Текст книги "Дела семейные"

Автор книги: Рохинтон Мистри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Кто там?

– Я.

– Можно бы по вони догадаться.

Вернувшись к себе, он застал ее в комнате. Где-то в доме продолжал стучать молоток.

– Ты нарушил правило, папа. Пошел в клозет без предупреждения.

– Извини. Забыл.

– Мне нужно по-маленькому, я бы сбегала первая. А теперь придется нюхать твой запах. – Она помолчала. – Хорошо, одевайся. Они придут с минуты на минуту, и я окажусь виноватой, что ты еще не готов.

Он протянул ей новую рубашку. Рука дрожала так, что рубашка развевалась как флаг.

– Пуговицы не застегиваются.

Рубашка была с длинными рукавами, Куми помогла ему надеть ее. Он спросил, откуда этот непрерывный стук.

– Это Эдуль Мунши внизу. Откуда еще. У нас в доме только один маньяк «умелые руки».

Куми застегнула манжеты и взялась за пуговицы на груди, когда в дверь позвонили. Нариман просиял: наконец-то! Роксана, Йезад, Мурад и Джехангир – все пришли! Нетерпеливые пальцы схватились за пуговицы.

Куми оттолкнула его руку, поспешно застегнула рубашку на груди, не стала возиться с оставшимися пуговицами, торопясь закончить последние приготовления на кухне.

– Семейство Ченой всегда является минута в минуту, – ворчала она, – даже в проливной дождь!

Глава 2

Джал пропустил гостей в квартиру и побежал с зонтиками и плащами в ванную, чтобы с них не натекло перед дверью. Возвратился с тряпкой, подтер пол в коридоре. Гости старательно вытерли ноги о коврик, и Джал повел их в гостиную.

– В самый ливень попали!

– Ну да! А эти два безобразника выскочили из дому с непокрытыми головами, – пожаловалась Роксана. – Ты только посмотри на их волосы, просто вода течет. Ты не дашь мне полотенце, Джал?

– Конечно!

Рассаживая гостей по истертым диванам и креслам, он без нужды переставил парочку кофейных столиков, схватился за диванные подушки, которые тут же водворил на прежние места, включил настольную лампу и встревоженно осведомился, не бьет ли свет в глаза.

– Ничуть, – заверил его Йезад.

Обычная хлопотливость Джала маскировала его радость от встречи. Он поспешно извинился, объявив, что должен помочь Куми на кухне.

– Полотенце, Джал, – напомнила Роксана. – Пока эти шайтанята не простудились.

– Ох, извини!

Понесся за полотенцами, через минуту вернулся, продолжая извиняться за промедление.

Роксана набросила полотенце на голову Джехангира и так энергично терла, что у того плечи ходили. Он решил усилить эффект и задергал руками и бедрами в дикой пляске.

– Стой спокойно, клоун, – одернула его мать.

Она взъерошила сыну волосы, проверяя, сухие ли.

– Так. Твоя очередь, Мурад.

– Я сам, – воспротивился Мурад, отстаивая суверенитет, обретенный вместе с недавним тринадцатилетием.

Мать передала ему полотенце, достала из сумочки гребень. Джехангир терпеливо ждал, пока Роксана причесывала его и делала пробор слева.

– Теперь ты хоть на бандита не похож.

Мурад взял у матери гребень и подошел к застекленной горке у противоположной стены. Смотрясь в стекло, он тщательно причесал волосы на собственный лад, без пробора.

Роксана спрятала гребень и предупредила сыновей, чтобы они хорошо вели себя, не надоедали тете и дяде. Йезад добавил и свое предостережение, пробормотав при этом, что никому не известно, как им не надоедать, самый верный способ: ничего не говорить и ничего не делать.

– Изображайте статуи, – посоветовал он.

Мурад и Джехангир рассмеялись.

– Я серьезно. Лучшая статуя получит приз.

– А какой приз?

– А сюрприз!

Оба немедленно застыли, стараясь не моргать и следя, кто первый не выдержит. Однако вскоре статуя-Мурад ожила и стала разгуливать по гостиной. Сначала Мурад выглянул в окно из-за гардин, потом решил раздвинуть их. Но потянул за обе сразу – и гардины обрушились вместе с карнизом.

– Ну, видишь, что ты натворил? Сейчас же сядь на место, – прикрикнула мать, изображая суровость, которая ей никогда не удавалась. – Ты старше Джехангира и должен подавать ему хороший пример!

Мурад подобрал с пола карниз и начал нанизывать на него гардинные кольца. Надев одну гардину, он обнаружил, что вторая соскользнула с другого конца карниза.

– Слышал, что мама сказала? – вмешался Йезад. – Брось!

– Я хочу сделать, как раньше было, чтобы тетя не сердилась.

Йезад приподнялся на диване, будто собираясь встать на ноги.

– Я кому сказал сесть!

Заметив вспышку гнева в отцовских глазах, Джехангир напрягся, надеясь, что брат не ослушается приказа. Вспыльчивость отца братьям была хорошо известна. Мурад надул губы и плюхнулся на стул. Отец мгновенно сменил гнев на милость.

– Будем надеяться, тетя не убьет нас.

Роксана не сомневалась, что Куми сразу прибежит на шум. Но та не показалась – вместо нее в дверях появился Нариман, в новенькой рубашке, неровно заправленной в брюки.

– С днем рождения, дедушка! – хором закричали мальчики.

Опережая брата, Джехангир соскользнул с дивана и ринулся к Нариману, который медленно шаркал к своему креслу.

– Стой! – перехватила его Роксана. – Ты так дедушку с ног собьешь, дай ему сесть.

Роксане показалось, что отец сильнее волочит ноги, чем при их прошлой встрече, и конечно, он совсем ссутулился. Доктор предупреждал, что симптомы паркинсонизма будут усиливаться по мере прогрессирования болезни. Что за слова они употребляют, подумала тогда Роксана, прогрессировать! Прогресс…

Опускаясь в кресло, Нариман не удержал равновесие и тяжело рухнул на сиденье. И улыбнулся, видя тревогу на их лицах.

Джехангир обнимал и целовал деда, легонько тиская его подбородок, будто резиновый на ощупь, как ююба, весь в редких щетинках, твердых, как сахарные крупинки. Дед смеялся и наклонял голову для следующей части ритуала – поглаживания по лысине.

Ритуал возник несколько лет назад, когда дед брал мальчиков за подбородки, а они отвечали ему тем же. Завороженные дедовой щетиной, они ощупывали все его лицо, приходя в полный восторг от гладкости и твердости блестящей лысины, которая так замечательно контрастировала с рыхлым подбородком.

Мурад, чувствуя, что ему уже не по возрасту детские игры со щетинистым дедовым подбородком, протянул деду руку. Нариман пожал ему руку и притянул к себе, чтобы обнять.

– Дедушка, покажи зубы! – попросил Джехангир.

Нариман вытолкнул языком вставную челюсть на губу и сразу вернул ее на место.

– Еще!

– Не тормоши дедушку, – сказал Йезад. – С этим безобразником никакого сладу нет! Поздравляю, чиф, и желаю многих лет.

Он сердечно пожал Нариману руку и потрепал его по плечу.

Наконец пришел черед Роксаны. Она обняла отца, сказала, что он прекрасно выглядит, ее это так радует!

– Господи благослови тебя, папа, и дай нам Бог много, много лет праздновать твой день рождения!

– Как минимум до сотого, – сказал Йезад.

– Да, дедушка, – поддержал Мурад. – Ты должен выбить сотню. Как Сачин Тендулькар в матче против Австралии.

– Подумаешь, – фыркнул Джехангир, – остается всего двадцать один день рождения!

– С арифметикой у тебя все в порядке, – усмехнулся Нариман, – но у меня и так было слишком много дней рождения.

– Не говори так, папа, – попросила Роксана, и тень пробежала по ее лицу.

Она сидела на диване рядом с креслом отца.

Заглянувший в гостиную Джал подстроил свой слуховой аппарат, который особенно донимал его, когда разговаривали несколько человек.

– Что? Что такое? Кто говорил про сотейник?

– Про сотню, – поправила Роксана и пересказала брату то, что он не расслышал.

Джал улыбался и кивал. Но тут его позвала Куми, и он заспешил к ней на кухню.

– А у тебя сколько дней рождения до сотни, – спросил Нариман Джехангира. – Девяносто два?

– Нет, дедушка, так было в прошлом году. Теперь всего девяносто один.

– А у Мурада?

– Всего восемьдесят семь.

– Замечательно. Скоро вы будете молодыми людьми, у вас появятся девушки. Надеюсь, вы меня пригласите на свои свадьбы?

Настроение Наримана улучшалось с каждой минутой. Веселье, смех и молодость действовали как противоядие обволакивающей эту квартиру унылости, тем тягучим часам, когда ему казалось, что даже стены с потолками покрыты налетом тоски несчастливых десятилетий. Даже мебель из тика и розового дерева, громоздкие шкафы и кровати с балдахинами на четырех столбиках, тяжеловесные остовы, ждущие пугающей кончины, опять выглядели уютно и приветливо. А длинный ряд фамильных портретов в коридоре – как комичны сейчас их кислые лица!!

– У Джала и Куми все хорошо? – шепнула Роксана.

– Обычный театр и фырк-фырк, ничего особенного. По большей части…

Он замолчал – в гостиную входила Куми с большим блюдом хрустящих картофельных ломтиков и громким «хэлло», обращенным ко всем собравшимся. Взгляд ее сразу упал на свалившиеся гардины, но негодование не успело излиться в слова-Роксана опередила ее:

– Видишь, что этот негодный мальчишка натворил! Ну, ничего, он еще свое получит!

Куми осталось только проявить великодушие:

– Ничего страшного. Джал все приведет в порядок. Только бы бесстыжие зеваки в окна не начали заглядывать.

– Мы же на третьем этаже, тетя, – встрял Джехангир.

– Ты думаешь, зеваки-лишь только по улицам бродят? Могут из окна напротив пялить глаза. Или даже в телескоп смотреть из во-он той высотки, что в миле отсюда.

– Кто там смотрит из высотки? – недоуменно вопросил Джал.

– Выключил бы ты свою машину, – посоветовала Куми, – все равно разговор не о серьезном.

– Пускай слушает! – возмутилась Роксана. – Ему тоже хочется участвовать в разговоре.

– А кто будет платить за новые батарейки? Ты знаешь, почем они и как их жрет эта его коробочка?

– Аппарат – вещь необходимая, это как лекарство.

– Оттого, что вещь необходима, деньги на ее покупку чудом не появятся, – огрызнулась Куми.

Все дорого: лук, картошка, хлеб, масло, кухонный газ, перечисляла Куми.

– Нужно составить бюджет на все расходы, – посоветовала Роксана. – Заведи отдельный конверт для каждой траты.

– Благодарю вас, я тоже проходила экономику домоводства в школе. Какой смысл в конвертах, когда в них нечего класть?

– Ты права. – Йезаду хотелось положить конец спору. – У всех одни и те же проблемы.

– Глупости! Вам же не приходится ухаживать за папой, а на это столько денег уходит!

Роксана открыла было рот, чтобы напомнить ей, что папа получает пенсию, но Йезад подал жене знак – дурацкий спор из-за батареек грозил перейти в полновесную ссору – и сменил тему:

– Скажи, Куми, что это за бесконечная стукотня?

– Это идиот Эдуль Мунши стучит, кто ж еще?

– Вот кто с радостью повесит гардины, – пошутил Йезад.

Джал изобразил ужас:

– Кто угодно, только не Эдуль. Если не хочешь, чтоб на нас потолок обрушился!

Все расхохотались. Эдуль Мунши, живший этажом ниже, считал себя талантливым мастером на все руки. Доказательством могла служить дверь в его квартиру – пластинка с именем хозяина прибита криво, крючок изнутри не попадет в скобку. Весь дом знал, что он владеет замечательным набором инструментов, и весь дом боялся его готовности прийти на помощь в случае поломки. Эдуль радостно предлагал соседям инструменты и себя в придачу. Он горел желанием поработать у соседей, потому что в собственной квартире ему больше не разрешалось ничего чинить. Миссис Мунши решила, что не может позволить мужу разрушить всю квартиру – должен быть предел.

– Интересно, кто тот несчастный, которого на этот раз подловил Эдуль на свои инструменты?

Снова раздался смех, и Нариман с удовлетворением обвел взглядом гостиную, радуясь, что ссоры удалось избежать.

– Не пора ли выпить? – спросил он.

– Пять минут можешь подождать? У меня готовы угли для лобана,и солнце уже село.

Она вышла из гостиной и вернулась в белом муслиновом покрывале, неся в руках серебряную кадильницу, источающую светлый дымок.

Роксана с наслаждением вдохнула запах ладана; для нее обряды и религия значили куда больше, чем для Йезада. После внезапной смерти матери воспитанием Роксаны занималась материнская родня-угрызения совести не позволили Нариману ни в чем противиться родственникам покойной жены. Они учили Роксану молиться, совершили ее навджоте– обряд посвящения в парсы, по праздникам водили в храм огня.

Позднее, в замужестве, ей очень недоставало соблюдения обрядов, но Йезад не верил в них, говорил, что ему достаточно посещения храма по большим праздникам, а ладан хорош только от москитов.

Серебряная кадильница в руках Куми, доставшаяся ей от мамы, вызывала у Роксаны благоговейное чувство и воскрешала детские воспоминания. Она ждала своей очереди поклониться огню. Но Куми сначала поднесла кадильницу Йезаду, который сидел ближе. Тот ритуально сложил ладони перед грудью.

– Покрой голову, – шепнула мужу Роксана.

– Извини, – пробормотал он.

Он прикрыл одной рукой макушку, другой повел в сторону кадильницы, направляя дым на себя. Мурад и Джехангир ухмылялись, наблюдая за неумелыми движениями отца.

Обойдя всех, Куми двинулась вокруг гостиной. За ней лениво тянулась струйка дыма. Торжественность, с которой она совершала обряд, забавляла мальчиков.

– Ваша тетка очень благочестивая женщина, – пряча усмешку, заметил Йезад вслед удаляющейся Куми.

– Воистину, – сказал Нариман. – Она на прямой связи с Богом.

– Не надо, – попросила раздосадованная Роксана, которой так хотелось сохранить ощущение торжественности обряда, когда кажется, будто с запахом ладана по дому плывут ангелы – фаришты.

Куми сбросила муслиновое покрывало с головы на плечи и объявила, что теперь можно и выпить.

– Что будете пить, Мурад и Джехангир, фанту или севен-ап? А может быть, – она широко раскрыла глаза, показывая, что речь пойдет об особом лакомстве, – может, вам налить моего домашнего малинового шербета? Я лично собираюсь пить шербет.

Детям был отлично известен теткин шербет – розоватый, переслащенный, безвкусный напиток.

– Шербет потом, – ответил Мурад, – а сейчас мне фанту.

– Мне тоже, тетя! – подхватил Джехангир.

Джал вызвался заняться взрослой выпивкой и принялся смешивать скотч и содовую для Йезада, Наримана и себя. Роксана попросила налить ей отвергнутого малинового шербета, и Куми сразу просияла.

– Мученица, – шепнул Йезад жене, легко коснувшись губами мочки ее уха.

Нариман заметил и тихонько улыбнулся. Он радовался счастью дочери, ее отношениям с Йезадом. Он часто видел, как они обмениваются едва приметными, невидимыми миру сигналами нежности.

Но ее выбор напитка Нариман опротестовал.

– Шербет? В день моего рождения? Нет уж, выпей чего-нибудь покрепче.

– Не нужно, папа, спиртное сразу ударяет мне в голову, а потом меня ноги не держат.

– Чиф прав, Рокси, – поддержал тестя Йезад. – Сегодня особый день.

Мурад и Джехангир тоже подали голоса:

– Да, мама, сегодня такой день!

Детям случалось видеть маму чуть-чуть навеселе не чаще одного, ну двух раз в год, но им это очень нравилось, потому что тогда с маминого лица исчезало выражение вечной озабоченности.

Роксана со вздохом, будто берясь за трудное дело, согласилась выпить рому с фантой.

– Только, Джал, капельку рома и побольше фанты.

Она откинулась в кресле, предвкушая праздничное удовольствие.

Мурад, дожидаясь своей фанты, от нечего делать подошел к горке, которая занимала почетное место в гостиной. Джехангир немедленно потянулся за братом. Горка всегда притягивала детей как магнит, а от строжайшего наказа тети и дяди ничего там не трогать ее притягательная сила только возрастала.

Роксана с нарастающим беспокойством поглядывала на сыновей. Нариман повел рукой, будто желая успокоить дочь.

– Папа, ты себе не представляешь, на что способен Мурад. Такой чаватрастет, такой хитрюга! А младший ему подражает, когда они вместе. В одиночестве Джехангир может часами сидеть с книжкой или складывать головоломки.

Она легонько подтолкнула локтем мужа, чтобы тот следил за мальчиками.

– Боже сохрани, чтоб они что-то напортили в святилище.

«Святилище» было их тайным словечком для обозначения уймы безделушек, игрушек и стеклянных поделок, которыми была заполнена горка, благоговейно почитаемая Джалом и Куми. Среди чтимых святынь был клоун, который шевелил ушами, когда ему нажимали на живот, пушистая белая собачка с качающейся головой, крохотные модельки старинных автомобилей и работавший от батарейки Элвис Пресли, который беззвучно перебирал струны своей гитары. В былые времена Элвис пел «Деревянное сердце», но, как любил рассказывать гостям Джал, что-то в механизме сломалось в тот самый августовский день, когда умер Король.

Когда приобреталась новая безделушка, ее с гордостью демонстрировали гостям, потом торжественно помещали за стекло. Как говорил Йезад, единственное, чего недоставало в ритуале, это курения благовоний, возложения цветов и пения молитвенных гимнов. Он отмахивался от объяснений Наримана, что причина тут в болезни отца Джала и Куми и в их тяжелом детстве. На свете много обездоленных детей, возражал Йезад, но не все, выросши, фанатично играют в игрушки.

Помимо игрушек на полках стояли серебряные кубки – школьные призы Джала и Куми. К кубкам прикреплены карточки с указанием, за что получены призы: Джал Палонджи Контрактор, третья премия, бег на трех ногах, 1954; Куми Палонджи Контрактор, вторая премия, бег с лимоном на ложке, 1956, и так далее. Они хранили не все призы: только полученные на тех соревнованиях, на которых присутствовал и подбадривал детей отец.

И две пары наручных часов, теперь уже слишком маленьких для их запястий, и два вечных пера – подарки отца к навджотесына и дочери. А было это почти сорок лет назад. По совету семейного жреца, дастурджи,с церемонией навджотезаспешили, когда стало ясно, что Палонджи осталось недолго. Дети не успели выучить все необходимые молитвы, но дастурджизаверил семью, что не станет обращать внимание на недочеты: лучше отцу присутствовать на церемонии, даже если посвящаемые помнят не все слова, дабы он спокойно умер, зная, что дети должным образом вошли в зороастрийскую общину.

Мураду надоело смотреть через стекло, и он решил открыть дверцу горки. Роксана тихонько подтолкнула Йезада, и тот предупредил сына, чтобы он ничего не трогал.

– Стекло пыльное, за ним ничего не видно.

Мурад окинул взглядом полки. Его не заинтересовали вазы, серебряные трофеи, пластмассовая гондола с гондольером, фирменный махараджа «Эр-Индии» на носу реактивного самолета, миниатюрная Эйфелева башня. Любопытство у него вызвали две ухмыляющиеся обезьянки в самом центре выставки.

У одной был барабан с палочками, другая держала в лапах бутылку с надписью «выпивка». У обеих сзади торчало по ключику. Мурад повернулся спиной к гостиной, чтобы не видно было, что он делает, и стал заводить барабанщика. Сообщник Джехангир прикрывал брата.

Но предательская пружина выдала братьев. Куми знала ее звук, как мать-дыхание своего дитяти. Забыв про напитки, она бросилась к бесценной своей горке.

– Как не стыдно, Мурад, как не стыдно! – Она притворялась спокойной, но срывающийся голос выдавал ее чувства. – Я тебе тысячу раз говорила, не трогай горку!

– Немедленно поставь вещь на место, – сказала Роксана.

– Я же ничего не ломаю, – возразил Мурад, продолжая крутить ключик.

– Ты слышал, что сказала мама! – прикрикнул на сына Йезад.

– Дай обезьянку дяде Джалу, негодный мальчишка, – вышла из себя Куми. – Пусть он заведет ее.

– Я хочу сам!

Йезад поднялся на ноги. Мурад понял, что пора сдаваться. Но не успел – Куми влепила ему оплеуху.

Испугавшись, как бы Йезад не врезал и Мураду, и Куми, Роксана вскочила с дивана, оттолкнула сына в кресло, придержала руку мужа и резко бросила Куми, что если надо наказать ребенка, то можно пожаловаться родителям! Благо они рядом!

– Я еще жаловаться должна? Вы тут расселись и спокойно смотрите, как он хулиганит! Если бы вы выполняли родительский долг, мне не пришлось бы на него руку поднимать!

– Шутишь?! – вспылил Йезад. – Если ребенок взял игрушку в руки, так это называется хулиганить?

– Давай, защищай его! Вот так дети и сбиваются с пути!

– Ты пойми, Мурад, дикра, – Джал морщился, прижимая палец к уху, – тут очень деликатный механизм.

Лишний поворот ключа – и пружина может сломаться. Тогда мой барабанщик будет молчать, как замолчал мой Элвис.

Он завел игрушку и поставил ее на стол. Лапки обезьянки заходили вверх-вниз, палочки легонько постукивали по барабану.

– Замечательно, правда? Я и вторую тебе заведу.

Вторая обезьянка подносила бутылку ко рту, опускала ее, подносила и опускала…

– Потрясающая парочка, я тебе скажу! На нее можно смотреть без конца.

Дети не проявляли ни малейшего интереса. Им-то хотелось самостоятельно завести обезьянок, самим привести их в движение, а так…

– Неблагодарные дети, – проворчала Куми, – даже не смотрят…

– Хватит, Куми, – сказал Нариман. – Забудем.

Но кровь Куми уже кипела от обиды. Ничего она не забудет, заявила Куми, это он умеет так решать проблемы. Поэтому не стоит удивляться, что он и свою жизнь исковеркал, и другим не дал жить. Не стоит удивляться, что он бесстыдно крутил роман с этой Люси Браганца, погубил и мамину жизнь, и…

Нариман обвел взглядом присутствующих и вскинул руки жестом бессильного извинения. Роксана попыталась остановить сестру:

– Ну при чем тут эти дела, Куми? К чему вытаскивать их на свет божий? Да еще при детях. И я не понимаю, какое отношение имеют к этому обезьянки?

– Не вмешивайся в мой разговор с папой! Хочешь понять, так подумай немножко!

Этот так называемый отец, он шесть жизней превратил в кошмар, и она никогда ему этого не простит, особенно его постыдных отношений с любовницей после женитьбы. Кем должна была быть эта женщина – ведьма, a не женщина, – чтобы пойти на такое? А если ей хотелось так закончить свою жизнь, то почему ей было не оказать им всем милость и не…

– Куми, – прервал ее Джал, – мы должны показать Рокси новую куклу, которую ты купила. Посмотри, Рокси. Японская кукла.

Джал добился лишь частичного успеха: Куми понизила голос, но продолжала бурчать. Послушные восторги Роксаны – прелестное кимоно, а какие цвета чудные, и вышивка настоящей золотой нитью – постепенно утихомирили Куми. Она даже привлекла внимание Роксаны к малюсенькому зонтику, который ей нравился даже больше, чем очаровательные крошечные туфельки.

Затем игрушки были возвращены в горку и заперты на ключ. Расплатившись за прегрешения детей, Роксана снова уселась рядом с отцом, тихо радуясь восстановлению мира.

Три скотча с содовой, две фанты, один ром с фантой и домашний шербет Куми были наконец разлиты по бокалам. Выпили за здоровье Наримана, после чего он предложил тост за четырех обезьянок.

– За четырех? – переспросил Джал.

– За двух обезьянок Куми и за двух обезьянок Рокси.

Они засмеялись, даже Куми улыбнулась за компанию. Нариман спросил мальчиков, как дела в школе после каникул.

– Как вам нравятся новые уроки?

– Они уже не новые, дедушка, – ответил Джехангир. – Учебный год давно начался: одиннадцатого июня. Почти два месяца назад.

– Так давно? – усмехнулся Нариман, вспоминая собственное детство, когда время вело себя так же разумно, а не проносилось равнодушно мимо, как теперь, когда дни и недели пролетают в мгновение ока. – А как ваши учителя?

– Нормально, – хором ответили оба.

– Расскажи дедушке, кем тебя назначила учительница, – подсказала сыну Роксана.

– Я контролер домашних заданий. – Джехангир объяснил, что в классе три контролера, которым поручено проверять выполнение домашних заданий в классе.

– А если окажется, что кто-то не выполнил? – спросил Нариман.

– Я должен сказать мисс Альварес, и этому мальчику поставят ноль.

– И ты это делаешь?

– Конечно! – ответил Джехангир, а его мать изобразила на лице удивление вопросом.

– Ну а если ты дружишь с этим мальчиком? Все равно скажешь учительнице?

– Мои друзья всегда выполняют домашние задания.

– Толковый ответ, – заметил Джал.

– Так чей же сын? – спросил Йезад, и все засмеялись.

– Если бы такую систему ввело правительство Индии, – сказал Джал, – богатые ученики вместо домашних заданий давали бы взятки учителям.

– А директор школы, – хихикнул Йезад, – грозился уволить учителей, если те не будут отстегивать ему процент.

– Не учи детей коррупции, – сказала Роксана.

– Коррупция носится в самом воздухе, которым мы дышим. Страна специализируется на превращении честных людей в жулье. Правильно, чиф?

– Ответ, к сожалению, да.

– Псу под хвост пошла страна. И не породистому псу, а шавкам.

– Может быть, коалиция БДП и Шив Сены исправит дело, – предположил Джал. – Мы должны дать им шанс.

Йезад засмеялся:

– А ядовитой змее ты тоже дал бы шанс, если бы нарвался на нее? Эти две партии и подначили индусских экстремистов на разрушение мечети Бабри Масджид.

– Да, но то было…

– А как насчет ненависти к меньшинствам, которую Шив Сена насаждает уже тридцать лет?

Он отхлебнул большой глоток виски.

– Пап, а ты знаешь, что Шив Сена устраивает концерт Майкла Джексона? – влез Мурад.

– Все знают, – ответил ему Джал. – В газетах было. И Шив Сена миллионы на этом загребет. Они добились освобождения от налогов, потому что это, видите ли, культурное событие национального значения.

– А как же! – откликнулся Йезад. – Майкл Джексон со своим сверкающим гульфиком и рукой на пахе жизненно необходим для нации. Удивительно, что лидер Шив Сены не объявил его врагом чего-то, даже врагом хорошего вкуса не объявил. Ведь этот придурок направо и налево раздает ярлыки «анти» – антито, антисе. Южане у нас антибомбейцы, Валентинов день – антииндусская затея. Кинозвезды, если они родом из той части Пенджаба, которая после сорок седьмого к Пакистану отошла, предатели родины.

– Боюсь, если у него живот начнет пучить от карелы, так он эту тыкву объявит антинациональным овощем, – хихикнул Нариман.

– Будем надеяться, что ему набедренная повязка в паху не натирает, а то как бы он все нижнее белье не запретил, – сказал Джал.

Йезад налил себе виски, разбавил содовой.

– Откровенно говоря, мне все равно, кто у нас в правительстве и что они там делают. Я больше не верю в спасителей нации. Каждый раз получаем спасителя с половинкой.

– Пап, а почему ты про все говоришь «с половинкой»? – спросил Джехангир.

– Потому, что половинка – это самое главное.

Джехангир не понял, но все равно засмеялся. Ему нравилось слушать рассуждения отца.

– Давайте о другом поговорим, – предложила Роксана. – Скучно о политике.

– Ты права. Итак, чиф, что вы думаете о первенстве мира по крикету?

Нариман покачал головой:

– Я не одобряю эту новую разноцветную форму. Крикет – это белая фланель. А вырядиться как попугаи и обязательно закончить матч в один день – это не крикет.

– Хуже всего фанатизм, – вздохнул Йезад. – Каждая игра между Индией и Пакистаном как новая война в Кашмире.

– Я думала, мы больше о политике не говорим.

– Извини, Рокси. Чиф, так когда вы посмотрите, что вам подарили?

– Прямо сейчас!

Мальчики помчались в прихожую за подарком. Длинный узкий сверток был положен Нариману на колени, где он подрагивал в такт дрожанию его ног.

– Дедушка, можешь угадать, что это?

– Ружье? Меч?

Мальчики отрицательно качали головами.

– Длиннющая скалка для огромных лепешек?

– Опять не то, дедушка!

– Сдаюсь!

Роксана предложила дождаться Куми, но та крикнула из столовой, чтобы развернули без нее, ей некогда, она сейчас не может отвлекаться. Куми застучала посудой, напоминая о себе и о том, что она занята обедом, а не глупостями.

Видя, что отцу не справиться с оберткой, Роксана незаметно призвала на помощь Мурада. Отца она спросила, помогает ли новое лекарство.

– Сейчас гораздо лучше, смотри сама.

Нариман расставил трясущиеся пальцы.

– Как скала. Ну, почти как скала.

Из-под обрывков упаковки появилась трость.

– Какая красота! – Нариман провел рукой по отполированному дереву.

– Настоящий орех, чиф.

– Смотри, дедушка, мы надели на нее специальный резиновый наконечник, чтоб не скользила.

– Замечательно, – восхитился Нариман, передавая палку Джалу.

Джал тоже выразил восхищение подарком и для наглядности даже постучал тростью по полу.

Куми заглянула в гостиную – и застыла на пороге.

– Глазам своим не верю!

– В чем дело, цвет не тот? – забеспокоилась Роксана, зная суеверность сестры.

– Задумайтесь на минутку. Что вы дарите? И кому? Трость. Папе.

– Он любит ходить пешком, – ответил Йезад. – Палка ему пригодится.

– Мы не хотим, чтобы он ходил пешком! У него остеопороз, болезнь Паркинсона, пониженное давление – он просто ходячая медицинская энциклопедия!

– И ты хочешь поставить меня на полку. А я не собираюсь находиться круглые сутки в закрытом помещении.

– Согласен с вами, чиф. Так спятить можно.

– Ах, ты согласен? А что вчера случилось, тебе известно? Я не хотела говорить об этом в папин день рождения, но теперь скажу! Хотя нет. Пускай Джал расскажет. Скажи им, Джал.

Джал откашлялся, поправил слуховой аппарат и кротко сказал, что вчера с папой случилась беда.

– Глупости, я просто споткнулся и подвернул ногу, вот и все. – Нариман подтянул рукав, демонстрируя пластырь. – Вот она, чудовищная рана, которая напугала их.

Смех Йезада и улыбка облегчения на губах Роксаны сбили Куми с толку.

– Вы меня послушайте, – взмолилась она. – В следующий раз он может так легко не отделаться. Шутка ли, в его возрасте гулять одному!

– Так, может быть, вы с ним будете выходить? Прогулка всем пойдет на пользу, – предложила Роксана.

– Хочешь одним махом всех нас покалечить? А ты почему молчишь? – набросилась Куми на брата. – Всегда я должна спорить и оказываться плохой?

– Это все слуховой аппарат, Джал из-за него не может участвовать в разговоре, – вступился Йезад. – Знаешь, Джал, современная техника творит чудеса, теперь есть более совершенные приспособления, такие миниатюрные, что их и не видно.

– Да брось ты, – оборвала его Куми, – если он с большим аппаратом не слышит, как ему маленький поможет?

– Сейчас улицы – гиблое место, – начал Джал. – Пешеходные дорожки разрыты, пешеходы вынуждены идти по проезжей части. Что ни день – десятки несчастных случаев. Мы уговариваем папу гулять по квартире, благо она такая большая. Свежим воздухом можно на балконе подышать. К чему рисковать жизнью и конечностями на этих убийственных тротуарах?

– Мне кажется, вы преувеличиваете, – сказал Йезад. – Я не спорю, ходить нужно с осторожностью и не полагаться на дорожную сигнализацию. Но мы все-таки в цивилизованном городе живем.

– Да? – съехидничала Куми. – Почему же ты хотел в Канаду уехать?

Об этом Йезад не любил вспоминать.

– Это когда было. И причина была не в уличном движении и не в плохих тротуарах.

В ответ Куми объявила, что раз так, раз они считают, что папины прогулки не опасны, то она лично больше не будет сопротивляться. Но если, боже упаси, с папой что-то случится, то они с Джалом доставят папу прямиком к месту жительства Ченоев.

– Чифу мы всегда рады, – согласился Йезад, – только не забудьте заодно прихватить одну из свободных комнат. Мы живем в двухкомнатной квартирке, а не в семикомнатном дворце, как вы.