Текст книги "Герцогиня и «конюх»"
Автор книги: Роман Антропов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
X. Заседание верховников
За исключением одного лишь Остермана, насморк которого не мог еще пройти, все верховники были в сборе. В зале чувствовалось то повышенное настроение, которое всегда бывает при событиях огромной важности. Всем невольно бросался в глаза победоносный вид Долгоруких.
– С чего это они так нос задирают? – провожал их шепот.
Заседание открыл князь Дмитрий Голицын.
– Всем нам, господа, ведомо о горестной утрате, постигшей Россию, – заговорил он. – Не стало императора Петра Второго, а нового мы еще не имеем. Между тем нельзя оставлять государство без главы. Посему сегодня же должны мы все порешить, кому корону царскую на главу надеть. Тестамента его величество не оставил…
– Нет, князь Дмитрий Голицын, государь оставил завещание, – среди глубокой тишины прозвучал громкий возглас князя Ивана Долгорукого.
Это было столь неожиданно, что все замерли, а затем послышались возгласы:
– Какое завещание? Откуда завещание? С чего он в голову взял это?
Собрание членов Верховного тайного совета заволновалось.
Один только князь Дмитрий Голицын оставался спокоен. Зная, что на его стороне значительное большинство голосов, он был готов к каким угодно «выпадам».
– Господа члены Верховного тайного совета! – начал он, окидывая насмешливым взглядом фигуру Ивана Долгорукого. – Тотчас по кончине в Бозе почивающего императора я в частной беседе со многими вами говорил, что кажется мне подозрительным, почему князья Долгорукие, особливо Алексей, не желали никого впускать в покои умирающего Петра Алексеевича… Теперь я понял, почему это делалось.
– И почему? – рванулся князь Иван Долгорукий.
– А потому, что, видно, очень уж вы о здоровье нашем беспокоились, боялись, как бы мы не заразились, а кроме того, были заняты изготовлением большого чуда для нас всех, – ответил князь Голицын, после чего низко поклонился собранию и спросил: – Дозволите ли вы, господа, чтобы допрос князьям Долгоруким чинил я?
– А ты кто же? Заплечных дел мастер, чтобы чинить допрос нам? – вспыхнул князь Алексей Долгорукий, вскакивая.
– Эй, попридержите язык, князь Алексей! – крикнул князь Голицын. – За такие слова ответ тебе держать придется! – Он снова обратился к собранию: – Дозволите ли вы, господа, чтобы в нашем сегодняшнем полном собрании находился и доктор, лечивший покойного государя?
– А это зачем? К чему? – послышались голоса.
– А к тому, что он может многое сказать нам о том завещании, о котором только что упомянул князь Иван Долгорукий.
Собрание выразило согласие, и через несколько секунд в зал был введен немец-доктор.
С достоинством отвесив поклон верховникам, он скромно сел на стул близ князя Дмитрия Голицына.
– Князь Иван Долгорукий, вы заявили, что после кончины его императорского величества осталось завещание? – спросил последний.
– Да! – твердо ответил Иван Долгорукий.
– Что же в оном завещании говорится? – продолжал допрос Голицын.
– Что императрицей должна быть сестра моя, Екатерина. Такова воля царя, – вызывающе произнес Иван Долгорукий.
Голицын громко рассмеялся. Большинство верховников в недоумении переглянулись.
– Вот, господа, то чудо, которое князья Долгорукие изготовляли для нас в спальне Петра Алексеевича! – хохоча выкрикнул Голицын. – Понимаете ли вы теперь, почему они столь важно выступают?
– Ха-ха-ха! Ох-хо-хо!.. – прокатилось по собранию родовых вельмож.
– А где же это диковинное завещание? – продолжал «пытать» Голицын.
– Его видел и читал и владыка-митрополит, а для того, чтобы оно не пропало, я сберег его. Вот оно! – сказал Долгорукий, открыл деревянную коробку и вынул из нее знаменитый тестамент работы Прокофия Лукича. – Вот слушайте, что в нем написано! – важно произнес Долгорукий и стал читать содержание «завещания».
По мере того как он читал тестамент, веселое настроение членов Верховного тайного совета усиливалось все более и более, так что последнее слово «аминь» было покрыто уже громовым раскатом хохота.
– Ох, уморил! Ох, распотешил! – схватились за животы Голицын и его присные, да и другие не отставали. – Аминь? Так и сказано в тестаменте: аминь?
Долгорукий стоял, словно бык, оглушенный ударом, и бессмысленно поводил по собранию глазами, налитыми кровью.
– Что это? Чему смеетесь? – хрипло спросил он.
– Ох, князь, ох! Ишь что выдумал! Сочинил да еще «аминь» ввернул! – продолжал издеваться Голицын. – С сей оказии следовало бы тебя, князь, Аминь-Долгоруким величать! Да Бог уж с тобой, не будем ссориться!.. А только ты скорее эту пакость сожги вот в этой печи…
– И это будет очень умно, потому от этой бумажки заразиться могут многие, – впервые открыл рот доктор, молчавший до тех пор.
– Как?! – воскликнул Долгорукий. – Царское завещание вы осмеливаетесь называть пакостью? Это – преступление! Я вас всех призываю в свидетели, что князь Дмитрий Голицын дерзновенно оскорбил священную память государя императора!..
Голицын выпрямился.
– А-а, так ты вот как заговорил, князь Алексей?! – крикнул он. – Ты же мне грозить удумал? Хорошо же, я выведу вас на чистую воду!.. Когда составлено завещание почившим государем?
– Пять месяцев тому назад, если считать умеешь, – сверкнул глазами Долгорукий.
– Пять месяцев, говоришь? Тут вот в твоем тестаменте сказано: «Понеже чувствуя себя хворым…» Когда же это пять месяцев тому назад государь хворать изволил? Или не ведомо всем нам, что до страшной болезни он был всегда – по милости Божией – здоровехонек? Что? Замолк? Э, да что тут говорить! Пусть вот лучше господин доктор поведает нам, как и откуда это завещание появилось.
Немец-доктор встал и только что собирался открыть рот, как Алексей Долгорукий, чувствуя, что все пропало, что показания доктора, который, быть может, подглядел, подслушал, могут погубить его в глазах всех верховных вельмож, воскликнул:
– А, вы думаете, что мне так желательно, чтобы царствовала Екатерина Долгорукая? Так вот, нате, смотрите! – и он на кусочки разорвал «завещание».
– Надо бросить в печку!.. Там зараза сгорит!.. – под оглушительный хохот верховников закричал немец-доктор.
Его сейчас же с миром и отпустили, «за ненадобностью».
Вскоре после «аминь-долгоруковского действа» высокое собрание перешло к выбору преемника умершему императору.
Голицын сильно волновался, открывая «прения» по этому вопросу. Хотя он и знал, что большинство верховников будет поддерживать его, однако понимал, что и возражений будет немало. Так оно и случилось.
После горячей, продолжительной речи, в которой Голицын яркими красками расписывал прелесть «полегчания» способом ограничения царской власти, вскочил Татищев.[49]49
Татищев Василий Никитич (1686–1750) – русский историк и видный государственный деятель. Управлял казенными заводами на Урале, был астраханским губернатором. Автор выдающегося исторического труда «История Российская с самых древнейших времен…» в 5-ти книгах, а также других сочинений исторического, географического и философского содержания.
[Закрыть]
– Не быть сему! Самодержавие должно быть ничем не ограничено! – пылко воскликнул он.
– Стойте, стойте! Да вы наперед решите, кому корону вручить?.. – посыпались голоса.
И вот тут большинством голосов было решено «просить Анну Иоанновну на царство», после чего стали составлять текст ограничительной грамоты.
Волнение верховников все усиливалось.
– Князь Дмитрий Голицын, изготовил ли ты «кондиции»?
– Вот они, готовы.
– Читай!
Князь Дмитрий Голицын начал громко читать:
– Первое: «Без согласия Верховного тайного совета не должна выходить замуж».
– Так! Так! Правильно.
– Второе: «Без его же согласия не могу назначать себе преемника».
– Верно!
– «Без согласия и разрешения совета не начинать войны, не заключать мира; войскам быть под ведением совета».
– О, это чересчур! – побагровел Татищев.
Князь Дмитрий Голицын невозмутимо продолжал чтение «пунктов» ограничительной грамоты:
– «У шляхетства живота, имения и чести без суда не отнимать; государственные доходы не расходовать». – Тут вдруг Голицын встал. Он гордо выпрямился и, оглядев всех пылким, горящим взором, закончил: – «А буде чего по сему обещанию не исполню, то лишена буду короны российской». Согласны на это?
– Согласны! – загремели голоса.
– В таком случае мы пошлем немедля послов к нашей будущей императрице! – возбужденно воскликнул Голицын.
И послы были снаряжены.
XI. Джиолотти и наемный убийца
В Митаве царило полное недоумение. Весть о кончине императора Петра Алексеевича поразила достопочтенных бюргеров, но все они ломали голову над вопросом: кто же теперь царствует или будет царствовать в России? Анна Иоанновна, потрясенная смертью Клюгенау, совсем впала в хандру. Несмотря на ласки Бирона, она бродила как тень по угрюмым залам Кетлеровского замка.
– Что с тобой? – раздраженно спросил ее Бирон. – Я привез тебе корону, а ты раскисла?
– Где она, где твоя корона? – саркастически воскликнула герцогиня.
– Ты уж и Остерману не веришь?
– А черт его знает!.. Может, он изменил нам!..
Как-то, завтракая с глазу на глаз со своим Бироном, Анна Иоанновна вдруг схватилась за сердце.
– Что с тобой? Тебе худо? – испуганно вскочил фаворит.
– Шаги… шаги… Это – его шаги? Да?.. Он идет! Идет!
Анна Иоанновна вскочила со стула.
Бирон побледнел.
– Кто он? О ком вы говорите?.. Ваше высочество, это плохо, если вы еще до вступления на российский престол сойдете с ума. Тогда мне не миновать каторги…
– Эрнст, милый, я не знаю, что со мной, но чувствую, что меня обволакивает какая-то странная, непостижимая сила! Ах смотри, он!
– Черт возьми! Кто «он»?! – вскакивая, бешено закричал Бирон. – Вы решили и меня свести с ума?
– Вы ошибаетесь, дорогой Бирон! Ее величество не сошли с ума. Это – я, великий магистр Джиолотти! – послышалась французская речь знакомого, таинственно чудного голоса.
У Бирона поднялись волосы.
– Джиолотти? – вырвался у него испуганно-радостный крик.
Великолепная, мистически-страшная фигура великого магистра ордена «Фиолетового креста» предстала перед изумленными Анной Иоанновной и ее фаворитом.
– Да, это – я, ваше императорское величество! – склонился пред Анной Иоанновной великий чародей, бывший факир, снял с мизинца кольцо и подал его ей, говоря по-французски: – Это кольцо герцогини должно быть переменено на кольцо императрицы. О, ваше величество!.. Там, в Венеции, я не переставал думать о вас! Та таинственная сила, которой я обладаю, сделала величайшее чудо: вы стали императрицей всероссийской.
Анна Иоанновна, красная от радости и удовольствия, беспомощно развела руками.
– Все кольца отдать готова я вам, – воскликнула она, – за исключением одного: кольца императрицы, потому что я сама его еще не имею! Бирон, налейте скорее вина нашему дорогому гостю.
Джиолотти выпил залпом стакан вина.
И вдруг, лишь только он допил его, смертельная бледность покрыла его лицо. Он вскочил словно ужаленный и крикнул:
– Долой, долой все это!
Анна Иоанновна и Бирон тоже вскочили, испуганные.
– Что с вами? – спросил Бирон.
– Скорее в зал! Скорее! – Джиолотти первый бросился в тронный зал.
Анна Иоанновна совсем растерялась.
– А что там, в зале? – спросила она.
– Вы увидите то, что произойдет сейчас, – нервно воскликнул Джиолотти.
Анна Иоанновна робко, несмело, еле передвигая ноги, вошла в тронный зал старых Кетлеров, где царила тьма, так как темно-малиновые занавески на окнах были спущены и не пропускали ни одного луча света.
– Смотрите, ваше величество! – приказал Джиолотти.
– Куда? Я ничего не вижу.
И вдруг слабый, нежный свет озарил зал.
Бирон забылся до того, что при Джиолотти громко закричал:
– Смотрите, Анна, на трон! На трон смотрите!
Весь трон был ярко освещен. На том месте, где находилась курляндская герцогская корона, теперь сверкала, переливаясь радужными огнями, российская императорская корона.
Волшебное видение продолжалось несколько секунд, потом мало-помалу огни потухли, и зал снова погрузился в тьму.
– Это поразительно! – воскликнул Бирон. – Но вот что скажите, дорогой синьор Джиолотти: скоро ли явится к ее величеству депутация от членов Верховного совета?
И он зажег восковой спичкой одну из свечей в канделябре.
– Да, да, мне так хотелось бы узнать это! – вырвалось у Анны Иоанновны.
Джиолотти поклонился и промолвил:
– Это вы увидите сейчас, я покажу вам на стене приближение послов, а пока я должен заняться другим: я должен спасти вашу жизнь, Бирон!..
Бирон отшатнулся и воскликнул:
– Как: спасти мою жизнь? Что вы говорите?..
– Да, да, вам угрожает смертельная опасность, – продолжал великий магистр. – На вас готовится покушение. О, как дьявольски хитро задумано оно!
Бирон, отличавшийся нахальством, а еще больше – трусостью, схватил великого чародея за руку и крикнул:
– Джиолотти, во имя Бога, вы должны спасти меня! Помните, что моя жизнь нужна России и что императрица Анна Иоанновна щедро наградит вас!
– Да, да! – пылко воскликнула Анна Иоанновна. – Десятки миллионов будут в вашем распоряжении, если вы спасете жизнь моего верного друга.
У «конюха» промелькнула мысль:
«А что, если он просто запугивает меня для того, чтобы побольше содрать?»
– Кто же собирается посягнуть на мою жизнь? – приободрившись, задал он вопрос Джиолотти.
Великий магистр повернулся к Анне Иоанновне и тихо произнес:
– Человек, который собирается сделаться очень близким для вас существом.
– Что? Кто же он? Неужели?.. – И Анна Иоанновна запнулась, страшась произнести это имя.
– Вы угадали, ваше величество, – сказал Джиолотти. – Этот человек – Мориц Саксонский.
– Ах он негодяй! – загремел Бирон, забывая все правила приличия. – Но где доказательства? Этот «выскочка» осмеливается посягать на меня, на Бирона! Да знает ли он…
Джиолотти, насмешливо поглядев на фаворита, возразил:
– Ну, какой же он «выскочка», дорогой Бирон! Он – царской крови. Да вы не волнуйтесь: я спасу вас…
Единственная свечка, зажженная Бироном, потухла. Мрак снова окутал зал.
– Умоляю тебя, Создатель Мира, яви нам великое чудо видеть!.. – начал по-латыни сильнейшее заклинание жрецов Изиды Джиолотти.
На стене появились искры. Секунда – и стена осветилась фиолетовым светом. На этом фоне сначала слабо, а потом все сильнее и сильнее стала вырисовываться фигура.
– Мориц! – не выдержав, крикнула Анна.
Перед таинственным «видением» – Морицем Саксонским – стоял, подобострастно склонившись, небольшого роста худощавый человек. Он держал в руке маленькую восковую фигурку лошади и что-то вкалывал ей в правую ногу.
– Господи, что делает с бедным животным этот негодяй? – воскликнул Бирон.
Видение исчезло.
– С разрешения вашего величества, я попросил бы вас в столовую. После такого напряжения я всегда имею привычку выпить стакан доброго вина, – уклончиво ответил Джиолотти.
– А вот насчет посольства, дорогой синьор… – начала было Анна Иоанновна.
Но чародей сухо перебил ее:
– Дайте же мне возможность отдохнуть!
В столовой Джиолотти действительно выпил стакан красного вина. Легкий румянец заиграл на его побледневших щеках. Как ни в чем не бывало, словно то, что он сделал, являлось простым фокусом, великий магистр принялся непринужденно болтать, рассказывая обо всем, что произошло в это время в России, с такими подробностями, словно он был непосредственным очевидцем.
– Откуда вы все это знаете, синьор Джиолотти? – дивилась Анна Иоанновна.
– Да ведь я же все время был здесь, у вас, в России.
– Как так?! – привскочил Бирон. – Ведь я писал вам в Рим и в Венецию!
– Совершенно верно: вы писали, но не мне, а моему двойнику.
– Какому двойнику?! – прохрипел Бирон. – Разве есть еще какой-нибудь второй Джиолотти?
– Нет, другого нет…
– Вы… вы издеваетесь надо мной? – крикнул Бирон.
– И не думаю.
– Так какого же черта вы говорите, что я писал вашему двойнику?
– Я и настаиваю на этом, – спокойно ответил Джиолотти.
Герцогиня глупо хлопала своими маловыразительными глазами. Она ровно ничего не понимала, но только чувствовала, что ее Эрнст сердится.
– Я вас спрашиваю в последний раз: кому я писал письма?.. – встал Бирон.
– Мне!..
– Так как же вы говорите, что вы все время находились в России?
У Бирона на губах проступила пена того дикого, необузданного гнева, который впоследствии заставлял трепетать почти всю Россию.
– У вас очень короткая память, дорогой Бирон! – насмешливо произнес Джиолотти. – Кажется, я вам уже пояснил, что такое раздвоение личности. Я во всякую минуту могу одновременно находиться в различных местах. Все это время Джиолотти-молекулы были там – и в Риме, и в Венеции, но флюид-Джиолотти не покидал вашей необъятной империи.
В дверь столовой кто-то почтительно-робко постучался.
– Войдите! – по-немецки крикнул Бирон.
– Ах, ваше сиятельство, какое несчастье! – воскликнул любимый конюшенный «конюха».
– Что такое? – спросил Бирон.
– Эрнестина, ваша любимая лошадь, бьется, как иступленная…
– Почему? – вспыхнул фаворит.
– Ее подковал мастер… Не знаю, что произошло с ней, но только она хрипит, дрожит…
– Кто подковывал? Франц?
– Нет, ваше сиятельство… Может быть, кто-либо из его помощников.
– Ступай! Я сейчас приду. – Бирон засуетился и обратился к Джиолотти: – Хотите посмотреть мою конюшню?
Великий магистр, выпрямившись во весь рост, сказал:
– С одним условием, Бирон.
– С каким?..
– Если туда пойдет и ее величество, а теперь уже ее императорское величество. Она так любит лошадей…
Анна Иоанновна согласилась, и они отправились втроем.
В великолепной конюшне, этом излюбленном детище Бирона, было сухо, чисто, светло. Превосходная лошадь билась в судорогах. Она особенно дрыгала правой ногой.
– Моя милая Эрнестина! Что с тобой, моя прелесть? – произнес Бирон и хотел было подойти к лошади.
Но дорогу ему загородил Джиолотти.
– Оставьте! Ни шагу далее, Бирон! – властно произнес он.
– Это почему же? – вспыхнул фаворит.
– Потому что здесь ваша смерть…
– Где? – вздрогнул и затрясся Бирон.
Джиолотти тихо шепнул ему:
– А видение на стене забыли?
В эту минуту в конюшню вошел старик Франц.
– Какого дьявола ты послал ковать Эрнестину, старый мошенник? – грубо, как настоящий конюх, заорал Бирон.
Старый Франц побледнел не столько от страха, сколько от обиды и дрожащим голосом сказал:
– Это мой новый помощник, ваше сиятельство… Он уже подковал не одну лошадь… Я оставался доволен его работой, и так как мне нездоровится, то я и поручил ему Эрнестину.
– Он давно поступил к вам помощником? – спросил Джиолотти.
– Нет, недавно, около двух недель назад, – пробормотал Франц, с испугом глядя на бившуюся лошадь. Он подошел, нежно и ласково посвистывая, к лошади и наклонился над ее правой задней ногой. – Ну, ну, не надо, моя хорошая Эрнестина!.. Постой… постой! Я посмотрю, что наделал с тобой этот глупый осел…
И тут, прежде чем кто-либо успел вымолвить слово или вскрикнуть, произошло нечто страшное: Эрнестина изо всей силы лягнула старого Франца. Ужасный удар пришелся в голову, и последняя вмиг обратилась в бесформенную кровавую массу. Смерть кучера была моментальна.
Анне Иоанновне сделалось дурно, так что Джиолотти должен был поддержать ее, иначе она упала бы.
– Боже мой, что же это такое?.. – воскликнул Бирон.
– Вот что предстояло вам, дорогой Бирон, – ответил чародей. – Не правда ли, как хитро было придумано?
– Да объясните все толком!
– Тот человек, который поступил помощником к несчастному Францу, – не кто иной, как подосланный убийца. Зная вашу безумную любовь к лошадям, ваши враги и решили сыграть на этом.
– Но что же они сделали с моей бедной Эрнестиной?
– Негодяй впрыснул ей под кожу яд, обладающий свойством вызывать сильнейшие судороги. Часа через полтора лошадь падет, так что вы, Бирон, лучше пристрелите ее, прекратите ее страдания. Ну-с, так план был таков. Ваша любимая лошадь заболевает. Конечно, вы поинтересуетесь посмотреть, что с ней. Она страшно дрыгает правой ногой. Вы заинтересуетесь и, забыв осторожность, наклонитесь. Этого довольно. Бешеным ударом отравленное животное снесет вам голову, что и случилось с бедным стариком.
– Черт возьми, какие негодяи! – загремел Бирон. – Эй, вы все, псы и негодяи, оцепить весь замок! Искать повсюду проклятого убийцу!
– Вы спасли жизнь моему верному другу, синьор Джиолотти. Как мне благодарить вас! – воскликнула Анна Иоанновна.
– Да, да, вы спасли мне жизнь! Я никогда не забуду этого, – горячо произнес и Бирон.
XII. Прибытие послов
Когда вернулись в замок, Анна Иоанновна, несмотря на пережитое волнение, снова обратилась к Джиолотти с просьбой «погадать» о том, когда произойдет долгожданное событие – приезд послов.
– Сегодня, – ответил тот.
– Матушки! Да неужели? Вот радость! – чисто по-русски, по-бабьи воскликнула герцогиня. – А может, не приедут?
– Будьте уверены, ваше высочество, приедут сегодня, и очень скоро.
По случаю праздника и прекрасной, мягкой погоды почти все жители Митавы находились на улицах и площадях. Часть достопочтенных горожан и горожанок разъезжала в собственных «выездах», другие прогуливались пешком.
И вдруг в разгар этого уличного движения появились две быстро мчащиеся повозки, запряженные по шести лошадей каждая. В повозках виднелись важные, надменные фигуры, очевидно «бояр» (в Митаве всех русских вельмож-сановников называли боярами). Обе повозки были окружены верховыми солдатами в блестящей форме.
Митавцы рты разинули и стали гадать, что бы должно означать столь неожиданное появление русских «бояр», солдат – словом, этого диковинного поезда.
– В замок едут! К герцогине! – слышались возгласы в толпе. – С какими такими вестями?
А кортеж все ближе и ближе подъезжал к старому замку Кетлеров.
С сильно бьющимся сердцем, почти дрожа от волнения, стояла Анна Иоанновна у окна зала. Одета она была в парадное платье и в мантию, подбитую горностаем; на голове сверкала герцогская корона.
Бирон, в парадном мундире обер-камергера, стоял позади Анны Иоанновны. Его лицо подергивалось судорогами волнения и было бледно.
– Они уже въехали, Эрнст! Смотри, смотри! – волновалась герцогиня.
– Я вижу, ваше высочество… Вот первым вылезает из повозки князь Дмитрий Голицын, а вот и его брат… Господи Боже!.. И сам Алексей Долгорукий?! Когда же они спелись?..
– Их надо встретить, Эрнст?
– Разумеется. Я встречу их на первых ступенях лестницы. Не волнуйтесь, Анна, вы должны быть невозмутимо покойны и величественны.
Джиолотти, который находился тут же, подошел к Анне Иоанновне и, подав ей маленькую золотую рюмку, сказал:
– Вы очень взволнованны, ваше высочество. Выпейте это – и вы почувствуете себя великолепно.
Анна Иоанновна благодарно взглянула на него и выпила содержимое рюмки.
С низким придворным поклоном встретил «конюх» послов.
– Ее высочество, увидев приближение столь высоких и почетных гостей, поручила мне скорее встретить вас, ваши сиятельства, – вкрадчиво произнес Бирон.
– А-а, господин обер-камергер Бирон! – громко произнес Дмитрий Голицын. – Весьма рады видеть вас, а ее высочество благодарим за почетный прием.
Все трое обменялись с тайным другом герцогини рукопожатиями.
– В добром ли здравии изволит пребывать ее высочество? – осведомился князь Алексей Долгорукий.
– По милости всемогущего Бога ее высочество вполне здорова, – ответил Бирон.
– Прежде чем нам предстать перед ее высочеством, любезный господин Бирон, нам оправиться бы надо, – произнесли князья Голицыны.
– Прошу вас, ваши сиятельства, следовать за мной! – вновь низко поклонился Бирон.
Он великолепно играл роль робкого, покорливого слуги своей повелительницы. Дерзкий, надменный фаворит сразу стушевался в нем.
Это, по-видимому, произвело отличное впечатление на спесивых вельмож-верховников, которые в эти смутные дни являлись фактическими хозяевами – правителями России.
«Послам» было отведено помещение старого курляндского герцога, и здесь они могли оправиться после дороги, облачиться в парадные туалеты. Заботливость и предупредительность Бирона простерлись до того, что в охотничьем кабинете был заранее приготовлен стол, уставленный лучшими винами и прихотливыми яствами.
– Не угодно ли, ваши сиятельства, подкрепиться после длинной, утомительной дороги? – предложил Бирон.
Он знал слабость младшего Голицына и Алексея Долгорукого к вину.
– Что ж, можно, – ответили они. – Вы очень обязательный человек, господин Бирон. Мы постараемся отплатить вам за ваше митавское гостеприимство. Ах, если бы вы только знали, с каким делом пожаловали мы сюда!
«О, ослы, ослы! Вы мне отплатите! Нет, вы вот поглядите, как я вам отплачу!» – пронеслась в голове Бирона злобно-торжествующая мысль.
Прошло несколько времени.
– Ваше высочество и ваша светлость! – звучно произнес Бирон, распахивая дверь в тронный кетлеровский зал. – Имею высокое счастье оповестить вас о прибытии высоких и славных членов Верховного тайного совета: князя Долгорукого и князей Голицыных.
Первым за Бироном стоял Алексей Долгорукий, чуть-чуть позади – оба брата Голицыны. Анна Иоанновна сидела на своем скромном герцогском троне.
– Я более чем рада видеть вас, господа князья!.. – важно произнесла она.
Все трое подошли к «захудалому» трону и, приветствуя герцогиню, поцеловали ее пухлую руку.
– Находитесь ли вы, ваше высочество, в добром здравии? – произнес Дмитрий Голицын. Едучи сюда, мы все время молили Господа Бога об этом.
– Спасибо, князь Дмитрий, я здорова. А ежели бы и была больна, какая кому от того печаль могла приключиться?
– Упаси Боже! Ваша жизнь, ваше высочество, драгоценна для России!.. – торжественно сказал Долгорукий.
– Моя жизнь драгоценна для России? – усмехнулась Анна Иоанновна. – Это давно ли? С каких пор? И что такое я, забытая племянница великого государя, сосланная сюда, в чухонскую Митаву?
– Ваше высочество! – выступил князь Дмитрий Голицын. – То, что вы изволили произнести, есть сущая правда. Негоже было так бессердечно поступать с племянницей великого императора. Ведомо нам все, что претерпели вы в эти семнадцать лет заточения в Митаве. Но наша ль в том вина? Разве мы являлись распорядителями судеб империи? Что мы могли поделать, когда и видели неправду? Не корите же нас за это, ваше высочество!
– Справедливо сказал брат, – промолвил другой Голицын.
– Верно!.. – вздохнул князь Долгорукий.
– А теперь мы обязаны сообщить вам: император Петр Второй Алексеевич скончался. Ведомо вам сие?
– Ведомо.
– А ведомо ли вам, что у нас нет пока нового императора?
– И это ведомо, – твердо произнесла Анна Иоанновна.
– Мы, ваше высочество, явились к вам по поручению членов Верховного тайного совета, – начал опять Дмитрий Голицын. – После кончины его величества возник вопрос: кому следует наследовать корону российскую. И вот тогда я первый подал свой голос за вас. Правду я говорю? – обернулся Голицын к брату и Долгорукому.
– Правда… Твое это дело, князь Дмитрий, – ответили оба.
– Вы видите, ваше высочество, что я ни на минуту не забывал о той, которая томится в Митаве, о племяннице великого государя.
– Спасибо! – вырвалось у герцогини.
Князь Голицын продолжал:
– Одному Богу известно, сколь трудно мне и тем, которые разделяли мои взгляды, отстаивать царский престол для вас. Но я это сделал. Если вам угодно, вы с сегодняшнего дня – императрица всероссийская. Мы привезли вам корону.
– Мне?! – воскликнула Анна Иоанновна. Она хотела что-то сказать еще, но не могла уже: сильное напряжение нервов разрешилось истерикой.
Произошла паника. Все бросились помогать будущей императрице.
Фрейлина Менгден совсем растерялась.
Но вдруг случилось чудо: сразу, моментально, Анна Иоанновна выпрямилась во весь рост и с совершенно спокойной улыбкой обратилась к послам:
– Это так… пустяки… худо со мной сделалось… Так вы корону мне привезли?
– Да, ваше высочество, – низко склонился Голицын. – Один росчерк пера – и вы – императрица.
– А что же я должна подписать? – как-то особенно экзальтированно спросила герцогиня.
– Вот эту бумагу! Угодно вашему высочеству выслушать содержание ее? Мы предупреждаем вас, ваше высочество, что это – воля народа.
Анна Иоанновна молча согласилась на прочтение и, когда чтение ограничительной грамоты окончилось, тотчас же подписала ее.
