Текст книги "Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года"

Автор книги: Роман фон Раупах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Роман Романович фон Раупах
Лик умирающего (Facies Hippocratica). Воспоминания члена Чрезвычайной Следственной Комиссии 1917 года

Когда вызвавшая во Франции бурю негодования книга Чарльза Дарвина докладывалась в Парижской Академии, один из академиков заметил: «Такую пасквильную книгу мог написать только самый отъявленный негодяй, но неприятнее всего то, что все что он в ней написал – совершенная правда».

Из старой Парижской газеты

© Международная Ассоциация «Русская Культура», 2007

© Российская Национальная Библиотека, 2007

© С. А. Маньков, вступ. статья, комментарии, 2007

© Д. Д. Ивашинцов, указанные фотографии, 2007

Роман Романович фон Раупах (1870–1943)

20 ноября по ст. с (2 декабря по н. с.) 1870 г. в Санкт-Петербурге в семье коллежского ассесора Роберта-Рихарда Карловича фон Раупаха и его супруги Елизаветы-Антонии, урожденной Мейер, родился сын, нареченный при крещении в столичной Евангелическо-лютеранской церкви Святой Екатерины именами – Александр-Роберт-Карл-Рихард фон Раупах.

Такое количество имен было вполне типично для проживавших в России католиков и протестантов, но создавало вполне объяснимые трудности в бытовых ситуациях и путаницу при официальном делопроизводстве. Одно и тоже лицо могло упоминаться в документах под двумя, а то и под тремя различными именами и даже отчествами. Как правило, в таких случаях потомки иностранцев, в большинстве случаев немцы или поляки, использовали одно из тех имен, которые получали при крещении, а при поступлении на службу многие из них старались русифицировать их.

Вот и фон Раупах в различные периоды своей жизни фигурировал в документах под именами – Роман Романович либо Александр Робертович (что встречалось намного реже, но было наиболее почетно, поскольку имя Александр он носил в честь своего Августейшего восприемника (т. е. крестного) – Государя Императора Александра II).

Представители рода Раупах (Raupach) происходили из померанского города Штральзунд и были хорошо известны в Дании, Силезии, Пруссии и т. д. Многие из европейских Раупахов являлись пасторами, композиторами, музыкантами, учеными, аптекарями и предпринимателями. В России члены этой фамилии появились в XVIII веке. Наиболее известными из них стали: второй капельмейстер и «композитор балетной музыки» Придворного оркестра в Санкт-Петербурге Герман Фридрих Раупах (1728–1778), а также драматург, заведующий кафедрой всеобщей истории в Санкт-Петербургском Императорском университете, профессор Эрнст-Вениамин-Соломон Раупах (1784–1852)[1]1
  В первом издании книги Р.Р. фон Раупаха «Facies Hippocratica» (СПб., 2007), Эрнст-Вениамин-Соломон Раупах был назван дедом автора. Данное ошибочное утверждение основывалось на рукописи воспоминаний баронессы Е.И. фон Майдель «Мои знакомые», экземпляр которой хранился в личном архиве И.Р. Бъёркелунд (1908–2010). Подробное изучение родословной фамилии Раупах позволило установить, что профессор Э.-В.-С. Раупах и полковник Р.Р. фон Раупах действительно принадлежали к одному и тому же роду, но находились между собой в весьма отдаленном родстве.


[Закрыть].

Кузен последних, уроженец Штральзунда, сын органиста Карл-Георг Раупах (1755–1800) в двадцатилетнем возрасте переселился в Российскую Империю. Пожив некоторое время в Риге, затем он осел в Эстляндской губернии, где служил помощником фармацевта, а позже аптекарем в Ревеле и Гапсале.

От брака с Маргаритой-Доротеей Рунберг (1764–1805), Карл-Георг имел несколько детей, один из которых, Карл-Эдуард Раупах (1794–1882), получил теологическое и филологическое образование в Дерптском университете. 5 февраля 1820 г. Карл-Эдуард вступил на службу при университете лектором итальянского языка в чине X класса. 2 декабря 1821 г. назначен был также лектором немецкого языка. 19 августа 1825 г. был произведен в титулярные советники. 30 мая 1829 г. за труды в образовании воспитанников профессорского института Высочайше награжден Государем Императором Николаем I бриллиантовым перстнем с вензелем Его Императорского Величества, а за «дальнейшее участие в образовании означенных воспитанников» 18 марта 1833 г. пожалован Императорским и Царским орденом Св. Станислава 3-й степени. 22 августа 1838 г. получил знак отличия за беспорочную XV-летнюю службу. 30 марта 1840 г. произведен в коллежские ассесоры, а 12 октября 1842 г. в надворные советники. Указанные классные чины по Табелю о рангах того времени предоставили Карлу-Эдуарду Раупаху право на потомственное дворянское достоинство, а также право использовать традиционный германский благородный предикат «фон». 22 августа 1843 г. он был награжден знаком отличия за XX-летнюю беспорочную службу.

От двух браков надворный советник Карл-Эдуард фон Раупах оставил обширное потомство. Его третий сын, Роберт-Рихард-Карл-Эдуард (или Роман Карлович) фон Раупах (01.06.1835–21.06.1900) первоначально избрал военную карьеру, более десяти лет прослужив в Санкт-Петербургском гренадерском Короля Прусского Фридриха-Вильгельма III полку. Дослужившись до чина штабс-капитана, в 1864 году Роман Карлович фон Раупах перешел на гражданскую службу, сделавшись почтовым чиновником в Санкт-Петербурге. В этом качестве он достиг чина статского советника. Именно в его семье в 1870 г. родился автор данной книги – Роман Романович фон Раупах.

Воспитанный в русской среде, чистокровный немец – Роман Романович любил шутя повторять, что «приобретя все русские недостатки, он не приобрел русских достоинств».

Для единственного сына в семье родители избрали военный путь и уже в юном возрасте Роман Романович, был определен во II Кадетский корпус, а затем 31 августа 1890 г. во Второе военное (пехотное) Константиновское училище, из которого 4 августа 1892 г. он был выпущен офицером в 66-й пехотный Бутырский полк 17-й пехотной дивизии.

Сформированный в 1796 г. и расквартированный на территории Польши Бутырский полк, имел боевые отличия в Наполеоновских войнах и во время Крымской (Восточной) войны. Служба в нем проходила у Р.Р. фон Раупаха размерено, он хорошо характеризовался начальством, не имел взысканий и в срок производился в офицерские чины, дослужившись к 1900 г. до штабс-капитана.

Но молодому офицеру хотелось большего; штабс-капитан фон Раупах решил проявить свои способности, сделав юридическую карьеру. С этой целью он поступил в одно из самых элитных и престижных военно-учебных заведений Империи – Александровскую Военно-юридическую академию в Санкт-Петербурге.

По положению 1891 г., в Военно-юридическую академию принимались ежегодно не более 15 штатных слушателей, поэтому конкурс был довольно большой. Тем не менее фон Раупах сумел поступить в Академию и на всю жизнь оставил самые теплые воспоминания о 3-х годах, проведенных в ней. Юридические науки, как общие, так и специальные, хорошо соотносились со складом его ума, а врожденный дар слова и неплохая начитанность, развились на практических занятиях, готовивших слушателей к будущим судебным баталиям. Ограниченный набор имел большие преимущества, поскольку позволял преподавателям знать каждого слушателя в аудитории и помогать проявиться их индивидуальным способностям. В Академии в то время преподавал цвет столичной профессуры, особенно фон Раупах любил лекции известного историка профессора Сергея Федоровича Платонова (1860–1933). В 1900 г. совместно со своим однокашником поручиком И.А. Блиновым, Роман фон Раупах издает «Лекции по русской истории профессора С.Ф. Платонова…»[2]2
  См.: Лекции по русской истории профессора С. Ф. Платонова, доктора русской истории, читанные в 1899–1900 учебн. году в Александровской военно-юридической академии, Императорском С.-Петербургском университете и на Высших женских курсах/издали на правах рукописи слушатели Александровской военно-юридической академии поручики Блинов и фон-Раупах. – СПб., 1900 Вып. I–III.


[Закрыть].

В 1901 г. произведенный в чин капитана Р.Р. фон Раупах был выпущен из Александровской Военно-Юридической Академии, которую окончил по 1 разряду. Выпускникам академии давалась льгота, после завершения учебы им предоставлялся годовой отпуск, после чего, зачисленные состоять по Военно-судному ведомству, они направлялись кандидатами на занятия военно-судебных должностей в один из Военно-окружных судов.

С 15 июня 1902 г. капитан фон Раупах стал кандидатом при Кавказском Военно-окружном суде в Тифлисе. С этого момента он влился в особую, очень узкую касту в Русской Императорской Армии – военных юристов, которых отличал глубокий профессионализм и знание дела; умение отстаивать свою правоту и убеждения, даже перед вышестоящими начальниками; приверженность традициям и относительная независимость. Все эти качества делали русский военный суд уважаемым органом даже со стороны либеральной и социалистической оппозиции.

В Кавказском Военно-окружном суде на кандидата была возложена роль военного защитника, которую он исполнял несколько лет подряд, вплоть до своей аттестации в феврале 1906 г. после чего получил назначение на должность помощника Военного прокурора того же суда и превратился из судебного защитника в обвинителя на судебных разбирательствах. Данный порядок существовал в военно-судебных учреждениях Российской Империи, чтобы дать возможность военному юристу пройти все должности судебного ведомства (кандидат (защитник), следователь, помощник прокурора и прокурор (обвинитель), судья) и лучше понять специфику каждого из них.

В мае 1906 г. Р.Р. фон Раупах получил производство в чин подполковника и перевод на должность помощника Военного прокурора Виленского Военно-окружного суда. Этот перевод совпал с революционными беспорядками в Прибалтике, а все дела о государственных преступлениях рассматривали именно военно-окружные суды. Раупаху приходилось часто выезжать из Вильно в Митаву и Ригу, где проходили сессии суда. Здесь в 1907 г. Роман Романович был обвинителем на сенсационном процессе о чинах пограничной стражи, свидетелем на котором выступал известный в последствии всей России жандармский ротмистр С. Мясоедов и на громком суде над братьями Иосельсонами, будучи уверенным в невиновности которых, ему пришлось вступить в острый спор с Военным судьей генералом Кошелевым и генерал-губернатором Прибалтийского края бароном Меллер-Закомельским.

Честная и принципиальная позиция, повлекшая конфликт с начальством, чуть было не стоил подполковнику фон Раупаху карьеры, но 21 августа 1908 г. он был переведен на должность судебного следователя Санкт-Петербургского Военно-окружного суда и даже награжден орденом Св. Анны 3-й степени. Служба в столице всегда считалось очень престижной, но Роман Романович фон Раупах радовался этому ещё и потому, что в Петербурге проживала вся его родня – мать, сестры и семейство супруги Эмилии Карловны, урожденной фон Мейер (1876–1960). Здесь же, в столице Российской Империи, родились его дочери: Нина (1906–1997) и Ирина (1908–2010).

В этот период по службе Раупаху приходилось соприкасаться с большим количеством дел о терроризме. Так на одном из них (деле эсера А. Трауберга), он познакомился с известным адвокатом А. Керенским, которому впоследствии будет суждено сыграть важную роль в его дальнейшей судьбе.

В 1910 г. он получает очередной чин полковника, а в следующем году переводится в Гельсингфорс, где также продолжает служить в должности военного следователя. В Великом Княжестве Финляндском не было отдельного Военно-окружного суда, так что Роман Романович числился при Петербургском суде, в то же самое время, отсутствие начальства давало большую самостоятельность и возможность самому принимать важные решения по ведению следствия.

Но данная ситуация вовсе не расхолодила Раупаха, добросовестно исполнявшего свои служебные обязанности, что было оценено начальством и в 1913 г. он стал помощником прокурора Петербургского Военно-окружного Суда (Военным прокурором Гельсингфорса, по должности) и кавалером ордена Св. Станислава 2-й степени.

С началом Первой мировой войны, продолжая числиться в своей должности, полковник фон Раупах отправился в составе 22-го Армейского корпуса на фронт в Восточной Пруссии и в Карпатах в качестве военного прокурора. Должность эта на войне была совершенно бесполезной, поскольку все дела о воинских преступлениях рассматривались военно-полевыми судами, где защиту и обвинения осуществляли гражданские юристы, поэтому Роман Романович, чтобы заняться хоть каким-нибудь делом увлекся фотографией. Он часто выезжал на позиции, где в роли фотографа-любителя снимал боевые действия, укрепления, окопы, быт солдат и другие проявления войны. Постепенно у него накопилась большое собрание авторских фотоматериалов, часть из которых опубликовано в данном издании.

Пригодился талант фотографа и в разведывательных целях; так к примеру, за удачно проведенную разведку у горы Козюва, полковник фон Раупах был пожалован орденом Св. Анны 2 класса. Впоследствии он также был удостоен ордена Св. Владимира 4-й и 3-й степеней.

Все же вскоре начальству Роман Романовича удалось признать бесполезность его пребывания на фронте, и он был отправлен обратно в Гельсингфорс. Дальнейшая служебная карьера фон Раупаха, как и большинства из трех сотен чинов его ведомства, могла быть вполне предсказуемой; через некоторое время он стал бы судьей в одном из военно-окружных судов и вышел бы в отставку в чине генерала. Но в его судьбу вмешались события бурной российской истории.

Грянувшая в феврале-марте 1917 г. революция закончилась паданием самодержавного строя и приходом к власти в России Временного правительства. Как и всякая революция, она смела с политической арены деятелей прежнего режима и возвела на её подмостки новых героев, которым в той или иной степени была уготована своя роль, повлиявшая на ход российской истории. Уготована она была и полковнику фон Раупаху, действия которого в ноябре 1917 г. в значительной мере определили последующие исторические события.

В результате февральских революционных событий к власти в Петрограде пришли представители оппозиционных партий и групп, десятилетиями до этого обличавшие «ужасы царизма» и «преступления прежней власти». Дабы в моральном и политическом смыслах подтвердить правоту той лавины обвинений и разоблачений, которые оппозиция в изобилии обрушивала на государственных, придворных и военных деятелей Императорской России в предыдущие годы со стариц своих печатных органов и Думской трибуны, 4 марта 1917 г. Временное правительство решает учредить следственный орган, получивший название «Чрезвычайная следственная комиссия для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющего и прочих высших должностных лиц как гражданского, так и военного и морского ведомств». Целью данной структуры было расследовать деятельность высших должностных лиц Императорской России и обнаружить в ней преступный характер.

Инициатором и духовным вдохновителем создания Чрезвычайной следственной комиссии (ЧСК) был будущий глава Временного правительства Российской республики, а в то время министр юстиции в первом составе Временного правительства – Александр Федорович Керенский.

Председателем ЧСК был назначен известный адвокат Н.К. Муравьев. Керенский полностью сформировал состав новой комиссии, включив в него прокуроров и следователей судебных палат и военно-судебного ведомства, общественных и политических деятелей. Он же среди прочих пригласил в неё полковника фон Раупаха, которого знал как честного и принципиального человека.

Начав работу в ЧСК, Роман Романович практически сразу убедился в том, что ее деятельность носит политически окрещенный, заказной и ангажированный характер. Большинство обвинений было предъявлено подследственным по совершенно надуманным поводам, основанным зачастую на газетных «утках» и городских сплетнях, которые рассыпались при первой же объективной их проверке. Комиссия возбуждала следствие не на основании противоправности действий того или иного лица, а искала в его действиях признаки преступления только лишь на том основании, что это лицо занимало, какой-либо пост при «царском преступном режиме» и честно исполняло свой служебный долг.

Одним из проявлений того фарса, в который превратилась следственная деятельность ЧСК, стало «вопиющее» по мнению Р.Р. фон Раупаха «дело бывшего военного министра, генерала Сухомлинова» (см. подробный юридический анализ во Второй главе книги).

Февральские проповедники «свободы и законности», приверженцы гуманистических идей «свободы, равенства и братства», допустили самый большой в истории российского судопроизводства произвол, из одного лишь желания политической мести, чем предопределили порождение ещё большего произвола, основанного на принципах «пролетарской законности» и «революционной целесообразности».

Позже вспоминая свою службу в ЧСК, фон Раупах считал её «непроизводительной» и даже бессмысленной. Утопая в большом количестве бумаг, как и большинство коллег, он не имел возможности никак влиять на принятие решений, поскольку не входил в состав президиума ЧСК.

По прошествии шести месяцев работы в ЧСК, полковнику фон Раупаху было поручено состоять членом, а затем заместителем председателя другой следственной комиссии – «Чрезвычайной комиссии для расследования дела о бывшем Верховном главнокомандующем генерале Л.Г. Корнилове и соучастниках его».

Генерал от инфантерии Лавр Георгиевич Корнилов (1870–1918) был, как никто другой, обласкан Февральской революцией. Присягнув революционной власти, Корнилов стал ее ревностным последователем. Вручая Георгиевские кресты «за гражданский подвиг» революционным солдатам, убивавшим в дни беспорядков своих верных присяге офицеров, лично арестовывая Государыню Императрицу Александру Федоровну в Царском Селе и делая публичные заявления о том, что «Романовы вернутся на престол, только через мой труп», генерал заслужил исключительное доверие новой власти. Именно ему Временное правительство сразу после установления своего режима доверило возглавить неспокойный Петроградский военный округ, затем поручило важный для продолжения войны пост Главнокомандующего войсками Юго-Западного фронта и, наконец, 18 июля 1917 г. сделало его Верховным Главнокомандующим Русской армии.

Душа царского боевого генерала, принявшая революцию, тем не менее, не могла принять развал и разложение армии. Воцарившееся в стране двоевластие – Временного Правительства и Петроградского Совета, сознательно или бессознательно совершало действия, приводившие к уничтожению русской армии. Одни хотели очистить армию от «монархического наследия» и реформировать на новых «демократических началах»; другие, видя в армии традиционный и консервативный институт, делали все для того, чтобы «армия не уничтожила революцию».

Армию наводнили солдатские советы, обсуждавшие любое приказание командования, решавшие идти или не идти в бой, наступать или отступать. Офицерский корпус подвергался публичному унижению, обыденным делом были покушения и расправы с офицерами, волнения солдатской массы и прочие беспорядки.

Подобные эксперименты опасны для военной структуры в любое время, но они были просто погибельны, если учесть то обстоятельство, что армия вела войну.

Кроме того, установившаяся в России демократия принесла ещё большую нестабильность, чем даже та, которая наблюдалась в последние месяцы царского режима. Всю страну охватили всевозможные забастовки, стачки, локауты. Многочисленные собрания и митинги выносили сотни резолюций, требований, воззваний. Расцвели сепаратистские и центробежные тенденции на окраинах Российской Империи. Инфляция, дефицит, спекуляция и дороговизна парализовали экономику. Всё это приводило к усилению леворадикальных партий, и прежде большевицкой.

Создавшемуся в стране положению решил воспротивиться Верховный Главнокомандующий генерал Корнилов. Выступая 12 августа 1917 г. в Москве на Государственном совещании, генерал прямо заявил, что причиной развала армии стали «законодательные меры принятые после Февраля» и что «для спасения Родины» необходимо принять ряд жестких мер по ликвидации радикальных революционных организаций, упразднении советов, милитаризации страны, запрету забастовок, введении смертной казни на фронте и в тылу, учреждению военной цензуры и др. Временному правительству было предложено ввести военно-республиканскую диктатуру и передать всю полноту власти новому органу – Совету народной обороны. В состав Совета должны были войти: генерал Л.Г. Корнилов (председатель), А.Ф. Керенский (товарищ председателя), генерал М.В. Алексеев, вице-адмирал А.В. Колчак, Б.В. Савинков и М.М. Филоненко. План генерала Корнилова получил широкую поддержку со стороны военных и общественно-политических кругов (прежде всего кадетов).

Временное правительство не оспаривала полезности тех мер, о которых требовал генерал Корнилов, но не делало никаких шагов для проведения этих мер в жизнь. Для их воплощения и воспрепятствования прихода к власти большевиков требовалось военное выступление, центром подготовки которого стала Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве.

23 августа приехавший в Ставку, управляющий Военным министерством Борис Савинков, в сопровождении шурина Керенского полковника Барановского, сообщил Корнилову, что основанный на его предложениях законопроект одобрен А.Ф. Керенским (данный факт в последствии настойчиво опровергался последним). Но правительство опасалось, что введение требований Корнилова вызовет выступление большевиков, ожидавшееся в Петрограде, а возможно и всего Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Чтобы воспрепятствовать этому Савинков предложил послать в Петроград в конце августа в распоряжение правительства 3-й кавалерийский корпус и объявить город на военном положении.

25 июля Савинков покинул Ставку Корнилова и на следующий день генерал телеграфировал ему о том, что 3-й кавалерийский корпус (преобразованный в Петроградскую особую армию), под командованием генерал-лейтенанта А. Крымова, прибудет в окрестности Петрограда вечером 28 августа, и просил объявить 29 августа город на осадном положении. В случае выступления большевиков генерал Крымов должен был занять город, разоружить ненадежный Петроградский гарнизон и разогнать советы.

«План по принятию мер к наведению порядка на фронте и в тылу» мог легко осуществиться, если бы ни два фактора: чрезвычайная боязнь Керенского потерять личную власть и странное поведение депутата Государственной Думы В.Н. Львова.

Сразу по возвращении из Ставки, Савинков дважды предлагал Керенскому подписать проект, но Министр-председатель почему-то отказался.

Но еще накануне описываемых событий к А. Ф. Керенскому явился бывший Обер-прокурор Святейшего Синода В.Н. Львов с предложением от некой «влиятельной группы» предпринять меры по усилению правительства. Керенский ответил Львову, что готов рассмотреть его предложения. По последующим показаниям Керенского, этим их разговор ограничился, но 23 августа вернувшийся в Москву Львов заявил депутатам А.Ф. Аладьину и И.А. Добрынскому, что Министр-председатель уполномочил его вести переговоры со Ставкой по созданию нового правительства и выработки программы приемлемой для армии и населения.

Сразу после отъезда Савинкова из Ставки туда прибыл Львов и был принят генералом Корниловым. Здесь Львов назвавшись представителем Керенского, предложил Корнилову диктаторские полномочия, на условиях включения в его правительство Керенского и Савинкова. Корнилов, абсолютно уверенный в полномочиях Львова, ответил согласием стать диктатором, для достижения порядка в стране. На случай беспорядков генерал просил Львова передать просьбу, чтобы Керенский и Савинков приехали в Ставку, так как опасался за их безопасность.

26 августа, Львов явился к Керенскому в Зимний Дворец и заявил, что власть должна сегодня же перейти к Верховному Главнокомандующему, Временное правительство должно сложить полномочия, а сам Керенский и Савинков явиться в Ставку. Все свои предложения Львов записал на бумаге и передал Керенскому.

Керенский счел слова Львова «ультиматумом Корнилова», и для того, чтобы прояснить ситуацию решил связаться с Корниловым по телефону, в отсутствие Львова. Телефонный разговор Керенский вел с Корниловым от своего имени и имени отсутствовавшего Львова. В нем Министр-председатель спросил, подтверждает ли Корнилов правоту слов Львова, и генерал, не зная то, о чем говорил Львов, подтвердил его слова и просьбу о приезде в Ставку.

После этого Керенский пригласил Львова в Библиотеку Николая II, где начальник милиции полковник С.А. Балавинский арестовал депутата.

На заседании Кабинета Керенский заявил об отстранении Верховного Главнокомандующего, поскольку тот намерен свергнуть правительство. В знак солидарности с Корниловым министры-кадеты подали в отставку. Одновременно Керенский послал телеграмму Корнилову с приказанием сдать должность генералу А.С. Лукомскому и явиться в Петроград.

27 августа во всех газетах появилось сообщение Керенского № 4163, в котором он говорил об «ультиматуме» переданном ему представителем Верховного Главнокомандующего Львовым; обвинял генерала Корнилова в попытке воспользоваться тяжелым положением в стране и установить личную диктатуру; требовал от Корнилова сдать пост Верховного Главнокомандующего генералу В.Н. Клембовскому; объявлял Петроград и Петроградский уезд на военном положении и призывал принять все меры «для спасения Родины, свободы и республиканского строя».

Для противодействия «мятежному» генералу А.Ф. Керенский обратился к левым политическим силам с призывом защиты от военной диктатуры и сделал непоправимую ошибку: пошёл на вооружение рабочих.

Вслед за сообщением Керенского Петроградский совет обратился к войскам и советам с призывом не подчиняться приказам «мятежников и предателей» Корнилова и Лукомского.

Тем временем, получив телеграмму от Керенского с требованием сдать должность генералу Лукомскому и явиться в Петроград, Корнилов не поверил в ее подлинность и решил, что это провокация, поскольку в телефонном разговоре Керенский обещал приехать в Ставку и тем самым поддержать Корнилова. Все попытки получить подтверждение из Петрограда оказались тщетными, поскольку перестал работать телеграф.

Наконец, в ночь на 28 августа Корнилов получил сообщение Керенского и был ошеломлен. Немедленно было выпущено «Воззвание к русским людям», в котором сообщение № 4163 называлось «ложью и провокацией», а также подчеркивалось что «Временное правительство под давлением большевицкого большинства Советов действует в полном согласии с планами германского генерального штаба… убивает армию и потрясает страну внутри» и далее: «Тяжелое сознание неминуемой гибели страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины… Я, генерал Корнилов, – сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ничего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ – путём победы над врагом – до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выберет уклад своей новой государственной жизни». Одновременно было обнародовано обращение к железнодорожникам, где требовалось «безусловное выполнения» распоряжений о перевозке войск генерала Крымова в Петроград и предупреждалось, что в случае неисполнения будут введены беспощадные карательные меры.

Выступление генерала Корнилова поддержали Главнокомандующий Юго-Западного фронта генерал-лейтенант А.И. Деникин, генералы И.Г. Эрдели и Е.Ф. Эльснер. Главнокомандующий Северным фронтом генерал В.Н. Клембовский подал в отставку.

На борьбу с «корниловщиной» в 3-й кавалерийской корпус генерала Крымова были посланы агитаторы от Петросовета и Временного правительства, которые своей демагогической агитацией разложили корпус настолько, что 29 августа он не мог продолжать двигаться дальше на Петроград. Тоже произошло и с верной Корнилову Кавказской Туземной дивизией.

29 августа Керенский объявил себя Верховным Главнокомандующим, а генерала Алексеева начальником своего штаба.

30 августа генерал Самарин прибыл в Лугу, где поставил Крымова в известность о происходящих событиях и передал приказ Министра-председателя явиться в Петроград. На следующий день было официально объявлено о подавлении «мятежа», а 2 сентября генерал Корнилов был арестован в Могилеве.

Так из-за нерешительности и амбиций Керенского, авантюризма Львова и деятельности других деятелей Февральской революции провалилась последняя попытка не пустить к власти большевиков.

Созданной Временным правительством 28 августа 1917 г. «Чрезвычайной комиссии для расследования дела о бывшем Верховном главнокомандующем генерале Л.Г. Корнилове и соучастниках его» было поручено расследовать все детали непростого и запутанного «дела Корнилова». Председателем комиссии был назначен военно-морской прокурор И.С. Шабловский, в прошлом известный адвокат. В состав комиссии были включены: военные юристы, полковники Н.П. Украинцев и Р.Р. фон Раупах, гражданский судебный следователь Н.А. Колоколов.

Керенский и поддерживающие его социалисты были уверены, что комиссия должна установить существование некой тайной организации, которая способствовала «заговору Корнилова» и хотела если не вернуть монархию, то установить военную диктатуру, но практически сразу стало ясно, что речь идет всего лишь о «трагическом недоразумении», в которое по политическим соображениям уже никто не хотел поверить.

31 августа, услышав объяснения генерала Крымова, И. Шабловский отпустил его, предварительно не усмотрев в его действиях попытки «мятежа». Но на следующий день, генерал Крымов не явился на допрос, так как под воздействиями острых переживаний покончил с собой той же ночью.

2 сентября члены комиссии прибыли в Могилев. Корнилов к этому времени содержался в тюрьме города Быхов, а поддержавшие его Деникин и члены его штаба в Бердичеве и Житомире.

Первое, что было необходимо сделать, это объединить всех подследственных в одном месте. Поэтому «Деникинская группа», содержавшаяся в Бердичеве, должна была быть доставлена в Быхов, но вызванный с Юго-Западного фронта комиссар Н.И. Иорданский отказался сделать это, ссылаясь на крайнее возбуждение солдат. Также он сообщил, что в Бердичеве намечено создать военно-революционный трибунал, который должен решить дело в 24 часа.

Прибывший 5 сентября в Ставку Керенский требовал от комиссии скорейшего решения по делу Корнилова и передачи обвинительного заключения в военно-революционный суд, но комиссия решительно воспротивилась этому, заявив, что не может установить все обстоятельства по делу в кротчайший срок и что дело «Деникинской группы», не может рассматриваться в отрыве от дела «Корниловской».

Керенский отказался одобрить заключение комиссии и вызвал в Ставку комиссара Иорданского, вместе с которым приехали прокурор Юго-Западного фронта генерал С.А. Батог и представитель солдатского комитета Дашинский. Когда все они собрались в вагоне комиссии, у ее членов отпало всякое сомнение, что суд в Бердичеве вынесет смертный приговор, который повлечет за собой столь же быстрое решение участи «Быховских узников». Так Дашинский заявил тоном, не терпящим возражения, что «проволочка в деле Деникина, хоты бы два дня, может вызвать такие события, исход которых трудно представить».

Председатель и члены Комиссии, отстаивали свою точку зрения. Они привели аргументы, о том, что военно-революционному суду могут быть подведомственны лишь дела не требующие предварительного следствия, к каковым «дело Корнилова» отнесено быть не может, поскольку была учреждена Чрезвычайной следственная комиссии. Кроме того, дело Корнилова должен рассматривать гражданский, а не военный суд, поскольку генералом Корниловым не было совершено воинских преступлений.