Текст книги "Пуля для незнакомца"

Автор книги: Роберт Пайк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава 2

Капитан Жозе Мария Карвальо Сантуш да Силва, представитель бразильской полиции в Интерполе, резко притормозил свой красный спортивный «ягуар» и хмуро уставился сквозь тонированное лобовое стекло на улицу. Длинная узкая аллея у главного въезда в аэропорт Сантуш Думонт была сплошь уставлена припаркованными автомобилями. Потоки дождя хлестали по макушкам высоких пальм вдоль тротуара и беспокойно барабанили по пластиковой откидной крыше «ягуара», точно требуя, чтобы капитан вылез из машины и промок до нитки как и все прочие. Капитан да Силва выругался – но не потому, что длинная вереница автомобилей перед зданием аэропорта выстроилась в нарушение правил дорожного движения, он просто выражал свою зависть этим счастливчикам, оказавшимся куда смышленее его и ухитрившимся проникнуть в здание, не замочив ног.

Он повертел головой. Попытка припарковаться в этом автомобильном муравейнике в такой ливень была равносильна попытке утопиться, потому что когда в Рио-де-Жанейро шел дождь, он лил с присущей темпераменту местных обитателей неукротимой мощью. А оставить машину где-нибудь не у тротуара или не на охраняемой автостоянке было равносильно попытке навлечь на себя беду похуже. Можно было лишиться карбюратора, например, а то даже и самого автомобиля. Автомобильные воришки в Рио – капитан это уже давно понял – были отчаянными сорвиголовами, готовыми вымокнуть под дождем ради выгодного дельца. А полицейская наклейка на лобовом стекле сделала бы для них приключение лишь более соблазнительным, поскольку служила бы гарантией того, что угнанная тачка по крайней мере оснащена хорошим движком.

Сзади негодующее взвизгнул клаксон. Да Силва вдруг заметил, что шлагбаум на эстакаду аэропорта открыт. Он нажал на газ, и «ягуар», взметнув колесами тучи брызг, рванулся с места и въехал под козырек грузового отсека. Патрульный полицейский аэропорта, изумленный столь наглым нарушением правил, предписанных многочисленными табличками, немедленно вышел из дверей с намерением сделать выговор нарушителю. Но взглянув на смуглое рябое лицо водителя с лихими усиками под гривой непокорных курчавых волос, полицейский поспешно отдал ему честь. Капитан да Силва и в погожие-то дни был непредсказуем, а уж в такое ненастье от него можно было ждать чего угодно. Но все же серьезность нарушения – не говоря уж об угрозе для его собственного служебного благополучия – вынудила полицейского предпринять попытку протеста, хотя он и постарался сделать это как можно дипломатичнее.

– Извините, капитан, но здесь нельзя парковаться…

И он мотнул головой в сторону взлетно-посадочной полосы. Там столпились авиалайнеры, оказавшиеся на земле лишь на короткий срок. Их мокрые металлические бока ярко сверкали, хотя очертания нечетко виднелись сквозь потоки ливня. А за ними позади взбаламученных вод залива виднелись высокие стены горной гряды Пан де Асукар, верхушки которой терялись в низко нависших тучах. Полицейский перевел взгляд на капитана – теперь в его глазах было умоляющее выражение.

– Здесь паркуются продуктовые фургоны, капитан, которые доставляют еду для авиапассажиров. Ваш «ягуар» загородил им подъезд и им придется останавливаться под дождем.

– Ну и замечательно! – сердито ответил да Силва, наклонился, передернул рычаг ручного тормоза и выключил зажигание. – Чем больше воды, тем больше супа!

Неужели этот кретин считает, что он станет создавать себе неудобства ради удобства обслуживания самолетов или ради удобства тех болванов, которые обеспечивают полеты этих летающих чудищ? Капитан да Силва вынес свое мускулистое тело на сухой тротуар и полез под сиденье за дождевиком. Он перекинул сложенный плащ через руку, захлопнул дверцу и похлопал себя по карману. Письмо, найденное им полчаса назад у себя на письменном столе в кабинете, было на месте – весьма странное письмо, которое ему переслали из Центрального полицейского управления как офицеру, кого по роду занятий это письмо могло весьма заинтересовать. Он нащупал конверт, точно талисман, и легко взбежал на платформу.

Вопреки всякому здравому смыслу полицейский предпринял последнюю попытку.

– Но капитан… – Однако одного взгляда на искаженное свирепой гримасой лицо капитана хватило на то, чтобы в душе у полицейского иссякло всякое поползновение протеста. – Так точно, сеньор!

– И присмотри за машиной! Да повнимательнее, – сурово наказал напоследок да Силва.

Полицейский грустно вздохнул.

– Конечно, капитан.

– Ну и спасибо! – добродушно улыбнулся да Силва.

Полицейский, подобно многим, изумившись тому, насколько милым и невинным оказался улыбающийся капитан да Силва по сравнению с тем, каким суровым он выглядел – да и был в сущности, – когда хмурился, попытался ответить ему улыбкой, но не смог. Одно было ясно: если продуктовым фургонам придется разгружаться под проливным дождем, водители, конечно же, ему за это спасибо не скажут, а значит у них не возникнет и желания поделиться с ним остатками провизии – самых шикарных яств, какие только его семье удавалось получать к своему столу. Но с другой стороны, мог ли он, будучи в столь жалком чине, перечить самому капитану да Силве? Нет, печально ответил сам себе патрульный полицейский, если, конечно, Бог наградил тебя достаточным здравомыслием.

И он глубокомысленно уставился на заволоченное тучами небо и на потоки дождя, и стал молить Всевышнего, чтобы капитану удалось поскорее выполнить все свои дела, которые привели его сегодня в аэропорт и чтобы он убрался отсюда со своей чертовой машиной прежде, чем к разгрузочной платформе подкатит первый фургон с едой. Но даже вознося молитву, патрульный искоса поглядывал на красный спортивный автомобиль, ибо, несмотря ни на что, он был совсем не дурак.

Да Силва, прекрасно понимая, что некоторым образом вторгся в какой-то мелкий бизнес патрульного – и вовсе не сокрушаясь по этому поводу – быстрым шагом миновал багажное отделение, вошел в зал продажи билетов, осажденный пассажирами и деловитыми клерками, нырнул под низкую стойку и стал пробираться в толпе, сердито гомонящей, точно стадо встревоженных гусей, и выражающей свое недовольство из-за отмененных рейсов. Он покачал головой, сочувствуя их горю, подошел к винтовой лестнице, ведущей на террасу с рестораном и баром в мезонине, и быстро взбежал по ступенькам, причем чем выше он взбирался, тем почему-то громче становился гул голосов оставшихся внизу пассажиров.

Поднявшись наверх, он сдал свой дождевик в камеру хранения, снова потрогал лежащее в кармане пиджака письмо и пересек людный зал к дальнему столику, за которым одиноко восседал его старинный приятель Уилсон и сквозь исхлестанное дождем окно задумчиво глядел на мокрое летное поле и туманный залив.

Внешне Уилсон был полной противоположностью сурового и живописного да Силвы. В этом небольшом невзрачном человечке не было никакого внешнего лоска и вообще ничего примечательного, и тем не менее эта его невзрачность едва ли была случайной. Она явилась результатом многолетней выучки и отлично служила Уилсону. В платежных ведомостях, которые американский посол ежемесячно подписывал и отсылал в Вашингтон, Уилсон фигурировал как офицер службы безопасности посольства – мелкая должность чиновника, в чьи обязанности вменялось следить за тем, чтобы у американских туристов в этой стране не портилось настроение и не возникало никаких проблем и чтобы посольские мусорные корзины опустошались как можно чаще и все извлеченные из них официальные бумаги аккуратно сжигались. Впрочем, он выполнял и куда более важные функции, о чем знал исключительно лишь один посол. Кадровый сотрудник нескольких американских секретных служб, Уилсон был помимо всего прочего представителем США в бразильском отделении Интерпола. Да Силва являлся одним из немногих людей в стране, кому был известен истинный статус Уилсона, и он имел все основания высоко ценить профессиональные качества этого внешне незаметного человека. Они вдвоем побывали не в одной переделке, и да Силва твердо знал, что в минуту опасности лучше оказаться плечом к плечу с этим тихим американцем, чем с кем бы то ни было.

Высокому бразильцу наконец удалось с минимальным ущербом для себя и посетителей преодолеть долгий путь мимо тесно стоящих столиков, и он приветливо улыбнулся приятелю.

– Привет, Уилсон.

– Привет, Зе.

– Извини, что опоздал.

Это был их привычный ритуал: да Силва вечно опаздывал. Бразилец мог бы счесть себя не слишком большим патриотом, если бы он приходил раньше назначенного времени. Он выдвинул для себя стул, плюхнулся на него и изобразил извиняющуюся улыбку.

– На этот раз, правда, у меня есть оправдание. Я выехал из управления заблаговременно, но этот дождь, заторы на улицах, проблема с парковкой… Сам понимаешь. – И он драматично поднял кустистые брови, чтобы подчеркнуть всю остроту проблемы с парковкой в Рио-де-Жанейро.

Уилсон бросил на него вопросительный взгляд. На мгновение да Силва чуть прищурился, вспомнив о письме. Он отогнал мысль о письме и потянулся к бутылке пятизвездочной «масейры», которую заказал Уилсон, и налил себе рюмку до краев, чтобы догнать приятеля. Он поднял рюмку и постарался говорить будничным тоном:

– Что ты так странно смотришь на меня, не потому, же что я опоздал?

Он неторопливо выпил, смакуя каждую каплю и испытал то особое удовольствие, которое всегда возникало после первой за день рюмки.

– Ну вот, теперь полегчало. Так почему ты на меня так смотришь? Тебя что-то расстроило? Не мое же опоздание?

– И да и нет, – ответил Уилсон.

– Типичный ответ сотрудника посольства, – усмехнулся да Силва. – Ты с каждым днем становишься все больше похож на бразильца. Только единственное, о чем ты забыл, так это добавить «возможно». Ну, так в чем дело?

Выражение лица Уилсона не изменилось.

– Что правда, то правда – сегодня утром произошло довольно странное событие, но это ерунда. Я так смотрю на тебя по другой причине…

Да Силва закурил, бросил потухшую спичку в сторону пепельницы, оттолкнул от себя пачку сигарет и блаженно откинулся на спинку стула.

– И по какой же?

– У тебя сегодня очень странный вид.

– У меня странный? – да Силва не мог скрыть удивления. – У меня что, сбился галстук? Или я вовсе забыл его повязать? – Он скосил глаза вниз и, удовлетворенный, снова посмотрел на Уилсона.

Уилсон чуть улыбнулся, но одними только губами – глаза его были серьезны.

– Галстук тут не при чем. Пиджак! – Он мотнул головой на большое плотно закрытое окно. – Даже в прохладную погоду ты как только приходишь сюда обедать, сразу же снимаешь пиджак. А сегодня, когда все окна наглухо законопачены и в зале невыносимая духота, ты и не думаешь снять пиджак. И даже попиваешь брэнди, что отнюдь не освежает.

– И ты гадаешь, почему.

– Именно. Я все гадаю, почему.

Да Силва печально покачал головой.

– Вот оно, неудобство обедать в компании опытного спецагента: от него ничего невозможно утаить. Любой твой поступок вызывает подозрение, каждое твое слово подвергается сомнению. – Он подался вперед с заговорщицким видом, так что официант, принесший им меню, инстинктивно отпрянул: не дай Бог, если его заподозрят в подслушивании, да ещё беседы этого высокого мужчины, который, как говорят, является капитаном городской полиции. Да Силва огляделся вокруг, удостоверился, что никто не смотрит в их сторону, и, понизив голос, заговорил:

– Дело в том, что у меня очень недобросовестная прачка. Сегодня утром вижу: на рубашке дырка. Если начальство это заметит, я пропал. Меня вышибут из полиции. Поставят по стойке смирно и сорвут погоны. И уж поверь, мои рубашки и без этой дыры далеко не безупречны.

– Остроумно, – кивнул Уилсон и тоже понизил голос. – А почему бы нам не проработать вот такую версию? Ты не снимаешь пиджак, чтобы сидящие в зале обыватели не напугались до смерти при виде здоровенного бразильца, который пьет брэнди, хлебает суп, а у него под мышкой болтается кобура с «пушкой» и с каждым взмахом ложки поблескивает полицейский значок на груди. Ну, что скажешь?

– Что бы я хлебал суп? – да Силва явно обиделся.

– Ладно, тогда хлебаешь брэнди и пьешь суп.

– И то лучше.

– Ладно, ты мне зубы не заговаривай. Так из-за чего ты сегодня при параде?

Да Силва заметно стушевался. Он допил брэнди и снова потянулся к бутылке.

– Да ничего такого, о чем бы стоило говорить. Просто все офицеры управления получили приказ постоянно носить при себе личное оружие. Глупость очередная, не говоря уж о том, какое это неудобство, – но что поделаешь.

Уилсон изучающе смотрел на лицо приятеля.

– Приказ вышел накануне встречи представителей стран-членов Организации Американских Государств?

Да Силва бросил на собеседника удивленный взгляд.

– Так ты все-таки читаешь газеты…

– Нас, конечно, тоже предупредили, – ответил Уилсон и вытащил сигарету из пачки. Он закурил, глубоко затянулся и нахмурился за пеленой табачного дыма. – Но я вот не счел необходимым навесить на себя лишний килограмм железа. Во всяком случае пока. В конце концов встреча открывается только через неделю. И делегации начнут прибывать не ранее воскресенья или понедельника.

– Это правильно, – нехотя сказал да Силва. – Но у нас такое ощущение, что в наш прекрасный город начинают съезжаться непрошеные гости, которым, возможно, придет в голову использовать этот большой съезд как повод для тренировочной стрельбы по движущимся мишеням. – Он добавил как бы невзначай. – Может быть, такая мысль придет в голову кое-кому из твоих соотечественников.

– Как это понимать?

Да Силва пожал плечами.

– Ну, скажем, Хуан Доркас будет представлять на встрече Аргентину, и, насколько я знаю, ему доставляет удовольствие вставлять американцам палки в колеса буквально по любому вопросу.

– И ты думаешь, что…

Да Силва серьезно посмотрел на Уилсона.

– Я ничего не думаю. Но кое-что подозреваю. Я подозреваю, к примеру, что ребята из вашего ЦРУ очень бы обрадовались, скажем, тому, что с сеньором Доркасом вдруг случился приступ жестокой мигрени, или перелом ноги, отчего он вынужден отсутствовать на переговорах. А может, что и похуже перелома ноги…

Лицо Уилсона окаменело.

– Ты что же, обвиняешь нас…

Да Силва скроил сладкую гримасу.

– Мой дорогой Уилсон, я ни в чем вас не обвиняю. Я просто констатирую факт. И если тебя мучают угрызения совести по поводу аналогичных происшествий в прошлом – а их полный список, я уверен, известен тебе лучше, чем мне, – то извини.

Уилсон некоторое время молча смотрел на него, потом яростно ввинтил сигарету в пепельницу и потянулся к бутылке.

– Если тебя это может успокоить, то даю тебе как другу слово, что ничего подобного – даже похожего – у нас не планируется.

– Насколько тебе известно.

– Насколько мне известно. А мне было бы известно.

Да Силва усмехнулся.

– Уилсон, ты мне нравишься. И до определенной степени я тебе доверяю. Но на твоем месте я, имея особые инструкции Вашингтона, тоже был бы бдителен. – Он поднял руку, отметая возможные возражения. – Кроме того, если бы я был директором ЦРУ и что-то планировал, едва ли я стал бы рассказывать всем кому ни попадя о своем плане тайной операции. Я бы даже не стал посвящать в него всех своих сотрудников.

– Другими словами, что бы я ни говорил, ты мне все равно не поверишь.

– Ну зачем же так обобщать. Но в данном случае – пожалуй, нет. – Да Силва вынул изо рта сигарету и улыбнулся. – Во всяком случае, моя обязанность – обеспечить безопасность всем делегациям. Да ведь и ты бы этим стал заниматься, если бы встреча состоялась в Вашингтоне. В конце концов мы с тобой оба отвечаем за то, чтобы не возникло никаких непредвиденных осложнений. Если бы встреча была в Вашингтоне, ты бы сам, наверное, рассовал пушки по всем карманам.

Уилсон с усилием подавил раздражение. Он вдохнул поглубже, стараясь сохранять спокойствие.

– Я-то вряд ли. Мой портной был бы против. К тому же я очень миролюбивый!

– А вот тут мы с тобой расходимся, – подхватил да Силва. – Я очень любопытный. Например, мне очень любопытно узнать, почему людям дома не сидится. – Он быстро поднял большую ладонь. – Не туристам, конечно, – они в Бразилии нужны – а вот дипломаты. По моему разумению, было бы куда дипломатичнее остаться у себя в столице, а не обострять международные отношения, подвергая себя опасности быть избитым, оплеванным или, того хуже, застреленным. Ну и, разумеется, тогда у городских полицейских осталось бы больше времени для выполнения более полезных поручений, например, по охране погрузочно-разгрузочных платформ аэровокзала.

– Ты хочешь сказать, что не нужны нам никакие международные встречи? Предлагаешь вернуться в шестнадцатый век?

Да Силва покачал головой.

– Напротив. Пожинать плоды просвещения двадцатого века. Вот ученые немало поломали себе головы и изобрели космические ракеты или телевещание. Почему же не использовать технические достижения с толком? Например, проводить эти встречи по телевидению. Тогда все участники могли бы сидеть дома около своих уютных каминов и вести важные переговоры. По-моему, такое использование телевидения имело бы куда большее практическое значение, чем показ пасхального парада на Пятой авеню в Нью-Йорке туземцам Занзибара или демонстрация старых ковбойских боевиков к вящему недоумению всех рас и народов. – Он помолчал. – Включая и вас, американцев.

– Идея вообще-то неплоха, – заметил Уилсон. – Но у меня есть возражения.

– Назови хоть одно!

– Ну, во-первых, – начал Уилсон, вертя в руках рюмку, – представь себе, что кому-то из делегатов этой телеконференции не понравится чья-то речь – он возьмет и просто выключит телевизор.

Да Силва недоумевающе уставился на него.

– А ты считаешь это недостатком?

Уилсон усмехнулся и совсем подобрел.

– Возможно, нет. Но представь, какой шум поднялся бы в конгрессе, если бы зарубежные пикники больше не финансировались из федерального бюджета? Тогда чего доброго нам бы удалось сбалансировать бюджет! Да и через неделю все авиакомпании остались бы не у дел. Не говоря уж о двух тысячах чиновников Главного счетного управления.

– Это верно, – с усмешкой согласился да Силва. – Мне наплевать на судьбу авиакомпаний, но я бы не хотел нанести столь серьезный удар по американской экономике, выбросив на улицу сразу две тысячи безработных клерков.

– Ты хочешь сказать, ещё две тысячи безработных, – поправил его Уилсон.

– Плюс восемьдесят агентов ЦРУ, – невинно добавил да Силва.

Улыбка на губах Уилсона тут же увяла.

– Ты все зубоскалишь! Сколько раз можно повторять, что ЦРУ…

– Достойнейшая организация, на которую работают достойные люди самых прогрессивных взглядов и с незапятнанным прошлым, – с улыбкой закончил да Силва. – Но к несчастью, не слишком интересующиеся положением дел в Бразилии, о чем мне стоит лишь пожалеть. – Он уже не улыбался. – Во всяком случае мы нейтрализовали пока что собственных неблагонадежных граждан всех, кого смогли найти, и взяли под охрану все морские порты и аэропорты. Мы взяли под особое наблюдение несколько лиц, от которых можно ждать беды, но мы же не в состоянии их всех обезвредить.

Уилсон иронически посмотрел на капитана.

– Но среди них нет ни одного американца.

– Нет, – согласился да Силва. – Хотя это не особенно меня успокаивает. После того, как вы заполонили весь мир своей жевательной резинкой, солнечными очками и гавайскими рубашками, очень трудно отличить американцев от туземного населения. И к тому же ваши специалисты давно уже привыкли нанимать для особо сложных заданий местных исполнителей.

Уилсон беспомощно развел руками.

– Если тебе что-то втемяшится в голову, Зе, тебя уж никак не переубедишь. Что же касается Хуана Доркаса, то я знаю, сколько уже предпринималось попыток убрать его. Но не будешь же ты утверждать, будто все эти попытки – дело рук ЦРУ.

– Нет, – спокойно глядя на Уилсона, ответил да Силва. – Не все. Может быть, ЦРУ вообще к этому не причастно. Но на нашем континенте живут очень эмоциональные люди. Наши дипломаты иногда говорят от имени своих правительств, а иногда нет – но они редко говорят от имени народа. И очень часто, когда они все же апеллируют к общественному мнению, они делают это в силу своих тайных причин. А люди, простые люди, нередко пытаются решать возникающие проблемы самым простым способом. И неважно, кто именно хочет раз и навсегда избавиться от Хуана Доркаса, наша обязанность позаботиться, чтобы этого не произошло. По крайней мере, у нас в Бразилии. – Он неопределенно взмахнул рукой. – Я вздохну с облегчением, когда конференция ОАГ закончится.

– Это я могу понять, – сказал Уилсон с притворным сочувствием. – Нет, ты вряд ли вбил себе в голову эти шпионские бредни сам – ты, наверное, насмотрелся шпионских боевиков по телевизору. – Он фыркнул. – Доркас! Да это просто какой-то псих!

Да Силва отнесся к его словам серьезно.

– Почему ты так считаешь? Ты хоть раз его видел? Говорил с ним?

– Нет. Я вряд ли хоть раз видел его приличную фотографию. Насколько я знаю, он терпеть не может журналистов и фоторепортеров.

– И поэтому он, с твоей точки зрения, псих?

Уилсон пропустил этот саркастическое замечание мимо ушей.

– Дело не в этом. Говорят, этот парень сказочно богат, у него крупные капиталовложения чуть ли не во всех латиноамериканских странах…

Да Силва кивнул.

– Верно.

– … и все же он выступает против любой инициативы американского правительства, направленной на противостояние повстанческому движению на континенте. Хотя при смене режима в любой латиноамериканской стране он первый потеряет все в результате экспроприации. Вот почему я и считают его психом.

Да Силва медленно помотал головой.

– Знаешь, Уилсон, тебе вероятно это трудно понять, но у нас далеко не все соглашаются с предлагаемыми Вашингтоном методами подавления революционного движения. Если хочешь знать, у нас кое-кто из политиков считает, что вы только подогреваете революцию. – Он передернул плечами. – И Доркас один из них.

– Подогреваем революцию! – изумился Уилсон. – Что за ерунда!

– Может быть. Но вот тебе маленький пример: американские войска были посланы в Доминиканскую республику только под тем предлогом, что, как утверждали ваши дипломаты, там действовали восемнадцать – а может быть их было двадцать восемь или аж целых тридцать восемь – коммунистов, представлявших угрозу для демократического режима…

Уилсон нахмурился.

– А ты считаешь, их там не было?

– Не сомневаюсь, что они там были – мягко ответил да Силва. – Более того, зная, как составляются посольские депеши, я уверен, что их там было больше. Но я хочу сказать, что после ввода туда американских войск численность доминиканских коммунистов возросла, может быть, в сто раз. Вот что у нас имеют в виду под словом «подогреваете». – Он жестом заставил Уилсона выслушать его до конца. – Так вот если бы я был сеньором Доркасом, озабоченным сохранностью своих инвестиций, боюсь, я тоже бы очень критически относился к политическим методам, способствующим столь быстрому росту революционных настроений в регионе.

– Так, с твоей точки зрения, нам надо сидеть сложа руки? – недовольно спросил Уилсон.

Да Силва вдруг рассмеялся.

– С моей точки зрения, не следует рассказывать тебе свою точку зрения. Во-первых, мне в этом нет никакой выгоды, а во-вторых, я уверен, что и твоего мнения я не сумею изменить ни на вот столько. Я думаю, ты делаешь то, что считаешь нужным. Что само по себе, кстати, в точности соответствует целям Хуана Доркаса. И моим тоже, поскольку я хочу предотвратить беду в своей стране. – Он откинулся назад. Его черные глаза впились в приятеля, а сильные пальцы мучили ножку рюмки. – Ну ладно, хватит о политике. Раньше нам как-то удавалось находить иные темы для беседы. Давай попробуем и сейчас.

Уилсон некоторое время смотрел на собеседника, потом кивнул.

– Ладно. Согласен. Если только ты сам снова не заведешь разговор о политике под впечатлением своих страхов о кознях ЦРУ.

Да Силва усмехнулся.

– А как насчет ОГПУ? Ты позволишь мне опасаться их козней?

Уилсон рассмеялся.

– Нет, ты невозможный чудак! Ладно, опасайся кого хочешь.

– Ну так-то лучше. – Да Силва достал сигарету их пачки и закурил. – Ну, а что за странное происшествие случилось сегодня утром? Странно, но малозначительное.

– Не забыл! – воскликнул Уилсон с притворным восхищением. – Ну, после нашего с тобой столь жаркого спора и твоих фантастических предположений, боюсь, эта история тебе покажется скучной.

– Обожаю скучные истории. Итак, что же произошло?

– Ну если ты так хочешь… Кое-что произошло в больнице как раз перед тем, как я отправился сюда. Ты ведь знаешь, я один из членов попечительского совета «Больницы для страждущих» – это одна из разновидностей наказания, предусмотренного в этом городе для иностранцев, неспособных быстро придумать отговорку и отказаться – и сегодня утром я присутствовал на очередной нашей конференции и… – Он осекся, точно подбирая слова.

– Вы вдруг обнаружили, что обанкротились.

Уилсон усмехнулся.

– Это само собой, но в этом-то нет ничего необычного. Или малозначительного. Об этом мы поговорим с тобой в другой раз.

– Я в этом не сомневаюсь. Но все же что случилось?

– Словом, – продолжал Уилсон, чуть нахмурившись, – после конференции мы уже собрались разойтись на обед, как вдруг вошла наша старшая сестра и сообщила, что мы потеряли пациента…

– Потеряли пациента? От чего умер?

Уилсон отрицательно помотал головой.

– Не то. Ты не понял. Мы в буквальном смысле потеряли одного пациента. Потеряли – антоним слова «нашли».

– И как же можно потерять пациента? – да Силва с любопытством взглянул на Уилсона. – Я даже не поверю, что вы можете поместить пациента не в то отделение – при той фантастической организации труда и деловитости американцев и англичан, заправляющих всеми делами в «Больнице для страждущих».

– Ключевое слово здесь – «фантастический», – заметил Уилсон. – Дело было так. На вызов поехала «скорая» – острый приступ аппендицита, кажется, – они забрали больного, положили его на носилки в фургон – все нормально, а когда приехали в приемный покой и открыли дверцы фургона, чтобы достать носилки с больным – можешь себе представить? Больного-то на носилках и не оказалось.

– Не оказалось?

– Именно. Надо думать, бедняга испугался, что ему взрежут живот…

Да Силва покачал головой.

– Очень странно. Человек с приступом аппендицита вызывает «скорую», а по дороге в больницу резко меняет свои намерения и сбегает? Очень странное происшествие.

– Да, я сказал, что происшествие любопытное, – спокойно подтвердил Уилсон. – Но вот и весь сказ. Он, должно быть, выскочил из фургона, когда тот остановился на красном свете…

Да Силва недоуменно поглядел на него.

– В такой ливень? Не говоря уж о том, что «скорая», остановившаяся на красном свете в Рио – вещь совершенно невозможная. Мне вообще трудно представить себе, по какой причине водитель «скорой» может остановиться. Только разве что перед каменной стеной, которую он не может проехать насквозь.

– Ну, я не сомневаюсь, что этот больной не смог бы вылезти из фургона, пока тот несся по городу со скоростью девяносто миль в час. – Уилсон улыбнулся. – А может быть, санитары остановились на где-то на минуту, чтобы выпить кофе. Это бы меня не удивило. В конце концов, они же не знали, что приступ действительно серьезный. Вызов-то был по подозрению на аппендицит.

Да Силва удивленно смотрел на Уилсона.

– Но разве с пациентом не остается санитар?

– Не в такую же погоду! В кабине должны сидеть двое. Один ведет фургон, другой вручную крутит «дворниками».

– Нет, я серьезно…

– И я серьезно. Если ты готов предоставить нам хорошего слесаря-механика из гаража полицейского управления, я не возражаю.

– А полиции вы об этом сообщили? То есть не о «дворниках», конечно…

Уилсон кивнул.

– Полиция в курсе. Сержант, прикомандированный к отделению «скорой помощи», встречал фургон. Но едва ли больничная администрация станет терять время на поиски человека, которому просто расхотелось ложиться в больницу. У нас и без этого дел по горло. – Он передернул плечами. – Во всяком случае, мы сразу узнаем своего беглеца, если его обнаружим.

– Как?

Уилсон усмехнулся.

– В такую-то погоду? Он попадет к нам не только с острым аппендицитом, но и с двусторонней пневмонией.

– Или со сломанной ногой – если он выпрыгнул на ходу, – подхватил да Силва и взглянул на часы. – Боже! Ты посмотри, сколько уже времени! – Он поспешно затушил сигарету и вскочил на ноги. – Бери счет и давай на выход! У меня масса дел.

– Какой счет? – вытаращил глаза Уилсон. – Мы же ничего не ели.

– Нет? – да Силва опустился на стул и, обернувшись, знаком подозвал официанта. – Не ели, говоришь? – Он помотал головой. – Я действительно жду не дождусь, когда эта встреча ОАГ завершится. Если я уж и не помню, обедал или нет, то я явно не в форме.

– Да не горюй! – ободряюще заметил Уилсон и подтолкнул к нему бутылку брэнди. – Выпей и успокойся. Все легко объяснимо. Все потому, что ты сидишь и не снимаешь пиджак. Ты же всегда снимаешь его со спинки стула, когда поешь и собираешься уходить, так что вполне понятно, что сидя за столом в пиджаке, ты решил, что уже поел.

– Демонстрируешь искусство дедуктивного мышления? – ухмыльнулся капитан полиции.

Уилсон скромно потупил взор.

– На твоем месте я бы я бы употребил свое умение дедуктивно мыслить на решение вопроса, отчего это человек с острым приступом аппендицита сначала вызвал «скорую», а потом на полном ходу выпрыгнул из санитарного фургона. – Говорил он это весело, но глаза его были серьезны.

– Я уже выяснил это, – ответил Уилсон беззаботно.

– Выяснил?

– Ну конечно! – Уилсон склонил голову к да Силве и доверительно продолжал. – Пока ты наливал себе брэнди. На самом деле, этот человек вовсе не выпрыгнул из фургона, во всяком случае он не исчез оттуда по собственной воле.

– Ага. Ты хочешь сказать, что его похитили.

– Нет. Насколько я понимаю, наш водитель боится признаться, что ехал с недопустимой скоростью, а произошло вот что: на крутом повороте больной вместе с носилками просто вылетел из фургона.

– Это невероятно, – покачал головой да Силва.

– Очень даже вероятно. – Уилсон бросил на да Силву взгляд, исполненный чувства собственного превосходства. – Если ты исключил невозможное, то остается, каким бы невероятным это ни казалось, истина. – Он пожал плечами. – К этой мысли я пришел совместно со своим старинным другом по фамилии Конан Дойль.

Он замолчал, ожидая увидеть улыбку на губах да Силвы, но тот смотрел на американца вполне серьезно.

– Единственный вопрос в данном случае, – сказал капитан, – это что представляет собой невероятное.

– Ну, с этим просто. Твои подозрения насчет ЦРУ. Или твой кумир Доркас, например. Вот это невероятно.