Текст книги "Джинн третьего класса"

Автор книги: Роберт Лисон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

Глава 8. ШТУЧКИ С ШЕКЕЛЯМИ

Ничто так не любил Алек, как пятницу! Вечером к чаю всегда бывает что-нибудь вкусненькое. Вот и в этот раз Ким принесла с работы пирожные с кремом. Впереди были выходные, так что настроение у всех было великолепное. Папа вернулся рано и теперь пребывал в самом добром расположении духа. Дедушку позвали из фургона попить чаю вместе со всей семьей. Все шло мирно и тихо, только изредка в чашках позвякивали ложечки.

Папа допил чай, развернул «Баглтаунскую газету» и совершенно неожиданно произнес:

– Вы только подумайте, Тут про нас пишут!

– В чем дело, Гарольд?

Папа сдвинул очки на кончик носа и не спеша прочитал :

– «Нечистая сила в Баглтауне». Это так называется статья. «Нечистая сила в Баглтауне!» С восклицательным знаком.

– Читай дальше, па, – потребовала Ким.

– «Обычно считается, что духи и прочая нечисть, разгуливающая по ночам, живет в родовых замках. Однако есть основания думать, что потусторонние силы не оставили своим вниманием и баглтаунские жилые дома, построенные еще до войны на Раундхилл. Наш горожанин Гарри Боуден, вышедший на пенсию пять лет назад и прослуживший полвека на железной дороге, рассказал нашему корреспонденту о тревожном инциденте, который произошел в среду вечером: „Я уже лег спать, когда фургончик, в котором я живу, внезапно задергался. Сперва мне показалось, что он повалился набок, но потом – так же внезапно – он принял нормальное положение. Может, конечно, все это мне примерещилось, но было-то все как на самом деле, и самое главное – я тогда еще не спал“. Мистер Арчибальд Форрестер, президент Баглтаунского общества по изучению психических явлений, который тщательно опросил мистера Боудена…»

– Опросил, как же! – вставила Ким. – В пивной «У трех скрипачей». Тоже мне «изучение психических явлений…».

Дед смутился. Папа продолжал читать:

«…мистера Боудена, полагает, что на территории Раундхилла сверхъестественные силы действуют еще с доисторических времен, когда здесь проводились языческие жертвоприношения. Он просил мистера Боудена и других жителей города и впредь сообщать о подобных явлениях».

Ким хохотала. Папа улыбался. Алек боялся обидеть дедушку, но еле сдерживал смех. А еще он думал, что сам во всем виноват. Неожиданно слово взяла мама:

– Папа! Ты сделал глупость.

– Почему? – удивился дед. – Я просто рассказал журналисту, как было дело.

– А тебе не приходило в голову, что теперь весь город узнает, что ты живешь в фургоне? Теперь сюда заявится олдермен Бл еггетт из жилищной комиссии и всюду будет совать свой нос, потому что мы нарушили правила. Ты понимаешь, чем это грозит?

Дед промолчал.

– Считается, что ты вместе с нами живешь в доме. Иначе городской совет потребует, чтобы ты переехал в дом для престарелых, на другой конец города! Ты что, этого добиваешься?

У деда был совершенно несчастный вид.

– Мам, не надо, – вмешалась Ким. – Ничего твой олдермен не узнает. Он заглядывает в газету, только если там есть что-нибудь про него самого.

– Тебе хорошо говорить, Ким, а я тут выкручивайся за вас за всех! – вздохнула мама и посмотрела на папу, который сразу уткнулся в газету.

– Ну и ну! – ахнул папа. – Не зря я говорил, что они про нас пишут. Тут есть заметка про твою школу, Алек.

– А что там?

– Вы только послушайте: «Расовая рознь в Баглтаунской средней школе». Это заголовок.

– Расовая рознь? Да брось ты! – возмутилась Ким. – Что они в следующий раз придумают? Да у нас и цветных почти что нету!

– На Бонер-стрит их сколько угодно, – ответила мама. – Мисс Моррис на них то и дело жалуется. У нее на втором этаже одна семья… Она клянется, что они в ванне хранят уголь.

Дед поперхнулся пирожным.

– Да сама-то Хетти Моррис слыхала, что такое ванна?!

– Какой ты злой, дед!

– Я вчера сидел с ней рядом в Клубе пенсионеров – кому же знать, как не мне! – Дед сморщил нос.

– Она говорит: пора их всех выселять в Мурсайд, а то они живо превратят наши дома в трущобы.

– А может, сама Хетти Моррис изволит переехать в Мурсайд? – спросил дед. – Не переедет – это уж как пить дать. А дома на Бонер-стрит никакие не трущобы. Они просто перенаселены. Но сами здания куда лучше тех, что здесь, у нас. К ним бы только руки приложить!

Алек тяжко вздохнул:

– Все это, насчет расовой розни в школе, – вранье. Просто была драка: черные против белых.

– А ты почем знаешь?

– Мне тоже влетело. Рыжий Уоллес и его ребята с Бонер-стрит дрались против Конопатого Сэма, Сэма Тейлора то есть, и его приятелей.

– Ты-то каким боком там оказался?

– Я… гм… я…

Папа отложил газету:

– Алеку, пожалуй, пора за уроки – чтобы в выходные не заниматься. Я – в клуб, на собрание.

Он встал. Мама недовольно на него посмотрела, но не сказала ни слова. Алек и Ким начали убирать со стола, а дед преспокойно отправился во двор.

– Как ты сказал? Уоллес? – спросила Ким у Алека.

Алек кивнул.

– Я вроде знаю его мамашу. Она в нашем цеху работает. Славная женщина. У нее дочка ходит в вашу школу, девочка – загляденье! Зовут ее Евлалия.

– Евлалия?

– Ага. Ты с ней знаком, Алек? – Ким внезапно глянула на него, и Алек зарделся.

– Покраснел! Покраснел! Мам, Алек покраснел!

– Отвяжись! – зарычал Алек.

– Алек у нас растет. Начал на девчонок поглядывать.

– Заткнись ты! – отрезал Алек.

– Прекратите оба! Поставьте чашки на место, и марш! У меня от вас мигрень начинается.

Алек поднялся к себе. Через час все уроки были сделаны. На улице было еще светло, но Алеку даже гулять не хотелось.

Ссора за столом испортила все пятничное настроение. Почему, зачем ссориться по всякому поводу? Какая маме разница, сунет олдермен Блеггетт свой нос в наши дела или не сунет! Алек натянул свитер и джинсы и отправился на задний двор. Дед мрачно сидел на ступеньках фургона.

– Это правда – то, что мама сказала насчет олдермена Блеггетта? Он тебе и правда может насолить? – спросил Алек.

– Да может вообще-то. Ведь считается, что я живу в доме, а не в фургоне. По правилам твой папа может пользоваться фургоном только в отпуск.

– Не огорчайся, дед. Если Блеггетт привяжется, будешь жить в моей комнате, а я перееду в чулан.

Дед потрепал Алека по волосам:

– Хороший ты парень, Алек. Только не забывай: скоро к нам переедут Том, Элен и малышка. На твоем месте я бы на этот счет помалкивал. Если какой-нибудь «доброжелатель» пронюхает и накапает об этом в совет, будут крупные неприятности.

– А Том и Элен разве не могут снять квартиру в Мурсайде?

– Вообще-то могут. Мурсайд – славное местечко. Не знаю, как сейчас, а раньше там было чудесно. Только вот жаворонкам и воробьям там живется лучше, чем людям. Забегаловка, два магазинчика, детского сада нету, добрых четыре мили до Пенфолда да еще шесть миль до Баглтауна. Зимой – ветер…

Алек минуту помолчал.

– Дед, а как ты считаешь: мисс Моррис правду говорит про уголь в ванной?

Дед усмехнулся:

– А я почем знаю? Я у Уоллесов ни разу не был и готов поспорить, что и Хетти Моррис у них не была. Но я вот что тебе скажу: когда мы переехали в эти дома перед самой войной, то люди с Бонер-стрит говорили, что это мы храним в ванной уголь. Это старая песня, если можно только назвать это песней… Кстати, Греси Филдс пела когда-то такую песенку:

У нас будет ванна, чудная ванна,

И будем мы уголь в той ванне хранить…

Дед запел так громко, что Алек испуганно оглянулся по сторонам – не слышит ли кто. А дед бросил петь так же внезапно, как начал, и расхохотался.

– В те времена на Бонер-стрит любили задрать нос. Когда я был мальчишкой, жили мы на Апшо-стрит, за Скул-лейн. Если ребята с Бонер-стрит шли по нашей улице в школу – ту самую, где ты сейчас учишься, только тогда она была не государственной, а частной, – мы их не пускали и заставляли идти в обход. А если что было не по нас, добавляли им на орехи. – Дед посмотрел на пораженного Алека: – Да что с тобой, внучек? Может, я что не то сказал?

– Ну что ты, дед! Просто я кое о чем вспомнил, вот и все.

На следующий день Алеку дали как следует выспаться. Но он проснулся сам, встал и слонялся по кухне, пока мама не послала его на Стейшн-роуд за какой-то ерундой, которую они с папой забыли купить, когда в пятницу были в магазине. Внезапно Алека осенило.

Он побежал наверх, достал банку и разбудил Абу:

– Салам алейкум, Абу. Киф хаалак? Как чувствуешь ты себя в это ясное солнечное утро?

– Илхамдулила! – сонно ответил Абу. – Чего тебе угодно, о Алек?

– Я иду в магазин. Мне нужны деньги. Сделай, пожалуйста, несколько шекелей.

– Сколько денег тебе нужно?

– Э, пенсов пятьдесят.

– А что такое «пенсов пятьдесят»?

– Ну, Абу, такому джинну, как ты, стыдно не знать таких вещей. Пятьдесят пенсов – это семиугольная серебряная монетка примерно такого размера.

Но не успел Алек показать, какого размера должна быть монета, как она очутилась у него в руке. Он сунул ее в карман, спровадил Абу обратно в банку и выбежал из дому. Свои дела он оставил напоследок. Он уже давно мечтал об одном особенном мороженом – с ягодами, орехами и необыкновенной, кажется ромовой, подливкой. Мороженое было страх какое дорогое, но сегодня, сегодня… Он влетел в магазин и швырнул монетку на прилавок. Хозяин посмотрел на нее, повертел в руках и ухмыльнулся:

– Слушай, Алек, я знаю, что мы вступили в Общий рынок и все такое прочее, но этот номер не пройдет. Это ведь даже не европейские деньги – они не то с Ближнего Востока, не то еще откуда-то…

Он отвернулся, чтобы обслужить молодого человека, спросившего пачку сигарет, а Алек уставился на монету, покрытую путаной арабской вязью. Раньше надо было догадаться! И как это он не заметил подвоха!

– Дай-ка посмотреть, малыш!

Алек обернулся. Высокий прыщеватый темноволосый парень стоял у него за спиной и протягивал руку. Алек заколебался, не зная, стоит ли выпускать монету из рук. Парень прищурился.

– Клевая монетка. – Он мотнул головой, и Алек вышел за ним из магазина. – Я такие собираю. Дам тебе за нее, ммм… двадцать пять пенсов.

Алек не знал, как быть: цена, конечно, несправедливая, но зато он получит настоящие, английские деньги.

– Пятьдесят, – по наитию сказал он.

– Идет за тридцать. Держи. Ты где ее взял?

Алек пожал плечами и спрятал деньги в карман.

– Может, у тебя еще такие есть? Мне они позарез нужны, – доверительно сообщил парень.

– Еще пара найдется.

– Вот что: достанешь еще, будешь получать по фунту [8]8
  Один фунт стерлингов (английская денежная единица) равен 100 пенсам.


[Закрыть]за четыре штуки. По рукам?

– Подумаю.

– Слушай, приходи завтра на станцию. Жду тебя у лестницы в два. Я прихвачу с собой фунтов пять. Все зависит от тебя самого, малыш.

Домой Алек шел не спеша. Он размышлял. Дома он сразу поднялся наверх и достал банку. Потом объяснил Абу, что от него требуется. Абу помолчал и сказал:

– Мне это не по душе, о Алек.

– Не суй свой нос в чужой вопрос, Абу. Гони шекели.

Абу недовольно заворчал, но все-таки тут же сотворил двадцать блестящих монеток того же размера и формы, что и первая. Алек открыл ящик, где он держал всякую всячину – старые значки, крючки, шарики, и вынул кошелек. Спрятал в кошелек деньги и сунул его в задний карман.

Весь день моросил дождь, и Алек проводил время, сидя у себя в комнате в компании Абу, лакомясь всякими вкусными вещами и беседуя о том о сем. Абу рассказывал ему о великих математиках и астрономах своего времени, а Алек в ответ – о великих открытиях нашего времени, о реактивных самолетах, автомобилях, космических ракетах и телевизорах.

– Обо всем этом написано в Великой Книге Черной и Белой Магии, – заметил Абу. – Ковер-самолет, волшебное зеркальце, крылатый конь… Но разве человек стал от этого счастливее?

– Ты старый пессимист, Абу, – ответил Алек.

Он не знал, как вести себя с джинном. Абу нравился ему все больше и больше, был верным другом, но в последнее время у него появилась скверная привычка – давать советы и высказывать свое мнение, когда его об этом не просят.

В воскресенье, отправляясь на станцию, чтобы встретиться с патлатым парнем, Алек оставил Абу под подушкой. Он отдал парню кошелек, а взамен получил пять потертых, но от этого не менее полезных бумажек достоинством в один фунт каждая. Да, он был доволен выходными. Удачи вели со счетом 1 : 0 на своем поле – впервые за весь сезон.

Впрочем, когда Алек в тот вечер ложился спать, ему в голову пришла очень неприятная мысль: Рыжий Уоллес запросто может устроить засаду на Бонер-стрит. Но свой маршрут Алек менять не собирался. Он будет возвращаться домой по Бонер-стрит, через Танк, и Рыжий Уоллес ему не помеха!

В последний раз за день он разбудил Абу и объяснил ему ситуацию. Абу, минуту подумав, отвечал:

– Будь спокоен, о Алек, и усни с миром. Завтра твои огорчения исчезнут, как снег в пустыне.

Глава 9. АБУ В УДАРЕ!

Всю неделю в школе царили мир и спокойствие. Рыжий Уоллес не показывался – мама не пускала его в школу. Первые дня два Конопатый Сэм похвалялся, что Уоллес не смог вынести позора, но потом всем это порядком надоело.

Алек был на седьмом небе от счастья: в заднем кармане у него лежало пять фунтов, в кармане пиджака – его бесценная банка. Он купил себе новые кеды, и, хотя маме что-то во всем этом, может быть, и не нравилось, вслух она ничего не сказала. В книжной лавке Алек нашел «Последнего из могикан» и сразу же купил. Но тем не менее, как взломщик после ограбления банка, он затаился и отложил крупные траты на потом. Только не хватало, чтобы ему начали задавать вопросы о том, откуда взялось его богатство! Кроме того, его не оставляло необъяснимое чувство, что Абу пока не работает на полную катушку, как подобает настоящему джинну. Волшебные банки требуют тонкого обращения…

Евлалия Уоллес ходила в школу, но вид у нее был озабоченный. Встречаясь с Алеком, она больше не смеялась и рож не строила; Алек огорчался, но старался этого не показать. На переменах во дворе неотлучно маячила воинственная фигура Монти Картрайта, внимательно следившего за ребятами. Никто не дрался, не ссорился, и ребята проводили время, играя в тихих уголках в пьяницу и в дурака. Жизнь текла так мирно, что к середине недели Алек заскучал.

В четверг шел дождь, и на большой перемене Алек решил почтить своим присутствием клуб, который мистер Джеймсон устроил у себя в лаборатории природоведения. Когда Алек явился туда, там сидело несколько второклашек. Они смотрели, как водворяют в клетку новую пару хомяков. Прежняя пара, по слухам, обосновалась в трубах центрального отопления и там свила себе гнездышко из старых тетрадей.

В лаборатории стоял странный запах. Вернее, добавился еще один странный запах. Нос Алека привел его в угол лаборатории, где трое шестиклассников трудились над сложным аппаратом из трубок и реторт. В ретортах что-то булькало и всхлипывало.

Мистер Джеймсон обрадовался Алеку, как старинному другу. Пожалуй, даже чересчур обрадовался, подумал Алек, – не из Антарктиды же я вернулся. Впрочем, Алек против этого не возражал. Дружелюбие мистера Джеймсона как-никак приятно отличалось от иронии Волосатого Гарриса.

Через полчаса ребята неохотно начали расходиться. Алек выбрал момент, когда мистер Джеймсон остался один, и подошел к нему:

– Скажите, пожалуйста, вещи могут де-ма-те-ри-а-ли-зо-вать-ся?

Мистер Джеймсон терпеливо ждал, пока Алек справится с трудным словом.

– Материя может превращаться из твердой в жидкую, из жидкой – в газообразную, верно? Если газ бесцветен, можно сказать, что материя исчезла, но на самом деле она вовсе не исчезла, а просто приняла иную форму.

– Нет, сэр, я не про то. Я вот про что… – Алек минуту помолчал. – Вот в сказке про волшебную лампу Аладдина – там джинн делал деньги из ничего, воздвигал дворцы, а потом переносил их на край света…

– Гм! Ну, по-моему, космические корабли – штука ничуть не менее сказочная. Когда ракета приземляется, она движется с такой скоростью, что кажется, будто она возникла из ничего. Во время войны нас бомбили «Фау-2», и, говорят, самое паршивое в них было то, что их замечали, только когда они попадали в цель.

– А вы не думаете, сэр, что вещь может дематериализоваться в одном месте, а материализоваться совсем в другом? Ну, как это делали джинны.

– Если расщепить вещество на атомы, а потом собрать их в том же порядке… Теоретически это возможно, но практически – нет! Так мне кажется.

– Теоретически?

– Да. Мысленно можно это себе вообразить. Но с этим связаны слишком большие сложности. Вот старинные алхимики думали, что можно превратить свинец в золото. Если хочешь, смейся над ними сколько угодно – и окажешься неправ, ибо мы знаем, что атомный вес свинца и золота довольно близки друг к другу. Теоретически можно так изменить структуру свинца, чтобы получилось золото.

– Чего же мы ждем, сэр?!

Мистер Джеймсон улыбнулся:

– Время, деньги и усилия, затраченные на эту работу, стоили бы дороже золота. Кроме того, свинец – очень полезный элемент. Например, в атомных реакторах свинцовые фильтры в миллион раз лучше золотых.

– Выходит, алхимики были правы?

– О да! Человек, который придумал крылатого коня, был прав. Был прав и тот, кто придумал волшебное зеркальце, в котором видно, чт оделают другие.

– Абу то же самое говорил… – взволнованно подхватил Алек.

– Абу? Кто это? В каком он классе?

– Да нет, это я так, сэр, – смутился Алек. – Огромное вам спасибо, сэр. Теперь мне все ясно.

– Раньше ты мне таких вопросов не задавал…

Алек уже собрался уходить, когда его окликнул один из шестиклассников, мальчишка из соседнего дома:

– Алек! Что твой дед скажет насчет глоточка Сногсшибательного Эликсира?

– А что это такое?

– Так, кое-что. Мы его варим в этой штуковине, – добавил он шепотом, показывая на реторты. – Властям предержащим незачем об этом знать, понимаешь?

Алеку почудилось, что мистер Джеймсон, копавшийся на другом конце лаборатории, фыркнул.

– Сейчас мы тебе дадим бутылочку, – продолжал шестиклассник. – Постой-ка! У тебя же пустая банка в кармане!

– Э… – начал было Алек.

– Да брось ты! Давай ее сюда. Это даже лучше, чем бутылка. Мы ее заклеим лейкопластырем. Передашь твоему старику с нашими наилучшими пожеланиями.

Не зная, как отбрыкаться от этого подарка, Алек отдал банку.

Через минуту ее наполнили, заклеили пластырем и вручили ему.

– А ну, ребята, живей! – поторопил их мистер Джеймсон. – Сейчас будет звонок.

Алек выбежал из лаборатории. В банке, которую он засунул в карман, плескался эликсир. Если бы он успел по дороге забежать в уборную и вылить его…

– Урок будет не там, Алек.

Он в ужасе поднял глаза. У него на пути, весело улыбаясь, стояла мисс Уэлч. Нехотя Алек отправился в класс. Сидя за партой и косясь на мисс Уэлч, которая тем временем что-то писала на доске, он неторопливо отдирал пластырь от банки.

– Чем ты там занимаешься, Алек? – повернулась к нему мисс Уэлч.

Алек уронил банку на пол. Может, теперь эликсир из нее вытечет?

– Мисс Уэлч, – пискнула Алиса Роджерс, – а Боуден что-то на пол пролил!

Мисс Уэлч двинулась к Алеку, и он поскорей засунул банку обратно в карман, но, увы, вверх ногами! Из банки закапало. Если бы мисс Уэлч хоть на секунду отвернулась, он бы сунул банку в портфель. Мокрое пятно на брюках – маленькое удовольствие!

Между тем мисс Уэлч принюхивалась.

– В классе чем-то странно пахнет. Жженой резиной, что ли…

Она вернулась к доске.

– Ну, отвечайте пока на эти вопросы. Я выйду минут на двадцать. Только не беситесь! Мистер Картрайт обещал за вами присмотреть.

Она вышла. В классе зашумели, потом все затихло – только изредка раздавался шепот или кашель. Алек обождал пять минут и выскользнул в коридор. Но уже через несколько шагов остановился.

– Мистер Боуден, если не ошибаюсь? Куда изволите направляться?

Это был голос Монти, доносившийся из-за приоткрытой двери его кабинета.

– В туалет, сэр.

– Гм!

Алек вбежал в уборную, торопливо содрал пластырь и опорожнил банку. Несмотря на запах, эликсир был красивого золотистого цвета.

Деду он, конечно, пришелся бы по душе, но ведь и о себе еще нужно подумать, и про Абу не забыть. Алек снова сунул банку во внутренний карман куртки и отправился обратно в класс. В это время мистер Картрайт обходил дозором коридор. Стояла мертвая тишина – только перья поскрипывали.

Внезапно кто-то громко икнул. Соседи Алека обернулись.

– Боуден – свинья! – заявил Ронни Картер, сидевший как раз перед ним.

– Это не я! – запротестовал Алек.

– Как же, не ты! Что за гнусный тип!

– Заткнись! – прошептал Алек, когда в коридоре раздались шаги.

– Ик! – На этот раз кто-то икнул еще громче.

Сердце Алека замерло, ибо, икнув, кто-то запел приятным, но хриплым баритоном.

– Прекрати, Боуден, не то Картрайт прискачет.

– Уже прискакал! – ответствовал голос у дверей. – Что тут происходит?

В ответ кто-то опять икнул – словно пробка вылетела из бутылки.

Затем последовали новые отрывки из гимна багдадских джиннов или еще чего-то в этом роде, что пытался пропеть Абу.

Мистер Картрайт высоко поднял брови.

– Боуден? – ошеломленно спросил он.

– Это транзистор, – безнадежным голосом ответил Алек.

– В таком случае, выключи его немедленно!

. – Не могу. Он застрял у меня в кармане. Разрешите мне выйти, сэр!

– Не только разрешаю, но и всячески рекомендую, – язвительно ответил мистер Картрайт. – Подожди меня у кабинета. Да что тут смешного?

– Ничего, сэр.

Но хохот, задушевный, пьяный хохот разносился по всему классу. Пение и икота сопровождали Алека, пока он, краснея и бледнея, несся по коридору в туалет. Абу затих, только когда Алек пустил в банку струю холодной воды. Он прополоскал банку, встряхнул ее, потер о куртку и поднес к уху. Теперь из нее доносилось тихое посапывание. Он положил банку в карман и направился к кабинету мистера Картрайта.

– Заходи, заходи. Прикрой дверь.

Да, подумал Алек, ничего хорошего такое начало не предвещает.

– Садись сюда.

А, приободрился Алек, это уже лучше.

– Не знаю, что ты там проделал, Алек, – сказал мистер Картрайт, – но в одном я твердо убежден: эти звуки не имеют никакого отношения к радио, даже к каирскому, так что не пытайся все свалить на свой транзистор. Скажи, где ты выучился этой песне? Что значат ее слова? И почему ты икал?

Алек открыл было рот, но придумать разумный ответ хотя бы на один из этих вопросов он был не в состоянии. Однако мистер Картрайт не ждал ответа, а продолжал:

– Твой интерес к арабам поразителен. Учитель истории дал мне просмотреть твое сочинение о крестоносцах.

Алек тихонько застонал: одно несчастье за другим!

– Очень интересное сочинение. Меня оно прямо увлекло. Несколько лет я служил на Ближнем Востоке и еще тогда понял, что у арабов совсем иной взгляд на историю, чем у нас.

– Совершенно верно, сэр. Они считали крестоносцев шайкой варваров.

Картрайт кивнул.

– Беда в том, что их культура шла к своему закату, а наша, европейская, наоборот, – испытывала подъем. Мы им многим обязаны.

На этот раз Алек удержался и не сказал: «Абу то же самое говорит…» Вместо этого он неожиданно произнес:

– Я не понимаю, сэр, почему это одна культура должна быть в упадке, а другая – испытывать подъем. Лучше бы все они были на одном уровне.

Мистер Картрайт засмеялся и кивнул:

– Наверно, ты прав, но это легче сказать, чем сделать. Вернемся к школьным делам. Мисс Уэлч себя не жалеет, только бы научить вас английскому языку, а ты срываешь ее уроки, изображая пьяного араба.

– Прошу прощения, сэр.

– Я-то в тебя верю, Боуден, а вот другие… По-моему, ты не хулиган, Алек. Но вокруг тебя творятся всяческие безобразия. Постарайся в них больше не впутываться. А теперь – кыш отсюда!

Алек возвращался домой в приподнятом настроении. Он избежал собравшейся над ним грозы. Конечно, за удачами пока нельзя признать полноценную победу, но, подводя итоги за день, можно считать счет ничейным. Чтобы не повредить своей команде, Алек решил вернуться домой не через Бонер-стрит, а через Стейшн-роуд.

Он шел через вокзальную площадь, предвкушая, как на покое поболтает и попирует с Абу, когда джинн проспится, но тут кто-то схватил его за шкирку и чуть не придушил.

– П-п-пустите! – задыхаясь, взмолился Алек.

Он повернулся и оказался нос к носу с тем самым высоким парнем, с которым встречался в воскресенье. На этот раз парень не улыбался. Он был страшен.

– Ты, шмакодявка, ты меня надул!

Алек побелел:

– Я? .. Чего вам надо? .. Вы мне дали пять фунтов? Дали. А я вам – двадцать монет. Как договорились. Они, может, еще дороже стоят…

– Двадцать монет? Двадцать пробок от минералки!

Алек чуть не отдал богу душу, когда парень помахал у него перед носом тем самым кошельком, в котором лежали монеты. Что случилось? Наверно, он перепутал кошельки, но…

– Извините. Я не нарочно! Хотите, я сейчас пойду домой и принесу вам еще монет?

– Гони пять фунтов. И живо.

Парень дернул Алека за воротник, и он опять задохнулся. Бросив на землю портфель, Алек полез в карман и извлек оттуда четыре грязные скомканные бумажки. Потом из другого кармана достал мелочи пенсов на двадцать.

– Это все, что у меня осталось. Остальное я вам в воскресенье отдам.

Парень побагровел и опять потянул Алека за воротник:

– Отдашь все. Сейчас.

– Артур Блеггетт! Чем ты занимаешься?

При звуках этого голоса парень тут же отпустил Алека. Алек наклонился, поднял портфель и собирался удрать…

– А ну, Алек, постой! Ты куда?

Это была Ким. Она шла домой с работы – в плаще, с сумочкой в руке. Лицо ее было нахмурено.

– В чем тут у вас дело, Алек?

Без особой охоты Алек рассказал ей про монеты. Ким нахмурилась еще пуще. Она повернулась к парню:

– Ты бы хоть сперва мозгами пораскинул, пустая ты башка. Ну, ничего, это тебе пойдет на пользу! Подработать решил, да? До чего же типично для вашей семейки!

К удивлению Алека, парень растерялся и только переминался с ноги на ногу. Ким обратилась к Алеку:

– Живо домой! С ним я все улажу, а долг ты мне вернешь из карманных денег. И брось валять дурака. У нас в семье это не принято.

Не тратя времени попусту, Алек побежал по дороге. На углу он обернулся. Ким и парень все еще беседовали.