Текст книги "Гобелены грез"
Автор книги: Роберта Джеллис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава VI
Хью наблюдал за дверью еще с того момента, как за ней скрылась служанка, и поэтому первым увидел Одрис. У нее явно не было времени привести себя в надлежащий вид. В светлых, как лунный день, косах не было сверкания жемчуга или золотых нитей, не было даже яркой ленты, чтобы поднять настроение и придать некоторую уверенность ее изяществу. На ее светло-голубом платье и светло-голубом жакете из тонкой шерсти не было богатого шитья или драгоценностей, а имелись только вкрапления разноцветных нитей, с которыми она работала. Она казалась очень маленькой по сравнению с Эдит, и представлялось, будто ее подталкивала сзади более массивная фигура тети. Потребовалось все самообладание Хью, чтобы не подойти к ней и не прошептать добрые слова.
Уловив едва мелькнувшее выражение на лице короля, Хью почувствовал, что Стефан, вероятно, сожалеет о своем требовании вызвать девушку. Король мог бы сам подняться, чтобы увидеть робкое дитя и пощадить его, – раздраженно подумал Хью. Но потом он вспомнил, с какой целью король пригласил выйти Одрис. Сэр Вальтер говорил Хью, что, как он уверен, Стефан намеревается выдать девушку замуж за одного их своих рыцарей, – это обеспечит ему верность владетеля Джернейва. Хью ощутил приступ странной едва скрываемой ярости, но, поборов его, сказал себе, что нет ничего такого, от чего следует злиться.
Судьба демуазель Одрис не имеет ничего общего с его собственной. Наследница Джернейва была для него далекой и недоступной. Кроме того, не было никаких реальных причин для возникновения у него потребности защищать ее. Вероятно, король желает видеть Одрис своей верноподданной. Хью знал о подозрениях сэра Вальтера относительно сэра Оливера. Тот подозревал, что сосед был причиной отказов своей племянницы поклонникам, а их было немало, с целью не допустить ее замужества и таким образом сохранить Джернейв в своих руках и, возможно, надеялся на последующее наследование крепости своим сыном. К тому же, говорил себе Хью с раздражением, Стефан не поскупился на женихов для Одрис, все они молоды и хороши собой. И все они не богаче чем он сам, разве что знают, кто их папаши, – новая волна ярости окатила его.
Он быстро отогнал эти глупые мысли, вспомнив замечания, сделанные сэром Вальтером, по поводу обычаев в представлении поклонников. Будущий супруг, как правило, подбирается опекуном по его собственному усмотрению. Но окончательное решение все же остается за женщиной. В нашем случае, говорил сэр Вальтер, король, вероятно, заставит леди пойти наперекор дяде.
– Если девушка хочет иметь мужа, а сэр Оливер отказал достойным поклонникам, – говорил сэр Вальтер, хмуря брови, – то у нее есть право выйти замуж, и я не буду стоять на ее пути, но тем не менее желаю, чтобы Стефан не столь открыто сватал к ней безземельных нахлебников, которых приволок с собой. – Затем, вздохнув, продолжил:
– Ладно, наверное он считает, что человеку, который обязан ему всем, можно доверять больше. Но, по-моему, нежелательно, чтобы место сэра Оливера занял юноша родом из Блуа или Франции, не знающий наших обычаев, да еще если тот окажется таким же жадным, как и бедным. Нет, не нравится мне все это. Я собираюсь с королем в Джернейв и беру с собой нескольких приятелей, чтобы демуазель Одрис не принудили выйти замуж за человека Стефана.
Итак, – подумал Хью, наблюдая за Одрис, которая миновала скамьи и приближалась к креслу Стефана, – король не потрудился даже создать впечатление, что желает предварительно узнать мнение сэра Оливера, как опекуна демуазель Одрис, на этот счет. Губы Хью скривились в усмешке: конечно, вот почему девушке пришлось сойти вниз. Королю нужны свидетели того, что она желает выйти замуж, а отказы сэра Оливера всем тем, кто просил ее руки прежде, были нарушением прав Одрис.
Ум Хью был полностью занят размышлениями, и плохо воспринимал увиденное. Но теперь он заметил, что быстрая, легкая походка Одрис стала более стремительной. Сначала ему показалось, будто ее подталкивали, теперь же было видно, что маленькая быстрая фигурка как бы тянула за собой более массивную и неуклюжую леди Эдит. Еще Хью заметил, что Одрис совсем не смутилась под пристальными взглядами рассматривающих ее людей, а их молчание ее вообще не взволновало. Теперь он смог хорошо разглядеть лицо девушки и увидел, что глаза светились интересом, а губы слегка улыбались, в то время как она делала глубокий реверанс. Догадывалась ли она о намерениях короля? Если да, то Одрис должна бы бежать вприпрыжку, радуясь освобождению от дядюшкиного тиранства и с готовностью выбрать одного из молодых людей Стефана. Разочарование, такое же бессмысленное, как и его недавние переживания, заставило Хью наклониться.
– Умоляю вас простить меня, сэр, – голова Одрис склонилась в знак кажущейся покорности, а в ее голосе, тихом и мягком, чувствовались нотки веселья. Ее последующие слова поразили его.
– Внезапно у меня возник замысел нового гобелена и я забыла, что у нас такой высокий гость.
– Одрис! – воскликнула в ужасе Эдит.
– Не браните ее, – мягко сказал Стефан.
Хью не мог со своего места разглядеть лица Стефана. Однако, он был уверен, что король был в восторге от возможности предстать ее защитником после замечания Эдит. Одрис быстро подняла голову, – улыбка ее стала шире, так что за розовыми губами стали видны зубы, которые нельзя было назвать изящными, но зато они были белые и здоровые.
– Вы снисходительны, сэр, простив меня так быстро, – произнесла Одрис почтительным тоном, посмеиваясь про себя. – И в знак моего истинного раскаяния я принесла вам подарок.
Она выпрямилась, посмотрела за скамьи, затем кивнула головой и сделала приглашающий жест. К ней поспешила Фрита, держа в руках свернутый в рулон гобелен. Сэр Оливер напрягся, мысленно проклиная свою жену за то, что она, такая дура, разрешила Одрис показать свою работу. Однако он продолжал сидеть молча. Лучше будет не протестовать против показа картины, а выразить полное равнодушие к ней. Лучший способ защитить сейчас Одрис – это вести себя так, словно это обычное полотно и в нем нет ничего особенного. Сама Одрис, сознавал сэр Оливер, не придавала своей картине определенного смысла. Она попросила какого-то высокого мужчину подержать полотно и с улыбкой ожидала мнения Стефана.
– Прекрасно! – Было первым словом короля, однако, как только до него дошел смысл изображенного, он бросил взгляд на сэра Оливера и нахмурился. Сэр Оливер выразил свое согласие с мнением Стефана слабым кивком, стараясь не показывать, что он заметил выражение его лица после произнесенного восклицания. Губы Стефана искривились.
– Итак, – спокойно произнес он, – мой приход не был неожиданностью. Это полотно не могло быть выткано за несколько часов или даже в течение дня. Кто…
Улыбка Одрис застыла на ее губах. Она заметила напряженное состояние дяди и осознала, что совершила ошибку, принеся гобелен. Какая я глупая, – подумала она, – что не придала значения чувствам тети, а ведь она испытывала нечто более сильное, чем простой испуг от предсказаний. Мне надо было раньше попытаться узнать, что происходит. Я могла бы послать за гобеленом и позже. Она обвиняла себя с еще большей горечью, так как не переставала думать о последствиях своего поступка. Ее единственным желанием было избавиться от полотна, доставившего столько тревог.
– О! Как это удивительно! – воскликнула Одрис, прервав Стефана. – Клянусь, я не знала, что вы намереваетесь нанести сюда визит. Эта картина – лишь плод моих надежд и желаний. Бруно говорил мне, что собирается к вам за помощью, после того, как Саммерфилд угрожал взять Джернейв силой, а мой дядя отказался сдаться. И я… испугалась.
Это была неправда: Одрис, полностью отдавшаяся работе, не испытывала страха. Но она по своей природе не была лгуньей и голос ее дрогнул, сразу же убедив всех в обратном.
– Поэтому я выткала картину, чтобы себя успокоить, – закончила она.
Стефан снова улыбнулся, так как объяснение Одрис выглядело разумным, хотя и недостаточно убедительным. Он кивнул сэру Оливеру, но его слова были обращены к Одрис.
– Я не хотел тебя напугать, дитя мое.
Эта фраза вызвала ответную улыбку.
– Я не дитя, милорд. Я знаю, что мала ростом, но похоже, больше уже не вырасту. Мне скоро будет двадцать три.
– И до сих пор она не замужем! – воскликнул Стефан. – Как это так?
Одрис поняла, что попала в ловушку, но было уже поздно. Глубокое удовлетворение Стефана ее ответом вызвало в нем едва уловимое самодовольство, проявившееся в осанке, характерном движении пальцев и наклоне головы хотя на его лице сохранялось выражение сочувствия. Это удовлетворение подтвердило ее догадки о намерениях короля, прежде чем они были выражены словами. Стефан, так же как и Бруно несколько недель назад, считали дядю виновным в ее затянувшемся девичестве. Однако король, у которого была власть, мог пренебречь дядей и выбрать ей мужа по своему усмотрению.
На мгновение Одрис застыла в паническом ужасе. Затем ее быстрый ум нашел решение. Итак, король хочет обмануть бедную невежественную девушку и насильно выдать ее замуж, не так ли? Одрис была уверена, что только дядя имел право выбрать ей мужа. И несмотря на ее отказы, это право за ним сохранялось.
– Увы, сэр, – вздохнула Одрис, виновато опуская голову, – боюсь, это все из-за моей чрезмерной странности. Дядя, наверное, готов свернуть мне шею, разгневанный моими отказами. Он передал мне целую гору предложений, но я не смогла найти человека, понравившегося мне, а сэр Оливер так добр и ласков, что не желает меня принуждать.
На этот раз улыбка застыла на лице Стефана. Хью, который шагнул вперед, пожелав лучше рассмотреть гобелен, увидел жесткую складку вокруг губ короля. Он не удивился тому, что Стефан отчасти был ошеломлен. Хью и сам с трудом верил в услышанное. Он был убежден, что склонившая голову Одрис произнесет традиционные слова: – Сэр, я буду счастлива иметь мужем того, на ком остановится ваш выбор. Теперь же Хью, затаив дыхание, разрывался между восхищением, причину которого он отказался признать, и обеспокоенностью, что король придет в ярость от услышанного.
Однако Стефану не удалось ответить: сэр Вальтер Эспек громко и от души рассмеялся.
– Девушка, ты, я думаю, капризничаешь, потому что слишком разбалована. И тем не менее твой дядя волен мириться с тобой, а нас это не должно касаться.
Эти слова были адресованы Одрис, но последняя фраза явно предостерегала короля. Если бы сэр Оливер проявлял какие-либо признаки недовольства, принимая Стефана, то Эспек и другие северяне могли воспринять его двусмысленное поведение как попытку оправдать перед королем свои действия в отношении замужества племянницы. Однако теплый прием, оказанный сэром Оливером королю, исключал это предположение.
К тому времени Стефан оправился от удивления, и если даже понял скрытое предупреждение, то не подал виду.
– Не думаю, что девушка капризничает, – произнес он. – Тот, кто может сделать такую прекрасную работу, – он указал на гобелен, – и в самом деле может быть наделен особым вкусом. Может быть, из моих рыцарей ей кто-нибудь и приглянется.
Еще одна ловушка. Опять паника начала охватывать Одрис. Она страстно желала исчезнуть. Если бы ей удалось избавиться от всего этого, она поклялась бы скрыться в горах. Там сейчас не так страшно, так как опасность от рыскающих отрядов шотландцев миновала. Правда, погода была еще слишком холодной, чтобы получить удовольствие от каждодневных скитаний и сна под открытым небом, но там было множество пристанищ. Она надеялась, что король пробудет не более одного-двух дней. Джернейв был хорошо укрепленным замком, а земли, которыми владел дядя, обширны и плодородны. Но все же Джернейв слишком мал по сравнению с королевством. Одрис нервно сжала руки и развела их, как будто умоляя.
– Но я не желаю замуж, – воскликнула она. – Я и так счастлива. И даже если вы не будете снисходительны к моему желанию остаться одной, то поверьте: после всего, что я рассказала о доброте своего дяди, я не выйду замуж за человека, который не пользуется его расположением. Только сэр Оливер может решить, насколько этот человек достоин меня.
– Все женщины стремятся выйти замуж, – сказал Стефан с нарастающей резкостью в голосе. – Богатство – это еще не все. Эти рыцари – мои приближенные, а благосклонность короля ценится высоко.
Резкий тон Стефана заставил Бруно и Хью выйти вперед. Хью остановился, сделав единственный шаг, снова подавляя желание защитить ее. Но Бруно улучил момент и встал справа за креслом короля, отрицательно качая головой в знак предупреждения. В самом начале, когда Одрис приближалась, Бруно предусмотрительно стал так, что не был виден. Он знал Одрис и боялся, что та из-за своей беспечности сразу могла броситься к нему, а не подойти к королю с приветствием. Теперь же он понимал, – надо остановить девушку, прежде чем та наговорит лишнее. Она могла привести короля в ярость, сказав ему, что полностью доверилась бы в этом вопросе северным баронам, а они, как говорил ему Хью, не хотели ее замужества с бедными подданными Стефана даже еще больше, чем сэр Оливер.
К сожалению, движение Бруно не ускользнуло от Одрис, и вместо того, чтобы вызывающе заявить: «Такой подданный для меня мало чего стоит», она громко воскликнула:
– Бруно! Дорогой! – И затем закрыла ладонями рот, но почти сразу же, убрав немеющие пальцы, заговорила в беспорядочной спешке: – Прошу прощения, милорд. Я сочту за обязанность подумать над вашим предложением, но умоляю вас дать мне возможность поговорить с моим братом Бруно. Я думала, что опять долго не увижу его, но благодаря вам он вернулся.
– Брат? – повторил Стефан, бросая взгляд на сэра Оливера. Печать недовольства исчезла с его лица, он повернулся к Одрис и улыбнулся. – Хорошо, сейчас я тебя отпущу. Мне хотелось задать лишь один вопрос – знаешь ли ты, что означает присяга на верность?
– Да, милорд, – ответила Одрис, чувствуя бесконечное облегчение от того, что вопрос о замужестве отпал. – Я давала присягу на верность один раз, нет, дважды, – королю Генриху.
– А нет ли у тебя желания принести присягу мне? – спросил Стефан.
Ее глаза уловили настоятельный кивок дяди.
– Да, от всей души, – ответила Одрис. – Мне надо сделать это сейчас? – Она было согнулась, чтобы стать на колени, но затем озабоченно посмотрела на дядю. – Но ведь наш дар еще не готов.
– Он будет готов к концу ужина, – сказал сэр Оливер, поднимаясь и склоняясь перед Стефаном. – Эдит, проследи, чтобы полотно Одрис уложили в просмоленную ткань и обернули кожей, дабы оно было в сохранности и король мог взять его с собой, когда соизволит нас покинуть. А ты, Одрис, не трать много времени на Бруно. Если ты будешь присягать на верность королю, тебе надо подобающе одеться. Не удивительно, если король Стефан считает, что тобой пренебрегали. Ты явилась, как нищенка, вся обвешанная ненужными нитками. Стыдно. Хорошо, что меня еще не обвиняют в том, что я морю тебя голодом.
Одрис, сделав реверанс Стефану, бросилась на шею к дяде, поцеловав его в щеку.
– Приношу свои извинения, дядюшка, – воскликнула она, смеясь. – Тетя Эдит заставляла меня сменить платье, но я сочла, что лучше исправить мою неучтивость своим быстрым появлением, а не тратить время на наряды.
После этих слов Одрис скрылась, чтобы броситься в объятия Бруно.
– Я же тебе говорил много раз… – начал он, но Одрис крепко обняла его шею, прошептав на ухо:
– Уйдем, уйдем.
Бруно был так поражен настоятельным шепотом Одрис, что бросил недоуменный взгляд на Хью, сделав приглашающий жест. В тот же момент он ощутил нелепость содеянного. Он доверял Хью, но это была не какая-нибудь шумная ссора в пивнушке или драка в армейском лагере. Хью здесь ничем не мог помочь – да и было бы зачем? Впрочем, Хью был ушами сэра Вальтера, а у Одрис не могло быть сейчас более сильного защитника. Бруно был благодарен Стефану и полюбил своего великодушного хозяина, но когда тот настаивал на замужестве сестры, отнюдь не имел в виду какого-то бедного авантюриста из свиты короля. Более того, понимая, почему Стефан пожелал иметь в Джернейве преданного ему человека, Бруно знал, что тот, преследуя свои цели, скорее навредит, чем сделает добро. Поэтому, ведя Одрис по залу, подальше от глаз и ушей короля, он бросил взгляд через плечо, снова приглашая Хью следовать за ним.
– Ты по-прежнему выручаешь меня из беды, – вздохнула Одрис, целуя Бруно в щеку и разжимая объятия. – Мне показалось, я сказала королю нечто крайне ему неприятное. Как он посмел думать, что заставит меня выйти замуж за своего нищего подданного и оттолкнет дядю Оливера? Спасибо святому Бенедикту, что увидела тебя и нашла способ исчезнуть. Теперь, если я только стою у него на пути…
Она замолчала, и при виде Хью глаза ее расширились.
– Единорог! – закричала она, узнав его по огненным волосам.
– Ты знаешь Хью? – удивленно спросил Бруно.
– Нет, – ответила улыбаясь Одрис. – Но я видела из окна его щит и его волосы. Ведь мало у кого такие волосы, как у него.
– Тогда позволь познакомить тебя с Хью Лайкорном, оруженосцем сэра Вальтера.
Одрис опять улыбнулась, а Хью ловко поклонился.
– Я должна поблагодарить вас за то, что благодаря вам в моей голове возник замысел новой картины, – сказала она. – И мне хотелось бы найти способ поблагодарить сэра Вальтера за поддержку моего дяди.
– Сэр Вальтер нам все рассказал: я имею в виду все о северных баронах, – ответил Хью, и румянец заиграл под его обветренной кожей, после того как эти слова сорвались с его языка. – Что же касается возможности поблагодарить его, то здесь не будет никаких затруднений. Я приведу вас к нему, когда захотите. Только не пугайтесь его громкого голоса. Это для него привычный тон, и, я клянусь, вы ничего не услышите, кроме добрых слов.
Одрис с благодарностью тронула его за руку, поняв, что он на ее стороне, но избавившись от страха перед сэром Вальтером, не смогла удержаться от смеха. Хью едва понимал тихое журчание ее слов. Мягкое прикосновение к его руке заставило затаить дыхание, а сердце учащенно забилось. В Одрис, казалось, не было ничего, что могло бы ему нравиться. «Она не отличается красотой», – твердил он себе. Ему доводилось встречать и более красивых женщин, но особого интереса к ним он не проявлял. Одрис была слишком блекла для красавицы: светлые волосы, светлые брови и ресницы, светлые глаза, но именно в глазах, редкостной глубины и яркости, казалось, был сосредоточен источник ее силы.
– Хью, а ты не согласен?
– Прости, – произнес Хью, отводя глаза от лица Одрис и вопросительно глядя на Бруно. – Я не слышал. Согласен с чем?
– С тем, что король добрый и Одрис не должна уйти сразу после церемонии присяги на верность, – повторил Бруно, глядя на своего друга с некоторым удивлением.
– Уйти? – повторил Хью, – куда уйти?
– В свою башню, – сказала Одрис, загадочно улыбаясь. – Я хочу сказать, что должна продолжать заниматься ткачеством.
– Нет, – возразил Хью, беспокойно глядя на нее и забыв, о чем шла речь. – Это вызовет толки о том, что вы заняты своей работой день и ночь. И Бруно прав, я не считаю, что вы должны скрываться. Если вы так сделаете, то Стефан, возможно, заявит, что именно по приказу вашего дяди к вам запрещен доступ, а ваши слова исходят не от души, а заучены из-за страха перед ним. Лучше, чтобы вы безбоязненно затерялись среди гостей.
Теперь, когда Хью оторвал глаза от ее лица, Одрис изучала его, но несколько более скрытно. Она испытывала странное беспокойство под его напряженным испытующим взглядом, который так отличался от страха в глазах суеверной челяди и от оценивающих, но безразличных взглядов тех, кто предлагал ей руку и желал убедиться, не слишком ли уродлива она, чтобы стать матерью их детей. Лицо Хью Лайкорна некоторые назвали бы безобразным: широко расставленные глаза над прямым носом, длинный подбородок, но в этом было и нечто чарующее, а его рот, нежный и выразительный, был почти красивым. Но еще более привлекательными были движения его тела и то, что Одрис прочла в его глазах.
Любой претендент на ее руку сначала с жадностью изучался именно ею, а не дядей, так как тот лишь рассказывал о размерах оцененного состояния.
– Но большинство гостей – это те… те поклонники, которых он привез с собой, готовые широко раскрыть рот на чужое, – заметила Одрис. – Я боюсь, что если скажу хотя бы слово, или кивну головой кому-нибудь из них, тут как тут окажется королевский священник и совершит обряд венчания еще до того, как я успею исчезнуть.
– Нет, Одрис, он не сделает этого, – заверил ее Бруно. – Король Стефан и на самом деле думал, что тебя оставляли в девицах против твоей воли. Он даже намерен предоставить тебе выбор – необычайное снисхождение.
– Не велик выбор, – презрительно отрезала Одрис. – Каждый из них так беден, что, наверное, имел бы дырки на рубахе, не заставь их король поставить латки. Затем ее взгляд и голос смягчились, и она обняла Бруно за талию, снова его поцеловав. – Он был добр к тебе, брат…
– Не называй меня братом, Одрис…
– Уже слишком поздно терзаться по этому поводу, – сказал Хью, – так как Одрис назвала тебя братом перед лицом короля. К тому же ты не должен это отрицать, так как…
– Нет! – воскликнул Бруно негромко, но в голосе его чувствовалась сила. – Моя мать…
– Замолчи, Бруно, – прервала его Одрис. – Я не хочу слушать снова эти глупые оправдания, и думаю, что Хью на моей стороне, а не на твоей.
– Да, а также на стороне Джернейва и всех северных графов. Бруно, ты все же должен согласиться, что для Джернейва будет лучше остаться на попечении твоего дяди, чем если Одрис выдадут за Уорнера де Люзорса или за Генриха из Эссекса, или…
– Да, я согласен, – прорычал Бруно. – Я пытался сказать королю, что его приближенные, которых он привел, – не лучший выбор для владения такой крепостью, как Джернейв. Он понял, что север не похож на юг. Что же касается Джернейва, то, как он, наверное, думает, править им должен северный барон, независимый по отношению к сэру Оливеру. Но все же, я не думаю, что он будет пытаться хитростью и обманом заставить Одрис выйти замуж…
– Ему даже не надо пытаться это сделать, поскольку он считает, что имеет подходящего владельца Джернейва в твоем лице, Бруно. Нет, не перебивай меня. – Хью поднял руку. – Я не имею в виду какую-то подлую угрозу сэру Оливеру, но ты, Бруно, определенно должен понять, что твой дядя… – он отмел инстинктивный вялый протест Бруно отрицательным кивком головы и продолжил, – не молод. Если вдруг его свалит болезнь, а следующий владелец будет не такой честолюбивый, то ты будешь втянут в спор за титул владетеля Джернейва.
– Бруно, перестань качать головой, – настаивала Одрис. – Я тебе и раньше говорила, что скорее передам правление Джернейвом тебе, чем мужу в образе какого-нибудь жадного борова, который отберет его у меня. Но, Хью, уверен ли ты, что король действительно отказался от мысли выдать меня замуж за одного из своих приближенных сегодня вечером или завтра? У Бруно столь добрая душа, что он верит первому встречному.
– Одрис…
– Я не отрицаю, что король не против иметь своего ставленника, осевшего в Джернейве, – ответил Хью на вопрос Одрис, как бы не замечая Бруно. – Но он сразу же прекратил говорить о вашем замужестве, как только вы назвали Бруно братом. Однако очень просто удостовериться, что это не ложь. Бруно и я лишь хотим убедить вас, Одрис: вы не одиноки. Доводы Бруно могут вызвать сомнения, но я не думаю, что меня можно подозревать в желании услужить сэру Оливеру.
– Кстати, о сэре Оливере, Одрис, – заметил Бруно с кривой усмешкой, – сейчас он зверем смотрит на меня. Я думаю, тебе лучше пойти и переодеться.
– Мы пройдем с вами до входа в башню, – предложил Хью, – и подождем внизу, пока вы не выйдете. Вам не следует ни о чем беспокоиться.
Одрис отступила и взяла Хью за руку.
– Спасибо вам, – нежно сказала она, – ваша забота обо мне милосердна и великодушна, незнакомец.
– Для меня вы не чужая, Одрис, – серьезно ответил Хью. – Бруно мой друг, а вы называете его братом. Я обязан заботиться о вас. – Он замялся, затем улыбнулся. – Разве не должен единорог защищать белокурую девушку?
– Единорог, – повторила Одрис, – мой единорог.
Затем она вспомнила про начатый ею гобелен: единорога, приветствовавшего девушку в башне, и слабый холодок пробежал по коже, когда она вспомнила, как сама говорила, что в картине нет ничего, кроме безобидного вымысла. Еще одно предсказание? Она не отпускала руку Хью до ступенек лестницы, ведущей в башню, а когда оглянулась, поднявшись на седьмую ступеньку, то увидела, что он все еще стоит, наблюдая за ней. Она улыбнулась ему, удивляясь яркой красоте его голубых глаз и недоумевая, почему она в самом начале решила, что он безобразен.
