Текст книги "Выгоревший мир (СИ)"

Автор книги: Роман Кузьма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Кузьма Роман Олегович
Выгоревший мир

1

Нападавший зарычал, угрожая длинным ножом. На нём были одеты лохмотья, ранее, видимо, являвшиеся формой студотрядов. Его архаичное оружие, сделанное из куска остро заточенной стали, становилось всё более популярным среди гейомцев. Давно не стриженные волосы и борода свалялись, формируя сплошную растительность неопределённого цвета, покрывавшую голову, подобно шерсти. Вероятнее всего, ему было не более двадцати пяти, однако выглядел он гораздо старше – сказывалось отсутствие медицинского обслуживания и нормального питания. Наконец, уловив момент, парень бросился на Ле Сажа. Тот разгадал намерение противника – нанести колющий удар в живот – и, наложив свою левую ладонь на бьющую кисть, подхватил её снизу правой. Воздействуя двумя руками одновременно, Ле Саж стал выворачивать нож острием к груди нападавшего, одновременно усиливая движение за счёт наклона корпуса, одновременно он привстал на носках. Таким образом, все мышцы его тренированного тела противостояли единственной руке противника. Вскрикнув, тот был принуждён капитулировать и выпустил нож, со звоном упавший на пол. Ле Саж оттолкнул противника обеими ладонями – тот был вынужден отступить на несколько шагов, за пределы зоны воздействия своих неловких конечностей. Потрясённый, он смотрел на Ле Сажа, не в силах вымолвить и слова – столь велико было его удивление; впрочем, подобное не было чем-то из ряда вон выходящим – многие непосвящённые, наблюдая с какой лёгкостью мастера хай-чи-вэй расправляются с вооружёнными соперниками, принимали это искусство за магию.

Ле Саж вытянул руки вдоль швов и вежливо поклонился побеждённому врагу, ибо сила и слабость, победа и поражение – всегда едины. Не он победил агрессора, но тот сам в конечном счёте не смог совладать с собственным оружием, и, поддавшись эмоциям в момент нападения, в конечном итоге стал их единственной жертвой. Адреналин, щедро впрыскиваемый в кровь, превратил гнев в страх и принудил его отступить. И то была не победа, но поражение Ле Сажа– ведь сам факт применения насилия стороны мастера хай-чи-вэй является его великой неудачей.

Нащупав застёжку, министр культуры и образования Гейомии снял с себя костюм моделируемого присутствия. Это дорогостоящее изобретение позволяло проводить любые схватки – в зависимости от происходящего в моделируемом пространстве, многочисленные синтетические волокна стягивали и сжимали ткань костюма, суставы и плоть облачённого в него человека так, что казалось, будто тот действительно сталкивается с сопротивлением мускулов воображаемого оппонента. Сложив костюм, он перешёл на медитационный мат и принял позу сэйдза – сидя на коленях, с поджатыми под себя икрами, так, чтобы пятки упирались в ягодицы. Выровняв дыхание, Ле Саж переплёл пальцы особым способом и сосредоточил свои мысли на сущности феномена насилия и необходимости игнорировать его всплески. Расслабление, которого он добивался, пришло далеко не сразу: ему понадобилось не менее двадцати вдохов только для того, чтобы выровнять дыхание. Живот его опускался и поднимался, размеренное дыхание гнало энергию "чи" всё плавней, пока, наконец, время не утратило какое-либо значение, превратившись в простую форму бытия. Подобная чёрному утёсу, бесконечность времени, нависла над ним, неподвижная, твёрдая, парализующая...Она поглотила его, окончательно растворив то, что ещё недавно было Ле Сажем, не оставив и следа... Послышался звуковой сигнал. Сенсорная поверхность мата, в зависимости от принятой Ле Сажем позы, автоматически определяла специфику занятия и поставленных задач. Когда напряжение мышц, частота дыхания и сердечных сокращений, передававшиеся мату, приняли заданные параметры, мат немедленно сообщил об этом. Ле Саж посмотрел на цифры, горевшие в углу мата: 7 минут 19 секунд. Это был хороший результат, на несколько секунд лучше предыдущего. Он расслаблялся всё лучше.

Хай-чи-вэй, философская система и единоборство одновременно, возник в период возвышения "новых" дзайбацу. Так как историки не могли сказать с уверенностью, чем были "старые" дзайбацу, многие полагали первое слово излишеством. Тем не менее, обычно фигурировало именно такое выражение. "Новые" дзайбацу представляли собой нечто среднее между мафиозной "семьёй" и промышленной корпорацией. Постоянно расширяя своё влияние в обществе при помощи адептов хай-чи-вэй, они стали грозной экономической силой, с которой вынуждено было считаться даже правительство Конфедерации. Само название искусства и мировоззрения самозащиты, согласно наиболее популярному мнению, происходило от слов "хайвэй", "автострада" , и "чи". Великий Учитель, живший более шести веков назад, сравнивал человеческую жизнь с автострадой, переполненной транспортом, мчащимся к целям, которые пассажирам лишь кажутся значимыми и известными. Подлинная же их суть недоступна пониманию сверхскоростных средств передвижения, как правило, являющихся автоматизированными и движущимися по маршрутам, разработанным бездушным искусственным интеллектом. Лишь люди, свободные от оков механистичного, компьютеризированного мира, способны выбирать истинно важные для них цели, руководствуясь потоками "чи", жизненной энергии. Правда, Учитель Высокого Пути, отколовшийся от главного течения хай-чи-вэй около двух столетий назад, полагал, что речь на самом деле шла о "Высоком Пути Чи"; среди его учеников, чьё право называться Учителями неоднократно оспаривалось, также не было единства насчёт того, что именно значит "Высокий Путь". Одни воспринимали это понятие как некий Идеал, другие же, напротив – буквально, имея в виду Млечный Путь как галактику, в которой существует Конфедерация. Последняя ветвь секты, особенно активная на политической арене, была слишком хорошо знакома Ле Сажу, так как он и сам принадлежал к ней. Достигнув за долгие годы упорных занятий, укрепивших его дух и тело, третьей ступени мастерства, он чувствовал, что добился многого, хотя до наивысшей, десятой ступени ему было ещё далеко.

Ле Саж закурил и подошёл к окну. Чтобы посмотреть на город, некогда бывший Туфой, ему пришлось вручную отодвинуть занавеску, за которой располагалось простое пуленепробиваемое стекло без каких-либо технических усовершенствований. Не раз и не два за те годы, что прошли со времён Пожара, Ле Саж с тоской вспоминал о благах цивилизации, столь доступных на иных мирах – и покинувших Гейомию, казалось, навсегда. Он невольно посмотрел туда, где лежали обломки "Борт-Хелл", шикарной пятизвёздочной гостиницы, чей шпиль возвышался более чем на два километра. В день, когда "Борт-Хелл" рухнул, Ле Саж, по странному совпадению, окончательно утратил надежду выбраться с Гейомии. Порой, когда он говорил с косморазведчиками по защищённому каналу связи, эта надежда воскресала, но потом вновь и вновь приходил ответ: "Границы Гейомии закрыты. Если Вы покинете её пределы, Вас подвергнут судебному преследованию". Здесь, вдалеке от прежней жизни, ему было очень тоскливо и одиноко. Впрочем он был министром, что обеспечивало ему достаточно высокий по местным меркам уровень жизни. Министерство! Он насмешливо фыркнул – главным достоинством этого ведомства было его претенциозное название. Несколько сотрудников из числа студентов-недоучек вместе с Ле Сажем отгородили ряд комнат в одном из бывших офисов на Банковской площади и назвали это министерством культуры и образования. Сами они жили здесь же, как-то приспособив помещения для жилья, благо Банковскую ещё снабжали электроэнергией. Тем не менее, спускаться ниже уровня площади, соединявшей четыре близнеца-небоскрёба на тридцатом этаже, было небезопасно, особенно по ночам. Приверженцы тёмных культов, подчинявшиеся Анархо-Антихристу XI, словно живому богу, несли всему живому мучения и погибель.

Тяжёлый вздох вырвался из груди Ле Сажа. И образование, и культура стремительно деградировали. Школы, колледжи и Университет были закрыты, и те, кто пережил Пожар, лишённые самого элементарного, постепенно превращались в полуживотных, подверженных самым примитивным страстям и низменным порокам. Иногда ему и его подчинённым ещё удавалось показать какой-то голографический фильм, как правило, развлекательный, проецируя его в небе над оплавленными руинами, но и эти предприятия, стоившие немалых усилий, давали лишь весьма слабый эффект. Люди опасались выходить на открытое пространство, так как им угрожала опасность быть убитыми – из-за запасов воды, еды, ценных приборов. Каннибализм стал нормой там, внизу, где люди ютились в подвалах, молясь о том, чтобы их не обнаружили и не убили прислужники Анархо-Антихриста XI. Последний скрывался в лабиринтах канализации, справедливо опасаясь жестокой расправы со стороны Моррида. Моррид... Ле Саж посмотрел на паривший в воздухе над городом дворец Моррида, выполненный в виде короны – бериллоглассовое кольцо радиусом в триста метров, украшенное многочисленными пиками. В солнечную погоду оно блистало крупными полудрагоценными камнями, вызывая оправданное восхищение у тех, кому посчастливилось увидеть столь прекрасное зрелище. Поддерживаемая антигравитаторами, которые получали питание от термоядерного реактора, Корона пожирала столько энергии, что можно было заново подключить электричество в одном из районов, пострадавших от огня наименее всего, например, в Занаке. Однако Морриду, похоже, было не до этого – туфанцы, которых только во время Пожара погибло более полумиллиарда, совершенно его не интересовали. Порой с ещё действующих рудников в космос отправлялась партия контрабандного бериллогласса, взамен которой прибывали приборы, продукты питания, вооружение и медикаменты, тут же распределявшиеся среди сторонников Моррида – и на этом экономическая политика исчерпывалась. Даже долар, введённый изобретательными черноспинами, не получил широкого распространения – горожане всё более и более предпочитали нормальной торговле меновую.

Ле Саж задёрнул занавеску и, затянувшись, прошёл вглубь комнаты, вернее, бывшего кабинета, который до него занимал глава отдела ипотеки Центрального Банка Гейомии. Несмотря ни на что, после стольких разочарований и обманутых ожиданий он всё ещё верил в косморазведку и Братство Высокого Пути Чи. Тем более, что на этот раз полученное им сообщение свидетельствовало о том, что запланированная тайная операция имеет подлинно решительные цели. Сидя в глубоком кресле, обтянутом настоящей кожей, которое его сотрудники притащили из помещения какого-то элитарного клуба, Ле Саж предался размышлениям. Мысли его при этом не имели ничего общего ни с моралью, ни с идеалами хай-чи-вэй.

2

Причал, несмотря на то, что Гейомия постепенно вымирала, жил всё той же размеренной жизнью, что и во времена правления Рихтера. Более того: здесь стало гораздо спокойнее с тех пор, как пассажирские рейсы отменили. Большая часть номеров орбитального отеля теперь всё равно была занята беженцами, ранее занимавшими высокие посты и привыкшими к определённому уровню комфорта, так что принять крупный лайнер с туристами Причал всё равно бы не смог. И это, как полагали, было только к лучшему. Многие из тех, кто свыкся со сложившимся положением вещей, даже находили его куда менее суетным, но отнюдь не ухудшившимся в мере, достаточной для того, чтобы сетовать на жизнь. Прибыли от торговли бериллоглассом, якобы контрабандной, на самом деле являлись стопроцентно легальными – термин "контрабанда" использовало только правительство Моррида, чтобы скрыть от своих подданных сам факт контактов с орбитой – и оседали в карманах Рихтера. За счёт этих доходов он и далее содержал Причал и многочисленный, всемерно преданный ему персонал.

Вследствие данных причин прибытие небольшого корабля с непритязательным названием "Ласточка" стало подлинным событием. Единственный пассажир, которого звали Джонатан Вайтсмит, был крайне немногословен и называл свой визит исключительно частным, продиктованным любопытством, однако обитатели Причала сразу же сочли эти объяснения заведомо неправдоподобными. Учтивая речь Вайтсмита, его безукоризненные манеры, изысканная одежда и дорогостоящие, но весьма сдержанные манеры сразу же стали предметом обсуждения большинства госслужащих в изгнании. Общее мнение, практически моментально сформировавшееся о нём, безоговорочно относило Вайтсмита к эмиссарам косморазведки Конфедерации. То, что он успешно пересёк охраняемую границу, лишний раз это подтверждало; отсутствие же каких-либо официальных полномочий определённо относило миссию загадочного джентльмена к разряду тайных. Насчёт последнего вопроса делались самые фантастические предположения, многие вообще предполагали, что Вайтсмит действительно должен собрать открытым путём информацию о жизни Причала и предоставить её высокопоставленным адмиралам. Те, тщательно изучив вопрос, примут решение, достойны ли беженцы того, чтобы восстановить их на ранее занимаемых должностях после запланированного вторжения. Ухватившись за эту, весьма призрачную, нить, многие Регуляры, даже наивысших рангов, охотно коротали вечера в компании Вайтсмита за партией в бриг. Их супруги, одев свои лучшие драгоценности, то и дело дарили ему призывные, страстные взгляды. Прямых переговоров, конечно, никто не вёл, однако тема ностальгии по утраченной власти затрагивалась едва ли не каждую минуту.

– В невесомости я чувствую себя ужасно... Помните, на Гейомии нам не приходилось пристёгиваться к креслам, словно мы – душевнобольные?

– Да, дорогая, при Рихтере сумасшедшие сидели в психиатрических лечебницах, а не в министерских кабинетах!.. Три взятки на эскадрилье Сириуса!

– Я помню те времена. Чистота, порядок, улыбающиеся лица – теперь даже от города ничего не осталось! Пепелище! Четыре взятки для Денеба!

– Действительно. Хорошо, хоть карты нам послушны. Пас!

– Они металлизированные, а стол намагничен. Остроумно. Нужно было сделать то же с Иррегулярами – имплантировать биоблоки управления. Ведь был же КСИР! Впрочем, их было так мало...

– Дорогая, не мешай. Мы не на политическом митинге. Ваше слово, Джонатан?

Мистер Вайтсмит в такие моменты только улыбался, совершенно не реагируя ни на что, кроме карт. Иногда он выигрывал, иногда – нет. В целом, его уровень игры в бриг не сильно отличался от такого, который принято считать нормальным для джентльмена. В тот вечер он проиграл немного больше обычного и, выровняв счёты с капризной Удачей двумя лишними коктейлями, оправился спать пораньше. Как ему было отлично известно, Рихтер с самого момента прибытия установил за ним круглосуточную слежку. Оглянувшись, он увидел переодетого сотрудника всё ещё существующей здесь, на Причале, Специальной Службы. Тот, напустив на лицо отсутствующее выражение, плыл за ним по коридору всего в нескольких метрах. Вайтсмит, чьё тело содержало множество наноскопических имплантатов, с их помощью узнал, что сейчас они находятся вне зоны наблюдения скрытых камер, которыми был буквально нашпигован Причал. Эту "мёртвую зону" он приметил ещё в первые дни своего пребывания здесь, и каждый раз, когда он здесь находился, рядом вдруг оказывался по-спортивному сложенный мужчина, явно дублирующий работу систем слежения.

Вайтсмит чуть притормозил и, когда "спец" приблизился к нему, неожиданно резко развернулся и ударил того вытянутым указательным пальцем левой руки в горло, проткнув его, словно рапирой. Изо рта мужчины вырвался булькающий звук, он начал описывать дугу вокруг собственной оси; в воздухе поплыли шарики крови. Вайтсмит, схватив его за руки, быстро преодолел слабое сопротивление и свернул шею. Закрепив тело у настенного светильника, он стал внимательно изучать внешность убитого им охранника. Строго говоря, Вайтсмит не был человеком в обычном смысле этого слова, так как он никогда не рождался на свет. Его попросту создали при помощи нанобиорепликации, молекулу за молекулой. Кроме электронной начинки, он обладал рядом других существенных отличий, например, его мышцы, состоящие из синтетических волокон, могли развивать усилие в несколько лошадиных сил. Суставы, заполненные особым составом, твердеющим под воздействием ультрафиолета, в нужный момент словно каменели, и рука, нога или, как в этом случае, палец, наносили жёсткий удар, способный пробить тело противника насквозь. Ещё одной особенностью строения тела Вайтсмита было наличие гораздо большего количества костей, нежели у обычного человека. Сложенные вместе и удерживаемые всё тем же составом, они по прочности не только не уступали обычным, но и превосходили их, так как содержали слои углеволокна. Однако самое интересно было в том, что Вайтсмит мог изменить свою внешность, передвинув множество мелких костей так, чтобы его лицо или даже всё тело приобрело иные очертания. К счастью для Вайтсмита, убитый им "спец" был примерно того же телосложения, поэтому ему достаточно было лишь слегка передвинуть "решётку" лица, сдвигая скулы. Лоб стал более низким и широким, а уши получили увеличенные, хотя и более тонкие, чем у мертвеца, мочки. Под воздействием ферментов, выделяемых специальными железами, волосы приобрели тот же цвет,. Правда, они были чуть длиннее, чем у его покойной жертвы, но, как было отлично известно Вайтсмиту, люди обычно не обращают внимания на подобные детали. Только продолжительное пребывание в обществе близких друзей покойного возбудило бы их подозрения. Впрочем, Вайтсмит отнюдь не собирался где-либо задерживаться. Привязав труп так, чтобы тот никуда не уплыл, он одел его пиджак – и счёл, что метаморфоза оказалась вполне удачной. Согласно документам, его имя теперь было Чен Милл, и он являлся сотрудником Специальной Службы в звании майора. Впрочем, и это имя ему не слишком нравилось – Вайтсмит-Милл планировал поменять его на то, которое носил начальник смены, хотя имя начальника личной охраны Рихтера, ещё ему незнакомое, несомненно, подошло бы гораздо лучше. Окончательно прощаясь с обликом туриста, Чен Милл выбросил свой дорогой пиджак в ближайший пневмомусоропровод. У него было всего пару минут до того, как покойника хватятся.

3

Моррид, Коронованный Президент Гейомии, решил посвятить послеобеденное время рассмотрению петиций. Первая из них совершенно секретная, была принята им у Радая. Рослый, по крайней мере, для обычного человека, министр обороны и тайной полиции вытянулся в струнку, ожидая вердикта. Моррид удостоил своего верного соратника лишь беглого взгляда – тот нисколько не изменился с тех самых пор, когда они познакомились, разве что русые волосы, длинной более напоминавшие двухдневную щетину, поредели. Поменялась и униформа. Вместо полевой, со споротыми знаками различия, Радай теперь носил парадный чёрный мундир: френч с высоким стоячим воротником и галифе, заправленные в начищенные до зеркального блеска сапоги. Приборный цвет – красный, с золотистой окантовкой; такое сочетание придавало военнослужащим Моррида угрожающий и одновременно весьма эффектный вид. Фуражка покоилась, согласно этикету, на согнутой в локте правой руке, что имело двоякую цель: с одной стороны, Радай выражал тем самым своё почтение Морриду, с другой – его правая рука была занята, что не позволило бы экс-дезертиру внезапно выхватить из кобуры пистолет и выстрелить в своего господина, даже если бы ему и пришла в голову подобная безумная мысль.

Несмотря на занимаемую высокую должность и титул Почётного Главы Гейомской Академии Наук, Моррид читать не умел – ему были знакомы лишь некоторые буквы алфавита. Впрочем, его "третий глаз", при необходимости выполнявший и функции линзы объектива, считывал всю информацию, транслируя её при помощи нанопередатчика ближайшему другу Коронованного Президента, компьютеру, управлявшему системами энерго-жизнеобеспечения дворца– искусственному интеллекту DMR-28. Тот, имея доступ к обширным банкам данных, молниеносно обрабатывал информацию и, кроме того, что отправлял обратно радиограмму с "звуковоспринимаемой" записью текста, присовокуплял к ней свои комментарии. Иногда Моррид, более для того, чтобы показать, что власть здесь принадлежит ему, отметал их; в большинстве же случаев эти рекомендации, производившие впечатление весьма дельных, принимались им к исполнению.

Петиция Радая, опиравшаяся на социологические исследования, проведённые при помощи многочисленной агентуры, содержала следующее предложение: учредить дуалистическую религию, противопоставляющую Добро в виде Моррида Злу – Анархо-Антихристу XI. Моррида и его интеллектуальную ипостась, DMR-28 следовало также воспринимать двойственно, в качестве воплощённого единства Плоти и Духа. Моррид, ретранслируя информацию DMR-28 и получая от того соответствующие комментарии, улыбался и кивал. Даже Радай увидел, насколько изменилось общество, хотя его идея была несколько упрощённой, по сравнению с первоначальным замыслом, выдвинутым искусственным интеллектом.

– Очень интересная мысль, Радай, – Моррид добавил в голос вкрадчивые нотки, давая тем самым понять, что доволен далеко не всем. Министр обороны и тайной полиции, почувствовав, что с ним играют, как кот играет с мышью, беспокойно дёрнулся. Гнев Моррида, свидетелем которого ему неоднократно приходилось быть, порой приводил к ужасным последствиям.

Моррид, удовлетворённо улыбнувшись, продолжал, повторяя за радиосуфлёром фразы, исходившие от укрытого в надёжном месте суперпроцессора:

– Однако она выглядит очень уж плоско, давая верующим основания предполагать, что мир построен на дуальных, или, если угодно, бинарных началах. Так можно скатиться до манихейства – и в конечном счёте попытаться подменить Бога Дьяволом. Нет, дорогой мой Радай, природа Бога должна быть принципиально иной, куда более цельной и реальной, нежели дьявольская. – Моррид видел, что Радай улавливает только основную суть сказанного им – вероятно, сказывались пробелы в образовании. – Объясняю как можно доступнее: Бог должен быть триедин. Бог-Дух указан тобой верно и достаточно прозорливо, однако Плоть должна быть разделена – на Бога-Отца, роль которого судьба уготовила мне, и на Бога-Сына.

Радай непонимающе мигнул. Всё-таки он был простым солдафоном.

– А кто же будет Богом-Сыном?

Моррид рассмеялся, позволив громогласному эху несколько раз облететь тронный зал.

– Этот вопрос останется открытым. Тайной полиции нужно будет составить и постоянно обновлять списки лиц, склонных к интеллектуальной деятельности, то есть потенциальных революционеров – и склонять их на этот путь.

Лицо Радая озарила понимающая улыбка:

– Но прежде их необходимо будет подвергнуть строгим проверкам?..

– Совершенно верно, мой старый друг. Как ты отлично понимаешь, ни одного из них при жизни я не смогу назвать сыном. Но посмертно...

На сей раз они хохотали вместе, практически в унисон. Когда эхо стихло, Радай сообщил, что есть ещё один проситель, заместитель министра культуры и образования.

– Его проверили?

– Конечно. Оружия и взрывных устройств нет. Однако я бы хотел, чтобы вы лично ознакомились с его петицией, господин.

4

Запись была плохая, явно сделанная при помощи дешёвого устройства скрытного наблюдения, сделанного в одном из полулегальных дзайбацу. Впрочем, хотя чёткость трёхмерного изображения и оставляла желать лучшего, картинка была вполне различимой. На ней был явственно виден Ле Саж, одевший шлем для считывания электромагнитных импульсов головного мозга. С помощью этого устройства он делал какие-то записи, вроде дневниковых, которые проецировались прямо перед ним и которые он корректировал по мере необходимости.

Радай счёл нужным выступить с разъяснением:

– Важно добавить, что речь идёт не о мыслях Ле Сажа, которые, однако, сами по себе содержат угрозу государству, ведь он – весьма умный и образованный человек, – Моррид кивнул, вспоминая только что закончившийся разговор. – В данном случае нам приходится говорить именно о книге, которую он, возможно, даже собирается опубликовать.

Работа Ле Сажа на косморазведку была настолько очевидным и давно известным фактом, что о нём даже не упоминалось, благо Гейомия не обладала достаточной военной мощью, чтобы ссориться с Конфедерацией. Однако ранее Ле Саж не был столь опрометчив, чтобы оставлять столь явные улики.

– Ладно, давайте посмотрим, что он там написал. – Моррид отдал мысленный приказ линзе дать максимальное увеличение записей Ле Сажа. DMR-28, с которым он был постоянно связан, тут же преобразовывал текст в сигнал, воспринимаемый участком головного мозга, отвечающим за слух, как собственно звуковой. Моррид, однако, остался недоволен прослушиванием читаемого. Дневник этот, даже до Революции стоивший бы автору лишения всех гражданских прав, Регулярных или Иррегулярных, сейчас казался попросту святотатством – в нём власть Моррида подвергалась резкой и беспощадной критике, более того, сам Коронованный Президент представлялся автору простым смертным, если не хуже. Достаточно привести лишь некоторые строки: "...Пожар...Он был подобен вулкану. Дома, построенные из полимеров, оказались великолепным топливом. Пламя достигало десятков и сотен метров в высоту, что только усиливало конвекцию воздуха, закачивая всё новые и новые тонны кислорода, подобно гигантским кузнечным мехам. Целые кварталы, площадью в многие квадратные километры, попросту растаяли, превратившись в токсичный дым, смертельный для всего живого. Поначалу мысль спрятаться в канализацию всем показалась невероятно умной – ведь огню туда не добраться, да и жидкость, пусть и зловонная, не позволит ему распространиться. Как жестоко мы ошибались! Несчастные, оказавшиеся под землёй, в большинстве своём так и не вернулись на поверхность. Многие задохнулись; их разлагающиеся тела, ставшие добычей мутакрыс, ещё долгие недели спустя отравляли воздух над городом непередаваемым трупным зловонием. Участь же тех, кто оказался в тоннелях, расположенных непосредственно под очагами возгорания, была гораздо печальнее: там удалось обнаружить только массы омерзительной на вид серо-розовой слизи, в которой с трудом можно было признать человеческие останки. Тем не менее, это были они – расплавленные жаром, доходившим сквозь раскалившийся камень и железобетон. В конечном счёте, даже эти материалы не выдержали чудовищных температур, и своды тоннелей обвалились, обнажив страшную правду, ставшую доступной для обозрения, когда огонь стих. Впрочем, исполком КомиСвободы стал для меня наибольшим разочарованием, затмившим даже апокалиптические картины Пожара. В какой-то степени я рад, что большинство из них погибло...Они ничего не знали ни о городе, ни о том, к чему приведёт пожар – отвратительней всего оказалось то, что даже узнав правду, они не почувствовали ни малейшего сожаления. Десять, сто миллионов погибнет или даже миллиард – им было всё равно, так как их интересовала только власть. Власть! Что они о ней знали? Наверное, не более, чем нищий выходец из трущоб – а Моррид происходил из мест, куда худших – знает о богатстве. Но именно ему было суждено победить в борьбе за власть – видимо, в той группе проходимцев, что возглавила Революцию, он оказался самым жадным, коварным, не считающимся ни с чем авантюристом. Только ему были чужды какие-либо нормы морали – и он победил! Теперь нам всем, не разгадавшим вовремя суть происходящего, предстоит стать свидетелями того, как эта власть окончательно уничтожит сама себя – разумеется, вместе с нами. Штат министерства состоит из десятка – даже цифра эта нестабильна – сотрудников, именуемых моими заместителями, которые постоянно доносят на меня Радаю. С каждым днём я нахожу, что выполнять служебные обязанности мне всё труднее – пропадает вкус к самой жизни, переполненной тоской и страхом...".

Моррид посмотрел в честные глаза одного из заместителей Ле Сажа – широко распахнутые, цвета чистого неба, они внушали искреннее доверие. Парень, которого звали Наяш, восхищённо улыбался, глядя на Коронованного Президента. Моррид наклонился вперёд, сжав подлокотники трона, и обратился к нему:

– Наяш, то донесение, что ты принёс, этот заговор, раскрытый тобой... Подобного предательства ещё не знал даже наш прогнивший мир! Этот двуличный лицемер, этот изменник понесёт самое суровое наказание – благодаря тебе! Ты поступил, как верный сын – доложил своему Истинному Отцу. И как Отец всей Гейомии я должен отблагодарить тебя – как родного сына. К сожалению, слишком многие захотят оскорбить тебя, попытаются выставить обычным стукачом – я будто наяву слышу завистливый шёпот моих ревнивых придворных...

Моррид закатил глаза к потолку, позволив Наяшу принять соответствующую обстоятельствам позу, свидетельствующую о смирении и покорности. Заместитель министра культуры и образования простёрся ниц, целуя пол у подножия трона, в то время как Коронованный Президент милостиво улыбался ему с высот, достигнутых праведным трудом.

Наконец, Моррид прервал молчание, переполненное святостью:

– Как бы я хотел обратиться к тебе со словами "сын мой", дорогой мой Наяш – но увы! В моём случае, в случае воплощённой божественности, требования – и почести, конечно – к Сыну гораздо выше. Радай, мой верный слуга, выдаст тебе белую, с золотым шитьём, накидку послушника и начнёт готовить к испытаниям, которые ты, несомненно – верь мне, как я верю в тебя! – с успехом пройдёшь. Тогда наши судьбы станут воистину неразделимы.

Сказав так, Моррид сладострастно улыбнулся Наяшу и позволил министру обороны и тайной полиции вывести того из тронной залы.

5

Исчезновение Вайтсмита не прошло незамеченным. Уже через пять минут после того, как контакт с ним был утрачен, Рон Рихтер получил уведомление о данном событии от Гимея, начальника собственной личной охраны, по старинке именовавшегося главой ГССГ.

– Господин Президент, – срывающийся голос свидетельствовал о том, что Гимей крайне взволнован. – Этот инопланетный турист, Вайтсмит – он сбежал!

– Куда сбежал? – удивился Рихтер. – Я думал, каждый уголок на Причале вами просматривается. Он что, в космос вышел?

Голографическое лицо Гимея прищурилось.

– Нет, сэр. Вайтсмит голыми руками убил одного из наших сотрудников, майора Милла, и овладел его документами.

– Ну, ищите тогда документы Милла. Проведите поголовную проверку. Возможно, у него есть сообщники и здесь существует целая группа заговорщиков. Всё, Гимей, займитесь этим – и как можно энергичнее. Учитывайте возможность существования заговора: этот Вайтсмит может быть как одиночкой, и притом смертельно опасным – вы же знаете, какие бионические новшества делают в Конфедерации, – так и членом подпольной организации. Возможно даже, что его используют для отвода глаз, в то время как остальные готовятся сейчас штурмовать мои покои.