Текст книги "Стилет - Обратный отсчет"

Автор книги: Роман Канушкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Жестко.

– И грамотно. Расшифровку дискеты получаем только после подтверждения, что пассажир и наш сопровождающий на месте.

– Дискета... Боевиков ребята насмотрелись.

– Возможно. Но все по минутам. И прибавь еще два часа лету до Грозного или Моздока... Какое там тянуть время! Пока не мы, а они сверху, Стилет.

– Да, прямо как по маслу.

– По шерсти...

– Думаете, ребята бывали в этих коридорах? Бывшие отличники?

– ...

– Выходит, мне опять на Кавказ? – Игнат вздохнул и ничего не мог поделать с легким оттенком укоризны, прокравшимся в его вздох.

– Понимаю, сынок. Я мог бы найти с десяток сопровождающих. Соскучился по семье? Понимаю. Только сначала прослушай запись.

– Павел Александрович, вы... У вас есть какие-то сомнения?

– Слишком красивая картинка. Чего-то не получается, что-то не сходится, сынок... Прослушай запись. У нас еще будет возможность перекинуться парой слов. Да, они хотят шума, грозятся передать все телевизионщикам. Мы просили пока этого не делать. Они говорят, что нам не верят.

– Любят шоу, козлы,

– Возможно. Только больно выпячивают свою любовь.

– Третий визит... Басаев, Радуев, теперь Зелимхан?

– Возможно... Может, и так. – Они уже подходили к приемной, и Дед, слегка замедлив шаг, негромко добавил: – Но я б очень хотел отыскать "заячьи уши"...

Стилет задержал на Деде внимательный взгляд, затем кивнул.

Они вошли в приемную. Мебель из полированного дуба, золоченые ручки на массивных дверях, портреты... За массивными дверями – кабинет Главного.

– Липницкий, доложи обо мне, – проговорил Дед, потом он бросил взгляд на Стилета. – И скажи, что мой солдатик уже прибыл.

Четверг, 29 февраля

12 час. 21 мин. (до взрыва 4 часа 39 минут)

– Вот, собственно, и вся запись.

Дед нажал пальцем на клавишу, останавливающую воспроизведение кассеты, и посмотрел на Ворона:

– Как тебе?

– Профессионально. Они что, пользуются бортовым альтиметром*?

* Альтиметр – прибор, определяющий высоту воздушного судна над уровнем моря.

– Возможно. А возможно, что альтиметр установлен где-то снаружи, может быть, на фюзеляже, и имеет с бомбой радиосвязь. Если пульт управления бомбой находится снаружи самолета, становится ясно, почему нельзя менять ее местоположение.

– А что говорят саперы? Такое возможно?

– В принципе – да... Но говорят, что бомбу делал чертовски грамотный сукин сын и ни с чем подобным они прежде не сталкивались.

– А где гарантия, что взрыва не будет, даже если мы отдадим пленника?

– Нет никаких гарантий. Но бьют на общественное мнение. Ты же слышал: мы не убийцы, пойти на этот шаг нас заставила крайняя необходимость, жизни пассажиров теперь находятся в ваших собственных руках... Прикрыты патриотизмом, независимостью своей родины, независимостью нашего телевидения и всем тем дерьмом, которое мы уже успели наделать.

Игнат бросил на Деда быстрый взгляд – весьма резкое заявление, Деду вовсе не свойственное. Дед действительно встревожен – эта картинка с капустой, которую пробуют выдать за оригинал, совсем не так проста. И возможно, под верхним слоем краски находится совсем другая картинка и совсем другие "заячьи уши".

– Похоже, нам действительно придется выполнять их условия? – проговорил Игнат.

– Возможно, Воронов, все возможно, – согласился Дед, а потом добавил: Прослушай-ка запись еще раз, и очень внимательно – акценты, фразы и прочее. – И Дед вдруг бросил взгляд в окно: просто человек решил полюбоваться чудным солнечным деньком, заминированным на пять часов вечера, и просто им предстоит об этом еще поговорить. Только поговорить на свежем воздухе.

– Так точно, Павел Александрович, – тихо сказал Игнат.

А потом открылась дверь в кабинет Главного, и в приемной появился капитан Липницкий.

– Решение только что принято, – проговорил он, – дали "добро". Меняем пленника на заложников. – Затем Липницкий обратился к Деду. – Товарищ генерал, он сейчас вас примет. Управление всей операцией возлагается на вас, координировать будет Сам... – Липницкий обернулся на кабинет Главного. Отдел по борьбе с терроризмом – в помощь. Предложено создать штаб операции прямо на Центральном диспетчерском пункте. Это все.

Дед направился к кабинету Главного и, проходя мимо Стилета, еще раз повторил:

– Прослушай запись, Воронов. Внимательно прослушай.

Четверг, 29 февраля

12 час. 37 мин. (до взрыва 4 часа 23 минуты)

Пока автомобили – черная "Волга" и "форд" сопровождения с включенными мигалками и сиреной – неслись по зеленому коридору к следственному изолятору в Лефортово, Ворон еще раз уточнял детали всей операции. Действовать приходилось в условиях жесточайшего цейтнота. Их требования конкретны, и все разложено по полочкам. Автомобиль – непременно черная "Волга". Что это непонятная эксцентричность? Национальный герой возвращается на Родину из лап гяуров на черной "Волге"? Но почему бы тогда не потребовать бронированный "мерседес"?! Сопровождающий должен быть один с момента посадки в самолет и до самого завершения операции, до передачи пленника, один и непременно в штатском. Ну а что это? Аэропорт – только Внуково... Маршрут от Лефортово до аэропорта расписан ими, и расписан очень грамотно. На всем пути движения всего два коротких подземных туннеля, да и то в самой оживленной части Садового кольца. Так что подмена пленника на маршруте исключена. Было предложение попытаться подменить пленника, но Ворон посчитал это безумием: любой сбой неминуемо вел к катастрофе. Эти люди уже показали, на что они способны, и триста человеческих жизней вряд ли их остановят.

Еще одна деталь: вывозим пленника из Лефортово – они называют район местонахождения дискеты. Посылаем туда человека, он ждет. Сажаем пленника в самолет – они говорят, где конкретно взять дискету. Она у нас. Теперь имеем два часа полета до Грозного, чтобы попытаться расшифровать дискету самостоятельно. Как бы ни был силен их программист, коса всегда находит на камень. У нас может оказаться не менее сильный. И тогда мы везем пленника обратно, и представление закончено.

Что это – случайный прокол? Версия Рябчика – ну, кавказцы вообще народ с гипертрофированной самонадеянностью, может, нашли какого-то суперпрограммиста и решили, что круче быть не может?.. Версия Рябчика полная туфта. Они, профи, и дарят нам два часа времени? Черная "Волга", дискета, сопровождающий в штатском... В какую игру с нами играют? Дед прав что-то с этой записью не так, поэтому, удивив многих, он решил отдать запись аналитикам. Акцент, фон, забивающий что-то, какие-то фразы, и абсолютно нет времени со всем этим разбираться. Ребятки очень профессиональны, и они вовсе не думают объяснять правила своей игры. Странно, много странного, но внешне все безукоризненно. Хотя если предположить, что дискета – это блеф, отвлекающий ход, и они просто сообщат код отключения бомбы по телефону, когда получат пленника, то все сходится. Но зачем же было городить всю эту бодягу? Блефуют, создают видимость продуманной и расписанной по этапам операции? Почему так неуклюже?! Да уж... Крайне мутно плюс жесточайший цейтнот. "Уши", "заячьи уши"...

Нам дан зеленый свет – минимум формальностей, забираем пленника и так же быстро в аэропорт. Там тоже все готово. Хорошо, идем дальше – пленник...

Зелимхан Бажаев со странным отчеством Хозович, видимо, папу звали Хозой. Тридцать лет – ровесник... Окончил Грозненский нефтяной институт, по специальности строитель, затем – аспирантура в Москве, впрочем, скорее всего прикрытие... Фальшивые авизо, левые оффшорные компании и ни одной проблемы с органами правопорядка. Обложил данью даже собственных соотечественников и при этом снискал себе репутацию этакого Робин Гуда. Интересно, каким образом? Он что, раздавал награбленное на городской площади? Человек умный и жестокий. Далее, все более уходит в политику и, как только начинается вся эта заваруха – сближается с генералом Дудаевым, они из одного тейпа. Благодаря хорошему образованию и обаянию выполняет специальные миссии в Москве, Лондоне и на берегах Женевского озера. Видимо, мог бы немало рассказать о движении нефтяных денег, поэтому они и переполошились. В Лондоне – так и не проясненный конфликт с армянами, пролилась кровь, но он остается в тени. Далее, налаживает каналы поставки оружия, скорее всего пользуется именными счетами. С начала боевых действий – на войне. Один из организаторов обороны и отвода боевиков из Грозного, могущественный полевой командир. Во время авиационно-ракетного удара потерял семью и родителей волк-одиночка, черный пасынок войны. Удачные рейды, теракты, именуемые им диверсионными операциями. Его начинают звать просто Зелимхан. В Чечне он становится чем-то вроде национального героя. Арестован во время очередной специальной миссии в Москве, кстати, первый арестант столь высокого ранга, хотя взять уже можно было бы многих. Все это крайне странно, и все это не мое собачье дело, с меня достаточно "заячьих ушей".

Вот, собственно, и все, что на него есть. Сегодня за свободу Зелимхана потребовали триста жизней. Еще один сопровождающий и черная "Волга". Они сами решили свести с ними счеты? В машине водитель, плюс Рябчик на переднем сиденье, плюс милицейский "форд", значит, мы с Зелимханом разместимся на заднем... Нет уж, браток, я нацеплю на тебя бронежилет и доставлю целым и невредимым прямо в твои родные горы, к верховьям реки Аргун, а если будет надо, то и еще выше, и сначала мы все же посадим этот несчастный самолет, а потом вы там разбирайтесь меж собой... – Игнат бросил взгляд на приближающееся здание тюрьмы. – Потом меж собой..

Но в этот момент ни Стилет, ни сопровождающие, ни сам Зелимхан вовсе не представляли, как будут развиваться дальнейшие события и как это окажется непохожим на все то, о чем они думают.

Автомобили остановились у ворот Лефортовской тюрьмы. Ворон, вдруг повинуясь странному внутреннему импульсу, нарисовал на запотевшем стекле детский рисунок. Это был заяц с лукаво торчащими ушами. Игнат внимательно посмотрел на нарисованное. То, что он видел, ему вовсе не нравилось. Потом он пририсовал несколько штриховых линий. "Заячьи уши" оказались накрепко схваченными тугой нитью.

– Вот это уже лучше, – тихо проговорил Ворон.

5

Четверг, 29 февраля

12 час. 59 мин. (до взрыва 4 часа 1 минута)

Следственный изолятор в Лефортово, знаменитая Лефортовская, или Екатерининская, тюрьма простояла на этом самом месте уже более двухсот лет. Со времен своей строительницы – императрицы Екатерины Великой – и по день нынешний это была тюрьма особого рода – здесь содержались важные государственные преступники, вечные борцы со всеми существовавшими в России режимами, а уже при советской власти тюрьма попала в ведение КГБ. Мало что изменилось на этих бесконечных просторах от балтийских болот до морских звезд, выбрасываемых на берег волнами Тихого океана, за последние несколько веков, ветры перемен застревали, а потом проглатывались этими огромными пространствами, и следы их воздействия укрывали лютые зимы, радующие живущих здесь людей. Екатерининская, или Лефортовская, тюрьма с высоты птичьего полета представляла собой крупную букву "К" – Катя, – разбросившую свои щупальца-коридоры среди домишек поменьше. Все коридоры Лефортовской тюрьмы, как и в настоящей букве "К", сходятся в одной точке, и Стилет знал, что там, в этой точке, всегда находится регулировщик с флажками, показывающий, свободен ли путь. Это делалось для того, чтобы заключенные не могли случайно встретиться – в этой тюрьме никто ничего не должен был знать, и в этой тюрьме работали и служили те же люди, испытывающие потребность в деньгах и не ставшие богаче за последние несколько веков, поэтому здесь знали о многом. И уж о том, что в одной из камер верхнего луча буквы "К" находится известный террорист Зелимхан, еще совсем недавно своими бесчисленными интервью приводивший жителей столицы в ужас, знали многие. Однако решение менять Зелимхана оказалось столь внезапным, что эта новость не успела распространиться по тюремному телеграфу и в происходящее были посвящены всего несколько человек, собственно говоря, и принимающие решения в этом богоугодном заведении. Когда сначала защелкали тяжелые засовы, а потом отворилась дверь, Ворон, стоявший у окна, – обернулся – он очень много слышал о человеке, которого ему предстояло конвоировать в Чечню, но никогда не видел его "вживую". Зелимхан, обритый наголо, без бороды и папахи, придававшими ему некоторое сходство с легендарным Шамилем, героем подобной же войны, только стопятидесятилетней давности, оказался худым человеком, похожим скорее на юношу-подростка, а не на грозного полевого командира, объявленного чуть ли не государственным преступником номер один. Молва, не важно – позитивная или негативная, придавала его фигуре некоторый оттенок сакральности: бешеный, лютый враг для одних и богатырь, народный мститель для других. А в богатыре оказалось чуть более ста семидесяти сантиметров роста, и, несмотря на довольно широкие плечи, явно полученные им только в результате каждодневных тренировок, даже тюремная роба не смогла скрыть его природной, почти изящной худобы.

– Да уж, – ухмыльнулся Рябчик, обращаясь к Ворону, – и этот пацан наделал такого шороху. Нет, мужик-то он скорее не худой, а сухой, жилистый, а такие бывают очень крепкими.

– Да, – кивнул Игнат, недобро глядя на Зелимхана, – и еще неизвестно, сколько он теперь шороху наведет.

Когда все формальности были завершены, Игнат протянул Зелимхану кевларовый бронежилет:

– Надеюсь, тебе ничего объяснять не надо про такое нательное белье...

То, что за выходом из тюрьмы наблюдают, – свершившийся факт, и подобный бронежилет легче скрыть под одеждой. От попадания в голову это, конечно, не спасет. И Стилет должен показать ребяткам (про себя он уже начал именовать их "заячьи уши"), что вывозимый объект – именно Зелимхан. Но он покажет пленника таким образом, что даже самый искусный снайпер, имейся таковой поблизости, не успеет поймать Зелимхана в оптику.

– Чего волком смотришь, надевай... – обронил Стилет. – Для твоей же пользы! – И мысленно добавил: "Я не дам тебе быть мишенью, по крайней мере до пяти сегодняшнего вечера".

Зелимхан взял протянутый ему бронежилет и недоверчиво посмотрел на Стилета – зеленые джинсы, тяжелые горные ботинки, брезентовая куртка горноспасателя, вязаная шапка, – затем перевел взгляд на Рябчика. Тот был в форме при погонах капитана.

– Что-то ты не то задумал, капитан, – процедил Зелимхан, пристально глядя на Рябчика. ("Странно, – подумал Игнат, – кавказец с голубыми глазами и скорее всего рыжий...") – Куда меня везут? Адвокат...

– Меньше говори, – резко оборвал его Рябчик. – Адвокат... Домой едешь, хотя я бы пристрелил тебя прямо здесь. Сверху наденешь цивильное... Ну, время пошло!

Чуть позже Ворон защелкнул наручники на запястьях Зелимхана.

– Одно резкое телодвижение, и я отправляю тебя к Аллаху, – проговорил он негромко. Пытаться подавить психику таких, как Зелимхан, ором и грубостью – дело бесполезное. Игнат сразу понял, что перед ним вовсе не истеричный уголовник. Подобное сообщение, переданное ровным и спокойным голосом, оказывает гораздо большее воздействие – теперь и Зелимхан знал, с кем ему предстоит иметь дело. Он это тут же продемонстрировал легким кивком головы. – Следуй за мной шаг в шаг – немножко покачаемся, если не хочешь, чтобы тебя отправил к Аллаху кто-нибудь из своих...

6

Четверг, 29 февраля

13 час. 6 мин. (до взрыва 3 часа 54 минуты)

Автомобили двинулись по расписанному маршруту. Ясно, что на всем пути следования за ними будут наблюдать представители обеих сторон, и заменить пленника для одних или попытаться его отбить для других – занятие бесперспективное. Отбить – да, но физически уничтожить? "Заячьи уши" ребята очень ушлые... Вот я уже заговорил почти стихами".

– На кого меня меняют? – тихо спросил Зелимхан.

Стилет бросил на него быстрый пристальный взгляд, но ничего не ответил.

– Шакалы, – процедил Рябчик, не поворачивая головы, – привыкли воевать с бабами... С бабами и детьми. Твари...

Стилет видел, как сжались кулаки Зелимхана, потом он потянул руки, сталь наручников впилась в кожу, но лицо оставалось непроницаемым. Зелимхан не имеет больше ни своих баб, ни своих детей, и Рябчик это знает, но мы находимся на войне, и мы всего лишь солдаты, и жалость, наверное, не совсем то, что мы можем себе позволить, а в воздухе находятся триста женщин и детей, и мы обязаны их защитить. Такие вот получаются дела. Ворон еще раз взглянул на запястья Зелимхана – зубья наручника явно где-то уже проникли сквозь кожу, должно быть, это адская боль, на лбу чеченца появилась капелька пота... Он что, собирается продержаться так до конца?

Потом Стилет проговорил спокойным и ровным голосом:

– Полтора часа назад взорвали военный вертолет и с ним пять молодых ребят... Сейчас в воздухе находится пассажирский лайнер, триста пассажиров, в том числе женщины и дети... Он заминирован на пять часов вечера. Умная бомба – сажать самолет нельзя, при высоте тысяча шестьсот бомба сразу срабатывает. – Игнат посмотрел на запястья Зелимхана, сдавленные зубчатой сталью наручников, кивнул, потом поднял взгляд на лицо пленника. Глаза Стилета были совершенно холодными. – Все это из-за тебя, дружок. Так что напрасно ты цокаешь копытом. Я сейчас ослаблю наручники, джигит, но если ты намерен увечить себя дальше...

– Не намерен. – Зелимхан спокойно протянул Игнату руки, затем недобро усмехнулся: – Что это за историю ты мне плетешь?

– Я не прялка, джигит, – тихо отозвался Стилет.

– А я не конь.

– Что?!

– Я не цокаю копытом, я не конь.

Игнат некоторое время молча смотрел на Зелимхана, потом быстро открыл и снова защелкнул наручники. Отвернулся. Достал пачку "Кэмела" и какое-то время смотрел в окно.

– Спасибо, – негромко проговорил Зелимхан, чуть приподняв руки.

Ворон еле заметно кивнул, быстрым движением выбил из пачки сигарету, поймал ее губами:

– Рябчик, дай спичку.

Рябчик протянул ему биговскую зажигалку:

– Оставь себе, я курить бросил.

– Чего-чего?

– По крайней мере мне так кажется.

– По-моему, сегодня не самый подходящий день, чтобы бросить курить.

– А также пить и колоть наркотики, – ухмыльнулся Рябчик. – Ты прав, краснокожий, верни зажигалку и дай сигарету.

– Ты сказал, что сажать самолет нельзя, – проговорил Зелимхан. – Куда же мы едем?

– Если я довезу тебя домой целым и невредимым, ваши сообщат код отключения бомбы. На все про все осталось меньше четырех часов. Может, ты и не конь, но пидора, который все это затеял, я бы лично подвесил за яйца.

Некоторое время ехали молча, потом Зелимхан, глядя на свои руки, произнес:

– Это невозможно.

– Что невозможно?

– Наши не сделают такой бомбы. Негде...

– Как видишь, сделали.

– Слишком сложно, – покачал головой Зелимхан, – я разбираюсь в оружии, такое не купить, надо заказывать.

– Заказали, браток. – Рябчик посмотрел в зеркало заднего обзора и кивнул. – Заказали.

– Слишком сложно, такие акции готовят заранее. – Зелимхан снова покачал головой. – Мы покупаем то, что может пригодиться на войне. Но это совсем другое дело.

– Да вы вообще невинные овечки, – сказал Рябчик, – не было ни Буденновска, ни Кизляра... Ладно, браток, лучше заткнись и помалкивай.

– Кс-с-с, – процедил Зелимхан, и на мгновение в его глазах появился волчий блеск, потом он добавил какую-то короткую фразу на языке своих гор.

"Странный язык, – подумал Ворон. – Я уже довольно долго слышу эту речь, и все-таки у них язык действительно странный. А Зелимхан напоминает паровой котел, спускающий пар. Как все-таки они быстро закипают, стоит лишь спичку поднести. Этот хоть умеет держать себя в руках. Как там в бессмертном произведении – дикий народ, дети гор?.. Только решение воевать с ними было полным идиотизмом".

Игнат откинулся на спинку сиденья и вдруг подумал, что он в отличие от Рябчика не чувствует по отношению к Зелимхану особой неприязни. Может быть, вообще никакой неприязни. Однако если что-то пойдет не так и понадобится пленника убрать, он это сделает не мешкая.

"Дон Корлеоне? – Ворон еле заметно улыбнулся лишь краешками губ. Здесь нет ничего личного: это просто бизнес... Да, дружок, такая работа, поэтому кипи осторожнее..."

Телефонный звонок прервал его мысли. Это был Дед. "Заячьи уши" сообщили местонахождение дискеты. Автоматические камеры хранения в районе трех вокзалов. Туда уже выехала группа. Как только самолет с пленником и сопровождающим взлетит, они сообщат номер ячейки и код, открывающий дверцу, хотя мы можем обойтись и без этого. Пока все идет по плану.

– Вас понял, – отозвался Ворон и мысленно добавил – только это не наш план... Потом он обратился к водителю: – Гринев, дай. знать ментам впереди: до Внуково – никаких остановок. Чего бы ни происходило. И по возможности увеличить скорость.

– Я вас понял. – Гринев с улыбкой кивнул, потом в зеркало заднего обзора он увидел Зелимхана – тень лежала на лице пленника, и что-то похолодело у Гринева внутри – смертник, ему наплевать, и все вокруг него превращаются в смертников. Потом водитель отогнал тревожное предчувствие и, попытавшись снова улыбнуться (странно: энергия, дарящая радость, с этой улыбкой не вернулась), проговорил: – До Внуково никаких остановок, вас понял...

Но остановиться им придется уже через несколько минут, и так уж все сложится, что во Внуково никто из них в этот день не попадет.

Новые обстоятельства

1

Четверг, 29 февраля

13 час. 8 мин. (до взрыва 3 часа 52 минуты)

Лейтенант Соболев Деду нравился. Конечно, он был не из тех, кого в свое время готовил Дед, и уж, разумеется, ни с кем из его ребят, из восемнадцати, лейтенанта сравнивать было нельзя. Но с ними вообще никого сравнивать нельзя: они были самыми лучшими, и вряд ли какая спецслужба мира имела такой уровень подготовки, разве только в кино. Эх, растерять таких парней... Нет, лейтенант Соболев был другим. О ком говорят "яйцеголовый", толковый мальчишка, помешанный на электронике, пришел прямо из вуза. Что-то он там подрабатывал на стороне, что-то кому-то мастерил. Ну не пропадать же таланту при наших-то окладах... Но когда дело касалось работы, хрупкий домашний мальчик (каждому, как говорится, свое) с несползающей с физиономии светлой, радостной улыбкой преображался, прямо шаман... И несмотря на возраст, авторитет у Соболя среди своих, яйцеголовых, был непререкаем. Да, Дед явно симпатизировал лейтенанту Соболеву, и сейчас, слушая его доклад относительно анализа пленки с записью, Дед лишь кивал головой и думал: "Молодец, Соболь, поможешь отыскать "заячьи уши", я не я, но представлю тебя на старлея, пацан..."

А картинка, нарисованная Соболевым, хотя и была четкой, но общую ситуацию лишь запутывала. Правда, может быть, не запутывала, а просто делала иной?

– Они применяли частотный резонатор, – говорил Соболев, – очень качественный, поэтому нет электронной искусственности голоса. Просто все голоса на пленке – другие... Есть фон, голоса, на заднике. Если покопаться в этой части спектра, нарезать частотку, можно что-нибудь оттуда выудить...

– Выуди, военный, – кивнул Дед.

– Но, как мне кажется, вопрос ставится по-иному – зачем им в принципе применять столь дорогостоящее оборудование? Там все комар носа не подточит, до оригинала голосов не докопаться, в лучшем случае можно выдать несколько приемлемых версий. Фразы – все самые общие, нет даже слов-паразитов, за которые можно было бы зацепиться. И если мы будем дальше копать в этом направлении, мне кажется, мы заблудимся...

– Верно, – согласился Дед.

– Поэтому главный вопрос остается прежним – зачем им все это надо было в принципе?

"И здесь ты прав, – подумал Дед. – Слишком много электроники, дискета, вот теперь твой дурацкий резонатор. Они разбили всю операцию на этапы. Очень грамотно, но как там было с бритвой этого средневекового монаха-философа не создавайте новых сущностей... Они просто играют с нами в электронику, почему-то это им необходимо. Зачем нужна дискета? Ведь можно было просто сообщить код отключения бомбы, когда все было бы закончено. Хорошо, мы бы потребовали от них гарантий, но имелась масса способов все сделать по-другому. А они после каждого этапа операции что-то выдают нам, словно их к этому принуждают... Словно они связаны обязательствами или дали какие-то гарантии. Кому и какие? Вот, наверное, это и есть главный вопрос – КОМУ и КАКИЕ? Так что давай, Соболь, отыскивай в этих телефонных помехах "заячьи уши", а уж за мной не постоит..."

– Соболь, – проговорил Дед, – поработай-ка с голосами, на этом, как ты называешь...

– Заднике? Заднем плане?

– Именно. Что-то там, какая-то интонация...

– Я понял. Придется резать частоту совсем понемножку, мне понадобится время...

– Нет, Соболь, – перебил его Дед, – время – это как раз то, чего у нас с тобой нет. К сожалению, совсем нет.

– С нами играют в какую-то другую игру?

– Военный... Ты об этом резонаторе... Кто еще о нем знает?

– Никто.

– Хорошо. Пусть пока все так и остается.

– Так точно.

– И еще... Мне надо сделать несколько звоночков, и я хотел бы оставить эти разговоры на память. Только без заглушек и прочее...

Лейтенант Соболев какое-то время внимательно смотрел на Деда, потом весело отрапортовал:

– Так точно. Комар носа не подточит.

Через некоторое время Дед сделал несколько звонков, исправно записанных Соболевской аппаратурой, внесенной прямо в кабинет Деда. Звонки были достаточно нейтральными, но в принципе могли интересовать Деда в связи с происходящими событиями. Затем он по громкой связи вызвал лейтенанта Соболева, давая ему официальный отбой.

– Все, я закончил, уноси свою технику.

Через минуту, максимум полторы, лейтенант Соболев отключит записывающую аппаратуру, но Дед имеет прямую связь, и этого времени ему хватит. Он дал официальный отбой, и теперь у него частный разговор со старым боевым товарищем. Дед симпатизировал лейтенанту Соболеву, что не исключало возможности его вербовки кем угодно. А сейчас требовалась особая осторожность. Потому что если совсем еще смутные догадки Деда сложатся во что-то большее...

Дед звонил в Генеральный штаб. Гудки, потом трубку сняли:

– Приемная генерала армии Панкратова. Майор Максимов слушает...

Только что лейтенант Соболев отключил свою аппаратуру, но Дед уже все успел. И теперь его действительно ожидает приятный разговор со старым боевым товарищем.

– Здравствуй, сынок, – мягко проговорил Дед в телефонную трубку. Узнал... И я рад. Да все у нас по-старому – осень боевых генералов. Как там хозяин? Разнесло по разным кабинетам... Ладно, давай Панкратова.

2

Четверг, 29 февраля

13 час. 42 мин. (до взрыва 3 часа 18 минут)

Кордон на дороге они увидели сразу, как только проехали Московскую окружную.

"Ну если это по нашу душу, – успел подумать Ворон, – то Дед прав и действительно происходит что-то странное". В связи с участившимися yгрозами терактов почти на всех выездах из Москвы дежурил ОМОН и за стеклянными будками постов ГАИ прятался армейский БТР. Но здесь было нечто большее, и Ворону хватило одного взгляда, чтобы понять это. Помимо двух милицейских "фордов", готовых в любую минуту перекрыть шоссе, Игнат заметил выглядывающую из-за БТРа такую же черную "Волгу", только с военными номерами, но еще более странным было другое – чуть поодаль стоял характерный "уазик", и Ворон прекрасно знал, что это за автомобиль. Именно в таких "уазиках" конвоировали заключенных. И еще: небольшой и внезапный снегопад закончился минут двадцать назад, но в отличие от БТРа, присыпанного свежими белыми хлопьями, и "Волга" и "уазик" были абсолютно чистыми и сверкали в лучах снова выглянувшего солнца. Хотя, конечно, это может ничего не значить: кто-то следит за вверенной техникой, а кто-то нет. "Заячьи уши" следят? Что за глупость, не могли же чечены купить ментов и военных прямо в столице России? А?! И при чем здесь "уазик"?

– Гринев, не останавливаться, – проговорил Игнат.

Но милицейский "форд" сопровождения, следующий впереди, уже встал.

– Какого хера эти мудаки остановились? – проворчал Рябчик.

К ним неспешно подошел омоновец в черной форме, рука его покоилась на газовой трубке укороченного милицейского "Калашникова".

Рябчик приоткрыл окно.

– Военный, у меня нет времени, – проговорил он, указывая на спецпропуск, прикрепленный к лобовому стеклу, – мухой мне старшего...

Омоновец ухмыльнулся, потом, скрипя сапогами по свежевыпавшему снегу, не спеша двинулся к группе автоматчиков из четырех человек. Что-то сказал им. Повисшая секундная пауза показалась мучительно долгой – Стилет смотрел на часы и видел, как убегает время, их драгоценное время, быть может, последнее для трехсот человек, кружащих сейчас в небе над Москвой. Автоматчики неспешно двинулись к их машине, остановились, потом от группы отделился человек в такой же черной форме при погонах капитана. Подошел, отдал честь:

– Капитан Приходько, сводный отряд...

– Военный, – нетерпеливо перебил его Рябчик, – у меня "зеленый коридор". – Он указал глазами на пропуск, одновременно быстро раскрыл и закрыл удостоверение. Несмотря на все перемены, давняя тихая вражда между двумя ведомствами так и не прекратилась. Но с чего бы ментам вмешиваться в это дело? Дело дрянь, и плюсов здесь не наберешь. – Отведи своих людей и разблокируй мне путь.

Омоновец какое-то время пристально смотрел на Рябчика, и опять пара секунд показалась Стилету вечностью, потом заглянул в глубь автомобиля. Его глаза встретились с глазами Стилета, и омоновец быстро перевел взгляд на Зелимхана. Тот сидел опустив голову.

– Не торопитесь, капитан. – Омоновец кивнул Рябчику и посмотрел на будку ГАИ, где за припорошенным снегом БТРом пряталась черная "Волга".

– Военный, – спокойно проговорил Рябчик, – я выполняю спецпрограмму, и за каждую минуту простоя ты ответишь собственной жопой. Ты, лично, персонально, и я тебе в этом сильно помогу. Ты понял меня?

– А мать вашу, разбирайтесь меж собой, – пробурчал омоновец. Потом неожиданно улыбнулся Рябчику: – Спокойно, капитан, я только выполняю приказ. – Он снова бросил взгляд на пост ГАИ – к ним шла другая группа в маскировочной форме без всяких нашивок. – У них тоже спецпрограмма, капитан. Я сейчас отведу своих людей. Разбирайтесь сами.

– Рябчик, происходит какая-то лажа, – тихо проговорил Стилет.

– По-моему, это братишки-военные. Коллеги, стало быть. Ишь, в масках, серьезная работа.

– Приготовься. – Игнат расстегнул свою брезентовую куртку горноспасателя. После этого пистолет в его руке мог оказаться меньше чем за секунду. – Гринев, и ты тоже. Зажигание. – Потом он повернул голову к Зелимхану и проговорил совершенно спокойным голосом, по даже Рябчика передернуло от этого ледяного тона: – Я тебя предупредил о резких телодвижениях. Если что ты будешь первым.