Текст книги "Участь Эшеров"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 13

Рикс проснулся в объятиях призрака своей бабушки.

Комнату наполнял золотистый туман – это солнечный свет просеивался сквозь листву деревьев. Был уже одиннадцатый час. Рикс почувствовал жуткий голод и пожалел, что его не разбудили к завтраку. Ланч будет только в двенадцать тридцать.

Он встал с кровати и потянулся. Рикс читал дневник Норы Эшер почти до двух часов ночи, и сцены жизни Эшеров в 1917 и 1918 годах запечатлелись в его памяти так же ярко, как старые фотографии, найденные в библиотеке. После свадьбы записи в дневнике Норы становились все более лаконичными.

Он чувствовал, как Нора из ребенка, жившего под защитой родного крова, постепенно превращалась в робкую, но очень богатую женщину. Целые месяцы проходили без единой заметки, иногда встречалась одна фраза о торжественном обеде или еще каком-нибудь событии. Было ясно, что Нора смертельно скучала в Эшерленде, и Эрик, заполучив ее, довольно быстро охладел.

Рикс умылся в ванной холодной водой и провел пальцем по глубоким морщинам вокруг глаз. Не стали ли они за день менее глубокими, лицо – менее бледным, а глаза – менее красными? Он чувствовал себя прекрасно, но все равно принял витамины.

В дверь спальни постучали, и Рикс открыл.

– Вставайте. – Вошла Кэсс с подносом: яичница с ветчиной, овсянка и кофе.

– Доброе утро. Извини, что проспал завтрак.

– Я кое-что вам оставила. Вы поздно легли этой ночью?

Она опустила поднос на стол, рядом с дневником Норы Эшер.

– Довольно поздно.

Если Кэсс и заметила дневник, то не подала виду.

– Мать хотела вас разбудить. Ей пришлось завтракать одной, но я убедила ее дать вам выспаться.

– Спасибо. Еда выглядит великолепно. А где был Бун этим утром?

– Не думаю, что он появился до рассвета. – Прежде чем Рикс успел дотянуться до тетради, Кэсс обернулась, чтобы налить ему кофе. – Любовь к покеру сильно вредит его банковскому счету. Что это? – Она кивнула в сторону дневника.

– Так… читаю кое-что.

– Выглядит очень старым. – Ее взгляд заскользил по странице, и она прекратила разливать кофе. – Где вы это взяли, Рикс? – спросила Кэсс, и по тону Рикс понял: она знает, что это такое.

Несколько секунд он не отвечал, но Кэсс смотрела прямо на него, и он понял, что не сможет ей солгать.

– Эдвин дал мне ключ от библиотеки.

– О, тогда… вам известно о книгах, которые принесли из Лоджии.

– Совершенно верно. И мне также известно о том, что Уилер Дунстан пишет историю дома Эшеров. Кэсс, почему ты не рассказала мне об этом?

Кэсс отставила кофейник в сторону, избегая смотреть на Рикса.

– Не знаю, – сказала она с тихим вздохом. – Я полагала… я просто не думала, что это важно.

– Неважно? – недоверчиво переспросил он. – Какой-то чужак шесть лет работает над историей моей семьи, а ты не думаешь, что это важно? Кэсс! Когда Бун рассказал мне, я чуть не подпрыгнул до потолка! Если кто и должен написать такую книгу, то это я, а не чужак.

– Дунстан никогда ее не закончит, – спокойно сказала Кэсс и подняла глаза.

– Но это, кажется, так встревожило отца, что он послал к нему адвоката.

– Ваш отец ценит свое уединение. Он хочет защитить имя Эшеров. Можно ли ставить это ему в вину?

Рикс помедлил с ответом. Лицо Кэсс выражало такую твердую уверенность, что он почувствовал, как склоняется к ее точке зрения.

– Нет, – сказал он. – Полагаю, что нет.

– В настоящий момент, – продолжала она, – любая публикация принесет вред семье. Рано или поздно репортеры пронюхают о смерти вашего отца. Они, не дай бог, заполонят весь Эшерленд. Но я надеюсь, что это будет после того, как поместье и дело перейдут в другие руки.

Рикс фыркнул, взял чашку и отхлебнул кофе.

– Кому папа отдает предпочтение? – спросил он, стараясь казаться безучастным. – Буну или Кэт?

– Не знаю. Эдвин думает, что мистер Эшер сделал выбор в пользу вашей сестры. У нее лучше образование.

Рикс отрицательно покачал головой.

– Не думаю, что она этого хочет. Кэт слишком увлечена своим нынешним занятием. – Следующий вопрос вырвался у него сам собой: – Она не употребляет наркотики?

– Насколько я знаю, нет. – Кэсс пожала плечами. – Кэт совсем не пьет, не считая случайного стакана вина. Она все еще слишком много курит, но это обычные сигареты, без всяких там штучек. После того, что случилось в Токио… – Она прервалась на полуслове.

Кэт схватили несколько лет назад при въезде в Японию – она должна была участвовать в показе мод – с двенадцатью граммами кокаина и унцией марихуаны в косметичке. Японская полиция крепко насела на нее, и шумиха продолжалась около месяца. Рикс, занятый в то время работой над романом о ведьмах под названием «Ковен», читал репортажи в газетах. На одной из фотографий Кэт, унылая и непричесанная, шла между отцом и Буном к лимузину, стоявшему перед полицейским участком. Уолен грозил тростью фоторепортерам, а Бун кривил рот.

– Так вы читаете это ради развлечения, – Кэсс махнула в сторону дневника, – или для работы?

– Если я скажу, что действительно твердо намерен написать эту книгу, ты пойдешь к Эдвину или к папе?

Кэсс нахмурилась, и две морщинки между глазами углубились.

– Я поклялась вашему отцу соблюдать лояльность, – сказала она. – То же сделал и Эдвин. Согласно присяге, я обязана сообщить, если почувствую: происходит что-то, о чем он должен знать.

Внезапно Рикса поразила ужасная мысль: «Кэсс даже не придется ничего рассказывать Уолену. Если у него настолько острый слух, чтобы различать голоса в гостиной, то он, конечно, подслушивает! Но поймет ли Уолен, о чем мы говорим, или нет?»

– Он нас слышит? – спросил Рикс нервным шепотом. – Ты хочешь, чтобы он узнал все прямо сейчас?

– Нет. Час назад я приносила миссис Рейнольдс завтрак, и он спал. Медсестра дала ему транквилизаторы, так как он провел беспокойную ночь.

Кэсс никогда не лгала ему, и Рикс видел сейчас по ее лицу, что она говорит правду. Но все равно встревожился.

– Ты скажешь ему? – спросил он, не повышая голоса. Не дав ответить, Рикс схватил ее за руку. – Пожалуйста, не говори, Кэсс. Я умоляю тебя. Дай мне шанс. С тех пор… как умерла Сандра, дела у меня идут не слишком хорошо. Я больше не могу заставить свои идеи работать. Все выходит невнятным и запутанным. Сандра помогала мне выговориться и идти вперед. Без нее… у меня все из рук валится. Я должен начать работу над новой книгой, Кэсс. Если я этого не сделаю, папа окажется прав: я всего лишь жалкий писака, которому однажды улыбнулась удача.

– Почему вы так уверены, что сможете воссоздать историю семьи? Мне кажется, написать роман гораздо проще.

– Я не уверен, но должен попытаться. Работа будет трудной, но ведь фабула уже есть! Все, что мне надо сделать, это собрать все воедино. Что, если Уилер Дунстан успеет первым?

У него шесть лет форы! Если я не использую свой шанс, то просто не знаю, как жить дальше.

На ее лице отражались противоречивые эмоции.

– Я… дала клятву.

– Вы с Эдвином вот-вот уйдете. К тому времени как я окончу книгу, вы будете далеко. Все, что я прошу у тебя, – это немного времени. Если ты скажешь отцу, он отошлет все документы обратно в Лоджию, и тогда мне их уже не достать.

Пожалуйста. Время – это все, о чем я прошу.

Кэсс высвободила руку.

– Я должна подумать. Я не могу вам ничего обещать.

Рикс почувствовал, как покрывается испариной, его сердце продолжало бешено стучать.

– С вами все в порядке? – спросила Кэсс. – Вы побледнели.

Он кивнул.

– Полагаю, мне нужно немного подкрепиться.

– Так ешьте, пока не остыло. – Кэсс пошла к двери и на пороге остановилась. – Вы поставили меня в неловкое положение, Рикс, – тихо сказала она. – Я люблю вас, но мистера Эшера я тоже люблю.

– Кого ты любишь больше? – спросил он.

Кэсс вышла, не ответив.

Рикс почувствовал себя отвратительно. Поставить Кэсс перед нелегким выбором было манипуляцией в духе отца. Однако если о его затее узнает Уолен, можно спокойно о ней забыть. Но эта идея по праву принадлежит ему, а не чужаку! Он потрогал виски и почувствовал холодный пот.

Скелет с кровавыми глазницами медленно покачивался в его сознании взад и вперед. Капельки крови сбегали по черепу. Волосы Сандры плавали в красной воде.

«Неудачник, – слышал он слова отца. – Ты не кто иной, как обычный неудачник…»

Рикс схватился руками за стол. Он был в страшном смятении.

Золотой свет, заполнявший комнату, начал превращаться в резко-желтый, ослепительный, режущий глаза. Он слышал, как в трубах Гейтхауза булькает вода. Храп Буна за стеной напоминал завывания бензопилы. Шум, сперва слабый, как жужжание москита, становился все громче и постепенно превратился в вой. Это был вертолет, приближавшийся к Эшерленду.

Нужно найти место, чтобы укрыться. Ближайшая Тихая комната у Буна, но, чтобы туда попасть, надо пройти мимо Паддинг. Еще был, по словам Уолена, чулан в комнате Кэт. Следует поторопиться, пока приступ не набрал силу. Он, шатаясь, пошел к двери, голова у него раскалывалась.

Но как только он потянулся к дверной ручке и взялся за нее, она преобразилась. Это был уже не большой хрустальный восьмигранник, теперь ручка была из полированного серебра, с выгравированной на ней мордой ревущего льва.

Рикс отдернул руку, как от огня. Резкая боль обожгла голову, и в это мгновение он увидел истощенное тело, лежащее в темноте на кровати, и понял, что это не его отец, а он сам гниет в Тихой комнате.

А затем все закончилось. Приступ миновал, оставив его, потного и дрожащего, стоять, упершись лбом в дверь. Интенсивность света и звуков ослабла.

Рикс посмотрел на дверь. Морда льва исчезла. Он видел серебряную ручку раньше, но не мог вспомнить где. Наверное, в своих постоянных кошмарах о Лоджии?

Но почему закончился приступ? Пот на лице Рикса просыхал, сердце билось все ровнее. Если бы все шло как обычно, сейчас бы он уже полз на животе. Неужели Уолен прав насчет Эшерленда? А что, если возвращение действительно пошло ему на пользу?

Все еще дрожа, Рикс надел штаны цвета хаки, белую рубашку и коричневый пуловер. В шкафу обнаружились три новых костюма его размера, брюки, свитеры и дюжина крахмальных сорочек. Он сел за стол и жадно принялся за еду, принесенную Кэсс.

Затем, почувствовав себя намного лучше, стал листать дневник.

Он не имел ни малейшего представления о том, как выглядела Нора Сент-Клер-Эшер, но помнил фотографию с женщиной в белом на балконе. Она держалась с королевским достоинством, и все же в этом снимке было что-то невыразимо печальное: одинокая фигура на фоне великолепия Лоджии, смотрящая вдаль, за угрюмое черное озеро. Рикс представлял себе Нору как женщину своего времени – ребячливую, невинную, быть может, немного избалованную, но, конечно, очень красивую. В мыслях он наделял ее хрупким сложением, локонами каштановых волос, зачесанных назад и открывавших высокий лоб, и большими серыми глазами любопытного зверька. Естественно, Нора была роскошной женщиной, иначе Эрик не увлекся бы ею так пылко. Она была обаятельной, умевшей любезно болтать с гостями Эрика в Эшерленде, и, вероятно, образцовой хозяйкой.

Рикс допил кофе и налил вторую чашку, чувствуя себя гораздо лучше. Завтрак сделал свое дело.

Он остановился на записи от 5 июля 1919 года – первой записи за шесть с лишним месяцев. Она была сделана очень неровным почерком, а страницы пестрели пятнами и кляксами. Душевное смятение Норы было налицо.

На первой строчке значилось: «Он убийца».

По мере того как Рикс вчитывался, Нора Сент-Клер-Эшер вела с ним разговор через десятилетия. Ее слова разжигали воображение, преодолевали время и пространство, и внезапно он оказался на приеме по случаю Дня независимости, устроенном в Эшерленде почти за тридцать лет до его рождения.

Тысячи японских фонариков мигали всеми цветами радуги на деревьях. На берегу озера для гостей были выставлены длинные столы, покрытые белыми ирландскими скатертями.

Более шестисот человек пришли полакомиться жареной свининой, толстыми ломтями чикагской говядины, новоанглийскими омарами, телятиной, бараниной и устрицами, привезенными из Флориды. На столах также были маринованные перепелиные яйца, салаты с фазаньими языками, дымящиеся утки по-китайски и королевские крабы с Аляски размером с колесо от «роллс-ройса». Воткнутые в землю факелы освещали происходящее. Вокруг сновала целая армия официантов в красных смокингах и разливала шампанское в прозрачные бокалы. На белой сцене, украшенной американскими флагами, духовой оркестр играл марш. В лесу трещали цикады, то и дело доносилось рычание льва или какого-нибудь другого хищника из личного зоопарка Эрика.

Рядом с тарелками стояли американские флажки. Гости оделись так, как указывалось в написанных золотыми буквами приглашениях. Все, начиная от дипломата из Вашингтона и заканчивая президентом Эшвилльского банка, были в красном, белом и голубом.

Сидящий во главе самого длинного стола Эрик Эшер неожиданно поднялся. Широкоплечий и неуклюжий, он был одет в ярко-красный костюм, белый галстук и голубую рубашку, на стеклах очков поблескивали огни факелов. Он поднес мегафон к губам.

– Тост! – проревел он и поднял бокал шампанского.

Духовой оркестр смолк на середине мелодии. Шестьсот с лишним человек перестали жевать и разговаривать и обратили к нему свои лица. Официанты наталкивались друг на друга, суетливо пытаясь заполнить все поднятые бокалы. Пробки взлетали, как петарды.

– Ну? – прокричал Эрик в мегафон. – Встать, черт подери!

Гости поднялись, как перед президентом Соединенных Штатов, чей помощник мистер Кониэрс сидел рядом с потрясенной Норой Эшер. Она была в белом платье и голубых перчатках, а в волосах у нее виднелась красная лента. Поднявшись, Нора заметила пьяный блеск в глазах мужа. Вероятно, он выпил слишком много шампанского. Если этот прием будет похож на все прочие, то он может затянуться на несколько дней, пока гости не начнут ползать по земле и голыми купаться в фонтанах. Она подняла свой бокал вместе со всеми. Напротив нее рыгал Гарри Сандерсон, табачный магнат средних лет из Уинстон-Сейлема.

– За Четвертое июля, – проревел Эрик, – и за те принципы, на которых стоит великая нация! Пусть наш флаг всегда развевается над этой страной, где каждый человек может засучить рукава и стать миллионером!

За его спиной и ровной поверхностью озера сверкала Лоджия. Это было величественное зрелище, но Эрика оно не удовлетворяло, и он заставлял рабочих продолжать строительство. В темноте, там, где стояла гора Бриатоп, сквозь деревья виднелось несколько огоньков.

– Мой прапрадедушка приехал сюда из Уэльса с карманами, набитыми лишь угольной пылью! – продолжал Эрик. – Но у него была идея. Он изобрел ружье, которое выбило краснокожих из Канзаса и прогнало их до Канады, и этот сукин сын трудился, не жалея себя! Магазинная винтовка Эшера открыла для этой страны новые рубежи, без нее мы сейчас, скорее всего, ели бы бобовый суп, а не ростбиф, и в карманах у нас вместо серебряных долларов гулял бы ветер!

Раздался смех. В конце стола молодая шлюшка, приехавшая вместе с пожилым и богатым торговцем порохом, хихикала, как гиена.

Нора не пила спиртного. Вкус алкоголя был ей неприятен, и поэтому в ее бокале сверкала вода со льдом. Вокруг, как голубой туман, клубился дым от сигар, который ее тоже раздражал. За плечом Эрика она вдруг увидела силуэт, двигающийся вдоль купола самой высокой крыши Лоджии. За два года, пока Нора была женой Эрика, его отец Ладлоу практически превратился в затворника. Она редко видела старика, и он никогда с ней не разговаривал. Большую часть времени Ладлоу проводил в этом стеклянном куполе, но иногда по ночам Нора слышала, как он проходит по коридору мимо ее спальни. Она узнавала его трость, стучавшую по деревянному полу.

Внезапно Эрик опустил бокал, схватил Нору за руку и притянул к себе. Она споткнулась, залив водой все платье. От мужа пахло лошадьми, на которых он целыми днями скакал по поместью.

– И я хочу сделать заявление! – продолжал он. – Я скоро стану отцом! – Раздались аплодисменты и крики «браво!». Эрик похлопал Нору по животу, и она почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. – Доктор сказал, что я стану отцом в феврале или марте! Так выпьем же за будущее и за всех Эшеров, которые еще не родились. Теперь все могут пить!

Нора вырвалась и села. Она собиралась рассказать о своей беременности в кругу близких друзей и думала, что Эрик не станет вмешиваться в ее планы. Но уже завтра появится сообщение в эшвилльской газете. Нора поймала взгляд миссис Ван Досс, которая наблюдала за ней с холодной улыбкой на лисьем лице. Напротив нее Гарри Сандерсон раскурил очередную семидюймовую гаванскую сигару и потребовал еще шампанского.

Фейерверк начался с оглушительного раската, который эхом прокатился вдоль озера и отразился от стен Лоджии. Небо расцветили буйные краски, там зажглись алые ракеты, голубые осветительные снаряды и золотые кольца. Это представление, стоившее Эрику шестьдесят тысяч долларов, продолжалось более получаса. Когда оно завершилось и последний пепел зашипел в озере, нервы у Норы представляли собой дрожащий комок. Эрик весело улыбался. Нора видела, что огни уходили к стеклянному куполу.

После того как аплодисменты утихли и Нора заставила себя вступить в разговор с пожилой светской львицей из Эшвилла по имени Далила Хьюкэби, Сандерсон закричал:

– Прекрасное представление, Эрик! Чертовски хорошее!

Я бы сам лучше не сделал!

Голубой галстук съехал набок, а глаза покраснели. Жена пыталась сдерживать его, но без особого успеха.

– Ты же знаешь Эшеров, Гарри, – ответил Эрик, разрезая кусок мяса на своей тарелке. – Мы всегда веселимся с помпой.

– Эрик, сколько тебе выделил отец на этот праздник?

Эрик поднял глаза – они были как куски гранита. Его лоснящийся рот растянулся в недоброй улыбке.

– Тебе не кажется, Гарри, что ты слегка перепил?

– Как бы не так, парень! Слушай, я был на приеме по случаю сорокалетия твоего отца, здесь же, в Эшерленде. Вот тогда был прием! Старикашке пришлось выложить на фейерверк сотню тысяч зеленых! А сколько он дал на твой фейерверк?

Сандерсон нащупал больное место и знал это. Эрик Эшер все еще жил на содержании у отца. Хотя здоровье Ладлоу пошатнулось, казну он крепко держал в своих руках, и Нора слышала, как Эрик бесновался из-за того, что считал жалкими подачками.

– Да, – продолжал Сандерсон, усиленно подмигивая Норе, – старик Ладлоу был дока по части приемов. Уж коли ты оказался у него в гостях, никуда не денешься, будешь сидеть и смотреть, и уже никогда увиденного не забудешь. Он на фейерверк тратил сотню тысяч, и никак не меньше.

– Да ну? – спросил Эрик. Огонь блестел на стеклах его очков. Человек тридцать прислушивались к разговору, но никто, кроме Норы, не знал, какие страсти кипят сейчас в душе ее супруга. – Так ты любишь фейерверки, Гарри?

– Только те, что продолжаются от часа и больше. Официант, шампанское сюда!

Эрик медленно встал, выпячивая грудь, как бойцовый петух. Нора знала, что это опасный признак.

– Если ты так обожаешь фейерверки… что ж, ты их получишь. Наслаждайся приемом. Пей и улыбайся. Мистер Кониэрс, вы не поухаживаете некоторое время за моей женой? Я скоро вернусь. – И не успела Нора спросить, куда он собрался, как Эрик широким шагом пересек лужайку, возле которой стояли припаркованные автомобили, сел в «роллс-ройс», развернулся и поехал к воротам Эшерленд а.

Оркестр снова заиграл, и в течение следующего часа или около того Нора беседовала с мистером Кониэрсом об общественной деятельности в Вашингтоне. Гарри Сандерсон постепенно сползал со своего стула. Двое гостей прыгнули в озеро прямо в одежде. Кто-то достал пистолет и принялся палить по висящим фонарикам.

Беседа, которую вела Нора, была прервана ревом подъезжающих машин. Между деревьями замелькал свет фар. К Лоджии приближались три грузовика Эшеров, каждый тянул за собой что-то, покрытое брезентом. Они остановились на дороге в тридцати ярдах от столов. До Норы донесся мужской голос, судя по интонации принадлежавший Эрику, но уверенности не было. Из грузовиков стали вылезать люди. К гостям вернулся муж, и Нора встала.

Лицо Эрика горело, и, когда он проходил мимо, она услышала прерывистое, как у разъяренного зверя, дыхание.

– Гарри? – позвал он; и пьяный гость поднял голову, не в силах сфокусировать взгляд. – Я приготовил тебе сюрприз.

Теперь мой прием уж точно тебе запомнится.

– Посмотрим, посмотрим, – промямлил Гарри и тупо ухмыльнулся.

Брезент сняли, и Нора увидела, как мужчины из грузовиков стараются повернуть привезенные предметы вокруг своей оси. Нора почти сразу поняла, что скрывалось под брезентом.

Пушки. Полевые гаубицы Эшеров, похожие на те, что она видела на фотографии поля боя, которую ей как-то с гордостью показал Эрик.

– Фейерверк, – сказал он, улыбаясь.

Люди уже начали покидать свои места. Пушки направили прямо на толпу.

– Готовы, мистер Эшер! – прокричал один из артиллеристов.

– Эрик! – воскликнула пораженная Нора. – Боже мой! Ты же не можешь…

– Надеюсь, тебе понравится представление, Гарри. – Эрик величественно повернулся к грузовикам и закричал: – Огонь!

Первая гаубица выстрелила. Снаряд пронесся над столами с грохотом товарного состава, пролетел над Лоджией и ушел в сторону горы Бриатоп.

Гости в панике разбегались. Они натыкались друг на друга, сшибали столы с едой и шампанским. Начали стрелять остальные пушки. Земля дрожала от каждого выстрела, многих сбивало с ног. Мистер и миссис Сандерсон свалились со своих стульев как тряпичные куклы. Нора уходила, цепляясь за мистера Кониэрса. Бутылки шампанского взрывались прямо в ящиках. Японские фонарики бешено раскачивались. Снаряды продолжали пролетать над головами, и небо наполнилось жутким пульсирующим красным сиянием.

Стрельба продолжалась. Ошеломленная Нора опустилась на колени, наблюдая за людьми в смокингах и вечерних платьях. Гости бежали под прикрытие деревьев, падали от взрывной волны, поднимались и снова бежали. В ушах у нее звенело. Пахло порохом. Оркестранты побросали свои инструменты рядом с павильоном, развалившимся как карточный домик.

Некоторые снаряды были с фосфорным покрытием, и Нора видела, как один из них сверкнул над Лоджией и падающей звездой улетел в темноту, а затем полыхнул красным взрыв на горе Бриатоп.

«Боже мой, – подумала она в ужасе. – Пушки нацелены на гору! Он стреляет по жилым домам!»

Тут к ней вернулся голос, и хотя она не могла слышать себя в этом шуме, все же закричала:

– Прекрати это, негодяй, прекрати, убийца, прекрати!

Снаряды взрывались на горе. Нора видела языки пламени там, где они ударялись о землю. Она встала и нетвердой походкой, наталкиваясь на бегущих и спотыкаясь об упавших, пошла туда, где клубился дым.

Из тумана к ней приблизился человеческий силуэт, и только когда он оказался прямо перед ней, Нора поняла, что это Эрик.

– Зачем? – закричала она. – Зачем?

Он остановился, глядя на нее. На его лице застыла кривая улыбка.

– А пусть знают, – сказал он, и тут Нора поняла: канонада закончилась, – на что я способен.

Затем, как лунатик, он прошел мимо жены в плотные клубы дыма.

Нора постояла, наблюдая за пожарами на горе Бриатоп.

А потом зарыдала. Под ее ногами валялись звездно-полосатые флажки, сорванные ударными волнами от пороховых зарядов гаубиц.

Кто-то постучался в дверь Рикса.

– В чем дело? – буркнул он, оторвавшись от дневника.

Дверь открылась без предупреждения.

– На меня-то зачем огрызаться? – спросила Кэтрин Эшер, надувшись.