Текст книги "Участь Эшеров"

Автор книги: Роберт Рик МакКаммон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Одно время семейство управляло собственной железной дорогой – «Атлантик сиборд лимитед». По ней перевозили боеприпасы и оружие.

Несколько тысяч акров имения Эшеров даже не были картографированы. Эти угодья включали в себя горы, медленно текущие реки, широкие луга и три глубоких озера. Как всегда, Рикс поразился неописуемой красоте Эшерленда. Это было великолепное, роскошное поместье, достойное американских королей, если бы таковые существовал и. Но тут, мрачно думал Рикс, тут была еще и Лоджия – храм, святая святых клана Эшеров.

Эдвин притормозил у въездных ворот Гейтхауза. Особняк из белого известняка с красной шиферной крышей окружали живописные сады и огромные древние дубы. В нем насчитывалось тридцать две комнаты. Прапрадедушка Рикса Ладлоу построил его для гостей.

Лимузин остановился. Рикс боялся входить в этот дом. Когда Эдвин уже вылезал из машины, Рикс заколебался и тут почувствовал его руку на плече.

– Все будет хорошо, – уверил Эдвин. – Вот увидите.

– Да, – ответил Рикс.

Он заставил себя выйти и достал сумку из багажника, а Эдвин взял чемодан. Они поднялись по каменным ступенькам, прошли через внутренний дворик, посреди которого в маленьком декоративном пруду плавали золотые рыбки, и остановились перед массивной дубовой дверью.

Эдвин позвонил, и молодая горничная-негритянка в бледно-голубой хрустящей униформе впустила их. Другой слуга, средних лет негр в сером костюме, провел Рикса в дом, взял его багаж и направился к центральной лестнице. Рикс заметил, что дом с каждым его приездом становится все больше похож на какой-то мрачный музей. Великолепной меблировкой – персидскими коврами, старинными французскими столами и стульями, позолоченными зеркалами прошлого века и средневековыми гобеленами, изображающими сцены охоты, казалось, можно восхищаться лишь на расстоянии. Стулья в стиле Людовика XV никогда не проминались под весом человеческого тела, бронзовые и керамические предметы искусства покрывались пылью, но оставались нетронутыми. Все вещи в доме были так же холодны к Риксу, как и люди, выбравшие их.

– Миссис Эшер и мистер Бун в гостиной, сэр, – сказала молоденькая горничная, явно намереваясь проводить Рикса туда.

Эдвин пожелал удачи и пошел загнать лимузин обратно в гараж.

Горничная отворила раздвижные ореховые двери гостиной. Рикс на секунду замер у порога и почувствовал тошнотворный сладковатый запах, неожиданно возникший словно бы из ниоткуда.

Он понял: это запах гниения человеческого тела, идущий сверху, из комнаты отца.

Рикс собрался с духом и шагнул в гостиную, где его ждали брат и мать – хозяйка Эшерленда.

Глава 2

Вороша бронзовой кочергой дрова в мраморном камине, Бун поднял взгляд на звук открывающейся двери и в позолоченном зеркале над очагом увидел Рикса.

– О! – воскликнул он. – А вот и знаменитый автор триллеров!

Маргарет Эшер сидела в высоком итальянском кресле, глядя на огонь. Она мерзла весь день, никак не могла изгнать холод из своих костей и даже не обернулась, чтобы поздороваться с сыном.

Двери закрылись за Риксом мягко, но со слабым щелчком, похожим на звук сработавшего капкана. Теперь он был с родственниками наедине, одетый в потертые джинсы и бледно-голубую рубашку под бежевым свитером. «Наряд, вполне уместный для любого дома, за исключением этого», – подумал Рикс.

На Буне был костюм с иголочки, а на матери – тщательно подобранное голубое с золотом платье.

– Здравствуй, мама, – сказал Рикс.

– Я замерзла, – сказала она, словно не слыша. – В доме очень холодно, ты не заметил?

– Хочешь, принесу тебе свитер?

Она помедлила, размышляя над вопросом Буна, ее голова слегка склонилась набок.

– Да, – сказала она в конце концов. – Свитер может помочь.

– Само собой. Мама, дай Риксу взглянуть на жемчуг, что я привез тебе из Нью-Йорка. – Бун показал пальцем на ее шею, предлагая поднять голову. Нить жемчуга ярко блестела в золотом свете, который просачивался сквозь большое окно с видом на сад азалий. – Мило, правда? Обошлась в четыре тысячи долларов.

– Очень мило, – согласился Рикс. – Бун и мне привез в Нью-Йорк пару подарков, мама.

Бун невесело рассмеялся.

– Ну и как они тебе, Рикси? Я думал, понравится! В зоомагазине за два квартала от «Де Пейзера» было как раз то, что я искал. Парень, продававший их, сказал, что именно такие используются в фильмах ужасов.

– Кажется, я просек твой замысел. Ты, вероятно, хотел, чтобы я нашел штуковину и она вызвала приступ. Затем я поспешил бы в Тихую комнату и обнаружил второй сюрприз.

– Не говори так. – Маргарет пристально смотрела на огонь. – «Просек» – неподходящее слово. – У нее был спокойный грудной голос женщины, привыкшей распоряжаться.

– Такие слова не должен произносить знаменитый автор, верно, мама? – Бун, как всегда, не упускал случая заработать очко против Рикса. – Сидите здесь, а я сбегаю за свитером. – Когда он проходил мимо Рикса, на его лице промелькнула ухмылка.

– Бун, дорогой! – позвала Маргарет, и он остановился. – Только чтобы свитер не кусался.

– Хорошо, мама, – ответил Бун и вышел из комнаты.

Рикс подошел к матери и опять уловил этот дурной запах, как будто в стене была замурована крыса. Маргарет взяла со столика позади кресла баллончик с освежителем и попрыскала вокруг себя. После этого в комнате запахло как в сосновом лесу, полном трупов животных.

Рикс стоял позади матери. Она все еще пыталась остановить время. В свои пятьдесят восемь Маргарет Эшер отчаянно старалась казаться тридцатипятилетней. Ее волосы были коротко, по моде подстрижены и выкрашены в каштановый цвет. Несколько поездок в Калифорнию для пластических операций привели к тому, что кожа на лице была натянута туже некуда – не ровен час, лопнет. Косметики было больше, чем раньше, а губная помада, которую она выбрала на этот раз, – гораздо ярче. Крохотные морщинки собрались вокруг рта и бледно-зеленых глаз. Тело оставалось изящным, но все же наметилась полнота на животе и бедрах. Рикс вспомнил слова Кэт о том, что мать боится лишнего веса, как чумы. На тонких изящных руках было слишком много колец с бриллиантами, рубинами и изумрудами. На платье посверкивала бриллиантовая брошь. Сидящая неподвижно мать казалась Риксу предметом великолепной меблировки Гейтхауза, из тех, которыми можно восхищаться только с расстояния.

У нее был скорбный и беспомощный вид. Риксу стало ее жалко. Какую цену она платит за то, чтобы быть хозяйкой Эшерленда?

Внезапно мать повернула голову и посмотрела на него туманным взглядом, будто на незнакомца.

– Ты осунулся, – заметила она. – Болел?

– Мне уже лучше.

– Ты похож на ходячий скелет.

Он пожал плечами, не желая вспоминать о своих физических страданиях.

– Я поправлюсь.

– Но не при таком образе жизни. В чужом городе, далеко от семьи, почти без гроша в кармане… Не понимаю, как тебе удалось продержаться столь долго. – В ее глазах зажегся огонек, и она взяла Рикса за руку. – Но теперь мой мальчик приехал домой, чтобы остаться. Правда же, ты останешься? Ты нужен нам. Я велела подготовить твою старую комнату. Там все как было раньше. Теперь твой дом здесь.

– Мама, – сказал Рикс мягко, – я не могу остаться. Приехал на несколько дней, отца повидать.

– Но почему? – Она сжала его руку. – Почему ты не можешь остаться в своем доме?

– Эшерленд – не мой дом. – Он знал, что бессмысленно спорить. Неизбежно дойдет до ссоры. – Я должен вернуться к работе.

– Ты имеешь в виду сочинительство? – Маргарет отпустила его руку и встала полюбоваться своим жемчугом перед зеркалом. – Едва ли это можно назвать работой. Скорее род деятельности, к которой ты способен. Смотри, какой жемчуг мне привез твой брат. Правда, замечательный? – Она нахмурилась и провела пальцем под подбородком. – Боже мой, я, наверно, выгляжу как старуха. Подам в суд на доктора, работавшего с моим лицом, чтобы его лишили практики. Видел ли ты более уродливую старуху, чем я?

– Ты выглядишь великолепно.

Она оценивающе посмотрела на себя и слабо улыбнулась.

– О, ты не помнишь, какой я была раньше. Знаешь, как меня всегда называл папа? «Самая прелестная девочка в Северной Каролине». Паддинг считает себя красивой, но она даже не знает, что такое настоящая красота. – Маргарет упомянула жену Буна с нескрываемым отвращением. – Я была такая же, как Кэт, с такой же чудесной кожей.

– А где Кэт?

– Разве брат тебе не сказал? Она уехала куда-то на Багамы, на презентацию журнала. Кэт никак не могла ее пропустить. Она рассчитывает вернуться либо завтра, либо через день.

Знаешь, сколько ей сейчас платят? Две тысячи долларов в час.

Ее фото хотят поместить на обложку «Вога» в следующем месяце. Я в ее возрасте выглядела примерно так же.

– Как поживает Паддинг?

– А что с ней сделается? – Маргарет безучастно пожала плечами. – Должно быть, она у себя наверху. Паддинг все время спит. Я пыталась намекнуть Буну, что его прелестная женушка слишком много пьет, но разве он будет слушать? Нет.

Он вечно пропадает в конюшнях, на скачках. – Она опять взяла баллончик и освежила воздух вокруг себя. – Ты, по крайней мере, свободный человек. Твой брат сделал глупость…

Двери открылись, и вошел Бун с бежевым свитером. По тому, как Маргарет вмиг закрыла рот и выпрямилась, он понял, что разговор шел о нем. Появилась широкая улыбка, отчего его лицо уподобилось шутовской маске.

– Пожалуйста, мама. – Бун накинул свитер ей на плечи. – О чем вы тут говорите?

– О, да так, ни о чем, – мягко сказала Маргарет, ее глаза были полуопущены. – Рикс рассказывал о своих женщинах. Он не теряет времени даром.

Рот Буна растянулся еще шире, и Риксу даже будто послышалось, как затрещала кожа. В глазах брата загорелся знакомый огонек – в детстве Рикс видел его много раз перед тем, как Бун нападал на него по любому поводу.

– Мама хочет сказать, Рикси, что я – позор семьи, второй после тебя, разумеется. Я дважды разводился и теперь женат на молоденькой кокетке, и мама, видать, думает, что я должен до конца жизни нести свой крест.

– Не валяй дурака перед братом, дорогой.

– Знаешь, мама, почему у Рикси так много женщин? Потому что ни одна не захочет встретиться с ним во второй раз.

Он так любит назначать свидания возле кладбищ, чтобы потом гулять с дамой меж могил в поисках привидений. И вспомните ту малютку, которая решила принять прекрасную теплую…

Рикс уставился на него с перекошенным лицом.

– Не смей, – севшим от гнева голосом прошептал Рикс. – Если ты, подонок, еще раз заговоришь об этом, я тебя убью.

Бун обмер. Затем он резко и коротко рассмеялся, но в смехе чувствовалась дрожь.

– Мальчики, успокойтесь, – мягко пожурила Маргарет. – Здесь не слишком сильный сквозняк?

Бун побродил по комнате и погрел руки перед камином.

– Знаешь, мама, Рикс сказал, что закончил новую книгу.

– О? – Ее голос стал ледяным. – Я полагаю, очередная кровавая мерзость? Не могу взять в толк, почему ты такое пишешь! Неужели действительно думаешь, что подобное чтиво способно понравиться людям?

У Рикса заболела голова. Он потрогал виски, опасаясь приступа, и подумал: «Боже, зачем я приехал?» Намек Буна на Сандру почти вывел его из себя.

– Понять Рикси очень просто, – сказал Бун, чей взгляд метался от матери к брату. – Когда мы были детьми, он безумно боялся собственной тени. Искал Страшилу у себя под кроватью, а теперь пишет романы ужасов, где может убивать злых демонов. И думает, что он Эдгар Аллан По. Ты знаешь…

– Тише! – резко оборвала его мать. – Как ты смеешь произносить это имя в нашем доме! С твоим отцом сделался бы припадок, услышь он это!

– Да, но это правда! – настаивал Бун. Он усмехнулся Риксу, потирая руки. – Когда мы сможем прочесть что-нибудь про нас, Рикси? Ведь рано или поздно это случится.

Краем глаза Рикс заметил, как мать побледнела.

– Знаешь, братец Бун, а пожалуй, это неплохая идея.

Я действительно могу написать книгу об Эшерах. Историю семьи. Что ты об этом думаешь, мама? – спросил он с самодовольной улыбкой.

Она открыла было рот, чтобы ответить, но тут же его закрыла. Затем опять взяла пульверизатор и освежила воздух. Рикс почувствовал новую волну зловония, идущую из-под двери.

– Это так трудно, – сказала Маргарет. – Содержать старое поместье в чистоте и свежести. Когда дом достигает определенного возраста, он начинает разваливаться на куски. Я всегда заботилась о Гейтхаузе. – Она прекратила распылять дезодорант: было ясно, что это не помогает. – Мама привила мне любовь к аккуратности, – сказала она с гордостью.

Рикс помедлил, сколько было возможно.

– Я лучше поднимусь к нему, – тихо сказал он.

– Нет, не сейчас! – Маргарет сжала его руку, на ее лице появилась фальшивая улыбка. – Давайте посидим все вместе, я и два моих любимых мальчика. Кэсс делает для вас уэльский пирог. Она знает, как вы его любите.

– Мама, я должен подняться наверх.

– Он, вероятно, спит. Миссис Рейнольдс сказала, что ему нужен сон. Давайте посидим и поговорим о приятном, хорошо?

– Да пусть идет, мама, – проворчал Бун, наблюдая за Риксом. – Повидавшись с отцом, он тут же сможет засесть за новый роман ужасов.

– Замолчи! – Маргарет обернулась к нему. – Ты грубиян, Бун Эшер! Твой брат, по крайней мере, желает выказать своему родителю уважение, чего от тебя не дождешься! – Под сердитым взглядом матери Бун отвернулся и пробормотал что-то себе под нос.

– Я лучше пойду наверх, – сказал Рикс.

В глазах матери выступили крошечные бриллианты слез, и он протянул руку, чтобы коснуться ее щеки.

– Не надо! – Она отдернула голову. – Ты испортишь мне прическу.

Рикс медленно убрал руку. «Здесь ничего не меняется, – подумал он. – Тебя так или иначе заманивают сюда, а потом уничтожают все твои чувства, давят их, как клопов».

Он покачал головой, отошел от матери и покинул гостиную, направляясь по коридору к главной лестнице, ведущей наверх. Там располагались комнаты для гостей, в них в свое время жили Тедди Рузвельт, Вудро Вильсон, Герберт Гувер и многие другие правительственные и пентагоновские звезды первой величины.

Поднимаясь по лестнице, Рикс чувствовал, как гложет его изнутри боязнь встречи с отцом. «Почему Уолен Эшер захотел меня увидеть? – недоумевал он. Старик ненавидел Рикса за то, что тот покинул Эшерленд, а Рикс презирал его идеалы. – О чем мы вообще можем теперь говорить?»

На втором этаже гнилью пахло еще сильнее. Молодой человек прошел мимо своей бывшей комнаты, не заглянув туда.

По всему коридору в тщетной попытке ослабить вонь расставили прозрачные вазы с яркими цветами и зеленью. Унылые картины, написанные масляными красками, висели на стенах, показывая, как скверно Уолен Эшер разбирался в живописи. В конце коридора еще одна лестница вела к единственной белой двери – в Тихую комнату Гейтхауза.

Рикс остановился у подножия лестницы, собираясь с духом. Отвратительные миазмы разложения витали вокруг.

«Ничто живое не может так пахнуть», – думал Рикс.

В последний раз, когда он видел отца, Уолен Эшер был рослым, с типично армейской внешностью, знакомой с детства.

Возраст нисколько не уменьшил ни властность взгляда, ни силу голоса, и его грубое лицо вполне могло принадлежать сорокалетнему, только на висках проступала седина, а высокий аристократический лоб прорезали несколько глубоких морщин. Челюсти Уолена Эшера выступали вперед, как нос боевого корабля, а тонкая мрачная линия рта редко изламывалась улыбкой.

Рикс никогда не понимал, как работает мозг отца. У них не было ни общих интересов, ни тем для разговора. Уолен управлял компанией и поместьем как диктатор. Все свои разнообразные деловые планы он всегда держал в секрете от семьи.

Когда Рикс был ребенком, Уолен имел обыкновение запираться в кабинете и подолгу не выходить. Рикс знал только, что к отцу часто приезжали военные.

Когда Уолен был дома, он обращался с детьми словно с солдатами своей личной армии. Утренние поверки, строгие правила, регламентирующие, как вести себя, как одеваться, и грубая брань по любому поводу. Особенно доставалось Риксу. Он считался лентяем и бездельником.

Если Рикс перечил, не надраивал ботинки до блеска, опаздывал к столу или еще как-то нарушал неписаные правила, то широкий кожаный ремень отца, названный им Миротворцем, гулял по ногам и ягодицам мальчика, оставляя красные полосы; происходило это обычно в присутствии Буна, хихикавшего за спиной отца. Бун, напротив, мастерски разыгрывал примерного сына. Он всегда был чист и безукоризненно одет; он вовсю заискивал перед отцом. Кэтрин тоже быстро научилась держать нос по ветру и редко подвергалась наказаниям. Маргарет, постоянно занятая приемами и благотворительностью, знала, что лучше не вставать у Уолена на пути, и никогда не принимала сторону Рикса. «Правила, – говорила она, – есть правила».

Рикс однажды видел, как Уолен повалил слугу и бил его ногами по ребрам за какое-то мнимое нарушение. Если бы не вмешался Эдвин, Уолен мог бы прикончить несчастного. Бывало, поздно ночью, когда все в доме уже спали, Рикс, лежа в постели, слышал, как отец покидает свою комнату и расхаживает по коридору, давая выход дурным эмоциям. В такие часы Рикс боялся, что отец ворвется к нему с горящими от гнева глазами и набросится с такой же яростью, с какой крушил ребра слуги.

Но в благодушном настроении Уолен мог вызвать Рикса в свою огромную спальню с темно-красными стенами и тяжелой черной викторианской мебелью, и потребовать, чтобы сын читал вслух Библию. Обычно Уолен желал слушать не главы с духовным содержанием, а длинные перечни, кто за кем родился. Он требовал читать это снова и снова, и если Рикс запинался на чьем-нибудь имени, черная трость нетерпеливо стучала по полу.

Когда Риксу исполнилось десять лет, он после одной особенно неприятной встречи с Миротворцем сбежал из дому. Эдвин нашел его на автобусной остановке в Фокстоне. Они долго беседовали, и, когда Рикс разразился слезами, Эдвин дал слово, что, пока он жив, Уолен не будет его пороть. Обещание выполнялось все эти годы, хотя насмешки Уолена стали более язвительными. Рикс оставался неудачником, белой вороной, малодушным слабаком, скулящим при виде того, благодаря чему Эшеры процветали и жирели уже многие поколения.

Рикс заставил себя пойти наверх, и его сердце забилось сильнее. На двери от руки было написано: «НЕ ХЛОПАТЬ». Рядом стоял стол, а на нем – коробка с зелеными хирургическими масками.

Он хотел было открыть дверь, но резко отдернул руку. Запах разложения сочился из этой комнаты, Рикс чувствовал его, как жар от печи. Он не знал, сможет ли вынести то, что его ждет, и внезапно решимость улетучилась. Он попятился вниз по лестнице.

Но в следующее мгновение решение было принято за него.

Ручку повернули изнутри, и дверь открылась.

Глава 3

Одетая в униформу сиделка в маске, закрывавшей нижнюю половину лица, и хирургических перчатках пристально разглядывала Рикса, стоя в дверях Тихой комнаты. У нее были темно-карие глаза, окруженные паутиной морщинок.

Запах гниения волной выкатился из Тихой комнаты и ударил Рикса с почти осязаемой силой. Он вцепился в перила и стиснул зубы.

Миссис Рейнольдс прошептала:

– Маска, должно быть, вам поможет, – и показала на коробку.

Он взял маску и надел. Внутри она была проложена ватой, но особого проку от нее, Рикс знал, не будет.

– Вы Рикс? – Сиделка была лет сорока пяти, крепкого сложения, с коротко подстриженными вьющимися волосами стального цвета.

Рикс заметил, что глаза у нее покрасневшие.

– Конечно, это Рикс, дура чертова! – донесся из темноты грубый, едва ли человеческий голос, похожий скорее на скрежет. Рикс окаменел. Мелодичный голос отца превратился в рычание зверя. – Я же говорил, что это должен быть Рикс!

Немедленно впусти его!

Миссис Рейнольдс открыла дверь пошире.

– Быстрее, пожалуйста, – сказала она. – Свет вреден для его глаз. И помните: говорить как можно тише.

Рикс вошел в комнату с высоким потолком и обитыми резиной стенами. Единственным источником освещения была маленькая лампа с зеленым абажуром на столе, за которым сидела миссис Рейнольдс. Свет от этой лампы простирался не далее чем на фут. Перед тем как миссис Рейнольдс закрыла дверь, Рикс успел заметить лишь мрачную меблировку комнаты.

Он увидел кровать отца. Там, под пластиком кислородной палатки, что-то лежало. Рикс поблагодарил Бога за то, что дверь закрылась раньше, чем он смог разглядеть все хорошенько.

В темноте он слышал слабое чириканье осциллоскопа. Прибор находился слева от кровати отца. Рикс видел на нем бледно-зеленый зигзаг, отражавший работу сердца Уолена Эшера.

У отца было болезненное, булькающее дыхание. Шелковая простыня шуршала на кровати.

– Вам что-нибудь нужно, мистер Эшер? – спросила сиделка.

– Нет, – раздался измученный голос. – Не ори, черт бы тебя побрал!

Миссис Рейнольдс вернулась на свое место, оставив Рикса одного, и продолжила чтение романа Барбары Картлэнд.

– Подойди ближе, – скомандовал Уолен Эшер.

– Я здесь ничего не вижу…

Последовал резкий вдох.

– Тише! О боже, мои уши…

– Извини, – прошептал Рикс, вконец растерявшись.

Осциллоскоп зачирикал быстрее. Уолен смог заговорить, лишь когда сердцебиение замедлилось.

– Ближе. Ты сейчас споткнешься о стул. Шагни влево. Не зацепи провод, идиот! Еще левее. Отлично, ты в пяти шагах от ножки кровати. Проклятье! Неужели необходимо так топать?

Приблизившись к кровати, Рикс почувствовал лихорадочный жар от тела отца. Он коснулся покрывала и ощутил пот на своей руке.

– Хорошо, хорошо, – сказал Уолен.

Рикс чувствовал его внимательный, изучающий взгляд. Силуэт на кровати с легким шуршанием подвинулся.

– Все-таки приехал. Повернись. Дай тебя рассмотреть.

– Я не призовая лошадь, – буркнул Рикс.

– Да ты и как сын отнюдь не подарок. Одежда болтается, точно на вешалке. Что, работа писателя не может тебя прокормить?

– У меня все в порядке.

Уолен хмыкнул.

– Что-то не верится. – Он замолчал, и Рикс услышал, как жидкость клокочет у него в легких. – Уверен, ты узнал эту комнату. Во время приступов ты, Бун и Кэтрин прятались здесь. А теперь где ты отсиживаешься?

– Дома я обил стены туалета картоном для звукоизоляции и уплотнил дверь, чтобы она не пропускала свет.

– Небось лежишь там, как в утробе матери. Ты ведь подспудно всегда жаждал вернуться в утробу.

Рикс пропустил последнее замечание мимо ушей. Темнота и запах разложения угнетали. Болезненный жар бил ему в лицо, как солнце.

– Куда уходят Бун и Кэт, после того как ты переехал сюда?

– Бун устроил за своей спальней собственную Тихую комнату, а Кэт сделала нишу в стене у себя в туалете. У них редко бывают приступы, им не понять, что я испытываю. Они всегда жили в Эшерленде, а здесь безопасно. Но ты ведь представляешь себе этот ад?

– У меня тоже приступы случаются редко.

– Редко? Как тогда назвать то, что ты испытал вчера в Нью-Йорке?

– Ты узнал от Буна?

– Вечером он рассказал об этом Маргарет в гостиной. Ты забываешь, как обострен у меня слух. Я слышал, как ты говорил с ними внизу, как поднимался. Сейчас я слышу твое сердце. Оно бьется как сумасшедшее. Иногда мои чувства обострены более обычного. Это накатывается волнами. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю? Эшеры не могут долго жить за воротами Эшерленда. Это факт, который, я уверен, ты начал осознавать.

Глаза Рикса привыкли к темноте. Перед ним на кровати лежало что-то похожее на коричневую мумию, страшно истощенную. Когда костяная сморщенная рука вытянулась, чтобы поправить простыню, холодок пробежал по спине Рикса.

Чуть больше года назад Уолен Эшер при росте более шести футов имел сто восемьдесят пять фунтов веса. Мумия на кровати весила раза в два меньше.

– Нечего на меня пялиться, – проскрежетал Уолен. – Настанет и твое время.

К горлу Рикса подступил комок. Наконец он снова смог заговорить:

– Не заметно, чтобы жизнь в Эшерленде сильно пошла тебе на пользу. Выходит, нет никакой разницы.

– Ты не прав. Мне шестьдесят четыре года. Мое время почти истекло. Взгляни на себя! Тебя можно принять за моего брата, а не за сына. Каждый год жизни за воротами Эшерленда разрушает твое здоровье. Приступы становятся сильнее.

Скоро маленькой утробы будет для тебя недостаточно. В один прекрасный день ты спрячешься там и слишком поздно поймешь, что видишь полоску света. И тогда ты ослепнешь и сойдешь с ума, и никто тебе не поможет. Перед этим, – в его голосе появилась нотка отвращения, – у меня не было приступов пять лет. Хадсон Эшер знал, что здешний воздух, покой и уединение ослабляют недуг. Он построил это имение, чтобы жизнь его потомков была долгой и полноценной. У нас здесь собственный мир. Ты сошел с ума, если хочешь жить где-то еще.

Либо ты задумал медленное самоубийство.

– Я уехал потому, что хотел идти своим путем.

– Конечно. – Под кроватью забулькало. Естественные отправления, понял Рикс. К Уолену тянулись трубки, отсасывавшие жидкость. – Да, спору нет, ты пошел своей дорогой.

Некоторое время писал рекламные объявления в каком-то атлантском универмаге. Затем получил работу продавца книг.

А после был корректором в местной газетенке. Потрясающие достижения – одно лучше другого. Да, и еще: твои успехи в личной жизни. Стоит ли нам сейчас обсуждать твою неудачную женитьбу и ее последствия?

Рикс сжал зубы. Он снова чувствовал себя ребенком, которого порют.

– Ладно, избавлю тебя от этого. Поговорим о литературных достижениях. Три романа, полные несусветной чуши.

Я знаю, что последний из них попал на короткое время в список бестселлеров. Говорят, если посадить обезьяну за пишущую машинку, она когда-нибудь создаст сонет Шекспира.

Старик умолк, давая сыну возможность как следует прочувствовать боль от порки. Рикс был упрямым ребенком и старался не плакать, когда Миротворец был в деле, но боль всегда побеждала. «Достаточно?» – мог спросить Уолен, несли Рикс упрямо молчал; ремень опять начинал свистеть.

– Эти книги, вероятно, и довели твою жену до самоубийства, – бесцеремонно закончил Уолен.

Рикс почувствовал, что теряет контроль над собой. Его рот искривился под маской, и кровь застучала в ушах.

– Каково быть умирающим, папа? – услышал Рикс свой язвительный голос. – Ты ведь скоро все потеряешь. Имение, дело, Лоджию, деньги. Все это и гроша ломаного не будет стоить, когда ты сыграешь в ящик. – Осциллоскоп зачирикал, и на другом конце комнаты миссис Рейнольдс нервно кашлянула. Рикс продолжал: – Ты скоро умрешь, и всем будет на это наплевать – всем, за исключением разве что кровопийц из Пентагона. Вы стоите друг друга. Бог свидетель, меня тошнит от фамилии Эшер!

Скелет на кровати не шелохнулся. Внезапно Уолен поднял костлявые руки и мягко хлопнул ими пару раз.

– Очень драматично, – прошептал он. – Очень трогательно. Но не беспокойся по поводу моей смерти, Рикс. Я уйду, когда захочу, не раньше. А до той поры я буду здесь.

– До меня почему-то никак не доходит, что здесь ничего не меняется. Кажется, я и так задержался в этом доме слишком долго. – Рикс собрался уходить.

– Нет. Подожди. – Это был приказ, и, несмотря на гнев, Рикс подчинился. – Я должен сказать еще кое-что.

– Так говори. Я уезжаю.

– Как угодно. Но ты превратно судишь обо мне, сын. Я всегда желал тебе самого лучшего.

Рикс едва не рассмеялся.

– Да? – спросил он недоверчиво.

– Я человек, что бы ты ни думал. У меня есть чувства.

Я делал ошибки. Но всегда понимал свою судьбу, Рикс, и приготовился к ней. Только… это пришло так быстро. – Уолен подождал, пока жидкость стечет по трубкам. – Несправедливость смерти – самое худшее, – сказал он мягко. – Я видел, как умирал мой отец – подобно мне. Я знал, что ждет меня и моих детей. Ты не можешь отвернуться от этого наследства, как бы сильно ни старался.

– Я сделаю все от меня зависящее.

– Да ну? Неужели?

Уолен потянулся к маленькой панели позади кровати. Он нажимал кнопки, и на встроенной в стену консоли зажигались телевизионные экраны. Чтобы не вредить глазам Уолена, яркость и контрастность были минимальными, но Рикс мог разглядеть интерьер бассейна в римском стиле, закрытые теннисные корты, вертолетные посадочные площадки, ангар с вертолетами позади Гейтхауза, гараж с коллекцией антикварных автомобилей и вид на парадные ворота Эшерленда.

Объективы камер медленно двигались вперед и назад.

– Жизнь Эшеров должна быть приятной, – сказал Уолен. – Взгляни, что у нас есть. Наш собственный мир. Свобода делать то, что нам нравится, когда этого хочется. И у нас есть власть, Рикс, такое могущество, какое тебе и не снилось.

– Ты имеешь в виду возможность стереть с лица земли целую страну? – резко спросил Рикс.

В усилившемся свете он краем глаза увидел улыбку на черепе отца, но посмотреть более пристально не решился.

– Погоди. Эшеры только изобретают и производят оружие. Направляем его не мы. То же самое делали Кольт, Винчестер и сотни других умных людей. Мы просто ушли на несколько шагов вперед.

– От кремневых мушкетов до лазерных пушек. Что дальше? Оружие для убийства детей в чреве матери? Чтобы они не успели вырасти во вражеских солдат?

Череп на подушке ухмылялся.

– Вот видишь, я всегда говорил, что ты самый изобретательный из моих детей.

– Я намерен продолжать писать.

Экраны померкли.

– Твоя мать нуждается в тебе, – сказал Уолен.

– У нее есть Бун и Кэт.

– У Буна другие интересы. Жена сделала его неуравновешенным. А Кэт может притворяться сильной, но ее эмоции как на ладони. Твоей матери нужно плечо, на которое она смогла бы опереться прямо сейчас. Боже правый! Что это за шипение я все время слышу? Похоже, оно идет снизу!

– Мать распыляет дезодорант. – Рикс поразился, что отцу удалось уловить такой далекий звук.

– От этого шипения мне хочется мочиться! Скажи ей, чтобы перестала. Ей нужен ты, Рикс. Не Бун, не Кэт, а ты.

– А как насчет Кэсс и Эдвина?

– Им надо присматривать за поместьем. Черт подери, парень! Я больше не стану тебя ни о чем просить! Это вообще последняя моя просьба! Поживи здесь немного, ради матери!

Рикс был захвачен врасплох. Он не ожидал от отца столь откровенных слов. Он приехал в имение ненадолго и мог сам распоряжаться своим временем. Когда еще представится возможность поработать над идеей, пришедшей ему в голову в Нью-Йорке? В Гейтхаузе большая библиотека, там может найтись что-нибудь полезное. Но нужно быть осторожным. Хотя Рикс и обмолвился о своем замысле в разговоре с Кэсс, когда в последний раз был в родном имении, он не хотел, чтобы кто-нибудь знал его настоящие планы.

– Хорошо, – согласился Рикс. – Но только несколько дней, больше не получится.

– Это все, о чем я прошу.

Рикс кивнул. Скелет болезненно дернулся. Что-то лежало на кровати рядом с ним. Рикс присмотрелся и понял, что это трость Эшеров с серебряной головой льва, символ их патриархов. Клешня Уолена сомкнулась на ней.

– Теперь можешь идти, – коротко сказал старик.