Текст книги "Четверть гения"

Автор книги: Роман Подольный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Итак? – спросил я.

Молчание.

– Ну? – спросил я.

Молчание.

– К чертовой матери!

– Нет, ты подожди!

– К чертовой!.. К чертовой!

Я не успел заметить, когда на моих глазах появились слезы. Еще секунда – и я пустил бы в ход кулаки. Только бы отделаться от свидетелей. Впрочем, какие они к черту свидетели? Соучастники!

Карл быстро и ловко повернул меня и сунул лицом в подушку, удобно уселся рядом, притиснув меня к стене, и объявил:

– Заняв председательское место, я, заведующий сектором бессмертия, объявляю открытым заседание .ученого совета Научно-исследовательского института мировых проблем. В повестке дня два вопроса. Первое: подведение итогов опыта No 18. Второе: поиски способа ликвидировать результаты этого опыта.

– Надо как-то помочь Игорю выкрутиться, – констатировал Тихон. – Выхода два: или он должен разлюбить девушку, или ей придется полюбить его. Поскольку, однако, алгоритма разлюбления мы еще не нашли – правильно, сектор любви? – то остается только второе. Предлагаю заведующим секторами бессмертия и гениальности взяться за дело, начиная с сегодняшнего вечера. Брак, который будет естественным результатом, представит собой любопытнейший материал для сектора семейной жизни (так будет впредь называться сектор любви). К слову: опыт должен удаться. Когда мы сюда шли, луна была с правой стороны.

– А как с этикой эксперимента на человеке? – робко спросил заведующий сектором предвидения.

– Я берусь получить у сестры согласие, – заведующий сектором бессмертия вскочил на ноги.

– А я отказываюсь от этого согласия, – я сел на кровати. – Отказываюсь. Такой любви мне не надо. В конце концов есть масса средств от любви. Начну принимать алкоголь, займусь высшей алгеброй... или, черт побери, уеду в Алупку. .

– Ну да! И еще слетаешь на альфу Центавра и помолишься аллаху. Хорошо, что у тебя чувство юмора еще сохранилось. (Это Тихон.)

– Сохранилось! У меня ко всем на свете чувствам, они же эмоции, скоро будет аллергия. В конце концов наука требует жертв. Я же добровольно пошел на эксперимент, отлично зная, чем это кончится. Если бы понадобилось заразиться холерой и я тяжело заболел бы или даже умер, ведь вы бы смирились с этим фактом? Вот и теперь смиритесь.

– Мы бы тебя лечили. – И сейчас хотим лечить. Ни больше ни меньше.

– А насчет алгоритма вообще и тебя в частности никто из нас Алле даже и не заикнется. На такой компромисс согласен? – сформулировал условия соглашения Тихон. – Кстати, ребята, имейте в виду, если мы скажем Алле все, то лишим эксперимент чистоты.

– Эксперимент! – возмутился Карл. – Мы же спасаем товарища!

– Конечно. Но почему бы не соединить приятное с полезным? Вот у нас и появится второй параллельный случай. Ну и, что особенно важно, новый объект особа другого пола...

Карл схватил меня за невольно сжавшиеся в кулаки руки:

– Ну что ты всерьез принимаешь этого помешанного? Недаром же он у нас сидит на отделе контроля. Но сам ты в цугцванге. Действуй, а не раздумывай! Словом: или – или!

Мне было очень трудно отказываться от единственной надежды. Так трудно...

– Хорошо... Но вы уверены, что это этично?

– Вот обормот! – рассвирепел Леонид.– Коли тебе так нужно оправдание, мы проголосуем: кто за компромиссное предложение? Принимайте компромисс: "Мистера полюбит мисс!"

Три руки поднялись одновременно. И деловой голос Тихона произнес: "По поводу мотивов голосования. Полагаю, что новый эксперимент необходим прежде всего для новой проверки действительности алгоритма Плонского".

– Алгоритма НИИМПа, – поправил я.

– У НИИМПа будет еще черт знает сколько алгоритмов. А тут ты главный автор и первая жертва. Заслужил, не стесняйся. Карл, протоколируй – или есть возражения?

XII. ПОРАЖЕНИЕ (Отрывок из незаписанных воспоминаний Игоря Плонского)

Телефонный звонок.

Это была она.

Что они сделали? Я не могу сейчас даже вспомнить, что должно быть первым действием алгоритма. Хотя это понятно, я же не знаю, какой вариант они выбрали. А если они ошиблись и ничего не выйдет... Лучше бы вышло. Раз уж мне пришлось согласиться. Ведь не согласись я – они все равно бы это сделали. Сделали бы, и все. Боже мой, какой же я трус! А еще клятву давал. И сам сочинял ее. Счастье – прежде всего для других... Нам – прежде всего истину... Другим счастье через истину... Нам – истину, хотя бы ценой счастья... Нет, я допишу историю с клятвой потом.

Надо торопиться.

– Алла, мне срочно нужно тебя видеть. Ждешь? Это хорошо. Бегу.

Пока они не успели сделать свое дело. Свое? Мое дело. Я же согласился, подонок. Бедная девочка попадется, конечно. Что может обыкновенный человек в одиночку против коллективного гения? Как же – весь НИИМП, да еще со своим алгоритмом. Кстати, алгоритм – это не от имени Алла? О господи!

...Такси!.. Очень удачно. А между прочим, у Шекспира без всяких алгоритмов шутники-придворные Бенедикта и Беатриче свели – любо-дорого... Чудак, я же сам, сам в ответ на этот пример Тихона возражал, что тут один из вариантов возможных действий, что мы его не перенимаем, а учитываем.

Так или иначе, Алла должна все знать. Но ведь тогда... Не может быть! Я готов держать пари, они уверены: я немедленно побегу к ней, чтобы предупредить. Благородный герой. Благодарная героиня. Нормальный ход для варианта четыре дробь альфа. С Леонида станется. Ага. Значит, надо просто добиться, чтобы Алла сошла со сцены. На время. Пока они не остынут ко всей этой истории, не поверят, что у меня все прошло. Но как ее убрать? Как заставить уехать? Не-воз-мож-но.

Одну секунду! Я включу ее в экспедицию Фарида. Он как раз отправляется через пять дней. Авось за пять дней они ничего не успеют сделать. А Фарид мне не откажет. А если для крепости применить еще алгоритм... Я ведь не могу пустить его в ход ради себя. Но для других... Фу, черт, сам хочу уже Алю замуж выдать. Нет, этого я не сделаю. А Фарид попросит ее на месяц у факультета, ему не откажут.

– Будьте добры, остановите машину у первой телефонной будки... Спасибо.

Я поднял трубку. Твердой рукой набрал номер.

– Фарида Файзуллаевича... Я хотел тебя попросить... Все, что угодно? Диктую, записывай: Московский государственный университет, биолого-почвенный факультет. Тебе не откажут. Потребуй студентку Аллу Фрунцеву. Ага, слышал о ней? Ну, да ты же шахматист. И увези, ради бога. Так вот. От кого я ее спасаю? И ты готов помочь? Сукин сын! От себя, и только. Но она об этом знать не должна. Усвоил?

От автора.

В четырех московских квартирах через сутки телефоны проснулись около пяти утра. В четырех квартирах семнадцать человек (в общей сложности) прокляли все на свете и прежде всего того, кто не дает им доспать свое.

И все проклятия сыпались на голову несчастного Алиного брата. Это он поднимал тревогу. Это он звонил ни свет ни заря. Это он не жалел ни своего, ни чужого времени, не говоря уже о здоровье, чтобы породниться с Игорем. Во что бы то ни стало!

И сотрудники НИИМПа с этого момента откровенно забыли о своей основной работе – говоря точнее, о той работе, где они получали зарплату. Один из них добивался, чтобы Аллу не приняли в экспедицию. Другой – отсрочки экспедиции. А третий на случай неудачи принимал меры, чтобы уложиться в оставшийся срок.

Правда, тут же выяснилось, что они не знают, какой из двух основных типов алгоритма применим в данном случае: то есть должна ли Алла знать о любви Игоря. Заведующий сектором гениальности ссылался на стихи западного классика: "Любовь, любить велящая любимым", а также на все тот же счастливый эксперимент, поставленный героями Шекспира над Беатриче и Бенедиктом.

Заведующий сектором бессмертия опирался в споре на изречения восточных классиков, а также на блестящую методику, примененную Жюльеном Сорелем к мадемуазель де ля Моль в классическом романе Стендаля "Красное и черное".

Заведующий сектором предвидения грустно указывал, что считает второй метод более верным, но для него нужно столько времени!

И все время чувствовалась нехватка Игоря. За минувшие месяцы НИИМП к нему слишком привык, участвуй он в разработке этой проблемы, она показалась бы куда проще...

И все-таки спор – неведомо для себя – разрешил именно Игорь, упорно отказывавшийся все это время встречаться с сотрудниками по НИИМПу.

– ...Ну, дядя Ига, скажи, на кого похож троллейбус? – теребила меня Алла.

Мне было, честное слово, не до образов и сравнений. Объяснение должно было произойти сейчас – иначе зачем бы так торопился? И откладывать его я не имел ни права, ни возможности. А она радовалась хорошей погоде и тому, что у нее нашелся законный предлог оторваться от занятий, а может быть, и тому, что ее вытащил из дому именно я? Возможен же такой вариант.

Алин приподнятый носик – не нос, а русская народная сказка... Алины волосы – коротко подстриженные и оставленные хозяйкой в полном беспорядке – впрочем, я слышал, что такого беспорядка очень трудно добиться. Алины глаза – сейчас зеленые, но я знал, что они могут быть и карими, и синими, и серыми, хотя этого не смог бы объяснить ни один антрополог. И Алина болтовня...

– Посмотри же, дядя Ига, троллейбус похож на одинокого такого, очень печального интеллигента. Он на ходу обсуждает сам с собой мировые проблемы, а в дождь протирает заплаканные очки. А "Волга"-то, "Волга" – то – приглядись, это же хищник, готовый к прыжку. Передние лапы сложены, притворяются радиатором, но нас с тобой не обманешь, правда? Ну, что ты молчишь? А какой поезд в метро, помнишь? Эх, ты! Да это же рассвирепевший бык, которому только платформа не дает побушевать вволю. Или... или очень-очень добродушный человек – вроде тебя, – которого разозлили до потери сознания. Ну, чего ты куксишься? Я ли тебя не развлекаю! Господи! А ведь это следовало бы делать тебе. Что случилось, кто тебя обидел?

Надо было объясняться. Но как? Как? Я ведь знал, что это безнадежно. И все-таки.

– Да вот, влюбился я...

– Ну! Правда? Наконец-то! – запрыгала она вокруг меня. Голос у нее был радостный, но я готов был поклясться, что чистый лоб шахматистки на мгновение прорезала косая морщинка.

– Чему ты так рада? – спросил я.

– Да как же, мне Карл все уши прожужжал: ты, мол, в жизни разочарованный и в женщинах тоже. (Вариант второй, подвариант "д", – невольно констатировал я про себя.) Кончилось, значит, разочарование? (Погоди, погоди – на ее лицо нашла тень, оно стало серьезнее.) А в кого ты влюбился? Надеюсь, серьезная женщина? Не вертихвостка какая-нибудь восемнадцатилетняя? – и она с гримаской заглянула мне в глаза. – А она тебя любит? Даже если не любит, все равно хорошо, что влюбился...

Да, женщина всегда может предупредить признание мужчины, если не хочет его слышать. Так, кажется, сформулировал это Стендаль в книге "О любви". Или так сказал герцог Ришелье в мемуарах? Ну кто бы ни сказал, а он был прав. И снова на ее лице эта морщин ка. Что-то ей не нравится. Боится, что я все же скажу о своей любви? Зря боится.

– Приятно, что ты так мне сочувствуешь, – сказал я. – Но сейчас мне не хочется обсуждать эту тему. Знаешь, тебя хочет взять в свою экспедицию Фарид Файзуллаев. Экзамены тебе перенесут на осень.

Она очень обрадовалась.

ХIII. СОТВОРЕНИЕ ЗВЕЗДЫ

С горечью в душе, но с облегченным сердцем вернулся в этот вечер домой несчастный влюбленный. Правда, если бы он чуточку меньше был занят собственными переживаниями и чуточку больше поразмышлял бы, он, может, понял бы, что успокоился (успокоился!!!) раньше времени.

Алла рассказала брату, что Игорю срочно понадобилось зачем-то ее видеть. Деталей она не расшифровывала, но Карл и так понял, что Плонский назначил ей свидание, чтобы объясниться в любви. Тем самым НИИМП выводился из творческого тупика.

– Вариант первый, подвариант "и", раздел "ку", линия "бета", – деловито объявил Карл на экстренном заседании.

– Без участия предмета? – испуганно спросил Леонид.

– А на черта нам возиться с этим упрямцем? Хватит! В течение оставшихся трех дней Алла должна:

а) выслушать об Игоре все самое хорошее, что можно сказать;

б) выслушать об Игоре все плохое, что может ее заинтересовать и вызвать потребность в его исправлении;

в) по крайней мере, по разу в день Для должна получать сведения, ошеломляющие сведения о происшедших с Игорем событиях.

Я беру на себя первый пункт, – закончил Карл.

– Нет, – ответил Тихон. – Ты и без того сестре про Игоря всяческими сладкими вещами уши прожужжал. На тебе второй пункт. Конкретно продумаешь его с Леонидом. Мобилизуйте всю историю и литературу...

– Эх, Игорь, Игорь, – махнул рукой Леонид. . – Что только мы сейчас из тебя сделаем!

– Хватит, Леонид. Пункт "а" выполняет твоя жена. Возражений нет? – А третий пункт? Пункт "в"?

– Беру на себя, – сказал Тихон. – Леонид, ты математик, присоединяешься. Тем более что Вике твоя помощь вряд ли потребуется. И к слову: это же просто отлично, что Игорь наконец-то объяснился с Аллой и, судя по всему, получил отказ. Теперь мы можем быть уверены в чистоте опыта.

– А знаешь, Игоря должны послать в Стокгольм, на какое-то антропологическое совещание, – сказал Карл, подсаживая сестру в экспедиционный грузовик.

– Слышать я больше не могу о вашем Игоре! – услышал он в ответ.

О чем в тот же день и сообщил Тихону.

– А, черт, не зря мне сегодня приснилась ворона. Не справились мы, ребята. Придется идти на поклон к специалистам. В конце концов, наш коллективный психолог нам кое-чем обязан.

И Тихон пошел к "колгению от психологии", который в это время составлял лабораторию в Институте высшей нервной деятельности. И спросил его (или их, поскольку гений был четверным – классическое число составных частей), что делать, когда девушка не любит парня.

Первая четверть гения (Инициатор) была очень ехидна и сказала (сказал), что за эликсиром любви надо отправляться к алхимикам. Но остальные три четверти на нее (него) накричали и потребовали подробностей. Когда же они были выданы, экспансивный Инициатор резко изменил свою позицию.

– Дилетанты! – сказал он, оглядывая Тихона так, точно тот был напроказившим первоклашкой. – Дилетанты в психологии, а что удумали! Нет, не будь мы профессионалы, если вас не перещеголяем. Только не думайте, Тихон Васильевич, что я и вправду верю, будто вы влюбили Игоря Матвеевича в Аллу Ефимовну. Сосредоточили внимание двадцатидевятилетнего холостяка на хорошенькой девушке – и им еще сверх этого зачем-то понадобились типы, классы, варианты, подва-рианты, алгоритмы, логарифмы... А вот перед нами задача потрудней, – Инициатор задрал к небу свою мефистофельскую бородку, подумал секунду, потом повернул лицо к Тихону и закончил: – То есть настолько потрудней, что ее и решить-то нельзя. Вы успели добиться, чтобы ваш протеже опостылел своему предмету. Но попытка не пытка. Помолчите-ка минутку. Ну-ка, Сергей Петрович, что вы об этом думаете?

Без секунды промедления Теоретик ответил:

– У каждой девушки есть день, когда она так смотрит. И горе тому, кто встретится с ней взглядом. – И добавил: – Это из описания встречи Мариуса и Козетты в "Отверженных" Гюго.

– Отлично, – воскликнул Инициатор, дергая себя за бородку так, словно собирался оторвать ее. – Отлично! Примем за аксиому, что эволюция выработала, по крайней мере, у некоторых (если не у всех) мужчин и женщин способ влюблять в себя представителей противоположного пола единым взглядом. Каковой взгляд принято называть огневым и огненным, ослепительным и ослепляющим. Давайте-ка разберемся, какими реальными свойствами должен обладать этот гипотетический взгляд.

– С другой стороны, – добавил Теоретик, – надо иметь в виду, что Ромео влюбился в Джульетту прежде, чем она на него посмотрела. Что так поразило его в ней? Очевидно, гармония. То, что привлекает нас в прекраснейших произведениях искусства.

– Но люди-то не схожи, – вставил словцо Тихон.

– Вас просили помолчать, – прикрикнул на него Инициатор и возбужденно забегал по комнате: – Да, внешность людей различна. На вкус и на цвет товарища нет. Но ведь совершенно разные симфонии кажутся человеку одинаково прекрасными. И многим непохожим друг на друга людям – тоже. Тоже одинаково прекрасными. Кому не нравится мадонна Литта? Или Венера Милосская? Все дело в достижении художником гармонии – той гармонии, которая соответствует требованиям нашей внутренней "программы". А программы эти должны быть у всех похожи.

Маленький юркий Стратег давно искал случая вставить словцо:

– В предмете любви мы находим гармонию. Гармонию лица, фигуры, костюма, прически, ну и помады. Тактик возразил:

– А может быть, не гармонию, а дополнение к себе для достижения гармонии.

– Это чересчур уж мудрено. Лучше по-моему, – перебил Стратег. – Нельзя ли дать человеку какой-то знак, символ красоты? Свести гармонию к одной какой-то черте?

– И соединить эту черту с источником типа взгляда Козетты"... – добавил Тактик.

– А почему бы и нет? – включился Теоретик. – Говорят, что глаз иногда может действовать как лазер.

– Ну, тут лазер вовсе не обязателен, можно всего лишь взять фонарь с определенным переходом цветов и частот вспышек, экспериментально подобрать эти цвета, – сказал Тактик. – К черту! Нет времени! Нужно что-то еще проще! – И, словно застеснявшись своего увлечения, неуверенно добавил: – Мы ведь шутим?

– Шутим, шутим, – закивал Тихон.

– Тогда возьмем за образец глаза моей Любы. Все тона от бледно-голубого до темно-фиолетового.

– Хорошо, но недостаточно, – сказал Стратег. – Нужен какой-то фон, приятный для взгляда, но не мешающий вниманию сосредоточиваться на источнике света.

– Что же, – сказал Инициатор, – примем за основу. А вы, – он повернулся к Тихону, – зайдите дней через десять. Можете считать, что заказ принят.

...Тихон пришел к Игорю в восемь утра. И застал его не только на ногах, но и в парадном костюме и даже при галстуке.

– Куда ты такой торжественный?

– Сегодня у меня предэкзаменационная консультация. Положение обязывает.

– Прекрасно! Прекрасно! Возьми с собой вот эту штуку. – Тихон достал из портфеля плоский пакет и начал его разворачивать. – И найди способ показать ее своей аудитории. Там ведь девушек много?

– Да, большинство.

– Ну, я ж и говорю: прекрасно.

Бечевки расползлись, как вырвавшиеся на свободу змеи, лопнула серая оберточная бумага, разошлась белая, был аккуратно снят большой лист ватмана, и глазам Игоря предстала тускло поблескивающая многоконечная звезда неправильной формы, площадью с разворот общей тетради. В центре звезды находилась отливающая синим стеклянная линза.

– Что это такое? – подозрительно осведомился Игорь.

– Вешается на шею, – вместо ответа Тихон деловито продемонстрировал шнурок, прикрепленный к звезде с тыльной стороны. – А вот здесь есть кнопка. В момент, когда будешь показывать звезду, нажми на кнопку.

– Я спрашиваю, зачем это?

– Для науки, – Тихон засмеялся. – Или ты боишься показаться студентам с такой штукой на шее?

– Да нет, оправдание всему найти можно. Скажу, что это мне дал какой-нибудь этнограф, а я решил им показать, объясню уж. Антропология – наука широкая...

– Ну вот и прекрасно. Пойдем, я тебя провожу. Кстати: у меня левое плечо побаливает. Это к удаче.

Объяснять, зачем нужно показывать звезду студентам, Тихон явно не хотел. Может быть, это эксперимент не столько над ними, сколько над самим Игорем? Но, в конце концов, не все ли равно сейчас...

– ...Что это вы, Игорь Матвеич, в плаще в такую-то погоду?

– Да так, дождя боялся... – рассеянно ответил он тете Клаве, беря у нее номерок.

– Да что же это у вас, Игорь Матвеич? – Тетя Клава на правах женщины, за плечами которой уже пятьдесят лет, мало церемонилась с молодыми преподавателями. И ее палец ткнул в самую середину звезды, которую Игорь, скинув плащ, не успел прикрыть специально захваченным для этой цели шарфом.

Палец тети Клавы попал в кнопку включения фонарика.

– Ну вот, первый эксперимент и состоялся, – рассмеялся Тихон, а Игорь ответил, торопливо накидывая шарф на плечи и грудь:

– Из Индии мне прислали, из Индии... Хочу перед студентами похвастаться...

Консультация проходила нормально. Если не считать того, что минут через пять после ее начала раздался легкий стук в дверь и на пороге появилась тетя Клава:

– Я вам не помешаю? А то дел у меня сейчас нет. Тетя Клава и раньше изредка посещала консультации, семинары и даже лекции, поэтому сенсации ее появление не вызвало.

– Вот Юля Любецкая спрашивала меня об особенностях индийского искусства в связи с проблемами этнопсихологии и так называемой психоантропологии. Стоит, стоит о них поговорить. Кстати, похвастаюсь: вот какую штуку мне недавно прислали на исследование. Один мой друг сказал о ней: изящна, как хорошая задача на мат в два хода.

Игорь размотал шарф, потом включил фонарик. Что сейчас будет? Ведь эти обормоты могли бог знает что придумать. Он настороженно ждал реакции зрителей. Ахи и охи, восторженные восклицания. "Но ничего сверх обычной девичьей нормы, – с облегчением подумал Игорь. – Разве что Рита... что с ней?"

– Рита, что случилось? Вы себя плохо чувствуете?

– Очень. Разрешите, я выйду.

– Пожалуйста.

"Итак, как будто все хорошо, – думал Тихон, сидя в первом ряду и пожирая глазами лектора. – Колгений провалился. И слава богу. Что бы мы делали с этой оравой, влюбись она в Игоря! И потом. Сколько мы говорили об этике, пока речь шла об одной Алле! А тут сразу, скопом, решили влюблять целую группу. Отлично, что ничего не вышло".

Игорь, естественно, не знал, удался ли опыт, поскольку не знал, в чем этот опыт заключается, и все шло, как обычно. Он отвечал на вопросы, объяснял, демонстрировал, цитировал и рассказывал. Тихонова звезда давно была плотно закутана шарфом, и все шло, как обычно... Только вот консультация что-то затягивалась. Вопросы, вопросы, вопросы. Игорь готов был поклясться, что ответы на некоторые из них знали сами спрашивавшие. Вот одна из девушек захотела узнать, не прочтет ли он ее заметку для стенгазеты. Ну, это уж чересчур! Игорь взглянул на стену. Консультация продолжалась уже больше трех часов! Четыре. Пять.

То-то все парни уже сбежали!

– Может быть, хватит? Устал я немножко.

– Конечно, хватит, – дружно поддержали Игоря девушки. – Вы устали...

– Может быть, вызвать врача? (Это Оксана).

– У меня с собой анальгин (Лина).

– Давайте я вас, Игорь Матвеич, чаем напою (боже мой, тетя Клава),

– Нет, нет, я пойду домой.

– Я вас провожу. Мало ли... (Мирра).

– Мы вместе вас проводим! (Инна).

– Мы все вас проводим! (Оля).

...Он стоял у институтского подъезда, окруженный девушками, и ничего не понимал. Тихон прислонился к стене неподалеку и растерянно улыбался другу.

– Ну как? – спросил Игорь через пышные прически. – Удалось?

– Более чем. Понимаешь, более чем...

– Это прекрасно?

– Не знаю, не знаю...

Невесть откуда взявшийся Леонид прокладывал себе дорогу через толпу.

– Даю справку, – сказал он, пробившись. – Аналогичный случай был в Древнем Багдаде. Девушки, на минутку отодвиньтесь. Мне нужно кое-что сказать по секрету вашему доценту. Так вот, Игорь, если верить арабским сказкам, один юноша выразил пожелание, чтобы в него с первого взгляда влюблялись все женщины. Оно было удовлетворено. Едва счастливец вышел на улицу, его схватила какая-то влюбленная старуха и на двадцать лет засадила в подвал. Имей в виду, я вижу здесь, по крайней мере, одну претендентку...

– Так вот что это за опыт!..

– Не делай вида, будто ты не понимал.

– Не понимал. Но сейчас не это важно. Мы в положении учеников Чародея из сказки. Заколдовать – заколдовали. А как мы будем их расколдовывать? Ты посмотри, ведь они не расходятся!

– Да, удалось, – сказал Леонид уже менее весело. – Удалось! Шах и мат. Только кому в конечном-то счете?

– ...Немедленное исчезновение Игоря из Москвы – вот единственный выход, категорически объявил тем же вечером Тихон на заседании НИИМПа (Игорь собрал друзей у себя). – Доигрались. И я виноват в первую голову. К слову: не захотел обратить внимания на то, что у меня последние дни все сигареты горят как-то сбоку.

– Говоря честно, – Карл вздохнул, – я был убежден, что никакого эффекта не окажется. Сляпали наши друзья свою звездочку по принципу: "А что делать?" Играли они.

– А мы с вами что делаем? Тоже играем. На выигрыш.

– И снова выиграли, – Леонид, самый безответственный человек в этой истории, был, несмотря на все, доволен ею донельзя. – Представляете, весь алгоритм любви оказался не нужен!

– Не преувеличивай, – к Тихону уже возвращалось обычное спокойствие, алгоритм вызывает долгое и устойчивое чувство, звездочка – любовь-вспышку... По крайней мере, половина из девушек, бывших на консультации, уже сейчас забыла об Игоре. Завтра таких будет восемьдесят процентов, наши психологи за это ручаются. Результаты опыта сами собой ликвидируются в три дня.

В прихожей раздался звонок. Отворять пошел Тихон. Вернулся он с маленькой девушкой, сделавшей со своими волосами и глазами все возможное, чтобы походить на японку.

– Игорь Матвеевич! Я забыла спросить на консультации, как распределяются факторы крови у чукчей, – смущенно пропищала она.

– Лера, – Игоря шатнуло, – неужели стоило ради этого ехать через весь город?

– Вот вам и самоликвидация результатов, – простонал Карл.

– Н-да, это был опыт... – Тихона начисто покинуло обычное спокойствие.

– Какой опыт? – испуганно спросила Лера.

– Да жизненный, конечно, – досадливо перебил Тихон. – И вообще, выйдем-ка на минуту, ребята. На кухню, что ли...

А через четыре минуты к ним, приплясывая, вбежал Игорь:

– Ребята, ура! Она любит меня с тех пор, как впервые увидела в институте. Эксперимент ни при чем! Звезда ни при чем! А меня можно любить. Можно. А я-то думал... А для Леры мы уж придумаем алгоритм разлюбления...

– Вот это да! – с силой выдохнул Карл. – Этого уж мы никак не ждали. Повезло же нашему Игорю. А за что? Ну разве я хуже?

– Не пожелай жены ближнего своего, особенно если он ее не любит! пробормотал Карл и вдруг пригнулся, точно перед прыжком: – Слушайте! А с какого времени любят его остальные? Те, что еще любят! Срочно на факультет, соберем адреса. Игорь, конечно, останется тут.

– ...Разденьтесь! – сурово преградила им путь тетя Клава. – Тоже, прутся в пальто. Так-то лучше. Погодите, погодите... а я ведь вас вроде видела, молодой человек... Не с Игорем ли Матвеичем заходили? Точно. Эх, вы, пальто запачкали... Да не беспокойтесь, милый, я почищу. Вы ж Плонскому друг. Хороший он человек, молодые люди. Очень хороший. Помню, увидела его первый раз, так сразу изо всех выделила... Право слово. Такой обходительный, вежливый. Эх, не мои бы годы, я бы еще тогда...

– Когда тогда? – нервно переспросил Карл и потер свой нос.

– Так он же у нас года три спецкурс ведет, вы и сами, верно, знаете.

– Извините, пожалуйста, – сказал Тихон. – Но нам уже не нужно в учебную часть. Верните, пожалуйста, вещи. И не сердитесь, пожалуйста.

– Что, если сказать об этом Лере? – мрачно спросил Карл. – А ведь придется, если у нее само не пройдет. – О женщины! Женщины! Какое воображение! И ведь они искренне верят...

– Мы тоже, – оборвал его Тихон.

XIV. ПРИЗНАНИЕ

(Отрывок из незаписанных воспоминаний Игоря Плонского)

Мы шли посредине мостовой, и машины покорно объезжали нас, недоуменно пофыркивая, а милиционеры, без сопротивления пропустив мимо себя нашу четверку, долго потом растерянно оглядывались: а где же киношники? Потому что иначе чем киносъемками нельзя было объяснить этот торжественный марш четырех парней между двумя потоками автомобилей. Мы шли в магазин "Академкнига" покупать только что вышедший журнал "Проблемы психологии" со статьей, подписанной Н. И. Имп. Мы были сегодня победителями – сыгравшие в орла и решку с истиной и выигравшие. Рядом резко затормозил микроавтобус. Тихон небрежно повернул голову и ахнул:

– Профессор, вы?

– Я, я. И за вами. Ну, учудили вы ребята. Едем.

– Нет. Мы в морские свинки больше не годимся.

– Свинки! Свинью вы нам подложили, это верно. Не могли как-нибудь на семинар прийти да рассказать? Вы же гении! Гении! – профессор хлопотал вокруг нас, усаживая в автобус. -Знаете, куда я вас повезу? На совещание представителей комитета по космической психологии, комитета по психологии труда, комиссии по инженерной психологии и всех институтов психологии, какие только есть. С утра на него людей собираем. Герои вы! – Одни космические тесты чего стоят!

– Но о них в этой статье ничего нет!

– В какой статье? Ах да! Но ведь дело не в ней одной. Михайлов передал ваши материалы на испытание. Они выдержали!

...На кафедре стоял огромный седой мужчина с парадно развернутыми плечами.

– Я начну свое выступление с исторической реминисценции. С воспоминания о том, как провел начальник штаба армии США генерал Маршалл первую ночь после нападения японцев на Пирл-Харбор. Он читал в эту ночь отчеты социологов и психологов, обследовавших личный состав армии США, пока в 1940 году такие обследования не запретили. И наутро Маршалл дал приказ возобновить их. Потому что из докладов социологов узнал, как стал возможен разгром в Пирл-Харборе. Ну, а нам таких уроков, как Пирл-Харбор, не нужно. Поэтому мы и собрались здесь сегодня, чтобы обсудить работу Н.И. Импа. И спросить у него. а точнее, у них, чего бы они хотели. И спросить друг у друга, чего мы сами захотим от них и для них.

В зале сидели люди генеральского вида в штатском и люди штатского вида в генеральской форме. Сидели люди, чьи фамилии знал весь мир, и те, чьи фамилии миру только еще предстояло узнать. А выступал вице-президент Академии наук.

НИИМП сидел в президиуме. Тихон просто и откровенно сиял, Карл о чем-то напряженно думал. Я чувствовал себя безбилетником в поезде – в конце концов, я-то в НИИМПе совсем недавно. А Леонид был явно недоволен. Он сунул под столом кулак в бок Тихону:

– Что такое?

– Все слишком напоминает хэппи энд. Не нравится мне это. Для одних в хэппи энде важнее прилагательное. Для других – существительное. Я – за других.

– А я, – подал голос Карл, – ищу сейчас способ выяснить, не снятся ли мне зал, и оратор, и его речь...

– Не снятся. Но я против любых эндов, даже счастливых, – у Леонида заходили под кожей щек желваки, а товарищи все не могли взять в толк, чем же он недоволен.

– Ладно. Увидите сами. Объяснять ничего не буду.

От автора.

Такой взлет – от самодеятельности или полусамодеятельности до высокого официального учреждения – возможен не только в фантастике. Вот – в жизни! кучка энтузиастов на свой страх и риск занимается (как они сами заявляют под громкий смех наблюдателей) подготовкой межпланетных полетов. Время – рубеж двадцатых и тридцатых годов нашего века. Название организации энтузиастов: группа по исследованию реактивного движения (ГИРД). В числе ее вождей – Сергей Павлович Королев. Могло ли тут не быть удачи с превращением группы в институт, даже в институты?