Текст книги "Тривейн"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Я бы хотел вас спросить, мистер Тривейн, зачем вы вообще поднимаете этот вопрос? Ведь все мы хотим одного, в противном случае нас здесь просто не было бы! Мне кажется, эти слушания будут самыми короткими за всю их историю. Что же касается меня, то я верю в вас, мистер Тривейн. Хочу надеяться, что и вы отвечаете мне взаимностью. Я имею в виду всех нас...

Тривейн вопросительно взглянул на председателя, испрашивая разрешения на ответ, и незамедлительно получил его.

– Так оно и есть, сенатор Тэлли, – произнес он. – Я испытываю ко всем вам не только доверие, но и огромное уважение. Именно потому я и затронул этот вопрос: чтобы мы полностью смогли понять друг друга. Скажу больше: подкомитет сможет работать только до тех пор, пока за его работу будут отвечать такие беспристрастные и влиятельные люди, как вы!

Тривейн сделал паузу и, обведя всех сидящих за столом долгим взглядом, продолжал:

– И если вы утвердите мою кандидатуру, на что я очень надеюсь, мне понадобится ваша помощь...

– Позвольте спросить вас, господин заместитель министра, – заговорил сенатор от Западной Вирджинии, не замечая того дискомфорта, который вызвали среди присутствующих последние слова Тривейна. – Человек я немолодой и, возможно, наивен. Видимо, поэтому мне трудно поверить в то, что люди, обладающие известной самостоятельностью, с различными точками зрения на целый ряд вопросов, могут объединиться для выполнения общей задачи. Ваша вера в нас, насколько я понимаю, будет зависеть от того, что именно каждый из нас скажет в этой комнате и что, соответственно, будет занесено в протокол. Если вы решите, что кто-то недостаточно лоялен по отношению к вам, это позволит вам выставить его в неприглядном свете... Не так ли?

– Боюсь, сенатор Тэлли, – ответил Тривейн, – что та нервозность, которую я испытывал в начале слушаний, наложила известный отпечаток на мои слова... Впредь постараюсь не поднимать этого вопроса...

Судя по тому, как смотрел на Тривейна поверх очков Джиллет, он волновался.

– Вы можете задавать любые вопросы, – поспешил сказать спикер, как только умолк Тривейн. – Точно так же, как все присутствующие... Сенатор Нортон, вы хотели выяснить, каких взглядов, – продолжал он, сверившись со своим блокнотом, – придерживается мистер Тривейн. Не могли бы вы разъяснить нам, что именно вы имеете в виду? Мне кажется, вас вряд ли удовлетворит его ответ о том, что он одобряет основные законы нашей страны...

– Господин заместитель министра, – произнес Нортон на своем вермонтском диалекте, в упор глядя на кандидата. – Буду краток, дабы не тратить ни ваше, ни наше время... Устраивает ли вас, мистер Тривейн, та политическая система, в рамках которой существует наша страна?

– Конечно, устраивает! – ответил Тривейн, слегка удивленный наивностью вопроса.

Однако его удивление длилось недолго, поскольку сразу же заговорил словно ожидавший этого момента Алан Нэпп.

– Господин председатель... – Настала его очередь. – Господин заместитель министра! Вы известны как независимый в политическом отношении человек, если я, конечно, не ошибаюсь.

– Вы не ошибаетесь, сенатор.

– Это весьма интересно... Мне, конечно, известно, что во многих кругах выражение «политически независимый» пользуется известным уважением. И звучит оно, надо признать, здорово!

– Не я придумал его, сенатор.

– Но есть и оборотная сторона медали, – продолжал Нэпп, не обращая внимания на реплику Тривейна, – и она весьма далека от понятия «независимый»... Мистер Тривейн, правда ли, что ваши компании неплохо заработали на государственных контрактах? Особенно когда расходы на освоение космоса достигли пика?

– Да, правда... Но я могу доказать законность всей полученной нами прибыли.

– Хотелось бы надеяться... Однако, скажите, не стояло ли за вашим сотрудничеством с другими фирмами нечто большее, нежели политические убеждения? Вы ведь не были сторонником ни одной политической группировки, ведь вы устранились от участия в каких бы то ни было политических конфликтах, не так ли?

– Подобная тактика не мое изобретение.

– Но это значит, никто не сможет говорить с вами о политике: ярлык «независимого» служит вам щитом...

– Подождите, сенатор! – перебил Нэппа встревоженный таким поворотом дела Джиллет.

– С вашего разрешения, я мог бы ответить сенатору...

– Вы сможете, мистер Тривейн, но только после моего замечания. Сенатор Нэпп, – повернулся спикер к сенатору, – я полагаю, что выразился достаточно ясно, предупредив присутствующих о том, что у нас двухпартийные слушания. И я нахожу ваши вопросы неуместными и даже не совсем приличными! Теперь предоставляю слово вам, господин заместитель министра.

– Мне хотелось бы заверить сенатора Нэппа, – сказал Тривейн, – что никто и никогда не сможет узнать о моих политических убеждениях, задав мне этот вопрос так вот, как вы. Я не из пугливых! Но я никогда не слышал о том, что правительство заключает контракты с фирмами на основании их политической лояльности...

– Это именно то, мистер Тривейн, о чем я и хотел говорить, – повернулся Нэпп к председателю. – Господин председатель, за семь лет моего пребывания в сенате я неоднократно поддерживал тех, чьи политические взгляды весьма отличаются от моих. Случалось также, что я не оказывал поддержку членам моей партии. В любом случае мои поддержка или неодобрение были обоснованы спецификой вопроса. Впрочем, подобным образом ведут себя все, здесь присутствующие. Но меня тревожит тот факт, что наш кандидат не принадлежит ни к одной партии. Мне не нравится, когда подобные люди приходят к власти, поскольку я не всегда понимаю, что они подразумевают под своей так называемой независимостью. Флюгер этой самой независимости в любой момент может повернуться туда, куда дует ветер!

В комнате воцарилось молчание. Джиллет снял очки и внимательно посмотрел на Нэппа.

– Обвинение в двойной игре, сенатор, – сказал он, – штука серьезная.

– Прошу прощения, господин председатель, но вы ждали от нас искренности... И если я завел подобный разговор, то лишь потому, что считаю: быть честным только ради честности недостаточно... Убежден, что вопрос о нашей интеграции скорее второстепенен. Жена Цезаря должна быть выше подозрений, господин председатель!

– Вы предлагаете мне, сенатор, – скептически хмыкнул Тривейн, – вступить в какую-либо политическую партию?

– Я ничего вам не предлагаю. Я просто высказываю свои сомнения, как того и требуют мои обязанности!

Джон Моррис, сенатор от Иллинойса, нарушил молчание. Это был самый молодой из присутствующих, блестящий тридцатипятилетний адвокат, которого прозвали Подростком. Моррис был черным, негром, который весьма успешно делал карьеру в системе.

– Господин председатель...

– Прошу вас, сенатор!

– Вы, мистер Нэпп, – сказал Моррис, – не поделились с нами вашими сомнениями, а просто выдвинули обвинение. Вы также обвинили значительную часть избирателей в том, что они могут нас обмануть. Правда, сделали это весьма искусно, говоря о них как об избирателях второго сорта. И вот что я хочу вам сказать, мистер Нэпп. Мне понятны ваши ухищрения, я даже готов признать их обоснованность, но только в иной обстановке. Здесь им не место.

Пока говорил Моррис, сенатор от Нью-Мехико, всеобщий любимец, наклонившись вперед, внимательно слушал.

– Сенатор, – произнес он, как только Моррис замолчал, – лишь мы с вами понимаем, что такое избиратели «второго сорта». Мне кажется, вопрос сенатора весьма важен для обсуждения. У всех у нас есть только одна гарантия: сама сущность нашей системы. Но раз уж вопрос поставлен, то наш кандидат должен на него ответить. Господин заместитель министра, можем ли мы быть уверены в том, что вы не измените своих воззрений под влиянием, как здесь уже было сказано, какого-нибудь более сильного течения? Являются ли ваши суждения столь же независимыми, как ваша политика?

– Да, сэр.

– Я так и думал. Больше вопросов нет.

– Сенатор...

– Да, мистер Тривейн?

– А ваши?

– Простите?

– Я имею в виду ваши личные воззрения, сенатор. Как, собственно, и всех находящихся здесь сенаторов. Можно ли назвать их независимыми?

Ответом послужил хор гневных голосов, одновременно загудевших в микрофоны. Армбрастер откровенно расхохотался, сенатор Уикс от Восточного побережья Мэриленда прикрыл улыбку носовым платком, вовремя вытащенным из кармана его великолепно пошитого блейзера, а Джиллет схватился за молоток.

Но ничего необычного не случилось, и, как только порядок был восстановлен, Нортон коснулся рукава Нэппа, сидевшего с ним рядом. Это был сигнал. Нэпп взглянул на соседа, и тот покачал головой. Они не произнесли ни слова, но прекрасно поняли друг друга.

Нэпп достал из-под лежащего перед ним блокнота папку и незаметно вложил ее в свой портфель. На папке было написано только имя: «Марио де Спаданте»...

Глава 8

В пятнадцать минут пятого объявили перерыв. Каждому участнику слушаний было дано ровно сорок пять минут, чтобы позвонить домой, продумать еще раз расписание на вечер, поговорить с помощниками и отпустить по домам тех сотрудников, которые уже не нужны.

И когда ровно в пять все снова собрались в зале, Джиллет, учитывая ту напряженную атмосферу, которая образовалась в сенате после неожиданного и весьма опасного по своим последствиям вопроса Тривейна, повел обсуждение таким образом, что жесткие и нелицеприятные вопросы кандидату носили уже конкретный характер.

Но Эндрю был к ним готов: его ответы были быстрыми, четкими и полными. Своей осведомленностью он поразил даже Уолтера Мэдисона, давно уже, казалось бы, потерявшего способность удивляться поведению своего в высшей степени непредсказуемого клиента. Тривейн, не глядя ни в какие записи, продолжал сыпать фактами, давая блестящие объяснения – как по форме, так и по содержанию. Он говорил с такой легкостью и уверенностью, что те, кто был настроен против него, растерялись. Объяснение по поводу прежних экономических контактов было настолько исчерпывающим, что никто не задал больше ни одного вопроса. В конце концов, Джиллет объявил еще один перерыв, заметив, что, если дело пойдет таким же темпом и дальше, слушания могут закончиться к семи часам.

– Вы выиграли все заезды, Энди! – сказал Мэдисон, вставая с кресла.

– Ну что вы! Всерьез гонки еще и не начинались! Ведь это пока лишь второй акт нашего представления...

– И все же убедительно прошу вас, – сказал Мэдисон, – не уподобляйтесь Чарли Брауну, пожалуйста. Вы прекрасно работаете – думаю, мы уйдем отсюда к шести часам. По-моему, у всех сложилось впечатление, что перед ними какой-то компьютер, в который вложили человеческие мозги... И не надо больше ловить блох...

– Это вы им посоветуйте. Пусть они остановятся!

– Боже мой, Энди! – изумился Мэдисон. – Вы по-прежнему...

– Весьма впечатляющее зрелище! – раздался вдруг рядом чей-то голос. – Очень впечатляющее, молодой человек!

Старик Тэлли, бывший судья из Западной Вирджинии, незаметно подошел к ним и довольно бесцеремонно вмешался в беседу.

– Благодарю вас, сэр! Познакомьтесь, это мой адвокат Уолтер Мэдисон...

Сенатор и адвокат обменялись рукопожатием.

– Мне кажется, мистер Мэдисон, вы чувствуете себя здесь лишним! Такое редко случается со столь превосходными нью-йоркскими адвокатами!

– Мне не привыкать, сенатор. Наш договор, мне кажется, просто уникален: он не оставляет мне никаких шансов показать себя...

– Что на самом деле означает совершенно обратное, мистер Мэдисон. Поверьте мне, я сижу на этой скамье около двадцати лет...

Тут к ним подошел Алан Нэпп, и Тривейну сразу стало как-то не по себе. Ему не нравился Нэпп, и не только из-за его грубости. Нэпп позволял себе посматривать на него взглядом инквизитора, изучающего свою жертву. Как это сказал посол Хилл, «нам не нужен инквизитор...».

Впрочем, сейчас Нэпп вовсе не походил на неприступного, холодного сенатора, только что сидевшего за длинным столом. Широко улыбнувшись, он пожал Тривейну руку.

– Да, это была блестящая работа! Вам позавидовал бы любой ведущий пресс-конференции на телевидении...

Они пожали друг другу руки. Все улыбались, дружески беседовали, и трудно было поверить, что несколько минут назад обстановка, благодаря стараниям этих самых людей, была совершенно иной – напряженной, взрывоопасной. Тривейн чувствовал наигранность ситуации, и она ему явно не нравилась.

– Но вы-то, сенатор, – сказал он, холодно улыбаясь Нэппу, – вовсе не желали облегчить мою работу!

– Да плюньте вы на это, дружище! Я делал свое дело, вы – свое! Верно, Мэдисон? Или вы тоже со мной не согласны?

Однако Тэлли от Вирджинии согласился с Нэппом не так быстро, как Мэдисон.

– Конечно, Алан, вы правы. Ссоры мне не по душе... Хотя... должен заметить, большинство из вас это вообще не волнует...

– Никогда не думал об этом!

– Я вот сейчас скажу, господа, – попыхивая трубкой, проговорил калифорнийский сенатор Армбрастер. – Но прежде всего позвольте поздравить вас, мистер Тривейн, с блестящей работой!

– Здесь вообще-то никто не собирается ссориться. Помнится, тот же Нэпп просто замучил какого-то парня, рекомендованного президентом, своими вопросами. В какой-то момент я даже подумал, что они еще достаточно молоды для того, чтобы пустить в ход кулаки. Но лишь только кончилось заседание, они вместе бросились ловить такси. Оно и понятно, – насмешливо закончил он, – ведь оба спешили на ужин, к женам... Должен заметить, сенатор, что вы большой оригинал!

– А вы не знали, что тот самый парень несколько лет тому назад был тамадой на моей свадьбе? Протеже президента, – засмеялся Нэпп.

– Господин заместитель министра...

Сначала прозвучал титул. Затем чья-то рука легла на плечо Тривейна. Он повернулся и увидел сенатора Нортона.

– Можно вас на минуту?

Тривейн отошел в сторону от группы, в которой Нэпп и Мэдисон тут же принялись спорить по поводу какого-то закона, Армбрастер же – расспрашивать Тэлли о предстоящей осенней охоте в Западной Вирджинии.

– Да, сенатор?

– Вас, наверное, уже информировали о том, – сказал Нортон, – что, несмотря на бурное море, порт уже в пределах видимости. К двенадцати мы будем там.

– Я родился в Бостоне, сенатор, и люблю ходить под парусом, но я отнюдь не морской охотник... Что вы имеете в виду?

– Ладно, оставим комплименты, мистер Тривейн... Я хочу вам сказать вот что. Я переговорил с некоторыми из моих коллег, – впрочем, мы советовались друг с другом в течение всех этих слушаний, – и мы пришли к выводу, что вы, безусловно, лучшая кандидатура на пост председателя. Так что мы согласны с мнением президента.

– Извините меня, сенатор, но я нахожу способ передачи мне вашего одобрения несколько странным...

Нортон улыбнулся так, как обычно улыбаются торговцы-янки. Собственно, он и был торговец!

– Здесь нет ничего странного, мистер Тривейн, – сказал он. – Так здесь положено. Вы, наверное, успели заметить, молодой человек, что попали на довольно горячее место. И если ситуация изменится к худшему, – чего, вообще говоря, никто не хочет, – слушания получат скверную репутацию. Постарайтесь понять, что здесь мало что зависит от отдельного человека...

– Мне уже сказал об этом сенатор Нэпп.

– И он прав! Хотя сомневаюсь, что чудак Тэлли понял, о чем идет речь... Впрочем, что можно ожидать от Западной Вирджинии, если она не смогла выставить кандидатуру посерьезнее этого старика...

– Насколько я понимаю, Тэлли не входит в число тех коллег, с кем вы успели поговорить.

– Откровенно говоря, нет.

– И вы так и не скажете мне того, что хотите?

– Черт побери! Поосторожней на поворотах, молодой человек!.. Ладно, – уже спокойнее продолжал он, – постараюсь объяснить... Так вот, мистер Тривейн, можете считать, что ваше назначение состоялось, но хочу сразу предупредить: вас будут поддерживать, если только вы не вынудите нас уйти в оппозицию. Это мало кому понравится...

Тривейн в упор смотрел на сенатора. Он видел в своей жизни много таких людей: худых, морщинистых, выглядывающих из-за оград своих ферм или подозрительно косившихся на обитателей морского побережья в Марблхеде. Типичный представитель этого племени!

Невозможно понять, что скрывается за их сухими, обветренными лицами.

– Поймите, сенатор, я хочу от вас только одного: подтверждения того, что подкомитет будет самостоятелен. И если я не смогу получить от вас согласия на активное участие в его работе, то хочу, по крайней мере, заручиться гарантией, что вы защитите подкомитет от вмешательства в его дела... Неужели это так много?

– Значит, вы хотите свободы и самостоятельности? – спросил Нортон так, как говорят торговцы, расхваливающие свой товар. – Да-а-а... Дело хорошее, но вот что я хочу вам сказать, молодой человек! Люди начинают нервничать, если кто-то слишком настаивает на особой самостоятельности или заявляет, что не потерпит давления. Но ведь давление бывает разным: желательным и нежелательным. Понятно, последнее никому не нравится, что же касается первого... Как вы считаете, мистер Тривейн, это хорошо или плохо – верить, что человек должен отчитываться еще перед кем-то, кроме Господа Бога?

– Я вовсе так не считаю...

– А вот это уже кое-что, Тривейн, не так ли? Хорошо, если вы понимаете, что подкомитет создается не для удовлетворения амбиций отдельного человека. Да и работы там будет столько, что одному с ней, пожалуй, не справиться. Даже с вашим характером! Мне хочется, Тривейн, чтобы вы ясно представляли себе свое будущее... Нам не нужен Савонарола...

Закончив свою довольно туманную речь, Нортон пристально посмотрел на Тривейна. Что и говорить, этот торговец продавал воздух, как если бы это были говяжьи туши. Достойный продукт взрастившей его почвы!

Тривейн, глядя Нортону прямо в глаза, напрасно пытался разгадать: притворяется он или нет? Так и не разобравшись, ограничился фразой:

– Вам придется принять решение, сенатор.

– Вы не будете возражать, если я перекинусь парой слов с вашим адвокатом? Как, кстати, его имя?

– Мэдисон, Уолтер Мэдисон... Конечно, поговорите, сенатор. Боюсь, он пожалуется вам на то, что у него ужасный клиент. Он убежден, что я не обращаю внимания на серьезные ситуации...

– Может, полезно прислушаться к его совету, молодой человек. Ведь вы упрямы! И тем не менее, вы мне нравитесь!

С этими словами Нортон повернулся и направился к Мэдисону и Нэппу.

Тривейн взглянул на часы. Через двадцать минут возобновятся слушания, будут подведены итоги. Интересно, вернулась Филис в отель после прогулки по магазинам? Ведь сам президент хотел, чтобы к завершению слушаний она приехала в Белый дом. Кроме того, они должны сфотографироваться все вместе, когда его кандидатура будет утверждена президентом. Филис будет стоять рядом.

Тем временем Джеймс Нортон протянул руку Мэдисону, и всякому, кто наблюдал эту сцену со стороны, показалось, что они дружески здороваются друг с другом. Однако это было далеко не так.

– Что за черт, Мэдисон? – вместо приветствия произнес Нортон. – Что это за номера? Он что-то разнюхал? А вы ни слова нам не сказали!

– Я ничего не знаю и только что сказал об этом Нэппу! Более того, мне трудно представить, что будет дальше!

– Было бы куда лучше, – холодно обронил Нэпп, – если бы вы все же выяснили...

* * *

Слушания возобновились только в семь минут шестого. Причиной послужило опоздание трех сенаторов, не успевших вовремя закончить свои дела. Благодаря этим семи минутам Уолтер Мэдисон сумел переговорить со своим клиентом.

– Со мною сейчас беседовал Нортон, – сказал он.

– Я знаю, – улыбнулся Тривейн. – Он просил у меня разрешения.

– Энди, – продолжал адвокат, – мне кажется, какая-то логика в его словах есть... Они не утвердят вас, если почувствуют, что вы собираетесь демонстрировать силу. Будь вы на их месте, вы поступили бы так же. А может, еще резче. Вы это и сами знаете.

– Согласен...

– Тогда в чем дело?

– Я не очень уверен, что мне нужна эта работа, Уолтер. Особенно в ситуации, когда я не смогу делать то, что считаю нужным. Я говорил это и вам, и Болдвину, и Роберту Уэбстеру. – Тривейн повернулся к адвокату. – Они вряд ли поверят тому, кто возьмет на себя роль Савонаролы...

– Что?

– Так меня назвал Нортон: Савонарола. А вы назвали мою позицию «демонстрацией силы». Но это ни то, ни другое, и они это прекрасно знают. Если меня утвердят, я получу возможность свободного входа к любому сенатору. Более того, если мне понадобится, им придется мне помогать, причем без всяких объяснений. У меня должна быть такая возможность! Все эти люди подобраны далеко не случайно, и они вовсе не простаки, Уолтер. Каждый из них связан с Пентагоном серьезнейшими контрактами. Правда, у кого-то эти связи слабее, но таких меньшинство. Они своего рода занавес на окнах. Сенат четко знает, что делается, только тогда, когда собирает всех их вместе. И единственное средство оградить подкомитет от вмешательства сената – заставить всех этих сторожевых псов расписаться в их готовности его защищать.

– И что же вы собираетесь сделать?

– Заставить их официально пообещать мне поддержку! Пусть напишут специальное приложение о деятельности подкомитета. Заключат своего рода договор о партнерстве...

– Они не пойдут на это! Ведь они и собрались-то здесь лишь для того, чтобы утвердить вас, и все! Ничего больше.

– Если я выясню, что подкомитет не сможет полнокровно функционировать без сотрудничества с сенатом, и не добьюсь сегодня от них того, что мне надо, то нет смысла продолжать всю эту болтовню!

– И что вы тогда выиграете? – Мэдисон уставился на своего клиента.

– Они станут частью той инквизиции... Каждый сам по себе, независимо от участия других. Будут делить ответственность и богатство.

– И риск? – вкрадчиво спросил адвокат.

– Вы сами произнесли это слово... Не я.

– А если они вас прокатят?

Тривейн отсутствующим взглядом обвел собравшихся за столом сенатора и холодно сказал:

– Завтра утром я соберу пресс-конференцию, она вывернет этот чертов город наизнанку...

Уолтер Мэдисон не произнес в ответ ни слова. Он понимал: говорить больше не о чем...

* * *

Тривейн хорошо знал, как проходят подобные процедуры: размеренно и спокойно. Интересно, кто начнет первым и задаст тон? Он совсем не удивился, когда таким человеком оказался старый сенатор Тэлли, бывший окружной судья из Западной Вирджинии, член меньшинства, явно не входивший в компанию Нортона.

Это произошло в пять пятьдесят семь. Тэлли наклонился вперед и, внимательно изучив свое кресло и пол вокруг, повернулся к кандидату и заговорил:

– Мистер Тривейн, если я вас правильно понял, – а я на это надеюсь, – прежде всего вы хотите выяснить, кто из нас и в какой степени готов оказывать вам содействие? Согласен с вами, это очень важный пункт... Но вам должно быть известно, что сенат Соединенных Штатов являет собой не только совещательный орган, но также некий конгломерат преданных своему делу людей. Иными словами, мистер Тривейн, мой офис всегда открыт для вас... У нас, в Западной Вирджинии, много правительственных учреждений, и я надеюсь, что вы получите всю информацию, которую мы сможем для вас собрать!

«Боже мой! – подумал Тривейн. – Он ведь действительно говорит то, что думает! Правительственные учреждения!»

Вслух же произнес:

– Благодарю вас, сенатор! И не только за ваше предложение, но и за практическую помощь. Еще раз благодарю вас, сэр... Мне бы хотелось надеяться, что вы выразили общую точку зрения!

Армбрастер из Калифорнии улыбнулся и спросил медленно:

– А у вас есть причины сомневаться?

– Нет, нисколько.

– И вы чувствовали бы себя увереннее, – продолжал Армбрастер, – если бы уже сегодня была принята резолюция об оказании помощи подкомитету?

– Безусловно, сенатор!

Армбрастер повернулся к центру стола.

– Не нахожу в таком желании ничего предосудительного, господин председатель.

– Да будет так! – глядя на Тривейна, резко ударил молотком по столу Джиллет. – Давайте оформим все документально.

Итак, свершилось. Сенаторы один за другим подписывались под своими обязательствами, столь же искренними и щедрыми, как только что сделанное заявление.

Тривейн сидел, откинувшись назад в своем кресле, вслушиваясь в красивые слова, не содержавшие в себе никакого смысла. Да, ему удалось претворить в жизнь задуманное. Он сумел навязать этим людям свою волю. Он не придавал большого значения всем этим восторженным речам. Главное – он победил.

Уэбстер обещал дать ему копию договора, а сделать так, чтобы кое-какая информация о нем просочилась в прессу, будет нетрудно...

* * *

Джиллет сверху вниз, со своего трона, расположенного в святая святых, смотрел на Тривейна. Голос его оставался ровным, а глаза, увеличенные двойными линзами очков, смотрели холодно и даже враждебно.

– Не желает ли кандидат сказать что-нибудь в заключение?

Эндрю взглянул на него тоже.

– Да, сэр, желаю.

– Хотелось бы надеяться, что вы будете кратки, господин заместитель министра, – сказал Джиллет. – Мы должны решить этот вопрос, как просил президент, а время позднее...

– Я буду краток, господин председатель. – Тривейн, глядя на сидящих за столом сенаторов, выбрал какой-то листок из лежавших перед ним бумаг. – Прежде чем вы примете то или иное решение, господа, я хотел бы познакомить вас с результатами моих предварительных исследований. – Голос его был совершенно бесстрастен. – Эти результаты послужат для меня той отправной точкой, с которой я хотел бы начать работу в подкомитете, если, конечно, буду утвержден. Поскольку слушания носят закрытый характер, я уверен в том, что мои слова не выйдут за пределы этого зала... Благодаря любезности аппарата генерального инспектора последние несколько недель я имел возможность изучить оборонные контракты с такими компаниями и корпорациями, как «Локхид», «Ай-Ти-Ти корпорейшн», «Дженерал моторс», «Линг-Темпко», «Литтон» и «Дженис индастриз» и пришел к выводу, что лишь три из них заключены с ведома федерального правительства. Все остальные – результаты должностных преступлений. Должен сказать вам, что основная вина падает на одну из компаний, которая и начала всю эту преступную деятельность. Понимая всю серьезность обвинения, я не стану называть компанию, не выяснив всех обстоятельств дела. Таково мое заявление, господин председатель!

Все молчали. Каждый буквально впился глазами в Тривейна, но никто не говорил и не двинулся с места.

Сенатор Джиллет ударил молотком по столу.

– Вы утверждены, господин заместитель министра, – спокойно сказал он. – Благодарю вас...