Текст книги "Жестокое милосердие"

Автор книги: Робин Ла Фиверс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

ГЛАВА 13

Услышанное от Дюваля насчет Ранниона меня тревожит весь остаток дня. Если Раннион был вправду невиновен, почему же настоятельница подослала к нему убийцу? Знала ли она, что он стал соратником герцогини? А может, ей, наоборот, было известно нечто такое, о чем Дюваль и не подозревает?

Но если Раннион все-таки был на стороне герцогини, откуда же взялась на нем метка? Почему Мортейн не пожелал снять пятно с души этого человека?

Я с ужасом подозреваю, что ответ кроется в моих собственных действиях. Неужто, лишив Ранниона жизни, я заодно лишила его и возможности заработать прощение?

Эта мысль пугает, и я что есть сил гоню ее. Мортейн благ. Мортейн свят. Мортейн всеведущ. Будь намерения Ранниона и вправду чисты, уж верно, наш Бог увидел бы это и даровал ему пощаду.

Я еще размышляю над этой проблемой, когда Дюваль направляет коня на каменный мост. Городок, в который мы въезжаем, невелик и полон народа. Однако Дюваль, кажется, очень хорошо знает, куда ехать. Мы следуем узкими мощеными улицами и наконец останавливаемся у гостиницы.

Мы спешиваемся, и конюх подбегает забрать лошадей. Дюваль дает ему какие-то наставления, после чего предлагает мне опереться на его руку. Я повинуюсь, но про себя возмущенно гадаю, какой недоумок первым вообразил, будто женщина не может ходить без подобной опоры.

Когда мы оказываемся внутри, навстречу бросается владелец гостиницы. Дюваль объясняет, что нам требуется для ночлега. Хозяин велит прислуге отнести наши пожитки наверх, а нас ведет в общую комнату, где уже накрывают стол для ужина.

Помещение для гостей весьма просторное, даже больше нашей монастырской трапезной. Правда, потолок низковат, балки над головой темны от копоти, и от этого общая комната кажется тесной. В очаге горит огонь, пахнет дымом, молодым вином и жарящимся мясом.

Мы усаживаемся за столик в углу, как можно дальше от других едоков. Я торопливо прохожу вперед, чтобы занять место, с которого наилучшим образом видна входная дверь. Моя предусмотрительность забавляет Дюваля: я вижу, как дергается уголок его рта.

Служанка ставит перед нами плоскую бутыль вина и две чашки, после чего удаляется. Я, однако, не даю своему спутнику даже поднести кружку ко рту, озадачивая его все тем же вопросом:

– Ну хорошо, Раннион был человеком герцогини. Но если так, что же он все-таки делал в таверне?

Я уверена – столь чудовищной ошибки монастырь допустить не мог. Дело в чем-то ином, и я полна решимости выяснить, в чем именно!

Дюваль все-таки делает долгий глоток и не спеша отвечает:

– Он собирался мне сообщить, намерена ли Англия прислать войско, чтобы помочь нам биться с французами.

Вот так же я себя чувствовала, когда Аннит ловко заезжала мне пяткой в живот. Очень хочется уличить Дюваля во лжи, но взгляд его ясен и правдив. Я не могу уловить ни одного из многих признаков криводушия, которые меня научили определять. А кроме того, его ответ вполне осмыслен и убедителен. Герцогиня была как-никак помолвлена с английским кронпринцем, прежде чем он исчез из той башни.

– Коли так, – говорю я, – поверить не могу, что аббатиса знала, кому он в действительности помогает!

Дюваль пожимает плечами:

– Я тоже предпочитаю думать, что она просто не знала. В ином случае картина вырисовывается самая удручающая.

Я резко возражаю:

– Твои подозрения беспочвенны!

Хватаю кружку и одним глотком ополовиниваю ее, как будто вино может смыть мерзкое послевкусие недоверия.

Дюваль наклоняется поближе.

– Итак, – говорит он, – я продемонстрировал добрую волю и ответил тебе. Теперь твоя очередь. Расскажи все-таки об этих метках Мортейна и о том, как их следует замечать.

– Прости, – отвечаю я. – Рассказать не могу – обет воспрещает.

Он откидывается на стуле, и его глаза вновь становятся похожими на зимнее морозное небо.

– Скверно это, милочка. Ибо, пока я доподлинно не выясню, каким именно образом вы принимаете решения, я вынужден относиться к монастырю – и, соответственно, к тебе – с большим подозрением!

Я не отвожу глаз.

– Похоже, – говорю я, – мы оба заложники своего долга.

Тут вновь появляется служанка. Она кладет перед нами хлеб, совсем свежий, с хрустящей корочкой, подает жареного каплуна, две миски тушеных овощей, печеную репу, лук и добрый ломоть сыра. Изголодавшись в долгой поездке, мы набрасываемся на еду.

Утолив первый голод, я все-таки подступаю к Дювалю с очередным вопросом:

– Ну а Мартел? Скажешь, тоже был твоим человеком?

– Что я слышу? – отвечает он насмешливо. – Неужто от меня хотят еще что-то получить, предварительно не поделившись даже крупицей?

Это и впрямь несправедливо. Я отвечаю тихо и как бы неохотно, но на самом деле это военная хитрость:

– С удовольствием поделюсь с тобой всем, что знаю. Я лишь тайны своего ордена разглашать не могу.

Он отводит глаза, на скулах вновь появляются желваки.

– Ну ладно, – произносит Дюваль после долгой паузы. – Я расскажу тебе про Мартела. Но лишь для того, чтобы ты поняла, почему необходимо сперва как следует разузнать, что к чему, а удар наносить уже потом. Нет, Мартел не оказывал нам услуг. Однако есть основания полагать, что я бы смог добиться от него содействия и выяснил бы, кто при нашем дворе является главным пособником французской регентши!

Я утыкаюсь в винную кружку, пряча овладевшую мной тревогу.

– Неужели совесть заедает? – спрашивает Дюваль.

Я нахально лгу:

– Нет пока.

Тут через порог ложится чья-то тень, и я сразу забываю и Дюваля, и наш с ним спор. В комнату входит настоящий великан, во всяком случае, подобных ему я до сих пор не видела. Он даже рослого Дюваля превосходит на добрых полголовы. Незнакомец весь в пыли и явно устал с дороги. Он здорово смахивает на огра, [5]5
  Огр– сказочное существо, великан-людоед.


[Закрыть]удравшего из страшной сказки. Лицо все изрыто оспой, нос был сломан самое меньшее дважды и совершенно потерял форму. Волосы коротко острижены, глаза прищурены так, что кажется, уже и не могут открыться шире.

Он обводит комнату тяжелым взглядом, его глаза находят Дюваля и окончательно превращаются в щелочки. Широким шагом он идет к нам. Я подбираюсь пружиной, рука ползет к кинжалу на поясе. Дюваль замечает мое движение, его глаза округляются от неожиданности, потом он оглядывается…

…Мгновенно вскакивает и во всю прыть несется навстречу незнакомцу. Они сшибаются, точно древесные стволы в бурю. Я не сразу осознаю, что удары, которыми они обмениваются, вовсе не имеют целью вышибить дух и вогнать по уши в землю. Они лупят друг дружку по плечам и спине в порядке дружеского приветствия.

Я медленно выдыхаю и убираю с рукояти ладонь.

К тому времени, когда они кончают выбивать пыль из плащей и камзолов, я замечаю в дверях стайку подмастерьев и конюшат. Все они показывают пальцами на незнакомца. Дюваль кивает в их сторону. Великан добродушно закатывает глаза, после чего поворачивается и здоровается с ребятней. Они так и торчат там, возбужденно переговариваясь, пока хозяин гостиницы не прогоняет их прочь.

Дюваль уже ведет новоприбывшего за наш стол. Вблизи тот выглядит ничуть не симпатичней, чем издали. Теперь я вижу, что глаза у него бледно-голубые. В сочетании с изборожденной оспинами кожей они делают верзилу здорово похожим на волка. Пожалуй, это один из самых уродливых людей, которые мне попадались.

– Исмэй, – знакомит нас Дюваль, – это Бенабик из Вароха, также известный под именем Варохского Чудища. Чудище, это Исмэй, девица Рьенн!

Мое изумление не знает границ. Слухи о Варохском Чудище доходили даже к нам в монастырь. Все знают о том, насколько бесстрашен и свиреп он в сражениях: нисколько не дорожит собственной жизнью, отчего его даже называют безумцем.

– Добрый вечер, мой господин, – вежливо говорю я.

Чудище берет мою руку и очень нежно приподнимает ее, отвешивая рыцарский поклон. Его благородные манеры очень мало соответствуют внешности.

– Для меня честь познакомиться с вами, прелестная госпожа, – говорит он.

Голос у него, как и следовало ожидать, очень низкий, раскатистый. Словно отдаленный гром прогремел.

Я смущенно отвечаю:

– Я не благородного происхождения. Незачем называть меня госпожой.

– Всякая девушка, которую встречает Чудище, для него прелестная госпожа, – поясняет Дюваль.

Чудище выпрямляется и отпускает мою руку.

– Не всякая, а лишь та, что не удирает от меня прочь, объятая ужасом, – произносит он с улыбкой.

Великан шутит и веселится, но выглядит это так, словно он ощеривается перед нападением. Как же мне нравится, что он, вместо того чтобы извиняться за свою наружность, предлагает ее тебе, точно вызов! Я тотчас проникаюсь теплым чувством к этому человеку.

Количество французов, убитых им в прошлой кампании, лишь возвышает его в моих глазах. Более того – мне отлично известно, что в дни Безумной войны именно его беспримерное мужество зажгло сердца тысяч крестьян. Вооружившись кто чем – вилами, топорами, серпами, заточенными лопатами, – они пошли в ополчение и в итоге выдворили французов из нашей страны. Если бы не вдохновенные деяния Чудища и не доблесть крестьян, быть бы нам сейчас под захватчиками.

– Садись, дружище! – Дюваль приглашает рыцаря за стол и подсаживается к нему. – А я и не ждал, что ты так скоро вернешься, да еще и разыщешь меня здесь.

Их глаза встречаются, и один спрашивает без слов, другой так же отвечает.

– Мы просто подоспели ко времени, – вслух произносит Бенабик и велит хозяину принести еще кружку.

Тот с явной радостью обслуживает живую легенду, явившуюся под его кров.

– «Мы»? Что, и де Лорнэй здесь? – спрашивает Дюваль.

– Ну конечно! Мы, знаешь ли, бросили монетку, и ему выпало устраивать лошадей.

– Это и есть де Лорнэй? – спрашиваю я, заметив мужчину, как раз входящего в комнату.

Он тоже очень высокого роста, правда, примерно с Дюваля – куда ему против богатырской стати Варохского Чудища! – и тоже одет в потертую, запыленную кожу. Но на том всякое сходство между ними и кончается. В противоположность Бенабику, это едва ли не прекраснейший из мужчин. Он подобен архангелу, спустившемуся с небес. Красавец движется к нашему столу, сопровождаемый целой свитой служанок, готовых бегом исполнять малейшую его просьбу. Мне становится противно, и я опускаю взгляд в кружку с вином.

Дюваль поднимается ему навстречу, а я замечаю, что Чудище пристально следит за выражением моего лица.

– Неужели тебе не по сердцу красота де Лорнэя, прелестная госпожа? – спрашивает он.

Я морщу нос:

– Я не охотница до красивых мужчин, господин мой.

Он одаряет меня оскалом жуткого хищника и поднимает кружку.

– Так и знал, что мы столкуемся! – говорит он и выпивает вино.

Я тепло улыбаюсь в ответ и делаю то же самое.

Когда Дюваль представляет меня де Лорнэю, тот не делает попытки поцеловать мою руку и не называет госпожой. Он, кажется, вообще едва замечает меня. Чудище опять склоняется к моему уху:

– Прошу тебя, не обращай внимания на повадки рыцаря Аморны.

Я поспешно вскидываю глаза: как-то де Лорнэй примет подобную колкость? Сдается мне, назвать посвященного рыцаря «рыцарем Аморны», то есть простым юбочником, – значит нанести ему тягчайшее оскорбление! Однако де Лорнэй лишь бросает на Чудище слегка раздраженный взгляд и усаживается за стол. Нам живо приносят еще вина и бокалы, после чего хозяин прогоняет млеющих девушек на кухню и оставляет нас ужинать.

Де Лорнэй тянется к кувшину и спрашивает:

– Ну так что? Отыскал тебя Раннион?

Дюваль осуждающе косится в мою сторону и отвечает:

– Нет, к сожалению. Его постигла беда. Он скончался прежде, чем мы успели переговорить.

Рука де Лорнэя замирает над кружкой.

– Это что, правда?

Дюваль мрачно кивает. Я не отрываю глаз от тарелки, очень стараясь ни в коей мере не выглядеть той самой «бедой», и напоминаю себе, что на самом деле не совершила ничего плохого. Я лишь позволила святому Мортейну направлять свою руку.

– Что же с ним стряслось? – спрашивает де Лорнэй.

Дюваль лишь отмахивается:

– Лучше вы расскажите, как оказались здесь. Я-то думал, вас надолго задержат в Бресте дела.

Де Лорнэй и Чудище переглядываются.

– Барона мы там не застали, он выехал в Геранд, на державный созыв, – отвечает Бенабик. – Собственно, и мы едем туда же.

– Что?.. – спрашивает Дюваль.

Я впервые вижу его настолько растерянным.

Чудище хмурит брови:

– Разве ты не хочешь, чтобы и мы там были? Мы решили, что тебе не повредит наша поддержка.

– Да нет. Я просто не знал, что будет державный созыв. Герцогиня вроде не собиралась созывать всех баронов, пока не выработает решение, которое с ними можно было бы обсудить. Ты правда уверен?

– Вполне. Весть о созыве достигла Бреста как раз к тому времени, когда мы сошли с корабля. На пергаменте была печать Тайного совета.

Дюваль делает большой глоток вина, ни дать ни взять нуждаясь в подкреплении сил.

– Это может означать только одно, – говорит он. – Кто-то из советников презрел пожелания государыни и сам объявил созыв.

Если это так, то последствия могут быть очень и очень серьезными. За столом воцаряется тишина.

– Быть может, она просто передумала? – невольно спрашиваю я.

Дюваль смотрит на меня так, словно успел начисто забыть о моем присутствии.

– Нет, – отвечает он тихо.

Де Лорнэй принимается разглядывать меня, точно какую-то диковину.

– Ну и выбрал же ты времечко роман закрутить, – говорит он Дювалю.

Тот отвечает:

– Девица Рьенн доводится мне не возлюбленной, а кузиной. Попрошу вас обходиться с ней соответственно!

В его голосе звучит явственное предупреждение, и я против воли испытываю теплую благодарность.

Темные брови де Лорнэя изумленно лезут на лоб:

– Кузина?

– Кузина, – почти рычит Дюваль. – И я везу ее ко двору!

– Зачем? – слегка присвистнув, осведомляется де Лорнэй. – Сплетни и кривотолки плодить?

Белые зубы Дюваля сверкают в улыбке.

– А хотя бы и за этим, – говорит он. – Впрочем, ваши новости все в корне меняют. Идем-ка на боковую, чтобы завтра выехать на рассвете!

Он поднимается и сверху вниз глядит на меня.

Оказывается, ужин кончен, мне пора уходить. На случай, если я чего-то не поняла, он подает мне руку.

Я прищуриваю глаза. Он что думает – что я не раскусила его план? Я, значит, буду тихо сидеть у себя в комнате, пока он тут с приятелями вершит судьбы королевств и предателей изобличает? Не пойдет! То есть пускай его думает, будто я безропотно повинуюсь!

– Конечно, мой господин, – говорю я с кроткой улыбкой.

Поднимаюсь и желаю всем доброй ночи. Дюваль ведет меня в мою комнату, и я следую за ним, точно послушная дурочка, с соответствующим выражением на лице. В дверях он вежливо желает мне спокойной ночи и откланивается. Затворив дверь, я припадаю к ней ухом и некоторое время прислушиваюсь. Убедившись, что он и вправду ушел, я сквозь щелку выглядываю в коридор. Там никого нет.

Незаметно, как тень, я выскальзываю наружу и торопливо отыскиваю черный ход, которым пользуются служанки.

ГЛАВА 14

Я спускаюсь по узкой лестнице и оказываюсь в тесной захламленной прихожей, потом упираюсь в толстую дверь. Вне сомнения, за ней кухня. Час уже достаточно поздний, и, если мой святой ко мне хоть чуть-чуть милостив, большинство работников должны были уже уйти. Я приоткрываю дверь, мысленно готовя благовидный предлог для своего появления. Однако внутри и в самом деле никого нет, только в углу возле мойки двое мальчишек драят котлы почти с себя самих высотой.

Я подмигиваю им и прижимаю палец к губам, затем показываю два медяка. Глаза у мальцов тотчас разгораются: заработок! Нечаянный заработок! Красными пальцами, распухшими от воды, они выхватывают у меня грошики и согласно кивают – дескать, договорились, могила!

Обеспечив себе таким образом тыл, я прокрадываюсь к двери, за которой, будем надеяться, меня ждут все тайны Дюваля.

За ней – короткий коридор, что ведет из кухни в общую комнату. Отлично! Я перешагиваю порог и, хоронясь в потемках, неслышно крадусь на голоса.

Дюваль только-только вернулся, как раз усаживается за стол. Бенабик поднимает глаза и морщится:

– Слушай, позови-ка вон ту служаночку да вели принести еще вина! А то она, бедняжка, до того боится меня, что предпочитает притвориться глухой, а господина Задаваку разве допросишься?

– Потому и не допросишься, что она, чего доброго, потом явится к нему в спальню, – ворчит Дюваль.

Не обращая внимания на очередную подначку, де Лорнэй подается вперед:

– Ты что, в самом деле собрался выставить девчонку напоказ при дворе? Твое происхождение слишком известно, чтобы кто-нибудь купился на подобный обман!

Дюваль фыркает:

– Пусть они услышат «кузина», а подумают «любовница»! Мне-то что?

Чудище склоняет голову к плечу:

– Слушайте, что тут вообще происходит? Всем давно известно, что твоя единственная возлюбленная – это политика, а не какая-нибудь крестьяночка, даже самая что ни на есть прехорошенькая.

Я жарко краснею в темноте. Как хорошо, что никто не может этого видеть!

– Вот в том-то и закавыка, – вздыхает Дюваль. – Сколько ни пытался я объяснить аббатисе Святого Мортейна, что никто не поверит в мою пылкую страсть, – все как об стену горох!

У меня перехватывает дух. Насколько запросто он выложил своим друзьям, кто я на самом деле такая! Как же беспредельно он им доверяет! Или ему просто все равно, что со мной станется?

У Чудища попросту отпадает челюсть:

– Так эта девочка – из обители Святого Мортейна?

Дюваль мрачно смотрит в кружку:

– Да. Она служанка Смерти, друг мой.

Настает черед Бенабику присвистнуть:

– Ее решили напустить на тебя?

– Сама она это отрицает, как и ее настоятельница. Но доверчивости в девке примерно как во французской регентше, так что сомнения меня все-таки гложут.

А он точно не дурак, как я погляжу.

Дюваль тем временем наливает себе еще вина и рассказывает друзьям, как ловко наша матушка обвела его вокруг пальца. Дослушав до конца, Чудище откидывает безобразную голову и громким хохотом нагоняет на бедную служанку пущего страха.

Дюваль угрюмо разглядывает осадок на дне своей кружки:

– Не смешно!

– Еще как смешно, – хмыкает де Лорнэй. – У тебя было больше заговоров, чем у гулящей девки любовников, – и вот так вляпаться!

Дюваль терпеливо ждет, пока иссякнет веселье его друзей. Держится он вообще-то молодцом. На его месте я бы давно уже тумаков им надавала.

– Еще будете смеяться, или мне продолжать? – спрашивает он наконец.

– Прости, – бормочет Чудище, утирая пудовым кулаком слезы. – Делать-то ты что теперь собираешься?

– Врать самым убедительным образом, – отвечает Дюваль. – И молиться, чтобы она не прикончила какую-нибудь важную птицу.

Эти слова заставляют Чудище заново скорчиться в приступе смеха. Дюваль пинает его под столом.

– Сейчас из гостиницы гости побегут, – ворчит он. – Выкладывай лучше, что за новости вы из Англии привезли. Я ведь с Раннионом так и не встретился и ничего до сих пор не знаю.

– Да что же с ним произошло, в конце концов? – спрашивает де Лорнэй.

Дюваль указывает глазами на потолок, туда, где расположена моя комната.

У Чудища округляются глаза:

– Так это она и есть беда, о которой ты говорил?.. Но погоди, ведь ее монастырь стоит за Бретань.

– Ну да. То есть я в это верю. И я с ними даже вроде договорился о совместных действиях… в результате чего мне и навязали эту соплячку-послушницу.

Де Лорнэй наклоняется вперед, его лицо светится любопытством:

– Ты с ней уже переспал?

Чудище мечтательно закатывает глаза:

– Говорят, возлечь с прислужницей Смерти – значит получить ни с чем не сравнимое удовольствие.

– В самом деле? Не слыхал, – удивляется Дюваль.

Ну а я – я просто вне себя. Никто в обители мне на это даже не намекал, почему?

Де Лорнэй качает головой.

– Слухи, – говорит он. – Это всего лишь слухи.

Впрочем, он напускает на себя вид глубокого знатока, и остальные двое живо поворачиваются к нему.

Он пожимает плечами:

– Я и не подозревал, что она из монастыря. А наутро продажного военачальника нашли мертвым.

Понимаю, что меня это никаким боком не касается, но помимо воли гадаю, с кем же он переспал? С Сибеллой? С кем-нибудь из старших послушниц?

– Ну ладно, хватит. – Дюваль вскидывает ладонь. – Давайте лучше ваши новости от английского короля! Что он сказал?

На лицо Чудища набегает тень.

– Сам он не пожелал нас принять, – говорит рыцарь.

– По крайней мере, так утверждал его канцлер, – добавляет де Лорнэй. – В чем именно было дело, нам выяснить не удалось.

– В любом случае, официальные пути для нас были закрыты.

– А неофициальные?

– Ну, тут мы много чего разузнали. Правда, новости в основном невеселые.

Повисает тишина, потом вновь подает голос Чудище:

– Английский король начал переговоры с регентшей Франции. Он не намерен препятствовать захвату Бретани.

Кулак Дюваля с такой силой опускается на стол, что не одна я подскакиваю от неожиданности.

– И это после всего, что мы для него сделали, когда он стремился к трону?

Чудище кивает:

– Вот именно.

– Но есть и хорошие новости, – произносит де Лорнэй.

– Они должны быть очень хорошими, чтобы хоть как-то уравновесить плохие, – ворчит Дюваль.

– Английский король не намерен помогать французам задаром.

Дюваль пристально рассматривает свою кружку:

– Похоже, у всего в этом мире есть цена.

– Да, но пятьдесят тысяч – цена в любом случае высоковатая. Даже для французского престола.

Теперь наступает черед Дюваля присвистнуть.

– Да уж!.. – Он некоторое время молчит, потом добавляет, тряхнув головой: – Боюсь, эпохе королевств и герцогств наступает конец. Франция пожирает Европу, как нищий – яства на богатом пиру. – Он откидывается к стене и задумчиво глядит на своих друзей. – Французская регентша пускается на всякую хитрость, лишь бы не дать нам обзавестись союзниками. Спрашивается, она просто осторожничает и наперед просчитывает каждый наш шаг? Или кто-то с нашей стороны нашептывает ей на ушко?

Чудище переглядывается с де Лорнэем.

– А я думал, – говорит он, – помимо тайных советников, только мы и знали, что затевается.

– Вот и я о том же, – кивает Дюваль. – Поняли теперь, насколько жгучий стоит перед нами вопрос? Если у нас в самом деле есть французский шпион, он угнездился среди ближайших советников Анны. Второй вопрос – это тот же изменник, который самовольно объявил державный созыв, или их двое?

Некоторое время они молча раздумывают над этой невеселой проблемой, потом Дюваль одним махом допивает вино и морщится – он забыл об осадке на дне.

– Что ж, – говорит он, – давайте в самом деле укладываться, а то завтра рано вставать.

Они поднимаются из-за стола и с топотом уходят наверх. Я покидаю коридорчик и тоже направляюсь к себе. К подслушиванию я прибегла в надежде изобличить в чем-либо Дюваля. Вместо этого я убедилась в прямо противоположном. То, что он говорил в мое отсутствие, ничуть не противоречило тому, что он говорил при мне.

Хорошо, но почему со мной он обсуждал не все? Объяснение напрашивается только одно: монастырю этот человек действительно не доверяет. Я с трудом удерживаю разочарованный вздох. Окажись он явным изменником, насколько все было бы проще! Так и этак верчу каждое услышанное слово, доискиваюсь скрытого смысла, но ничего не нахожу.

На другое утро мы встаем затемно и пускаемся в путь еще до зари. Дюваль посылает Чудище и де Лорнэя вперед. Он тихо кипит из-за того, что я вынуждаю его ехать медленнее, но тут уж ничего не поделаешь.

От недавних дождей проселочные дороги размокли, и распутица задерживает нас еще больше. К наступлению сумерек становится ясно, что, несмотря на все усилия Дюваля, Геранда до темноты не достичь. Сдавшись наконец, он сворачивает с большака, и мы едем в Ла-Рош-Бернар.

Городок расположился на скалистом холме над рекой Вилэн. Его главная достопримечательность – новый замок, выстроенный семейством Джеффой после того, как их прежняя твердыня была до самого основания разрушена во время первой войны за престол.

В замке нас сразу ведут в большой зал. Стены завешаны яркими шпалерами, в камине ревет жаркий огонь. Я вижу полноватого русоволосого бородача и рядом с ним – изысканно одетую женщину. Она что-то говорит, и он буквально ловит каждое слово. В это время объявляют о нашем прибытии, и картина сразу меняется. Женщина отступает назад и скромно опускает глаза, тогда как вельможа – барон, надобно полагать? – торопится нам навстречу.

– Дюваль! Что за приятная неожиданность! – восклицает барон Джеффой, однако лицо выдает его: на самом деле он не очень-то рад. И даже более того. Вид у барона едва ли не испуганный, и я догадываюсь, что именно Дюваля ему сейчас хотелось бы видеть менее всего. А он продолжает: – Нынче нам необыкновенно везет на гостей, вхожих ко двору. У нас уже несколько дней живет госпожа Иверн.

Дюваль резко вскидывает голову, пристальный взгляд серых глаз останавливается на красавице.

– Ей слишком тяжко сейчас находиться при дворе… ну, вы же знаете, – понизив голос, добавляет Джеффой.

– Да, так она утверждает, – бормочет Дюваль, и я слышу в его голосе горькие и гневные нотки, которых до сих пор не замечала.

Я тоже смотрю на женщину у очага. Госпожа Иверн сидит опустив голову – ну просто воплощение благочестивой задумчивости. Точно в такой же позе я сиживала на скучных уроках в монастыре, когда меня уличали в шушуканье с Сибеллой или Аннит.

– Барон, позвольте вам представить мою кузину, девицу Рьенн!

Заслышав слово «кузина», Джеффой понимающе улыбается.

– Весьма польщен, – говорит он, и в его взгляде появляется нечто сальное. – Прошу, дорогая, чувствуй себя как дома. Ты с нами поужинаешь, Дюваль? Или вы так притомились в дороге, что предпочтете ужинать у себя?

Дюваль по-прежнему не сводит глаз с печальницы у камина.

– Нет, – говорит он. – Мы с удовольствием присоединимся к вам, а заодно и послушаем, что нового при дворе.

Я уверена, что мадам Иверн чувствует его взгляд. Почему она даже головы не поднимет?

Стоит мне об этом подумать, как она, словно услышав, именно это и делает. Внешне она само очарование, но ее враждебное отношение к Дювалю физически ощутимо.

– Отлично! – восклицает барон. – Сейчас кто-нибудь покажет ваши комнаты, чтобы вы могли освежиться! – И тянется к уху Дюваля: – Спорю на что угодно, вы с кузиной желали бы расположиться в смежных комнатах, mais oui? [6]6
  Mais oui? – Не так ли? ( фр.)


[Закрыть]

И он подмигивает до того нагло, что у меня руки чешутся взяться за кинжал. Ни дать ни взять почувствовав это, Дюваль крепко берет меня за локоть и увлекает наверх.

Мне достается просторная комната, к тому же великолепно обставленная. Я с тоской оглядываю широкую кровать с пологом, воспользоваться которой мне предстоит лишь через несколько часов. Тяжко вздыхаю и, делать нечего, принимаюсь готовиться к вечернему застолью. Раздеваясь, я все думаю о неловкости, обуявшей барона при виде Дюваля, о явной враждебности госпожи Иверн… и о непроницаемой выдержке моего спутника. Чего доброго, нынче вечером мне предстоит узнать что-нибудь важное!

Ну или хоть позабавлюсь за ужином, разгадывая, что так рассорило Дюваля и госпожу Иверн. Интересно, в какой мере желание Дюваля трапезничать вместе с хозяином объясняется ее присутствием здесь? Я даже с другого конца большого зала рассмотрела, насколько красива эта женщина. Бледная кожа, волосы что золотые нити, а уж одета!.. И зачем я с таким усердием, достойным лучшего применения, удирала с уроков хороших манер и женского очарования?

Я смотрю на себя в зеркало из полированного серебра, висящее на стене. Мы с мадам Иверн – полные противоположности. Она похожа на драгоценный камень в изысканной оправе. Я – хмурая и серьезная; даже перед зеркалом стою, сдвинув брови. Заранее слышу, как захохочут барон и его жена, когда мое жалкое притворство будет разоблачено… Ну уж нет! Я ни под каким видом этого не допущу!

Разглаживаю складку между бровями, это делает меня чуть-чуть симпатичнее. И все равно – куда мне до Иверн!

Я обмакиваю льняное полотенце в теплую воду – та чуть заметно благоухает розовыми лепестками, это ли не роскошь! – и тщательно обтираюсь.

У меня с собой только одно платье, в котором не стыдно выйти к столу. Не хочется его надевать, я по нему отнюдь не соскучилась с того последнего раза, но куда денешься?

Прихотливую прическу, как у мадам Иверн, тоже не сделать, зато при мне та самая сеточка для волос, украшенная жемчугами. Я улыбаюсь. Все мои темные умения тоже при мне, а что есть у нее?

Как раз когда я заправляю последнюю упрямую прядь, раздается стук в дверь. Я открываю ее и вижу Дюваля, готового сопроводить «кузину» вниз. Он окидывает меня долгим внимательным взглядом – еще бы, ведь переодевание сильно изменило мой облик. Я, в свою очередь, рассматриваю его. Он тоже переоделся – сменил кожаный костюм для верховой езды на элегантный черный дублет, в вороте которого виднеется свежее белье. Уж не является ли черный его знаковым цветом? Дюваль все смотрит, и мне становится неуютно: в его взгляде мерещится пробудившийся мужской интерес.

– Не уверен, что позволил бы своей кузине выйти на люди в подобном наряде, – произносит он наконец.

Я напоминаю:

– Твоей кузине, господин мой, особо не из чего выбирать.

– Что ж, – говорит он отрешенно, – значит, судьба наша такая. – И протягивает руку: – Идем, нас уже ждут.

Чуть помедлив, я опасливо беру его под руку. Необходимость соблюдать все эти светские ритуалы ужасно бесит меня, и я не упускаю случая слегка помучить его.

– Кажется, мадам Иверн тебе не слишком обрадовалась, – замечаю я вполголоса. – Да и барон не в восторге.

Он фыркает. Кто бы мог ждать от него столь низменного проявления чувств в присутствии дамы!

– У нас с госпожой Иверн весьма разные взгляды очень и очень на многое. А вот от барона я подобного не ожидал! – Он смотрит на меня сверху вниз, в глазах возникают искорки смеха. – Ты же знаешь, кто она такая? Или нет?

Я готова проклясть свою неосведомленность. Это даже противнее, чем идти под ручку с Дювалем.

– Нет, – отвечаю я коротко. – Не знаю.

У Дюваля вырывается лающий смешок:

– Дорогая моя убивица, это же пассия покойного герцога!

Я так и ахаю:

– Французская шлюха?!

Его взгляд становится пристальным:

– Почему ты ее так называешь?

Я пожимаю плечами, глядя вперед, где уже виден большой зал. Теперь, когда я знаю, кто такая мадам Иверн, меня снедает непотребное любопытство.

– Так называли ее сестры в монастыре, – говорю я Дювалю.

Повисает пауза. Его глаза уже не смеются.

– Вот так, значит, – говорит он. – Для полноты картины добавлю, что я сын французской шлюхи.

У меня под ногами как будто разверзлась бездонная пропасть. Слова Дюваля гудят в голове, словно удары тяжкого колокола. Так он один из бастардов герцога! Единокровный брат герцогини!