Текст книги "Ночь в одиноком октябре"

Автор книги: Роджер Джозеф Желязны

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

15 ОКТЯБРЯ

Все та же серость и сырость. Я обежал дом и с утра пораньше выскочил наружу, чтобы посмотреть, что делается в округе. Несколько раз за прошедшую ночь я выходил поупражняться в перетаскивании тел. Утром у меня ныли все кости, а на восходе еще ввалился Игл.

– Он снова рыскал вместе со своей арбалетной шайкой, – отрапортовал он. – Я пока не могу сказать, сколько их всего, но могу показать, где живет один из них.

– Потом, – ответил я. – Сейчас я занят.

– Ладно, – пропищал он. – Вечером свожу тебя, если будешь свободен.

– Полиция не объявлялась?

– Полиция? А полиция-то тут при чем?

– Так, мелькнула одна мыслишка. Потом расскажу. Если не узнаешь от кого другого.

– Ну ладно, до вечера, – сказал он и исчез.

Я же направился к трупу и тащил его до тех пор, пока больше не мог ступить ни шагу. А затем поплелся домой: челюсти болят, лапы ноют, вновь начали давать о себе знать старые раны – последствия той стычки с зомби.

Когда я отдыхал под деревом, показалась Серая Дымка.

– Ну, как дела? – спросила она.

– Приемлемо, – ответил я. – Предстоит еще долгий путь, но тело уже на безопасном расстоянии отсюда. Мимо меня проскакала лошадь. Насколько я понял, это ты позаботилась.

– Да, Ползец с радостью согласился помочь нам. Видел бы ты его. На лошадь разыгранное им представление произвело неизгладимое впечатление.

– Хорошо. Появлялся кто-нибудь посторонний?

– Да. Я наблюдала за домом констебля. Так вот, туда приезжал инспектор из города. Там же присутствовали Великий Сыщик и его напарник, запястье толстяка было туго перемотано бинтом.

– Бедняга. Надолго они к нам?

– Инспектор уехал сразу. Но Сыщик остался, чтобы нанести визит викарию и прочим.

– О черт! Интересно, что викарий им наговорил?

– Мне никак было не подслушать. Но после этого разговора Сыщик облазил всю округу. Они даже побывали неподалеку от Дорогого Доктора.

– К Графу они не ходили, не знаешь?

– Нет, не ходили. Однако долго расспрашивали Оуэна о пчеловодстве. Предлог, разумеется. И я была поблизости, когда они заметили арбалетные болты, торчащие из стены вашего дома.

– Черт! – выругался я. – Совсем забыл. Надо будет что-то с ними сотворить.

– Я пойду покопаюсь у себя, – сказала она. – Свяжусь с тобой попозже.

– Да и у меня тоже дел хватает.

Я прошелся дозором по дому и снова отправился немножко позабавиться с констеблем. Если уж на то пошло, с трупами легче обращаться, когда они костенеют, чем наоборот, а этот снова разбух.

Вечер. Джеку опять понадобилось выйти на промысел. Когда Игра входит в эту стадию, всегда обнаруживается несколько предметов, которые срочно надо приобрести, пока не поздно. На этот раз патрульные были расставлены буквально на каждом углу, некоторые из них прогуливались парами. Мимо проскользнула Сумасшедшая Джилл, вызвав поворот нескольких голов; через открытую дверь пивной я увидел Растова, одиноко сидящего за столиком, на котором стояли початая бутылка водки и стакан (интересно, что поделывает Ползец, когда его хозяин погружается в себя?); проскочила крыса, очень напоминающая Бубона, зажав во рту чей-то палец; проковылял, пошатываясь и громко распевая что-то неудобоваримое по-валлийски, Оуэн в обнимку с какими-то парнями, чьи лица были вымазаны угольной пылью… Вскоре я заметил Морриса – в парике, в женском платье, нарумяненного и повисшего на руке Мак-Каба.

– Развлекаются кто как может, – подвел итог Джек, – прежде чем положение станет слишком серьезным.

Лохматый старик с повязкой на глазу, прихрамывающий и с иссохшей рукой на перевязи, продавал карандаши, торчавшие из жестяной кружки. Стоило ему только вынырнуть из тумана, как я сразу положил на него глаз, поняв по запаху, что это не кто иной, как загримированный Великий Сыщик. Джек взял у него карандаш и щедро расплатился.

Старик пробормотал: «Да хранит вас Господь, мистер» – и уковылял обратно в туман.

На этот раз необычайные трудности подстерегали нас на пути, и должен сказать, хозяин превзошел самого себя. Когда же мы спасались от погони, а на хвосте у нас висело десятка два патрульных и заливались свистки, слева вдруг приоткрылась дверка, и знакомый голос произнес:

– Сюда!

Мы нырнули в укрытие, дверца мягко затворилась, и мгновение спустя за ней раздался топот пробежавших мимо полицейских.

– Благодарю, – прошептал Джек.

– Всегда рад помочь, – отозвался Ларри. – Кажется, сегодня ночью никому не сидится дома.

– То еще времечко наступает, – подтвердил Джек, из свертка у него в руках тихонько закапало.

– У меня здесь имеется полотенце, которое я могу вам одолжить, – сказал Ларри.

– Еще раз спасибо. Но откуда вы узнали, что оно может понадобиться?

– Я многое предвижу, – ответил Ларри.

На этот раз провожать он нас не стал, я же, едва мы перешли через мост, отлучился и вернулся к трупу. Оказалось, кто-то до него уже добрался и несколько пообгрыз, но все равно тело еще находилось в довольно приличном состоянии.

Пока я бился там, мне показалось, будто откуда-то сверху меня окликнула Серая Дымка, но рот был занят, а останавливаться, чтобы поглядеть наверх, я не хотел.

16 ОКТЯБРЯ

Всю прошлую ночь я спал как убитый, когда же проснулся, все тело болело. Я прошел по дому.

– Как насчет афганки? – спросила Тварь-в-Круге, перевоплотившись в изящную аристократку.

– Извиняйте, устал что-то сегодня, – пробурчал я.

Тварь выругалась, и я оставил ее.

Шуршалы, сгрудившись у края зеркала, собрались в один комок, отбрасывающий голубоватые отблески. Почему – не знаю. Одна из маленьких загадок этой жизни…

Снаружи я обнаружил мертвую летучую мышь, пришпиленную к дереву арбалетным болтом. Не Игл, просто какой-то местный. Нет, этого так оставлять нельзя…

Я вернулся к трупу, который опять основательно пожевали и который уже порядком попахивал, и перетащил его к следующему укрытию. На большее я был не способен. Я развернулся и побрел домой – челюсти ноют, шея переламывается от боли, лапы начисто истерлись.

– Я хочу умереть. Я хочу умереть, – раздался тонкий голосок прямо у меня из-под ног.

– Ползец, в чем дело? – спросил я.

– Хозяину стало плохо, прямо здесь, – произнес он. – Я воспользовался этим и сбежал. Я хочу умереть.

– Будешь лежать здесь и дальше – любая проезжающая мимо телега непременно исполнит твое желание. Так что переберись-ка ты лучше поближе к обочине. Давай, я помогу тебе.

Я перенес страдающую рептилию в травку.

– Что мне делать, Снафф? – спросил он.

– Полежи на солнышке, пропотей как следует, – посоветовал я ему. – Пей побольше.

– Не знаю, стоит ли…

– Тебе станет лучше. Можешь мне поверить.

И я оставил его стонать на вершине камня. Я добрался до дома, пролез внутрь и из последних сил, ползком, обследовал комнаты, проверяя, все ли в порядке. Хозяина дома не было, я поспал в гостиной, проснулся, перекусил, снова вздремнул.

Чуть погодя я заслышал Джека, приближающегося к парадной двери. Он был не один: судя по шагам, вместе с ним шел Ларри Тальбот. Они остановились у двери, продолжая дискуссию, начатую, по-видимому, по дороге сюда. Похоже, они только что вернулись из офиса констебля Теренса, куда были приглашены в числе нескольких других соседей для опроса, учиненного городским начальством и касающегося пропавшего констебля, того самого, которого я сейчас тащил через поля, через леса. И насколько я понял из их беседы, разобравшись с ними, сразу ввели следующую группу людей для дальнейшего опроса. Но я сейчас так себя чувствовал, что мне было все равно, найдут они полисмена или не найдут. Коли найдут, так пускай забирают все, что от него осталось.

– …И викарий Робертс сидел там, глаз с нас не сводя, будто все мы в сговоре обтяпали это дельце, – говорил Ларри. – Да какое право имеет этот человек присутствовать на официальном дознании? Он же чокнутый.

– К счастью, – зазвучал в ответ голос Джека. – Иначе кому-нибудь могло прийти в голову обратить внимание на его намеки.

– Верно, – согласился Ларри. – Вот кого бы стоило прикончить, так это именно его.

– И опять же тогда обратили бы внимание на его видения.

– Да, конечно. – Последовал глубокий вздох. – Я просто срываю злость, ненавижу тех, кто осложняет и без того затруднительное положение. – Он снова вздохнул. – Я заметил, что на этот раз у него с собой не было арбалета, – добавил он.

– А вот этот факт заставит некоторых поломать головы.

Они дружно усмехнулись.

– Ларри, – внезапно сказал Джек. – Признаюсь, я не совсем понимаю, какое участие принимаете во всем этом вы. То, что вы человек знающий, не подлежит ни малейшему сомнению; в том, что вы отдаете себе полный отчет в своих действиях, я абсолютно уверен; не могу отрицать и того, что вы были весьма полезны. И я благодарен вам за это. Но в то же время вы не собираете ингредиентов, необходимых для формирования силы, направленной в ту или иную сторону. Признаю опять-таки, что, когда вы впервые появились у меня и назвались закрывающим, я счел ваше поведение несколько несуразным. Но сейчас я понимаю: в этом что-то есть. Однако, насколько я могу судить, вы не исполняете никаких сопутствующих действий, пренебрегаете какой-либо защитой перед днями, что ждут нас впереди. И если это действительно так, то вы, возвещая о своей позиции и одновременно продолжая пребывать в пределах Игры, навлекаете на себя верную погибель.

– Вы – единственный, с кем я поделился этим, Джек, – ответил Ларри.

– Но почему?

– Естественно, я встречался почти со всеми игроками. Но в вас крылось нечто такое – может, это связано с вашим псом, – что уверило меня: я буду в полной безопасности, открывшись вам. Я ведь уже говорил вам, что предчувствие – мои коронный номер.

– Но, сэр, ваша роль во всем происходящем? В чем она заключается?

– Я никогда и никому не рассказываю все до конца. Это может повлиять на ваши поступки и изменить порядок вещей, который я предвижу. Тогда мне придется начинать сызнова, и существует вероятность, что я могу опоздать.

– Признаюсь, вам почти удалось запутать меня, но я чувствую, что за вашими словами кроется истина. Когда придет время, расскажите мне все, что сможете.

– Всенепременно.

Я услышал, как они ударили по рукам, затем раздались удаляющиеся шаги Ларри.

Некоторое время спустя я отправился потренироваться в перетаскивании тяжестей на длинные дистанции. Теперь я добрался до места, где земля превратилась в жидкую кашу – вот где начался настоящий ад. Труп цеплялся за кусты ежевики, путался в сухих сучьях и застревал меж кочек. Бьюсь об заклад, на этом участке полисмен оставил еще несколько частей своего тела, но я слишком устал, чтобы оглядываться назад. Наконец, я бросил его и направился домой. Было уже около полудня, и все говорило о том, что сегодня ночью мы снова отправимся на охоту, рождение новой луны и все такое прочее. А мне надо было отдохнуть.

На обратном пути я проверил, на камне ли еще Ползец, но нет, его уже нигде не было видно. Зато вдаль устремлялся крайне извилистый след.

Серая Дымка, пристроившись на столь часто посещаемой ветви дерева, ожидала моего возвращения. Я отметил, что пришпиленное тельце летучей мыши куда-то подевалось, хотя арбалетный болт так и торчал из ствола.

– Ну что, Снафф, ты закончил, нет? – спросила она, спускаясь вниз.

– Лучше не спрашивай. Дельце оказалось не таким уж легким.

– Извини, – проговорила она, – но сегодня я была у констебля, со своей хозяйкой, слышала все эти разговоры…

– И что там говорили?

– Будто знают, что он приехал сюда, и, уверены, назад он не вернулся, и они этого так не оставят, пока не найдут его или не выяснят, что с ним произошло. И так далее.

– А, ничего нового. А как прошло дознание?

– У нас все в порядке. Хозяйка свершила свое безумное действо: заявила, что его утащил для подмены маленький народец. Им пришлось убеждать ее сидеть спокойно. Растов внезапно стал понимать по-английски куда хуже обычного. Моррис и Мак-Каб вели себя очень вежливо: просто сказали, что ничего не знают. Джек продемонстрировал свои изысканные манеры, проявил массу сочувствия, но ничего добавить не смог. Дорогой Доктор негодовал, сетуя, что спокойствие, которого он искал, дабы завершить свои исследования, было нарушено тем же самым, от чего он так упорно бежал. Ларри Тальбот сказал, что никогда не видел этого человека. Оуэн сообщил, что они поговорили, но он не заметил, куда тот потом отправился. Хотя он, скорее всего, последний, кто видел полисмена, если верить списку, который перед своей гибелью полицейский обсудил с констеблем.

– А что викарий?

– Он просто заявил, что кто-то из нас лжет, дабы покрыть «диаволово деяние», и что он обязательно дознается-кто.

Я покатался в высохшей траве И стал выкусывать застрявшую в шерсти колючку.

– Далеко продвинулся? – спросила она.

– Ну, может, на две трети. Сейчас как раз самый мерзкий участок.

– Они, вероятно, обыщут все в округе, а потом двинутся дальше. У тебя есть еще немного времени.

– Это успокаивает. Вы идете сегодня ночью на промысел?

– Наверное.

– Завтра все заканчивается. Так что без обид, как бы все ни обернулось.

– Никаких обид.

– Неподалеку от реки я наткнулся на здоровенный куст кошачьей мяты. Если останемся живы, я угощаю.

– Спасибо.

Она потянулась. Я потянулся и зевнул. Мы кивнули друг другу и направились каждый своей дорогой.

17 ОКТЯБРЯ

Скоро начнется. Сегодня новолуние. Теперь день ото дня сила будет нарастать вплоть до самого полнолуния, до тридцать первого числа, – комбинация, которая сводит нас воедино. И с возрастанием силы мы принимаемся за работу, которая разделит нас. Денечки предстоят крайне занимательные – определять по поступкам, кто открывающий, а кто закрывающий. Прошлая ночь могла являть собой последний образец сотрудничества.

Джек решил посетить кладбище, чтобы добыть парочку недостающих ингредиентов. Свой выбор он остановил на том кладбище, что подальше и в стороне от обжитой местности, куда мы раз уже ходили. Он устроился верхом на лошади, прихватив лопату и фонарь с увеличительным стеклом, я же потрусил рядом.

Хозяин привязал лошадь в небольшой рощице у самого кладбища, и дальше мы пошли пешком. Ночь была, естественно, очень темной. Но при помощи фонаря мы быстренько подыскали себе подходящий уголок – укромное и к тому же недавнее захоронение. Джек немедля приступил к работе, а я настороженно ходил в сторонке.

Это была довольно мягкая, приятная октябрьская ночь – над головой порхали летучие мыши, ярко сияли звезды. На некотором расстоянии послышались чьи-то шаги, но поскольку прохожий направлялся не к нам, тревоги я решил не поднимать. С этакой ленцой я курсировал вокруг нашей могилки. Через полчаса что-то очень крупное просвистело над головой, стремительно снижаясь. Однако приземлилось оно вдалеке от нас и никаких поползновений приблизиться с его стороны не наблюдалось. Еще некоторое время спустя над нами снова пролетело тело примерно такой же величины, опять снизилось, но несколько в стороне от первого летуна, однако приблизиться опять-таки не решилось. Я держал ухо востро, но голоса пока не подавал. Немного погодя до меня донесся перестук копыт лошадей, кто-то спешился, зашуршали шаги. Потом, заскрипев, остановилась телега. Одновременно с нескольких сторон послышалось невнятное, приглушенное перешептывание. При виде столь бурно развернувшейся деятельности я постепенно начал испытывать определенное неудобство и пробрался подальше к центру кладбища. Там, прислушавшись повнимательнее, я различил звон лопат, доносящийся буквально из всех уголков.

– А я помню тебя, – раздался чей-то знакомый голос. – Ты сторожевой пес, как и я, тот, с большими зубами.

Это оказался кладбищенский пес, совершающий свой обход.

– Вечер добрый, – отозвался я. – Да, да, я тоже помню. Что-то сюда вдруг набежало столько народу…

– Да уж, по-моему, это чересчур, – откликнулся он. – Я вот не знаю, поднимать тревогу или нет. Что-то не хочется, могут ведь и побить. Да и, кроме того, здесь все мертвы, кому какая разница? Пожаловаться они не смогут. Чем дальше старею, тем большим консерватором становлюсь. Теперь-то я все чаще сторонюсь всякой суеты, беспорядка. Единственное, чего бы я мог сейчас пожелать, так это чтобы все, закончив свои дела, поаккуратнее засыпали, что раскопали. Может, передашь по кругу?

– Не знаю, – сказал я. – Даже понятия не имею, кто там может оказаться. Видишь ли, это тебе не профсоюз со всеми прилагающимися правилами и политикой. Обычно мы стараемся обтяпать дельце как можно качественнее да свалить побыстрее ко всем чертям.

– Что ж, было бы очень мило с вашей стороны, если б вы за собой прибрали. Мне забот меньше.

– Боюсь, я могу говорить только за своего хозяина, но он обычно весьма опрятен в подобных делах. Может, тебе самому стоит подойти к остальным?

– Да пускай все идет как идет, – пробормотал он. – А жаль.

Затем мы вместе немножко прогулялись. Чуть погодя откуда-то снизу донесся голос, очень похожий на голос Мак-Каба:

– Проклятье! Мне левая тазобедренная кость нужна, а у этого покойника ее почему-то нет!

– Левая тазобедренная кость, вы сказали? – прозвучал древний скрипучий голос, вполне возможно, принадлежащий Оуэну. – Есть такая, и совсем ни к чему мне. А печени у вас, случаем, не завалялось? Вот бы мне пригодилась…

– Найдется! – откликнулись в ответ. – Секундочку. Вот! Махнемся?

– Договорились! Ловите!

Что-то мелькнуло в ночи и покатилось вниз по склону, преследуемое торопливыми шагами.

– Все честно! А вот и ваша печень!

Чуть выше прозвучало «шлеп» и приглушенное:

– Есть!

– Эй! – раздался слева от нас женский голосок. – Раз уж об этом зашла речь, у вас черепа не найдется?

– Ну, разумеется! – отозвался второй мужчина. – А взамен что?

– А что надо?

– Суставы пальцев!

– Замечательно! Я перевяжу их веревочкой!

– Вот ваш череп!

– Поймала! Сейчас прибудут ваши пальчики!

– А ни у кого не завалялся переломанный позвоночник висельника? – вопросил глубокий мужской голос с венгерским акцентом, откуда-то издали справа.

На минуту воцарилась тишина. А затем:

– Какие-то переломанные позвонки здесь болтаются! Не знаю, подойдут ли!

– Возможно, подойдут! Вас не затруднит переслать их сюда?

Что-то белое, постукивая на лету, промелькнуло на фоне залитого звездным светом неба.

– Да. Вполне годятся. Что возьмете взамен?

– Забирайте даром! У меня все! Спокойной ночи! Послышался звук торопливо удаляющихся шагов.

– Вот видишь? – заметил старый пес. – Он не зарыл за собой.

– Мне очень жаль.

– Теперь мне всю ночь возиться в грязи.

– Боюсь, ничем не могу тебе помочь. У меня своей работы хватает.

– Эй, кто-нибудь, нужны глаза! – позвали из ночи.

– Здесь есть, – произнес кто-то с русским акцентом. – Во всяком случае, один глаз точно есть.

– А у меня – второй, – добавил аристократический голос с противоположной стороны.

– Выбирайте, кому-то достанется парочка ребер, кому-то – пара почек!

– Здесь, сюда, меняюсь на почки! – присоединился еще один голос. – И мне неплохо бы пателлу!

– А это что такое?

– Коленная чашечка!

– Да? Нет проблем…

На обратном пути, неподалеку от ворот, мы наткнулись на щуплого мужичка с седой бородой, клюющего носом и опирающегося во сне на лопату. Обычный человек, бросив случайный взгляд, принял бы его за могильщика, вышедшего немножко проветриться, но на деле запах его принадлежал Великому Сыщику, да и не дремал он вовсе. Кто-то общался чересчур громко.

Джек закутался, и мы скользнули мимо – тени средь других теней.

Таким образом, наша работа была завершена быстро и ко всеобщему удовлетворению, если не принимать во внимание усталого кладбищенского пса. Такие мгновения случаются редко и пролетают быстро, но всегда ярко вспыхивают в цепочке воспоминаний, когда, проанализированные и осмысленные, во времена великих напастей вновь призываются на помощь из туманных глубин памяти.

Прошу прощения. Новолуние, как говорится, наводит на размышления. Время очередного обхода. А затем опять немножко потаскаем тяжести.

18 ОКТЯБРЯ

За один прием мне не удалось вытащить труп из той грязи, где я его бросил. Я чертовски вымотался. Джек уединился со своими ингредиентами. Всюду шлялась полиция, прочесывая округу. И викарии был под боком, наставляя на путь истинный участвующих в поисках. Снова на землю пала ночь, а я вернулся обратно в грязь, отогнал парочку мелких трупоедов и в который раз взвалил на плечи ставшую уже привычной ношу.

Так я пахал чуть больше часа, периодически выкраивая минутку-другую перевести дыхание, когда вдруг понял, что не один. Он был куда больше меня и двигался столь беззвучно, что я даже позавидовал, – словно лоскут ночи отделился от пейзажа и бесшумно плыл средь окружающей тьмы. Он, казалось, мгновенно понял, что я заметил его, и направился ко мне длинными легкими прыжками. Это был один из самых громадных псов, каких я когда-либо видел за пределами Ирландии.

Поправка. Когда он приблизился, я понял, что на самом деле это вовсе не пес. На меня надвигался здоровенный серый волк. Пятясь задком от трупа, я быстренько прокрутил в уме все, что помнил, о благополучных исходах подобных встреч и обстоятельствах, которые этому способствовали.

– Можешь забрать, – сказал я. – Нисколько не возражаю. Правда, он не в лучшем состоянии.

Волк еще надвинулся. Чудовищные челюсти, дикие огромные глаза… Он сел.

– Значит, вот оно где, – заметил он.

– Что «оно»?

– Пропавшее тело. Снафф, ты забавляешься с вещественным доказательством.

– С равным успехом ты мог бы заметить, что я забавляюсь с тем, с чем кто-то другой уже успел вволю позабавиться. Да и кто ты такой?

– Ларри. Тальбот.

– Даже меня одурачил. Мне показалось, что ты – здоровенный волчара… о!

– И это тоже.

– Так ты оборотень, да? И сейчас перекинулся. Но ведь луны-то почти не видно.

– Ну да.

– Ловко ты… Как это у тебя получилось?

– Я могу проделывать это, когда захочу, при помощи некоторых растительных веществ и сохранять подобающую форму – за исключением того времени, когда на небе светит полная луна. Тогда это происходит непроизвольно со всеми вытекающими отсюда неприятными последствиями.

– Понятно. Ну, как берсерк.

– Вульсрсерк, – поправил он. – Да.

– А что ты делаешь здесь?

– Следил за тобой. Обычно это мое самое любимое время месяца, когда никакой лунный свет меня не тревожит. Но я предпочел воспользоваться этим, чтобы немножко разведать обстановку. Потом возникла необходимость переговорить с тобой. Я отправился на поиски. И все-таки, что ты делаешь с этим телом?

– Пытаюсь дотащить до реки и столкнуть в воду. Кто-то подбросил его прямо к нашему дому, и я побоялся, что на Джека может пасть подозрение.

– Могу протянуть тебе руку… в общем, могу помочь. С этими словами он ухватил труп за плечо и начал

пятиться. Никаких там взваливании на себя, никаких подтягиваний, как делал я в свое время! Он просто пятился, быстро набирая скорость. Я даже не видел, чем я могу помочь. Ухватись за что-нибудь, я бы только замедлил его ход. Поэтому я рысцой бежал рядом и сторожил.

Час спустя, может, чуть позже, мы уже стояли на берегу и наблюдали за тем, как течение уносит труп с глаз долой.

– Даже описать не могу, как сейчас счастлив, – сказал я.

– Ты только что это сделал, – возразил он. – Ладно, давай назад.

Мы вернулись, но, миновав мой дом, он, не снижая скорости, побежал дальше.

– Куда мы направляемся? – наконец, не выдержал я, когда на втором перекрестке он свернул налево.

– Я же сказал, что искал тебя специально, чтобы переговорить. Но сначала я тебе кое-что покажу. Если я правильно ориентируюсь во времени, сейчас примерно около полуночи.

– Да, около того.

Мы приблизились к местной церквушке. Внутри светились тусклые огни.

– Передняя дверь, скорее всего, закрыта, – в раздумье промолвил он. – Да и не надо нам туда.

– А что, мы собираемся проникнуть внутрь?

– Таковы мои намерения.

– Ты бывал там раньше?

– Да. Я знаю один кружной путь. Мы войдем через задний вход, если никого там не будет, проскочим небольшой вестибюль, свернем налево, а через несколько шагов – направо и вверх по узенькому коридорчику. Если все чисто, мы очутимся в ризнице.

– И что потом?

– А потом, если правильно выберем место для наблюдения, то кое-что увидим.

– Что?

– Мне и самому интересно. Так что пойдем посмотрим.

Мы обежали здание, подкрались к заднему входу и прислушались. Установив, что с другой стороны двери никого нет, Ларри поднялся на задние лапы – выглядел он в этом положении куда более грациозно и изящно, нежели смотрелся бы я. Но ведь у него и практики было побольше. Он ухватился за дверную ручку передними лапами, сжал, повернул и медленно потянул на себя.

Дверь отворилась, и мы вошли. Столь же тихо он прикрыл ее за нами. Мы проследовали дорогой, которую он описал ранее, и, войдя в ризницу, выбрали достаточно удобное место, чтобы во всех подробностях обозревать действо, на которое он намекал.

Вовсю шла служба.

На ней присутствовало весьма ограниченное число людей: одна женщина и несколько мужчин, все они занимали передние скамьи. Викарий стоял перед алтарем, который, как я заметил, был закутан в черную ткань, и что-то читал своей пастве. Периодически он прищуривался, поднося книгу к самым очкам, так как мерцающий свет вовсе не располагал ко чтению – помещение освещалось всего парой-другой черных свечей. Ларри обратил мое внимание на то, что крест перевернут, но я и сам уже разглядел это.

– Тебе известно, что это означает? – тихо спросил он.

– Какой-то религиозный знак скорби?

– Прислушайся к тому, что он говорит. И я прислушался.

– «…Ньярлатхотеп, – читал он, – грядет, опираясь на кручи, прыгая по долам. И схож видом своим он со многоногим козлом, и встает он позади стен наших, и заглядывает он в окна, объявляясь сквозь решетки, торжествующий козлорог. И Ньярлатхотеп молвит так: „Вздымайтесь, дети мои, создания тьмы, оставляйте сие. Ибо, зрите, зима недалеко, и холодом ливни струятся. Цветы погибли на лике земном, и птицы замолкли все до единой. И труп черепахи лежит. Смоковницы ссохлись, я с ними лоза виноградная. Так поднимайтесь же, дети мои, создания тьмы, оставляйте сие…"».

Со своего места, покачиваясь, поднялась женщина и начала разоблачаться.

– Что ж, ты доказал мне, – обратился я к Ларри, тщательно запоминая лица, – это те самые прихожане, которые, как я подозревал, составляли костяк шайки с арбалетами.

– Тогда, раз мы намек уловили, давай «оставим сие», – сказал он.

Я последовал за ним прочь из ризницы, и мы удалились тем же путем, что и пришли. Не спеша мы потрусили назад к перекрестку.

– Значит, и он включился в Игру, – пробормотал я спустя некоторое время.

– Вот как раз его статус я и хотел с тобой обсудить.

– Да?

– Я знаю, что в подобных делах задействованы некие геометрические законы, но мне так и не удалось целиком овладеть ими, – сказал он. – Однако я отдаю себе отчет, что немалую роль здесь играет место жительства каждого игрока.

– Верно. А, я понял, к чему ты ведешь.

– Да. Как его присутствие повлияет на образ? Снафф, если я не ошибаюсь, ты умеешь управляться с этими штучками?

– Умею. Я уже бегал по линиям некоторое время. А вообще, где он живет?

– Тот коттедж, сразу за церковью, и есть дом викария.

– Понятно. Довольно-таки близко. Придется мне снова заняться расчетами.

– Снафф, мне нужно знать, где находится центр, место, где состоится проявление.

– Я понял тебя, Ларри, и скажу, как только все подсчитаю. А ты не поделишься со мной своими планами? У меня такое ощущение, ты здесь неспроста.

– Извини, но нет.

– Следовательно, начинают возникать некоторые проблемы.

– Как так?

– Ну, если я не знаю, что ты замышляешь, тогда непонятно, брать тебя в расчет как игрока или не брать, включать или нет твой дом в диаграмму.

– Ага.

Добежав до перекрестка, он остановился.

– А не мог бы ты просчитать и так, и так – со мной я без меня, – а потом сообщить результаты?

– И еще неизвестно, включать в расчеты викария или нет… Нет, это будет чертовски сложно: придется принимать во внимание сразу четыре варианта. Почему ты боишься раскрыться мне? Ты ведь уже намекал, что ты закрывающий. Хорошо. Я тоже закрывающий. Легче тебе от этого? Твоя тайна будет в целости и сохранности. Мы на одной стороне.

– Да нет, Снафф, дело не в этом, – сказал он. – Я ничего не могу сказать тебе, потому что сам ничего не знаю. Я предвижу. Мне известно кое-что из того, что должно случиться в будущем, и я предвижу, что в ночь полнолуния окажусь в центре. И, да, я на вашей стороне. Но той ночью я буду, как бы тебе сказать, слегка не в себе. Я никак не могу разработать формулу, которая позволила бы мне оставаться самим собой в полнолуние. Не уверен, что меня можно отнести к игрокам. Но обратного тоже не могу утверждать. Я – самая настоящая темная лошадка.

Я запрокинул голову и громко завыл. Иногда это помогает.

Я пришел домой, обошел дозором Тварей, поломал голову над возникшими проблемами и лег спать. С утра пораньше, бегая по округе и делая подсчеты, я столкнулся с Серой Дымкой.

– Привет, кошка, – поздоровался я.

– Привет, пес. Как продвигаются работы по очистке окружающей среды?

– Закончено. Исполнено. Сделано. Все уплыло. Прошлой ночью.

– Замечательно. А то мне уже начало казаться, что они обнаружат его прежде, чем ты успеешь добраться до реки.

– Мне тоже.

– Теперь мы должны следить за своими словами.

– И за своими мыслями. Но мы оба не малыши и, конечно, весьма разумные существа. Кроме того, мы представляем себе положение вещей. Ну, как дела?

– Не лучшим образом.

– Трудности с математикой?

– Не могу говорить об этом.

– Ничего. Сейчас все мучаются этой проблемой.

– Точно знаешь? Или просто догадываешься?

– А иначе и быть не может, уж поверь мне.

Она пристально посмотрела на меня.

– А я действительно верю тебе. Одно мне хотелось бы знать – откуда у тебя такая уверенность?

– Вот этого, боюсь, я сказать тебе не могу.

– Понимаю, – ответила она. – Но давай не разрывать отношении только потому, что мы вошли во вторую фазу.

– Договорились. Я и сам считаю, что это было бы ошибкой.

– А как твои дела?

– Тоже не лучшим образом.

– Трудности с математикой или с кем-нибудь из игроков?

– Угадала. И то, и другое.

– Если ты разрешил проблему с Тальботом, я могла бы кое-чем махнуться в обмен на сведения, в Игре он

или нет..

– Чем именно?

– Не хочу говорить. Но это может пригодиться, если станет совсем худо.

– Я бы, конечно, обменялся, но у меня самого пока нет точного ответа.

– Ну, даже неточный кое-что дает – немного, правда, но все-таки. У меня же отрицательный результат, но тоже результат: посреди дороги это произойти не может. Хозяйка провела некоторые исследования и нашла ряд весомых метафизических причин – почему не может.

– Я и сам пришел к такому заключению, хотя абсолютно не знаком с метафизикой. Ладно, таким образом, мы остались при своем.