Текст книги "Россия будет воевать"

Автор книги: Роман Носиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Война всегда рядом, или Почему русские мало улыбаются

16 октября 2011

Многие иностранные исследователи глубин «загадочной русской души» с некоторым удивлением рассказывают своим соотечественникам о русской нелюбви к улыбке. О странной русской поговорке про смех без причины. И это в тот момент, когда практически любой нерусский может найти сотни причин достойных того, чтобы улыбнуться, – солнце, воздух, ветер, женщины, мужчины. Сама жизнь, в конце концов. Русские же почему-то не считают эти прекрасные вещи достойными того, чтобы улыбаться. Странные эти русские. Неправильные.

Выводы из такого, пустякового на первый взгляд, наблюдения могут быть самыми разными и вполне глобальными. Они могут находиться в диапазоне от «злобного нрава» и «сурового климата» и до «отпечатка тысячелетнего рабства – царизма, крепостного права, коммунизма и путинизма».

На мой взгляд, объяснение этого феномена куда проще и обыденнее, нежели варианты иностранных исследователей. Но одновременно такое объяснение будет сложнее принять эмоционально.

Реальность русского так же заполнена воздухом, ветром, солнцем и женщинами, как и реальность какого-нибудь француза. Все это есть.

Но все это – только тонкая ткань, дымка, мираж. Из-за этой занавеси, которую все, кроме русских, и принимают за действительность, на нас глаза в глаза смотрит главный персонаж в нашей истории, и от его дыхания ткань реальности колышется, покрывается изморозью или местами обугливается.

Мы проживаем всю нашу жизнь, обладая уникальным умением чувствовать этот взгляд. Мы проносим сквозь всю нашу жизнь иногда даже не осознаваемую Истину или максиму: Война всегда рядом.

Каждый русский с самого рождения знает о войне. Он о ней всегда помнит, что и отличает его от его европейского собрата.

Война всегда рядом. Именно поэтому нам кажется смешной шутка «вдруг война, а я уставший?» Смеемся, а сами думаем, что мальчишка хорошую причину назвал для того, чтобы откосить от работы – уважительную.

Война всегда рядом, и именно поэтому наши дети, попадая первого сентября в первый класс, идут не куда-то на математику или физкультуру, а на Урок Мира. Точно так же, как десятилетия назад на этот урок шли мы.

Война рядом не только в нашем прошлом. Она рядом всегда. Она рядом, даже когда она в далекой Ливии. Мы болезненно реагируем на нее, потому что понимаем мы это или не понимаем, – мы все равно чувствуем, что это касается именно нас. Этот колокол, где бы он ни звонил, – звонит по нам.

Это в нашей стране так популярна книжная серия «Если завтра война».

Когда русский смотрит на мир, он всегда видит за ним безмолвную неподвижную фигуру и знает, что она в любой момент может отдернуть мир в сторону, словно занавеску, и шагнуть навстречу.

Если бы наши европейские братья по разуму могли видеть то, что видим мы, – у них тоже были бы другие лица.

Но неулыбчивые русские не начинают войн. Их начинают жизнерадостные европейцы. Неулыбчивые русские войны заканчивают.

Как правило, в европейских столицах.

И тогда русские на некоторое время становятся самым улыбчивым народом.

Ненадолго.

Потому, что Война всегда рядом.

Похвала Бжезинскому, или О дерегуляции мира

31 октября 2011

В мире есть абсолютные вещи. Такие вещи, которые достигают минимального различия между собой и теми идеями или функциями, которые они представляют или осуществляют и, таким образом, становятся символами или даже идолами.

Недавно такая вещь приезжала к нам в Ярославль, чтобы говорить про политику и строить планы на будущее.

Я говорю о Збигневе Бжезинском.

Человек этот настолько сроднился со своим ремеслом, что иногда даже и не знаешь – то ли перед тобой старый поляк, то ли вся мировая закулиса тебе сейчас улыбается. Не человек, а авианосная группа в костюме.

Его приятной особенностью является то, что Збигги никогда не юлит и не лжет. Напротив, он режет правду-матку в лицо собеседнику со страшной силой: сказано «в морг, значит – в морг». От такого накала откровенности у многих отлетает остаток соображалки.

В этот раз дядя Збигги принес нам не только свое весьма интересное видение мира, но и совершенно недвусмысленно поставил нас перед выбором относительно того, как мы проведем следующие 100-200 лет.

Збигнев произнес на Ярославском форуме очень качественную речь, из которой следовало примерно следующее:

1. Запад награбил по всему миру огромные богатства.

2. Протестантизм закрепил у Запада идеологию колониализма и паразитизма.

3. Запад зажрался, обрюзг и не готов к современным вызовам.

4. Западная элита оторвалась от своих обществ и противопоставила свои элитные интересы общественным.

Ничего странного не замечаете?

Вы не замечаете странного сходства содержания речи тов. Бжезинского с речами, например, товарища Кастро? Того, который Фидель? Или товарища Зюганова? Уго Чавес тоже бы подписался под этими тезисами. Словом, товарищ Бжезинский выразил четкое и недвусмысленное согласие с тем, что говорят люди нерукопожатные и даже считающиеся неадекватными.

Откуда же такая разница в отношении к товарищу Бжезинскому и ко всем прочим вышеупомянутым товарищам у мировой политической элиты? В чем разница между руководителями странами-изгоями, диктаторами и этим респектабельным джентльменом?

Вся разница в выводах. Выводы из вышеизложенных тезисов у Кастро, Чавеса и пр. – не респектабельные. Они рассуждают не как элита, а напротив, находятся на стороне быдла. И совершенно не учитывают интересы Запада, что не по-европейски и, следовательно, – маргинально. Они рассуждают примитивно: если Запад награбил много богатств, если Запад зажрался вместе со своей элитой, если капиталистическая система в кризисе, следовательно, хватит кормить Запад и капиталистов. Напротив, их нужно поставить в угол.

У Збигнева же – прямо противоположное и гораздо более гуманное предложение: весь мир должен осознать необходимость самопожертвования во имя мировой элиты и Запада. Потому что тогда Западу и элите придется жертвовать нами во имя себя в принудительном порядке, а это не так эффективно и очень трудно. И даже может не получиться.

В обмен на это самопожертвование г-н Бжезинский гарантирует нам «революцию сверху». То есть резкое повышение нашего рейтинга у мировой элиты. Конкретно это выразится в том, что с нами начнут больше делиться и нам станут чаще улыбаться.

Для того чтобы мы поверили, могут даже провести ребрендинг и сменить менеджмент – всяких президентов и премьеров. Главное – не трогать состав акционеров ЗАО «Планета Земля».

Конкретно России, например, виновнице срывов всех предыдущих глобализационных проектов, надо все лишь перестать шалить (строить свой собственный мир), и начать вести себя прилично – строить их мир. Для чего совершенно необходимо, чтобы русские перестали вести себя как русские и вообще – быть ими. Быть русским в предлагаемом проекте мира – неприлично и маргинально.

Особо стоит отметить, что одной из главных опасностей для мира г-н Бжезинский назвал «дерегуляцию», порожденную глобализацией.

Что это означает?

Это означает, что если раньше только порядочные джентльмены в смокингах, цилиндрах и с сигарами знали о механизмах глобального управления и могли дотянуться до рычагов этих механизмов, то сейчас об этих механизмах прознали всякие, гораздо менее уважаемые люди без цилиндров и смокингов – и тянут ручки к рычагам. Причем дотягиваются. Стало совершенно невозможно работать. Мировая закулиса – ранее тихая и интимная – превратилась в какой-то проходной двор, а вот-вот вообще превратится в сцену, и каждый, без смокинга и со свиным рылом в калашном ряду, будет смотреть. Как тогда прикажете глобально управлять?

Собственно, именно эта проблема и является сейчас наиболее актуальной политической проблемой мирового истеблишмента, что нам честно и заявил пан Збигнев.

Спасибо ему за искренность.

Суд над дьяволом, или Кое-что о русской справедливости

9 ноября 2011

Недавно мне посчастливилось посмотреть только что снятый фильм «Суд над дьяволом». Категории «Б», притворяющейся «А». Я, честно скажу, что не стал бы его смотреть, если бы не два факта:

1. Мне интересно, что сейчас думает средний европеец о дьяволе.

2. Дьявола играл сам Малкольм МакДауэлл, заводной апельсин.

Фильм оказался потрясающе скучным и примитивным. Впрочем, скука, кажется, стала непременным атрибутом якобы «христианской» агитации. Я не про фильм, я про другое.

Сюжет примерно такой.

Молодой юрист, погруженный в депрессию по поводу смерти матери в ДТП, начинает замечать, что с миром что-то не так – кругом насилие и нефтяные компании. Внезапно он находит выход для гнева – подает в суд на дьявола и требует с него восемь миллиардов долларов компенсации.

Что интересно, дьявол является в суд, дабы ответить на обвинения, и натравливает на истца кучу монстрообразных элитных адвокатов. В конце дьявол разражается обвинительной речью в адрес людей.

Вот именно она-то меня и заинтересовала. А именно одна строчка в ней:

«В Руанде и Ираке убивают людей. В Гаити голодают дети. А вы жертвуете доллар на благотворительность! Вы – сборище неудачников!»

Публика в зале была возмущена. И с этого момента возникло такое чувство, что в конце дьявола осудят. Так и вышло. Странное чувство возникло у меня в этот момент. Я почувствовал себя не включенным в список человечества. Какое-то ощущение превосходства над героями фильма.

Все стало понятным в тот момент, когда я по обыкновению зашел на Тупичок Гоблина и увидел там цитату:

«Когда мне удается накормить бедных, меня называют святым. Когда я спрашиваю, почему бедные люди голодают, меня называют коммунистом». (с) Элдер Пессоа Камара, бразильский епископ.

А ведь и в самом деле: я – бывший гражданин страны, которая сейчас уничтожена, осуждаема и осмеяна именно за то и потому, что главной целью своего существования назначила прекращение войн и уничтожение голода. Ни одна страна не вбухала столько сил и средств для помощи тем, кого респектабельные благотворители, одной рукой подающие доллар, а другой – вооруженной – рукой вырывающие миллионы долларов, миллионы баррелей нефти, пищу, человеческие и трудовые ресурсы и даже органы для трансплантации, между собой называют дикарями и обезьянами. Ни одна страна с таким напряжением сил, с таким остервенением, отказывая часто себе, не строила в других странах школы, больницы, институты и заводы, не делилась ценнейшими специалистами. Где еще какая страна порождала в товарных количествах людей, мечтающих «землю в Гренаде крестьянам отдать»?

Глупость? Возможно. Глупо быть идеалистом в одном помещении с жуликами, убийцами и ворами. Однако мне приятен уже тот факт, что хоть в этом обвинении дьявол в нас не попал.

Наш русский «коммунизм» – это не вопрос «почему люди голодают?» Гораздо ближе к нашему коммунизму честный ответ на этот вопрос. Но и это еще не он.

Наш коммунизм – это отсутствие смирения с этим честным ответом.

Это твердая убежденность в том, что не может быть и считать себя хорошим человек, которого устраивает то, что кто-то голодает и кто-то гибнет. Хоть где. Хоть в жопе мира.

Потому что если он хоть теоретически может придумать такой порядок вещей, чтобы этого не было, – он обязан думать. Если он может изменить – должен менять. Человек не имеет права соглашаться со Злом хоть в чем-то. Человек не может отдавать человека в жертву злу, собственному комфорту, достатку, сытости. Лучше не доесть, лучше хрущевка вместо коттеджа – только бы не быть хищником-людоедом.

Лишь бы не превратиться в «Свету ли провалиться или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».

Именно поэтому коммунизм мог укорениться только в нашей стране. Только в стране с русской литературой, только в стране с русским православием, только в стране с русской мощью, способной влиять на ход мировой истории. Только в такой стране могла состояться попытка совершить этот подвиг совести.

И поэтому, когда они все метят и метят в обрушенный коммунизм, все проклинают и проклинают «рабский русский менталитет», «азиатчину», Петра, Грозного, Невского и далее по списку вплоть до Владимира – за его принятие все того же православия – я прекрасно понимаю, что все это только условности.

Совести они боятся. Русской совести – деятельной, как англо-саксонская предприимчивость.

Потому что если европейцы могут построить флот, чтобы приплыть в далекие страны, подавить там сопротивление, продать опиум, вывезти рабов, пряности и золото, то сумасшедшие русские могут построить флот, чтобы приплыть туда же, построить школы и больницы, электростанции, отдать крестьянам землю в Гренаде.

И от каждого их бранного слова, брошенного в нашу культуру и историю, так и несет потненьким страхом того, что с такой огромной совестью – если мы ее себе снова отрастим – бесполезно договариваться.

И они правы.

Бесполезно.

Убийство страны в декорациях «Высоцкого»

3 декабря 2011

Эволюционные механизмы естественного отбора неумолимы и не имеют исключений. Поэтому с изменением социальной и производственной среды изменилась и российская творческая интеллигенция.

В силу некоторых особенностей своего творчества наиболее яркие представители этого сословия выработали совершенно необходимые для своего выживания навыки. Немедленно после премьеры очередного своего шедевра они укрываются от благодарного зрителя на зарубежных фестивалях и правительственных приемах, где охраной занимается ФСО и, таким образом, у публики нет никакой возможности пронести с собой на встречу с любимым творцом ничего полезного – ни черенка от лопаты, ни по одной винтовке на троих.

Именно такого разумного поведения я и ожидал от команды, снимавшей «Высоцкого». Но они почему-то вели себя странно – премьера уже прошла, а их след из страны еще не простыл. «Подозрительно, – подумал я. – Экие смельчаки. Сходить что ли?»

Потом я прочитал ругательную рецензию от ув. Гоблина-Пучкова и понял, что смотреть надо: потому что возникло такое ощущение, что товарищ оперуполномоченный «угадал все буквы, но не смог прочитать слово».

И я не ошибся.

За 128 минут фильма у меня ни разу не возникло желания выйти из зала. Более того – один раз чуть было не пустил слезу. Мужскую такую, по-правильному скупую и на небритое рыло.

Фильм про начало конца СССР (а это фильм именно про конец СССР, а не про Высоцкого) начинается, как положено, с чистосердечного признания, сделанного в подвалах узбекистанского КГБ неким «Фельдманом из филармонии».

Фельдман из филармонии пойман на махинациях с «левыми» концертами.

Технология проста. Артисты дают несколько концертов, а администрации театров, залов и прочего отчитываются за меньшее число. Прибыль не в кассу, а себе в карман.

Дело поставлено на широкую ногу. Чтобы всякое пролетарское быдло не догадывалось, что платит не государству, а Фельдману и Ко, печатались настоящие билеты. В настоящих типографиях. То есть речь идет не об отдельных «предпринимателях», а о целой теневой контр-системе, антисоветской по своей сути. В системе и директора филармоний, и директора типографий, и милиция уже начинает осваивать технологию крышевания.

Понятное дело, что примерно такие же системы существуют не только в деле развлечения населения, но и во всех остальных отраслях народного хозяйства.

Для дотошных читателей могу порекомендовать следующие запросы для «Яндекса»:

– дело Мджаванадзе;

– дело Донецкого обкома;

– хлопковое дело;

– дело «Океана».

Чтение сложное, но интересное – сразу станет ясно, откуда мы взяли нашу нынешнюю элиту и почему она так ненавидит СССР с его КГБ и ОБХСС.

Так вот, этот Фельдман со страшным треском колется голубоглазому полковнику КГБ, дает подписку о сотрудничестве и грозится начать сдавать махинаторов от культуры пачками. И получает задание устроить концерт Высоцкого в Узбекистане.

На экране появляется Высоцкий.

Предваряя вопросы об инновационном гриме и загадочном актере, сыгравшем Высоцкого. Никак по-другому Высоцкого невозможно было снять. Нет другого способа. Поэтому сделали вот так. И, на мой взгляд, получилось.

Важный момент – Высоцкий умирает. Его сердечная болезнь дошла до такой стадии, когда человек уже постепенно начинает собираться в путь – утрачивает связь с этим миром каждый день еще чуть-чуть. Для Высоцкого на экране каждый удар сердца может быть последним, он не может предсказать, проснется он утром или ляжет спать навсегда. Он умирает и знает об этом. Он уже немного не здесь.

Высоцкий находится в сужающемся коридоре между болезнью сердца и наркотиками и понимает, что скоро стенки этого коридора сомкнутся.

Отдельно отмечу, что наркотики Высоцкому кто-то регулярно поставляет. То есть бизнес уже идет.

На концерты Высоцкого в Узбекской ССР приходит местная номенклатура, по которой уже видно, во что она превратится в будущем – то есть в наше с вами время.

В общем, все уже готово. Все элементы нынешней системы уже есть. Им только не дают развернуться, разрастись и сожрать, наконец, окружающий их мир – в том числе Высоцкого и его публику.

В наблюдаемом механизме важно отметить особенность: деньги, которые присваивают доблестные труженики культуры, приходят от публики Высоцкого, которые любят его и его песни. А это – советские песни. Это – советская романтика. Победа, трудное детство, спорт, горы и пр. Это песни про настоящих мужчин и настоящих женщин, про войну и про солдата. Его любят именно за это. И он прекрасно пишет именно об этом.

Но вокруг взаимоотношений Высоцкого и его публики, то есть народа, вокруг его прекрасной поэзии уже сложились другие, закулисные отношения, которые противоположны поэзии Высоцкого во всем. И эти отношения уничтожают самого Высоцкого.

СССР был уничтожен всеми теми силами, которые погубили и Высоцкого. О чем и фильм.

Еще один важный момент: на пути у этой номенклатуры, наркотиков, торгашей и воров стоит честный и жутко мне кого-то напоминающий полковник КГБ. Стоит вполне успешно. Но, будучи сначала очарованным личностью Высоцкого, а потом поставленным перед дилеммой – остаться человеком или свести себя к государствоохранной функции, – он выбирает человечность. Поэтому, чтобы защитить Высоцкого и Таню, он вынужден закрыть глаза и на наркотики, и на ворье. И этот поступок становится последним элементом в механизме машины, которая спустя несколько лет уничтожит охраняемую им страну.

Самопоклонничество и его последствия

7 декабря 2011

…По странному объявлению в газете студентка Люси находит загадочную подработку в частном закрытом клубе. На ночь Люси запирают в Комнате Спящей Красавицы, где она спит под действием сильного наркотика в то время, когда мужчины-клиенты делают с ней то, что им заблагорассудится. С каждым днем Люси все больше и больше хочет узнать, что же происходит с ней в часы, о которых она ничего не помнит.

Это аннотация прокатчика к фильму «Спящая красавица», который привлек мое внимание тем, что при бюджете в три миллиона долларов собрал в США только девять тысяч долларов, а в России – в 12 раз больше.

Почему такая разница? Ну не из-за того же, что мы внезапно стали богаче американцев?

В воздухе запахло «загадочной русской душой».

Естественно, по ходу просмотра выяснилось, что анонс к фильму был написан человеком, если и смотревшим анонсируемый фильм, то уж точно не лицом, а какой-то другой стороной организма. Или вообще не приходя в сознание.

Загадочный Закрытый Клуб – всего лишь одна из сюжетных линий, яркая, но не самодостаточная.

В центре повествования находится обладающая весьма привлекательной внешностью студентка Люси. Никакого другого капитала, кроме этой внешности, у нее нет.

Завязка классическая для европейского романа: красивая, но бедная девушка терпит несчастья и лишения, преследуется старым и богатым злодеем, но ее доброе сердце и вера в Бога помогают ей преодолеть все трудности, и в конце концов она счастливо сочетается браком с молодым и привлекательным обладателем коня, замка и титула.

Европейская патриархальная история женского успеха.

Но в этой сказке хорошего конца не будет по одной причине – для этого счастливого конца нет составляющих. Нет деталей, из которых этот счастливый финал можно собрать, потому что действие происходит не среди идеалов Европы времен средневековья или модерна, среди современных европейских идеалов секулярного гуманизма, потребления, утраты значимости семьи, «диверсификации» источников моральных норм.

Это значит, что никакого «доброго сердца», никакого Бога в повествовании не предвидится. Им просто неоткуда взяться. Преследований старого богатого злодея тоже нет, потому что главная героиня все издевательства, которые по классике полагалось бы с жутким хохотом творить над ней горбатому и крючконосому злодею, проделывает с собой сама: она встречается с парнем, который способен заняться с ней любовью только под просмотр порно; ходит к доктору, который платит ей деньги за участие в медицинских опытах; нанимается на работу, на которой в ее обязанности входит разливание вина в бокалы старых богатых извращенцев в обнаженном виде.

Время от времени она забегает в бар, чтобы переспать с кем-нибудь. Просто так. И еще она любит спрашивать у своих знакомых мужчин, женятся ли они на ней, получая ответы в диапазоне от «не сейчас» до «пошла ты, дура».

Кульминация фильма наступает в тот момент, когда она получает повышение. Теперь она больше не будет разливать вино. Теперь она будет спать наркотическим сном, пока с ней будут проделывать всякие приятные для себя манипуляции старые импотенты.

Фильм заканчивается тем, что, пробуждаясь от очередного такого сна, девушка обнаруживает, что она лежит в одной постели с трупом – ее клиент умер.

И тогда она страшно кричит.

Перед нами сказка наоборот: вместо счастливой свадьбы – смерть, вместо Бога – пустота, вместо доброго сердца – растерянность, вместо любви – отчаяние.

Существо, которое вполне могло быть любимой женой, матерью любимых детей – живет жизнью девайса. Она никому не дает жизнь. Рядом с ней разложение и смерть. При этом в картине нет никакого насилия, жуткой подлости и предательства. Никто ни холоден, ни горяч, но все теплы. Все происходит естественно и само собой. Все зло в фильме существует как вариант нормы. Зло получило прописку.

Главная героиня даже не понимает, почему она несчастна. Такое ощущение, что ей быть всем довольным мешает какой-то рудимент, что-то лишнее и остаточное. Она не понимает, что с ней делают что-то плохое, что она сама делает что-то плохое, потому что в этом мире все плохое – вариант нормы.

Человек в этом мире лишен какой-либо опоры, всякого ориентира. Все отобрано. Все объявлено иллюзиями или вариантами нормы.

У него есть только два кумира – потребление и гуманизм.

Секулярный европейский гуманизм ставит на место Бога человека. И не какого-то там Человека с большой буквы, до которого каждому еще предстоит дорасти – а вот этого, данного, с маленькой буквы. Как правило – ближайшего. То есть себя.

То есть гуманизм, выражаясь традиционной формулой, есть поклонение не Творцу, а твари. То есть европейский гуманизм – есть неоязычество. А неоязычество обязательно порождает неорабство и неоканнибализм.

Человек превращен в легендарное существо «шму» из «Счастливого числа Слевина». «Шму – это такие существа, которые могут быть всем. Соответственно, более сильный любого более слабого может сделать своим шму.

Когда-то давным-давно жили такие животные – шму. Больше всего они любили жизнь, которая была вокруг. Они давали превосходное молоко. Они несли вкуснейшие яйца. Из их шкурок получались прочнейшие и удобнейшие изделия. У них было очень вкусное мясо. И даже из их щетинки получались лучшие в мире зубочистки. Шму очень любили жизнь и людей, которые жили вокруг. И когда человек хотел съесть шму, шму было счастливо и бежало навстречу ему в предвкушении человеческой радости от трапезы. Вот такие вот божественные жЫвотные».

Главная героиня – красивая и очень эргономичная в использовании и потреблении. В индустрии реализации прав лиц пожилого возраста на эротические переживания она в каком-то смысле может восприниматься как уникальный продукт, своего рода айфон.

И в конце фильма этот айфон страшно, по-звериному кричит. Кричит без слов потому, что без Добра, без Зла, без Бога он даже не может сформулировать суть своих претензий к мирозданию.

Фильм смотреть тяжело. Почти невыносимо.

Именно поэтому он и провалился в прокате.

Но в нашем провалился чуть меньше.

Вероятнее всего, потому что российский зритель все еще лучше понимает язык режиссера и предмет дискуссии. Потому что то, что мешало главное героине стать в этом потребительском аду счастливой, то, что заставило ее кричать, все еще в нас живо.

Пока еще.