. Ты должен был впитать в себя все прелести и нечисти явного мира без вмешательства в твоё сознание, сам прочувствовать. Ну, а, во-вторых, ты был обычным человеком, – хихикнул Стоян.

– Ты про что? – Глеб опять не уловил иронии собеседника.

– Обычным, в смысле, не учёным. Это учёных трудно переделать и научить чему-то новому, даже если это знание есть Правда. Сначала придётся отбить большой кувалдой всё старое, налипшее и успевшее заржаветь. Чтобы качественно и красиво покрасить, надо очень хорошо зашкурить и загрунтовать, чтобы старые «болячки» не вылезли снова.

«Ну, ничего себе сосед, – подумалось Корчагину. Ему довелось вырасти в простом трудовом посёлке между комбайнами и коровами, где не приходилось встречать заумных речей. В подобной глухой дыре сойдет за великого грамотея любой, кто просто умеет хорошо читать и правильно излагать чужие мысли. А уж учить… Да кого… И кто позволит… Мужеподобные женщины и спесивые мужчины, мнившие о себе ой как больше, чем следовало бы. А сами были просто большими детьми, с теми же желаниями и потребностями – есть, пить и иметь. Глебу и прежде в юности случалось об этом задумываться, другое дело, сперва ему было все равно, а потом стало не до того. Теперь пришло осознание, и сбылась ещё одна мечта детства. Кто не мечтал иметь тайну, а ещё лучше дотронуться до неё? Пересказывали правдивые и не очень истории, где определенно крылась какая-то тайна, тайны придумывали, в них играли и иногда даже ими жили. Нет, тут другое. Теперь тайна не где-то, она здесь, он её знает, он и есть часть тайны!

– Как выбираться станем? Струиться мимо конвоя и охраны, как ты это в ИВС делал? – ухмыльнулся Жига.

– Нет, мой дорогой друг. На это у тебя пока не хватит сил, ты должен ещё многое узнать. Видеть и чувствовать это одно, а делать самому это немного другое. Кроме того, я опасаюсь, что так просто отсюда нас уже не выпустят. Незримые наблюдатели где-то совсем рядом. У меня есть мысли по этому поводу, но я тебе расскажу об этом завтра. «Фокусы» для наших соседей по койке отняли у меня много энергии, я бы полежал с твоего разрешения. Корчагин уважительно кивнул и стал убирать шахматы внутрь складывающейся доски. Семён Клевцов перестал монотонно бродить по камере и уснул.

В этот момент дверь камеры, не помня запаха смазки, протяжно завыла. Конвоир глухим и протяжным окриком пригласил Корчагина на выход. Глеб не успел придумать для себя даже один мало-мальски пригодный повод, по которому его могли бы в такой час вытаскивать с нар. Порядками изолятора это строго запрещалось, и исключения составляли проблемы медицинского характера, при которых пациента следовало немедленно направлять в реанимацию. Конечно, сейчас речь шла не о зубном враче.

– Давай шевелись самец, человек серьёзный ждёт тебя, – выплюнул надзиратель.

Глубокие морщины на лбу Стояна сложились необычным узором, уголки губ нервно скукожились, и чувствовалось его сильное и нарастающее беспокойство.

В переговорном отсеке Жигу встретил мужчина средних лет, среднего возраста, стандартного телосложения, с невыразительными чертами лица. Описать его приметы, в случае необходимости, было бы непросто. Лишь мимолётная схожесть с вождём мирового пролетариата В.И. Лениным могла бы послужить небольшой зацепкой. Стильный чёрный костюм с темной водолазкой, полированные до блеска ботинки. Вычурная картинность всего образа выдавала в нём наёмного сотрудника какой-то структуры или организации. Владельцы бизнеса, разного рода шефы и боссы имели свои неповторимые отличия в одежде, манерах и повадках, которых в мужской особи, напротив, не было.

– Панасько Яков Семёнович, – делая доброжелательный вид, представился человечек.

От него дурно пахло. Это был не тот запах, при котором хочется закрыть лицо платком или съёжится от подступающих к горлу внутренних рывков. Показалось, бывает так, что нос улавливает мысли и чаяния человека.

– Вы представитель обвинения? – не мешкая, спросил Глеб.

– Нет. Я, с вашего позволения, сразу перейду к сути моего визита. Не стану задерживать вас и подводить сотрудников изолятора, любезно согласившихся пойти мне навстречу.

– Позволяю, – отчего-то начал дерзить бывший детектив.

– Я представляю интересы транснациональной корпорации, которая с помощью своих дочерних структур владеет половиной всех энергетических ресурсов планеты. Название наше я пока вам открывать не стану. Моё руководство выразило желание помочь в решении ваших маленьких проблем.

– Я догадался, вы Санта-Клаус. Только лето на дворе милейший, – продолжал издеваться детектив, зная из популярного кинофильма, что порядочные люди в такое время дома сидят… Ну и, конечно, в булочную на такси не ездят.

– Я тот, кто придумал Санта-Клауса, и в качестве аванса на Рождество готов предложить тебе многолетний контракт, – тем же тоном прореагировал Яков Семёнович. По условиям соглашения вы будете выполнять поручения вышестоящих лиц, работая в различных частях света в достаточно свободном графике. Необходимости посещать офисы фирмы каждый день не возникнет. Подчиняться станете главе холдинга и вашему покорному слуге, господину Панасько.

«Какой самодовольный пижон. Подумать только, ведь он и вправду думает, что чуть ли не вершит божью волю на планете», – подумалось Жиге, а вслух он буркнул:

– Я не могу принимать решения с завязанными глазами. Я детектив и не понимаю, каким образом мог понадобиться столь уважаемой компании как ваша?

– Зарплата будет установлена в размере 30 тысяч долларов в месяц плюс большие премиальные по результатам работы, – не принимая во внимание слова собеседника, продолжал Яков Семёнович.

– Ух ты! – не сдержав эмоций, присвистнул Корчагин, – это что, розыгрыш какой-то?

– Всё гораздо серьёзней, чем вы думаете. Не надо играть роль глупой овечки, Глеб, мы прекрасно знаем, кто вы. Знаем давно. Ожидания наши вы должны оправдать.

– Я никому ничего не должен, любезный… Ну, хорошо… И что я буду делать?

– Помогать нам и выполнять любое наше поручение. Точнее сказать не представляется возможным, так как ситуация может меняться достаточно быстро…

– А если ты мне прикажешь человека убить?..

– Это не наши методы, но для достижения цели всякое возможно. Прямых указаний на ликвидацию объектов ты получать не будешь, для этого есть специально обученные товарищи. Ты нам нужен для поиска новых источников энергии на планете и их активации, если ты тот единственный, кто может это сделать.

– Почему именно я?

– Ты будешь не один, на нас работают уже двое таких же, как ты.

– Каких?

Жига решительно не понимал собеседника, но вся информация упаковалась в нужные ячейки для последующего анализа. Еще месяц назад он прыгал бы от счастья и подписал бы любые бумажки, услышав размер денежной компенсации. В процессе разговора приходилось сохранять наивысший уровень осознанности и выставить внешнего наблюдателя, который бы смотрел за диалогом со стороны и беспристрастно анализировал ситуацию. Пугали неизвестность и непонимание своей роли в каком-то очень важном деле. А самое главное, что виртуальный наблюдатель не горел желанием бросаться головой в омут. Глеб решил поиграть, посмотреть на реакцию, покачать собеседника и нарушить ход его заранее спланированного спектакля. В такой ситуации есть вероятность, что вместе с выходом эмоций выберется наружу и откроется то, что сейчас накрыли тёмной брезентовой накидкой.

– Я очень вам благодарен за предложенную помощь и солидный контракт, но я вынужден отказаться…

Глаза собеседника судорожно заморгали, скулы заходили в приступе ярости. Такого быстрого эффекта на свой «проброс» детектив не ожидал.

– Неправильный ответ. Его нет, такого ответа. Я его не слышу. Ты просто не дал мне закончить…

– Ну…

– Мы предполагали такое развитие событий, поэтому приставили своих стражей к Вовке и Варваре с Борисом, чтобы тебе лучше думалось и решалось. Прости, способ стар как мир, но ничего более действенного пространство вариантов мне не подсказало.

– Сука, – выдавил Глеб, – вы, что же, раба из меня сделать хотите? Я человек вольный, а бабло своё засунь себе…

– Не горячись, никто не тронет твою бабу и сопляков. Нам нужны гарантии того, что ты не перекинешься к нашим конкурентам. Вот контракт, – упорствовал Панасько, – ты его прочитай, подпиши, а я через недельку к тебе заскочу.

– Если вы хоть пальцем тронете…

– Знаю, знаю… Я не пугливый, а ты не выплёскивай понапрасну силу, ишь ты, погляди, всю комнату залил злостью.

Расчёт Глеба был верный, информации открылось больше, но что теперь с ней делать, как предупредить жену и Варвару? Град вопросов свинцовыми шарами разрушал мысленное поле, не успевающее переключаться с одного всплеска на другой. Ум выхватил из потока тот один, самый самый. Схватил ловко и крепко, как коршун-куроцап впивается в молодых несмышленых цыплят. Каким образом информация о маленьком Борисе стала доступна третьей стороне? Он сам узнал о сыне в день ареста, всего лишь несколько недель назад.

– Узнать о сынишке твоём особого труда не составило, – явственно читая мысли, рубанул Яков Семёнович, – наши возможности выходят очень далеко за пределы дёрганий спецслужб и разведок. Потёртые мокасины зашаркали по пыльному полу. Человечек шёл, не оборачиваясь. Последним жестом приподнял закрывавшую лысину бейсболку в знак прощания. Перед глазами стоял образ маленького Ленина, который со школьной октябрятской звёздочки грозил кривым пальцем: «Неправильный ответ»…

– Сука, – яростный вопль вырвался в пустоту комнаты и нарушил сонно-неспешную летаргию конвоира.

– Назад веди, – ещё громче рявкнул детектив.

Воздух в камере отчего-то вдруг стал таким вязким, что Жига с трудом заталкивал его в лёгкие. Рот жадно глотал тишину помещения. Духота была нестерпимая, несмотря на то, что весь день окно было прикрыто простынёй. Простыни, помимо основной функции, использовали для занавесок, натяжных потолков между ярусами нар, оклеивания стен и занавешивания места общего пользования. Повышенная влажность, видимо, была следствием того, что носки и полотенца не были выжаты достаточно сильно после стирки. Единственным вариантом убежать от всего этого был сон.

Корчагин, вытянув ноги, положил их на стол и, слушая тишину, закрыл глаза. Глеб чувствовал расширение своего поля, которое излучало тускловато-белое свечение, сменявшееся зеленым и голубым. Поле сливалось с космосом и питалось его энергией. Было чувство, что при желании он мог излить её на всё пространство. Он ощущал всю вселенную, как собственное тело, а сам был лишь головой или, вернее, глазами. В ту минуту бывший детектив смог объединить своё поле с полем вселенским, и вселенная, поистине, была его телом.

В этот момент резким рывком за руку его сильно потянуло в сторону. Обзор уменьшился, так как угол зрения сузился почти вдвое. Физическое тело осталось в нескольких метрах слева и со стороны поражало леденящим спокойствием. Атмосфера тонкого плана была слегка расцвеченной и состояла из почти прозрачного пара, исходящего с поверхности. Этот цветной оттенок был не заметен при взгляде вниз, но хорошо просматривался недалеко от стен и потолка. Корчагин увидел причину резкого движения.

Оскалив зубы и высунув несоразмерно длинный язык, быстро моргающими от страха глазами на него глядело существо, напоминающее волка. Скомканная шерсть лишь наполовину покрывала длинное и худое тело обитателя этого мира. Поджав короткий хвост и опустив уши, полуволк старался объяснить, что энергетический голод заставляет его атаковать любой предмет, проявляющийся на астральном плане. Отсутствие физических органов чувств сейчас было как нельзя кстати, так как общение шло на уровне мысли. Жига воспринимал информацию своим инфополем. Атакующий назвал себя Волкодлаком и добавил: «Многочисленные сказания и предания русов, чехов, болгар, скандинавов, литов и многих других народов представляют нас как оборотней, что было правдой, однако, процессы эти протекают лишь в мире утверждённого изначального света». Отчего-то вспомнилась старая кличка «волчок», которой его называли в холдинге, в том числе и Варвара. Хотя прозвище могло обозначать не столько сходство со зверем, сколько сравнение с детской крутящейся игрушкой, имеющей непоседливый характер и поведение. «Подобное, и вправду, видимо, притягивает подобное на тонком плане», – подумал и забыл Глеб.

По словам Волкодлака сейчас Глеб находился в нижней астральной области, где очень долгое время скапливались энергии, сгенерированные отрицательными эмоциями, мыслями и фантазиями. Зоны такие обычно формируются в тюрьмах, моргах, реанимациях и квартирах, где каждый день пьётся водка и льётся песня. Люди, путешествующие вне тела, стараются эти области избегать, так как они являются близкими к отрицательным проявлениям тёмной стороны человеческого разума и воображения. Границы этих областей не опасны для сильных людей, но решительно неприятны. Теневые области, по словам полуволка, населены многими видами демонов, монстров и кошмарных фигур, а наиболее низкие из этих тёмных областей без преувеличения можно назвать адскими размерными областями.

Волкодлак умолял не причинять ему вреда и выразил готовность исполнять любые приказания в силу своих способностей.

Естественным желанием было покинуть это нечистотное пристанище, хотя Глеб ясно чувствовал, что причинить вред ему не смогут. Серый друг, в свою очередь, подтвердил эти догадки, с подобострастием объясняя, что уровень энергетической силы бывшего детектива в разы превосходит самых сильных и могущественных обитателей его мира.