Текст книги "Знаменосец «Черного ордена». Биография рейхсфюрера СС Гиммлера. 1939-1945"

Автор книги: Роджер Мэнвелл

Соавторы: Генрих Френкель
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Его отношения с девушками также остаются вполне платоническими. В одной из дневниковых записей Гиммлер упоминает о девушке из Гамбурга, с которой познакомился в поезде, и тут же отмечает, что она была «милой, безусловно невинной и очень интересовалась Баварией и королем Людвигом II». Его друг Людвиг, который устроился на работу в банк, как-то сказал ему, что Кете убеждена, будто он презирает женщин, и Гиммлер пишет, что она права. Потом он добавляет:

«Настоящий мужчина любит женщину трояко. Во-первых, как милого ребенка, которого следует воспитывать, даже наказывать, когда он капризничает, но также защищать и лелеять, потому что он слаб. Во– вторых, как жену и верную подругу, которая помогает ему в жизненной борьбе, находясь рядом с ним, но никогда не портит ему настроения. В-третьих, как женщину, чьи ноги он жаждет целовать и которая благодаря своей детской чистоте придает ему силу, позволяющую не дрогнуть в самой жестокой битве».

В своих записях Гиммлер упоминает о многих девушках, но его отношение к противоположному полу постепенно становится все более прохладным. Он по– прежнему посещает церковь, а пообедав в ресторане, пространно рассуждает на страницах дневника о том, что красота официантки неизбежно приведет ее к моральному падению. Он даже позволяет себе пофантазировать, с каким удовольствием он бы дал ей денег (если бы они у него имелись), чтобы помешать бедняжке сбиться с пути истинного. Несколько позднее Гиммлер пишет об охлаждении, даже о разрыве отношений с фрау Лоритц и с Кете, чье «женское тщеславие» начинает его раздражать. В мае 1922 года Гиммлер отмечает в дневнике, как шокировал его вид трехлетней девочки, которой родители позволили бегать нагишом перед его целомудренным взором. «В таком возрасте, – замечает он с негодованием, – ребенку уже давно следовало внушить чувство стыда».

Содержащиеся в дневнике воспоминания о некоторых соучениках ⁵служат прекрасным дополнением к портрету молодого Гиммлера. Он часто упоминает о том, как тяжело давалось ему общение с другими и как скован он при этом был. Гиммлер носил пенсне без оправы даже во время студенческих дуэлей, скверно декламировал баварскую народную поэзию, избегал знакомств с девушками (за исключением тех случаев, когда того требовали правила этикета) и никогда не искал возможностей заняться любовью, что отличало его от большинства студентов. Несколько раз он говорил своему брату Гебхардту, что, несмотря на любые искушения, решил оставаться девственником до тех пор, пока не вступит в брак официально. При этом Гиммлер был чрезвычайно амбициозен в социальном плане; он часто выдвигал себя кандидатом на различные должности в разных студенческих организациях, неизменно получая крайне малое число голосов за. Больше всего ему хотелось блеснуть в студенческом клубе «Аполлон», ориентированном скорее на культурное развитие, чем на спорт или простое поглощение пива.

Следует заметить, что в тот период в «Аполлон» входили в основном бывшие военные и старшекурсники; президентом же клуба был доктор Абрам Офнер, еврей по национальности. Став младшим членом «Аполлона», Гиммлер вынужден был держаться предельно вежливо как с доктором Офнером, так и с другими состоявшими в клубе евреями, однако в душе он уже тогда был ярым антисемитом и даже участвовал в жарких публичных дискуссиях о том, не следует ли изгнать евреев из общества. В политике Гиммлер придерживался устойчивых правых взглядов, естественных для члена (хотя и не очень активного) фрайкора, созданного с единственной целью не допустить коммунистического проникновения в послевоенную баварскую администрацию.

Как видим, перед нами возникает портрет маленького человека – скучного и вполне заурядного, – который прячет неуверенность в себе при помощи внешней холодности и высокомерия. Боясь показаться неспособным к полнокровной студенческой жизни, он проявляет чрезмерное усердие в учебе и демонстрирует готовность вступить в одно из милитаристских движений правого толка, каких было много в то неспокойное время. Его педантичность кажется почти маниакальной, во всяком случае, его дневник изобилует подробными и точными записями о том, когда он побрился, когда постригся и когда принял ванну, причем все эти бытовые мелочи явно ставятся им в один ряд с дуэлями, военными упражнениями и серьезными дискуссиями о религии, сексе и политике. Больше того, красоту своих партнерш в танцах Гиммлер описывает с теми же хладнокровием и методичностью, с какими повествует о собственной стрижке или бритье:

«Танцы. Было довольно приятно. Моей партнершей была фрейлейн фон Бюк, симпатичная девушка, благоразумная и патриотически настроенная, и при этом – не синий чулок… Другие девушки тоже были хорошенькими, а некоторые даже красивыми… Мариэль Р. и я немного поболтали… Проводил домой фрейлейн фон Бюк. Она не стремилась взять меня под руку, что я оценил… Немного упражнений перед сном».

Дневник Гиммлер использовал и для того, чтобы упрекать себя, когда, по его мнению, он переставал соответствовать своему скромному идеалу. Частенько он жалуется на излишнюю болтливость, чрезмерное мягкосердечие, недостаток самоконтроля и «аристократической уверенности в манерах». Ему нравится помогать людям, навещать больных, утешать стариков и бывать дома со своей семьей. «Они считают меня веселым, забавным парнем, который обо всех заботится; «Хайни (так называли Гиммлера в семье) за всем проследит», – пишет он в январе 1922 года.

Ясно, что Гиммлер, как и многие другие, ищет признания в семейном и социальном кругу, принимая посильное участие в делах других людей. Вполне вероятно, что эта доброта была в какой-то мере искренней, однако главной его целью всегда оставалась популярность среди студентов, чему препятствовали природная чопорность и слабый организм, не позволявший ему пить пиво, не страдая при этом расстройством желудка, – серьезные недостатки, позволявшие другим студентам посматривать на него свысока и посмеиваться над его чрезмерным усердием.

Гиммлер продолжал регулярно посещать церковь, по крайней мере до 1924 года, хотя сомнения в отношении религии начинают появляться в его дневнике значительно раньше. «Думаю, я вхожу в конфликт с моей верой, – пишет он в декабре 1919 года, – но что бы ни случилось, я всегда буду любить Бога и молиться Ему, оставаясь преданным католической церкви и защищая ее, даже если буду от нее отторгнут». В феврале 1924 года Гиммлер все еще ходит в церковь, но упоминает о своих сомнениях в главных церковных постулатах, о дискуссиях относительно «веры в Бога, религии (возможности непорочного зачатия, исповеди и пр.), а также о спорах о дуэлях, крови, половых сношениях, мужчинах и женщинах». Тема секса привлекает его даже сильнее, чем религия, несомненно из-за убеждения, что воздержание от половых связей до брака является моральной обязанностью каждого человека. Судя по всему, Гиммлер оставался девственником до двадцати шести лет, и сексуальная неудовлетворенность несомненно причиняла ему серьезные страдания. В феврале 1922 года, после одной из частых дискуссий о сексе со своим другом Людвигом, он записал в дневнике:

«Мы обсуждали опасности, которыми чреваты подобные вещи… Я по опыту знаю, что значит лежать с кем-то в одной постели, чувствовать рядом крепкое горячее тело… Возбуждаешься так, что с трудом сохраняешь способность мыслить здраво. Девушки заходят так далеко, что перестают отдавать себе отчет в том, что делают, и ты тоже начинаешь испытывать жгучее, бессознательное желание удовлетворить могучий зов природы. Вот почему это так опасно и для мужчины, ибо требует развитого чувства ответственности. Девушки практически не имеют силы воли, поэтому мужчина мог бы сделать с ними все, что угодно, если бы ему не приходилось бороться с собой».

Другой бедой было отсутствие денег. Гиммлера все сильнее тяготила финансовая зависимость от семьи, хотя он и научился довольствоваться получаемым от отца небольшим содержанием, строжайше ограничивая свои и без того небольшие расходы на одежду и питание. Сохранившиеся письма к родителям наглядно показывают, как скрупулезно он учитывал все мелочи, до последнего пфеннига рассчитывая суммы, необходимые на еду или починку платья и обуви. При этом его письма изобилуют выражениями любви и почтения:

«Ваша милая открытка ко дню рождения…»; «Галстук снова нужно штопать с левой стороны…»; «К сожалению, дорогие родители, я вынужден попросить у вас денег: у меня осталось только двадцать пять марок из последней сотни, которая включала и ежемесячные тридцать…»; «Я никогда не ношу на работе белые рубашки, поэтому мои вещи хорошо сохраняются…»; «Галстук в горошек, который я получил на Рождество, порвался в нескольких местах…»; «Сердечный привет и поцелуи».

Характер этого человека ярко раскрывается во всем, что он пишет; не менее выпукло характеризует Гиммлера и то обстоятельство, что его письма (как и многое другое, относящееся к тому периоду, – квитанции, списки, черновики, корешки билетов и так далее) уцелели, даже несмотря на постигшую Германию катастрофу.

Приверженность правилам была его второй натурой. Пятого ноября 1921 года Гиммлер, взяв напрокат траурный фрак, посещает похороны Людвига II Баварского; спустя несколько недель он наносит формальный визит вдовствующей королеве, матери своего крестного отца; 18 января 1922 года он присутствует на церемонии студентов-националистов, посвященной очередной годовщине основания Германской империи. Неделей позже, 26 января, Гиммлер посещает собрание стрелкового клуба в Мюнхене, где знакомится с капитаном Эрнстом Ремом, который, как он отмечает в своем дневнике, «держался весьма дружелюбно». «Рем относится к большевизму крайне отрицательно», – лаконично добавляет Гиммлер.

В то время Эрнст Рем, который был на тринадцать лет старше Гиммлера, еще служил в армии. Благодаря его влиянию Гиммлер стал проявлять все больший интерес к вопросам политической жизни. Вместе со своим старшим братом Гебхардтом Гиммлер вступил в возглавляемый Ремом местный националистический корпус «Имперское военное знамя» («Reichskriegsflagge») – полувоенную организацию, которая в ноябре 1923 года объединилась с Гитлером для участия в мюнхенском путче.

Пятого августа 1922 года Гиммлер окончил университет. Программа его обучения в Высшей технической школе включала химию и науку об удобрениях, а также селекцию, то есть выведение новых разновидностей растений и сельскохозяйственных культур. Ему сразу же удалось устроиться лаборантом в некую фирму в Шляйсхайме, специализировавшуюся на производстве удобрений. Шляйсхайм находится милях в пятнадцати от Мюнхена, следовательно, Гиммлер не утратил контакта с городом, где Гитлер в это время пропагандировал свою разновидность национализма и уже создал национал– социалистическую партию. Гиммлер, разумеется, не мог не слышать о Гитлере и о той политической активности, которую последний развернул в Мюнхене, однако первая из сохранившихся дневниковых записей, касающихся этого предмета, была сделана им только в феврале 1924 года – спустя пять месяцев после путча. Это объясняется тем, что из множества соперничающих или параллельных националистических группировок, существовавших в то время, Гиммлер, как и Геббельс, присоединился к той, которая подпала под растущее влияние Гитлера, далеко не сразу.

Гиммлер, однако, уже тогда активно культивировал антисемитизм – чувство, достаточно распространенное среди правых католических националистов юга Германии. С 1922 года антиеврейские мотивы звучат в дневнике Гиммлера все сильнее, хотя он и делает некоторое исключение для некоей молодой танцовщицы – австрийской еврейки, с которой познакомился в ночном клубе, куда, после долгих уговоров, привел Гиммлера один из его друзей по имени Альфонс. Как бы оправдываясь, Гиммлер пишет по этому поводу: «В ее поведении не было ничего еврейского, насколько я мог судить. Я даже сделал несколько замечаний насчет евреев, абсолютно не подозревая, что она – одна из них». Впрочем, к своей новой знакомой он был сентиментально-снисходителен; она была довольно хорошенькой и к тому же приятно шокировала его признанием, что не является «невинной». Значительно менее снисходительно Гиммлер относится к своему соученику по школе и университету Вольфгангу Хальгартену ⁶, которого называет «еврейским мальчишкой» (Judenbub) и «еврейской вошью» (Judenlauser) за то, что тот примкнул к левым пацифистам. С этого времени в дневнике Гиммлера все чаще встречаются упоминания о «еврейском вопросе».

Упомянутые записи были сделаны Гиммлером в июле 1922 года, то есть незадолго до того, как он окончил университет и начал сам зарабатывать себе на жизнь. Документы свидетельствуют, что официально он вступил в нацистскую партию только в августе 1923 года, за четыре месяца до неудавшегося «пивного путча», в котором Гиммлер участвовал в довольно незначительном качестве знаменосца группировки Эрнста Рема ⁷. Ему не довелось даже пройтись по улицам Мюнхена в колонне, возглавляемой Гитлером и Людендорфом; перед группой Рема стояла задача захвата штаб-квартиры Военного министерства в центре города, и Гиммлер, специально приехавший из Шляйсхайма, отправился туда со своим вождем. Сохранилась фотография, на которой он, стоя рядом с Ремом и держа в руках традиционное имперское знамя, глядит раскрыв рот из-за хлипкой баррикады из бревен и колючей проволоки. После провала путча Гиммлер, однако, даже не был арестован, хотя двухдневный прогул стоил ему рабочего места.

Два дня мюнхенского путча впервые объединили будущих нацистских лидеров: Гитлера, Геринга, Рема и Гиммлера. Но если Гиммлер со знаменем в руках держался пока на заднем плане, то Геринг, бывший летчик-ас, маршировал рядом с Гитлером и Людендорфом 9 ноября – на следующий день попытки переворота, предпринятой Гитлером во время митинга в пивном зале «Бюргербройкеллер», на котором выступало несколько баварских министров. Рем, к тому времени начавший тесно сотрудничать с нацистским движением, согласился выдвинуться со своим отрядом к штаб-квартире Военного министерства на Шёнфельдштрассе и захватить ее; там он и его сторонники забаррикадировались колючей проволокой и установили пулеметы для обороны.

Надо сказать, что это была, пожалуй, единственная успешная акция путчистов. Заняв здание, Рем и его люди оставались там всю ночь с 8-го на 9 ноября, в то время как Гитлер и его штурмовики на протяжении нескольких часов сидели в темноте на площадке возле «Бюргербройкеллера», обсуждая положение. Только к утру было принято решение двинуться маршем к центру города и соединиться с Ремом, который был единственным из лидеров путча, кто не вел себя как актер в дешевой мелодраме.

В начавшемся около одиннадцати утра шествии, возглавляемом размахивающим пистолетом Гитлером и мрачным, серьезным Людендорфом, приняло участие около 3 тысяч штурмовиков, которые пересекли реку Изар и прошагали около мили к ратуше на Мариенплац. Оттуда им предстояло пройти по узким улицам, ведущим к Военному министерству, но именно там вооруженная полиция наконец остановила путчистов. В столкновении Гитлер был легко ранен, а Геринг получил серьезное ранение в пах. Только Людендорф, будучи уверен в своем непререкаемом авторитете, продолжал шагать как ни в чем не бывало, не обращая внимания на пули. Вскоре он, однако, был арестован; что касалось Рема и его людей, то примерно двумя часами позднее они были вынуждены сдаться, так как еще на рассвете пехотные части регулярной армии блокировали здание министерства и мятежники оказались в настоящей осаде.

Никаких серьезных разбирательств между заговорщиками, однако, не последовало, поскольку политическая ситуация в то время была слишком неопределенной и нестабильной. Нацистская партия была запрещена; Гиммлер потерял работу и вынужден был уехать к родным в Мюнхен, куда его семья вернулась в 1922 году. Эрнст Рем, к которому Гиммлер все еще относился с почтением, как к старшему офицеру, был заключен в тюрьму вместе с другими лидерами неудавшегося путча. Пятнадцатого февраля 1924 года Гиммлер обратился в баварское министерство юстиции за разрешением посетить штадельхаймскую тюрьму, где содержался Рем. Он отправился туда на своем дорогом мотоцикле, взяв с собой апельсины и экземпляр «Гроссдойче цайтунг». «Двадцать минут говорил с капитаном Ремом, – записал Гиммлер по возвращении. – У нас была весьма содержательная беседа, и мы разговаривали абсолютно свободно». Из дальнейшего следует, что во время встречи они обсуждали сильные и слабые стороны политических лидеров, а в конце Рем поблагодарил Гиммлера за апельсины. «Даже в тюрьме он сохраняет чувство юмора и остается прежним славным капитаном Ремом», – отмечает Гиммлер.

На процессе заговорщиков, который начался 26 февраля и продолжался более трех недель, Гитлер вел себя как обвинитель, обратив суд в пустую формальность. Правда, формально Гитлера признали виновным, однако наказание было чисто номинальным; Рема и вовсе освободили, хотя он также был признан виновным в государственной измене.

После суда Гитлер был заключен в Ландсбергский замок. Рем вернулся к планам создания военно-революционного движения, пока Гитлер, погрузившись в работу над своим программным трудом «Майн кампф», намеренно позволил партии разлагаться без «твердой руки». Ко времени освобождения Гитлера, которому в немалой степени способствовал весьма благоволивший к нему министр юстиции Баварии Франц Гюртнер, Рем уже перестал быть для гитлеровской партии приемлемой фигурой. В апреле 1925 года он был вынужден направить Гитлеру прошение об отставке с поста командующего штурмовыми отрядами.

Гиммлер тем временем также вернулся к активной политической жизни, изрядно огорчив отца отказом начать поиски работы; свое решение он мотивировал тем, что хочет быть свободным, чтобы иметь возможность целиком посвятить себя политической борьбе. Наиболее близкими по духу к официально запрещенной нацистской партии были крайне правые националистические и антисемитские группировки, известные под общим названием Народного движения. В числе сторонников этого блока были такие известные личности, как Людендорф, Грегор Штрассер и Альфред Розенберг, а сами объединенные группировки являлись влиятельной силой в баварском правительстве. В 1924 году они получили значительную поддержку на выборах в рейхстаг, обеспечив себе тридцать два места. Среди новых депутатов рейхстага были Штрассер, Рем и Людендорф ⁸.

Гиммлер не мог, разумеется, остаться равнодушным к этому успеху националистических сил. Наличие свободного времени позволило ему принять участие в кампании Народного движения в Нижней Баварии. Разъезжая по городкам и деревням в окрестностях Мюнхена, он выступал на политических митингах, разглагольствуя о «порабощении трудящихся биржевиками-капиталистами» и о «еврейском вопросе», заодно приобретая бесценный ораторский опыт. «Труден и тернист этот путь, но долг перед народом превыше всего», – пишет Гиммлер после особенно напряженных митингов в сельской местности, где его оппонентами были не только крестьяне, но и коммунисты. Вместе с другими ораторами он часто смешивался с аудиторией и затевал индивидуальные споры. Таким образом, в начале своей политической карьеры он прошел ту же нелегкую школу, что и молодой Йозеф Геббельс, вращавшийся в тех же политических кругах и выступавший на аналогичных митингах в индустриальных районах Рура.

Имя Гитлера редко появляется в сохранившихся дневниках за тот период, хотя с уходом Рема Гиммлеру пришлось искать другого лидера, которому он мог бы предложить свои услуги и у которого, если повезет, мог бы получить оплачиваемую работу. Девятнадцатого февраля 1924 года Гиммлер пишет, что читал вслух друзьям брошюру «Жизнь Гитлера». Второго августа 1925 года Гиммлер вступил в нацистскую партию; примерно в то же время он начинает работать у братьев-баварцев Грегора и Отто Штрассер (владевших в Ландсгуте семейным фармацевтическим предприятием), которые возглавили реконструкцию нацистского движения. Братья Штрассер являлись соперниками Гитлера, который после своего освобождения 20 декабря 1924 года (тогда ему было тридцать пять лет) снова попытался взять бразды правления в свои руки. Штрассеры, в частности, стояли за компромисс с другими националистическими группировками, в то время как Гитлер планировал создание новой, энергичной политической партии, которую он держал бы под полным личным контролем. В том же декабре прошли вторые выборы в рейхстаг, на которых альянс нацистов и «народников» потерял восемнадцать мест из тридцати двух, но Гитлера, к крайнему возмущению Штрассеров и Рема, это, казалось, совершенно не заботило. Добившись отмены запрета на деятельность нацистской партии, он был готов даже к потере поддержки антикатолических группировок Народного движения. Теперь Гитлера интересовало только одно: задуманное им реформирование нацистской партии под его единоличным лидерством. Об этом он откровенно заявил в конце февраля 1925 года, причем его политическая платформа включала в себя пункт о начале решительной кампании против марксистов и евреев.

Формально Гиммлер занимал у Штрассеров пост секретаря, но фактически являлся их помощником по общим вопросам, готовым исполнить любое поручение. По свидетельству Отто Штрассера, его брат высоко ценил Гиммлера; однажды он даже сказал: «Этот парень вдвойне полезен – у него есть мотоцикл, к тому же его переполняет неудовлетворенное желание быть солдатом» ⁹. Гиммлер отвечал, в частности, за тайные склады оружия, находившиеся в сельских районах, вдали от глаз объединенной союзнической комиссии по разоружению Германии. Эта полулегальная деятельность чрезвычайно нравилась двадцатичетырехлетнему юноше. По словам того же Отто Штрассера, она заставляла Гиммлера гордиться своей принадлежностью к немецкому народу; он, во всяком случае, явно предпочитал эту работу скучной канцелярской рутине, которой занимался по поручению Грегора Штрассера – депутата рейхстага, с 1920 года руководившего нацистскими группировками в Нижней Баварии.

Грегор Штрассер был талантливым оратором и неутомимым организатором. В то время Гитлер еще не мог без него обойтись и предпочитал путь переговоров. Несмотря на растущие разногласия между ними и Гитлером, Штрассеры тоже пошли последнему на уступки и, по взаимной договоренности, перенесли главную сферу своей деятельности на север: Отто Штрассер, чьим призванием была журналистика, переехал в Берлин и основал там северную партийную газету «Берлинер арбайтерцайтунг».

В 1925 году Геббельс и Гиммлер, которые теперь оба работали на братьев Штрассер, несколько раз встречались в Ландсгуте. Скоро стало очевидно, что если Геббельс был блестящим оратором, наделенным к тому же недюжинными журналистскими способностями, то талант Гиммлера был более прозаическим и лежал скорее в области рутинной канцелярской работы. Одно время – главным образом на основании расплывчатых и неопределенных заявлений Отто – даже считалось, что на службе у Штрассеров Гиммлера сменил непостоянный и тщеславный молодой человек из Рура ¹⁰, но это было далеко не так. Геббельс, часто совершавший поездки на юг, все больше увлекался Гитлером, который вскоре заметил его таланты и в 1926 году уговорил занять ответственный пост гауляйтера Берлина и секретаря местного отделения партии. До этого, однако, Геббельс проводил много времени в Руре или исполнял поручения Штрассера или Гитлера в других частях страны. Гиммлер в свою очередь достаточно укрепил свою позицию в Нижней Баварии, чтобы в конце 1925 года написать Курту Любеке – одному из сторонников Гитлера, вскоре уехавшему в Америку, – следующее письмо:

«Дорогой герр Любеке!

Простите, что беспокою Вас этим письмом и беру на себя смелость обратиться к Вам с вопросом. Возможно, Вы знаете, что я теперь работаю в партийной организации земли Нижняя Бавария. Я также помогаю издавать местный «народный» журнал «Курьер Нижней Баварии».

Дело в том, что вот уже некоторое время я раздумываю над тем, чтобы опубликовать списки всех проживающих в Нижней Баварии евреев и сочувствующих им христиан. Однако прежде, чем решиться на что-либо подобное, я хотел бы узнать, считаете ли Вы подобный шаг перспективным и полезным с практической точки зрения. Я был бы весьма признателен, если бы Вы как можно скорее сообщили мне Ваше мнение, которым я очень дорожу, так как именно Вы являетесь для меня непререкаемым авторитетом во всем, что касается еврейского вопроса и антисемитского движения во всем мире» ¹¹.

По словам Любеке, Грегор Штрассер, узнав об этом письме, рассмеялся и сказал, что евреи становятся для Гиммлера навязчивой идеей. «Он предан мне, и я использую его как секретаря, – добавил Штрассер. – Гиммлер очень честолюбив, но я бы не брал его на север, так как он не из породы победителей».

Тем не менее усердие и старательность Гиммлера помогли ему получить пост помощника Штрассера по организации партийной работы в Нижней Баварии, хотя работать ему приходилось, конечно, в подчинении обосновавшегося в Мюнхене Гитлера. Он также стал заместителем командира небольшого отряда, насчитывавшего около двухсот человек и известного под названием Охранный отряд (Schutzstaffel), или СС. Первоначально это была группа, сформированная перед мюнхенским путчем в 1922 году и именовавшаяся штурмовым отрядом Адольфа Гитлера, хотя, по сути дела, эти крепкие парни, державшиеся рядом с Гитлером на публичных мероприятиях, были просто его телохранителями. Согласно официальным документам, Гиммлер вступил в СС в 1925 году, получив личный номер 168. Реформированный отряд СС маршировал перед Гитлером на втором съезде партии в Веймаре в 1926 году и получил особый «кровавый флаг» за услуги, оказанные вождю во время ноябрьского путча. «Услуги» эти заключались в поломке печатных станков социал-демократической газеты в Мюнхене.

Основной задачей Гиммлера, работавшего в штаб– квартире партии в Ландсгуте, где со стены за ним хмуро наблюдал портрет Гитлера, было увеличение числа сторонников партии. Он получал сто двадцать марок в месяц и отправлял местных членов СС собирать пожертвования и развешивать плакаты с рекламой партийной газеты «Фолькишер беобахтер». В 1926 году Гиммлер был назначен заместителем начальника департамента пропаганды; постепенное увеличение подчиненных повлекло за собой незначительный рост жалованья, однако на этом этапе его, по-видимому, рассматривали только как усердного и добросовестного администратора.

Вот что записал в своем дневнике Геббельс 13 апреля 1926 года накануне отъезда Гиммлера в Берлин, когда партия стремительно росла: «Был у Гиммлера в Ландсгуте. Гиммлер хороший парень и очень толковый, мне он нравится». Шестого июля Геббельс «катался на мотоцикле с Гиммлером». Запись от 30 октября, несмотря на свой лаконизм, достаточно красноречива: «Цвиккау. Гиммлер. Сплетничали, спали» ¹². Она совершенно ясно свидетельствует, что снедаемый тщеславием двадцативосьмилетний Геббельс рассматривал Гиммлера просто как мелкого администратора, распорядителя своего звездного ораторского турне (собственно говоря, в Ландсгут Геббельс как раз и попал в ходе своей пропагандистской поездки).

В Берлин Гиммлер ездил несколько раз. В 1927 году во время одного из таких визитов он познакомился с женщиной, которая позднее стала его женой. Маргарет Концежова, полька по происхождению, была на семь лет старше Гиммлера. Марга, как ее обычно называли, была медсестрой и владела в Берлине крошечной лечебницей. Гиммлера привлекли в первую очередь ее неортодоксальные взгляды на медицину, которые живо напомнили ему дискуссии студенческих лет, разговоры о гомеопатии и лечении травами. Несмотря на разницу в возрасте, эти двое, похоже, были просто созданы друг для друга. Оба превыше всего ставили бережливость, практичность и аккуратность, оба остро нуждались в уюте простой семейной жизни и верили, что их общий интерес к медицине и травам способен заменить любовь. Как бы там ни было, их увлечение друг другом оказалось столь сильным, что вскоре Марга продала свою лечебницу, чтобы приобрести недвижимость в деревне.

Они поженились в начале июля 1928 года. В архиве Гиммлера сохранилось одно из писем Марги, написанное за восемь дней до свадьбы, – взволнованное и в то же время исполненное застенчивости. В нем речь идет о доме и участке, который они купили на ее деньги в Вальтрудеринге, что расположен милях в десяти от Мюнхена. Радуясь предстоящему событию, Марга, однако, довольно подробно пишет о том, сколько они потратят и смогут ли избежать выплат по закладной. На полях письма есть сделанная рукою Гиммлера пометка, согласно которой Марга ошиблась в своих подсчетах на 60 марок. Тем не менее Гиммлер – «скверный малыш», как она его называет, – скоро будет принадлежать ей, и Марга не стесняется постоянно ему об этом напоминать ¹³.

Имение в Вальтрудеринге было весьма скромным, и бремя ведения хозяйства почти целиком легло на плечи Марги Гиммлер. Они держали около пятидесяти кур и продавали яйца, продукты с огорода и кое-какой сельхозинвентарь; это прибавляло немного денег к жалованью Гиммлера, которое в то время составляло примерно двести марок в месяц. В следующем году Марга родила своего первого и единственного ребенка – их дочь Гудрун.

Этот год – 1929-й – стал поворотным пунктом в жизни Гиммлера. Шестого января Гитлер издал приказ о назначении его рейхсфюрером СС вместо капитана Эрхарда Хайдена, чьим заместителем он был. Назначение оказалось весьма удачным. Должно быть, что-то подсказало Гитлеру, что этот похожий на мелкого чиновника человек наделен, кроме воинских амбиций и скрупулезной самодисциплины, высочайшей требовательностью к себе и другим, необходимой для создания надежного противовеса неуправляемым толпам штурмовиков, марширующим по улицам от имени нацизма ¹⁴.