Текст книги "Угол падения"

Автор книги: Роман Глушков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Самая прозаическая гибель выдалась у брата сгоревшего в плазменном огне Альдо – Франческо. Настолько прозаическая, что малорослому Саббиани стало даже обидно, поскольку подобным образом он мог не единожды подохнуть и на улицах реального Чикаго. Никакой экзотики: ни инопланетной плазмы, ни сексапильных вампирш, ни арабов с саблями, ни даже, на худой конец, водопроводчиков с вантузами. Франческо был банальным образом забит до смерти бейсбольными битами и клюшками для гольфа. Ими его отутюжила банда обкуренных гаитян, невесть как очутившихся в «Старом маразматике» и смотревшихся здесь еще чужероднее, чем головорезы Южного Трезубца.

– Передай привет Томми Верчетти, вонючий макаронник! – орали гаитяне, мутузя коротышку-сицилийца с таким самозабвением, что, прежде чем умереть, Франческо десять раз проклял неведомого соотечественника, за чьи грехи ему пришлось расплатиться с процентами.

А вот за право разделаться с Томазо Гольджи среди завсегдатаев бара развернулась яростная конкурентная борьба. Вероятно, виной тому была могучая комплекция Мухобойки, по причине которой он казался на первый взгляд самым достойным противником из всех шести макаронников. Надо полагать, что сразиться с громилой рвались лишь лучшие местные бойцы, хотя сам Томазо гордости по этому поводу, ясное дело, не испытывал.

Первым на него накинулся какой-то верхолаз, одетый в черный комбинезон и похожий одновременно как на ниндзя, так и на аквалангиста без ласт. Зацепившись ногами за невысокую декоративную балку и повиснув на ней вверх тормашками, человек-тень изловчился и ухватил дезориентированного Гольджи за шею. А потом захотел оторвать его от пола и придушить, но не рассчитал вес дюжей жертвы и сам сорвался с балки, грохнувшись прямо под ноги Мухобойке.

Обрадованный Томазо бросился было на опростоволосившегося врага и начал втаптывать его в пол, но тут сзади на него накинули тонкую удавку и снова взялись душить, на сей раз гораздо более эффективным способом. Струна до крови врезалась в толстую шею громилы, коему грозило повторить трагическую участь незабвенного Люка Брази, служившего киношному клану сицилийцев Корлеоне. Что непременно и произошло бы, не подоспей в этот момент очередной соискатель на голову Мухобойки. Позади Гольджи раздался звук тяжелого удара, после чего удавка вмиг ослабла, а бездыханное тело душителя – рослого бритоголового типа в костюме и со странной татуировкой в виде штрих-кода на затылке – рухнуло возле корчившегося от боли верхолаза.

Душитель был ошарашен по темечку обычной стальной монтировкой, что служила оружием странному очкарику в оранжевом скафандре без шлема. Несмотря на внешность типичной лабораторной крысы, очкарик дрался шанцевым инструментом так мастерски, словно всю жизнь только этим и занимался. Томазо заработал переломы обоих предплечий, пытаясь защититься от вражеской монтировки, и уже не сомневался, что очкарик вот-вот проломит ему голову, но и безумному ученому не довелось расправиться с Мухобойкой.

Слава победителя в этом престижном состязании, где Гольджи выступал в роли переходящего приза, досталась в итоге одной ошалелой стерве в коротких шортах, гонором похожей на ту, что искали сицилийцы, только вдобавок еще и гимнастке. Ухватившись за балку, на которой до нее болтался верхолаз в черном, красотка раскачалась на ней, а затем соскочила, совершив эффектное сальто и двинув на выходе из него очкарика ногами в грудь. Сметая на своем пути бывших собутыльников, носитель оранжевого комбинезона отлетел в один угол бара, а его монтировка – в другой. Длинноногая стерва тем временем уронила размашистой подсечкой бросившегося к ней Мухобойку на пол и, выхватив из набедренных кобур пару пистолетов, в упор изрешетила недодушенного и недобитого сицилийца пулями. А по завершении расправы немедленно подключилась к полицейскому Максу в его продолжающейся охоте за Тремито.

Отшвырнув разряженные «Томмиганы», Доминик взялся было за «Беретту», но не успел сделать и выстрела, как какой-то рослый детина в ярко-синем комбинезоне с номером «13» на груди наотмашь выбил пистолет из руки Тремито обломком ржавой трубы. Нож был утерян сицилийцем еще в начале этой заварухи, и потому с утратой «Беретты» он лишился последнего своего оружия. Пришлось спешно подхватывать с пола массивную ножку разломанного дубового стола и драться ей, как бейсбольной битой. Что для выросшего в беспокойном итальянском квартале Доминика являлось привычным делом, а при поддержке Ньюмена он и вовсе превратился в неудержимого берсерка.

«Тринадцатый» тип лишился сначала всех своих зубов, после чего рухнул замертво с размозженным черепом, а банда гаитян, что до этого насмерть забила Франческо Саббиани, побросала оружие и с криками разбежалась по залу, не выдержав натиска одного-единственного разбушевавшегося макаронника. Вознамерившийся сразить Аглиотти ятаганом араб так и не закончил свой смертоносный пируэт. Акробат был сбит сицилийцем прямо на лету, заполучил перелом хребта и врезался в стену бара со скоростью пушечного ядра. Очкарик в оранжевом комбинезоне подобрал монтировку, но не дерзнул кидаться в честный бой, а попросту издали швырнул инструмент в Доминика. Тремито заметил и отбил импровизированный снаряд с ловкостью профессионального бейсболиста, переадресовав летящую монтировку огненноволосой вампирше и выводя ее из игры еще на подходе.

Разметав окрест толпу любителей рукопашных схваток, сицилиец, сам того не желая, превратился в легкую мишень для тех врагов, кто предпочитал грубой силе стрельбу из всевозможного оружия. Особенно изощрялись в ней полицейский Макс и прикончившая Мухобойку стерва в шортах. Отбивать на лету пули Аглиотти уже не умел, поэтому был вынужден метнуться к колоннаде, что подпирала балкон второго яруса и ведущую к нему лестницу. Где-то там, по расчетам Доминика, валялся его утерянный пистолет, если, конечно, его не прибрал к рукам кто-нибудь из посетителей.

Боеспособный посетитель в той части бара отыскался всего один – водолаз-бурильщик. Да и тот дрыхнул, сидя на полу и привалившись к стене, – очевидно, накачался до такой степени, что ему было откровенно начхать на царивший в «Старом маразматике» бедлам. Сопровождающая водолаза девочка-статистка расположилась у него на коленях, сосредоточенно протирала от нечего делать свой огромный шприц подолом фартучка и тоже не реагировала на стрельбу и крики. И, наверное, не обратила бы внимания на рыскающего в поисках пистолета Тремито, если бы в это время враги не вели по нему усиленный огонь. Несколько пуль впились в стену возле экстравагантной парочки, а одна, пройдя аккурат над головой маленькой статистки, звякнула по медному шлему водолаза…

Казалось бы мелкая неприятность для закованного в скафандр громилы, однако после нее разгоревшийся в баре конфликт вышел на следующий виток своего развития. Малышку со шприцом будто подменили. Ее скучающее настроение будто ветром сдуло. Перепуганный ребенок завизжал так, что его визг заглушил даже канонаду. И тут же пробудил спящего водолаза, которого, казалось, теперь и из пушки было не добудиться. Издав дикий рев, что поверг бы в дрожь даже Кинг-Конга, бурильщик вскочил с пола (девочка при этом моментально юркнула опекуну за спину), подхватил свой ручной инструмент и, запустив его, начал яростно озираться в поисках обидчика своей маленькой спутницы. Тяжеленный наконечник бура с лязгом и грохотом завращался, а набрав обороты, превратился в сокрушительную юлу, способную за считаные секунды проделать в стене дыру диаметром с гимнастический обруч.

И первым, кого узрел перед собой продравший глаза разгневанный водолаз, был Доминик Аглиотти.

Тремито вмиг стало не до поисков пистолета. Попытка скрыться от бурильщика за колоннами успеха не возымела. Впавший в ярость топочущий тяжеловес мог потягаться в резвости с любым завсегдатаем бара. Гигант снес лбом несколько колонн, отшвырнул сицилийца к стене, словно невесомого, а потом, не останавливаясь, с разбега насадил его на свой остроконечный бур. Последнее, что заметил Тремито, были его собственные ноги, отчлененные от обратившегося в кровавый фарш туловища. Одна из них, брызжа кровью, взлетела вверх и ударилась о потолок, а вторая умчалась в зал, будто Доминик из последних сил нарочно швырнул ее во врагов.

Что стало с верхней частью его М-дубля, Тремито не видел, поскольку боль затмила ему сознание. Когда же его кратковременные муки прекратились, он, злой и раздраженный, уже стоял на их с приятелями персональной Полосе Воскрешения, оборудованной креатором Гомаром в квадрате Палермо. А в баре между тем продолжалась кровавая баня, которая отнюдь не закончилась с уничтожением последнего сицилийца. Разбушевавшийся не на шутку бурильщик не удовлетворился расправой над Аглиотти, а ворвался в зал и принялся кромсать всех без разбора, шуруя буром направо и налево. Начатая с уничтожением «Дэс клаба» резня стала подобна снежному кому, что покатился по склону горы небольшим снежком, быстро вырос до огромных размеров и в конце концов рассыпался от собственной массы, так и не достигнув подножия. В итоге прибывшие в «Старый маразматик» по вызову хозяйки бара квадрокопы угомонили буяна, насильно выведя его из Менталиберта, а социально опасный М-дубль отправили в штрафной карантин вместе со статисткой до особого распоряжения администрации.

Причина же гибели восемнадцати либерианцев в верхних апартаментах бара квадрокопов не интересовала, поскольку ни одной жалобы от хозяев расстрелянных М-дублей так и не поступило. А раз нет жалоб, значит, все случившееся в «Старом маразматике» было не хулиганством, а всего лишь игрой, результат которой устроил всех ее участников. Таковы отличия здешней жизни от реальной: если мертвый либерианец не жалуется, стало быть, он всем доволен и не нуждается в защите администрации. Воистину, нет более удивительных порядков, чем в мире, населенном бессмертными обитателями, где даже массовое убийство приравнивается к мелкому хулиганству, в то время как обычное воровство может караться изгнанием из Менталиберта, сиречь местным аналогом смертной казни…

– Спасибо, Макс, – поблагодарила Кастаньета своего отважного спасителя, когда они и еще полдюжины чудом уцелевших завсегдатаев «Маразматика» выскочили на Бульвар, спасаясь от гнева обезумевшего водолаза-бурильщика. – Если бы не ты, мне бы сроду не отвязаться от этих макаронников.

– Да ладно, чего там. Просто терпеть не могу всякую шваль, пусть и в дорогих костюмах. Подобные ублюдки меня в реальности успели достать, чтобы еще здесь их терпеть, – скромно отмахнулся «полицейский», допотопная одежда и прическа коего по выходу из бара приобрели куда более современный вид, а на лице появились модные в этом году бородка и усики. Прочие избежавшие Полосы Воскрешения «маразматики» преобразились и вовсе до неузнаваемости, а кое-кто даже сменил пол. Оно и понятно – мало кому хотелось расхаживать по Бульвару в излюбленном карнавальном наряде, которые эти либерианцы надевали при входе в свой закрытый клуб.

– Меня вообще-то не Макс зовут, а Юрий. Юрий Лямцев, – представился спаситель. – А полицейский Макс – это персонаж одной культовой игры, что была очень популярна в начале века. Классика, одним словом. Теперь таких игр уже не делают.

– Да, припоминаю. Кажется, я о ней тоже что-то такое слыхала, – заметила Наварро, которую в настоящий момент такие подробности волновали в последнюю очередь. Но просто взять и грубо отделаться от Макса-Юрия Викки не могла, ведь, сам того не подозревая, он и впрямь спас ей жизнь. Вот только надолго ли?

– А что, может, пойдем, пропустим по стаканчику? Куда-нибудь, где не так шумно? – предложил Лямцев, явно не собираясь просто так отпускать Викторию после всех пережитых ими сегодня перипетий. – Здесь практически через дорогу есть классное местечко, где можно спокойно поболтать и послушать автоном группы «Терпсихора». Говорят, иногда ребята из группы подключаются к своим М-дублям и вживую играют. Только я в это не верю: у них и в реальности концертов хватает, чтобы еще в Менталиберте их самолично отрабатывать. Ну так что, идем?

– Не обижайся, но сегодня не смогу. В следующий раз, хорошо? – вежливо отклонила предложение Кастаньета.

– Что, не нравиться «Терпсихора»? Тогда давай еще куда-нибудь сходим? Мест полно.

– Да нет, просто скоро надо на работу собираться. У нас в Испании сейчас утро.

– А, вон в чем дело, – понимающе кивнул Юрий. – Все понятно: работа – это святое… Ну тогда до следующего раза. Не забудь о нашем уговоре. Где меня найти, ты в курсе.

– Конечно, не забуду. Как можно? – глазом не моргнув, пообещала Викки и добавила: – А здорово вы все-таки тем макаронникам накостыляли! Поделом уродам.

– И еще раз накостыляем, если опять в наш бар сунутся, – заверил ее Лямцев-Макс. – Так что не бойся, приходи к нам в любое время. Всегда рады.

И, махнув Наварро на прощание рукой, побежал догонять приятелей, которые, судя по всему, двинули отпраздновать победу (пусть Пиррову, но тем не менее вполне заслуженную) в тот самый бар, где играл М-эфирный клон ныне популярной за пределами Менталиберта группы «Терпсихора».

Виктория посмотрела вслед веселой компании «маразматиков», и девушке вдруг захотелось завыть в голос от накатившей на нее мрачной безысходности. Всего сутки назад Кастаньета чувствовала себя такой же беззаботной и совершенно не волновалась насчет завтрашнего дня. Она уже изрядно подзабыла, что такое – быть смертной и иметь в запасе одну-единственную жизнь, драгоценную и неповторимую. Ощущения собственной беспомощности и полной зависимости от его величества Случая превращали жизнь бывшей бессмертной chica в нескончаемую пытку. Причем пытку, готовую в любой момент перейти из моральной в самую что ни на есть натуральную. Вопрос лишь в том, когда сицилийцы и бывший председатель «Дэс клаба» доберутся до Наварро.

Она невольно вспомнила читанные ей когда-то философские книги, в которых авторы всячески пытались донести до нее мысль о том, что бессмертие – это отнюдь не награда, а, наоборот, жуткое проклятие. От него, оказывается, запросто сойти с ума, и вообще только глупцы могут жаждать обрести вечную жизнь. А настоящему Человеку (именно так – с заглавной буквы, и не иначе) пристало довольствоваться одной жизнью, прожить которую надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы… ну и прочая высокопарная галиматья о добродетели, любви к ближнему и готовности принести себя в жертву на алтарь Человечества…

«Господи, какие же вы наивные, философы-идеалисты! – хотелось кричать стоящей посреди Бульвара Виктории, одинокой, беззащитной и преданной своим покровителем. – Никчемные люди, способные лишь языками чесать! Живя в грязи, боготворили эту грязь и на этом основании возводили себя в ранг святых, коим якобы доступна Высшая Истина! Лицемеры! Не поиски Истины вас гложут, а банальная, старая как мир зависть! Уж коли не сумел заработать денег на хорошее вино, значит, давись своей дешевой кислятиной и помалкивай, а не плюй со злости в то, что ты, ничтожество, не можешь себе позволить!»

Однажды Викки смогла позволить себе бессмертие и теперь была готова отдать все что угодно и молиться любому богу, которому было по силам вернуть ее жизнь в привычное русло. Ну или хотя бы отыскать для Кастаньеты на просторах Менталиберта копию ее загрузочного досье. Ей даром не нужно было могущество, которым порой наделял ее Демиург. Бессмертие и только бессмертие, а остальное приложится. Иного Наварро у богов не просила.

Но боги молчали. Или покровительствовали сейчас врагам Виктории, во что она охотнее бы поверила. Что ж, раз это угодно Судьбе, значит, пусть так и будет. Баски всегда умирали с гордо поднятой головой, и ни одному сицилийскому палачу не поставить Кастаньету на колени, как жирного трусливого ублюдка Демиурга…

Клубный лок-радар! Надо бы избавиться от него, пока не поздно. Конечно, Демиург с его талантами отыщет в Менталиберте Наварро и без лок-радара, но, как бы то ни было, незачем упрощать этому предателю задачу.

Викки стянула с руки браслет-коммуникатор и, прежде чем швырнуть его на дорогу, под колеса кэбов и омнибусов, глянула в последний раз на дисплей. Он был непривычно пуст, отчего одиночество девушки стало еще невыносимее. Никакой надежды, что кто-то из ее одноклубников еще жив… Не считая, конечно, Демиурга, но эта мразь уже убрала свои координаты из локальной сети «Дэс клаба». На дисплее лок-радара продолжало высвечиваться лишь одно имя, которое наверняка будет фигурировать на этом коммуникаторе и через год, и через десять, и через сто лет после того, как Викки бесследно сгинет из Менталиберта.

Мифический призрачный член «Дэс клаба» Арсений Белкин.

Тот самый Черный Русский, в существование которого не верит даже всесильный и всезнающий Демиург. А вот Виктория Наварро, несмотря ни на что, продолжает верить в эту легенду. Потому что вера в нее была единственной верой, оставшейся сегодня у приговоренной к смерти Кастаньеты…

Глава 10

Если в глубине души я все-таки надеялся на возвращении Викки, с которой в прошлый раз мы расстались не очень дружелюбно, то уж точно не на такое скорое. В последние дни мне было не до моей обидчивой прихожанки, и я, признаться, не интересовался, все ли у нее в порядке, поскольку своих дел хватало по горло. Один из моих постоянных и уважаемых клиентов подкинул Созерцателю прибыльную работенку, отказаться от которой я не мог при всем желании. Недвижимость на Бульваре росла в цене, и администрация постоянно повышала арендную стоимость бульварной площади. А поскольку утрата моей церкви обернулась бы для меня полным крахом привычной жизни, я всячески старался удержать свою синицу в руках и был вынужден браться за любую работу, которую тоже подваливали мне не каждый день.

Разделавшись с заказом, на обработку которого ушло почти трое суток, я передал добытую информацию клиенту, получил причитающиеся мне клики и решил отпраздновать это, наведавшись в свой любимый бордель-сауну. А потом – в библиотечный бар. Или наоборот. Для разменявшего восьмой десяток либерианца, коему некуда спешить, это не имеет принципиального значения. Вкусно перекусить можно было и там, и там, а это первое, чем мне хотелось заняться после трудоемкой трехдневной работы. Все остальное – уже на десерт.

Однако намеченный выход Созерцателя в свет не состоялся. Виной тому была Виктория Наварро, снова нарушившая мои планы настойчивым стуком в храмовые ворота. «Опять пьяна, – уверенно заключил я, проникнув мыслью за стены церкви и проверяя, кому это неймется увидеть меня ни свет ни заря. – Очевидно, пришла поскандалить. Или набить мне, старому лжецу, морду. Но явно не извиняться – этого от Кастаньеты точно не дождешься».

Но, как выяснилось, Виктория была абсолютно трезвой и вдобавок изрядно напуганной. Первому я, в общем-то, не удивился, а вот второе повергло меня в легкое замешательство. Кого боялись члены «Дэс клаба», так это лишь хранителя их загрузочных досье, профессора Эберта, да и то лишь гипотетически. В Менталиберте компания М-эфирных экстремалов не страшилась никого и ничего. По крайней мере, до сегодняшнего утра я именно так и думал.

– У тебя есть оружие? – первым делом полюбопытствовала Викки, с опаской озираясь по сторонам, прежде чем переступить порог храма.

– Зачем дружелюбному церковному привидению оружие? – попытался отшутиться я, огорошенный таким началом нашей нежданной встречи. Но заметив, что гостья совершенно не склонна к шуткам, спросил: – Что случилось? За тобой кто-то гонится?

– Так ты еще не в курсе?

– Честно сказать, нет, – признался я. – В последние три дня я был занят и немного отстал от жизни.

– Ты сильно отстал от жизни, – поправила меня Наварро, после чего, входя в храм, вновь поинтересовалась: – А ворота твоей церкви защищены от взлома?

– Худо-бедно. Разве что от мелких хулиганов, которые любят пакостить в открытых квадратах. Но от Демиурга в моей церкви точно не спрячешься. Так что если когда-нибудь «Дэс клаб» надумает покуражиться в моей обители, мне несдобровать.

– Забудь о «Дэс клабе» – его больше нет. Никого больше нет: ни Памперса, ни Графа, ни Алгола… Все мертвы. Теперь по-настоящему. И я – тоже, но неизвестно почему все еще хожу и дышу М-эфиром. Один только толстяк выжил, потому что такие твари, как он, всегда выживают, – в очередной раз огорошила меня Викки, а потом вдруг ни с того ни с сего опустилась на корточки, привалилась спиной к колонне у входа, закрыла лицо руками и беззвучно зарыдала.

М-да… Я нахмурился и озадаченно поскреб макушку. Трудно было поверить, что передо мной сидела та самая Кастаньета, которая намедни в одиночку разгромила в пух и прах целую банду сицилийских мафиози. И раз уж сегодня Викки впадает в столь беспросветное отчаянье, значит, на то действительно имеется веская причина.

Я выглянул наружу, осмотрелся, потом на всякий случай произвел ментальную разведку окрестностей и, не выявив ничего подозрительного, запер ворота. Жаль, Созерцатель не умеет заглядывать в прошлое Менталиберта и не может собственными глазами увидеть, что же стряслось с «Дэс клабом». Это избавило бы Викторию от пересказа вскользь упомянутых ей трагических событий, которым моей прихожанке, как ни крути, а придется теперь заняться.

– Извини, расклеилась, вот и не сдержалась, – буркнула она, отведя взгляд и утирая платком слезы. Эмоциональный срыв Викки сошел на нет так же внезапно, как и накатил на нее, отчего она чувствовала себя теперь неловко. – Просто столько дерьма стряслось за последнее время.

– Рассказывай, – попросил я, усаживаясь на пол напротив нее, возле другой колонны. – Конечно, в Храме Созерцателя не та защита, что в административном хранилище системных мнемофайлов, но если никто не видел, как ты сюда вошла, значит, здесь тебе бояться нечего.

Продолжая смахивать то и дело набегающие на глаза слезы, Наварро в деталях поведала обо всем, что ей довелось пережить за истекшие сутки.

Дела обстояли гораздо хуже, чем ожидалось. В ответ на непредумышленное убийство Дарио Сальвини Южный Трезубец развернул беспрецедентную акцию возмездия. И сейчас все брошенные в бой картелем силы были сконцентрированы вокруг единственного выжившего члена «Дэс клаба» и фактического убийцы мафиозного capo – Кастаньеты. По ходу ее рассказа я пару раз втихаря мысленно покидал храм, чтобы проверить новостные сводки, касающиеся пожара в Миннеаполисе и перестрелки в баре «Старый маразматик». Насчет последней главные новостные каналы умалчивали. Лишь несколько мелких студий, что освещали светскую жизнь Менталиберта, посвятили бойне в не слишком популярном заведении скупые информационные бюллетени. О поголовном разгроме легендарного «Дэс клаба» в тех бюллетенях пока не упоминалось. Но, надо полагать, сицилийцы со дня на день обнародуют эту новость вкупе с уже ходящим по Менталиберту видеороликом о подвигах Кастаньеты. Либерианцы обязаны знать: дон Сальвини отмщен, и честь картеля восстановлена. Когда же станет известно о том, что «Дэс клаб» полностью прекратил свое существование, а его члены бесследно исчезли, все поймут, что Трезубец нашел управу на обидчиков и за пределами М-эфира. Какую именно, тоже нетрудно догадаться.

Безусловно, боссы картеля не станут разглашать выведанные ими секреты института Эберта, посредством которых удалось уничтожить клуб М-эфирных экстремалов. Пускай мировая общественность ломает над этим головы и выдумывает новые «страшилки» о длинных щупальцах мафии. Все это в итоге лишь упрочит Южному Трезубцу его мрачный, едва ли не мистический имидж одиозной и всесильной организации.

Я не стал резюмировать историю Викки восклицаниями наподобие «Что, доигрались, идиоты? А ведь вас предупреждали!», пусть эти слова так и чесались у меня на языке. Какой прок проводить противопожарный инструктаж на еще не остывшем пепелище сгоревшего дотла здания? Но, с другой стороны, чем я мог помочь Наварро, кроме как предоставив ей на некоторое время укрытие? Слишком крепко досадила она сицилийцам, поэтому нечего было даже пытаться примирить ее с картелем. Пока я выйду через пятые руки на какого-нибудь посредника, способного устроить нам переговоры с оскорбленным Трезубцем, за это время его головорезы успеют десять раз добраться до Виктории. С учетом того, что картель переманил на свою сторону Демиурга, Кастаньете оставалось жить не больше суток. Толстяк быстро отыщет ее, даже несмотря на предусмотрительно выброшенный ей лок-радар. Куда бы ни убежала Викки с Бульвара, координаты ее М-дубля останутся на входе в любой квадрат, в том числе и в Храм Созерцателя. Без лок-радара Демиург утратил возможность следить за Наварро напрямую, но, получив доступ к необходимым данным, он без труда отследит ее путь. Воевать же с Трезубцем в Менталиберте так же бесполезно, как в реальности. Картель пришел сюда всерьез и надолго, рассредоточив верных ему людей и в администрации Менталиберта, и среди креаторов, и наверняка даже в правлении Международного Административного Совета по контролю над М-эфирным полем Земли.

Что же тогда Виктории оставалось делать? Сдаваться квадрокопам, рассказывать им как на духу историю своей «посмертной» жизни и надеяться, что они защитят М-дубль давно умершего пользователя? Вот уж и впрямь элементарный и одновременно неосуществимый выход из ситуации. Даже если квадрокопы воспримут всерьез заявление Наварро и войдут в ее положение, спрятать ее в Менталиберте им не удастся. В том числе и в штрафном карантине, где обычно изолируются М-дубли проштрафившихся либерианцев.

Раньше Демиург не совался в административные сектора Бульвара не потому, что не мог пробиться через их М-рубежи. Председатель «Дэс клаба» выступил идеологом множества бесчинств, однако всегда твердо придерживался принципа не махать красной тряпкой под носом у властей. Они предпочитали закрывать глаза на выходки «мертвецов», пока те не затрагивали интересы администрации. Но когда за спиной Демиурга появилась внушительная поддержка в виде Южного Трезубца, толстяк мог поступиться своими принципами и в случае надобности организовать нападение даже на административные квадраты.

Викки вляпалась по уши, и выбраться из засосавшей ее трясины нереально. Мне было искренне жаль смелую, но, увы, неблагоразумную девушку, которая, будучи запертой в М-эфирной клетке, ткнула палкой в осиное гнездо, абсолютно не задумываясь, куда придется убегать от растревоженного злобного роя.

– И не знаю, зачем я к тебе пришла, – тяжко вздохнув, закончила Викки свое драматичное повествование. – Наверное, потому, что ты был единственным, к кому я приходила, когда мне бывало плохо.

– И что, это тебе помогало? – осведомился я.

– Ни разу не помогло, – грустно ухмыльнулась Кастаньета. – Но здесь всегда так спокойно и тихо, а ты никогда не прогонял меня и даже соглашался терпеть мою болтовню. Почти как настоящий священник, разве что не читал молитв и нравоучений, от которых меня еще при жизни наизнанку выворачивало. Видимо, до сих пор сказывается генетическая память: у нас ведь в роду десяток поколений истовых католиков было, одна я такая отщепенка уродилась… Вот и я инстинктивно чуть что, сразу в церковь, душу исповеднику изливать… Слушай, у тебя вина случайно не найдется? Напьюсь до потери пульса да пойду, чтобы тебя зазря макаронникам не подставлять. Ничего не поделаешь – сама виновата, что все так получилось. Надо было десять раз подумать, прежде чем в этот долбаный «Дэс клаб» вступать. Жила бы сейчас тихо-мирно где-нибудь в тропическом квадрате, прикидывалась статисткой да плевала на всех с высокой колокольни. Авось и пронесло бы сегодня… Так что насчет выпивки? Во всякой порядочной церкви должно иметься вино, а в такой, как твоя, и подавно. Знаю, что ты не пьешь, но неужели для дорогих гостей хотя бы бутылочку-другую про запас не припрятал?

– Никуда ты отсюда не пойдешь, – категорично заявил я, вставая с пола, и, взяв Викки под руку, помог подняться и ей. Девушка с неохотой подчинилась и, удерживаемая мной за локоть, позволила увести себя в глубь храма. – И пьянки никакой тоже не будет: здесь как-никак храм, а не кабак… Сколько, ты сказала, Трезубец прислал за тобой громил в «Старый маразматик»?

– Пятерых… Или шестерых… А может, семерых, – неуверенно припомнила Наварро. – Только их главарь – тот, что пальбу в апартаментах устроил, – был явно под опекой Демиурга. А значит умножь силы этого макаронника вчетверо.

– Много чести мерзавцу, – бросил я. – Покупка спортивного автомобиля еще не делает профана-водителя гонщиком. Он, конечно, может разогнаться на своей крутой тачке по прямой дороге до немыслимой скорости, но в настоящей гонке вылетит с трассы на первом же повороте.

– Поверь, главарь макаронников неплохо освоился за рулем своего «Феррари», – возразила Кастаньета. – Я видела его в бою. Такого убийцу в одиночку не остановить. А с ним еще полдюжины подручных – тоже те еще головорезы.

– Ладно, учтем этот фактор в качестве основного и будем от него отталкиваться в выборе дальнейшей стратегии, – отмахнулся я, после чего принудил гостью сесть на скамью, а сам проследовал на алтарь и, опершись руками о мраморную тумбу-жертвенник, застыл в задумчивости, словно подыскивал нужные слова для проповеди.

Но думал я вовсе не об утешении, в котором нуждалась моя обреченная на смерть прихожанка. Едва она переступила сегодня порог Храма, как я тоже оказался втянутым в эту историю и увяз в ней по самую макушку. «С чего бы вдруг? – спросите вы. – Ведь тебя разборки „Дэс клаба“ и Южного Трезубца касаются не больше, чем какая-нибудь забастовка развозчиков пиццы в реальном Лондоне. Плюй на все и выдворяй поскорей из храма эту глупую девку, которая по собственной дурости сунула голову в петлю и тебя туда же тянет. Неужто Созерцателю так не терпится проверить, имеется ли у него свое загрузочное досье или сегодня он живет в Менталиберте на таких же птичьих правах, как Наварро?»

Вовсе нет, отвечу я. Дело в другом, но вряд ли у меня получится внятно сформулировать, почему под старость я решил в одночасье подвести свою привычную жизнь к финальной черте. Да и не хочется мне, сказать по правде, ничего вам объяснять. Бывают в жизни ситуации, когда приходится подчиняться не здравому смыслу и логике, а эмоциональному порыву. Потому что все тот же здравый смысл подсказывает вам: проигнорируешь этот порыв – и будешь горько сокрушаться об упущенном моменте до конца своих дней. Кто-то готов смириться с этим и следует трезвому расчету, а не эмоциям. Дескать, мало ли в жизни сожалений – одним больше, одним меньше… Жизнь почти целиком состоит из компромиссов с собственной совестью, так что все в полном порядке: сделал выбор и можешь жить дальше…