Текст книги "Сделка Райнемана"

Автор книги: Роберт Ладлэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Глава 15

29 декабря 1943 года
Город Нью-Йорк

Сполдинг наблюдал из окна отеля за движением внизу по Пятой авеню и на территории Центрального парка. «Монтгомери» был одной из тех наиболее элегантных гостиниц, в которых любили останавливаться его родители, приезжая в Нью-Йорк на гастроли. Дэвид ощутил приятное чувство возвращения домой. Старый портье даже прослезился, регистрируя его в журнале. Сполдинг вспомнил, что много лет назад старик частенько гулял с ним в парке. Подумать только, четверть века пролетело с тех пор.

Прогулки в парке. Гувернантка. Шоферы, ожидающие в фойе, чтобы помчать его родителей на вокзал, на концерт, на репетицию. Музыкальные критики. Дельцы из компаний грамзаписи. Бесконечные приемы, на которых Дэвид перед тем, как отправиться спать, по просьбе отца должен был порадовать гостей, продемонстрировав перед ними свою осведомленность о том, в каком именно возрасте создал Моцарт знаменитую Сороковую симфонию. А также поразить их знанием добросовестно заученных им многочисленных дат и различных фактов, лично для него не представляющих особого интереса. И потом – эти вечные споры. Истерики из-за плохого дирижера, прошедшего неудачно концерта или неблагоприятного отзыва в прессе.

В общем, настоящая круговерть.

И только один Аарон Мендель всегда оставался самим собой, источая спокойствие и умиротворенность. Нередко можно было наблюдать, как он проявлял чуть ли не отцовскую заботу о любившем покомандовать Сполдинге-старшем, чья супруга, мать Дэвида, изо дня в день предавалась связанным с ее работой волнениям.

Вспомнилось, как по воскресеньям, если только в эти дни не было концерта, его родители, наверстывая все, что недодали ребенку в будни, когда он был полностью предоставлен заботам гувернанток, шоферов и внимательного, обходительного персонала гостиниц, одаривали своего отпрыска щедрым вниманием и лаской. В такую вот спокойную, без всякой суетности пору Дэвид, наблюдая пусть и неуклюжие, но исходившие от сердца попытки отца хотя бы сейчас ублажить свое чадо, испытывал сильное желание сказать ему, что все в порядке и сын его вовсе не ощущает себя заброшенным или хоть в чем-то обделенным созданием. Родители никогда не гуляли с ним в осеннее время по зоопаркам и музеям Америки: разве их можно сравнить с зоопарками и музеями Европы! А летом не бывали с ним на Кони-Айленд или пляжах Нью-Джерси: они же по всем показателям уступали курортам в Лидо или Коста-де-Сантьяго! Во всем же остальном отец с матерью во время своего пребывания в Америке старались изо всех сил полностью соответствовать установившимся представлениям об «истинно американских родителях».

Грустно, смешно, наивно. И однако же все было именно так.

По какой-то совершенно непонятной причине Дэвид на протяжении многих лет никогда не останавливался в этом небольшом фешенебельном отеле. Правда, в том и не было особой нужды. И все же он мог бы хотя бы разок вновь наведаться туда, тем более что служащие гостиницы с глубокой симпатией относились к семье Сполдинг. Однако в данный момент ему казалось вполне естественным, что он остановился на этот раз именно в этом отеле. Спустя много лет Дэвиду захотелось, обратившись к воспоминаниям о тех далеких временах, когда его ничто еще не страшило, ощутить себя в безопасности в этом чуждом ему мире.

Отойдя от окна, Сполдинг подошел к кровати. На ней лежал доставленный посыльным новенький чемодан с его новой гражданской одеждой, которую он купил в фирменном магазине Роджерса Пита. Где, кстати, приобрел и сам чемодан. Пейс предусмотрительно передал ему через майора деньги. А заодно и документы взамен сгоревших на Терсейре. К последним, однако, он отнесся с полным равнодушием, не то что к деньгам, и это позабавило его.

Майор, встречавший Сполдинга в аэропорту Митчелл прямо на летном поле, сразу же проводил его к врачу, сидевшему в своем кабинете со скучающим видом. Тот осмотрел Дэвида и сказал, что все нормально, но посоветовал отдохнуть. Пожурил английского коллегу с его успокоительным за прописанную дозу, однако не счел нужным что-либо менять и посоветовал своему пациенту принимать по-прежнему по две таблетки каждые четыре часа. На этом и расстался врач со Сполдингом, с которым явно случилось нечто такое, о чем лучше не спрашивать.

Майор между тем был из «Фэрфакса». Он рассказал, что разведцентр продолжает расследование диверсии в Лажесе. Вполне возможно, что подготовка к этой акции была осуществлена в Лиссабоне, поводом же для нее послужили какие-то действия Сполдинга, за которые и решили его покарать. Так что Дэвиду следует быть осторожным и докладывать о любом необычном происшествии прямо полковнику Пейсу в «Фэрфакс». Потом майор назвал имя бригадного генерала Алана Свенсона, их непосредственного руководителя. В его-то распоряжение и поступает Дэвид. Свенсон вступит с ним в контакт в самое ближайшее время, самое большее – дней через десять.

– Зачем же тогда «о любом необычном происшествии» докладывать Пейсу? Почему не сообщать обо всем непосредственно Свенсону? Ведь он руководитель.

– Это инструкция Пейса, – ответил майор. – Так будет лучше, пока бригадный генерал не возьмет все в свои руки.

Опять темнят, подумал Дэвид, припоминая уклончивый взгляд Пола Холондера, американского агента на азорской Терсейре.

Происходило что-то непонятное. Указания шли необычным путем. Странной была шифровка без подписи, полученная в Лиссабоне и предписывавшая своему адресату немедленно выйти из игры. Странным был и агент на острове, сказавший, что сначала задаст ему вопросы, а потом вручит документы. Странным был также не содержавший никаких разъяснений приказ обратиться в Нью-Йорке к двум гражданским лицам.

Все это напоминало некий бешеный танец. То ли он имел дело с профессионалами высшего класса, то ли с обычными дилетантами, взявшимися не за свое дело. А может, подумалось ему, одновременно и с теми и другими. Интересно встретиться с этим генералом Свенсоном. Дэвид никогда о нем раньше не слышал.

Сполдинг лег на кровать. Он отдохнет с часок, примет душ, побреется, а потом, впервые за три года, отправится любоваться ночным Нью-Йорком. Интересно, как отразилась война на вечернем Манхэттене. Днем никаких особых изменений он не заметил, если не считать различных плакатов. Хорошо бы провести сегодняшнюю ночь с женщиной, только так, чтобы все было спокойно, без страстей и капризов. Он желал лишь просто расслабиться. Дэвиду не хотелось пользоваться услугами телефонных дам. Три года и девять месяцев прошло с тех пор, как он в последний раз поднимал телефонную трубку в Нью-Йорке. За это время он выучился быть осторожным, тщательно обдумывать все, что произошло с ним за день.

Он с удовольствием припомнил, как сотрудники посольства в Лиссабоне после отпуска смачно рассказывали о своих похождениях с женщинами. Одиночество побуждало их соглашаться на короткие встречи протяженностью в одну только ночь. Так было повсюду, выделялись же в этом отношении Вашингтон и Нью-Йорк. Война и нищета толкали многих из них на ночной заработок. С легкой усмешкой он вспомнил, что наибольшим успехом пользуются у них офицеры, особенно в звании капитана и выше.

Свою офицерскую форму он надевал ровно три раза за четыре года. В кафе «Ландыш», когда он выпивал с Пейсом, в день приезда в Португалию и в день отъезда оттуда.

А сейчас у него ее даже и не было.

Зазвонил телефон. Удивительно. Дэвид полагал, что о его местонахождении знали только «Фэрфакс» и пресловутый бригадный генерал Свенсон. Номер в отеле «Монтгомери» он заказал по телефону из медпункта аэропорта Митчелл-Филд на трое суток, точнее – на семьдесят два часа, говоря словами встретившего его майора. Ему нужно отдохнуть. Никто не должен тревожить его. И тем не менее кто-то звонил.

– Алло.

– Дэвид! – раздался низкий, хорошо поставленный женский голос. – Дэвид Сполдинг!

– Кто говорит? – Дэвид не мог понять, реальность это или фантазия играет с ним шутки. – Лэсли! Лэсли Дженнер! Дорогая! Боже мой, почти пять лет!..

Дэвида охватило волнение. Лэсли Дженнер была частью его нью-йоркской жизни. Но она не имела никакого отношения к радиотеатру: они знали друг друга по колледжу. Встречи под часами у «Балтимора», ночи в Ларю, танцы. На котильоны и тому подобные вещи его, конечно же, приглашала подруга, ибо в силу своего воспитания сам Дэвид, сын известных концертантов, не питал пристрастия к времяпрепровождению такого рода. И еще он помнил, что она, все та же Лэсли, была членом студенческой организации.

С тех пор ее фамилия изменилась. Она вышла замуж за парня из Яла, но имя его Дэвид позабыл.

– Лэсли, это… это просто потрясающе! Как ты узнала, что я здесь? – Помня постоянно о той непростой ситуации, в которой он оказался, Сполдинг не был готов к легкой, пустой болтовне.

– В Нью-Йорке ничего не происходит без моего ведома. У меня повсюду глаза и уши, милый! Целая шпионская сеть!

Дэвид почувствовал, как кровь отлила от его лица. Ему сейчас было не до шуток.

– Я серьезно, Лэсли… Я никому не звонил, даже Аарону. Как же ты нашла меня?

– Ты помнишь Синди Боннер? Она была Синди Тоттл. Вышла замуж за Пола Боннера. Так вот, Синди выбирала в магазине Роджерса Пита рождественские подарки для своего суженого и клянется, что видела, как ты примерял там костюм. Я знаю Синди, она не ошибается…

Дэвид не знал этой девушки. Он не мог припомнить не то что ее имени, а даже лица.

Лэсли Дженнер продолжала:

– Она сразу же позвонила мне из ближайшего автомата. У нас с тобой есть что вспомнить, дорогой!

Если можно назвать общими воспоминаниями память о тех двух летних месяцах, когда Дэвид проводил уик-энды в Ист-Хамптоне, деля с Лэсли постель, то тогда – да. Но это все в прошлом. Они расстались еще до того, как она решила вступить с тем парнем в законный брак.

– Надеюсь, ты не предупредила мужа, что собираешься звонить мне?

– О боже, бедный ягненочек! Я снова Лэсли Дженнер, а не Лэсли Хоуквуд! О бывшем своем муже я даже не вспоминаю, чтоб ему пусто было!

Ага, вот в чем дело, подумал Дэвид. Она вышла замуж за человека по фамилии Хоуквуд. То ли Роджер, то ли Ральф. Вроде бы футболист, а может, теннисист.

– Извини. Я не знал…

– Мы с Ричардом разошлись полюбовно сто лет назад. Я сделала глупость, связавшись с ним. Этот сукин сын не стоит даже твоего ногтя. Сейчас он служит в Лондоне. В авиации. Где-то в сверхсекретных частях, как я полагаю. Уверена, что спит там со всеми девками подряд… Да-да, это так. Уж я-то знаю его!

Дэвид почувствовал легкое возбуждение. Лэсли явно напрашивалась на встречу.

– Ясное дело, ведь наши народы – американцы и англичане – союзники, – пошутил Сполдинг. – Но как ты нашла меня в этом отеле?

– Я сделала ровно четыре телефонных звонка, мой ягненочек. Позвонила в отели «Коммодор», «Балтимор» и «Вальдорф», но тут вспомнила, что твои родители всегда останавливались в «Монтгомери». Как давно это было, дорогой!.. И подумала, что ты должен быть там.

– Ты могла бы стать отличным детективом, Лэсли.

– Только в том случае, если объект наблюдения стоит того. Ты мне рад?

– Да, – ответил Сполдинг, думая совершенно о другом. – И я не прочь оживить воспоминания. Может, пообедаем вместе?

– Если бы ты не пригласил меня, я бы заплакала.

– Я заеду за тобой. Говори адрес.

Лэсли минуту поколебалась, затем предложила:

– Давай встретимся в ресторане. Так будет проще.

Теперь – слово за ним.

Дэвид назвал небольшое кафе на Пятьдесят первой улице, в котором он бывал не раз. Оно находилось в парке.

– В половине восьмого? В восемь?

– Лучше полвосьмого. Но не там, милый. Это кафе закрылось много лет назад. А почему бы не в «Гэлери»? Это на Сорок шестой улице. Я сделаю заказ, меня там знают.

– Отлично.

– Бедный ягненочек, ты так давно здесь не был. Ничего не знаешь. Я буду опекать тебя.

– Подходит. Итак, полвосьмого.

– Жду не дождусь, когда снова увижу тебя. И обещаю тебе не плакать.

Сполдинг положил телефонную трубку. Многое казалось ему странным. Взять хотя бы уже одно то, что девушка звонит бывшему своему любовнику после чуть ли не четырехлетней разлуки и к тому же в военную пору и при этом не интересуется даже, где пропадал он, как дела у него и сколько, наконец, он пробудет здесь. Это неестественно – не спросить о подобных вещах в столь суматошное время.

Но больше всего Дэвида настораживало следующее обстоятельство.

Последний раз его родители останавливались в «Монтгомери» в 1934 году. С тех пор он здесь не бывал. С Лэсли Дэвид познакомился в октябре 1936 года в Нью-Хейвене. Это он помнил четко.

Так что Лэсли не могла знать о «Монтгомери», тем более в связи с его родителями.

Девушка явно лгала.

Глава 16

29 декабря 1943 года
Город Нью-Йорк

Ресторан «Гэлери» оказался, в сущности, таким, каким ожидал увидеть его Дэвид: обилие темно-красного бархата, множество пальм различных форм и размеров, масса настенных светильников, отбрасывающих приглушенный свет на столики. Посетители полностью соответствовали обстановке: молодые, богатые, уверенные в себе, с белозубыми улыбками. Шум голосов то усиливался, то затихал, превращаясь в равномерный гул.

Когда он пришел, Лэсли уже ждала его у гардероба. Увидев Дэвида, она бросилась ему навстречу. Несколько минут Лэсли молча и горячо прижималась к нему. Впрочем, может, и не столь долго, как показалось ему. Наконец она откинула назад голову, посмотрела ему в глаза. Слезы текли по ее щекам. Слезы были настоящими, но что-то в лице женщины – то ли в улыбке, то ли в выражении глаз – было поддельным. В ней чувствовалось напряжение. А может, просто он сам напряжен? Годы отдалили его от таких мест, как «Гэлери», и от таких женщин, как Лэсли Дженнер.

Во всем остальном она осталась прежней, какой он ее помнил. Разумеется, повзрослела, обрела женский шарм, уверенность во взгляде. Темно-русый цвет волос поменялся на светло-каштановый. Большие карие глаза выдавали ее врожденную чувственность. Лицо немного пополнело, но прекрасная аристократичность формы сохранилась. Ее присутствие будило в нем острые воспоминания. Гибкое, сильное, с полной грудью тело звало к близости.

– Боже, боже, боже! О, Дэвид! – шептала она, касаясь губами его уха.

Они сели за столик. Лэсли держала его за руку, отпуская ее только для того, чтобы прикурить сигарету. Они разговорились. Дэвиду казалось, что Лэсли не слушает его, хотя та часто кивала, не сводя с него глаз. Он изложил в общих чертах свою легенду: Италия, легкое ранение, решение вернуться к работе в промышленности, где он принесет гораздо больше пользы, чем под ружьем. Он не знает, как долго пробудет в Нью-Йорке.

«Тут я абсолютно честен, – подумал Дэвид. – Совершенно не знаю, сколько пробуду в городе, а хотел бы знать».

Он был рад видеть ее снова.

Обед служил прелюдией к постели. Оба знали об этом и не старались скрыть своего возбуждения, вызывая в памяти самые приятные моменты прошлого. В юности их связь была тайной. Опасность быть разоблаченными перед родителями придавала остроту их встречам.

– Поедем к тебе? – предложил Дэвид.

– Нет, ягненочек. Я живу вместе с тетушкой – маминой младшей сестрой. Теперь модно снимать квартиру на двоих. Экономней и патриотичней.

«Всего лишь отговорка», – решил Дэвид.

– Тогда едем ко мне, – произнес он твердо.

– Дэвид, – начала Лэсли, сжав его руку, – семейные постояльцы «Монтгомери», – к примеру, те же Алькотты или Дьюхорсты, – знакомы со многими из моего круга. У меня есть ключ от дома Пэгги Вебстер в пригороде. Помнишь Пэгги? Ты был на ее свадьбе. А Джека Вебстера не забыл? Ты должен его знать. Он служит на флоте, а Пэгги уехала к нему в Сан-Диего. Поедем к ним на квартиру?

Сполдинг внимательно смотрел на женщину. Он не забыл странного телефонного разговора, ее ложь о старом отеле и его родителях. А может, он все это напридумывал? Больное воображение? Годы, проведенные в Лиссабоне, сделали его недоверчивым. Но любопытство брало верх. Любопытство и возбуждение. Ему хотелось знать правду. И хотелось близости с Лэсли.

– К Пэгги так к Пэгги! – воскликнул он.

* * *

Если у девушки и были какие-то иные помыслы, кроме стремления лечь с ним в постель, то они ускользнули от внимания Сполдинга.

Сняв пальто, Лэсли сразу отправилась на кухню готовить выпивку, а Дэвид занялся камином, куда отправил прежде всего завалявшуюся тут же пачку газет.

Из дверей кухни Лэсли наблюдала, как ее приятель уложил дрова в очаг и разжег огонь. Держа в руках бокалы, она сказала улыбаясь:

– Через два дня – Новый год. Пусть это будет наш праздник. Надеюсь, он принесет много счастья.

– Я не против, – отозвался Дэвид, подходя к ней, и взял оба бокала. – Я поставлю их здесь.

Дэвид поднес рюмки на столик перед небольшой кушеткой возле камина. Подойдя к столику, он быстро обернулся и взглянул на Лэсли.

Но она не смотрела на него. Как и на бокалы.

Девушка подошла молча к камину и, торопливо расстегнув блузку, бросила ее на пол. На ней было красивое белье, плотно облегающее грудь.

– Сними рубашку, Дэвид.

Он повиновался. Лэсли вздрогнула, заметила повязку на его плече и нежно прикоснулась к ней пальцами. А затем крепко прижалась к Дэвиду. Он обнял ее.

– Выпивка подождет, Дэвид. Этот праздник в любом случае наш.

Он поцеловал ее глаза, уши, губы. Лэсли, изнемогая от страсти, опустилась на колени.

– Дэвид, давай прямо здесь, на полу, – произнесла она дрожащим от волнения голосом и легла на ковер.

Дэвида не пришлось звать дважды. Он тотчас лег рядом с ней, и их губы слились в поцелуе.

– Я помню, – шептал он с нежной улыбкой, – нашу первую встречу в домике за лодочным сараем. Мы вот так же лежали в тот день на полу. Как было чудесно тогда!

– Я не раз думала, помнишь ли ты об этом. Что же касается меня, то я помнила о той встрече всегда.

* * *

Было без четверти час, когда он подвез ее к дому. От свидания остались приятные воспоминания. Они дважды соединились в экстазе любви, пили отличное виски из запасов Джека Вебстера и его дражайшей супруги Пэгги и болтали о прежних днях. Ричард Хоуквуд, ее бывший муж, был просто помешан на сексе, ничто другое его не интересовало. Родители пытались привлечь его к своему бизнесу, но безуспешно. Видимо, бог создал Хоуквуда ненасытным в страсти. Для таких, как Ричард, и была придумана война, говорила Лэсли. Только во время ее и могут выдвинуться подобные ему люди. Он скорее предпочел бы «сгореть в жарком пламени», чем влачить нудное существование обывателя из штатских.

Сполдинг подумал, что Лэсли слишком резка, говоря о своем бывшем муже. Но она уверяла его, что еще слишком мягка в своих оценках этого прохвоста.

В общем, все прошло хорошо. Они весело провели время. Много смеялись. И занимались любовью.

И все же весь вечер Дэвид был настороже, ожидая, что она вот-вот проговорится, чем-то разоблачит себя, спросит его о чем-нибудь необычном. Скажет, во всяком случае, что-нибудь такое, что позволило бы ему понять наконец, по какой же причине солгала она ему вчера днем, когда объясняла, каким именно образом удалось ей разыскать его в этом огромном городе. Но ничего, что дало бы ему ключ к разгадке, он так и не услышал.

Он спросил, откуда она помнит, что его родители останавливались в «Монтгомери». Лэсли сослалась на свою исключительную память, добавила, что любовь всегда прозорлива.

Она снова лгала. В чем, в чем, а в этом он не сомневался. Все, что было между ними, не имело никакого отношения к любви.

Она попрощалась с ним в такси, не пригласив его к себе. Тетя спит. Ну что ж, тем лучше.

Завтра они встретятся снова у Вебстеров. В десять часов вечера. Званый обед, на котором ей предстоит побывать, – не помеха: она сумеет пораньше удрать оттуда. И откажется от приглашения на встречу Нового года. Весь день они проведут только вдвоем.

Дверь за Лэсли захлопнулась, такси медленно поехало по Пятой авеню. Дэвид впервые за день вспомнил, что по приказу из «Фэрфакса» он должен явиться на «Меридиан эйркрафт» послезавтра. В Сочельник. Он рассчитывал, что пробудет там до полудня.

Как все странно: Рождество, Новый год…

Он даже не вспомнил о рождественских празднествах. Подарки родителям он отправил в Сантьяго заранее, еще до поездки на север Испании – в Страну Басков и Наварру.

Ему не до рождественских праздников. Санта-Клаусы, звонящие в колокольчики на улицах Нью-Йорка, роскошные витрины магазинов – все это не для него.

Печально, конечно. Когда-то ведь ему нравились праздники.

Сполдинг расплатился с шофером, кивнул ночному портье у входа в отель и поднялся лифтом на свой этаж. Подойдя к двери своего номера, Дэвид автоматически коснулся пальцем того места, где должна была находиться метка, которую перед тем, как покинуть гостиницу, он оставил чуть ниже замка.

Но ничего, кроме гладкой деревянной поверхности, не обнаружил. Щелкнув зажигалкой, он внимательно осмотрел при свете ее зазор в дверном проеме.

И убедился, что прикрепленная им к двери контрольная нитка бесследно исчезла.

Руководствуясь инстинктом самосохранения и инструкцией из «Фэрфакса», предписывавшей ему быть всегда начеку, Дэвид не поленился перед уходом из гостиницы «опечатать» свой номер и кое-что из находившихся в нем вещей. Полдюжины неприметных для постороннего глаза рыжевато-коричневых и черных шелковых нитей были закреплены в самых различных местах. Если бы вдруг оказалось, что метки исчезли или нитки просто порвали, это означало бы только одно: в его отсутствие кто-то уже успел похозяйничать тут.

Оружия у Дэвида не было, незваный же гость, возможно, еще находился в номере.

Он вернулся к лифту и попросил у лифтера запасной ключ, сославшись на то, что дверь почему-то не открывается. У лифтера ключа не было. Они вместе спустились в вестибюль.

Ночной портье извинился, попросил лифтера остаться вместо себя, а сам поднялся с Дэвидом, чтобы помочь ему справиться с замком.

Когда они вдвоем, выйдя из лифта, двинулись по коридору к номеру, Сполдинг услышал тихий щелчок замка. Этот звук он не спутает ни с каким другим. Дэвид окинул взглядом коридор, пытаясь определить, откуда шел звук. Но не смог. Все двери в коридоре были закрыты.

Дверь его номера портье открыл без усилий. Однако, к недоумению служащего, мистер Сполдинг схватил зачем-то его за плечо и решительно втолкнул в комнату.

Дэвид оглянулся. Двери в ванную и в туалет были открыты, как он их и оставлял. Больше же спрятаться было негде. Он отпустил портье, дав ему пять долларов на чай.

– Благодарю вас, – сказал Дэвид на прощанье. – Мне, право же, неудобно. Видать, перебрал немного с выпивкой.

– Дело житейское, сэр, – заметил портье и, поблагодарив за чаевые, захлопнул за собой дверь.

Дэвид начал проверять оставленные им в номере метки.

Нагрудный карман пиджака, висевшего в шкафу.

Нитки нет.

Письменный стол, первый и третий ящики.

Ни в том, ни в другом нитки не оказалось. В первом ящике в момент его ухода она лежала на носовом платке. В третьем же была спрятана между рубашками. Исчезла метка и с постели.

Нигде ничего.

Дэвид подошел к чемодану, который лежал на стеллаже возле окна, и осмотрел правый замок. В отверстии для ключа он закрепил нитку, которую непременно порвали бы, если бы кому-то вздумалось вдруг отпереть замок.

Нитка, как обнаружил он, была порвана. Оставшийся конец забился внутрь замочной скважины. Значит, чемодан открывали.

Точно такая же метка должна была находиться и внутри чемодана – у задней стенки на расстоянии в три пальца от левой стороны.

Но сейчас ее там не было.

Сполдинг направился к тумбочке у кровати, на которой стоял телефон, и взял в руки телефонный справочник. Медлить было нельзя. Действовать следовало незамедлительно, чего противник, конечно, не ждет. Внезапность – вот главный его козырь. В номере, несомненно, побывали профессионалы. Сделано все было чисто и аккуратно. И им и в голову не могло прийти, что постоялец, вернувшись к себе, обнаружит следы их присутствия там.

Он отыщет номер телефона Лэсли Дженнер и отправится назад, к ее дому. Может, ему повезет, и он найдет неподалеку от дома телефонную будку, из которой сможет спокойно наблюдать за подъездом. А затем позвонит ей, придумав что-нибудь, чтобы назначить встречу. Естественно, он ни словом не обмолвится об обыске в его номере и не скажет ничего такого, что могло бы выдать возникшие у него подозрения. Главное – проследить за реакцией Лэсли. Если она согласится встретиться с ним – значит, все в порядке. Если нет, он будет следить за ее домом хоть всю ночь.

Лэсли Дженнер вешает ему лапшу на уши, не догадываясь, что резидент в Лиссабоне не зря провел три года на севере Пиренейского полуострова.

Судя по телефонному справочнику, никто по фамилии Дженнер не снимал квартиры в том доме, куда подвез Лэсли Дэвид.

Зато в Манхэттене проживало шесть Дженнеров, абонентов телефонной компании.

Через коммутатор отеля Дэвид связался с каждым из них. В ответ раздавались лишь сонные злые голоса.

– Лэсли Дженнер здесь не живет. И вообще мы не знаем такой, – вот и все, что слышал он всякий раз.

Сполдинг опустил телефонную трубку на рычаг и, поднявшись с кровати, на которой сидел, зашагал по комнате.

Конечно, ничто не мешает ему зайти в то здание и обратиться с расспросами к швейцару: квартира, в конце концов, могла быть записана и на имя тетушки. Впрочем, ни к чему все это. Если бы Лэсли Дженнер действительно проживала в этих апартаментах, то в справочнике непременно были бы указаны и ее адрес, и номер телефона, являвшегося для нее не просто одним из элементов комфорта, но и необходимейшим предметом, без которого она просто не мыслила своего существования. Кроме того, прежде чем отправиться туда и начать наводить там справки, ему пришлось бы придумать какой-нибудь более или менее правдоподобный предлог, чтобы не вызвать ни у кого подозрения. А это не так-то просто. И он решил не заглядывать, – во всяком случае, пока что, – в фешенебельный доходный дом, у которого простился с Лэсли.

Как звали ту девушку, в магазине Роджерса Пита? Которая еще выбирала рождественские подарки? Цинтия? Синди?.. Синди. Синди Таттл… Или Тотлл… Боннер. Замужем за Полом Боннером и посему выбирала в том магазине подарки для своего суженого, как изволила выразиться Лэсли.

Он подошел к тумбочке у кровати и взял телефонный справочник. Пол Боннер был в списке: 480, Парк-авеню. Район вполне приличный. Сполдинг набрал номер.

Ему ответил сонный женский голос:

– Алло?

– Миссис Боннер?

– Да. Кто это?

– Я Дэвид Сполдинг. Вы встретили меня вчера после полудня в магазине Роджерса Пита. Вы выбирали там подарки своему мужу, а я покупал костюм… Простите меня за то, что я вас потревожил, но дело серьезное. Я обедал с Лэсли… с Лэсли Дженнер – вы ей звонили. Я только что проводил ее домой. Мы должны встретиться завтра, но у меня неожиданно все изменилось, а я забыл номер ее телефона и не могу отыскать его в справочнике. Пожалуйста…

– Мистер Сполдинг. – Женщина резко перебила его, судя по голосу, она окончательно проснулась. – Если это шутка, то очень плохая. Я помню ваше имя… Но я не видела вас вчера после полудня и ничего не выбирала… И вообще не была у Роджерса Пита. Мой муж убит четыре месяца назад. На Сицилии… Если не ошибаюсь, мы с Лэсли Дженнер, с Лэсли Хоуквуд… не встречались уже больше года. Как помнится мне, она переехала в Калифорнию. В Пасадену. Мы не поддерживаем контактов. И не думаю, что станем искать когда-либо встречи друг с другом.

В трубке послышался резкий щелчок – это женщина бросила трубку.