Текст книги "Дыхание Смерти"

Автор книги: Роберто Диоталлеви

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Роберто Диоталлеви
Дыхание Смерти
(Кулл)

(«Северо-Запад», 1999, том 5 «Кулл и Дыхание Смерти»)

ПРОЛОГ

Холодный бездымный факел зеленоватым мертвенным светом заливал пещеру. Он был воткнут в железную скобу у входа и, стало быть, освещать мог только дверь да три грубо вытесанные ступени, ведущие вниз.

Однако – странное дело… Свет заливал всю пещеру: кое-как выровненный пол, стены, сужающиеся к выходу, низкий свод, старый, вытертый до дыр сложенный вдвое ковер у стены, вбитые в стены железные кольца, цепи, чуть не в руку толщиной…

Толстый железный обруч охватывал худую ногу пленника, одетого в жалкое подобие рубахи и штанов. Худоба его была, скорее всего, следствием заточения в темнице, хотя, вероятно, таким он был всегда: маленьким, хрупким, тонкокостным. Правда, кроме внешности ничто в человеке не наводило на мысль о слабости. Пленник сидел на своей убогой подстилке очень прямо, поджав ноги; его узкие темные глаза не мигая смотрели в одну точку, а лицо, при этом мертвенном свете казавшееся серым, в своей неподвижности напоминало маску. Все мускулы пленника были расслаблены, казалось, тело его вот-вот утратит жесткость и растечется по полу, скинув столь ненавистные цепи.

Но вот что-то неуловимо изменилось. Худая грудь приподнялась, и тотчас узкие плечи узника, шея, неподвижные руки, спина, поджатые ноги словно бы начали наливаться силой, на глазах обретая крепость железа и гибкость виноградной лозы. Несколько мгновений на продавленном ковре сидело неведомое божество, исполненное немыслимой мощи, но вновь шевельнулась драная хламида, и сила начала неудержимо вытекать из тела, оставляя лишь пустую оболочку. Вдох – выдох. Великое божество – беспомощный пленник. И только бесстрастная маска, которую боги дали ему вместо лица, ничуть не менялась. Нечеловеческое могущество – слабость младенца, вдох – выдох…

Внезапно узник странным слитным движением словно бы взмыл вверх, как неудержимая волна во время прилива. Голова чуть наклонилась вперед, длинные гибкие руки медленно поплыли вверх, словно выпуская невидимую птицу, голова поднялась за ними… Прикованная нога дрогнула, цепь зазвенела, но это не разрушило сосредоточенности пленника и гармонии его странного танца. Руки так же медленно и плавно поплыли вниз, словно некая таинственная сила внезапно наполнила их свинцовой тяжестью, словно узнику не терпелось уронить их, сбросить непосильную ношу, но он боролся с собой, боролся с собственной телесной слабостью и хоть не побеждал, понемногу уступая неведомой силе, но и не сдавался. Чуть согнув ноги в коленях он медленно и осторожно опустил наземь незримую тяжесть.

Так начался его странный танец – танец человека, прикованного к стене. Тело его то воспаряло ввысь, то растекалось по земле, то наливалось тяжестью, то обретало легкость пушинки в воздушном потоке, то гнулось, как тонкая бечева, то обретало твердость сухого древесного корня, то взрывалось неистовым каскадом движений, то замирало и словно прислушивалось к чему-то далекому, или говорило с кем-то, или просто дышало…

Странный факел горел ровным зеленоватым светом и даже не думал гаснуть. Узник привык к этому, как и ко многому другому. Впрочем, «привык» не то слово. «Привык» – значит смирился, отказался от надежды, веры, борьбы. Человек, прикованный к стене, ни с чем не смирился и ни от чего не отказался. Он просто ждал. Ждал терпеливо, спокойно, не обнаруживая ни малейших признаков гнева или нетерпения, ждал малейшего шанса, чтобы, не медля ни секунды, ухватиться за него и действовать.

Он не был магом, вопреки убеждению многих, считавших его искусство даром светлых Богов или порождением злобного Йог-Сагота – смотря с какой его гранью им пришлось столкнуться. Он не ведал будущего, ибо не был и прорицателем.

Он просто ждал, как ждет до времени скрытый в ножнах клинок. Над его подземельем поднималась громада Призрачной Башни. Когда пленник думал о ней, он мог ясно представить себе внутреннее расположение комнат, каждый переход, каждую лестницу от угрюмых подземелий до открытой всем ветрам площадки на самой вершине Башни. Долгое время он был здесь гостем. До того, как его радушный хозяин решил, что гость слишком опасен.

Тело повторяло годами отточенные движения, а мысли пленника бродили далеко. В тех давних счастливых временах, когда они трое, он, его ученик Делви и мудрый старец из камелийского княжества Траориин сломили силу мага-лемурийца и вошли в Призрачную Башню как победители. Чтобы сделать это, он, теперешний пленник, прибег к помощи своего ученика, который волей судьбы был в дальнем родстве с прежним хозяином Башни. Память крови и глубокое внутреннее чутье Делви помогло миновать магические ловушки и одолеть чародея.

Но ничто не дается даром. Справедливые Боги за все начисляют свою плату, которую и взимают в должный срок с беспристрастием истинных владык. И настал день, когда Учитель Дзио-ка собрал их в круглом зале, где пол был выложен мозаикой с изображением Йог-Сагота. Магическим, исполненным особой силы, как утверждал Делви. Но Учитель бестрепетно наступил ногами, обутыми в мягкие туфли, на оскаленную пасть Великого Змея. Сила Йог-Сагота была побеждена и укрощена. Совсем она, конечно, не пропала, но никто ее здесь больше не боялся. Они сели на пол: мудрый старик и напротив него – он и Делви. Выцветшие от времени глаза Дзио-ка были печальны и строги.

– Никому не миновать жребия, определенного Богами, – тихо начал он, – никому не миновать того, что предначертано. У нас есть лишь один выбор: встретить судьбу достойно или потерять лицо. Линии наших судеб пересеклись здесь, в Месте Силы. Мы сокрушили великое зло, но для этого нам пришлось свершить малое – столкнуть меж собой родичей. И за это каждому из нас придется заплатить свою цену.

– К чему ты говоришь это, Учитель? – спросил Делви. – Зачем ты мучаешь нас?

– Не мучаю, а пытаюсь подготовить к встрече с неизбежным, – возразил Дзио-ка, – немногие могут заглянуть ему в глаза и сохранить необходимую отрешенность. Но если ты, Делви, считаешь, что готов к испытанию, так вот тебе правда: этой ночью наш небесный покровитель, Сияющий Ранхаодда послал мне сон. Он приоткрыл завесу будущего. Вскоре мы расстанемся. Каждому из нас предстоит своя дорога и своя битва, и прежде, чем мы встретимся вновь, каждому придется сразиться со своим врагом в одиночку и победить. И цена победы будет высока.

– Что ты видел, Учитель? – спросил Дзигоро.

– Ты тоже готов к встрече с неизбежным? – старик неожиданно улыбнулся. – И тоже уверен, что устоишь? Хорошо. Слушайте. Тебе, Дзигоро, предстоит выковать меч, который возьмет жизнь твоего ученика и друга.

Дзигоро хорошо помнил, как ошеломило его невероятное пророчество. Он взглянул на бледного Делви и встретил такой же растерянный взгляд.

– Этого не может быть, Учитель. Ты, должно быть, ошибся, – возразил он. – Мои руки никогда не прикасались к оружию. Ранхаодда запрещает отнимать жизнь, и я всегда следовал его Учению. Я не стану ковать этот меч. Да я и ковать-то не умею.

– Разве может смертный противиться воле Богов? – строго спросил Дзио-ка. – Если ты действительно следуешь Учению, то ты не позволишь своему невежеству судить их мудрость. А твоя собственная мудрость будет заключаться в том, чтобы как можно лучше и точнее исполнить предначертанное.

– А в чем будет заключаться моя мудрость? – спросил Делви.

– Твоя мудрость должна будет помочь тебе без страха и злобы принять неизбежное, и в этом будет суть твоей битвы, – ответил Дзио-ка, – а я поступлю мудро в том случае, если не стану мешать вам своими советами. Моя мудрость будет заключаться в бездействии, – Учитель улыбнулся, но тут же снова стал серьезным, – я отдал вам столько мудрости, сколько смог, а вы взяли столько, сколько сумели в себя вместить. Как вы ею распорядитесь – решайте сами, тут я вам не помощник. Мы встретимся снова, когда будет откован меч и проснется Дыхание Смерти. И больше не спрашивайте меня ни о чем. Я открыл ровно столько, сколько позволил Ранхаодда.

В тот день Учитель действительно больше не сказал ничего. Но когда с первым попутным караваном Дзио-ка отправился домой, в далекие Закатные Земли, то вместо слов прощания он тихо сказал Дзигоро:

– Ранхаодда поведал мне в том сне, что, когда будет откован меч, оборвется еще одна жизнь.

Дзигоро не спросил ни о чем.

Он понял, что хотел сказать его старый Учитель. Понял и принял.

А вот Делви не хватило мудрости. Страх скорой смерти оказался сильнее, и однажды, побуждаемый им, он услышал зов своей древней коварной крови. И откликнулся.

Старые манускрипты с заклятиями жрецов Йог-Сагота ожили вновь под огненным взором Делви. Совсем нетрудно застать врасплох того, кто верит тебе безоглядно. В этот раз орудием Темных сил послужил тхай, напиток, заваренный Делви по древнему рецепту. Сделав всего лишь глоток, Дзигоро надолго лишился сил, а из гостя превратился в пленника. Убить его Делви все-таки не решился…

Прошло три года.

* * *

Тяжелая дверь протяжно заскрипела в давно не смазанных петлях. Человек замер. Обернулся к двери и неспешно «стек» на старую циновку, принимая прежнее положение. Поднял бесстрастное лицо.

По ступеням спускался плотный коренастый человек в богато расшитом халате и мягких туфлях с загнутыми носками. Он был мрачен. Полная физиономия выражала мировую скорбь, словно ему предстояло поменяться с узником местами на неопределенный срок. Это был его новый страж, Кошиф. Он остановился напротив и долго молчал, разглядывая мускулистое, лоснящееся от пота тело. На лицо человека он уже давно не смотрел – какая радость рассматривать маску, словно высеченную из камня.

– Я смотрю, ты не сдаешься, – произнес он наконец, видимо, устав от молчания.

Узник не проронил ни слова, продолжая смотреть сквозь внушительную фигуру в халате. Страж с шумом выдохнул.

– Ты упрям, Дзигоро, это я уже понял. Но и я упрям. Если ты думаешь, что твое упорство когда-нибудь надоест мне и я разомкну эту цепь – то ты еще больший глупец, чем я думал. У меня достаточно терпения, чтобы переубедить сотню упрямцев. Тебя сегодня уже кормили?

Дзигоро по-прежнему молчал, но его тюремщик и не нуждался в ответе.

– Кормить тебя больше не будут. Если через два дня не поумнеешь, то перестанут и поить. Потом уберут свет…

Маленькие светлые глаза впились в неподвижное лицо пленника, надеясь отыскать признаки страха или неуверенности, но с таким же успехом они могли ощупывать серый камень за спиной Дзигоро.

– Тьфу! – сплюнул тюремщик, – говорил хозяину: одна морока с тобой. Я ведь исполню то, что обещал и все твои хваленые Силы тебе не помогут.

Узник по-прежнему молчал, но темные брови его шевельнулись в изумлении.

– Честное слово, ты мне нравишься, и я бы давно отпустил тебя, – со вздохом проговорил тюремщик, – но ведь хозяин выпустит мне потроха и сварит похлебку для своих жутких тварей. Он дал мне три луны сроку, чтобы сделать тебя покладистым, и, право, лучше бы тебе подчиниться. Сделай ты этот меч, пусть хозяин замкнет его у себя в Башне каким-нибудь заклятьем покрепче, и ты свободен. Подумаешь, Ранхаодда не разрешает прикасаться к оружию. Я слышал, твой Бог добр. Он тебя простит. Мне не слишком-то хочется показывать тебе, на что я способен. Да, честно говоря, я и сам не горю желанием это узнать.

Тюремщик горестно вздохнул, глядя на Дзигоро с притворным сожалением. Но тот уже утратил интерес к болтовне, и взгляд его, миг назад живой и внимательный, обратился в себя. Дзигоро безмолвствовал.

– Ну, как знаешь, – обозлился тюремщик, – не хочешь по-плохому, как хочешь, но имей в виду – по-хорошему будет еще хуже!

Он двинулся к выходу, шаркая по полу мягкими туфлями. Уже у самой двери, на ступенях, он обернулся и серьезно спросил:

– Твоя вера хоть стоит того, чтобы из-за нее умереть?

Дзигоро промолчал. Он снова дышал медленно и ритмично, готовясь продолжить прерванный танец.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Валка и Хотат!

Наверное, впервые в жизни Кулл не знал, что предпринять. Он стоял, незыблемый, как скала, тяжело придавив широко расставленными ногами землю, чтобы не вывернулась ненароком в самый неподходящий момент…

Караван, который атлант вел на этот раз, был не самым большим. Куллу случалось видеть и больше. Даже самому бывать в них проводником. Но он предпочитал длинным растянутым вереницам тяжело навьюченных верблюдов малочисленные подвижные отряды. В таких обычно хозяева везли товары, столь нетерпеливо ожидаемые, что задерживаться до того времени, когда соберется больше купцов, они не имели ни желания, ни возможности.

Бывали и другие причины для спешки, например, желание во что бы то ни стало оказаться на новом базаре раньше собратьев по ремеслу. А для Кулла во всех случаях выпадала прямая выгода – платили такие купцы проводнику вдвое дороже.

Ведь и вести такой караван, и идти в нем опаснее. Нет большой охраны. Легче стать добычей охотников за чужим товаром. Да и проводник ведет не обычной проторенной тропой, а кратчайшей дорогой через барханы. И переходы без всякой надежды на долгожданный колодец вдвое длиннее.

Кулл водил караваны по Турании с зимы, и, когда по-летнему жаркие лучи солнца обожгли землю, не было в этих богатых торговых краях купца, да и простого жителя, который не знал бы Кулла, Кулла-атланта, лучшего проводника. Его караваны всегда приходили целые и невредимые, все люди были живы, товар в полной сохранности, ни одно животное, будь то верблюд, лошадь или осел – не пало в дороге. Заполучить Кулла в проводники хотели многие караванщики, но он своим особым, почти животным, чутьем безошибочно определял, где хозяин действительно не поскупится на награду.

Вот и на этот раз он повел маленький караван: всего в восемь верблюдов, двух купцов и трех погонщиков. Поклажи было немного, но зато все товары предназначались для гейрема эберского правителя. Тончайшие шелка, великолепные по рисунку и качеству работы ковры, розовое масло в запечатанных сосудах из обожженной красной глины, чтобы не смог исчезнуть дивный аромат цветущих долин, заключенный в них. Ну и, конечно, драгоценности.

Один из двух купцов оказался знакомым Куллу, как-то по весне он уже вел его караван. Им еще посчастливилось отбиться от орды диких кочевников-грабителей, но слуг у них тогда было больше, и везли они прекрасные клинки, которыми можно было перепоясаться, без риска сломать дорогое оружие, и кольчуги, сияющие живым, текучим серебром, которые можно пропустить кольцо за кольцом в ножной браслет уличной танцовщицы.

Ашад – так звали знакомого купца – на этот раз выбрал в проводники Кулла не случайно. Одних шкатулок с жемчугом он вез больше двух десятков. Золотые кувшины и подносы с огромными рубинами и сапфирами, чаши, украшенные алмазами самой разной величины – от тончайшей пыли до «бычьего глаза», а уж о разных коробочках из слоновой кости и нефрита с перстнями, ожерельями, подвесками просто говорить не приходилось.

И доставить все нужно было как можно скорее и в полной сохранности. Иначе правитель мог лишиться последней радости и утешения в жизни: любви и почитания своего гейрема. Всего лишь из-за того, что, как на ушко шепнули Ашаду, а он, в свою очередь, в такой же тайне пересказал своим попутчикам, посчастливилось правителю купить для себя новую наложницу. Она была стройна, прекрасна лицом, белокожая, светловолосая, с таинственно мерцающими зелеными глазами. Огромные, широко расставленные, они лишали разума всякого, кто отваживался в них заглянуть.

Правитель не был исключением, он был мужчиной. Его даже не насторожила слишком низкая цена, запрошенная за нее. Она стояла среди торговцев и евнухов такая хрупкая, нежная, трогательно-беззащитная в своем восточном наряде. Все в этой женщине говорило, что она достойна гей-рема любого правителя, непонятным было лишь то, кто же захотел расстаться с такой драгоценностью своего сердца.

Правитель понял это сразу же, как только белокурая красавица воцарилась в его доме.

Она тут же заявила, что более нищего гейрема ей в жизни своей не приходилось видеть, что правитель – скупец и скряга и за те жалкие подачки своим женам достоин разве одной сухой улыбки и пяти вырванных волосин из бороды, что такому скопидому лучше держать вместо целого гейрема одну ослицу себе под стать. Кроме того, она пригрозила правителю, что, если он попытается от нее избавиться, она расскажет о его скаредности всем в Эбере.

С ней одной еще можно было бы сладить, так нет! Она взбаламутила весь гейрем. Все жены одновременно отказали правителю в утешении. Он стал раздражителен и зол, гневался по любому поводу и вымещал свое раздражение на верных слугах и ни в чем не повинных приближенных. Ашад смеялся до слез, рассказывая, как о голову одного из них правитель расколотил блюдо с сахарной патокой и как бедолагу отмывали потом в бассейне у фонтанов в саду правителя. И все бы кончилось благополучно, но в нем, оказывается, жили редкие золотые рыбки, которые то ли от испуга, то ли от сахара, повсплывали кверху брюхом, и слуги долго ловили их за скользкие широкие хвосты и носили на кухню.

Поглядев на лазурную гладь бассейна, покрытую ярко-желтыми телами пузатых пучеглазых рыб, правитель грустно вздохнул и решил одарить своих жен так, как никто в мире, чтобы снова во дворце воцарились мир, покой и благоденствие. А еще приказал не селить больше рыб в бассейн отныне и впредь.

– Теперь ты понимаешь, приятель, какой важный караван ведешь сейчас, – вытирая слезы, проговорил Ашад.

– Клянусь Валкой, эта девица знает, чего хочет и как этого добиться. Видно, не один владелец почувствовал на себе ее хватку. Поэтому и продавалась по дешевке, – похохатывая, откликнулся Кулл.

– Да, самый ненадежный товар – это женщины. Никогда не можешь знать наверняка, сколько она стоит на самом деле, – поддержал второй торговец.

Смеялись все долго, до слез, до рези в животе. Вместе с ними смеялось небо, опаленное солнцем, грозя опрокинуться на землю и придавить все живое своей выцветшей твердью. Хотя сейчас казалось, что единственными живыми существами в этом безбрежном океане песка был только сам Кулл и его маленький отряд.

Уже через два перехода от Сатрама караван затерялся среди бесконечных цепей песчаных холмов, то похожих на застывшие желто-коричневые волны, то напоминающих по своим очертаниям горящие в ночи многолучевые звезды, то изогнутых, словно лезвия сабель, барханов, то округлых огхурдов. Иногда песчаные наносы лишь слегка приподнимались над поверхностью, словно морская зыбь, открывая взорам путешественников далекие окрестности, а иногда вздымались в высоту, скрывая за своими громадами все видимое пространство, кроме светлого неба и ослепительного белого солнца над головой. Эти сыпучие гряды были разбросаны во всех направлениях и создавали такую путаницу, что доже знатоки пустыни могли сбиться с дороги и бесцельно плутать в лабиринте песков в течение многих дней. До тех пор пока счастливая встреча с караваном или смерть от жажды не прекращала их мучений.

Но Кулла не так-то просто было сбить с пути. Атлант знал, был твердо уверен, что еще до заката они достигнут колодца на проторенной караванной тропе, выйдя к нему с точностью до четверти лиги. Потому что атлант находил путь не по солнцу и даже не по звездам. И, уж тем более, не по очертаниям барханов. Он, как собака, «держал нос по ветру». Нет, не то чтобы он мог учуять запах свежей воды. Просто ветер – хозяин пустыни. Он встает и ложится вместе с солнцем. Ветер жаркий, сухой, пыльный, распихивающий щетинистые песчинки в самые мельчайшие щелочки, под одежду, растирающий влажную от пота кожу в кровь – это проклятие путешественников может стать настоящим спасением для человека, знакомого с его повадками. Ветер в пустыне дует постоянно в одном направлении. Только ходить по ветру умеют далеко не все караванщики, даже те, кто провел в песках больше лет, чем прожил в человеческих жилищах.

А вот Кулла ветры словно полюбили. Или просто новичкам везет, как рассуждали старые проводники. «Кулл – это поветрие, – говорили они между собой, – с ветром пришел, с ветром и уйдет. Только пыль следом завьется».

Атлант знал многие ветры пустыни: гебли, хамсин, шехили, исфири, когда какой из них дует и где. Только одного не знал варвар – что не он один «ловит ветер удачи». И кажущееся одиночество их каравана в пустыне на деле оказалось не таким уж полным.

Когда по приметам Кулл ожидал увидеть тропу, навстречу путешественникам, из-за высокого бархана, вылетел вооруженный отряд. Их было семеро. Конные.

«Лошади совсем свежие, – оценил Кулл, – верблюдам не уйти». А то, что это был противник, сомневаться не приходилось. Все семеро неслись к каравану Кулла на таких широких махах, что было ясно: поворачивать они не собираются.

– Великий Скорпион! Только бы это был не Хайрам-Лисица, – взмолился вдруг Ашад.

– Есть разница? – холодно поинтересовался Кулл, внимательно наблюдая за приближением незнакомцев.

– Я не слышал, чтобы хоть раз Хайрам ушел без добычи, – откликнулся Зикх.

Варвар зло сощурился. Он не терпел подобных разговоров. Атлант не раз слышал рассказы караванщиков о многих лихих людях, но справедливо считал, что рассказчики сильно преувеличивают. Во-первых, для того, чтобы превознести свою доблесть, во-вторых, чтобы скрыть свою трусость.

Меж тем всадники очень быстро приближались. Уже видны были белые бернесы, закрывающие лица до самых глаз, такие же, как у самого Кулла и его спутников. Кольчуг не видно, но сабли, даже судя по ножнам, не тупые и зазубренные, а самые что ни на есть «отточенные на короткий замах». По железным узорам на сбруях коней плясали солнечные блики. Такие же вспыхивали в глазах всадников. Вожак на горбоносом, тонконогом гнедом коне закричал, вернее, дико завыл, предвещая гибель каравану. Ашад поежился. Слуги постарались вжаться в седла. Кулл остался невозмутим. Те времена, когда его мог напугать крик, сколь угодно жуткий, минули давным-давно.

Подчиняясь приказу главаря, семерка всадников стала стягиваться и вскоре превратилась в огромную хищную птицу с клювом, направленным прямо на Кулла. Не торопясь атлант перекинул ногу через верблюжий горб и соскользнул на землю, обнажив топор. И, поправив выбившуюся из высокого кожаного голенища штанину, пошел навстречу всадникам.

«Похоже, от такой жары у кого-то кровь забурлила в жилах, – подумал он с недоброй усмешкой. – Что ж! Придется немного остудить эти горячие головы».

Кулл криво усмехнулся и сомкнул руки на рукояти топора. Он ждал. Разбойники не заставили его ждать долго. Налетели, неся за собой, как тот же хамсин, тучу песка и пыли, и остановились, резко осадив низкорослых темно-гнедых коней всего в каком-нибудь лошадином скоке от Кулла. Тот, что был одет намного лучше, чем его спутники, видимо предводитель, спешился и направился прямиком к атланту. Это был человек, статью лишь немного уступающий могучему варвару. Меча при нем не было, но на широком поясе висело с десяток ножей для метания. Он был молод, как и Кулл, и так же, как и Кулл, уже научен безжалостной жизнью смирять свойственные юности порывы. Он подошел к Куллу спокойно и уверенно. И остановился, разглядывая его с холодным любопытством, явно оценивая. Вот тогда Кулл и помянул Валку и Хотата.

Услышав его голос, молодой предводитель разбойников нахмурился, словно что-то припоминая. И вдруг преобразился. Глаза его вспыхнули.

– Ты – Кулл из Атлантиды, – воскликнул он. Это был не вопрос, а утверждение.

– Допустим, – нехотя отозвался Кулл, – а кто ты такой?

– Я – Керам, – произнес парень с такой же интонацией, с какой говорят «правитель Турании» или «король Валузии». Впрочем, ни это имя, ни тон не сразили Кулла. Отчасти потому, что его вообще было трудно сразить, а отчасти от того, что он уже начал догадываться, кто перед ним. Слава Керама, лихого грабителя караванов, опережала его на три лиги.

– Мои люди искали тебя, Кулл, – проговорил он.

– Незачем меня искать. Вот он – я, – тоном, даже отдаленно не напоминающим приветливый, ответил атлант.

– Ты мне нужен. – Керам, а это действительно был он, словно в подтверждение своих слов распахнул бернес и одарил атланта широкой улыбкой. Кулл подумал, что так не радуются даже при встрече дорогого и любимого брата, которого считали погибшим, а он нежданно-негаданно нашелся как раз тогда, когда родственники поделили меж собой его имущество. И больше всех радуется тот, кому досталась самая ценная и дорогая вещь.

– Я многим нужен, – лениво протянул он.

– Конечно! Кто может сравниться с Куллом, о чьих подвигах знают все от мала до велика и в Гайбаре, и в Эбере, и в Курдахаре. Я не удивляюсь, что такой доблестный муж многим нужен. Я был в Сатраме, но не застал тебя. Знающие люди сказали, что в пустыне Кулла-атланта искать бесполезно. Но, знаешь, у нас в Турании есть поговорка: «Если двум тропам суждено пересечься, то будь одна из них горной, а другая пролегай среди песков – они сойдутся на дне моря».

Кулл неожиданно усмехнулся. Тураниец ощутил перемену в отношении атланта. Он оглянулся на своих людей, замерших позади него плотной группой – шесть всадников. Махнул рукой, приказав всем спешиться, искоса взглянув на Кулла. Тот остался стоять там, где стоял, всем своим видом демонстрируя если не доверие к Кераму, то свое знаменитое бесстрашие. Теперь тураниец окончательно убедился, что перед ним тот, кого он искал.

– Ждите, – бросил Керам и, обернувшись к Куллу, предложил: – Отойдем в сторону. Надо поговорить.

Это было совсем не по правилам, но, видно, желание поговорить с атлантом пересиливало в его новом знакомом все писаные и неписаные законы встреч в пустынях проводников и грабителей караванов.

– У меня нет тайн от тех, кто мне доверяет свою жизнь. – Атлант чуть повел головой в сторону своего каравана. Купцы, зная, какой груз они везут, не решались подойти ближе, чтобы лишний раз напомнить о своем существовании.

– Зато у меня они есть, – тихо проговорил Керам и повторил движение Кулла, указывая, понятно, на своих людей.

– И дело не терпит…

– Терпит, но с трудом.

Кулл мгновение помедлил, потом решительно тряхнул головой так, что края его бернеса, и до того едва прикрывавшие подбородок, разлетелись в разные стороны. Они отошли на десяток шагов, миновав невысокий барханчик слева от них, шагая плечом к плечу так, словно делали это всегда. И сразу стало ясно, что один другому не уступит. Меч и камень – у кого из них больше шансов уцелеть в противостоянии? Мудрый человек не станет ставить последнюю монету ни на то, ни на другое. Разве только камень превратится в воду. Воду, которая пропустит меч сквозь себя и вновь сомкнётся за ним. На воде не останется и следа, а меч от неосторожного соприкосновения с таким «текучим камнем» может заржаветь и рассыпаться в прах. Когда их голосов не смог бы расслышать даже человек с самым тонким слухом (который наверняка имелся в отряде как Керама, так и Кулла), они остановились. Варвар встал так, чтобы ни на миг не упускать из виду разбойников, атланта терзали сомнения на счет беспрекословного подчинения приказам в этом оборванном отряде.

– Есть дело, – многозначительно проговорил Керам.

– Я догадался.

Не глядя на туранийца, Кулл убрал свой топор.

– Дело рискованное. Вроде бы тебе такие нравятся.

– Врут люди.

Керам с удивлением окинул взглядом атланта с головы до ног. Но так и не понял, смеется над ним варвар или нет.

– Я люблю верные дела, – снизошел до объяснения Кулл, – а рискованное оно или нет… – Варвар красноречиво пожал плечами.

– Это – верное, – откликнулся Керам. Пожалуй, слишком поспешно для такого утверждения. Могучий варвар скрестил руки на груди и, повернув голову к туранийцу, ожег его стальным пламенем взгляда.

– Послушай, друг. Если ты хочешь, чтобы мы с тобой сделали дело, так и скажи об этом прямо. Не ходи вокруг да около, словно шакал вокруг падали. И есть хочется, и в рот брать противно. Говори быстро и ясно или ищи другого на мое место.

– Если ты об оплате, – сразу сообразил Керам, – так ведь не только не обижу, а все, что унесешь, – твое.

– Ну да, я как-то уже слышал подобное. А уносить пришлось лишь свои собственные ноги, – недоверчиво буркнул варвар.

– Все возможно, – отозвался Керам, – в некоторых случаях собственные ноги – это много. Но в этом деле тебе понадобятся не столько ноги, сколько руки. Сначала – чтобы поработать твоим знаменитым топором, потом – чтобы выгрести из одного скверного места пару сундуков с побрякушками, которые очень любят женщины. Так как, договорились? – Керам нетерпеливо положил руку на плечо атланту. Кулл медленно опустил голову и стал разглядывать руку туранийца так, словно раньше ничего подобного не видел. Керам снял руку с плеча атланта и положил на свой пояс с ножами.

– Пару сундуков, – недоверчиво хмыкнул атлант, – что же это за «скверное место»? Часом, не сокровищница правителя Турании?

– Подробности узнаешь потом. Сейчас не время и не место.

– Угу, – с готовностью кивнул Кулл, – вот потом, – он сделал заметную паузу, – и договоримся. Когда…

Закончить мысль он не успел, со стороны, где они с Керамом оставили своих людей, раздались отчаянные крики, брань, проклятия, подхваченные верблюжьим ревом и лошадиным ржанием. Кулл отпихнул Керама, одним движением выметнул топор и, одним прыжком перелетев через гребень бархана, съезжая по осыпавшемуся склону к оставленному им каравану, наконец увидел, что произошло: троим особо нетерпеливым разбойникам как-то удалось подобраться к одному из крайних верблюдов с поклажей, что были без седоков и стояли чуть поодаль. Своими острыми кривыми саблями они разрубили веревку, на которой крепился тюк с поклажей, и хотели было раскатать его да поглядеть, что за добро везут на базар Эбера господа купцы.

Но вдруг тюк развернулся сам, выпала шкатулка, и желтый песок пустыни вспыхнул рубинами и алмазами. Солнечные лучи отражались в их отшлифованных гранях, дробились и путались, и над горкой драгоценных камней вспыхнули сотни крохотных радуг. Зрелище было завораживающее, и не только для троих грабителей. В тихой панике уставились на него купцы, с детским интересом и любопытством смотрели на необыкновенное зрелище нанятые в Сатраме погонщики. На одно мгновение оцепенел и Керам. Видно, светловолосый грабитель и не рассчитывал на такую удачу.

– Назад!

Повелительный голос его легко перекрыл небольшое расстояние и заставил разбойников вздрогнуть и обернуться. Зрелище рассыпанных по песку драгоценностей влекло их несказанно, и эту тягу они побороли не сразу. Но привычка слушаться этого негромкого вообще-то голоса сделала половину дела. Вторую половину доделали широкие ладони Керама, которые мягко опустились на пояс. Видимо, это движение предводителя знали в шайке, и оно не сулило ничего хорошего. Пожалуй, этот молодой, обаятельный и красноречивый человек не замедлил бы положить на песок рядком половину своих людей – в случае неповиновения. Купцы кинулись подбирать тюки, а Керам, стоя по колено в песке, обернулся и встретился взглядом с невозмутимыми глазами проводника. Для Кулла не было новостью, что за караван он ведет. Видно, и плата была соответствующей. Десятая часть, а может, и пятая…