Текст книги "Огнерожденный"

Автор книги: Роман Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Как оказалось, сами по себе орги были не так уж страшны. Сильны – да. Бесстрашны – да. Опасны, – бесспорно. Люди могли победить их, взяли бы числом, если б не колдовство. Уцелевшие воины рассказали, что оргов вели в бой эльды – колдуны востока. Именно они, своим колдовством, и решили исход сражения.

Оргов было мало, едва ли три сотни и казалось, что превосходство на стороне людей. Но бой шел в лесу, местность не позволяла людям развернуть привычный боевой строй, и преимущество сальстанцев было спорным. Пехотинцы, разбившись на отряды, атаковали врага небольшими группами. Орги дрались отчаянно – сильные и выносливые, невероятно живучие, они сражались насмерть. Даже получив две-три стрелы, они продолжали сражаться, размахивали огромными дубинами, сея смерть в рядах людей. Но они проигрывали. Длинные копья людей как нельзя лучше подходили для схватки с великанами. И тогда в дело вступили эльды. Никто из людей их не увидел. Вернее – никто из уцелевших воинов. Наверно поэтому они и уцелели. Но то, что в бой вмешались колдуны, стало ясно стразу.

Природа взбесилась. Ожившие деревья хлестали воинов ветвями, калеча и убивая людей. Огромные стволы выворачивались из земли и падали, давя по десятку людей за раз. Колючий кустарник цеплял солдат ветвями, травы оплетали ноги, не давая двигаться. И люди гибли под ударами лесных великанов, не в силах одолеть саму природу.

А потом, на помощь оргам пришло лесное зверье – сотни лесных кошек, медведей, змей и ящериц. Чудовища, которым никто не успел дать названия, атаковали из-под земли. Даже насекомые, ополчились на людской род.

Но атака зверей не испугала войско. Сальстанцы дрогнули, – но устояли. Рассеялись, зажгли факелы и продолжали битву, пугая зверье огнем. Самое страшное началось потом, когда эльды вышли на поле боя. Их никто не заметил, казалось, они невидимы. Но внезапно, то там то здесь, стали вспыхивать зеленые молнии. Они хлестали плетьми по воинам, обращая их в пепел. Облака удушливого зеленого тумана выплывали из-за деревьев навстречу отрядам пехотинцев и отравляли их. Казалось, сама смерть вступила в битву. И люди не могли сопротивляться ей.

Войско Гентера было уничтожено в двухдневной битве на восточном берегу огромного озера, звавшееся раньше Восточным Морем. Уцелевшие – едва ли полсотни человек, отступили, вернее, просто бежали, спасая свои жизни. Два месяца понадобилось им, чтобы вернуться назад, к западному берегу. Они шли по своим следам, и не заблудились. Но и тут им не повезло. Три десятка из уцелевших воинов погибли по дороге – от лап зверей, от ядовитых плодов, от неизвестных болезней. Вернулись только двадцать человек – простых воинов, рядовых копейщиков, чьи имена история не сохранила. Зато история сохранила их рассказ. Сальстан услышал его и ужаснулся.

Это был месяц слез. Вдовы воинов проливали слезы день и ночь. Кричали дети, оставшиеся сиротами, плакали невесты, лишившиеся бравых женихов… Плакало все королевство. И озеро, на чьих берегах полегло войско Сальстана, назвали Озером Слез.

Борг Тератан, лишившиеся значительной части войска и уважения подданных, проклял себя за жадность. И поклялся никогда более не посылать людей на восток. Отныне это направление стало запретным: король издал указ, что всякий, кто попытается проникнуть на восток, суть есть преступник, и наказывать его надо по всей строгости, дабы никому не повадно было тревожить восточных обитателей. А то они ведь и обидеться могут. И в гости наведаться.

Западная Застава, построенная на берегу Озера Слез, сохранилась. Более того, она даже разрослась, превратившись в небольшой городок. Там расположился пограничный отряд, охранявший порядок на восточных рубежах Сальстана. Воины следили за тем, чтобы никто из сальстанцев не вздумал ходить за Северного Близнеца. Каван-сарцы, видя печальный опыт северных соседей, не рискнули даже отправиться в восточные леса на разведку. Сдержались. А потом… Потом в Хальгарте зашевелилось воинство Тайгрена, и всем стало не до востока. С той поры все внимание Сальстана было обращено на север.

Закончив рассказ, Танвар потянулся к бурдюку с водой, и шумно сопя, высосал его досуха. Фарах, зачарованный рассказом северянина, молча лежал на кровати, а перед его глазами проплывали лесные пейзажи востока. Деревья. Очень много, целые сотни! И все стоят близко друг к другу…. Фарах никогда не видел настоящего леса – только фруктовые сады да маленькие рощицы. Но, слушая рассказ Танвара, он представлял себе чащу – таинственное и страшновато место, где огромные деревья растут так близко друг к другу, что между ними и не протиснуться. Виделись ему и солдаты идущие в атаку, и чудовища, нападающие на солдат.

– Интересно? – спросил Танвар.

Фарах вздрогнул.

– Интересно. – Ответил он. – Так все и было? На самом деле?

– Ну, что там на самом деле случилось, не знает никто. – Отозвался северянин. – А эта легенда популярна у нас, в Сальстане. Правда, старые пердуны, что копаются в древних манускриптах, рассказывают ее немного по иному.

– И как же? – жадно спросил Фарах.

– Да почти также. Только вот, говорят, что половина войска Гентера сбежала из лесов, не вынеся трудностей похода. Они то и вернулись назад, плетя небылицы. Еще говорят, что оставшаяся часть солдат была сильно ослаблена болезнями, и что с ней случилось на самом деле, – не знает никто. Возможно, что колдуны их перебили, а возможно они и сами померли. Это дело нехитрое – в чужих землях-то. А еще говорят – ну это уж шепотом, – что де не все так просто с востоком. Я вот слышал, что часто те, кто не в ладах с законом, бегут на восток. И за двести лет, беглых накопилось там – на цельный город. Но, знаешь ли, ни один еще оттуда не вернулся, чтобы рассказать правду. Иные бродяги метут языком как помелом, – мол, были там да вернулись. И про чудовищ рассказывают, и про колдунов… Да только особой веры им нет.

– И что, – спросил Фарах, – больше на восток никто и не ходил?

– Куда там! Вспомни, что я тебе про войну с севером рассказывал! Сначала, после Гентера, боялись соваться на восток. А потом вовсе не до того стало. И сейчас – не до того.

– А сейчас то что? – осторожно спросил Фарах.

– Да все север, трижды ему в бок… Вон, не слыхал, что в масунской таверне говорили?

– Слыхал. Но не понял.

– Ах да… Верно. А говорили то, что в Таграме войско снова собирается. То ли север воевать пойдем, то ли наоборот – Сальстан оборонять. Не ясно пока. Но народец волнуется. Оружие заказывает, доспехи. Запасы делает. Пока так, тихо. Но попомни мои слова – быть крупной заварушке. Вообще у нас так часто бывает – чуть что, так сразу кричат – война. Помнят Белые Пустоши. Обычно покричат, пошумят, да разойдутся, до следующих тревожных вестей из Хальгарта. Но в этот раз… Екает у меня в животе что-то. Прямо тут вот, рядом с пупком. Чую – быть войне. Надо нам с тобой поскорее в Таграм, к ребятам моим. Что б самим все узнать, да решить, что делать дальше.

– Что ж ты раньше молчал!

– А что тут говорить. Пока все это слухи, не больше. А мы с тобой и так торопимся.

– Но, если, в самом деле, будет война…

– Может, будет, может и не будет. Часто слухи распространяют нечистые на руку торговцы оружием, чтобы сбыть лежалый товар. Не модный или с брачком. Три года назад, парочку таких дельцов вздернули, за распространение слухов о скорой войне. Чтобы не баламутили народ. Может и в этот раз тоже самое. Наверно повесят кого-нибудь. Но что-то тревожно мне. Да и тебе вон, мерещиться всякое.

– Ну и что. Я не жрец, не провидец.

Танвар поднялся на локтях и смачно сплюнул в угол.

– Не жрец, говоришь? – сказал он. – А у кого огонек в руках мелькал?

Фарах шумно втянул носом воздух, но промолчал. Огонь в руках. Сила Энканаса, дарованная Жрецам верных делу Огня. Откуда она у него, у простого подмастерья из южной деревни?

– Знаю я этот огонек, – продолжал Танвар. – Видал, а как же. Только вот откуда он у тебя? Молод ты еще, для жреца-то. Если б не знал про тебя, да про деда твоего, подумал бы, что ты крыса – подстава, провокатор.

– Я не крыса, – мрачно буркнул Фарах. – Не знаю, как у меня этот огонек получился.

– Верю, – сказал северянин и снова плюнул в угол. – Верю, холера тебя возьми. Но ты парень, не так-то прост. Говорю тебе, – прислушивайся к тому, что сердце подсказывает. Оно не обманет.

– Танвар, а у моего деда ты такого огонька в руках не видел? Может, от него…

– Врать не буду, не видел. Но ты с этим погоди пока. Вот доберемся до Таграма, там разберемся. Есть у меня знакомый Жрец. Мы его обязательно навестим. Напомню ему о старом должке, попрошу совета. Хорошо попрошу, – не откажется помочь. А сейчас давай спать. Завтра вставать рано, а впереди граница. Чую, намучаемся мы завтра.

Подмастерье послушно отвернулся и уткнулся в жесткую кожаную подушку, набитую опилками. Огонек в руках. И в самом деле, – может это от деда? Но ведь Тейрат сказал, что он ему не дед. Не вериться… Тейрат был рядом всегда. Кажется – с самого рождения. Фарах не помнил времени, когда рядом не было бы старого Тейрата. Он его дед. И точка, как говорят писари. Фарах внук Тейрата, мятежного Жреца Пламени. А раз он его внук, то вдруг у него получиться разбудить свой внутренний огонь? Но он беглец, на него охотятся и Жрецы Огня, и Жрецы Темного Пламени!

Незаметно Фарах уснул, так и не придумав как ему быть. Ему снилась война. Копейщики выстраивались рядами, упирали пятки копий в землю, ожидая атаки вражеской конницы. А ее все не было. Из тумана, из клубящегося роя белых мух, появились темные силуэты. Враги! Но не всадники, нет – северные великаны. Волосатые злобные орги, в кожаных доспехах. Во сне Фарах ждал появления восточных великанов, но явились – северные. Он беспокойно заворочался во сне, ожидая начала битвы.

Танвар не спал. Смотрел в дощатый потолок, едва различимый во тьме, и наслаждался ночною тишиной. Он думал о том, что парень, сладко сопящий во сне на соседней кровати, вовсе не так прост, как кажется на первый взгляд. Крепкий парень. Умный. Понятливый. И огонек у него в руках, и дед – жрец Темного Пламени… Непрост парень, не прост. Все бы хорошо, если бы не дурацкая история с наемником, охотником за головами. Не вовремя, ох не вовремя кто-то выследил старого Тейрата. Ведь сначала казалось, что все просто: в назначенное время приехать в деревеньку, проводить старика и мальца на север, в Таграм. Довести – и все.

Северянин перевернулся на другой бок и уставился в стену. Плохо все вышло. Совсем не так, как задумывалось. И зачем он поперся в это южное захолустье?

"Потому что обещал, – напомнил Танвар сам себе. – Слово дал".

Слово… оно должно быть крепче стали, тверже кремня. Но – бывало по-разному. Иногда это сотрясение воздуха, не больше. Его в карман не положишь. Старый Тейрат знал об этом, и, конечно, не надеялся только на обещание молодого искателя приключений. Награда – вот что заставило Танвара бросить все дела и отправиться на юг. Мешок золотых марок. Именно столько посулил ему Тейрат за работу проводником. Мешок! Состояние, по нынешним меркам. Конечно, его можно промотать за пару дней, спустить все в тавернах, в борделях, в игорных домах. Но если распорядиться им с умом, например, заплатить вступительный взнос в профессиональную гильдию наемников, то можно неплохо устроиться. Став гильдийцем, можно наняться в охрану купца. Или на службу к знатному господину. Тогда можно будет завязать с этими ночными разборками, с резней в подворотнях и с волчьим братством. Оставить ремесло наемного бойца, зажить как все. Не мальчик уж.

Танвар почесал бок, перевернулся, подсунул под голову кулак. Мешок золота! Да, старый хрыч знал, чем его приманить. И что самое обидное —не обманывал. Да, именно тогда в Хазире, Тейрат и открылся Танвару. Темный Жрец. У них большие возможности. Богатое братство. Золото, конечно не праведное, проклятое. Но мешок! Да. Тейрат точно рассказал северянину, за что он его получит. За то, что доставит деда и внука в Таграм, где есть ухоронка Темных Жрецов, и к ней лишь Тейрат знает дорогу. Пустые слова? Ну что ж, пустые слова Жреца Темного Пламени, против обещания молодого обормота, обязанного старику жизнью. И кроме того, Тейрат доверил ему тайну – кто он таков на самом деле. А ведь Танвар мог его продать. Сто раз. Получить награду. Немного, но достаточно, чтобы пожить полгодика, не заботясь о заработке. Но мешок золотых марок! Вот почему Танвар влез в это дело. Пять лет мечтаний о звонкой монете, способной перевернуть жизнь.

И вот, мечта разбилась, как разбивается дорогой стеклянный бокал, если швырнуть его в стену. Нет Тейрата. Нет золота. Пацан, конечно, ничего не знает. Бесполезно спрашивать. Простак. Он даже не знал, кто его дед. Золота нет, и не будет. Проклятый охотник за головами. Что б его душу Тайгрен сожрал!

Зачем он тащит паренька в Таграм? Надо было бросить его там, у тела Тейрата, и сбежать, вернуться на родину, к обычной серой жизни, уже не освещаемой блеском золота. Но слово дано. Оно должно быть прочнее стали и тверже кремня. Так, только так можно жить.

Танвар понимал: связавшись с этим пареньком, он мог нажить себе большие неприятности. Но могло выйти и так, что у него появиться новый друг. Не приятель, – но друг. И этот друг, честный и преданный, однажды прикроет его спину, поможет в бою. А, судя по тому, что пареньку открылся внутренний огонь, боец из него может получиться что надо. Вот и будет толк. Перемены, большие перемены в жизни. Шанс оставить позади всю ту серость и мерзость, что наполняла жизнь Танвара последние пять лет.

Верный друг, на которого можно положиться, это по нынешним временам немало. А друг сильный и умелый – это даже много. Надо только все правильно сделать. Но – потом. Когда они доберутся до Таграма. До веселого Таграма, столицы Сальстана, до города великих возможностей, города верности и города предательства.

Засыпал Танвар долго: ворочался с боку на бок, почесывал искусанную вшами макушку и шептал проклятия Тайгрену, богу Тьмы. И только через час, не раньше, забылся тяжелым сном.

13

Граница оказалась совсем не такой, какой ее представлял себе Фарах. Ему казалось, что граница – это как минимум стена между двумя государствами. Высокая и прочная стена, утыканная сторожевыми башенками. Еще ему казалось, что по стене должна ходить стража: всматриваться в чужие земли и охранять покой страны.

Но эта граница была какой-то неправильной. Прямо посреди широкой равнины, по которой шла северная дорога, раскинулся город. Конечно, не такой большой как Масун, но не меньше Башмина. Дорога проходила сквозь город, и уходила дальше – к северным холмам. Вот и все. Никаких стен с внимательными стражами не видно.

Удивленный Фарах спросил Танвара – где же граница? Северянин рассмеялся и ответил, что граница нарисована на карте. А здесь, на земле, она обозначена сторожевыми башнями. Стоят они так редко, что их можно только забравшись повыше. На другую башню, например. А город – это пограничная застава. Он поделен на две части – южную, каван-сарскую, и северную – сальстанскую. Когда-то давно, это были две небольшие крепости, стоящие друг напротив друга. Но север и юг не воевали. Поток путников рос, число обозов с товарами увеличивалось, и вокруг крепостей вырос самый настоящий город.

Оказалось что длинные одноэтажные дома – это казармы, в них жили пограничные стражи. Дома, выглядевшие солидно – двухэтажные, с черепичными крышами оказались, по выражению Танвара, канцеляриями. В них сидели чиновники, учитывающие проходящих через границу людей, и выверявшие налоги на товары. Вокруг канцелярий теснились маленькие домики, в них жили постоянные представители купеческих гильдией и торговых орденов. Любой торговец мог получить у такого представителя помощь, если такая понадобиться. А на границе помощь дельцам требовалась часто. Большие сараи на окраинах оказались торговыми складами. В них купцы держали товар, ожидавший отправки к покупателю. По соседству складывали товары еще не оплаченные пошлиной. В отдельных сараях находился конфискованный товар. Это был деловой центр пограничной заставы. Здесь люди работали. Отдыхали на окраинах города, где расположились таверны, постоялые дома, караван-сараи, игорные дома. Все вместе это и называлось Пограничной Заставой. Причем так город называли и в Каван-саре и в Сальстане. Правда, обычно ее называли Третьей Заставой, потому что таких городов было еще с десяток. Но для местных жителей она всегда оставалась Пограничьем, Пограничной Заставой. Других они не знали, и знать не хотели.

Подъехав ближе, Фарах рассмотрел, что прямо посреди города стоят огромные ворота, аж две штуки. Причем стоят просто так, на пустом месте. Сквозь них шел постоянный поток людей, повозок и вьючных быков. Танвар разъяснил, что сквозь одни ворота пускают путников без товаров, а сквозь другие – обозы и караваны. Ведь все повозки осматривала стража, – не утаил ли путник товар облагаемый пошлиной, не везет ли что запрещенное к продаже.

Фарах подивился такой предусмотрительности. Он и не думал, что все так сложно устроено. Ему казалось, что через границу пускают всех. Ну стоит стража, ну стоят ворота… Но что б такие строгости! Неужели проверяют не только товары? Подмастерье поежился. Он опасался, что стража не пропустит их. Вдруг охранники заинтересуются двумя путешественниками? Ведь их разыскивают, если верить слухам.

Но вопреки всем ожиданиям, границу они миновали довольно быстро. Фарах, запуганный рассказами Танвара о бдительных стражах, даже удивился.

Въехав в город, и пробравшись сквозь толпу из людей, повозок и быков, друзья добрались до площади с воротами. Танвар, не раздумывая, занял место в хвосте очереди ведущей к левым воротам. Сквозь них проходили путники без товара, и она казалась намного короче, чем соседняя, где стояли повозки нагруженные разнообразными товарами. В этой очереди царила полная неразбериха: торговцы и погонщики ругались друг с другом, выясняя, кто проходит раньше. Кто-то норовил проскочить без очереди, напирая на то, что груза у него мало, кто-то шумел, что еще вчера занимал вот это самое место, за благородным леаранцем с тюками…

Фарах с интересом прислушивался к разговорам. Здесь смешивались и северный и южный языки, а порой звучал и леаранский. Тем не менее, все друг друга прекрасно понимали, и отчаянно ругались на трех языках разом.

Танвар не обращал на шумную толпу никакого внимания. Было видно, что ему не впервой пересекать границу. Подмастерье, напротив, внимательно рассматривал людей столпившихся перед воротами. Ему было интересно все: и как они говорят, и как ходят и что везут. Ловя обрывки чужих разговоров Фарах узнавал много интересного – и как пакуют зерно, и сколько храниться рыба и какая сволочь тот самый десятник Тама, прищучившего вчера известного неудачника Самседа, пытавшегося провезти без пошлины два тюка леаранского сукна.

Особое внимание Фарах уделял одежде путешественников. Конечно, большинство одеты привычно, в халаты и широкие отрезы сарти – в основном торговцы южане. Но встречались и более редкие наряды: камзолы да плащи северян, тканые дублеты леаранцев, да редкие в этих местах кожаные куртки.

Северянин, равнодушный к пестрым нарядам, изредка комментировал происходящее, объясняя другу, почему тот или иной торговец одет так, а не иначе. Танвар рассказал Фараху про головные платки купцов из Гильдии Суконщиков, про обязательные кожаные пояса Менял, про леаранские кожаные куртки, что служили неплохим доспехом, и могли уберечь владельца от удара ножом. Фарах слушал с интересном, не забывая приглядывать за седельной сумкой – про воришек, что "паслись" в людных местах он уже знал. За три неполных часа проведенных в очереди, друзья наговорились всласть.

У ворот их ждала стража: девять крепких воинов, вооруженных короткими копьями, да старший десятник, на чьем поясе висел широкий меч. Пришлось спешиться. Двое стражников ловко и быстро перетрясли дорожные сумки, еще двое обыскали друзей, легко и совсем не обидно похлопав по карманам одежды. Не найдя ничего предосудительного, стражи отступили и настала очередь десятника. Тот поинтересовался, с какой целью путешественники направляются в Сальстан. Танвар вытащил из-за пазухи свернутый пергамент и предъявил его десятнику. При этом сказал, что сам житель Таграма и вот де, везет своего друга в столицу. Десятник стал нудно, из чувства долга, расспрашивать: откуда они едут, что собираются делать в Таграме, и не везут ли чего запрещенного, вроде драгоценных камней. Но, услышав, что Фарах подмастерье кузнеца, что он собирается осесть в Таграме, и, быть может, открыть свою кузню, десятник оживился. Сказал, что каван-сарские кузнецы всегда желанные гости в Сальстане. Тем более если они собираются навсегда поселиться в Таграме. И даже пожаловался, что, мол, нынче всякий норовит поторговать, а работать никто не хочет. После этого, один из стражников поднес десятнику толстенную книгу с пергаментными листами, переплетенными в толстую бычью кожу. Десятник записал в нее имена друзей. Танвар назвался своим именем, – оно было указано в его пергаменте, да и скрываться ему не было особого смысла. Фарах, вопреки совету северянина, тоже назвался своим собственным именем. В прошлый раз, в Масуне, взяв другое имя, подмастерье долго переживал. Думал, что поступил как трус, или даже как вор, прячущий лицо. Мужчине не следует так себя вести. А то, что за ним охотятся – пусть. В Каван-саре Фарахов много. Хоть в повозку грузи.

Больше вопросов у десятника не возникло, и он пожелал друзьям счастливого пути, напомнив, что по прибытии в Таграм необходимо отметиться у местной стражи. Танвар уплатил налог на пересечение границы – всего-то две марки, налог на въезд иностранца – марку, и друзья спокойно проехали сквозь ворота.

Фарах, очень удивился записям в книге. У них, на юге, такого не было. Да и стража-то, в мелких городах знала в лицо каждого жителя. Это их работа, им за это жалование положено. Как же хватать человека, когда не знаешь кто он, кто его родители, из какого он рода-племени. Танвар ответил что мол, это хорошо для деревни, а для города не выйдет, – столько народа в лицо не запомнишь. Разве что художника нанять, что б всех перерисовал. Но то дело очень хлопотное да дорогое. Где ж столько художников взять, что б всех перерисовать.

– Но ведь это неудобно! – сказал Фарах. – Я думал все проще: проехал, заплатил пошлину и свободен!

– Как бы не так, – ответил северянин. – У нас тут не дикость, у нас тут ци-ви-ли-зованое общество! Только деревенские дурни, думают, что границу пересечь, – как два пальца обмочить. Тут, брат, все по науке. А Тайная Канцелярия не зря свой хлеб ест. За два года переловили всех фальшивомонетчиков, и все благодаря пергаментам.

Выехав с заставы, и успешно миновав встречный поток путников и обозов, друзья подхлестнули скакунов и поспешили покинуть приграничье.

К вечеру они добрались до небольшого перекрестка: дорога, звавшаяся в этих местах Большим Трактом, шла дальше на север, а в сторону от нее уходила узенькая дорожка, почти тропинка. Ночевать в дороге не хотелось. Танвар, хорошо знавший местность, свернул с тракта на узкую дорожку, что вела в сторону. Северянин сказал что там, чуть подальше, есть небольшой городок, где можно заночевать.

Подъехав к холмам, скрывавшими городок, Танвар привстал в стременах и осмотрелся.

– Ну, вот и дома, – сказал он. – Как хорошо то! Какой воздух!

Фарах недоуменно втянул носом вечернюю свежесть. Ничем таким особенным не пахло. Лошадиный пот, пыль, запах разгоряченных человеческих тел. Самые обыкновенные запахи. Он к ним уже привык. Правда, откуда-то тянуло сыростью. Пахло заплесневелым кафтаном.

– Все как обычно, – сказал подмастерье. – Чего такого ты унюхал?

– Лес! Лесом пахнет! Тебе, степняку не понять. Как вы там, на юге живете без леса, не понимаю. Смотри!

Танвар махнул рукой в сторону холма и Фарах послушно повернул голову. На пологом склоне холма рос десяток деревьев. Небольшие деревца росли ровно, дружно. Наверно, когда-то давно их специально посадили здесь, чтобы укрепить склон.

– Чуешь? Это от них. Это тебе не сухие кусты, что растут в Каван-саре.

– Так это от них плесенью пахнет?

– Плесенью! Тьфу! Лесом пахнет. Настоящим, пусть и маленьким. Вот погоди, доберемся до Таграма, я тебя сведу в березовую рощу. Ты, поди, и на картинках такого не видел. Березы, вперемешку с орешником… Нетронутые места. Красотища. Да и по дороге, через лес будем ехать. Правда, там все больше дубы да вязы. И елки. Но и то хорошо. Хоть покажу тебе еловник. Знаешь, как там хорошо пахнет! Смолой, иголкам, грибами. Разведем костерок, поджарим мясца…

Фарах пожал плечами. На его взгляд холм мало чем отличался от тех, что они проезжали неделю назад. Конечно, такого не встретишь в округе Эшмина. Там все больше ковыль, песок, камни. Но за время путешествия подмастерье уже насмотрелся всякого, и не понимал, почему эта рощица, бывшая гораздо меньше фруктовых садов Башмина, вызвала у Танвара восторг.

– Ладно, степняк. Поехали уж, – сказал Танвар. – Это показывать надо, а не рассказывать.

Они тронулись в путь и вскоре, обогнув холм с рощицей на склоне, въехали в городок, звавшийся, если верить покосившейся деревянной табличке на столбе, Кельтан. Вот здесь Фарах наконец и понял, что они в Сальстане. И дело вовсе не в запахах, не в домах, и не в страже. Дело было в другом. Прямо на въезде в город, дорога превращалась в грязное месиво. Грязь. Вот это удивило Фараха. Здесь было столько влаги, что она не впитывалась в почву. Подмастерье, привыкший к пыльным и сухим дорогам родины, с изумлением смотрел на то, как в грязи возится ребятня, лет по пять. Перепачканные с ног до головы, они пытались взобраться на огромную свинью, что бродила вокруг грязного месива. Как ни старался Фарах, он так и не смог припомнить, когда же они выехали из засушливой зоны. Вроде бы все было как всегда, все привычное, родное. Нет, сейчас он понимал, что все менялось постепенно, просто он этого не замечал. Они уезжали с юга, воздух становился влажнее, чаще встречались деревья и трава. Но подмастерье не обращал на это внимания, пока не увидел грязь. Да и слова Танвара заставили его посмотреть на мир по-другому.

Из-за ближайшего забора, сплетенного из ветвей, раздалась ругань. В ответ взвился гневный женский крик. Следом – неразборчивое пьяное бормотание. Насторожившиеся детишки бросились врассыпную, свинья, получив увесистого пинка, с визгом рванула к огородам.

– Сальстан, – умиленно сказал Танвар. – Родина. Осталось только найти таверну. Хотя, откуда в этом захолустье таверна. Разве что кабак. Но и он сгодиться. Вот люди, сколько тут путников бывает, хоть бы одна сволочь почесалась, и отстроила постоялый двор.

Подмастерье с ужасом взирал на городишко. Пьяная брань, грязь, неухоженные дети, свиньи… Все это было так нелепо, так непривычно. Сальстан оказался совсем не похож на ту чудесную страну, о которой вечерами рассказывал Танвар. Неужели это и есть та страна, самая сильная, и самая богатая из трех государств? Такого бардака не увидишь ни в одной южной деревне.

– Поехали, – поторопил Танвар друга. – А то все сожрут. Без нас.

Он обернулся и, заметив удивление Фараха, добавил:

– Не пугайся. Не все так плохо. Но у любой штуковины, есть обратная сторона. То, что ты видишь, это изнанка. Погоди, приедем в Таграм, там ты увидишь все великолепие Сальстана.

Но Фарах уже сомневался в том, что Таграм окажется таким уж великолепным. Как оказалось, рассказы Танвара это одно, а действительность – совсем другое…

Поужинали друзья в грязном кабаке, освещенной одной единственной лучиной. На ночь устроились в сарае, подле скакунов. Фарах, наевшийся плохо прожаренного мяса и выпивший кислого вина, пускал ветры и уныло размышлял о том, что лучше бы он остался в Эшмине и смело встретил судьбу, как и подобает мужчине. А не тащился бы на север, к варварам, чтобы остаток жизни мерзнуть и месить грязь.

Впервые за все путешествие Фарах ночью замерз, несмотря на то, что спал в одежде и укрывался одеялом. Он долго ворочался, поминая недобрым словом и Тайгрена, и Танвара, и весь Сальстан разом. Северянин спал спокойно. Танвар вернулся на родину и больше ничего не хотел знать.