Текст книги "Вересковый рай"

Автор книги: Роберта Джеллис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

То, что Рианнон не понимала каких-то тонкостей, не имело большого значения. Она ощутила главное – Саймон не смотрел на жен и дочерей своих подданных как на наложниц. Ее отец никогда не принуждал женщин против их воли, не связывался с теми женщинами, чьи мужчины могли бы возражать против его действий, но многие мужчины прямо-таки навязывали лорду Ллевелину своих дочерей, а иногда и жен. Будучи моложе, Ллевелин без малейшего зазрения совести брал тех, кто ему нравился. Те женщины, с которыми он спал, пользовались при его дворе почетом и уважением.

Задумавшись над тем, что рассказал Саймон, Рианнон расслабилась и положила голову ему на плечо. Может быть, если он все еще хочет жениться на ней, следовало бы подумать над этим. Если то, что он сказал, правда, ей по крайней мере не придется улыбаться его любовницам и любезничать с ними. Это доверчивое движение Рианнон тронуло Саймона, и он обвил ее рукой.

– Тебе не холодно, любовь моя? – прошептал он.

– Нет, не холодно, но, думаю, мы все равно через несколько минут должны одеваться.

– Должны? Ты так прекрасна и так… Я не знаю, как точно выразить, что я имею в виду, но ты словно родилась здесь, нагая и свободная. – Он вздохнул. – Со мной никогда такого прежде не было. Мне кажется, что гораздо лучше лежать здесь, под ясным небом, чем запершись в духоте спальни. Ты дала мне нечто такое, чего не могла дать ни одна женщина.

– Почему?

Саймон улыбнулся. В этом вопросе не было никакого вызова, только довольное, чуть нерешительное любопытство.

– Потому что с любой другой женщиной это выглядело бы фальшью, чем-то неестественным. Они принадлежат своим мягким креслам, своим благоухающим постелям с пуховыми подушками. Только ты принадлежишь этим запахам теплой земли, этой примятой траве и ласковому ветру.

Рианнон помолчала несколько мгновений. Ей до глубины души нравилось, что Саймон нашел в ней что-то особенное, и она не сомневалась в его искренности. Однако долго справляться со своим непреодолимым озорством она не могла.

– Но, Саймон, – сказала она, – если ты считаешь неестественным любить меня в постели, мы скоро окажемся в очень неудобной ситуации. Ты же знаешь, что здесь бывают дожди по нескольку дней кряду, а зимой, когда выпадет снег… Ой!

Последнее восклицание было отнюдь не выражением отвращения к идее заниматься любовью на мокром, холодном снегу, а непроизвольно вырвавшимся звуком, когда Саймон подскочил и навалился на нее всей своей массой.

– Лесная нимфа! – торжествующе воскликнул он, без труда подавляя ее слабое сопротивление. – Именно это крутилось у меня в голове, но я никак не мог вспомнить. И это тоже правда. У тебя нет сердца. Про лесных нимф говорят, что у них нет души и что они исключительно развратны. Видимо, ради этого за ними и охотятся.

Слова звучали сурово, но, поскольку они перемежались горячими поцелуями, Рианнон едва ли была раздавлена ими, разве что весом Саймона.

– Лучше зови меня речной нимфой, – сказала она немного приглушенным голосом, – потому что, если ты не слезешь с меня, я расплющусь, как камыш.

Саймон перестал целовать ее шею и покусывать ухо, чтобы прошептать:

– Ты ведь не отрекаешься от любовных утех?

Каких-нибудь десять секунд назад она отреклась бы. Совершенно потрясенной своим первым половым опытом, Рианнон просто не пришло бы в голову немедленно повторить попытку еще раз. Теперь же от тех точек, где ее касались губы Саймона, тепло разлилось по всему телу, и, когда она почувствовала давление упершейся в ее бедро его окрепшей плоти, жгучая волна желания охватила ее. Дыхание ее участилось, а руки крепко сжались вокруг его тела. Она больше не чувствовала его веса и только еще крепче сжала его, когда он попытался чуть отстраниться, чтобы достать рукой до ее груди.

Рианнон была бы не против, чтобы он вновь прикоснулся к ее груди, но прижаться к нему всем телом ей хотелось еще больше. Она судорожно сжимала его своими ногами, и это движение было в одно и то же время таким невинным и таким чувственным, что опытный Саймон совершенно потерял над собой контроль. Он больше не помышлял о долгой и деликатной любовной игре. Сопротивляясь объятиям Рианнон, он приподнялся ровно настолько, чтобы суметь слиться с нею.

Рианнон задохнулась, но с очередным толчком приподнялась навстречу ему. В некотором смысле Рианнон на этот раз была более возбуждена, чем после тщательных и осторожных движений Саймона в первый раз. Теперь она знала, каким будет приз за близость. Она знала, что растущее мучительное удовольствие внутри нее вспыхнет почти невыносимыми спазмами радости. Она теперь могла стремиться приблизить это удовольствие, получить его сразу, целиком и без остатка. Экстаз ее казался подобным взрыву, он совершенно лишил ее сил.

Первой внятной мыслью Рианнон было чувство вины, что она оказалось столь безразличной, получил ли удовлетворение Саймон или нет.

– Прости меня, – прошептала она. – Я не должна была… оставлять тебя…

Саймон поднял голову, которая лежала на ее плече, пока он набирался сил. Он нежно усмехнулся:

– Об этом не беспокойся. Мужчина всегда способен удовлетвориться сам. Хуже, когда происходит наоборот.

– Разве для тебя не лучше, если я… помогаю? – смущенно спросила Рианнон.

– Гораздо лучше, любимая, – улыбнувшись, уверил ее Саймон.

Он поцеловал ее в щеку, в лоб, в ее решительный подбородок. Она была совершенством, полным, абсолютным совершенством. Саймон так любил другие достоинства Рианнон, что готов был примириться с некоторым недостатком чувственности. По ее реакции, когда они встретились в бухточке возле Абера, он понял, что она не столь равнодушна, как хотела его уверить, но такого пыла от нее он не ожидал, а ее забота о его потребностях была просто благословением. Ее нечему было учить, единственное, может, только той любовной игре, которая позволяет удлинить удовольствие.

– Об этом не беспокойся, – продолжал он. – Для первого и второго уроков ты вела себя потрясающе. У нас будет время научиться еще некоторым, более тонким, деталям.

– И я не могла бы иметь более опытного учителя, не так ли? – немного резко спросила Рианнон.

– Пожалуй, не могла бы, так что радуйся и гордись, – весело ответил Саймон. Потом лицо его стало серьезнее, и он сел, чтобы видеть ее целиком. – Я поклялся быть верным тебе на будущее. А прошлое изменить невозможно. Малоопытный мужчина всегда ищет, не упустил ли он чего-нибудь еще. Я же имел так много женщин, что, когда нашел единственную, сомнений у меня уже не возникнет. Я больше ничего не буду искать, eneit.

Eneit – так назвал он ее на древнем языке, – «душа моя», «моя внутренняя жизнь», и глаза его, сверкавшие золотисто-зелеными огоньками, были чисты, не скрывая ничего. Рианнон хотелось крикнуть, что она уступит и станет его женой, но она не могла произнести этих слов. До сих пор она была победительницей. Саймон стал ее любовником, и ей ради этого не пришлось обещать ничего, кроме того, что она и без того собиралась делать, – быть верной ему, пока он будет верен ей. Но стать его женой… Жена клянется быть верной, независимо от того, что делает ее супруг, и может быть сурово наказана, заточена или лишена жизни, если отплатит изменой за измену мужа.

15

Саймону было достаточно и того, что Рианнон поклялась в верности. Он решил, что ее отцу и матери не понадобится много времени, чтобы убедить ее выйти за него замуж. Возможно, она будет сопротивляться, пока не забеременеет, но потом все равно сдастся. Теперь, когда Рианнон узнала английские законы, она не захочет, чтобы впоследствии встал вопрос о правах ее ребенка на владения его отца. От мыслей, столь же приятных, сколь и разумных, Саймона отвлек пронизывающий холодный ветер. Он хотел было снова лечь, но Рианнон замотала головой и тоже села.

– Одевайся, – сказала она, протягивая ему рубашку и тунику. – Мне очень жаль, что я такая неромантичная, но, прости меня, мой дорогой, я хочу есть.

Саймон, расхохотавшись, вскочил на ноги и притянул Рианнон к себе.

– Ты не могла бы произнести слов милее. Есть время для слов любви, и тогда они становятся пищей для души, но, когда взывает желудок, редкая женщина имеет мужество сказать об этом. Я тоже голоден. Твоя мать что-то говорила насчет еды, но я тогда жаждал увидеть тебя.

– И теперь, когда одна жажда удовлетворена, зовут другие, более сильные.

Саймон резко рванул вниз тунику, чтобы взглянуть на Рианнон, но она усмехалась, как бесенок. Не было ни обиды, ни упрека в этом замечании, только подтверждение, что она чувствует то же самое, что и он. Они быстро покончили с одеванием, и Саймон взвалил на плечо кольчугу. «Дьявольский груз», – пробурчал он, но Рианнон только бессердечно заметила: ему еще повезло, что путь лежит вниз с холма, и не ее вина, если он, как идиот, побежал в гору в полном вооружении. Это вызвало у Саймона несколько острых воспоминаний о временах, когда Рианнон еще не была такой предусмотрительной, так что они пришли к дому, перебраниваясь и смеясь так же весело, как во время первого визита Саймона.

Киква сказала только, что тем, кто опаздывает к обеду, придется есть холодное и стоя. Однако она расцеловала бы Саймона за то, что тот сделал вхождение ее дочери в мир женщин сердечным благословением, если бы она была человеком, склонным к проявлениям собственных чувств. В шутливых словах Рианнон ничто не выдавало ее, но что-то в голосе и какой-то свет в глазах служил достаточным доказательством для ее матери, слишком хорошо знавшей ее. Внешний вид Саймона был более красноречив. Припухшие губы, чуть затуманенные удовлетворением глаза… Киква рассмеялась, когда он поклонился и официально извинился за опоздание к столу. Он выглядел, как Мэт после ночной прогулки.

– Что ж, я прощу вас, – сказала Киква в ответ на его извинения и дала знак слуге, который принес маленький столик. Другие слуги внесли приготовленные подносы и подтащили стулья. Затем в ответ на приподнятые брови Рианнон она добавила: – Я не собираюсь стоять перед этим языкастым юнцом только потому, что он привез письмо от Ллевелина, которое требует нашего общего обсуждения.

Саймон моргнул. Он не ожидал такой прямой атаки и так скоро. Однако он мгновенно понял, что у Киквы не было выбора, кроме как сразу упомянуть о письме. Смачивая куски хлеба в горшочке с рагу, он жадно отправлял их в рот, делая вид, что не замечает, как Рианнон подозрительно поглядывает на него. Ему оставалось только подыгрывать Кикве, которая затем сказала:

– Саймон успел сообщить тебе, чем закончилось дело между Пемброком и королем, если оно действительно закончилось?

Рианнон вспыхнула. Саймон поперхнулся. На лице Киквы ничто не шевельнулось, хотя она сделала едва заметный жест рукой, намекая, что Рианнон и Саймону не стоит придуриваться.

– Понятно, – продолжала она снисходительно. – Вы молоды. Саймон, перестаньте набивать рот и расскажите нам сейчас.

– В двух словах не расскажешь, – гордо пробормотал Саймон с полным ртом.

– Мне не нужно поминутное описание каждого боя, только подробный рассказ об условиях перемирия.

Саймон прожевал, проглотил и приступил к рассказу, перебиваемый в самых ярких местах Киквой.

– Да, в самом деле, – сказала она, – теперь я ясно вижу, почему Ллевелин так взволнован. Если король выполнит свои обязательства перед Пемброком, он сможет затем использовать объединенные силы против Уэльса.

– Нет! – воскликнул Саймон, едва не подавившись очередной порцией еды. – Ричард никогда не согласится на это.

– Он может спорить против этого, – сказала Киква, – но что он сможет реально сделать? Опять стать мятежником? Ведь он не клялся в верности Ллевелину, и между ними нет формального соглашения, которое запрещало бы нападать друг на друга. Какое оправдание мог бы представить Пемброк, чтобы отвергнуть требование короля?

– В этом вы правы, – пришлось признать Саймону, – но, если король заключит мир с Ричардом, у него не будет причин атаковать Уэльс.

– Причина легко найдется, если она способна заставить баронов забыть, почему Пемброк взбунтовался. Может быть, Саймон, вы не понимаете, насколько трудно отозвать обратно спущенные с цепи рейдовые отряды. Когда армия удалится, они по обычаю обратят свое внимание на пограничные фермы. Разве это не может послужить оправданием?

Саймон зло выдохнул. Он предвидел множество последствий перемирия, но только не это. Спустя мгновение, однако, он пожал плечами:

– Это не сработает… По крайней мере я не верю в это. Ричард скорее всего потребует, чтобы Винчестер, Риво и Сигрейв были отстранены, прежде чем…

– Прежде чем что? – перебила его Рианнон. – Ты говоришь, что Пемброку будут предъявлены обвинения, и он будет оправдан судом пэров, а потом, полагаю, ему самому придется выдвинуть обвинения против Винчестера и его друзей. Один Бог знает, как долго это будет тянуться. А тем временем ничто не помешает Винчестеру убедить всех, что теперь самое важное и неотложное дело – приструнить валлийцев, раз король и его старший вассал помирились. Разве это невозможно?

Саймон нахмурился и собирался спорить дальше, но тут увидел в глазах Киквы довольный и предупредительный блеск.

– Думаю, это возможно, – сказал он. – Валлийцев и скоттов[8]8
  Скотты – от scots (англ.) – шотландцы


[Закрыть] часто используют в качестве козлов отпущения. Согласен, что грабежи вызывают постоянное раздражение, однако часто именно внутренняя политика Англии, а не проблемы с соседями служит причиной войн.

– И даже если это не слишком вероятно, – вмешалась Киква, – Ллевелин не хотел бы, чтобы его застали врасплох, неподготовленным. Он предпочел бы иметь своего посланника, неофициального посланника, который защищал бы его интересы при английском дворе.

Саймон поначалу почувствовал себя преданным. Однако, как только Киква пояснила, что Ллевелин хотел бы видеть в этой роли свою дочь, Саймон понял замысел – умный и убивающий сразу трех зайцев.

Рианнон видела из этого только половину. Поскольку у нее не было оснований задумываться о тесной связи семейства Саймона с королем, она не связывала желание отца, чтобы она выполнила роль его посланника, с замужеством.

– Но у меня нет возможности подобраться к королю, – возразила она, – даже если бы я… – она бросила быстрый взгляд на Саймона и тут же отвернулась. – Нет, я не могу. Я принесу больше неприятностей, чем пользы. Я не могу предложить то, что предлагает большинство женщин в подобных случаях, и у меня нет кровных связей, которые защитили бы меня от таких предложений. Если меня попросят, а я откажусь…

– Рианнон! – воскликнула Киква. – Твой отец – не сводник и, даже если бы и был таковым, не дурак. Ллевелин прекрасно знает, что тактичность не относится к числу твоих главных добродетелей, и он предлагает способ защитить тебя от короля и одновременно проложить путь к его окружению. Зять Саймона – кузен короля…

Киква оборвала себя на полуслове, так как Рианнон подскочила с горящими глазами, но Саймон предвидел, что это случится, так что сам уже был на ногах и схватил ее за руку.

– Я не знал, клянусь тебе, – сказал он. – Я знал, что принц Ллевелин намеревался написать твоей матери о своей поддержке нашего брака и предложить это моему отцу, но насчет всего остального я был не в курсе. Не стоит сердиться на меня, Рианнон. Ты знала, что я хочу жениться на тебе, с самой первой нашей встречи. Я никогда не обманывал тебя, и я не изменился.

– Ты все еще хочешь жениться на мне?

– Ты прекрасно знаешь об этом, как и о том, что я буду стремиться к этой цели, пока не достигну ее или не умру.

Во взгляде Рианнон, встретившейся глазами с Саймоном, сверкал вызов. Казалось очень вероятным, что он говорил правду, и это было тем большей причиной не выходить за него. Если он добьется своей цели и она станет принадлежать ему, необходимость хранить верность ей отпадет. Губы Саймона напряглись, когда он прочитал это в глазах Рианнон, но тут между ними вклинился ледяной голос Киквы.

– Есть средний путь, который удовлетворит интересы всех, – предложила она. – Ллевелин предполагает, что Иэн одобрит это предложение, однако было бы более вежливо и естественно показать ему невесту, предлагаемую его сыну. Поэтому было бы разумным, если бы вы с Саймоном объявили о помолвке, и он отвез бы тебя показать родителям.

– Да, и это также открыло бы доступ к королю, – добавил Саймон. – Я не являюсь вассалом Генриха и могу жениться в Уэльсе без его согласия, но мой отец – его вассал, и в Англии женитьба сына должна быть одобрена королем. Генрих был бы очень доволен, если бы я представил ему свою невесту…

– А если он приударит за ней? – перебила его Рианнон.

– О, нет! – Саймон был поражен и не скрывал этого. – Только не Генрих! В этом смысле он совсем не похож на короля Джона.

– Однако в других вопросах он достаточно вольно обращается с правами своих людей, – заметила Киква. – Почему бы и не в этом случае? Разве он не интересуется женщинами?

– Он достаточно интересуется женщинами, – ответил Саймон, – но он не развратник. А что до того, почему он не положит глаз на Рианнон, то этому есть несколько причин, но самая главная – для Генриха наша семья священна. Рианнон станет почти сестрой Джеффри и потому столь же запретной для Генриха, как и его собственная сестра, уверяю вас. Даже если бы Рианнон нарочно попыталась соблазнить его, не думаю, что он поддался бы, разве если был бы слишком пьян или в каком-либо ином бесчувственном состоянии, чтобы не понимать, что делает. Скорее всего он просто предупредил бы Джеффри или меня о ее распутстве.

– Значит, ты думаешь, что этот сумасшедший план моего отца стоит того, чтобы его рассмотреть? Или это только уловка, чтобы заставить меня стать твоей женой?

– Не будь идиоткой, Рианнон, – раздраженно произнес Саймон. – Или, по крайней мере, поверь, что я здесь ни при чем. Принуждать тебя силой к браку, с моей точки зрения, – последнее дело. – Он нахмурился. – А что до плана твоего отца, то я считаю, что он действительно стоящий. Принц Ллевелин знает Генриха. Они встречались несколько раз, а твой отец видит людей насквозь. В любом случае он не вынуждал бы тебя делать что-либо лишь в моих интересах. Следовательно, он на самом деле считает тебя лучшим посланником, какого он мог бы найти.

Слова эти показались слишком разумными Рианнон, чтобы оспорить правоту матери. В самом деле, после того как гнев подозрительности в ней растаял, она поняла, что ее отец поощрял ухаживания Саймона с самого начала скорее в политических целях. Разумеется, Ллевелин был бы рад, если бы она и Саймон обрели счастье, но его больше интересовало, как пристроить ее подешевле к человеку, который никогда бы не воспользовался ее происхождением ради шантажа.

Да, Рианнон теперь видела все резоны, и дополнительное преимущество в виде доступа к ушам короля сделало бы этот брак очень выгодным. Хотя сам брак никогда не входил в ее намерения, отец всегда был так добр к ней, и если ее замужество поможет Гвинедду… Она любила свой народ, свои холмы, леса. Возможно, то, что предложила мать, было действительно хорошим решением. Помолвка может длиться много лет, не приводя к свадьбе по тем или иным причинам, и в худшем случае может быть расторгнута… А Саймон так стремился к ней.

Рианнон протянула свою гибкую руку, и Саймон так крепко схватил ее, что у нее свело пальцы.

– Я соглашусь на помолвку, если контракт будет заключен здесь, в Уэльсе.[9]9
  Под помолвкой здесь понимаются обязательства мужчины и женщины, изложенные в брачном контракте; принятие на себя обязательств, гораздо более связывающих, нежели современное понятие помолвки.


[Закрыть]

– Разумеется, – согласился Саймон. – Было бы не совсем прилично для тебя путешествовать со мной по Англии без этих формальностей. Кроме того, это будет также и гарантией для тебя, eneit. Если я придусь тебе не по вкусу, то клянусь, что попрошу своего отца найти какой-нибудь недостаток в контракте, чтобы он мог быть расторгнут.

Рианнон рассмеялась.

– О-о-о, какой самодовольный хлыщ! Ты, конечно, воспользуешься этим, если я потребую свободу, чтобы поставить тебя на место.

– Из всех глупостей, которые можно придумать во вред себе, эта – самая идиотская. Это то же самое, что отрезать нос назло своему лицу, – с благодушным самодовольством произнес Саймон.

– Я в своей жизни слышала более скромные утверждения, чем это, – сухо прокомментировала Киква.

– Разве честность – не лучшая политика? – провокационно отозвался Саймон.

Рианнон обхватила голову руками.

– И ты, мама, хочешь, чтобы я вышла замуж за такого? Ты действительно хочешь, чтобы я провела всю свою жизнь с человеком, который считает себя Божьим подарком женской половине человечества?

– Я всегда знала, что заблуждения влекут наказание. – Киква покачала головой и улыбнулась, вставая. – Я совершила ошибку, раскрыв рот и встряв между вами. Меня достаточно много били, и теперь, пока жернова не превратили зерно в муку, я ускользаю. Оставляю вам, Саймон, судьбу, которую вы искали, а тебе, дочка, то, что ты заслуживаешь.

– Она имеет в виду, – сказал Саймон, тараща глаза, чтобы создать впечатление глубочайшего удивления, – что нас обоих ждет великое счастье.

– Я лучше ее знаю, – заметила Рианнон. – Она думает, что дураку досталась в жены змея, и ничего хорошего из этого не выйдет.

Однако оба они думали, конечно, не о том, чем перебранивались, и Рианнон так и не вырвала свою ладонь из руки Саймона. У нее не мелькнуло и тени сомнения, когда ее мать приказала слуге внести стол для письма и поставить его у окна, поскольку было ясно, что Киква решила написать Ллевелину, что его план одобрен только частично, обеспечив помолвку. Саймон был очень доволен. Он наклонился и быстро поцеловал Рианнон, после чего выпустил ее руку. За неимением лучшего оба снова принялись за еду.

Спустя несколько минут Рианнон искоса посмотрела на свою мать и спросила:

– А что такое твоя семья, Саймон?

Саймон, не переставая жевать, начал описывать своих близких, но Рианнон скоро покачала головой. Она, конечно, с самого начала задала глупый вопрос. Независимо от того, что говорил ей Саймон, она все равно не узнает его семью, пока не познакомится с ними лично. Она сказала об этом вслух, и Саймон улыбнулся:

– Справедливо. И ты, конечно, увидишь их несколько иначе, чем я. Но в одном я могу поклясться – они любят меня и полюбят тебя всей душой. Они не будут искать недостатки в тебе, eneit, одни только достоинства.

– А я и не боюсь, – сказала Рианнон и улыбнулась. – Самое худшее, что может случиться, это то, что они воспротивятся нашему браку, ну, а меня это вполне устраивает! Они не смогут воспротивиться ему больше, чем я. Никого не будет задевать, что ты мой любовник. Я могу казаться странной и неотесанной, но я достаточно хорошо воспитана.

К ее удивлению, Саймона как будто и не смутило это заявление. В глазах его искрился смех. Если что-то на свете и могло убедить Рианнон выйти за него замуж прежде, чем к этому подтолкнет ее необходимость позаботиться о наследнике, то только семейство Роузлинда. Он очень радовался ее согласию на помолвку, но идея отвезти ее в Роузлинд была просто потрясающей. Саймон безгранично верил в женщин своей семьи. Он нисколько не сомневался: они через некоторое время так повлияют на его любимую, что она станет его женой не по необходимости, а с радостью.

Произносить эту мысль вслух было, конечно, неразумно, но Саймон знал, что Рианнон заметила его порыв рассмеяться, и должен был что-нибудь сказать.

– Они не сочтут тебя неотесанной, любовь моя. Необычной, может быть, но тебе это не повредит. И если ты сумеешь переложить одну из своих удивительных историй на французский, моя мать станет просто боготворить тебя. И она, и Джиллиан – большие любительницы романтических историй.

– Я с радостью сделаю это, – глаза Рианнон засветились от удовольствия. – Ты правда думаешь, что им понравится?

– Eneit, они, если я позволю, полностью отнимут тебя у меня ради этих песен. Джеффри будет просить тебя разучить с ним каждую ноту. Он прекрасно играет на лютне и сам очень красиво поет. Мой отец начнет цепляться к каждому слову, вспоминая радости своей юности, а дети будут висеть на тебе с рассвета до того, как их погонят в постель. Они вечно пристают к деду, чтобы он рассказывал им сказки о валлийских великанах и волшебниках.

Как бы безразлично Рианнон ни относилась к неодобрению кого бы то ни было, ей было приятно верить, что у нее есть надежный щит от всяческих нападок. Хотя она никогда бы не призналась, что ей хотелось понравиться семье Саймона и быть принятой там, ключ к их вниманию, который он подсказал ей, принес ей облегчение. Роузлинд перестал представляться ей гигантским замком, заслоняющим весь мир, и она принялась расспрашивать о целях, которые стояли за их помолвкой: о короле и дворе.

К этой теме Рианнон возвращалась снова и снова. Саймон, который первоначально почти не задумывался над тем, что ей предстоит сделать, и почти не верил, что она на что-либо способна, начал пересматривать свое отношение к этому. В течение последующих дней Рианнон извлекла из него массу сведений, о владении которыми он порой даже не подозревал, и выработала несколько пробных планов, как войти в доверие к королю.

– Знаешь, – однажды сказала она задумчиво, когда они лежали рядышком в лесу, – даже если мир будет нарушен и мой отец выступит на стороне Пемброка, Генрих, вероятно, не упрекнет меня в этом – ведь я всего лишь женщина. Если я понравлюсь ему и заинтересую его – не как женщина, разумеется, а как собеседница, я могла бы быть полезной, когда в будущем снова придет время заключать мир.

Саймон повернулся к ней и прижался лицом к ее шее. Он не хотел, чтобы она видела удовольствие и радость в его глазах. Рианнон знала, что ее присутствие при английском дворе было прямо связано с его семейством, и все чаще и чаще она говорила о будущих временах, словно их долгая совместная жизнь разумелась сама собой. Это должно было означать брак. Однако Саймон был слишком умен, чтобы обратить на это внимание девушки. Пускай она и дальше увязает в этих зыбучих песках. Впоследствии он придумает какую-нибудь хорошую, не ущемляющую ее гордость причину, и они поженятся.

Она лениво гладила его голову, пока он целовал ее в шею, не возбуждаясь его ласками, потому что они только что насладились любовью, и, кроме того, голова ее была занята слишком серьезным предметом. Саймон не чувствовал себя отверженным. Он привык к женщинам, которые смотрели на любовные утехи точно так же, как мужчины, – как на большую радость и удовольствие, но при условии, что нет более важных дел. Он снова перевернулся на спину, согласный с тем, что она сказала, и с удовлетворением созерцая лесную полянку, где они находились.

Разумеется, у них не было возможности предаваться любви в доме Киквы. Саймон спал в общей комнате со всеми мужчинами, а Рианнон – на женской половине. Так что они еще не пробовали любить в постели. Впрочем, у них было полно других мест, даже когда шел дождь, вроде хижины пастуха, где они провели весь вчерашний день. Овечья шерсть с ее сладким пряным ароматом представляла постель куда мягче, чем плащ Саймона поверх ковра из сосновых иголок. Но он все-таки предпочитал открытое пространство, будь это пахнущий сеном склон холма на солнечной стороне или благоухающая таинственная впадина под огромными молчаливыми деревьями.

– Как долго мне придется водить дружбу с королем, если я сумею добиться этого? – спросила Рианнон после нескольких минут задумчивого молчания.

– Совещание созвано на воскресенье после праздника Михаила Архангела. Если мы хотим чего-то добиться, то это нужно будет сделать именно тогда, но… – он рывком сел. – Я был слишком очарован твоими прелестями, Рианнон. Правда состоит в том, что у нас действительно очень мало времени, если мы уже не опоздали. Винчестер наверняка сразу же принялся жаловаться на неприятности, доставляемые валлийцами, и твердить о необходимости призвать нас к ответу, если намеревался воспользоваться этим средством. Нам следовало составить контракт немедленно, но я не знал, что писать. Нет, это, конечно, только отговорка. Я думал только о том, чтобы подольше побыть здесь с тобой.

Рианнон тоже села, но она слегка улыбалась.

– Я не думаю, что твоя очарованность была причиной каких-либо задержек. Моему отцу не так-то легко вскружить голову, а я уверена, что он не меньше тебя знает о необходимости торопиться. Ты разве не заметил, как поспешила моя мать написать ему ответ?

– Я думал, это было вызвано только тем, чтобы ты не успела передумать.

– Я никогда не склонна передумывать, – ответила Рианнон, но в словах ее не было резкости, и она, наклонившись, поцеловала Саймона в плечо.

Дополнительное приглашение ему не требовалось, и они вновь занялись любовью, уже медленнее и слаще, как обычно бывало во второй раз, продвигаясь к яркой вспышке наслаждения. Однако, едва успев восстановить дыхание, они уже стояли одетые. Они знали, что медовая идиллия подошла к концу. В будущем они будут наслаждаться любовью не меньше, но только в эти дни любовь для них заслоняла весь мир.

Они целыми днями гуляли по холмам и лесам, находя все новые и новые местечки, которые служили бы уютным гнездышком для их страсти. Теперь на первый план выходили другие дела. Любовь будет приносить облегчение от беспокойств и суеты, усложнять жизнь и создавать в ней островки радости, но они не будут больше воспринимать окружающий мир только с точки зрения пригодности для любовных утех.

Одевшись, они вернулись в Ангарад-Холл, решив по пути, что будет лучше отправиться к Ллевелину, чтобы оказаться наготове, когда он решит, что момент наступил. Саймону и Рианнон эта идея не очень нравилась. В лучшем случае будет трудно, а в худшем – невозможно найти там уединение, но они знали, что времени для удовольствий у них впереди еще много. Политические же проблемы, в которые их вовлекли, не могли ждать.

Как только они прошли ворота, навстречу им бросился Мэт, яростно зашипев на Рианнон и вонзив когти в ногу Саймона. Они оба были слишком изумлены, чтобы закричать, и остановились в полной растерянности, уставившись на Мэта и друг на друга. Рианнон опасалась, что, когда она и Саймон станут любовниками, в Мэте проснется ревность. Но прежде он не подавал никаких признаков этого, вроде бы сохраняя обычную привязанность к Саймону.

Но сейчас Мэт, напав на них, умчался в лес. Поскольку, стоя на месте и глядя друг на друга, получить ответ трудно, они прошли в дом. Там ответ нашелся сам собой. Когда они вошли, Киква поднялась с колен возле длинной плетеной походной корзины.

– Так вот почему! – воскликнула Рианнон и залилась смехом.

– Почему? – отозвался Саймон.

– Мэт увидел, как мама упаковывает мои вещи. Он всегда в ярости, когда я уезжаю. Он каким-то образом узнал, что это связано с тобой. Вот почему ты был наказан сильнее. Я иногда гадаю, не из другого ли мира этот кот? Он всегда равнодушно взирал на моих прежних поклонников. Может быть, он почуял, что я привязалась к тебе, и решил, что ты удержишь меня от отъезда?