Текст книги "Вересковый рай"

Автор книги: Роберта Джеллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

24

Гонец Киквы прибыл в Билт третьего ноября, но Ллевелина еще там не застал. Он приехал четвертого, но был так завален спешными делами, что не мог уделить время странностям дочери. Пятого явился граф Пемброкский, и Ллевелин оказался занят еще больше, так что вообще забыл о письме Киквы. В тот вечер, вызвав Саймона к себе на несколько слов, он отметил, что молодой человек выглядел несколько исхудавшим. Это напомнило ему о письме, но он ничего не сказал: а вдруг новости от Киквы плохие? Освободившись, он прочитал письмо и грубо выругался. Если бы он прочел его сразу, то послал бы за Рианнон, чтобы она заняла графа, пока Пемброк еще гостил в Билте. По правде говоря, он сомневался, что Пемброк понял бы и оценил пение Рианнон. Граф был человеком, далеким от какого-либо искусства, кроме военного, и знал только солдатские песенки во французском стиле. Но это было бы прекрасным предлогом. Ллевелин постучал пальцем по столу. Как он не подумал об этом раньше? Это все еще оставалось прекрасным предлогом. Выглядело совершенно логичным, что, встретившись лично с Пемброком и связав себя с ним прочными узами, он должен был предложить ему теперь самый утонченный подарок, какой у него имелся, – пение своей дочери Рианнон. Да, и нисколько не повредит, если Пемброк сочтет его недостаточно проницательным, не понимающим, что дикие валлийские легенды не способны тронуть душу утонченного приграничного лорда. Это предложение будет подразумевать великую гордость Ллевелина за свою землю и то, что он недостаточно тонко распознал своего гостя. Хорошо!

Прежде чем лечь спать, Ллевелин написал ответ Кикве и тут же отправил гонца, предупредив его, что дело повышенной срочности. После этого Ллевелин выбросил из головы и Саймона, и Рианнон. Раздумий требовало более серьезное дело, чем любовные драмы, тем более, что у него теперь были все основания считать проблему решенной.

Каждый день приходили новые сообщения. Генрих с армией все еще находился в Глостере. Пока они оставались там, Пемброка удалось уговорить побыть в Билте, обсудить, какие шаги он хотел бы предпринять и какие силы мог бы предоставить для наступления и обороны. Ллевелин смог выдвинуть свои предложения, какую помощь он мог бы оказать. Валлийский принц был внутренне раздражен избыточным чувством чести у Пемброка – он называл это дурацкими сомнениями, с какой стороны мазать хлеб маслом. Однако в этом были и свои плюсы. Однажды связанный обещанием, Ричард уже не мог от него отказаться. Поэтому Ллевелин скрывал свое нетерпение за чрезмерной любезностью и говорил о многих планах как бы советуясь, как бы только подразумевая – он-то сам прекрасно знал, как повернутся дела.

Девятого ноября пришло известие, что армия Генриха двинулась на север. Пемброк отправил приказ своим войскам собраться в Абергавенни, расположенном в шестнадцати милях от Монмута, королевской крепости, и в двадцати четырех милях от Херефорда, еще одного города и замка, сохранявших лояльность королю или, во всяком случае, не вставших открыто на сторону мятежников. Переход до обоих замков для отрядов Пемброка занял бы не более дня, так что они были в состоянии противостоять любому продвижению на запад, которое мог предпринять король.

Ллевелин уверил Пемброка, что ему пока нет нужды выезжать к своей армии. Валлийские разведчики доставляют новости о перемещениях Генриха каждые несколько часов. Хотя и не признаваясь себе, что он не доверяет валлийскому вождю, Ричард не мог отделаться от всех своих сомнений. Он нашел решение этой дилеммы, попросив, чтобы разведкой руководил Саймон. Несмотря на то, что Саймон был вассалом Ллевелина, Ричард считал, что оруженосец его покойного брата не способен желать ему вреда.

Ллевелину не требовалось особой проницательности, чтобы понять подтекст этой просьбы. Он снова почувствовал легкое раздражение, поскольку хотел, чтобы Саймон находился в Билте, когда приедет Рианнон. Однако это, разумеется, не было достаточно веской причиной, чтобы позволить подозрениям Пемброка усилиться или подтвердиться. Рианнон просто придется подождать. В Билте она будет в абсолютной безопасности, пока военные действия еще не начались. Ллевелин не только отправил Саймона, но и предложил Пемброку напутствовать молодого человека, поскольку только Пемброк мог знать, какого рода предупреждение ему будет необходимо, чтобы немедленно возвратиться к своей армии и привести ее в действие.

Саймон отправился с радостью. Он пока еще ничего не знал о письме Киквы и об ответе на него Ллевелина. Ллевелин придерживался мнения, что ежеминутное ожидание примирения с возлюбленной способно лишь осложнить это примирение. Рианнон приедет – Киква никогда не ошибалась в таких делах, но слетит она с горы, подобно птице, или медленно притащится по дороге с эскортом и обозом, Ллевелин не мог даже предполагать. Он хотел, кроме того, чтобы Саймон продолжал заниматься своим прежним делом – общаясь с людьми Пемброка, он сообщал Ллевелину о том, что думают сторонники Ричарда и насколько тесные узы связывают их с Пемброком.

Однако ничего нового в этом смысле узнавать больше не удавалось. Несколькими днями ранее Саймон рассказал Ллевелину все, что знал, и устал уже сглаживать напряжение между северными и южными валлийцами и англо-норманнскими воинами. Он плохо спал и, хотя дважды забредал в ту часть лагеря, где обосновались маркитантки, уходил прочь, так и не удовлетворив потребностей плоти. Его чувства к Рианнон продолжали метаться между надеждой и отчаянием и обратно. Приказ Ллевелина и напутствия Пемброка показались ему ответом на его молитвы. Саймон собрал своих людей и удалился, пока ни один из них не переменил своего мнения.

* * *

Охотник Киквы вернулся в Ангарад-Холл с письмом Ллевелина сразу после завтрака, примерно за два часа до того, как Саймон выехал следить за маршем королевской армии. Гонец извинился за задержку. Хорошая погода сменилась тяжелым потоком дождя, переполнившим несколько небольших речушек, сделав обычные переправы недоступными. Киква улыбнулась. Она знала про дождь, который заточил ее дочь в доме, так что вместо того, чтобы мусолить свои страхи в нежной меланхолии осеннего леса и исцеляться в тишине, Рианнон вкладывала их в звуки арфы. Она сочиняла первую собственную песню – не вариацию какой-нибудь старой истории из репертуара ее деда, а свою собственную историю и мелодию, которая была хороша, ничуть не хуже, по мнению Киквы, песен Гвидиона.

Сыграв песню до конца, Рианнон взволнованно взглянула на мать.

– Это моя боль, – прошептала она. – И она прекрасна.

– Да, дочка. А ты думала, что песни Гвидиона могли выйти из черствого, не тронутого любовью сердца? Они тоже рождались в муке и крови. Все перемелется, сама знаешь. Не сейчас, может быть, даже не скоро, но у тебя появятся другие песни.

Став за минувший год гораздо менее мятежной духом, Рианнон согласилась с этим. Нельзя сказать, что Рианнон была в плохом настроении, но она не находила покоя. Делоне только в том, что ей не терпелось отправиться к Саймону, чтобы она могла видеть его счастливым человеком, а не обиженным и страдающим, и не в том, что ей хотелось знать, что он делает, чтобы беспокойство за него перестало так мучить ее. Это лишь усиливало ее общее ощущение, что она должна встряхнуться и сделать что-нибудь – что угодно.

Нет нужды говорить, что распоряжение Ллевелина было встречено возгласом радости. Рианнон только бросила подозрительный взгляд на мать и отправилась паковать вещи, но затем убедила себя, что ее не волнует, если даже Киква и Ллевелин умышленно сговорились с целью укротить ее. Она сама хотела ехать. Она не станет отрезать себе нос назло своему лицу. Ее смех зазвенел, подобно птичьему пению, когда ей припомнились любимые слова Саймона, и Мэт подошел к ней и потерся об ее ноги. Затем, к ее немому изумлению, он подошел к обитой изнутри полотном корзинке, в которой обычно путешествовал, и уселся в нее.

Рианнон прервала свои дела и, сев на корточки, уставилась на него.

– Мне кажется, тебе не следует ехать, – сказала она. – Мы будем жить в замке, а ты этого не любишь. Кроме того, нам, возможно, придется переезжать с места на место.

Кот смотрел на нее своими чистыми невинными глазами и из корзины не вылазил. Рианнон на секунду пришло в голову запереть Мэта перед самым своим отъездом. Кошки, в отличие от собак, охотятся с помощью зрения и не могут чуять след. Но она тут же пожала плечами. Если Мэт хочет ехать, то почему бы и нет? Она будет рада его обществу, если мужчины переедут в другое место, и ей, прежде чем последовать за ними, придется ждать известия, где они остановятся.

Холодок пробежал по ее телу, когда она сосредоточилась на этой мысли. В первый раз она поняла, что намерена делать. Не то чтобы ее ужаснула мысль, что она собирается следовать за Саймоном, куда бы он ни поехал, но Саймон мог отказать ей в подобной прихоти. Потом ее передернуло снова. Как Мэт мог знать, что она не собирается вернуться в Ангарад-Холл, если Саймон за ней не приехал? Рианнон отбросила эту мысль. Если Мэт даже и был чем-то иным, чем просто большим красивым котом, то он в любом случае благосклонно расположен и к ней, и к Саймону. Было бы неблагоразумной неблагодарностью так пристально всматриваться в добрые деяния старых богов – это все равно, что смотреть в зубы дареному коню.

Спустя час после приезда гонца Рианнон была уже в седле и готова к отъезду. Ее сопровождали четверо воинов – сильных, преданных, умных и беспощадных в бою, и они не стали держаться наезженных дорог, несмотря на возможные возражения со стороны лошадей. Однако, если ехать даже напрямую, как птица летит, от Ангарад-Холла до Билта было более семидесяти миль, и птице не приходится объезжать расселины, искать переправы на реках и карабкаться козьими тропами чуть не по вертикальным склонам гор. Рианнон могла скакать и ночью, если земля была достаточно ровной, но при всем ее желании поторопиться она не пыталась форсировать разлившуюся реку, которая так грозно шумела в темноте.

* * *

Саймон пристроился немного поспать примерно в то же время, что и Рианнон. Прошедший день доставил ему массу удовольствия. Основную часть своего отряда и всех лошадей он разместил на холме Оркоп-Хилл, пока несколько небольших подразделений, в том числе и он сам, проводили разведку пешком в западном и южном направлениях. Пемброк оказался прав, когда говорил, что для королевской армии вокруг Клиффорда и юго-восточнее Херефорда не оставлено ничего. Можно было даже точно определить, какая земля принадлежала какой из сторон. Земли Пемброка были опустошены, но аккуратно и чисто. Земли же Херефорда были выжжены, и, проезжая через них, можно было ощутить смрад трупов крепостных.

Королевская армия здесь еще не показывалась, если не считать одного патруля, который, судя по всему, больше интересовался продовольствием, чем территорией. Это была ценная деталь – она могла означать, что Глостер оказался не слишком щедр на провизию. Подданные Глостера не могли быть открытыми мятежниками – их юный господин сейчас находился у своего отчима, Ричарда Корнуолла, и матери, которая была сестрой Пемброка. Они могли, однако, сделать все, чтобы не помогать королю, скрывать свои запасы, ссылаясь на чуму, поразившую скот, или неурожай. Они могли также заявить, что Генрих уже обобрал их в августе, и им нечего больше дать.

Если это было так, то в армии короля запасы истощались. Таким образом, Генрих не мог нанести удар прямо на запад, поскольку он уже знал, что Аск и окружающая его территория голы, как новорожденный младенец. Но разведка доложит ему, что и вокруг Херефорда ничего нет. Это могло означать, что Генрих не предпримет ничего, пока не прибудут обозы из Англии. Такое положение дел не нравилось Саймону, и он беспокойно поерзал, поплотнее закутавшись в одеяло и плащ и повернувшись на другой бок. Согревшись, он улыбнулся. Генрих впадет в страшный гнев и способен натворить невероятные глупости – терпеливость никогда не относилась к числу его достоинств, даже если он не злился.

С этой приятной мыслью Саймон уснул. Проснулся он несколькими часами позже от легкого прикосновения. Воины наскоро перекусили вяленым мясом, хлебом и сухими фруктами и отправились в путь. Армию они разыскали перед рассветом. Она стояла лагерем посреди сожженных ферм на полпути между Глостером и Херефордом. С первыми лучами солнца лагерь зашевелился. Саймон со своими людьми укрылись в небольшой роще, продолжая наблюдение и по очереди досыпая.

Зрелище и звуки были до боли знакомые: солдаты будили друг друга, перекрикивались, звенели кухонные горшки, громко ругались на своих подопечных конюхи, давая им корм и ведя на водопой. Затем все понемногу стихло – люди уселись завтракать, после чего бедлам возобновился с еще большей силой. Саймон облегченно вздохнул. Армия отправлялась в поход. Он понаблюдал еще немного, пока не увидел несколько богато разукрашенных лошадей, которых подвели к самой большой палатке. Саймон дал знак Эхтору подойти.

– Я возьму четверых воинов и последую за королевской свитой. Ты с остальными – трое спереди, трое сзади, оглядываясь, – пойдешь за армией. Когда они устроятся на ночь, встретимся на Оркоп-Хилле. Если они не остановятся, а сделают бросок на запад, к границе Уэльса, пошли двоих в Билт или в ближайшее место, где они смогут разыскать людей Ллевелина, чтобы сообщить всю информацию о намерениях короля, какую ты сумеешь собрать.

Следующие несколько часов были чрезвычайно утомительны. Тягаться с лошадьми Саймон и его люди, конечно, не могли, но они обнаружили, где Генрих и его спутники свернули с дороги, и пошли по их следу, который вел на запад, к реке Уай. Далее отряд короля двинулся вдоль реки, очевидно, разыскивая места, пригодные для переправы. Однако сильные дожди, пролившиеся на прошлой неделе, повысили уровень воды. Люди, конечно, могли переплыть реку, как и лошади, но обоз вынуждал воспользоваться лишь единственным сохранившимся бродом возле Херефорда.

Саймон радовался этой настойчивости короля в поисках переправы. Очевидно, Генрих собирался двинуть армию на запад, а это могло означать, что он готовился к атаке. Благодаря тщательности, с какой осматривалась река, Саймон сумел догнать свиту Генриха, прежде чем они достигли Херефорда. Он успел заметить, как Генрих и его военачальники вошли в город, в то время как их эскорт повернул назад. Саймон не решился ни дожидаться, пока король покинет город, ни преследовать эскорт. Он вернулся в лагерь на Оркоп-Хилле и отправил Сьорла с шестью воинами, которые проскучали два дня, разглядывая пустые окрестности, понаблюдать за дорогами, ведущими на север и запад от Херефорда.

В середине дня прибыл гонец от Эхтора с известием, что авангард армии достиг Херефорда, переправился через Уай и снова повернул на юг. Саймон нашел эти сведения интересными и сам отправился на север с человеком, которого прислал Эхтор. К тому времени, как он добрался до места, стало уже ясно, что группа, повернувшая на юг, была не просто рабочим отрядом или экспедицией в поисках продовольствия. Саймон неодобрительно поцокал языком. Если король и командиры наемников и научились чему-нибудь на своем августовском опыте, то очень немногому. Впереди колонны солдат ехали конные разведчики, которые должны были сообщать о появлении большого вражеского войска, но в этом состояли, пожалуй, и все меры предосторожности. Разгромить их было не труднее, чем растоптать муравейник.

Обоза еще не было видно, но Саймон уже подсчитывал в уме его ценность. Он приказал Эхтору дождаться повозок и потом сообщить ему, как они охраняются и что они содержат, насколько он сможет определить. Пока они разговаривали, король, его свита и капитаны наемников миновали марширующую пехоту и устремились дальше на юг. Саймон отправил им вслед двоих человек, хотя и без особой надежды. Если король со свитой не съедут с дороги, то скоро намного оторвутся от своих преследователей, и невозможно будет определить, куда они затем свернут, если свернут вообще. Впрочем, Саймона это не слишком беспокоило. В конце концов армия наверняка направляется туда же, куда и король.

Однако ему не пришлось долго ждать, чтобы выяснить это. К вечеру вернулся один из посланных им людей с сообщением, что король со свитой прибыл в Гросмаунт. Этот воин удачно срезал путь и успел засечь их, поднявшись на холм на значительном расстоянии сзади, но не настолько далеко, чтобы не разглядеть вымпелов людей, въехавших в замок.

Это было по-настоящему важной новостью. Территорию вокруг Гросмаунта Пемброк не атаковал. Между Монмутом на юге и Гросмаунтом на севере плотно размещались замки, контролируемые большей частью уроженцами Пуату. Эта область была слишком опасна для серьезных рейдов со стороны Пемброка, и там, вероятно, запасов для армии Генриха было вдоволь. Саймон полагал, что во время предыдущей кампании Генрих не слишком давил на местных баронов. Теперь им придется раскошелиться на продовольствие для армии короля, что означало задержку на день-два, и этого времени было как раз достаточно для Ллевелина, чтобы организовать неожиданную атаку, которая могла бы принести большую выгоду. Саймон вскочил на коня и самолично отправился к Гросмаунту понаблюдать.

Для Имлладда двадцать миль были ничто. Убедившись, что армия действительно разбила лагерь на полях вокруг замка в Гросмаунте, Саймон отправился в Билт. Незадолго до полуночи он уже докладывал обо всем Пемброку и Ллевелину. К счастью, ни один из них еще не ложился, а как только стало ясно огромное значение информации Саймона, были разбужены и остальные командиры. Когда Саймон выложил все, что разузнал, в глазах Ллевелина горел алчный огонек, а в глазах Пемброка – тревога.

– Я не хочу атаковать без повода, – начал Пемброк.

– А я хочу! – Тон Ллевелина не допускал никаких возражений. – Это возможность добиться пользы для себя и нанести силам короля значительный ущерб без большого кровопролития. Если вы не хотите участвовать в этом лично, пусть будет так. Пусть позор падет на меня. Но вы только что дали согласие вести войну…

– Только отбиваться, если нас атакуют. Приводить свою армию в то или иное место – право короля и не является нападением.

– Милорд, – вмешался Гилберт Бассетт, – я понимаю, что большинство ваших проблем – из-за меня, и мне следует с признательностью повиноваться вам, но намерения короля совершенно очевидны. Ваше терпение воистину не знает границ.

– Король там лично, – сказал Ричард.

Послышался тихий звук, похожий на звериное рычание. Ричард вздохнул. Было совершенно ясно, что никто не согласен с ним, что все уже оставили надежду на мирный исход спора и что личное присутствие короля в Гросмаунте скорее поощряло идею нападения, чем препятствовало ей. Очевидным ему казалось и то, что все, кто не были напрямую его вассалами, намерены последовать за Ллевелином. Поэтому, удерживая своих людей, он отнюдь не предотвратит операцию, но лишь подвергнет большей опасности своих союзников. Главное, они скорее всего были правы. Однако Ричард по-прежнему не мог согласиться на то, чтобы лично руководить неспровоцированным нападением на короля.

– Я вернусь в Абергавенни, – промолвил он, – и отправлю своих людей под начало Бассетта. Мне очень жаль, но я не могу повести их сам. Я…

– Если бы Господь послал мне таких вассалов, как вы, – перебил его Ллевелин, – я был бы уже принцем сада Эдемского! – Он рассмеялся. – Впрочем, вряд ли мне это пришлось бы по вкусу: сплошной мир, справедливость, взаимное уважение… Нет, не могу себе такого даже представить. – Затем он протянул Ричарду руку. – Но человек, подобный вам, Пемброк, был бы величайшим даром, который Бог может ниспослать правителю. Какой все-таки идиот этот Генрих!

По ходу беседы Саймон нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Наконец Ллевелин повернул голову в его сторону и язвительно приподнял брови.

– А другой вассал, подобный вам, – произнес он с ударением, – заставил бы меня поинтересоваться, почему мои люди никогда не моются. Саймон, если у вас зудит, то почешитесь. Хватит корчиться.

– У меня нет зуда, – возразил Саймон, – кроме желания поскорее отправляться. Если мы не выйдем немедленно, они пополнят запасы и уйдут до нашего прихода. Скрыть все следы будет невозможно, и…

На него уставилась дюжина глаз, в которых отражались разные степени удивления и раздражения. Саймон проглотил комок. С его стороны было неумно поучать старых волков войны, один из которых по крайней мере имел опыт неожиданных атак уже примерно в сорок лет. Однако Ллевелин был раздражен как раз в наименьшей степени и только произнес твердым тоном, что Саймону не мешало бы поспать несколько часиков, уверив его, что, если он перестанет вмешиваться, они будут в Гросмаунте в нужное время.

Войско в самом деле выехало с рассветом. Саймону за его грехи был доверен обоз, не повозки, запряженные волами, а крепконогие ослы, которые могли карабкаться по горным тропам, ведущим из Билта в Гросмаунт. Он ругался и смеялся одновременно, признавая, что наказание вполне соответствовало преступлению. И это уже было неплохо. Он добрался до лагеря Ллевелина не более чем через час после основной армии, как раз подоспев к позднему обеду. Ллевелина на месте не оказалось. Он вместе с Пемброком и Бассеттом уехал в Абергавенни.

Посланные вперед разведчики вернулись с донесением, что в королевском лагере заметна большая активность, но признаков того, что армия собирается в путь, нет. Отряды расположились немного поспать и в последний раз проверить оружие, но сам Саймон вновь вскочил на своего Имлладда, чтобы привести своих людей из лагеря на Оркоп-Хилле. Необходимости в них не было, но они вряд ли будут довольны, если их лишить такой забавы и доли добычи, которую они могли бы урвать. Вернувшись в основной лагерь, Саймон уже чувствовал усталость, но с удовольствием присоединился к совещанию, где разрабатывались детали нападения. У него были новости, которые могли показаться интересными всем. Его люди обнаружили, что все военачальники – сам король, Винчестер, Сигрейв, Питер Риво и все командиры наемников – находились в замке. С армией оставались только мелкие сошки.

* * *

Рианнон прибыла в Билт к девяти часам утра, но замок был почти пуст. Дряхлый рыцарь, на которого Ллевелин оставил сокращенный до минимума гарнизон, охотно сообщил ей, куда отправился ее отец с войсками, и уверил, что они собирались вернуться в Билт и что женщины в замке с удовольствием составят ей компанию. Рианнон едва сдержала слезы разочарования. В тот момент она понимала только одно: Саймон, возможно, уже в бою, а ее собственный эгоизм лишил ее возможности даже попрощаться с ним.

Проклиная себя, она поднялась в женские покои, но вопросы и приветствия, обрушившиеся на нее, привели ее почти в отчаяние, и она сразу же вернулась вниз, чтобы еще раз поговорить со стариком. Скоро она поняла, что никакого боя до ночи не предвидится, а отряды еще, возможно, даже не успели добраться до Гросмаунта. Поначалу ее раздражение даже возросло, когда она сообразила, что в таком случае ждать новостей об исходе битвы придется еще дольше, но она никак не могла отказаться от этого разговора. Выуживая всевозможные подробности, она наконец поняла, что в итоге вытащила из него точную дорогу к Гросмаунту и детальное описание местности.

В это мгновение ее охватило непреодолимое желание догнать армию своего отца. Она понимала, что это безумие и что отец прибил бы ее на месте за одни только подобные рассуждения. Она отгоняла мысль в сторону – каждые пять минут. Мысль снова и снова возвращалась, становилась навязчивой, непреодолимой, и Рианнон не видела, как это может кому бы то ни было повредить. Продолжая оправдывать себя, она выбежала во двор поговорить с четырьмя воинами, которые сопровождали ее, и едва не споткнулась о Мэта, полосатой тенью следовавшего за ней с той минуты, как он вылез из своей корзинки. Это было совершенно необычно. Нормальным поведением для Мэта в такой ситуации был бы исключительно тщательный осмотр нового места, подчинение себе всех местных животных и полное игнорирование своей хозяйки, пока он сам не станет абсолютным хозяином.

Рианнон изложила свою идею солдатам, почти ожидая, что они пригрозят связать ее как буйно помешанную или скажут, что Киква особо приказала им ни в коем случае не позволять ей совершать подобных безумств. Однако вместо этого во всех четырех парах глаз загорелись огоньки алчности и страсти к приключениям.

– Вы знаете дорогу, госпожа? – спросил Тум. – Это далеко от наших земель, и мы легко можем заблудиться.

– Думаю, что знаю, – уверенно заявила Рианнон, совершенно не подозревая о том, что старый рыцарь описал ей маршруты купцов и других путешественников, а не тот путь, по которому направилась армия. – Мы должны ехать вдоль Уая до замка Клиффорд, а затем повернуть на юг, пока не доберемся до реки Дор. Старик говорит, что она течет в глубоком ущелье, поэтому, если мы, двигаясь к югу, спустимся на равнину, то не пропустим ее. Кроме того, не будет никакой опасности, если мы спросим дорогу, когда собьемся с пути. Все эти земли валлийские или принадлежат графу Пемброкскому, и люди там должны быть дружественны к нам.

– Что ж, тогда, госпожа, вам решать. Там будет богатая добыча, – Тум сверкнул глазами. – Вы вполне способны состязаться в скорости с самым быстрым из нас, если нам придется бежать.

Мэт потерся о ногу Рианнон, и ее взгляд упал на него.

– Принесите его корзину, – сказала она, – и готовьте лошадей.

Последний ее разговор со стариком-рыцарем оказался куда менее приятным, чем предыдущие. Хотя о своем решении она умолчала и сказала лишь, что отправится к отцу в Абергавенни, тот воспротивился. Сначала он удивился, потом пришел в ярость, возражая, что не уверен, найдется ли там для нее подходящая женская компания, и что ее отцу вряд ли понравится ее пребывание в обществе такого множества саксонцев. В конце концов, продолжая бурчать, он отпустил ее, хоть и без малейшего удовольствия.

Все шло строго по плану, так что Рианнон на время даже забыла, в какую безумную авантюру ввязалась. Вдоль Уая шла отличная дорога, и они достаточно быстро двигались вперед, обогнув Клиффорд с юга и держа курс по солнцу, которое периодически выглядывало из-за туч, низкое даже в полдень, что было нормально для этого времени года.

Найти Дор, однако, оказалось не так просто, как ожидала Рианнон. Они достигли реки неподалеку от истоков, где река выглядела еще паутиной ручейков. Они потратили несколько часов, исследуя всевозможные беспорядочно разбросанные притоки, и Рианнон уже начала всерьез сомневаться в реальности задуманного предприятия. Она почти решила сдаться, когда ручей, вдоль которого они следовали, влился в более широкий поток. Окрыленная надеждой, она удержала готовый сорваться с ее уст приказ возвращаться и вскоре была вознаграждена: речушка повернула на юг и соединилась с еще более полноводным притоком, превращаясь в то, что, как они знали, должно было быть рекой Дор. Вдоль берега извивалась хорошо протоптанная дорога – не дорога, конечно, а проход для скота и повозок. Рианнон и ее эскорт снова обрели уверенность в себе, не зная, что они находились не на той стороне реки. Она спрашивала у старика, как добраться до Гросмаунта, и тот объяснил ей, но лагерь Ллевелина располагался несколькими милями западнее.

Следующая заминка случилась уже через несколько часов после полудня. Рианнон была уверена, что к тому времени они уже находились недалеко от цели, и, продолжая двигаться вперед, рассчитывала с минуты на минуту увидеть признаки близости армии или быть окликнутой одним из патрулей Ллевелина. Сомнения закрались в мозг Рианнон, когда они подошли к слиянию сразу нескольких рукавов, о чем старый рыцарь не упоминал. Переправиться оказалось нетрудно – соединявшиеся потоки сталкивали камни и песок, которые они несли, образуя мелководье, – однако на противоположном берегу проходила прекрасная дорога, помеченная нерушимыми каменными верстами, поставленными еще римлянами. Об этом старик тоже не заикался.

– Либо старика подвела память, – сказала наконец Рианнон, – либо после переправы мы последовали вдоль не той реки. Вон там есть небольшой лесок, – она указала рукой на юг, где примерно в полумиле начинался подъем к невысокой горе. – Сион и Тум поедут со мной, а вы двое скачите один на юг, второй на запад и разыщите кого-нибудь из наших.

Идея была разумной, и ее без промедления воплотили в жизнь. Оказавшись в более-менее, с их точки зрения, надежном укрытии, Рианнон и двое ее спутников спешились. В лесу царила абсолютная тишина, так как насекомые звуков не издавали, а птицы, не улетевшие в теплые края, рыскали в полях. Было холодно, и все ужасно устали: и люди, и лошади. Мужчины ослабили подпруги седел и подкинули коням немного корма. Рианнон поделилась с воинами своими съестными припасами и выпустила Мэта из корзины немного прогуляться. Страха она пока не испытывала, опасаясь только того, что скажут ее отец и Саймон. Они и так будут в ярости, если она даже в целости и сохранности приедет в их лагерь до начала боя. Если же она не успеет…

Она отбросила эту мысль, хотя беспокойство ее не уменьшилось, когда Мэт добровольно влез в свою корзину и уселся там. Но предпринять она пока ничего не могла, поэтому поплотнее завернулась в плащ и решительно закрыла глаза. Она оказалась еще большей дурой, чем обычно, но волноваться об этом было уже поздно. Они не могли заехать слишком далеко. Когда начнется бой, они сумеют сориентироваться по звуку и добраться до лагеря, где останутся слуги и те, кто не участвует в сражении.

Солнце уже почти касалось горизонта, когда слабые птичьи крики достигли ушей телохранителей Рианнон. Судя по звуку, это могли быть только вороны, обнаружившие падаль, но Тум тут же встрепенулся и отправился в разведку. Сион взглянул на крепко спавшую дочь своей хозяйки и решил пока не будить ее. Тум должен быстро вернуться. Но вскоре Сион услышал новые звуки, вероятно, лошадей, а Тума все не было.

Он начал спешно подтягивать подпруги, когда из-за деревьев показался его товарищ.

– Не меньше сотни, – задыхаясь, произнес он, – и они направляются к лесу в поисках дичи.

Растолкав Рианнон, которая продолжала сонно моргать глазами, они помогли ей взобраться в седло, вскочили на коней сами и во весь дух помчались в юго-западном направлении, единственно возможном. На северо-западе протекала река, а брода они не знали, на востоке была территория короля. Поначалу им казалось, что уйти будет нетрудно. Охотники сами производили столько шума, что ничего другого расслышать уже не могли. Погони не было, и трое путников, еще сильнее пришпорив лошадей, выехали из леса в открытое поле.