Текст книги "Пациентка"

Автор книги: Родриго Кортес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Джимми еще раз нерешительно переступил с ноги на ногу и, озираясь по сторонам, отступил к выходу. Нэнси буквально перекосило, и, не отдавая себе отчета в том, что делает, а, скорее всего, чтобы просто не переживать этого позора, она натянула шапочку до самых бровей, взяла монтировку наперевес и двинулась прямо к нему.

Джимми вздрогнул, начал судорожно расстегивать кобуру и вдруг замер, поднял трясущиеся руки вверх и прижался спиной к стене.

– Не стреляйте… прошу вас.

Нэнси оторопела, глянула на свою взятую наперевес монтировку и все поняла. Стиснула зубы, стремительно прошла мимо Джимми к выходу, все более ускоряя ход, промчалась мимо полицейской машины с замершей у рации Роуз внутри, нырнула в ближайшие кусты и только там не выдержала – разрыдалась.

***

Джимми Дженкинса вызвали к этому старому дураку первым.

– Рассказывай, – мрачно распорядился босс и замер напротив – старый, морщинистый, брюзгливый – руки в карманах, живот вперед.

– У него был автомат, – сказал Джимми.

– То, что он был вооружен, это и ослу понятно, – выпятил нижнюю губу Бергман и начал медленно наливаться кровью. – Я спрашиваю, почему ты его наружу выпустил!

– Я не мог ничего поделать, – мотнул головой Джимми. – Даже до кобуры дотянуться не успевал.

Старый начальник полиции сокрушенно покачал головой.

– А какого черта ты в полиции тогда делаешь?

Джимми понурился.

– Что, вопрос непонятен? Тогда я тебя еще раз спрошу, Дженкинс. Почему ты не пошел торговать пылесосами?

Ответа у Джимми не было.

– Ладно, – вздохнул Бергман. – Твое счастье, что мне люди нужны, работы по горло. Так что бери отгулы и иди с глаз долой – отдыхать. Но чтобы через три дня был как новенький!

Джимми обрадованно кивнул. Он уже думал, что Бергман его выгонит.

***

Когда Бергман вошел в провонявший гарью кабинет директора школы и увидел в середине кучу основательно прогоревшей бумаги, первой мыслью стало: один из двух его заместителей и есть тот стукач, что сливает информацию итальянцам. Однако, хорошенько подумав, он отказался от этой версии и пришел к пусть и менее катастрофическому, но тоже весьма неприятному выводу: его дальнейшие действия уже просчитали.

Это означало, что если Бергман прав, итальянские дилеры, а то и колумбийские курьеры лягут на дно.

– Кому вы сказали о том, что я запросил личные дела учеников? – резко повернулся он к директору школы мистеру Кейси.

Директор понурился.

– Отцу Гольдбаха, матери Дженкинса, отцу братьев Литтлстоунов…

Он перечислял и перечислял имена родителей учеников, а Бергман все сильнее и сильнее стискивал зубы. Превративший обычное служебное дело в мощную воспитательную акцию, директор по сути разболтал о запросе Бергмана доброй полусотне людей! И теперь любой из перечисленных мог рассказать об этом другу, сослуживцу и вообще кому угодно… А точнее – вот она, обгорелая куча доказательств того, что уже рассказал.

– Ладно, хватит, – Бергман развернулся к своему заместителю. – Усиленное патрулирование прекратить, всех собрать, а время операции «Сеть» перенести на… – он глянул на часы – 01.25 ночи, – операцию перенести на сутки раньше. Начнем в 02.00.

– Вы уверены? – удивленно поднял брови офицер.

Бергман усмехнулся. Заместитель явно считал, что пытаться застать итальяшек и колумбийцев врасплох все равно уже не выйдет, а значит, лучше не позориться. Но именно так думают и те, кто учинил этот предупредительный пожар.

– Уверен, – кивнул Бергман.

***

В целом результатами последних дней Салли был доволен.

После того как он примерно наказал эту колумбийку, с улиц напрочь исчезли проститутки – все до единой! И главное, это понравилось горожанам.

Дожидаясь своей очереди, Салли сидел в маленькой душной, провонявшей одеколоном парикмахерской, слушал по-женски бесконечные сплетни здешних немолодых мужчин и радовался всем сердцем.

– Карлос, говорят, всех шлюх с перекрестков распорядился убрать, – делился с посетителями новостями толстый смуглый парикмахер.

– Не может быть! – не поверил кто-то.

– Видно, крепко на него копы навалились, – со знанием дела пояснил парикмахер. – Я слышал, Бергман вообще объявил всем колумбийцам войну.

– И правильно! – дружно поддержали парикмахера посетители. – А то здесь столько этих латинос развелось – на каждом шагу!

– А про офис итальянский слышали? – встрял поперек разговора маленький рыжеватый мужичок.

– Ну и что? – насмешливо отреагировали остальные. – Про этот погром все читали. Троих задержали…

– И вы этим писакам верите?! – возмутился рыжий. – Я так слышал, что это все люди Карлоса…

– Да пошел ты! Это тебе, небось, Эдгар сказал! Нашел кого слушать!

Салли слушал и переполнялся гордостью. Да, пока обыватели не знали всех деталей – ни о проститутке, брошенной им в старом гараже, ни о четвертом мальчишке… Но он был уверен, что пройдет совсем немного времени, и все они заговорят по-другому – было бы положено начало.

***

На следующее утро после поджога Нэнси посадила успешно сдавших тесты Ронни и Энни в машину и, старательно избегая взглядом взявшего отгулы и только поэтому оставшегося дома Джимми, села за руль сама. Аккуратно вывела машину на главную улицу и, улыбаясь щебетанью детей на заднем сиденье, постепенно ушла в себя.

Вчера в спортзале она увидела самую яркую иллюстрацию правоты мистера Левадовски, какую только можно вообразить. Ее муж, профессиональный полицейский, вооруженный дубинкой, пистолетом и наручниками, начисто забыл, как превращать риск в удовольствие, и отступил перед наряженной в старый тренировочный костюм женщиной с монтировкой в руках. Только потому, что испугался.

Нэнси смахнула сбежавшую слезу и снова подумала, что именно страх, который способен преодолеть человек, и является главным его мерилом. Все мы время от времени сталкиваемся с теми или иными препятствиями, но перед одними отступаем, как Джимми вчера, а преодоление других превращаем в самое яркое, самое сладостное наслаждение, какое только можно представить.

Она вдруг вспомнила их последний поход в пустыню. К ночи любопытные, как дети, койоты окружили их палатку со всех сторон, но едва Джимми вышел наружу, вся стая мгновенно, с громким обиженным тявканьем рассыпалась в разные стороны и растворилась в темноте.

Тогда Нэнси еще не была способна осознать глубинную разницу между человеком и зверем и воспринимала койотов именно как маленьких детей – пусть и в шкуре. И только теперь она ясно видела: зверь не способен выдержать страха сколь-нибудь долго – он или нападает, или бежит прочь. И только человек, например, такой, как Джимми, способен жить со своим страхом неделями, месяцами, годами, – не отваживаясь ни посмотреть ему в лицо, ни признать свое поражение и отступить.

Нэнси вспомнила, как яростно, как азартно жил ее муж в самом начале их брака, и вздохнула. Момент, когда Джимми не сумел посмотреть своему страху в лицо, стал последним моментом его человеческой жизни. Теперь страх вольготно, по-хозяйски жил в нем, – как паразит, – пожирая в Джимми и человека, и мужчину – кусок за куском.

Сзади протяжно просигналили, и Нэнси вздрогнула и глянула в зеркальце – ее нагонял выскочивший откуда-то от старой брошенной фабрики древний, потрепанный «Шевроле». Она аккуратно приняла вправо и кинула быстрый взгляд на заднее сиденье: мгновенно укачанные дорогой Энни и Ронни крепко спали.

Нэнси улыбнулась, и тут «Шевроле» пошел на обгон, резко вильнул, и она буквально в последний миг увела машину из-под удара.

– Эй! Старушка! Давай к нам! – загоготали из «Шевроле», и старая, дребезжащая колымага снова вильнула, прижимая машину Нэнси к обочине.

Нэнси глянула вправо и нервно прикусила губу – ребята были никакие. Не желая проблем, она резко сбросила скорость и пропустила их вперед, как вдруг поняла, что никто обгонять ее и не собирается, и единственное, чего по-настоящему не хватает этим подвыпившим парням, – женского общества. А тем временем «Шевроле» тоже начал сбрасывать скорость – прямо перед ней! – грамотно перекрывая дорогу.

«А не такие уж они и пьяные!»

Нэнси сосредоточилась и стремительно вырулила вправо. «Шевроле», продолжая притормаживать, вильнул туда же, подставляя свой битый-перебитый зад под капот ее новенького «Форда». Нэнси ругнулась и взяла влево. «Шевроле» возмущенно прогудел и снова перекрыл ей дорогу.

Нэнси с горечью вспомнила, что так и оставила свою «беретту» валяться в обувной коробке, и кинула быстрый взгляд назад. Энни уже проснулась и теперь хлопала длиннющими ресницами, пытаясь понять, чем это занимается ее мама.

– Разбуди Рональда и держитесь крепче! – жестко приказала Нэнси, дождалась момента, когда заспанный Рональд прижмет Энни к себе и схватится за спинку ее сиденья, и резко вывернула руль.

Машина ухнула с дороги в кювет и, подскакивая и поднимая тучи пыли, пошла на обгон где-то далеко сзади отчаянно сигналили озабоченные ребята, под колесами грохотали камни, но она уже видела, что выиграла. На ближайшем съезде аккуратно вывела машину обратно на дорогу и, выжимая около сотни миль, погнала «Форд» вперед и, только выехав за черту города, у заправки опомнилась и, сбросив скорость, аккуратно подрулила к колонке.

– Полный бак! И быстро!

Дожидаться этих придурков здесь она категорически не желала, а они должны были нагнать ее с минуты на минуту.

***

Салли узнал ее сразу. Невысокая, сероглазая и светловолосая женщина, некогда угнавшая и бросившая его машину возле автобусной остановки, распорядилась залить ей полный бак и теперь, нервно переминаясь на месте, стояла возле своей машины.

Внутри у него все зашлось, раненый глаз обильно заслезился, а тело пронзила столь хорошо знакомая дрожь. Стараясь не попасться этой шлюхе на глаза, Салли медленно подошел к хозяину и заискивающе улыбнулся.

– Паоло, отпусти меня до вечера… а?

– А кто будет стекла протирать? – взыскательно прищурился итальянец. – Я?

– Ну, отпусти, Паоло… Я отработаю.

Паоло улыбнулся. Он уже знал, что Салли действительно отработает – с лихвой.

– Ладно, иди. И помни мою доброту.

– Спасибо, Паоло! – сказал Салли. – Ты самый хороший босс, на которого я когда-либо работал!

Итальянец расплылся в самодовольной улыбке, и Салли выскользнул за дверь. Стараясь не упускать эту шлюху из виду, он задом отступил к своей машине и нырнул внутрь. Проверил шило под водительским сиденьем, пакет и нейлоновую удавку с крупными узлами – в бардачке; ощупал выпирающую из-под коврика еле заметным бугром бритву и удовлетворенно кивнул. Он был готов.

Нет, он, конечно же, не рассчитывал на то, что ее новенькая машина заглохнет на полдороге, но не без оснований полагал, что уж к дому или месту своей работы эта шлюха его сегодня выведет. А там останется полагаться на свое терпение и основательность – и того и другого у Салли всегда было в избытке.

Нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, шлюха дождалась, когда ей зальют полный бак, а едва начала расплачиваться, как на автозаправку заехал старенький «Шевроле», а из него, один за другим, вывалились четверо нетрезвых парней.

– Вот она! – заорал один. – А ну, иди сюда! Что, смыться думала?!

Салли заволновался. Он видел, как мгновенно сориентировалась в обстановке женщина и как стремительно она сунула заправщику деньги и нырнула внутрь своей новенькой машины. Но парни не сдавались. Не давая ей выехать, они обступили новенький «Форд» со всех сторон, злобно пиная сверкающий никелем бампер и крича что-то невнятное, но определенно угрожающее.

Сердце у Салли болезненно защемило. Он совершенно точно знал, что Паоло копов на своей автозаправке видеть не захочет, а значит, рано или поздно вмешается. Сам. Возможно, с «винчестером» наперевес – просто для того, чтобы клиент, а тем более женщина, беспрепятственно выехала с его заправки.

Но одновременно Салли чувствовал и другое – парни обязательно постараются нагнать ее на дороге. И как только из кабинки вышел Паоло и отвлек все внимание на себя, Салли надвинул фирменную кепку автозаправщика поглубже – до глаз, вытащил из-под сиденья шило и, стараясь не слишком скрипеть дверцей, выбрался наружу. Подошел к старенькому «Шевроле», дождался момента, когда все внимание переключилось на Паоло, нагнулся и что было сил ударил шилом в колесо.

Раздалось легкое шипение, и Салли ударил еще раз, а затем еще и еще. Эта шлюха принадлежала только ему.

***

Когда эти придурки обступили машину со всех сторон и принялись пинать бампер, дети изрядно перепугались. И вот это завело Нэнси больше всего. Стараясь не слушать, что там кричат парни, она газанула и легонько отжала сцепление. Машина дернулась и ударила тех двоих, что стояли перед капотом, по ногам.

– Стерва! – возмущенно взревел тот, что был поздоровее. – Ты что делаешь?! А ну, вылезай!

– Ма… а чего они хотят? – испуганно спросила Энни.

– Я думаю, они сами не знают, чего хотят, – зло бросила Нэнси и энергично посигналила.

Ответом был новый взрыв ругани, и она вдруг подумала, что единственное, что удерживает ее, – это ее собственный страх. И тогда она отпустила сцепление до конца и плавно тронулась вперед.

Парни совершенно озверели. Сзади подтянулись еще двое, и, беспрерывно отступая перед медленно двигающейся вперед машиной, все четверо принялись молотить кулаками по капоту.

И тогда она перестала их жалеть и вдавила педаль газа до упора.

Они разлетелись в стороны, как брошенная на пол связка перезрелых бананов. А затем, когда Нэнси уже отъехала футов на двести, попрыгали в машину и бросились в погоню. Нэнси прибавила скорости, и «Шевроле» начал стремительно отставать, а затем и вовсе остановился.

«Наверное, дошло…» – усмехнулась Нэнси.

В общем-то, она их понимала. Скорее всего, эти паршивцы другой жизни не знали и уж точно нигде не работали – даже продавцами, – просто потому, что не могли выдержать ни вечных придирок начальства, ни столь же вечных требований капризных, избалованных заслуженным богатством клиентов. А потому и утоляли жажду схватки с жизнью, нападая на тех, кто заведомо слабее.

Винить их не хотелось. Нэнси понимала, что лучше жить так, чем никак. Она тут же принялась перебирать по-настоящему захватывающие ситуации из своей собственной жизни и довольно быстро пришла к выводу, что ни прыжки с парашютом, ни воровство в магазине не могут претендовать на призовые места. Даже тот самый миг, когда она нажала курок и с риском попасть в тюрьму прострелила Тальботу колено, имел некий вкусовой изъян – она ведь стояла за деревом, и псих не мог ее видеть.

«А что же тогда?»

Нэнси ушла далеко в прошлое и начала вытаскивать случай за случаем. Драка с мальчишками во втором классе, похищение и уничтожение классного журнала, охота на гремучих змей в мамином саду – все это было не то. Довольно сильные ощущения доставил ей в свое время Джимми, но постоянные разгоны черных пикетов и антивоенных демонстраций были, скорее, его риском, чем ее…

«Джимми!» – внезапно осознала она и даже взмокла.

С невероятной точностью она вспомнила, как шла навстречу вооруженному до зубов и насмерть перепуганному мужу – там, в спортзале, понятия не имея, что он предпримет в следующий миг.

«Форд» резко пошел вправо, дети взвизгнули, и Нэнси шумно выдохнула и быстро выровняла машину. Все было так. Эти несколько шагов навстречу другому человеку, имеющему право стрелять, были самым яростным и самым сладким воспоминанием из всего, что с ней когда-либо происходило. И даже горечь от осознания, что ее муж струсил, не могла принизить всего значения этого момента.

Нэнси улыбнулась; пожалуй, случись ей попасть в эту ситуацию еще раз, она бы повторила все до деталей, даже если бы рядом с Джимми стояла куда как более решительная Роуз.

Впереди показался маленький городок, в котором жила ее мама, и Нэнси обернулась.

– Ну что, соскучились по бабушке?

– Ага… – уныло протянули дети.

Нэнси улыбнулась. Эта история повторялась каждое лето. Христианская забота, которую столь навязчиво умела проявлять ее мама по отношению к внукам, каждый раз повергала обоих детишек в страшное смятение. Только дня через три-четыре, освоившись, они объединялись, принимались давать решительный отпор и, сунув подарочные Библии под подушки, начинали целыми днями пропадать на речке – как и полагается в их возрасте.

***

Салли следовал за своей будущей жертвой осторожно и на весьма значительном расстоянии. Он знал, что долго их отношения не продлятся – от силы час-полтора, и именно поэтому эти грядущие часы обретали для него сверхценное значение, и рисковать ими он не собирался.

Лишь в самом конце пути, когда она уже въезжала в маленький, богом забытый городок, Салли запаниковал и существенно сократил дистанцию. Отметил, как она припарковала машину возле маленького, аккуратного домика, выглядывающего из зарослей огромного сада, и притормозил.

Судя по тому, как по-хозяйски бросились к дому детишки, они здесь уже бывали. Когда эта шлюха закрыла машину и вслед за детьми исчезла в саду, Салли нервно сглотнул. Он понятия не имел, ни сколько она собирается здесь гостить, ни останется ли ночевать, и отчаянно боялся, что снова не сумеет наказать ее по заслугам.

***

Встреча оказалась, как всегда, шумной. Мама была безумно рада, что Нэнси, невзирая на некоторые разногласия в религиозных вопросах, все-таки опять привезла детей на лето.

Некоторое время она охала и сокрушалась над роскошным, заметным за полмили синяком Рональда, а уже через час ее почти профессиональный вербовочный навык начал срабатывать, и она – в который раз – напомнила детям о подаренных каждому из них экземплярах Священной Книги и принялась объяснять, почему так важно любить Иисуса так же сильно, как сам он любит их.

Нэнси покачала головой и отправилась в сад. Села на старую, черную от времени, с детства знакомую скамью под огромным старым деревом, но привычного, всегда настигавшего ее здесь чувства покоя и гармонии не получила. Тогда она перебралась в гамак и, заложив руки за голову, уставилась на проглядывающее сквозь ветви бледно-голубое небо. И снова двух-трех минут пролежать не смогла.

Нет, сад был все тот же – старый и величественный. Источник беспокойства находился внутри ее самой.

«Из-за Джимми? – спросила она себя и поняла, что нет, не из-за него. – Может быть, мама…» – и снова покачала головой: маму она знала как облупленную, и к ее проповедям давно привыкла.

Нэнси попыталась понять, что не так, и вдруг осознала, что ее гложет беспокойство, почти страх – непонятный, а от этого недоступный для преодоления и еще более противный; так, если бы на нее, со всеми ее грехами, прямо сейчас взирал с небес сам господь бог.

Нэнси натужно рассмеялась и пошла через сад. Пожалуй, страх перед богом должен был стать самым сильным страхом человечества, ибо господь, если он и впрямь таков, каким его описывают, – единственное действительно непреодолимое препятствие на пути человека к абсолютному своеволию.

Нэнси криво усмехнулась и сорвала с нависающей над тропинкой ветви листок. Будучи воплощенным своеволием сам – гневным и нетерпеливым, – бог создал человека в точном соответствии с собой – что называется, «по образу и подобию». Но вот своеволия своих тварей он почему-то не терпел, предлагая людям унылую альтернативу бесконечного терпения и смирения. Надо полагать, он и сейчас взирал на Нэнси с небес своей беспредельной гордыни, размышляя, какой страшной казнью будет карать столь схожую с ним самим Нэнси, когда она попадет к нему в лапы… то есть в руки, конечно.

Нэнси остановилась, посерьезнела и, решительно тряхнув головой, лишь значительным усилием воли развеяла это наваждение.

«Чертовщина какая-то!»

***

Салли успокоился, лишь когда увидел Нэнси вдвоем с весьма похожей на нее хозяйкой огромного дома и догадался, что она приехала отдыхать к матери. Он прекрасно видел и то, как эта шлюха сидит на скамье, и то, как она лежит в гамаке, и только когда она вскочила и стремительно двинулась по тропе, потерял ее из виду и, вздохнув, опустил в срочном порядке и на последние деньги купленный в магазине бинокль.

«А ведь эта шлюха – гордячка…» – внезапно подумал он, чувствуя, как по всему его телу разливается сладостная истома Предчувствия.

У него еще никогда не было гордой шлюхи. Те, что проходили через его руки, с самого начала были готовы если не на все, то на многое… но теперь… – Салли потянулся, расправляя затекшие от долгой дороги члены, и вернулся с залитого ярким солнцем балкона в только что снятую по соседству с домом матери этой шлюхи комнату – теперь все будет иначе.

Он вдруг подумал, что, вообще-то, мистер Левадовски почти во всем оказался прав. Именитый доктор сразу, с первого сеанса пообещал Салли, что, если тот будет выполнять все, что ему говорят, и, невзирая на дороговизну терапевтических сеансов, не пропустит ни одного, у него настанет совсем другая жизнь: умные, красивые женщины, хорошая работа и даже – ты не поверишь! – уважение.

Салли улыбнулся. Предсказания сбывались одно за другим. Работа уже – лучше не надо, умная и красивая подруга – вот она, рукой подать, а уважение… что ж, когда-нибудь придет и уважение… дай только срок.

***

Операция «Сеть» уже вовсю набирала обороты, когда на стол начальника местной полиции положили полученные из хьюстонской лаборатории сводные результаты последних экспертиз. Бергман взял в руки отчет, сразу же заглянул в конец и оторопел. Эксперты недвусмысленно утверждали: тот, кто порезался битым стеклом и во множестве оставил свои «пальчики» в разгромленном офисе «Маньяни Фармацевтик», и тот, кто поджег школьную канцелярию, – одно лицо. И это – женщина!

Бергман непонимающе затряс головой. Его собственный сержант Джимми Дженкинс настаивал на том, что автоматом на выходе из здания школы ему угрожал невысокий, плотный и очень подвижный мужчина!

Более того, представить, что устроить погром офиса могла женщина, Бергман категорически не мог! Он лично видел, что там камня на камне не оставили!

– Чертовщина какая-то… – растерянно пробормотал начальник полиции и углубился в изучение дальнейших выводов хьюстонских экспертов.

И вот дальше все было понятно. Эксперты однозначно утверждали, что колумбийскую проститутку Марию Перес и местного хулигана Джона Биллингема также убил один человек, но это, по крайней мере, был мужик; судя по характеру ранений, около пяти с половиной футов росту, физически крепкий.

Итого у Бергмана отчетливо вырисовывались две слаженно взаимодействующие фигуры, женщина и мужчина; она – обычная погромщица и наводчица, а он – непосредственный исполнитель убийств и ее охранник. Она громит офис, он убивает взявшего итальянские деньги мальчишку шилом. Она поджигает канцелярию и уходит, а он, прикрывая ее отход, угрожает Дженкинсу автоматом.

– Черт!

До Бергмана только теперь дошло, что и в случае с покушением на Тальбота могла быть использована та же схема: женщина отвлекает внимание эксгибициониста на себя, а мужчина стреляет.

Начальник полиции вздохнул. Схема была красивая, вот только Тальбот почему-то категорически не хочет рассказать все как было, а единственный задержанный оказался ни при чем. И ни улик, ни свидетелей. Но хуже всего было то, что выводы экспертов ни в малейшей степени не способствовали поимке этой чудо-парочки. Ни те, ни другие отпечатки в полицейских картотеках не значились. Напряжение в городе растет, а кто его подогревает, непонятно.

Бергман ненавидяще зарычал, с раздражением сунул папку с выводами экспертизы в стол и целиком переключился на операцию «Сеть». Он был сыт этими «тайнами мадридского двора» по горло.

***

Уже на второй день Нэнси поняла, что сыта этим «отдыхом» до тошноты. То ли сказывалась душная провинциальная и какая-то сектантская атмосфера всего этого городка, то ли все-таки – полный беспорядок в ее собственной душе… факт оставался фактом: куда бы она ни пошла, ей все время чудился чужой недобрый присмотр.

Спасаясь от этого чувства, она ходила на речку и подолгу стояла на подвесном мосту, вспоминая, как в далеком детстве сигала отсюда вниз с закрытыми глазами, – чтоб было еще страшнее. Она пыталась читать и обнаружила, что ее буквально тошнит от всех этих слюнявых и ужасно длинных романов, где бедная, но правильно воспитанная и обязательно глубоко верующая девушка в конце концов бросала своего непутевого порочного дружка и находила истинное счастье в замужестве за трудолюбивым и тоже глубоко верующим мужчиной старше ее лет на двадцать.

«Господи, гадость какая», – вздыхала она, ставя на полку очередной том и понимая, что ей почему-то всегда нравились как раз дерзкие и непутевые. Нет, она всегда знала, что замужество и флирт не одно и то же, но вот по сердцу ей были как раз те, кто менее всего годился в мужья, – такие, как Джимми много лет назад.

Да, Джимми – такой, каким она его полюбила, – как муж и впрямь был ни к черту. На это ей указывали все ее подруги; это, как дважды два, буквально на пальцах доказала ее мать; да она и сама это знала – с самого начала. Кто бы тогда мог подумать, что не пройдет и пяти-шести лет, как Джимми растеряет и азарт, и отвагу и станет, пожалуй, лучшим изо всех возможных мужей – спокойным, надежным, рачительным и абсолютно скучным.

И Нэнси понятия не имела, что с этим делать.

***

Уже на второй день Салли знал о своей будущей жертве все, что надо. Он засек время, когда она проснулась, когда сходила в летний душ, выбежала вслед за детьми в сад, прогулялась перед завтраком, а затем отправилась на речку… И он еще и еще раз убедился в том, что она достойна самого страшного возмездия. Прячась за кустами, Салли многократно следовал за ней до самого подвесного моста через мелкую, желтую от осыпающейся с крутых берегов глины речушку. И он видел, как яростно бурлит в ней жажда греха.

В первое утро она просто стояла на мосту и смотрела вниз. Днем, лениво взмахивая красивыми ровными руками, несколько раз переплыла речку туда и обратно. А потом, уже глубокой ночью, естественно, при полной луне, сделала такое, отчего почти круглосуточно наблюдавшего за ней в бинокль Салли бросило в пот.

Ни с того ни с сего эта шлюха сорвалась с постели, в одном халатике бегом домчалась до реки, – он едва за ней поспевал! – сорвала с себя халат и как есть, без ничего, выбежала на мост и вскочила босыми ногами на ржавый от времени трос. Пару секунд, каким-то чудом удерживая равновесие, балансировала на тросе, а затем – Салли видел это в деталях – закрыла глаза и прыгнула вниз!

Салли даже затрясло. Глубину грехопадения этой твари даже трудно было себе представить сколько-нибудь нравственному человеку. Она не просто испытывала господа; она бросала ему вызов! И если бы с ним была хотя бы удавка, Салли безусловно принял бы этот вызов немедленно, сейчас же!

На подгибающихся от пережитых ощущений ногах он проследовал за ней обратно к ее дому и сквозь открытое настежь окно четверть часа наблюдал, как она, беспрерывно бормоча и взмахивая красивой кистью, – совершенно голая – ходит из угла в угол своей спальни, а затем понял, что он так больше не может!

Не зная наверняка, что ему понадобится больше, Салли принес из машины шило, удавку, остро отточенную бритву и плотный полиэтиленовый пакет.

«Может быть, сначала поиграть с ней в лошадки?» – подумал он, и сам же отверг этот вариант.

Салли прекрасно понимал, что пострадать должна прежде всего гордыня, а вовсе не тело этой шлюхи. Это ведь лишь на первый взгляд казалось, что для нее вполне подходит игра в ту же «лошадку», или, скажем, в святого Себастьяна, когда уколов становится так много, что шлюха просто шалеет и начинает верещать, как свинья на бойне.

«А почему бы и не в Себастьяна?»

В этой идее было что-то заманчивое. Салли ведь сразу отметил, что на службу в местную церковь она не ходит – даже ради соблюдения общественных приличий. И если заставить эту безбожную шлюху пережить то же, что когда-то пережил великий святой мученик…

«Нет, не годится!»

Из тех важных уроков, что Салли почерпнул на сеансах мистера Левадовски, следовало, что только бесконечное терпение, глубокое уважение к предмету исследования и непрестанный труд могут помочь мужчине целиком раскрыть душу женщины… Но вот терпения-то ему сейчас как раз не хватало, – слишком уж велика была клокотавшая в груди ярость.

Он ведь прекрасно помнил, кто виноват в первом грехопадении мужчины, и вполне отдавал себе отчет, кто невидимой черной тенью стоит за спиной каждой женщины! От одной мысли об этом по спине Салли пробегала холодная волна, а сам он исполнялся глубоким самоуважением. Бросить вызов самому нечистому… это стоило многого. Но главное, когда это все-таки происходило и само зло, извиваясь и корчась у его ног, начинало просить пощады, он сам исполнялся такой мощи, такого глубокого чувства конечной правоты, какого не мог испытать более нигде.

Салли улыбнулся; он был уверен, что едва ли каждый десятый из так называемых мужчин хоть однажды рисковал позволить себе испытать это чувство. Нет, он нисколько не винил их за слабость – каждому свое. Просто порой ему страстно хотелось, чтобы все эти придурки узнали, с кем на самом деле все эти годы встречались – в школе, на работе, в коридорах многоквартирных домов… Потому что лишь тогда они поймут, как заблуждались на его счет.

«Сегодня же ночью! – решил Салли. – Немедленно! Сейчас же!»

***

К вечеру уходящего дня, когда примчавшиеся с речки дети, клюя носом от нестерпимого желания немедленно упасть и заснуть, мыли ноги, Нэнси решилась.

– Я поеду.

Она расцеловала детей и стремительно взбежала по лестнице в свою спальню, чтобы упаковать необременительный багаж. И ровно в тот миг, когда она захлопнула за собой дверь спальни, Салли понял: пора!

Черной легкой тенью он скользнул к разделяющей сады изгороди, сдвинул в сторону серебристую от времени, обожженную солнцем доску и протиснулся на заветную территорию. По толстым корявым веткам быстро и бесшумно взобрался на старое, огромное дерево и остановился, чтобы передохнуть. Отсюда до окна было всего ничего – шесть-восемь небольших шагов, но сделать их он пока не решался – толстенная ветка качалась и тревожно похрустывала.

– Давай, Салли, – тихо, вполголоса приказал он себе. – Доверься господу! Ну же!

И едва он сделал первый шаг, Нэнси окинула свою спальню последним прощальным взглядом, подхватила чемодан, сбежала вниз по скрипучей деревянной лестнице, тепло попрощалась с мамой, стремительно прошла через двор и села в машину. Бросила последний взгляд на дом, в котором выросла, и вдруг почувствовала невыразимое облегчение – как если бы ей перестали смотреть в спину.

***

Когда Салли услышал, как хлопнула дверь, он сразу почуял неладное и быстро двинулся по ветке. Дошел, вцепился руками в подоконник и замер. В спальне было совсем темно, но он уже почему-то был уверен, что эта комната пуста.