Текст книги "Огнерожденный"

Автор книги: Роман Афанасьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

7

Утро встретили в пути. Караванщики не стали дожидаться рассвета и тронулись в дорогу, едва восток начал светлеть. К тому времени всех раненых перевязали, вещи собрали. Оставалось лишь загрузить тела погибших на повозки. Торговцы с великой осторожностью положили их в одну повозку, помогли раненым устроиться в другой и тронулись в путь.

Убитых оказалось четверо. Двое торговцев – Тамир и Ал-Тар, хозяева быков навьюченных тюками со шкурами. И погонщики Сасар и Масур, в чей повозке ехали Танвар и Фарах. Остаток страшной ночи Фарах молился за души погибших, вознося хвалу всеблагому Энканасу, чтобы тот принял их в свой теплый дом.

Всех разбойников, напавших на караван, убили. Оказалось, что их было всего шестеро. Они надеялись на внезапность нападения и стремительность атаки, рассчитывали застать купцов размякшими от вина и усталости и тихо их перерезать. И это им удалось, если бы не Танвар. Северянин действительно оказался превосходным воином. Как только он понял, что происходит, то поднял тревогу и бросился в бой. Разбойники, к тому времени уже закололи Масара, стоявшего на страже, и подбирались к сонным караванщикам. Они не ожидали такого отпора. Бандиты рассчитывали встретить в караване только купцов и торговцев, мирных горожан, не умеющих толком держать оружие. Уж больно мал караван, чтобы нанимать специально охрану. Не окупиться. Поэтому появление северянина, вооруженного и готового драться, сломало планы разбойников. Они дрогнули, смешались. Не сообразили накинуться на Танвара вместе, разом. Это их и погубило.

Он просто выкосил их, как садовник выкашивает сорняки. Северянин и в самом деле великолепно владел мечом. Он был опытным воином, прошедшим через сотни схваток и оставшимся в живых. Местные разбойники, земледельцы от рождения, занимавшиеся грабежом из нужды, а не по призванию, не стали для него серьезными противниками.

К несчастью, Танвар не смог спасти всех караванщиков. Пока он метался по полю боя, словно окровавленный вихрь, с яростью демона разя бандитов подобравшихся к стоянке с разных сторон, двое нападавших убили еще троих сонных караванщиков.

Но все это подмастерье узнал потом, ближе к рассвету, когда немного пришел в себя. Раненых оказалось всего двое, – Хасиру перевязали голову, а разорванную щеку Танвара обрили, как смогли, и промыли водой. После этого северянин, с молчаливого согласия караванщиков, проткнул каждого из разбойников мечом – еще раз. Чтобы наверняка. Их тела сволокли в одну кучу и оставили там, на месте стоянки. На поживу детям собак.

Управившись со всеми делами, оставшиеся в живых торговцы сотворили молитву, и тронулись в путь. И теперь, остатки каравана плелись по дороге в Башмин. Ехали молча, не разговаривая. Торопились. Тишину нарушали только тоскливое мычание быков, не понимавших, куда подевались те, кто заботился о них каждый день.

Фарах, Танвар и Хасир ехали во второй повозке. Фарах правил, северянин и торговец отдыхали, прижавшись спинами к бортам и вытянув ноги. Подмастерье чувствовал себя ужасно. У него до сих пор тряслись руки и путались мысли. Очень хотелось пить, но в повозке не оказалось воды, только слабое кислое вино. Его пил только Танвар. Фарах – не хотел. В его голове кислый запах вина сливался со сладковатым ароматом крови, и стоило Фараху только глянуть на бурдюк, как в памяти вставала страшная картина: обезглавленное тело разбойника плавающее в собственной крови. От этого мутило, и тошнота комом подкатывала к горлу. Фарах думал, что больше никогда не сможет пить вино.

Но больше всего его беспокоило другое. Его поведение во время нападения. Подмастерье ругал себя за трусость и нерасторопность. Быть может, если бы он вовремя выскочил из-под повозки и бросился в бой, то, может быть, удалось бы спасти караванщиков. Умом Фарах понимал, что выскочи он из-под укрытия в разгар схватки, то, скорее всего, список жертв увеличился бы еще на одного человека. Но его совесть не хотела принимать это оправдание. Он должен был сражаться, а не прятаться, как струсившая мышь, забившаяся в нору. Он опозорил себя. Опозорил своего деда. Тот хоть и был стар, одолел в бою настоящего воина, наемного убийцу. От этих мыслей хотелось плакать. Тогда Фарах шипел сквозь зубы, ругал себя последними словами и яростно подхлестывал быков.

Через час пути Танвар, внимательно присматривающий за спутником, не выдержал.

– Фарах! – позвал он.

Подмастерье обернулся. Северянин выглядел ужасно. Кожаная рубаха, залитая кровью, подсохла и стояла колом, местами прилипая к кольчуге. Обритая щека дико смотрелась на фоне бороды, а рана продолжала кровоточить.

– Парень, успокойся, – сказал северянин и поморщился от боли. – Ты все делал как надо. Все что мог. Если бы ты бросился в бой со своим ножичком, то сейчас тебя бы везли вон на той повозке.

– Я мог отвлечь кого-нибудь из бандитов, – неуверенно возразил подмастерье, понимая, что северянин прав.

– Ага. Своей смертью. Я и так еле успел вытащить тебя с того света. Нет, ты все сделал правильно. Послушался меня и уцелел. Так и поступай в дальнейшем.

– Я струсил, – упрямо сказал Фарах. – Надо было сражаться.

– Заткнись. Не перебивай. Мне говорить больно. Ты все сделал правильно. У тебя нет боевого опыта, а у меня есть. Мой опыт подсказал, что тебе лучше сидеть в укрытии. Я не отвлекался на твою защиту и мог помочь остальным. Ты послушался меня, и все устроилось наилучшим образом. Ты провел свой первый бой на отлично, – слушался своего командира и уцелел. Поверь, это немало. Многие не смогли пережить свой первый бой именно потому, что не слушали командиров. А теперь будь добр, помолчи. Мы с тобой потом поговорим.

Танвар помолчал, откашлялся и многозначительно добавил:

– Обо всем поговорим.

Фарах отвернулся и сосредоточился на дороге. Сейчас лучше следить за языком, чтобы не сболтнуть чего лишнего. Положение и так серьезное, даже если не брать во внимание ночное нападение разбойников. А тут еще и это…

Подмастерье знал, на что намекал северянин. Огонь. Истинный огонь, зажегшийся на кончиках пальцев подмастерья деревенского кузнеца. Фарах знал, что это такое. Так бывает у жрецов. Общаясь с Энканасом, они могут призывать его силу и пользоваться ей. Не все. Только самые стойкие в вере и преданные Энканасу. Конечно, каждый из смертных носит в себе частичку божественного огня. Но не каждый может найти ее в себе, это удается только отмеченным Богом Огня. Обычно они и становятся Жрецами. Сначала, конечно, обучаются в храмах, разучивают особые молитвы и, в конце концов, самые достойные получают в свое распоряжение божественную силу – огонь. Они могу призывать его, чтобы сражаться со скверной: c тьмой и холодом, с еретиками. Но то – жрецы. Огонек в руках мальчишки, пусть даже такой маленький, это все равно, что алмаз размером с кулак в кармане у нищего бродяжки. Что-то совершенно немыслимое, невозможное. И очень опасное.

"Если бы только был жив дед, – подумал Фарах, сглатывая пересохшим горлом. – Он бы смог мне рассказать, что делать дальше. И как с этим быть".

Дед. Тейрат. Мудрый и спокойный, рассудительный и предусмотрительный. Перед смертью сказал своему внуку, что он не его дед. Не родня. Но кем же тогда он был? Жрецом Темного Пламени? Еретиком? Но почему тогда возился с мальчонкой, опекал его, оберегал, учил… Фарах не находил ответов на эти вопросы. Он по-прежнему считал Тейрата дедом и не собирался верить последним словам умирающего. Нет. Наверно это предсмертный бред. Но откуда взялся истинный огонь на его пальцах? Да, конечно, это возможно. Но только после долгих тренировок, после молитв и ночных бдений, когда твоя воля сливается с Богом Огня, когда его сила входит в тебя и дарит частичку своей силы, тогда и только тогда. Фарах был твердо уверен в том, что в тот момент, когда на него замахнулся разбойник, он не думал о всеблагом Энканасе. Он вообще ни о чем не думал. Просто испугался, жутко испугался, да так, что ни о чем не мог помыслить, кроме одного – близкой смерти. Подмастерье не обращался к Богу Огня. Но тот видимо ответил, сжалился над несчастным, стоявшим на пороге смерти. Значит ли это, что Энканас его простил? Простил Фараха, и заодно деда, пусть и раскаявшегося, но все же еретика?

Подмастерье зябко передернул плечами. На улице стояла обычная дневная жара, но по его спине катались ледянее мурашки. С той поры, когда он переступил порог собственного дома и наткнулся на труп воина, многое изменилось. Слишком много. Каждый день менял судьбу Фараха так круто, как не меняли ее прожитые ранее годы. Подмастерье чувствовал себя так, словно попал в середину песчаного вихря. Его словно бы уносило ветром, раздирало на куски. Как долго это будет продолжаться? Когда же, наконец, все успокоиться! Почему беды одна за другой валяться на него как из дырявого мешка, грозя превратить его жизнь в ледяные пустыни ада.

– Фарах!

Подмастерье вскинулся и повернул голову на окрик. Оказалось что рядом с повозкой бредет бык с уцелевшим караванщиком – Тасамиром.

– Фарах, – позвал он. – Вода есть?

– Нет, – отозвал он. – Только вино.

Тасамир выругался и ударил быка по голове. Тот ускорил шаг и вскоре оказался во главе колоны, рядом с другими уцелевшими торговцами.

Подмастерье оглянулся назад. Хасир спал, откинувшись на борт и накрывшись с головой белым полотенцем. Танвар лежал на полу повозки и тяжело дышал. С присвистом и хрипами.

Он оставил поводья и бросился к северянину. Опустился на колени рядом с ним, приподнял курчавую голову… Рана на щеке покрылась запекшейся кровью, но выглядела хорошо. Может быть, северянину плохо от другого? Может сердце, как у деда?

– Фарах!

Подмастерье поднял голову и едва успел поймать бурдюк, летящий в него. Тасамир, оказывается, вернулся с водой.

– Умой северянина, – велел он, – и смочи полотенце Хасира. Дети собак! Почему никто не подумал положить воды в повозку раненых!

Подмастерье исполнил задание со всей тщательностью, аккуратно расходуя воду. Хасир даже не проснулся. А вот северянин заворчал, застонал.

– Что с ним? – Спросил Тасамир.

– Не знаю. Кажется ему плохо.

– Храбрый воин… Если бы не он, нас бы уже жевали дети собак. Посмотри что с ним.

Фарах потряс северянина за плечо, и тот открыл глаза.

– Тихо, – прошептал он. – Мне плохо. Как приедем в Башмин, – сразу к лекарю. Бросаем караван и к лекарю. Понял?

Кивнув, подмастерье приподнялся.

– Ему нехорошо, – сказал он Тасамиру. – Говорит, что, как приедем в Башмин, надо его отвести к лекарю.

– Верно, – одобрил торговец. – Мы то сразу к страже поедем, про разбойников рассказать, мертвых к жрецам завезем. А ты его веди к лекарю. Стражники его сами найдут. Как раз недалеко от южных ворот есть хороший лекарь – Пасагрен, северянин. Вот к нему то и отправляйтесь. Танвар сам дойдет?

Северянин, услащав, что речь идет о нем, заворочался и приподнялся ухватившись рукой за борт повозки.

– Хорошо, – сказал он на южном наречии. – Пойду сам.

Тасамир радостно оскалился.

– Ладно, отдыхайте, – сказал он. – Башмин еще не скоро. К вечеру доберемся. Быки идут так быстро как могут, но все-таки это не скакуны.

Торговец кивнул и поехал в начало каравана. Фарах проводил его долгим взглядам и подумал о том, что надо бы вернуться к поводьям. Но быки шли уверенно, ровно. Они знали дорогу.

– Фарах, – зашептал Танвар, – я посплю. Ты иди, не привлекай внимания. Как будет Башмин, – подхватываемся и уходим. Все. Молчи.

Подмастерье послушно кивнул и вернулся к поводьям. Конечно. Он сразу понял, что северянину вовсе не так худо, как могло показаться со стороны. Им просто нужен повод, чтобы избежать встречи со стражей.

"Конечно, – с горечью подумал подмастерье, – ведь мы же – беглецы".

Он со злостью хлестнул быков поводьями и выругался сквозь зубы, так сурово, что неделей раньше умер бы от стыда, если бы ему сказали, что он будет произносить такие слова. Очень хотелось пить, но воды не осталось. Только тошнотворное кислое вино.

8

К вечеру они вышли к Башмину. Дорога, плутавшая между холмами, поползла вверх, потом нырнула в маленькую долинку, обогнула гору, изъеденную ветрами, и, наконец, вывела караван к спуску. Отсюда, с высокого холма, было хорошо видно, как утоптанная дорога спускается вниз, к городу, раскинувшемуся в огромной ложбине между двух холмов.

Башмин был небольшим городом. Фарах, помнивший Хазир, хорошо это понимал. Но по сравнению с Эшмином, он казался огромным.

Дорога спускалась с холма тугой лентой и вела к скоплению маленьких домов построенных из прутьев и обмазанных потом глиной. Это еще не город, нет. Это дома бедняков, окружавшие Башмин, словно рой мух. Они ютились вдоль дороги, вдоль городских стен. Стояли как попало – каждый строил дом так, как в голову придет. Домов было много. Их серо-желтые крыши сливались в пестрый ковер, и казалось, что стены Башмина штурмует море высушенной солнцем травы.

В ложбине всегда прохладно и влажно, – высокие холмы защищают от солнца, да и воды здесь больше. Поэтому вокруг Башмина росло много фруктовых садов. Они были удивительно красивыми и Фарах, как в прошлый свой приезд, залюбовался темной зеленью деревьев, заполонивших почти всю долину.

Дорога, широкая и пыльная, вела к городским стенам. Сложенные из желтого песчаника, высотой в два человеческих роста, они смотрелись очень красиво. Стены, отшлифованные строителями и ветрами, гладкие, выглядели чуть ли не полированными. Ворота сделаны из дорого крепкого дерева, привезенного с севера. Две огромные дверцы, высотой почти как стены, выглядели очень тяжелыми. Фарах знал, что их открывают и закрывают быками, иначе не справиться. С другой стороны города были похожие ворота, называвшиеся Северными. И те и другие – гордость башминцев.

За южными воротами и начинался сам город. Здесь стояли дома горожан. Солидные, сложенные из камней, с покатыми крышами из глиняной черепицы, они производили впечатление зажиточных людей, уверенных в себе и в своем завтрашнем дне. Два, три этажа – это дома богачей. Они стояли ближе к центру – вокруг большой площади. Посреди нее возвышался огромный дом аль-саддина – городского главы. Вокруг него раскинулся сад, обнесенный невысоким заборчиком, – аль-саддин любил зелень. Рядом с ним приютился маленький Храм Огня. Поговаривали, что его Жрец – единственный на весь Башмин, зато самый настоящий, обучавшийся в столице, – не любил роскошь, и отказывался строить большой и дорогой Храм. Говорил, дескать, богатство веры не в размере Храма, а в ее крепости.

Из площади плавно вытекала дорога, как река вытекает из озера. Она тянулась через весь город к северным воротам и стрелой уходила вверх – на следующий холм, – вела на север – в Масун. Фарах с тоской посмотрел на нее, понимая, что вскоре ему придется топать по этой дороге, оставляя за спиной все то, что он знал, все то во что верил…

– Эй! – Окликнул его Танвар. – Чего задумался? Быки стоят!

– Красиво. – Отозвался подмастерье, не отпуская поводья. – Город красивый.

– Да ну, – рассмеялся северянин. – Погоди, еще не то увидишь!

Он запнулся и косо глянул на дремавшего Хасира. Хотел видно, что-то сказать про север, про свою родину, но остерегся. Толстяк хоть и дремал, но вполне мог подслушивать разговоры попутчиков. Так, краем уха, на всякий случай. Торговец и во сне не должен упускать возможную выгоду.

Подмастерье покачал головой, удивляясь сам себе, – как быстро он научился думать о людях плохо.

– Давай, поехали, – сердито поторопил его северянин, раздосадованный сам на себя, за то, что едва не проболтался. – Вон, смотри, караван уже спускается к городу!

Фарах послушно подхлестнул быков, и повозка медленно покатила вниз по дороге, вздрагивая на выбоинах.

А караван действительно уже подъезжал к бедняцким домам. Подмастерье, засмотревшись на город, и не заметил, что его повозка стоит. Теперь им приходилось нагонять остальных.

От домов к каравану потянулись люди. За новостями, за свежим товаром, – если повезет, можно кое-что перехватить, прежде чем торговцы доедут до города. Мелочишку конечно, – например оставшуюся воду, остатки еды, что лень тащить домой. Но и того достаточно. Много ли надо бедняку.

Когда первая повозка подъехала к домам, ее тут же окружила плотная толпа башминцев. Возница привстал, и что-то громко крикнул. До Фараха донесся удивленный и рассерженный гул толпы. Видно новость о разбойниках пришлась им не по вкусу.

Тасамир, ехавший на своем быке рядом с повозкой, выпрямился и оглянулся. Заметив, что повозка отстала, он яростно замахал рукой.

Фарах снова подхлестнул быков, те недовольно засопели, но ускорили ход. Вскоре они нагнали остановившийся караван и люди стали подходить к повозке.

– Вон он, вон он, – шумели они, показывая пальцами на северянина.

Стало ясно, что слух о его подвигах уже распространился среди местных жителей. Кажется, на глазах рождалась новая легенда – о северном воине, перебившем в одиночку разбойничью банду. Фарах знал, что со временем разбойников будет все больше, герой будет все могущественней, и так до тех пор, пока вранье рассказчиков не превысит разумные пределы. Тогда в легенду верить перестанут, и она станет одной из тех баек, что рассказывают старики.

Танвар улыбался башминцам, держась за раненую щеку, кивал, принимая похвалы и тихо, сквозь зубы, ругался.

– Ну конечно, – зло шептал он. – Теперь, нас каждый сын собаки в городе будет знать. Надо бежать. И быстро.

Но быстро – не вышло. Толпа плотно окружила повозки, жаждя подробного рассказа о нападении разбойников. Всем хотелось услышать историю из уст самих участников.

Тасамир вежливо просил их разойтись и пропустить повозки. Он говорил, что раненым нужна помощь врачевателей, что им срочно нужно в Башмин… Впустую. Народ прибывал с каждой минутой. Толпа становилась все гуще, и вот уже стоящие вблизи кричали задним, что происходит в центре.

– Может, сбежим? – шепнул Фарах северянину. – Смешаемся с толпой и удерем.

– Как же. – Буркнул Танвар. – Смешаемся. Они нас на руках носить будут. Да и рожа у меня приметная…

Наконец Тасамир не выдержал и хлопнул своего быка рукой по боку. Тот возмущенно взревел и двинулся на толпу. Следом за ним устремились остальные быки и караван, наконец, тронулся с места. Толпа расступалась неохотно, жадно глазея на героев дня. Фарах почувствовал раздражение и злобу. Ему не хотелось, чтобы на него пялились. Он знал, что это нормально, и что случись такое в его деревне, все эшминцы тоже бы столпились вокруг повозок. И каждый бы выспрашивал – что там, что случилось? Этих людей можно понять, – не каждый день происходят такие события. Это для них развлечение, разговоров будет на месяц – не меньше. Но сейчас Фарах смотрел на вещи по иному – с другой стороны. Изнутри. Теперь ему казалось, что местные жители ведут себя отвратительно, словно стая любопытных ворон.

Он со злостью подхлестнул быков, и башминцы прыснули в разные стороны, освобождая дорогу повозке.

Больше дорогу им не заступали. До самых ворот их провожали мальчишки, бегущие вслед за караваном. Взрослые отстали – не дело бегать по жаре.

У ворот их ждал сюрприз, – проезд оказался перегорожен несколькими быками и большой четырехколесной повозкой. Оказалось, что еще один караван пытался попасть в город. Погонщики столпились около створок ворот, следя за тем, как глава каравана ругается со стражниками, взимавшими плату за проезд. Но не все погонщики довольствовались ролью наблюдателей. Большинство из них принимали самое активное участие в споре, громко возмущаясь грабительской пошлиной. Шум и гам стоял такой, что даже быки начали волноваться.

– Пропустите, – закричал Тасамир, – пропустите нас! Раненые! Пропустите раненых!

Толпа расступилась, и тут же посыпались градом вопросы, – что случилось. Стражники – трое служивых в одинаковых красно-зеленых халатах подошли ближе. Тасамир слез с быка и подошел к ним – объяснить, в чем дело.

– Вот теперь – пора. – Шепнул Танвар и поднялся. Легко перемахнул через борт повозки и обернулся.

– Давай! – сердито сказал он.

Фарах бросил поводья, оглянулся на Хасира. Тот вроде уже пришел в себя и недоуменно оглядывался по сторонам.

Подмастерье махнул на него рукой и выпрыгнул из повозки. Северянин тут же ухватил его за локоть и потащил сквозь толпу к воротам. Фарах обернулся и увидел, что Хасир пристально смотрит им вслед.

Этот взгляд ему не понравился. Подмастерье понял, что Хасир обязательно расскажет стражникам о них. Обязательно.

Тем временем Танвар шел сквозь толпу с упрямством и уверенностью быка, расталкивая торговцев и караванщиков. Его притворная слабость исчезла, и подмастерье облегченно вздохнул, – еще час назад он опасался, что у его спутника действительно серьезная рана. Теперь его опасения рассеялись как дым – северянин явно чувствовал себя хорошо, а все мучения были притворством.

У ворот их встретили двое стражников, сменившие тех, что вышли к толпе. Они разом шагнули навстречу друзьям и Фарах понял, что их не пропустят до тех пор, пока не выясниться по какому поводу весь этот шум.

Танвар остановился и тихо выругался. Подмастерье же обернулся, скользнул взглядом по толпе…

– Тасамир! – крикнул он. – Тасамир!

Караванщик стоял недалеко, и яростно что-то доказывал трем стражам ворот. Услышав зов Фараха, он повернулся.

– Мы к врачевателю! – крикнул подмастерье. – Встретимся у стражи!

Тасамир кивнул, и что-то сказал стражникам. Один из них обернулся, глянул на Танвара. Северянин тут же скорчил гримасу, которая должна была изображать неземные муки. Стражник пожал плечами и махнул рукой охранникам у ворот. Те расступились, освобождая проход.

Обрадованный Танвар тут же потащил Фараха вперед. Они прошли мимо стражников и устремились по широкой улице, прямой как меч северянина.

Фарах глазел по сторонам, отмечая знакомые места. Вот дом менялы, в прошлый приезд дед обменивал тут деньги, вот придорожная чайня, где можно отдохнуть после длинного пути, вот поворот к дому богатого травника…

Танвар шел уверенно, словно всю жизнь провел в Башмине. Он тащил Фараха за собой, держа за локоть, ничуть не смущаясь взглядов, что бросали на них прохожие. Подмастерье попытался высвободиться, но это ему не удалось, – хватка у Танвара была как у горного медведя.

– Сейчас, – шептал он, – сейчас… Третий поворот налево…

Он ловко нырнул между двумя домами, сложенными из камней песчаника и устремился вперед по узкой улочке.

– Куда мы идем? – спросил Фарах. Этих мест он не знал и даже не мог предположить, куда они сейчас направляются.

– К одному моему знакомому, – отозвался северянин и отпустил его локоть. – Нам помогут.

– Чем?

– Всем. Не думал, что все так сложиться. Вообще-то мы должны были идти в Масун с попутным караваном. Но раз уж так получилось…

– А он надежный человек? Знает кто мы?

– Не бойся, – ухмыльнулся северянин. – Он не знает. Мы с ним знакомы, но никогда не говорили ни о тебе, ни о твоем деде. Нас связывают совсем другие дела.

Танвар быстро шел по узким улочкам, легко ориентируясь в лабиринте домов, пристроек и заборов. Фарах едва поспевал следом за своим спутником. Похоже, друг Танвара жил довольно далеко от южных ворот.

– К страже мы не пойдем? – спросил он.

– Конечно, нет. Этого только не хватало.

– Но они будут нас искать!

– Не раньше завтрашнего утра. А к этому времени, мы покинем город. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

– Но как? Нам надо отдохнуть, купить припасы, выспаться.

– Забудь. Это моя забота.

Танвар резко остановился, как раз напротив невзрачного одноэтажного домика, сложенного из обоженных глиняных кирпичей. По бокам высились два больших дома, сложенные из песчаника. На их фоне одноэтажный домик смотрелся на редкость убого. Фарах подумал, что здесь живет не очень богатый человек. Удивительно, что такой дом находится внутри городских стен, ему самое место снаружи, среди бедняцких хижин.

– Пришли, – сказал Танвар и подошел к невзрачной синей занавеске с заплатами, заменявшей дверь.

– Кто здесь живет? – удивленно спросил Фарах. – Гончар?

– Тут живет один из самых богатых людей Башмина, – ухмыльнулся северянин. – Но немногие знают об этом.

– И кто же он? – недоверчиво осведомился подмастерье. – Торговец?

– Нет, – отозвался Танвар. – Его зовут Косар. И он вор.

Фарах отступил на шаг, изумленно глядя на спутника.

– Вор? – переспросил он. – Ты водишься с ворами?

– Перестань. – Отозвался северянин. – Не строй из себя жреца. Знакомства бывают разные. И люди… Они тоже бывают разные. Поверь мне, хороший человек может быть вором. Так бывает. Просто поверь. И запомни, – тут мы найдем помощь. Больше нам рассчитывать не на кого.

Северянин вздохнул, откинул тканый полог, закрывавший вход и зашел в дом. Фарах перевел дух, постоял немного и решительно направился следом за спутником. Вор – не вор… Танвар прав. Сейчас это не важно. В их положении сгодится любая помощь, и не важно кто ее окажет – святой или грешник.

Внутри их встретили. Сразу за порогом располагалась маленькая комната, где сидели два крепких молодых парня. Они пили холодный чай из больших глиняных чашек и играли в кости.

Танвар подошел к ним и вежливо поздоровался. Охранники, – а Фарах не сомневался что это именно они, – разом заулыбались. Стало понятно, что северянин не в первый раз заходит в гости к своему знакомому. Один из "кулачков", – а именно так в народе называли серьезных разбойников, поднялся и, поздоровавшись с Танваром, проводил гостей вглубь дома.

И снова подмастерье удивился. Оказалось, что дом вора был вовсе не маленький. Дома, стоящие по бокам убогой хижины, на самом деле оказались ее частью. Все три строения объединялись в одно, образовывая просторное жилище, вполне достойное богача.

Пройдя несколько комнат, Фарах понял, что попал во дворец. Стены и пол украшали дорогие ковры, столики ломились от посуды из серебра и золота. Стены затянуты в шелка, а потолок тщательно выложен мозаикой из цветного стекла. Подмастерье, затаив дыхание, разглядывал украшения. В таких богатых домах ему еще не доводилось бывать.

Косар, знакомый Танвара, оказался невысоким человечком с худым и подвижным лицом. На вид ему было лет сорок, не больше. Он ждал гостей в глубине дома, в большой и прохладной комнате с распахнутыми окнами. Они вели в небольшой дворик, устроенный прямо в центре дома и заросший раскидистыми кустами горного чая.

Когда гости вошли, хозяин поднялся с подушек и приветственно махнул рукой.

– Танвар! Рад тебя видеть! – сказал на северном языке. – Ты быстро вернулся!

– И, увы, быстро уйду, – ответил северянин, кланяясь Косару.

– Что случилось? – нахмурился вор, откровенно разглядывая рассеченную щеку северянина. – У тебя неприятности?

– Есть немного, – признался Танвар. – Но не те, о которых ты подумал, уважаемый Косар.

– Кто осмелился поднять на тебя руку? Надеюсь, это не мои "кулачки"?

– Нет, нет. Мы шли с караваном, на него напали разбойники. Судя по всему, это были деревенские мужики, взявшиеся за дубину от нищеты.

– Где это было? Когда?

– Вчера ночью. В дневном переходе от Башмина.

– Совсем обнаглели, – сказал Косар. Он нахмурился, губы сжались в узкую полоску. – Надо бы ими заняться.

– Поздно, уважаемый Косар, – сказал Танвар и откашлялся. – Пришлось их отправить к благому Энканасу. Всех.

Косар косо глянул на северянина, скользнул взглядом по Фараху…

– Ты человек дела, – сказал он. – Раз уж взялся, – сделаешь.

– Точно так! – рассмеялся северянин. – За мной должков не водится!

Вор улыбнулся уголками губ и Фарах понял, что ответ Танвара ему понравился.

– Неплохо, неплохо, – сказал Косар. – Надеюсь, ты так относишься ко всем делам. Кто это с тобой?

– Это? – Танвар обернулся к Фараху, стоявшему позади и благоразумно державшему рот на замке. – Это подмастерье.

– Твой?

– Мой.

Косар хихикнул и погрозил пальцем северянину.

– Воруешь у меня людей, да? Самых лучших забираешь! Парень-то – красавец, богатырь! Заморишь ты его в своих снегах. Может, оставишь мне? Чувствую, далеко этот малец пойдет.

Танвар наклонил голову и нахмурился. Фарах похолодел. На секунду ему показалось, что Танвар сейчас согласиться с предложением Косара и оставит его здесь. Скинет с себя обузу и пойдет своей дорогой…

– Уж извини, Косар, – сказал северянин, – не выйдет. То мой должок. А должки, как ты знаешь, я всегда плачу.

– Ну, нет, так нет. – Спокойно ответил вор. В его взгляде скользнуло разочарование, но он по-прежнему улыбался. Фарах тихо выдохнул и прикрыл глаза.

– Ах! – всплеснул руками Косар. – Садитесь гости дорогие! Что же это вы стоите, простите нерадушного хозяина. Садитесь, садитесь!

Танвар подошел к подушкам, разбросанным на полу, и тяжело опустился на одну из них. Фарах сел рядом – прямо на пол.

– Ратан! – Крикнул вор, – Ратан! Неси стол, еду, вино! Будем принимать гостей!

Где-то в глубине дома зазвенел колокольчик, и через минуту в комнату вошли четверо слуг. Они принесли большой стол на маленьких ножках, еду, питье и все что полагается для хорошего застолья. Они так быстро все расставили по местам, что Фараху показалось, что стол накрылся сам собой – словно по волшебству. Он и глазом не успел моргнуть, а Косар уже разливал вино по дорогим стеклянным чашам – бокалам.

Фарах хотел спросить, есть ли что-нибудь попить кроме вина, но получил ощутимый толчок локтем от Танвара и понял, что лучше молчать.

Он ел и пил, ничуть не стеснясь – от традиционного угощения гости не отказываются. Так что Фарах налегал на еду и помалкивал.

А вот Косар и Танвар не молчали. Напротив, они непрерывно болтали, словно старые знакомые, встретившиеся после долгой разлуки: о погоде, о ценах на оружие, о путешествиях…. О деле ни слова.

Плотно поужинав, перешли к вину. Тут Танвар, наконец, завел разговор о делах. Наполнив бокал, он сделал из него большой глоток, и сказал Косару, что ему надо срочно уехать из города. Срочно – значит утром. Вор немного помялся и пообещал, что утром гости покинут Башмин. Он попытался расспросить северянина о делах, что требуют столь срочного отъезда, но северянин уклонился от расспросов. Ловко перевел разговор на ночное нападение разбойников, и тут же стал в подробностях расписывать стычку. Делал он это с таким жаром и пылом, что Косару не удавалось ни словечка вставить в этот поток красноречия.

Фарах слушал эти речи, но нисколько не волновался. Он уже понял, что болтливость Танвара – всего лишь маска, под которой он прячет свое истинное лицо расчетливого воина. Говорил северянин быстро, размахивал руками, но Фарах знал – ничего лишнего не сболтнет.

Со спокойной душой подмастерье потягивал слабое винцо и не вмешивался в разговор. Он с удивлением отметил, что это вино не имело ничего общего с напитком караванщиков. Это вино было совсем другим, – терпкое, душистое и сладкое. Оно пилось легко, как вода, и Фарах все пил его и пил, пока не оказалось, что кувшин опустел. Подмастерье потянулся за вторым, стоявшим в центре стола, покачнулся, смахнул локтем чашку со стола, и чуть не упал.