Текст книги "Волхвы"

Автор книги: Роман Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

13

Экспедиция деда Тихомира и Джека уже начала убаюкивать обоих. В сердца полагавшихся на интуицию старца путников потихоньку прогрызался червь сомнения. Исхоженные вдоль и поперёк тропинки, повторяющиеся лесные ландшафты с шоколадных конфет, сонное царство вокруг и никаких зверей под пристальным взглядом полной Луны. Уныло болтающийся хвост Джека показывал, что пёсик скоро потребует возвращения в более уютное место. Дед не соглашался.

Без карт и зацепок, кроме головы Иваныча, вооружённые фонарём скитальцы проблуждали ещё один час, сильно замедлив темп. Разочарование усиливалось. Но старец чувствовал, знал, что не смесь безысходности со страхом вытолкнула его вместе с четвероногим другом посреди ночи. Чтение знаков помогло ему в войну, поможет и сейчас. И знаки эти определённо были. Где-то в сплетённых линиях эфира, под слоем кучевых облаков, почти слившихся с тьмой. Что-то было. Оно расплывалось пульсирующей вспышкой, а затем пропадало. Через десяток-другой шагов появлялось снова. Вряд ли Джек мог видеть эту путеводную кляксу гигантских размеров, это была забота Тихомира.

Тьма поглотила путников. Они слились с ночью. Лунное сияние едва помогало различить стволы деревьев, весь обзор вокруг был залит вышедшим из берегов нефтяным месторождением. Внутренний барометр стал подавать тревожные сигналы, будто невидимый гигант накрыл их огромным куполом. Поднялось давление. Участился пульс. Из-за преследования кляксоподобного сигнала рассудок прогонял обыденные размышления. Мысли сжались, они легли на один единственный вектор и только…

– Туда, Джек! – старец внезапно ободрился и ускорил шаг. Пёс побежал за ним.

Обманывая свой возраст, Тихомир ловко проскальзывал меж препятствий. Его спутник старался не отставать, хотя под таким напором, надо признать, это давалось нелегко. «Старик обезумел! Он нашёл золотую жилу? Дверь в лучший мир? С цепи сорвался!» – возможно, думал про себя Джек.

– Не отставай, мы почти добрались! – подогнал зверька Иваныч.

Шустрые удары хвоста и натужное дыхание послужили одобрительным ответом.

Они отсчитали 20 сосен, пробежали полянку с пеньками, добрались до густых зарослей поразительно чёрных деревьев, и, вместо того чтобы осмотреться и проложить нормальный маршрут, дед Тихомир, подобно отчаянному юнцу, нырнул в хвойное озеро, залитое углём. Джек последовал за ним.

Только чудо помогло им остановиться на краю холма, которого отродясь не было на этом участке, как и ужасных деревьев чёрного цвета, сочащихся первобытным злом. Справившись с гравитацией, старец начал всматриваться вдаль, однако, собачье чутьё опередило – Джек начал громко лаять в сторону каменного изваяния. Эта площадь, на удивление, лучше освещалась, поэтому можно было разобрать, что к этому скальному «шалашу» приближается тень, обычная тень, совершенно обычного человека.

Пёс продолжать лаять. Всё сильнее и сильнее.

Тихомир Иваныч изменился в лице, его охватила тревога и ужас одновременно. Он рванул прямиком с холма и закричал:

– Кто бы ты ни был – остановись! Не заходи внутрь! – вопль был пропитан сумасшедшей энергией.

Лай Джека вторил мощным словам.

Но человек (это совершенно точно был человек) не подавал виду, будто специально игнорировал крики. Он приблизился к разлому, который уже бросался в глаза. Человек замер.

Мчащимся с холма оставалось преодолеть каких-то 150 метров, чтобы оказаться перед незнакомцем. Они из последних сил быстро перебирали ноги – последний раз Тихомир так спасался от минометного обстрела в 43-тьем. Расстояние сократилось до 50 метров, и тень растворилась. Добравшись до того места, где стоял таинственный человек, они увидели лишь разлом, в котором растворился незнакомец. Недолго думая, дед Тихомир последовал за ним.

14

Джек не смог. Пёс прыгал в довольно широкую трещину, но у него никак не получалось оказаться внутри. Похоже, колдовство опять было связано с мыслями, ибо Джек раз за разом упирался в воздушную заслонку, для пробития которой не хватало силы энергетического поля собаки. Наконец, он остановился, плюхнулся на убитую засухой землю, попытался отдышаться. Если бы только ему позволили.

Джек встрепенулся. По его вечно спадающей шерсти прошлись разряды статического электричества. Верный друг, как это ни странно звучит, оказался под напряжением. Паника закрутила его. Пёс забегал по кругу. Со стороны казалось, что он носится за собственным хвостом, как любят делать все собаки, но, на самом деле, на Джека обрушилось всё окружающее пространство. Графитовые деревья, стоящие на защите разлома, где скрылся неизвестный человек и дед Тихомир, скрутились в форму сферы и стали зажимать Джека в свою ловушку. По псу бегали микроскопические разряды, они жалили его. Гневный лай понемногу вытеснило испуганное взвизгивание. Джек заскулил. Он не понимал, что происходит. Никто на его месте не понял бы, что происходит. Чёрные драконьи крылья уже накрывали его, не помогал даже лунный свет – ночное светило предпочло не смотреть на ужас, разворачивающийся на полянке около скальной юрты. Давление, которое на момент безумного рывка сдвинулось на второй план, вернулось с утроенной силой, достигнув пика. Находящийся в осаде тысячи электрических пик пёс припал к земле, затянув едкий запах сгоревшего леса. Он испуганно прижал уши и пал вниз. Сфера сжалась до предела. Невидимые когти впились в него, после чего он уже не видел ни света, ни намёка хотя бы на блеклый лучик. Тьма поглотила его, и мучения Джека закончились.

Теперь лишь тот несчастный, который лишь по чьей-то злой воле мог оказаться на выжженной поляне около скальной юрты, увидел бы обладателя некогда развивавшейся шевелюры, бездвижно лежащего около большой каменной глыбы. Джек не убежал, хотя был шанс. Он остался ждать своего верного друга, прыгнувшего в неизвестность. И ему было страшно жаль, что не получилось последовать за ним.

15

Кровь деда Тихомира закипала. Во время погони он забыл обо всём: о возрасте, о костях и остатках мышц 90-летней давности, об этом дьявольском окружении, от которого вода могла покрыться коркой льда, а зубы – превратиться в кастаньеты, отбивающие нервный ритм. Даже Джек, бедный Джек, сам вызвавшийся в это приключение, окончательно отошёл на второй план. Только незнакомец. Только мрачная тень, приковавшая к себе внимание с того проклятого холма, на которую они обратили внимание, когда человеческая сущность, призывающая уйти, развернуться и бросить это место к чёртовой матери, проиграла, и расплывчатая клякса увлекла их за собой. И они поддались. Почему?

Потому что один из них знал жуткую правду, которая могла последовать за исчезновением человека в проломе с энергетическим барьером. И если бы он достиг своей цели, покуда до этого поглощения уже был совершён сбор необходимых человеческих душ, пришлось бы готовиться к судному дню.

– Мракобесие! – прорычал старец, как только его тело переместилось на другую сторону. – Где ты? И кто ты, человек?!

Человек не спешил с ответом. Окружение было на его стороне. Казалось, что тьма свисает с едва заметных стен пещеры сгустками и вот-вот начнёт капать и пачкать одежду; сейчас эта жижа зальёт глаза и тогда шансов выбраться отсюда живым не останется вообще. Такого пленения Иваныч не пожелал бы и злейшему врагу. Можно ли было двигаться через подобную пелену, не боясь оказаться в волчьей яме или ловушке, испепеляющей тебя заживо, как ту полянку около входа? Выбора не оставалось. Вернее, его уже сделал незнакомец, чьё дыхание должно было доноситься поблизости. Должно, но не доносилось! И тут Тихомир Иваныч крепко задумался: «А человек ли это вовсе?»

Старец пошёл вперёд. Тяжелый пещерный воздух больно бил по разгоряченным от беготни лёгким. Он выставил руки вперёд, делая каждый шаг так, будто пересекает кишащую аллигаторами Амазонку ночью, под лунным светом и по головам рептилий. Один аккуратный шажок. Другой. Воображение рисовало картины из пещеры троллей, где пол устлан костьми вперемешку с останками убитых животных. Сами тролли, прекрасно чувствовавшие себя в ночное время, давно промышляли снаружи в поисках свежих жертв, а он, старый дурак, забрался в их логово, чтобы докопаться до истины и, возможно, предотвратить конец света.

Сделав ещё пару шагов, дед Тихомир понял, что подстроился под темноту, так как давление больше не терзало трещащую по швам голову, и глаза могли сфокусироваться на мелькающих силуэтах вдалеке. Сказать, что они не понравились ему – отнюдь; старца терзали совершенно иные тревоги, и теперь сердце забилось так, как никогда прежде. Из-за поворота стали выглядывать отблески мистического свечения, раскрывшие наскальную роспись – целая россыпь рунических знаков, с виду насчитывающих не одну тысячу лет до нашей эры. Пещера, как потом догадался старик, была воплощением заклинания такой силы, что легко бы заставила планету крутиться в обратном направлении. Знаки питали её, как плутониевый стержень насыщает энергией атомный реактор. И в самом центре этого колдовства сейчас оказался он и его дорожный мешок, переброшенный через плечо.

Ландшафт уходящих вдаль стен понемногу стал меняться, а плотность знаков возрастала. Вскоре он дошёл до участка, когда, спрятавшись за выступом, увидел настоящую гирлянду из символов, стекающихся к – Тихомир слегка высунулся из-за каменной преграды – огромной двери! Прямоугольное изваяние чуть подавалось наружу. Оно было скорее похоже на саркофаг, замурованный в стене, а вовсе не на обычную «Калитку в другой мир», как подумал про себя дед. Саркофаг отличался мощной защитой, способной выстоять против любого оружия. Помимо внушительного вида, его вдобавок окутывала полупрозрачная аура, которая считывала каждого, кто осмеливался приблизиться к этому проходу. Если бы не она, не плотный воздушный поток, Джек мог оказаться рядом, в этой смертельно опасной пещере, но живым. Как пролез сам Тихомир – остаётся загадкой.

Зачатки мыслей насчёт пропавшей собаки были изгнаны появлением призывателя. Тихомир ужаснулся, когда к двери приблизился не кто иной, как Фёдор из соседнего посёлка. Старик правильно делал, что выжидал и держался на расстоянии – лицо Фёдора исказилось, впало, изо рта капала слюна, а сам он шаркал, загребая ногами.

Когда Фёдор начал медленно проговаривать одному ему ведомые слова на каком-то мистическом наречии, Иваныч понял, что перед ним самый настоящий призыватель, потерявший человеческую природу, и приближаться к нему – обрекать себя на гибель.

Тихомир Иваныч не покидал укрытия, хотя зло, скрывающееся в недрах такого жуткого места, возможно, совсем рядом, уже знало о его присутствии. Возможно, даже само вело старика, чтобы отомстить после случая с вторжением в деревне. Фёдор, вернее, то, что когда-то было им (правда, человеческие черты он не потерял – стрижка «Горшок», целая рубашка со штанами, кроссовки с тремя полосками и кожа без единого прыща, натянувшаяся на продолговатом лице) тоже чувствовал чужую, но по-своему родную энергетику, ибо манящая его сила резко отличалась от привычного, скажем так, доброго мира. Однако, сопротивляться не было сил.

Губы Фёдора едва шевелились, ему не требовалось кричать, чтобы запустить реакцию, которая не заставила себя долго ждать. В первые мгновение не было ничего, кроме невнятного бормотания. Через минуту рунического диктанта по всем поверхностям пошла легкая вибрация. Дальше она начала бешено нарастать. Когда у Тихомира затряслись кишки, а весь обод двери расчертил мертвецкий синеватый луч, старец понял, что промедление и страх, сковавший тело, превратят в пепел всю их экспедицию и гибель Джека, о которой он ещё не догадывался, станет напрасной.

Потребовалось чудовищное усилие, чтобы рука деда добралась до мешковидной походной сумки. Он прощупал содержимое, удостоверившись в наличии нужной ему вещи, и на какой-то момент переключил мысли на Фёдора, сильно зажмурившись, будто собирается разорвать его на части. Тщетно. Между призывателем и саркофагом установилась слишком прочная связь, чтобы кто-нибудь извне смог нарушить её, чересчур прочная. Лоб старика разгладился, и его взору предстало зрелище, куда хуже, чем было до опущенных век.

Огненный свет проник в тело Фёдора. Тот неестественно прогнулся назад, не выдержав напора. Зарево циркулировало энергетическим потоком от двери к призывателю и обратно. Тем временем, дрожь превратилась в землетрясение. Ещё пара мгновений – и навсегда замурованное нечто по ту сторону выбралось бы наружу.

Рука Тихомира на этот раз гребком нырнула в сумку и вернулась в прежнее положение уже с запасным планом – обрезом. Старец не особо доверял этому способу, несмотря на то, что проговорил тонну молитв и окропил ствол святой водой. Он и сейчас перебирал всех святых, мучеников и обращался ко всем известным богам, вплоть до африканских племенных, параллельно взводя курок.

Иваныч выпрыгнул из укрытия в полный рост, будто приготовившись к последнему бою в своей жизни.

(Федя, прости меня) – проговорил он про себя.

Раздался грохот выстрела, за ним сразу же последовал второй, после которого дед машинально забросил ещё пару патронов 12-го калибра.

И не зря – первые залпы достигли цели: картечь разнесла часть головы, отбросив ошмётки из волос с кожей в дальний угол; челюсть превратилась в месиво, а из свежих ран хлестала кровь.

(Вдруг всё это плод его воображения? Вдруг я стал убийцей? Вдруг меня одурманили?)

Однако, яростный свет выстрелы не остановили. Теле по-прежнему было пронизано энергетическим потоком.

– Господь Всемогущий! – Тихомир Иваныч в открытую пошёл на врага, произнося молитву стальным голосом.

Дуло обреза извергло две новых порции дроби. Выстрелы прошли чуть ниже, обнажив шею и раздробив плечи призывателя. Свет не ослабевал.

– Отец наш небесный! – дуплет снова пополнил дуло.

Громкие хлопки эхом разнеслись по всему гроту. Казалось, что в любой момент рухнут стены. Уши деда Тихомира заложило, но ему было всё равно.

Фёдор стал совсем не похож на себя. От головы практически ничего не осталось. Рубашка свисала лохмотьями, кровь била фонтанами.

– Дай нам сил!

Окружение завибрировало с новой силой, перейдя в мощное землетрясение! Что-то произошло! Казалось, пещера начала стонать, однако, низкий гул издало то, что находилось по ту сторону саркофага, то, что всеми силами старалось оттуда выбраться. Вибрации нарастали.

Кисти рук выполнили заученное движение. Тихомир Иваныч погрузился в подобие транса. Он стрелял и перезаряжал. Стрелял и перезаряжал, пока не кончились все патроны. Он понимал, что силе, сдерживающей остатки того, что было Фёдором, 12-тый калибр всё-таки причинил вред, и их связь разорвалась. Дедушка даже не осознавал (или не хотел осознавать) свою цель, куда вылетела уже десятая пара смертельной дроби. Под градом выстрелов призыватель больше не говорил – он потерял физическую возможность. Поза резко изменилась – сейчас вместо Фёдора в воздухе повисла некая биологическая масса, чудным образом налипшая на поломанные кости. В ней уже не теплилась жизнь. Душа покинула тело пару минут назад – в запале Иваныч не мог точно зафиксировать время смерти, но продолжал стрелять, как умалишенный, при этом, сам того не замечая, издавая истошный вопль.

– И убереги от лукавого! – последовал насыщенный яростью крик старца, когда тот разрядил последнюю пару патронов уже практически в воздух и увидел, что безжизненная масса рухнула на пол. Фёдора не ждали пышные похороны.

По потолку и стенам поползли трещины – дед проводил их глазами, у него чуть не закружилась голова от такого манёвра – опять напомнил о себе упадок сил. Трещины расползались с невероятной скоростью. Они усеяли весь грот так быстро, будто разом началось несколько землетрясений. Мешкать было некогда, поэтому дед сразу рванул обратно, причём как раз в тот момент, когда часть свода пещеры обрушилась на останки Фёдора.

(Вряд ли кто-нибудь отважится навещать его на этой могиле)

Мрак по-прежнему застилал глаза подобно тягучей жидкости, но рефлексы взяли верх – Тихомир быстро преодолел несколько поворотов, стараясь умчаться подальше от завалов за спиной, где нарастал грохот от падающих глыб, готовых в любой момент погрести его под собой. В кровь снова влили галлон адреналина. Стопы перебирали темноту, каждый шаг в которой казался пробежкой по органической субстанции, оставшейся позади: где-то в голове отдавалось звонкое эхо от ломающихся костей; в ушах по-прежнему стояло гудение бесконечной череды выстрелов (он ещё долго не забудет их); лодыжки вязли в воображаемом болоте чёрной слизи, с аппетитом поглощающей всё живое. Дед Тихомир убегал не из пещеры – он спасался из сеней чистилища, не иначе. Хотя на самом деле грот ни капли не поменялся. С тем лишь отличием, что существовать ему оставалось каких-то жалких пару минут. Горы, появившиеся там, где со времён первых жителей возникали только холмы да сосны, неожиданно вздрогнули. Рядом со старцем прошёл отбросивший его в сторону импульс. Справа образовался проход. Без лишних раздумий он тут же нырнул в него.

16

Если бы кто-нибудь взялся расспрашивать Тихомира Иваныча насчёт прошедшей ночи, о его возвращении, то в ответ получил бы пару колких фраз про крепкий сон и любопытство, сгубившее кошку. Отчасти это было правдой, потому что последствия спасительного рывка в голове старца отпечатались не иначе, как обыкновенный обморок. Дед Тихомир отключился, хотя во время бегства он заведомо готовился спасаться от дьявольских угольных сосен, казавшихся ему ожившими, и перебирать онемевшими от ужаса ногами, пока не наткнётся на точку выхода. И тогда он бы вспомнил про Джека и осознал, что больше никто не придёт прятаться от грозы под его сенями.

Когда Иваныч продрал глаза, перед ним предстал собственный дом, который никак не мог быть чистилищем. Хотя назвать по-другому едва не поглотившее его место, не поворачивался язык.

Часть II

1

Волхвы по-прежнему хорошенько прожаривались на летней сковородке. Их жители совершали традиционные заходы на грядки. Они всё так же кряхтели, обливались потом и придерживались за изнывающую от боли поясницу, когда дело шло к обеду или возвращению домой. Где-то кричали маленькие дети. Большие опять сторонились огородной работы, активно пинали мяч и в очередной раз, после неловкого удара, лезли в крапиву, снимая с губ ругательства, за которые родители отучили бы их сидеть на целую неделю. Издалека доносились привычные козлиные арии. В нос залетал запах скошенной травы. Ни о каком конце света не могло идти и речи.

Голова, на удивление, обрела ясность мальчишки, который ещё размышлял о призыве в армию, хотя, казалось бы, произошедшему следовало огреть Иваныча огромным железным рельсом и, в лучшем случае, оставить в состоянии «баклажана» (старик всегда боялся превратиться в этот овощ под занавес жизни). Он попытался выстроить цепочку событий, потому что, с тех пор как на него напало желание (даже не желание – призыв) отправиться в ночной лес к неизвестному пункту назначения, колесо логических рассуждений сильно забуксовало.

(Сперва чаю) – дал себе установку дед Тихомир.

(Да и попотчеваться чем-нибудь было бы неплохо)

Старик бойко сбросил ноги с кровати. Побочные эффекты прошедшей ночи напрочь отсутствовали. Не наблюдалось даже лёгкого головокружения, мышцы отдавали тонусом, а некогда вредное давление позволяло деду стать первым 90-летним космонавтом. Последнее приключение попало в категорию вещей и людей, которые обычно называют… «ЧУДОМ».

Прилив бодрости продолжался ровно до тех пор, пока он не вспомнил про своего верного путника, не пережившего прошлую ночь. Тихомир догадывался, каким страданиям мог подвергнуться бедный Джек, прежде чем отправиться в лучший мир, и он ощутил горестный укол в сердце, когда осознал, что груз ответственности, доставшийся ему вместе с предложением Джеку идти вместе, был безвозвратно потерян. Так или иначе, смерть четвероногого друга отпечаталась на совести старца, и ему ничего не оставалось, кроме как пообещать самому себе сделать всё, чтобы она не была напрасной.

Какое-то время он просидел в забытьи, соблюдая траурное молчание. Выйдя из него, дед осмотрелся по сторонам, будто снова вернулся в реальность, и остановил взгляд на самоваре.

Иваныч всегда проводил чайный ритуал с использованием этого устройства по назначению и не признавал ни городских пакетиков, ни других современных ухищрений. Однако, сейчас невесть откуда взявшаяся лень взяла своё: вопреки принципам, он достал из кухонного шкафа литровую стеклянную банку, затем большой деревянной ложкой щедро зачерпнул чёрного чая и забросил её густым слоем, раза 3-4 укрыв дно. Теперь понадобился кипяток. Лень сказалась не только на самоваре, но и на растопке печки. Ещё один сосуд, но уже с водой, принял к себе инородный предмет, именуемый в народ кипятильником, еретическим прибором из «ненавистного списка» Иваныча. Но сейчас в его голове преобладали размышления более глубокие, нежели распитие благородных напитков по правилам. Правда, одно он не позволил себе забыть: как только кипяток оросил банку с чаем, она моментально приняла цвет янтарной смолы.

Про чай деда Тихомира ходили страшные слухи, будто от пары глотков этой дичайшей крепости спазмы так сильно сковывают горло, что человеку словно затягивают удавку на шее. Зубы могли окраситься в цвет древесной коры, либо вовсе раскрошиться. Мозг же… что мозг… заливающий его в себя человек превращался в настоящего дурака, ей-Богу! Как бы там ни было, детям дед никогда не наливал фирменного отвару, зато сам регулярно держался в форме.

– Дивный настой в этот раз вышел, хорош, собака! – проговорил Тихомир, прикладываясь к металлической кружке. Вторая его рука раз за разом погружалась в пакет с баранками. Желудок тоже дал о себе знать, но его дед предпочёл не баловать. Может быть, потому что чрезмерная сытость мешала ему думать, да и фанатом набитого брюха он не был, о чём буквально кричала бросающаяся в глаза худоба.

Старик взял кружку с мешком баранок и перебрался на террасу. Уселся чётко напротив леса. По мере того, как по телу растекалась бодрость от настоявшегося до черноты чая, на ум начинали приходить мысли по поводу скрывающейся за соснами энергии. Они приходили и рассыпались, самоуничтожались ещё до того, как затрагивался какой-нибудь блуждающий нерв. Дед чувствовал себя эдаким охотником на бизонов, прикончившим последнего представителя вида. Руки тянулись к ружью, но разум подсказывал, что бизонов больше нет, ты их больше не встретишь, ибо шкуру последнего освежевали только сегодняшним утром. Успокойся, старый!