Текст книги "Если с Фаустом вам не повезло…"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)
Глава 7
Мефистофель материализовался в покоях принцессы Ирены, напоследок окутавшись едким зеленовато-желтым дымом – очевидно, демон был не в духе. Его только что вытащили из любимого кресла возле камина, где он читал увлекательный роман «Записки о детстве дьявола». Роман Мефистофелю очень нравился – это была лучшая книга, которую он прочитал за последние годы. Он уже дошел до ключевого момента, когда главный герой, молодой демон из старинного княжеского рода, попавший в сложную жизненную ситуацию, предает всех, кто еще недавно был ему близок и дорог, не чувствуя при этом угрызений совести, как вдруг резкий телефонный звонок разрушил тот хрупкий фантастический мир, в который воображение переносит наиболее восприимчивых читателей, наслаждающихся любимым произведением.
Мефистофель снял трубку и выслушал сообщение, переданное одним из невидимых наблюдателей, следящих за ходом Тысячелетней Войны. Наблюдатель докладывал Главнокомандующему, что недавно произошло грубое вмешательство в ход эксперимента: главный герой был насильно удален с места действия без всякого законного на то основания и заперт в особой зеркальной комнате, из которой он до сих пор не нашел выхода.
Мефистофель отложил книгу и не медля ни минуты отправился в Пекин, несмотря на то, что формально в настоящий момент он не был при исполнении служебных обязанностей. Однако демон отнюдь не был рассержен оттого, что его вызвали на место происшествия в нерабочее время – ведь тот, кто творит Зло в этом мире, должен мириться с тем, что дела в любой момент могут оторвать его от приятного времяпрепровождения.
– Илит, – строго спросил Мефистофель, – что ты делаешь? Почему ты заперла Фауста?
– Я исправляю величайшую ошибку, – храбро ответила бывшая ведьма, хотя в глубине души она начинала чувствовать себя крайне неловко под суровым взглядом демона высшего ранга.
– Что ты с ним сделала?
– Я изолировала его из моральных соображений, только и всего, – сказала Илит.
– Как ты посмела?! Ты не имеешь никакого права вмешиваться в Эксперимент! Тебя прислали сюда только как наблюдателя!
– Как наблюдатель, – отпарировала Илит, – я стала свидетельницей грубого нарушения правил ведения войны. Я знаю о многих вещах. Например, о том, что вы оказывали тайное давление на Фауста и советовали ему совершать отвратительные поступки. Вы позволили ему свернуть с того узкого и трудного пути, который он должен был проделать в соответствии с замыслом эксперимента; иначе как вы можете объяснить его недостойное поведение? Вместо того, чтобы выбрать один из предложенных ему вариантов действий и приступить к исполнению своих планов, он соблазнил невинную принцессу!
– Как?! Ты еще смеешь обвинять меня? Я не имею к этому никакого отношения! – вскричал не на шутку рассердившийся Мефистофель. – Не хватало еще, чтобы я стал советовать смертным подобные вещи! Если он соблазнил девчонку, он сделал это по собственному желанию, а следовательно, вся ответственность за этот поступок целиком на его совести!
Тут оба вспомнили, что сама принцесса Ирена находится в этой комнате и слышит все, что о ней говорят. Они посмотрели на нее, затем обменялись озабоченными взглядами и наконец пришли к молчаливому соглашению. Илит приподняла одну бровь; Мефистофель кивнул. Илит сотворила Заклинание Сна. Эфирное покрывало, тонкое и невесомое, как паутинка, само собою поплыло по воздуху и опустилось на стройную фигурку принцессы. Принцесса тотчас погрузилась в глубокий сон. Очнувшись от него, она должна была забыть все, что происходило с ней за последние полчаса.
Убедившись в том, что принцесса крепко спит, и бросив быстрый взгляд на Мака, томящегося в Зеркальной Тюрьме, Илит повернулась к Мефистофелю. Ее синие глаза гневно сверкали.
– Это ваша вина! И не пытайтесь сбить меня с толку с помощью своих обычных уловок – льстивых речей, так называемых научных аргументов и тому подобных вещей. Я этим штучкам цену знаю! Вам не удастся обвести меня вокруг пальца. Не забывайте, я когда-то была в вашем лагере.
– Держи себя в руках, женщина! Следи за своими словами! Я открыл Фаусту Малое Речевое Заклинание, чтобы он не запутался в этом причудливом смешении восточных языков, на которых говорят во дворце. Было ли это Добром или Злом, выяснится позже; во всяком случае, это менее тяжкий проступок, чем незаконное удаление главного действующего лица со сцены. Ты здесь натворила дел гораздо худших, чем могла бы натворить целая сотня Фаустов.
– Вы лжец! – ответила ему Илит.
Мефистофель кивнул:
– Ну и что? Какое отношение это имеет к ходу эксперимента?
– Я требую, чтобы Фауста заменили! Его место в споре должен занять добродетельный человек.
– Женщина, ты не имеешь никакого права что-либо требовать! К тому же здесь не место для догматических споров о морали и нравственности! Судить данный спор предначертано не представителям Добрых и Злых сил, а самой Судьбе, Ананке. Выпусти Фауста сию же секунду!
– Ни за что! Не вам мною командовать!
Мефистофель решил не продолжать бесполезный спор. Бросив на молодую практикантку высокомерный взгляд, он достал из-под плаща походную сумку демона, обладающую волшебным свойством уменьшаться в размерах в сотни раз и ровно во столько же раз терять в весе, когда владелец кладет ее в карман. Вытащив из сумки маленький красный телефон, он набрал на нем номер 999 – число 666, знаменитое Число Зверя, перевернутое вверх тормашками, превращается в Число Ангела – и стал ждать ответа, от нетерпения постукивая ногой по полу.
– Кому вы звоните? – спросила Илит.
– Тому, кто, надеюсь, вложит немного ума в твою упрямую голову.
В тот же миг посередине комнаты возникло большое пушистое облако, переливающееся всеми цветами радуги. Послышались мелодичные аккорды арфы. Облако вскоре растаяло, и перед Мефистофелем и Илит предстал сам архангел Михаил. С его кудрявых темных волос стекала вода, а строгие ангельские одежды ему заменяло большое белое полотенце. Кое-как прикрыв наготу, Михаил огляделся и спросил недовольным тоном:
– В чем дело? Я принимал ванну…
– Ты всегда принимаешь ванну, – сказал Мефистофель. – Можно подумать, что ты проводишь там все свободное время.
– Ну и что же? – с вызовом ответил Михаил. – Чистоплотность и целомудрие – добродетели, которые должен воспитывать в себе каждый порядочный ангел.
– Старое заблуждение! Во всем, что касается чистоты, Зло ничуть не менее разборчиво, чем Добро. Чистоплотность сама по себе – ни Добро, ни Зло, а следовательно, считаться добродетелью не может… Однако у нас слишком мало времени, чтобы тратить его на споры из-за таких пустяков.
– Согласен. Так зачем же ты вызвал меня?
– Этой ведьме, – отчеканил Мефистофель, показывая длинным пальцем на Илит, которая стояла, скрестив руки, отчего ее маленькие, дерзко приподнятые острые груди отчетливо вырисовывались под ангельскими одеждами, и сердито сверкала глазами на демона, – этой глупой женщине, этой недоучившейся практикантке, этому исчадию Ада, превратившемуся в религиозную фанатичку, взбрело в голову удалить Фауста с исторической сцены. А так как ей, видите ли, этого показалось мало, она заключила Фауста в тюрьму. Такое грубое вмешательство в ход событий грозит сорвать намеченный план действий, остановить Тысячелетнюю Войну и уничтожить плоды многодневных трудов. Вот почему я вызвал тебя сюда.
Темные брови Михаила резко сошлись над переносицей, отчего его лицо приняло такое мрачное выражение, какое редко можно было видеть на лице архангела. Раздражение вскоре сменилось недоумением. Михаил озадаченно взглянул на Мефистофеля, очевидно, подумав, уж не подшучивает ли над ним демон.
– Удалить Фауста?.. Ты не шутишь?
Тут Илит решилась взять слово.
– А что мне оставалось делать? – с вызовом спросила она; однако было заметно, что уверенности в собственной правоте у нее поубавилось. – Его Фауст соблазнил принцессу Ирену!
– Какую принцессу Ирену? – спросил архангел Михаил. – Впрочем, это не имеет значения. Во имя всего святого, объясни же мне, наконец, с чего это ты вдруг решила вмешиваться не в свое дело? Ты решила остановить Тысячелетнюю войну из-за совращения какой-то несчастной принцессы?!
– Кстати, этот факт еще не проверен, – вставил Мефистофель.
– Более того, – продолжал Михаил, – ты злоупотребила оказанным тебе доверием. Мы назначили тебя наблюдателем лишь для того, чтобы немного успокоить Гавриила – он совершенно без ума от тебя. А ты устраиваешь глупые сцены из-за такого банального и никого не касающегося дела, как соблазнение, да к тому же еще недоказанное!
– Нас учили, что всякое соблазнение – зло, – смущенно пробормотала Илит.
– Разумеется, зло, – пожал плечами Михаил. – Но тебе следовало бы знать, что если кто-то творит Зло, благоразумнее всего не вмешиваться не в свое дело. Мы следуем этой разумной политике уже много лет и, как видишь, не остаемся в проигрыше. Точно так же, когда некто творит Добро, силы Зла не препятствуют ему. Неужели ты ничего не слышала об Относительности Добра и Зла и понятия не имеешь об основных диалектических законах, в частности, о Единстве Противоположностей? В первой части «Практического руководства для ангелов» этим непростым вопросам посвящена целая глава. Разве у вас в школе не читали вводный курс по истории взаимоотношений Добра и Зла? И разве у вас не было практических занятий по этому предмету?
– Были… Но я, очевидно, пропустила эту главу в школьном учебнике, – огорчилась Илит. – Пожалуйста, не ругайте меня! Я не ангел, я еще только учусь. Я очень стараюсь во всем следовать Добру и делать так, чтобы все вокруг тоже следовали ему.
– Действуя так, как действуешь ты, – произнес Михаил назидательным тоном, – вряд ли добьешься в этом успеха. Прямолинейность – не лучшее из качеств, которые надлежит развивать в себе ангелу. Творя Добро, нужно делать это с умом, иначе все твои усилия могут оказаться напрасными. Добро, эта великая творческая сила, в неумелых руках может превратиться в свою противоположность, обернувшись великой бедой – тоталитаризмом, если не чем-нибудь похуже. А ведь тебе бы этого не хотелось, не правда ли?
– Не знаю…
– Зато я знаю, поскольку мне уже не раз приходилось сталкиваться с подобными метаморфозами. Вот что я скажу тебе. Немедленно выпусти Фауста. Верни его на прежнее место. После этого подашь рапорт в Центр Перевоспитания. Воспитатели Центра определят степень твоей вины и то наказание, которое ты понесешь за свое дерзкое и необдуманное поведение. В этом Центре ты пройдешь полный курс переподготовки. Тебе еще нужно как следует позаниматься, прежде чем приступать к какой-либо практике.
– О, не будь столь строг к бедной запутавшейся девочке, – вмешался Мефистофель. Он знал, что, проявляя великодушие к побежденной, выглядит очень эффектно; к тому же в голове у него уже начал созревать план, как использовать сложившуюся ситуацию в пользу Зла. – Пусть она остается наблюдателем. Только пускай больше ни во что не вмешивается.
– Ты слышала, что говорят старшие? – строго спросил Михаил у Илит.
– Слышала, – ответила она. – Но никогда не думала, что услышу из уст архангела приказ повиноваться адскому духу!
– Подрастешь – и поймешь многое из того, чего сейчас не понимаешь, – Михаил поправил полотенце, слишком узкое для того, чтобы как следует прикрыть его атлетическую фигуру. – Я вижу, что тебе еще долго придется учиться, прежде чем ты станешь настоящим ангелом… Итак, конфликт улажен, и мне можно, наконец, принять ванну? – добавил он, обращаясь к Мефистофелю.
– Да-да, конечно, – ответил Мефистофель. – Извини, что потревожил тебя.
– А ты, – Михаил поглядел на Илит сверху вниз, – помни о том, что я тебе сказал. Твори Добро, но знай меру. И не поднимай бурю в стакане воды. Это приказ, понятно?
Сказав это, он бесследно исчез. Илит тотчас же уничтожила Зеркальную Тюрьму. Мак вышел наружу, удивленно оглядываясь. Мефистофель улыбнулся и растаял в воздухе.
– Кажется, я вернулся назад, – сказал Мак. – А как принцесса? Вы уже поговорили с нею?
– Занимайся своим делом, – ответила Илит и тоже исчезла.
Глава 8
После освобождения из Зеркальной Тюрьмы Мак попрощался со смущенной принцессой Иреной и направился в другое крыло дворца, чтобы предупредить Марко Поло о грозящей ему опасности. Однако найти обратный путь оказалось значительно труднее, чем добраться до покоев принцессы. Мак очень спешил, помня, что каждая минута промедления может обернуться бедой, и второпях свернул не в тот коридор. Запутавшись в лабиринте пересекающихся друг с другом переходов, бесчисленных винтовых лестниц, арок и узких тоннелей, ведущих неведомо куда, он попал в совершенно незнакомую ему часть дворца. Мак понял, что заблудился. В отчаянии бросившись в один из бесконечных извилистых коридоров, он наконец вышел в огромный, ярко освещенный зал. Здесь было так много людей, что сперва Мак подумал, уж не вышел ли он из дворца на крытую базарную площадь через какой-нибудь черный ход. Оглядевшись, он понял, что все еще находится в ханском дворце. Где-то вдалеке резко провыли трубы и гулко ударили огромные барабаны. Мак бросился в ту сторону, откуда доносились эти звуки. Ему пришлось изрядно проплутать по дворцу, прежде чем он добрался до гостевых покоев. Тяжело дыша от усталости, он распахнул дверь в комнаты Марко, даже не постучав:
– Марко! У меня есть сообщение чрезвычайной важности!..
Но ему ответило только слабое эхо, отразившееся от стен пустой комнаты – Марко в ней не было.
Мак понял, что, пока он находился в зеркальной камере, прошло несколько часов. Сейчас, должно быть, уже вечер – Мак не заметил, как он наступил, ведь во внутренних покоях дворца и днем и ночью царит полумрак, рассеиваемый лишь неярким светом настенных фонарей под цветными стеклянными колпаками. Мак вышел из пустой комнаты и побежал по пустым коридорам в Большой Банкетный Зал. На этот раз ему повезло, и он не сбился с дороги. Протолкавшись сквозь небольшую толпу стражников, собравшуюся у дверей, он вошел в уже знакомый ему зал.
Пир был в самом разгаре. Кублай-хан и наиболее приближенные к нему лица сидели на специальном возвышении в другом конце зала, напротив дверей. Марко и принцесса Ирена занимали почетные места чуть пониже ханского трона, стоявшего выше всех. Мак заметил еще несколько знакомых лиц, в том числе и придворного мудреца, облаченного в расшитую звездами мантию и островерхий колпак. Несколько музыкантов наигрывали приятные мелодии; рядом с ними на маленькой сцене кривлялся шут с грубо раскрашенным лицом – на нем были широкие штаны из козьего меха и рубашка, сшитая из разноцветных лоскутов. Никто не слушал музыкантов и не обращал внимания на шута. Глаза всех присутствующих были устремлены на Мака.
Наступила тишина, нарушаемая лишь негромкими звуками музыкальных инструментов и репликами шута. Маку она показалась особенно зловещей – так перед грозой затихает ветер и примолкают птицы. Мак смущенно откашлялся, чтобы прочистить горло, а заодно выиграть несколько секунд в этом немом поединке с притихшим залом, и наконец проговорил:
– Марко, я очень рад, что вовремя нашел вас. Против вас составлен заговор. Я подслушал один важный разговор, когда шел через внутренний двор, где упражнялись солдаты. Среди них было двое из Тира, они говорили…
Марко поднял руку, прервав его на полуслове:
– Вы имеете в виду кого-нибудь из присутствующих здесь?
Оглядевшись, Мак заметил среди стражи двух бородатых солдат – тех самых, которые обсуждали свои коварные планы во время передышки между двумя учебными поединками.
– Вот эти двое, – сказал он.
– Весьма любопытно, – ответил Марко. – Дело в том, что они сами подошли ко мне около часа тому назад и предупредили о существовании заговора. Они назвали главного заговорщика. Это – вы.
– Неправда.
– Вы заплатили им довольно большую сумму за мою голову. Так они говорят.
– Они пытаются обмануть вас, чтобы выйти сухими из воды. Не верьте им! Я сказал вам чистую правду!
– Я вам не верю. Я уже давно начал подозревать вас, – сказал Марко и, повернувшись лицом к хану, спросил: – Не будет ли мне дозволено провести расследование, дабы обличить этого человека перед всеми, как лжеца и мошенника?
– Конечно, проводи, – важно кивнул головой Кублай-хан. – Нам очень нравится западный способ ведения судебных процессов. Особенно пытки, которые применяют при допросе преступников, упорствующих в отрицании своей вины.
– Пусть говорит принцесса Ирена.
Принцесса восседала на маленьком троне, установленном на том же возвышении, где сидел Великий Хан со своими приближенными, чуть в стороне от мест, отведенных для родственников Кублай-хана и высших придворных сановников. На ней была небесно-голубая мантия, расшитая золотыми цветами, удивительно гармонировавшая с ее светлыми волосами и ослепительно-белой кожей, – с тех пор как Мак покинул ее апартаменты, у принцессы было немало времени, чтобы переодеться для пира, и нужно сказать, что наряд ее был подобран как нельзя более тщательно. Она казалась воплощением самой невинности, когда, раскрыв свой яркий ротик, проговорила на ломаном монгольском:
– Эта выскочка пришел моя комната, которая ни одна мужчина нельзя входить. Он делал мне бестактность, говорил на мой родной язык, но на такое наречие, которое говорят между себя только члены одной семьи или грубые люди, которые хотят угрожать. Я очень боялась за своя жизнь, потому что чужеземец, который говорит тебе на это наречие, верно хочет тебя убить. Я… э-э… обморочилась… упала в обморок, а когда я встала, он уже ушел – наверно, его испугал шум в коридоре. Он вообще… э-э… казал мне себя… выглядел как трус. Потом я переодела себя в эта голубая мантия и пришла сюда.
– Ложь, все ложь, – сказал Мак. – Вы, Марко, сами послали меня к принцессе!
– Я? Я послал вас к принцессе? – венецианец закатил глаза и сделал какой-то нелепый театральный жест, очевидно, желая привлечь внимание хана. Затем, повернувшись лицом к собравшимся в зале придворным, он спросил:
– Господа, вы знаете меня уже достаточно давно, чтобы я мог призвать вас в качестве свидетелей. Я при дворе уже семнадцать лет. Нарушил ли я хоть раз за это время монгольские законы? Оскорбил ли общественное мнение? Совершил ли хоть сколько-нибудь тяжкий проступок, который не подобает совершать порядочному человеку?
Единственный звук, который донесся до ушей встревоженного Мака, было поскрипывание и потрескивание костей, когда все гости как один закачали головами: «нет, нет». Маку показалось, что даже отрубленные головы, сложенные в пирамиды у оснований колонн, покачиваются: «нет, нет».
– Теперь все ясно! – воскликнул Мак. – Марко Поло задумал убрать меня с помощью лжи и хорошо продуманной интриги. Он не терпит соперников при дворе и расправляется с ними самым недостойным образом. Он боится, как бы образованный и кое-что уже повидавший чужеземец не отнял у него хотя бы малую долю ханских милостей. Ну и, конечно, он завидует мне: ведь я – офирский посол, а он – всего лишь торговец и сын торговца.
– Что касается последнего, – ответил Марко, – пусть мудрец говорит!
Высокий худой старик неспешно поднялся, оправляя широкую мантию, расшитую звездами и малопонятными знаками. Водрузив на крючковатый нос очки в оправе из тонкой проволоки, он долго откашливался, прочищая горло, и наконец произнес скрипучим старческим голосом:
– Я созвал всех ученых мужей Пекина на совет, и вот что сказали мне люди, сведущие в географии и в истории народов. На земле нет такого места, которое называется Офир. Наши мудрецы утверждают, что если такой город и существовал когда-то, то он погиб много веков назад в результате некой катастрофы – наводнения или извержения вулкана. И, конечно, все единодушно заявили, что даже если бы такой город действительно существовал в наше время, то его правители вряд ли назначили бы немца послом своего государства.
Мак заломил руки в припадке отчаяния. Гнев, обида и возмущение затопили в этот миг его рассудок. Он хрустел пальцами, притопывал от волнения носком туфли по полу, но ни одна спасительная мысль не приходила ему в голову. Он стоял, не зная, что теперь говорить и что делать. Молчание нарушил сам Великий Хан:
– Нам не хотелось бы делать этого, ибо мы известны как мудрый и милостивый правитель, и двор наш – один из самых передовых в мире, что, конечно, исключает жестокое обращение с чужестранцами. Однако сей человек был обличен пред собранием лиц, равных ему по рождению, в плутовстве и самозванстве, поскольку он назвался послом несуществующей страны, а также в преступном совращении женщины королевской крови. По обычаям, принятым при нашем дворе, он должен быть водворен в тюрьму, где его предадут пыткам, которым подвергают всех самозванцев и обманщиков, а затем его надлежит удавить, вырезать его внутренности, утопить, четвертовать и, наконец, сжечь.
– Это мудрое решение, – сказал Марко. – Но обычно к такой смерти приговаривают простых людей. Этот же может иметь в своих жилах каплю благородной крови. Я осмелюсь предложить, чтобы его убили здесь, прямо сейчас. Это позабавит двор, а потом мы продолжим наш пир.
– Хорошая мысль, – согласился Кублай-хан, – нам она нравится.
Он поднял свой магический скипетр и сделал жест свободной рукой, словно подзывая к себе кого-то. С другого конца зала к возвышению, на котором сидел хан с наиболее почетными гостями, заспешил бородатый толстяк, одетый весьма странно – на нем были только замшевый жилет и короткая замшевая набедренная повязка; руки, плечи и ноги его оставались голыми. Голову его украшал тюрбан, почти такой же огромный, как у самого хана.
– Королевский палач к услугам Великого Хана, – поклонился толстяк.
– Удавку с собой взял? – спросил его хан.
– Она всегда со мною, – ответил палач, отвязывая тетиву от лука, обмотанную вокруг его талии, – на всякий случай. Ведь невозможно предугадать, когда она понадобится вновь.
– Стража, – позвал Кублай-хан, – взять этого человека! Палач, делай свое дело!
Мак бросился к выходу. На бегу ему пришла мысль спрятаться в одном из бесчисленных дворцовых коридоров – если стражники не поймают его здесь, в зале, то им нелегко будет найти беглеца в лабиринте проходов, туннелей, мостиков и лесенок. А тем временем он успеет придумать, как выбраться из дворца незамеченным… Но когда он проносился мимо Марко, словно заяц, бегущий от своры собак, коварный венецианец, злобно усмехаясь, поставил ему подножку. Споткнувшись, Мак упал, растянувшись во весь рост, и тут его схватили лучники. Они заломили ему руки за спину и держали крепко – не вырваться. К стражникам не спеша, вразвалку подходил палач, вертя в руках свою удавку и мастеря какую-то хитрую петлю. Этот толстяк хорошо знал свое дело.
– Ваше величество, – воззвал Мак к Великому Хану, извиваясь в руках стражников, – вы делаете большую ошибку!
– Пусть даже так, – равнодушно ответил хан. – Когда великие ошибаются, их ошибки в конце концов становятся всеобщим правилом. Такова привилегия власть имущих.
Палач захлестнул петлю удавки на шее Мака. Мак попытался закричать, но тщетно – с губ его не сорвалось ни звука. У него оставалось еще несколько кратких мгновений перед тем, как жизнь навсегда покинет его тело, и он на собственном опыте убедился, что в эти мгновения вся жизнь отнюдь не проносится перед умирающим с быстротой молнии, как это утверждают некоторые. В те ужасные секунды, когда удавка все туже впивалась в его горло, Мак вспоминал, как давно, еще в школьные годы, он лежал в траве на берегу реки Визер. Был погожий воскресный денек, и они с приятелем-однокурсником решили пойти на реку. Мак говорил своему товарищу: «Знаешь, человек никогда не может угадать наперед, какой смертью ему придется умереть». Он оказался прав тогда, поскольку даже в самом фантастическом сне ему вряд ли могло привидеться такое – что он гибнет от руки палача при дворе Кублай-хана в Пекине, да к тому же еще за несколько сотен лет до дня своего рождения! Однако сознание собственной правоты отнюдь не придавало бодрости несчастному молодому человеку.
Внезапно что-то загремело, и в зале появился Мефистофель, окутанный клубами едкого черного дыма и языками адского пламени.
У адского духа было скверное настроение, и потому его появление в Главном Банкетном Зале сопровождалось великолепнейшим фейерверком и причудливыми фантомами и миражами, которые внезапно появлялись в воздухе перед испуганной, притихшей толпой придворных и столь же неожиданно исчезали. Очевидно, Мефистофель решил потратить несколько драгоценных мгновений на эти фокусы, чтобы в конечном счете выиграть время, рассчитывая на то, что перепуганные люди в зале и не подумают сопротивляться ему.
– Отпустите этого человека! – прогремел сатанинский голос под сводами зала.
Палач повалился на пол, словно пораженный молнией. У двоих стражников, державших Мака, ноги подкосились от страха, и они упали на колени. Кублай-хан откинулся назад, на высокую спинку своего трона. Марко Поло нырнул под стол, надеясь, что там его никто не тронет. Принцесса Ирена упала в обморок. Освобожденный Мак шагнул вперед, к ханскому трону.
– Вы готовы отбыть? – спросил его Мефистофель.
– Готов, мой господин! – ответил тот, оправляя одежду. – Осталось сделать только одно.
Мак подошел к трону Кублай-хана. Великий хан оглядывался, ища защиты, но парализованные страхом стражники не спешили прийти к нему на помощь. Мак взял из дрожащих рук хана скипетр и положил его в свой поясной кошель.
– Теперь посмотришь, долго ли продлится твое царствование! – прокричал он прямо в лицо хану. Мефистофель взмахнул рукой – и тотчас оба они растаяли в воздухе, как будто их здесь и не было.
В зале еще долго стояла мертвая тишина. Никто не осмеливался пошевелиться. Наконец Кублай-хан проговорил слабым голосом, словно очнувшись от глубокого сна:
– Марко, как ты думаешь, что это было?
И Марко ответил:
– Я полагаю, мы стали свидетелями явления сверхъестественной силы. Мне приходит на ум один случай, приключившийся со мной во время моих странствий – я был в Ташкенте. Ранней весною, когда первые цветы…
Но тут тяжелые бронзовые двери распахнулись, и в зал вошла улыбающаяся Маргарита. Китайское платье из муарового шелка с высоким воротником подчеркивало ее женственно округлые формы. Ногти ее были тщательно ухожены, косметика умело наложена на лицо, волосы взбиты в высокую прическу и надушены. Она так и сияла свежестью и чистотой. Очевидно, обучением иностранцев монгольскому языку занимались настоящие профессионалы – они знали, как привить любовь к учению молодой девушке.
– Здравствуйте, – сказала она. – Я только что из школы. Вот, послушайте.
И выпалила скороговоркой:
– Сшит колпак не по-колпаковски, его надо переколпаковать, перевыколпаковать. На дворе трава, на траве дрова, не руби дрова посреди двора.
Она говорила по-монгольски с чуть заметным акцентом, но вполне правильно и бегло.
Произнеся эти трудные фразы буквально на одном дыхании, Маргарита широко улыбнулась – она ждала, что кто-нибудь похвалит ее.
– Не казнить ли нам ее на всякий случай? – спросил Марко у Кублай-хана, выбравшись из-под стола и отряхнув с себя пыль.
– Можно и казнить, – ответил хан, думая, что проявление жестокости поможет ему обрести утраченное достоинство. – Все-таки лучше, чем ничего.
– Стража! Палач! – крикнул Марко.
Мрачная сцена повторилась. Стражники схватили девушку; палач уже подходил к ней, несмотря на то, что его руки и ноги мелко дрожали от страха. Тогда опять появился Мефистофель.
– Извините, я и забыл про вас, – сказал он.
Щелкнув пальцами, он исчез вместе с Маргаритой. Хан и придворные опять надолго погрузились в молчание. Никто не смел шевельнуться, и со стороны могло показаться, что в зале сидят деревянные куклы, облаченные в праздничные яркие одежды. А потом вошли слуги с подносами, уставленными напитками и яствами.
