Текст книги "Счастливая встреча"

Автор книги: Роберта Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

5

Часы пробили полночь. Жюли вздрогнула, заслышав стук колес по мостовой. Сердце учащенно забилось. Беппо поднял голову и поглядел на хозяйку грустными, карими глазами. Нагнувшись, хозяйка в последний раз прижалась щекой к пушистой шерсти. Затем, не таясь, сбежала по лестнице в холл. Родители ее укатили-таки в Париж, и Жюли не опасалась, что ее остановят.

Заранее упакованные вещи громоздились у стены. Девушка отворила тяжелую входную дверь. Но тут же вернулась и на мгновение присела на один из чемоданов. Воистину доброе предзнаменование: она не забыла соблюсти древний обычай, без которого ни один русский в путешествие не отправится!

В голове молнией вспыхнула мысль: она убегает от мучительно-сладкой любви к Ференцу Батьяни, но при этом спешит навстречу Адаму Батьяни! Жюли предпочла не вдумываться в парадокс и приняла его как некую незыблемую истину.

Однако при мысли о письме, оставленном на столе в библиотеке, сердце Жюли сжалось от горя. Отец поймет ее. Ведь князь Муромский всегда поступал так, как считал нужным. А мама… Ей ведь однажды тоже пришлось отстаивать свою свободу. На душе у девушки полегчало. Maman все объяснит papa, и они утешат и поддержат друг друга.

Открыв дверь, Жюли подхватила чемоданы, привычно вздернула подбородок и быстро зашагала по садовой дорожке к воротам.

– Жюли! – Адам соскочил с подножки экипажа на землю. – Янош как раз шел помочь вам с вещами. Он принесет остальное.

Адам не сводил восхищенного взгляда с девушки. Где его привычное красноречие? Почему он не находит слов, чтобы сказать Жюли, что перевернул небо и землю, лишь бы они смогли уехать сегодня ночью, пока та не передумала? Он отрывает девушку от семьи, от родного очага. Губит ее репутацию и ставит жизнь под удар ради личной мести. И все только потому, что как последний эгоист желает продлить радость общения с нею…

Жюли покачала головой.

– Это все, что есть.

Янош пробормотал сквозь зубы нечто нелестное, подхватил чемоданы и передал их кучеру. Нахмурившись, Адам шагнул к старику. Взяв за плечо, он сурово отчитал его. Жюли искоса наблюдала за обоими: хозяин и слуга досадовали друг на друга, однако за досадой скрывалась искренняя привязанность.

Затем Адам обернулся к Жюли, и та протянула ему руку, ладонью вверх; теплая волна всколыхнулась в его груди, словно согретый солнцем мед. Он не находил определения этому чувству, но оно заключало в себе и мольбу, и обещание. Шагнув ближе, Адам накрыл ее руку своей, ладонь к ладони, затем поднес к губам.

– Пожелаем друг другу доброго пути. Bon voyage, Жюли!

Прикосновение теплых губ составляло разительный контраст с холодными струями дождя.

– В добрый путь, Адам. – Девушка улыбнулась. – Путь будет добрым, я знаю.

– Ты так уверена? – Юноша многозначительно приподнял бровь. – У тебя есть хрустальный шар или иные средства общения с высшими силами?

Жюли покачала головой.

– Дождь идет.

– Дождь? – недоуменно переспросил Адам.

Жюли кивнула и подставила лицо ливню.

– Дождь благословляет путешественников. – При этих словах ей вспомнился голос матери, повторяющий старинную русскую пословицу, и на глазах выступили слезы.

– Жюли… – Чувство вины ножом впивалось в сердце Адама.

Потупившись, Жюли глубоко вздохнула. Когда она снова подняла голову, глаза ее по-прежнему подозрительно поблескивали, но на губах играла улыбка.

– Пойдемте же, – тихо сказала она.

Жюли исступленно колотила в массивную деревянную дверь; кулаки с глухим стуком ударялись о доски, но преграда даже не дрогнула. Острые железные гвозди в кровь ранили руки, но охваченная отчаянием девушка продолжала неистово стучать. Она не знала, что там, за дверью; знала одно – ей надо непременно попасть внутрь. Надо пробиться…

Жюли проснулась как от толчка и села. Размеренно грохотали колеса: поезд нагонял опоздание. Девушка протерла глаза, со сна голова шла кругом. О Боже, стук не прекратился! И тут она услышала свое имя.

Жюли метнулась к двери купе. Это Янош, сообразила она, сражаясь с замком. Стекло мерзко дребезжало, но наконец ей удалось открыть дверь.

– Что случилось?

Мгновение Янош глядел на нее, беззвучно шевеля губами. Затем потоком хлынули слова. Речь старика представляла собою причудливую смесь французских, русских и венгерских слов.

Жюли поняла от силы половину, однако хватило и того, чтобы догадаться: с Адамом неладно. Не дослушав, девушка опрометью бросилась по коридору. Она почувствовала боль Адама еще до того, как вбежала в его купе.

Адам распростерся на полке: руки закинуты за голову, пальцы судорожно вцепились в медную ручку на деревянной панели, так что отчетливо выступили синие прожилки вен. Глаза были закрыты, лицо побледнело, тело сотрясалось в судорогах.

Жюли опустилась на пол и легко коснулась груди Адама, мысленно приказав ладоням унять боль.

– Жюли? – Остекленевшие глаза приоткрылись. – Яношу не следовало тебя будить. – Каждое слово стоило ему неимоверных усилий.

– Шшш. Сейчас все пройдет!

Ладони Жюли двинулись выше, к плечам, по пути массируя тело. Затем одной рукою поглаживая плечо, девушка другой накрыла его кисти.

– Попробуй отпустить…

Жюли ласково разжала негнущиеся пальцы и уложила обмякшие руки Адама вдоль тела. Потом убрала с разгоряченного лба влажные волосы и погладила впалую щеку.

– Мне нужно перевернуть тебя на бок. – Голос звучал покаянно: Жюли знала, что любое движение вызовет новый приступ боли.

Уже одно ее присутствие несказанно облегчило муку. Адам почувствовал, как тело его расслабилось. Боль еще не ушла, раскаленными ножами врезалась в спину и ноги, но самое острое лезвие притупилось. Легкие прикосновения пальцев несли с собой покой…

– Ты меня слышишь? – тихо переспросила Жюли, желая убедиться, что Адам не станет лишний раз напрягать мышцы в инстинктивном сопротивлении.

Он открыл глаза и одними губами произнес «да».

Жюли провела тыльной стороной ладони по его щеке, стремясь дать Адаму хоть небольшую передышку, прежде чем причинит новые муки.

Боль отступила чуть дальше. Адаму отчаянно хотелось поблагодарить спасительницу за дарованное облегчение, но ни сил, ни слов не осталось. Тогда он чуть повернул голову, чтобы губы коснулись нежных пальцев.

Теплое дыхание защекотало ей руку, и Жюли вздрогнула от неведомого доселе приятного ощущения. Не время, одернула она себя, возмущенная собственной реакцией. Однако, не в силах противиться искушению, не сразу убрала ладонь. И, даже когда рука вернулась на плечо больного, ощущение тепла осталось.

Жюли обернулась к Яношу:

– Ты не поможешь мне?

Жюли обратилась к слуге по-венгерски, и на мгновение Янош пристыженно потупился: он и не подозревал, что девушка отлично понимала все его нападки!

Соблюдая предельную осторожность, они повернули Адама на бок. Хриплое дыхание больного на мгновение прервалось, сменившись сдавленным стоном. У Жюли болезненно сжалось сердце, но усилием воли девушка взяла себя в руки.

– Принеси из моего купе аптечку, – приказала она Яношу, внезапно испугавшись, что целительного дара ее окажется недостаточно и придется применить лекарства.

Под чуткими пальцами застыли сведенные судорогой мускулы: конвульсивную дрожь порождала как боль, так и отчаянное сопротивление ей. Жюли думала лишь о том, как облегчить чужие страдания, и не заметила, что ее дыхание с каждой минутой становится все слабее. От лица отхлынула кровь. Снова и снова проводила Жюли ладонями по телу Адама, унося боль, вливая собственную энергию и не задумываясь о расплате.

Наконец силы ее иссякли. И, если бы Янош не успел поддержать ее, она бы упала.

Адам лежал неподвижно. На смену острой боли пришла блаженная апатия. Во власти неизъяснимого облегчения, он парил в полусонном забытьи. Когда Адам снова пришел в сознание, он понял, что не только избавился от мучительной пытки. Его переполняла незнакомая, сверхъестественная энергия. Удивительные, животворные токи пронизывают его, словно целительные лучи. И почти тотчас же нахлынуло ощущение беды.

Перекатившись на другой бок, он увидел Яноша: тот растерянно поддерживал Жюли за плечи, в расширенных глазах старика стояла паника. Темноволосая головка бессильно откинулась назад, лицо казалось белее ночной сорочки.

Приподнявшись, Адам одной рукой обнял девушку и опустил рядом с собой на постель.

– Жюли, ты меня слышишь?

Ее неподвижность и бледность, ее неровное дыхание подтверждали самые худшие опасения. Адам привлек Жюли к груди. Гладя безжизненное тело, он страстно желал, чтобы сила, струящаяся в нем, передалась и ей.

Когда Жюли зашевелилась и открыла глаза, у Адама защипало в глазах, – такое облегчение он испытал.

– Что… что произошло? – Голос ее звучал глухо и невнятно, словно бедняжка очнулась от долгого сна.

– Не знаю. – Он коснулся ее щеки. – Расскажи лучше ты… – Глаза ее закрылись, и Адама снова охватила паника. – Жюли!

– Со мной все в порядке. – Девушка облизнула пересохшие губы. – Ты вернул мне силу.

– Что?!

– Воды попить можно?

Не успел он ответить, как рядом уже возник Янош с графином в руке. Адам наполнил стакан и поднес его к губам девушки. Жюли жадно утолила жажду и снова склонила голову на плечо юноши.

Адам снова привлек ее к себе. Рука поглаживала темные, спутанные со сна пряди. Каково это – расплести косу и погрузить пальцы в шелковистую волну?

Когда Жюли снова заговорила, голос ее звучал совсем тихо. Адаму пришлось наклониться поближе, чтобы расслышать слова.

– Мне было семь или восемь лет, когда я нашла в саду крольчонка. Его покалечила кошка. Зверек лежал в траве и дрожал от боли и страха, а убежать недоставало сил. Я положила его в коробку и отнесла к себе в спальню. Родители предупредили меня, что до утра кролик не доживет.

Жюли надолго замолчала. Адам решил, что бедняжка уснула, но тут снова послышался тихий голос:

– Я лежала в кроватке и чувствовала, как боль крольчонка передается мне. – Жюли теснее прижалась к Адаму, словно моля о помощи. – Я ощущала не боль в прямом смысле слова, но что-то вроде нервного напряжения, внутреннего возбуждения действовать, если угодно. Я встала с кроватки, опустилась на колени перед коробкой и накрыла зверька ладонями. Последнее, что я помню, как крольчонок вдруг перестал дрожать. Утром maman нашла меня на полу, я едва дышала. А крольчонок весело прыгал по комнате. – Девушка подняла взгляд. – Так я узнала про свой… дар. Узнала, что могу исцелять. В результате нескольких горьких уроков я поняла, что должна защищать себя… – Жюли грустно улыбнулась. – Хотя ни один из них не шел ни в какое сравнение с тем, первым.

Адам похолодел.

– А сегодня ты защищаться не стала…

Жюли пожала плечами.

– Янош разбудил меня так внезапно. Я прибежала сюда, еще толком не проснувшись. И почувствовала твою боль.

– О Боже! – Адам прижался лбом к ее волосам. – Прости.

– Ты тут ни при чем. – Жюли коснулась ладонью его груди. – К тому же ты вернул мне силу.

– Я не совсем понимаю, о чем ты.

– Ты прикоснулся – и сила вернулась ко мне.

– А если бы я этого не сделал? – Голос Адама понизился до шепота: выходит, трагедии удалось избежать только благодаря счастливой случайности! – Если бы нет?

– Не знаю, – тихо призналась Жюли. – И пожалуйста, Адам, не будем к этому возвращаться. Все прошло. Я в полном порядке, и ты тоже. – Жюли поежилась, впервые ощутив холод.

– Вот, принес…

Девушка обернулась на голос Яноша. Ссутулившись, глядя в пол, старик протягивал ей халат.

Адам принял халат из рук слуги и набросил его на плечи Жюли.

– Спасибо, Янош.

Она дождалась, когда слуга поднял взгляд. Глаза их встретились. Жюли чуть заметно наклонила голову, и Янош кивнул в ответ. Затем поклонился и выскользнул в коридор.

– Похоже, ты одержала победу, – заметил Адам, едва за стариком закрылась дверь.

– Гмм… Предпочитаю думать, что обрела друга…

Тело ее расслабилось, и Жюли задремала. По-прежнему удерживая ее в объятиях, Адам вытянулся на узкой койке. Он закрыл глаза, но мысли неистовствовали, словно волны бурного моря, не давая уснуть. Мерное дыхание Жюли согревало щеку, лишая остатков самообладания.

Так Адам баюкал ее всю ночь, гадая, сможет ли когда-либо заплатить этот долг и унять чувство вины.

6

Морской ветерок слегка раскачивал деревья. Поезд приближался к Венеции. Жюли знала: эта веха отмечает начало нового этапа их совместного путешествия. Опасного этапа.

– Тебе еще не поздно вернуться.

– Что? – Жюли резко обернулась к спутнику.

– Я не слеп, Жюли. Я вижу, как ты нервничаешь всякий раз, когда у нас спрашивают документы. Ты делаешься просто сама не своя.

– Страх перед публикой. – Она воинственно вздернула подбородок. – В Венеции все пойдет лучше.

Адам покачал головой.

– Ничего подобного. Город занят австрийцами. Солдаты на каждом шагу.

– Думаешь, я этого не знаю?

– А корабль, на котором для нас забронированы места, идет под австрийским флагом.

– Ты сошел с ума!..

– Другого выхода не было, – оборвал ее Адам. – Все остальные суда, курсирующие этим маршрутом, зафрахтованы для военных поставок.

Брови его ехидно изогнулись, и Жюли втайне порадовалась приступу раздражения.

– Пытаешься запугать меня?

Адам глубоко вздохнул, готовясь все отрицать, но не смог.

– Да, пытаюсь. – Он подался вперед. – Послушай меня! В Венеции велика вероятность того, что меня узнают. То же относится и к кораблю.

– Ты недоволен моими актерскими способностями? Я плохо играла свою роль до сих пор? – Жюли наклонилась к нему, лица их почти соприкасались. – Можешь ли ты, глядя мне в глаза, объявить, что я не оправдала ожиданий? Не запугивай – просто скажи правду.

Взгляд ее метал искры – достаточно жаркие, чтобы растопить лед в его душе. Как он нуждался в этом тепле! Но принять его не имел права…

– Жюли, ты превзошла мои ожидания во всех отношениях, – отозвался Адам, думая о минувшей ночи, когда она избавила его от мучительной боли, поставив под удар себя.

– В тебе говорят признательность и чувство вины. Вот почему ты так поступаешь. – Ее слова не были вопросом.

– Да, но это – только одна из причин. – Адам потер рукою щеку и рассеянно посмотрел в окно, подбирая слова. Мимо проносились поля озимой пшеницы. – Мне не следовало принимать твою помощь. И брать тебя с собой тоже не следовало.

Жюли чинно сложила руки на коленях, словно образцовая ученица. Вот только глаза подозрительно поблескивали.

– Возможно, дорогой Адам, я и впрямь превосходная актриса, – промурлыкала она. – И воплощенная кротость, верно?

Он кивнул в знак согласия. А в следующее мгновение Жюли ухватила его за воротник.

– Я – воплощенная кротость, даже когда у меня руки чешутся придушить тебя твоим же шейным платком! – Теперь, когда начало было положено, слова полились с уст потоком: – Я сама решила поехать с тобой. Сама! И не в твоей власти запретить мне. Ты мне не отец и не муж… – Она перевела дыхание. – И не возлюбленный.

Поймав на себе изумленный взгляд Адама, – тот никак не ожидал от спутницы подобной вспышки, – Жюли с трудом подавила нервный смех. Какое облегчение – высказать все, что на душе, раз и навсегда оговорить условия!

– А, пропадай все пропадом! – Она весело и безудержно расхохоталась, уже не пытаясь сдерживаться. Эффект нравоучительной тирады был безнадежно испорчен!

Серебристый смех Жюли зазвенел в купе, и на Адама словно повеяло дыханием весны – впервые после затяжных зимних холодов. Он не сводил глаз с девушки. В душе его что-то дрогнуло, и, сам того не осознавая, Адам влюбился без памяти.

Звучала напевная итальянская речь, веселая разноголосица упрямо перекрывала лающую перекличку солдат в австрийских мундирах. В воздухе разливался чуть солоноватый запах зеленой воды. Мальчуган-разносчик с корзинкой хлеба насвистывал дерзкую песенку Герцога из оперы Верди «Риголетто». Седая старуха-цветочница мирно дремала под весенним солнцем.

Длинная вереница гондол покачивалась на волнах у самых ступеней. Гондольер в черных штанах и черной шелковой блузе, застегнутой на все пуговицы, склонился перед Жюли в церемонном поклоне и заботливо поддерживал ее, пока она не расположилась на скамье со всеми удобствами.

Адам завороженно наблюдал за девушкой. Вот она коснулась пальцем рубиново-алой бархатной обивки сиденья, затем провела рукой по резному борту, покрытому блестящей иссиня-черной краской. Девушка явно воспринимала гондолу как живое существо. Что она чувствует при помощи своих волшебных рук?

Умело орудуя веслом, гондольер отошел от пристани. Ладья заскользила по зеленой воде, черный нос гордо вырисовывался на фоне потускневших от времени зданий, выстроившихся вдоль канала. Жюли чуть заметно вздрогнула, и от пристального взгляда наблюдателя это не укрылось. Адам не сказал ни слова, но придвинулся ближе.

– Ты чувствуешь? – Жюли провела рукой по прихотливой резьбе золоченого орнамента.

– Что?

– Ну, все это черно-ало-золотое убранство… Красиво, не спорю, но мне чудится скрытая угроза. Эта гондола подходит сладострастным куртизанкам и шпионам в черных плащах и масках, плетущим коварную интригу. – Девушка тряхнула головой и рассмеялась: – Звучит ужасно глупо, но мне все представлялось иначе.

– А что подсказывало твое воображение?

– Я мечтала об этом городе с пятнадцати лет. Дочка наших друзей поехала в Венецию в свадебное путешествие, и я полгода воображала себя плывущей по каналам в гондоле, в объятиях возлюбленного.

Адам склонил голову набок, чтобы разглядеть лицо собеседницы, скрытое полями шляпки. Жюли улыбалась, а ему почему-то вспомнилось утро, – неужели это было только сегодня? – когда девушка расхохоталась так заразительно. А он почувствовал нечто… не поддающееся описанию, недоступное разуму.

– Почему бы тебе не дать воли воображению и сейчас? – Адам прикусил язык, но было уже поздно.

Что за безумие! В сердце всколыхнулись гнев и боль. Он пытается заменить брата в фантазиях девушки? И однако Адам знал: если бы мог зачеркнуть сказанное, он не стал бы этого делать.

Долю мгновения Жюли реагировала только на звук голоса, такой умиротворяющий и ласковый, что она непроизвольно приникла к плечу спутника. Даже когда смысл слов дошел до ее сознания, ей не захотелось отстраняться. Но, повинуясь велению разума, Жюли чопорно выпрямилась и отодвинулась к противоположному краю. С какой стати Адам предложил ей эту игру? И с какой стати ее так тянет уступить? Впрочем, она уже уступила! И даже не пыталась представить кого бы то ни было на месте Адама!

– Signori! – Тягостное молчание нарушил музыкальный речитатив гондольера. – Questo е il famoso mercato Veneziano. Это знаменитый венецианский рынок.

Молодые люди обернулись в указанном направлении, втайне радуясь возможности отвлечься. В узком пространстве между массивными каменными арками громоздились прилавки, заваленные рыбой, омарами, креветками и ранними овощами. Над водой разносилась звонкая перекличка голосов: торговцы вовсю расхваливали свой товар.

– А это… – гондольер указал прямо вперед, – мост Риальто.

По пути к гостинице он назвал путешественникам каждую достопримечательность, расписал в подробностях каждый дворец, рассказал немало занятных историй, каждая из которых утверждала славу Венеции.

Указав на песочного цвета домик с тремя окошками и с изящными, словно кружевными, балконами, гондольер объяснил, что это – la casa di Desdemona, про которую l'inglese Шекспир сочинил целую пьесу.

– Похоже, наш гид не на шутку оскорблен тем, что какой-то англичанин посмел написать о венецианской даме! – улыбнулась Жюли.

Адам заглянул в ее смеющиеся глаза и испытал несказанные облегчение и радость. Все будет хорошо, подумал он и подмигнул своей спутнице:

– Воистину, верх самонадеянности!

Так, обмениваясь шутками, они проплыли мимо площади Святого Марка и мимо Дворца дожей. Веселясь, словно дети, они ступили на широкую набережную. Затем вошли в вестибюль отеля, отделанный мрамором и застланный алым ковром.

Но когда за носильщиком закрылась дверь номера, Жюли непроизвольно вздрогнула. Молодые люди впервые остались одни. Собственно говоря, до сих пор им не доводилось оказаться наедине друг с другом в полном смысле этого слова.

Адам почувствовал нервозность девушки, может быть, потому, что и сам ощущал нечто подобное.

– Жюли… – начал было Адам, собираясь заверить, что причин для беспокойства нет: он не обидит ее, не оскорбит ни словом, ни жестом. Но слова застыли на устах: ведь обещания эти – в лучшем случае полуправда! – Горничная сейчас поднимется.

Жюли облегченно перевела дух – итак, ему тоже неуютно!

– Ты ведь не это хотел сказать?

Их разделяла целая комната, но расстояние не играло роли.

– Я собирался успокоить тебя клятвами и уверениями, но побоялся солгать. – Адам на мгновение опустил взгляд. – Я не слишком-то в себе уверен.

Другая женщина испугалась бы подобной откровенности. Но для Жюли прямота значила куда больше, чем цветистые фразы, обеты и красноречивые увертки.

Глаза Адама казались сейчас скорее серыми, чем синими, – совсем как у старшего брата. В сердце всколыхнулась знакомая мучительно-сладкая тоска. И поскольку чувство показалось столь привычным, Жюли не распознала его новизны.

– Раньше все было так просто! – Адам рассеянно взъерошил золотистые волосы. – Когда же все усложнилось?

Жюли подошла к нему.

– С самых первых мгновений, Адам. Посмотри правде в глаза. – Жюли храбро улыбнулась, сдерживая непрошеные слезы. – Придется как-то справляться с ситуацией.

Адам криво усмехнулся:

– Моя матушка любила повторять, что нужно продолжать партию, какие бы карты ни сдала судьба.

– Похвальный совет. Продолжая метафору, замечу, что в Ницце я пошла ва-банк. – Жюли досадливо поморщилась. – Впрочем, я уже говорила тебе, что для меня это отнюдь не игра. – Темные брови слегка изогнулись. – Помнишь?

– Помню. – Уступая искушению, Адам провел пальцем по ее щеке. – Боюсь, что слишком хорошо помню!

Он медленно притягивал девушку к себе, давая ей шанс уклониться. Но Жюли не воспользовалась возможностью. Пульс его участился, сердце глухо забилось. Нежные губы приоткрылись ему навстречу, и Адам едва сдержал стон восторга.

Раздался стук в дверь. Молодые люди отстранились друг от друга, словно вспугнутые дети. Оба в равной степени ощущали смутное разочарование и горечь невосполнимой утраты. Горничная в белом переднике и чепце присела в почтительном реверансе. За ней по пятам следовал Янош.

Жюли направилась в спальню. Девушка знала, что ее уход весьма напоминает поспешное бегство, но заставить себя остаться не смогла. Мужчины проводили ее взглядами.

– Сколько раз я ругал ее, потому что отказывался поверить, будто она сможет ухаживать за вами лучше, чем я, – тихо сказал Янош, задумчиво потирая тощую, жилистую шею. – А она всегда относилась ко мне по-доброму. Я видел, что она сделала прошлой ночью. Черт меня подери, если это не было чудом! – Старик по-прежнему не сводил глаз с двери, за которой скрылась Жюли. Голос его понизился до шепота: – Она – святая?

Адам окинул взглядом преданного слугу.

– Считай, что так, старина. – Он похлопал Яноша по плечу. – Считай, что так.

Тихонько заскрипела дверь. Жюли постаралась дышать как можно ровнее. Измученное тело нуждалось в отдыхе, но сон не приходил. Гулкие удары сердца тревожили тишину, не давая сомкнуть глаз. Безусловно, девушка знала, что однажды они с Адамом окажутся в одной спальне, но теперь, когда роковой момент наступил, она ощущала себя крайне неловко.

Кровать с бархатным пологом, закрепленным на резных столбиках при помощи золоченого шнура, отличалась внушительными размерами, однако Жюли почувствовала, как под тяжестью чужого тела прогнулся матрас. Зашуршали простыни. Натянулось одеяло.

Второй раз за день желание расхохотаться развеяло скованность так же быстро, как весеннее солнце растапливает апрельский снег.

Услышав приглушенное фырканье, Адам замер.

– Адам, если ты намерен присвоить одеяло, я прибью его гвоздями. Вот увидишь, прибью!

Оценив забавность ситуации, он рассмеялся во весь голос.

– Знаешь, – проговорил Адам, когда смех поутих, – могу поклясться, что такой, как ты, в целом свете не сыщешь!

Жюли всмотрелась в темноту. Различила она только смутные очертания мужского профиля. Внезапно ей отчаянно захотелось увидеть глаза Адама.

– Кажется, ты впервые сделал мне комплимент? – Затем зарылась лицом в подушку и пробормотала: – Пожалуй, я буду спать.

Уже задремывая, Жюли вдруг вздрогнула, вспомнив о прошлой ночи.

– Адам, пообещай мне одну вещь.

Тот нахмурился в темноте.

– Постараюсь.

– Если ночью тебе станет плохо, разбуди меня. Пожалуйста.

– Хорошо.

Жюли снова застала его врасплох. Он понятия не имел, что именно ожидал услышать, но только не эти слова.

– Обещаешь?

– Да, обещаю. А теперь спи.

Пружины еле слышно застонали – это Жюли повернулась на бок. Спустя несколько минут глубокое, ровное дыхание подсказало, что девушка и впрямь уснула.

Теперь глаза Адама привыкли к темноте, и вопреки здравому смыслу он приподнялся на локте и перебрался ближе к центру кровати.

Жюли мирно спала, подложив руку под щеку. Коса толщиной в ладонь упала на плечо и смутно темнела на фоне белоснежной простыни. Не в состоянии противиться искушению, Адам дотянулся и погладил пушистый кончик, стянутый светлой ленточкой.

Мягкие, шелковистые пряди… Ах, какие шелковистые! Ладонь его скользнула выше, за узкую полоску бархата, и сомкнулась. Мгновение – и он погрузился в чувственные мечты. Ему грезилось, как он расплетает пышную косу, перебирает в пальцах локоны… В крови вспыхнул пожар, однако Адам ощущал себя в полной безопасности, словно коса-талисман обладала властью уберечь от любого зла, даже скрытого в его собственной душе.

Минуты шли, и усталость брала свое. Так, удерживая в пальцах косу, он и уснул.

Жюли почувствовала, как натянулась коса. Девушка заворочалась, пытаясь ослабить натяжение, но тело, скованное дремотой, отказывалось слушаться. Зарывшись лицом в подушку, она пыталась нащупать в темноте конец косы. Когда ее пальцы встретили руку Адама, девушка замерла: сначала от удовольствия, подаренного прикосновением, затем от негодования – как он посмел!

Сон окончательно пропал. Жюли потянула за косу – никакого результата!

– Адам…

Ответом ей было только ровное, сонное дыхание. Впрочем, она готова была поручиться, что злодей притворяется. Забавляясь и досадуя одновременно, Жюли повторила его имя.

– Отпусти-ка!

Ответа снова не последовало, и, недовольно фыркнув, девушка уступила. Трудно разразиться гневной тирадой, ежели борешься с подушкой и смехом одновременно!

Адам раскинулся на середине кровати, обмякшее тело словно сливалось с матрасом; юноша и впрямь крепко спал. Пододвинувшись ближе, чтобы коса свободно лежала между ними, Жюли приподнялась на локте, разглядывая спящего. Она отлично помнила тот день, когда впервые увидела своего пациента: он приходил в себя после наркоза…

Тогда лицо его казалось белее простыни, скулы заострились, у губ пролегли глубокие складки. Сейчас впечатление отчасти сгладилось: кости уже не выпирали сквозь кожу, а долгие прогулки в парке вернули румянец впалым щекам. Морщины, прочерченные болью, останутся с ним до могилы, но они уже не казались столь резкими.

Сколь многое изменилось с того дня! А что осталось прежним? Задавая себе этот вопрос, Жюли заранее знала, что прошлое ушло безвозвратно. Кануло в никуда…

Утро только занималось, и Жюли не стала будить Адама. Она лишь накрыла ладонью его руку и принялась осторожно высвобождать волосы. Но, вместо того чтобы выпустить косу, Адам еще крепче сжал пальцы, словно дитя, не желающее расстаться с любимой игрушкой.

Жюли тихо рассмеялась. Отбросила у него со лба непокорную прядь, улеглась, положив ладонь под щеку, и стала ждать его пробуждения.

– Жюли…

Ее глаза распахнулись: Адам произнес ее имя. Ее имя! Она ему снится? А если так, почему он вдруг заметался и застонал? Словно ищет ее во сне и не может отыскать…

Не задумываясь о приличиях, Жюли пододвинулась ближе. Она знала одно: Адам страдает, нуждается в ней, а она может облегчить боль. Взъерошив пальцами золотистые пряди, Жюли прижалась к его щеке, принялась нашептывать на ухо ласковые, утешающие слова. Теплое дыхание чуть шевелило его волосы.

Тревожный сон угас, а с ним и беда. Прерывисто вздохнув, Адам снова погрузился в глубокий, без сновидений, сон.

Пальцы Жюли замерли. Теперь в помощи нуждалась она: ей так не хватало близости и тепла! Дать их мог только Адам, и никто другой.

Потоком нахлынули вопросы, неся с собою сомнения и смятение. Почему она ищет помощи у Адама? Неужели настолько непостоянна, легкомысленна, бесстыдна? Жюли поспешно отодвинулась.

Адам просыпался, радуясь знакомому запаху вербены. Жюли… Не сознавая, что произнес ее имя вслух, он улыбнулся. Накануне вечером он заснул, вдыхая нежное благоухание. Нынче утром аромат ощущался сильнее, нежели ночью, так что голова шла кругом.

Жюли услышала свое имя. Адам снова грезит о ней? Девушка замерла, затем снова прижалась к нему. Но иначе, нежели в прошлый раз, когда она баюкала его, словно ребенка.

Теперь его дыхание обжигало ей кожу, и невесомый батист ночной рубашки не являлся преградой. Жар проникал в кровь, пронизывал все ее существо. Жюли отчаянно боролась, пытаясь совладать с неведомой силой, когда Адам прижался к ее щеке и во второй раз прошептал ее имя. Удивительно, но пламя взметнулось еще выше. Мгновение она гадала, что случится, если уступить огню, заключающему в себе столь сладостные обещания.

Но здравый смысл и врожденное чувство стыдливости одержали верх. Жюли разжала пальцы, хотя это стоило ей немалых усилий, и отодвинулась к противоположному краю кровати. Коса натянулась: Адам по-прежнему удерживал ее в кулаке. Во второй раз за утро девушка тихо рассмеялась, но теперь – над собою. И приготовилась ждать.