Текст книги "Возвращение Матарезе"
Автор книги: Роберт Ладлэм
Жанр:
Шпионские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
Роберт Ладлэм
Возвращение Матарезе
Посвящается Карен
Она пришла, смеясь, когда не было никого.
И снова наполнила жизнь радостью.
Пролог
Челябинск, крупный промышленный центр, удален от Москвы примерно на девятьсот миль. Несмотря на это, расположенный рядом с городом охотничий домик в свое время считался любимым местом отдыха у высшего руководства Советского Союза. На эту дачу приезжали круглый год: весной и летом она превращалась в праздник садовых и диких цветов у подножия гор, осенью и зимой становилась охотничьим раем. После крушения Политбюро новые правители сохранили дачу в неприкосновенности, выделив ее семье одного из выдающихся российских ученых, физика-ядерщика Дмитрия Юревича. Юревич, человек вне политики, был жестоко убит. Его заманили в чудовищную ловушку те, у кого гений Юревича, которым он хотел поделиться со всем человечеством, вызывал не уважение, а одну только бессильную ярость. И неважно, откуда пришли убийцы, – установить это так и не удалось, – ими двигала бесконечная злоба.
Седая, лысеющая старуха лежала в кровати у огромного окна, из которого открывался вид на первый снег, выпавший необычно рано для этих мест. За двойным стеклом все было таким же белым, как ее волосы и сморщенная кожа. Под тяжестью первозданной морозной свежести гнулись ветви деревьев. Выглянувшее солнце наполняло весь мир ослепительным светом. Протянув руку, старуха с трудом взяла с ночного столика бронзовый колокольчик и позвонила.
Через минуту в дверях появилась дородная женщина лет тридцати, темноволосая, с живыми карими глазами.
– Да, бабушка, что я могу для тебя сделать? – спросила она.
– Ты и так делаешь для меня все, что в твоих силах, дитя мое.
– Может быть, принести чаю?
– Чай потом, внучка, приведи ко мне священника, и неважно, какого.
– Бабушка, тебе нужен не священник, тебе нужно основательно подкрепиться.
– Боже мой, ты сейчас прямо вылитый дед. Тот тоже вечно спорил, всегда пытался докопаться до самой сути…
– Вовсе я не спорю, – прервала старуху Анастасия Солатова, внучка Юревичей. – А ты действительно ешь меньше воробышка!
– Да воробышек, пожалуй, каждый день съедает столько, сколько весит сам… Что-то у нас в доме сегодня слишком тихо. Где твой муж?
– Пошел на охоту. Сказал, что по свежей пороше легко выслеживать дичь.
– Боюсь, как бы он не отстрелил себе ногу. Да и съестного у нас достаточно, – заметила старуха. – Москва не обижает.
– Пусть только попробовала бы!– усмехнулась Анастасия.
– Не бойся, дорогая, нас не посмеют оставить без внимания.
– Баба Маша, так о чем ты говорила?
– О священнике. Приведи ко мне попа. Пора готовиться на тот свет.
Настя сделала протестующий жест.
– Иди же! – Внучка поняла, что на этот раз спорить с бабушкой бесполезно.
Пожилой православный священник, облаченный в черную рясу, стоял у кровати. Симптомы не вызывали сомнений: ему уже много раз приходилось присутствовать при этом. Старуха умирала; ее дыхание становилось все более прерывистым и частым, и с каждой минутой дышать ей было все труднее.
– Вы желаете исповедоваться в своих грехах, дочь моя? – спросил священник.
– Да не в своих, осел! – ответила Мария Юревич. – Тот день был чем-то похож на сегодняшний – выпал свежий снег, охотники с ружьями за плечом… Он был убит в такой же день, как этот; его буквально разорвал на части разъяренный раненый медведь, которого натравили на него безумцы…
– Да-да, мы наслышаны о вашей трагической потере, Мария Юрьевна…
– Сначала утверждали, что это дело рук американцев, потом стали говорить, что за этим стоят недоброжелатели моего мужа из Москвы – его завистливые соперники, однако и первое, и второе объяснения не имеют ничего общего с истиной.
– Мария Юрьевна, все это произошло так давно… Успокойтесь, господь вас ждет. Он примет вас в свои объятия и утешит…
– Болван, истину нужно открыть. Позднее я узнала – мне звонили из всех уголков земного шара, ни одного написанного слова, все только устно, – что и я сама, и мои дети, и дети моих детей не доживут до следующего дня, если я только когда-нибудь заговорю о том, что мне рассказал мой муж.
– И что же это было, Мария Юрьевна?
– Мне трудно дышать! За окном темнеет!
– Что это было? Говорите же.
– На свете существует сила, более опасная, чем все воинственные террористические группировки на земле…
– Что это за «сила», Мария Юрьевна?
– Матарезе… высшее зло…
Старуха уронила голову на подушку. Она была мертва.
Огромная сверкающая белая яхта длиной больше ста пятидесяти футов от носа до кормы медленно подходила к причалу в Эстепоне, северной части роскошного испанского курорта Коста-дель-Соль, места, куда перебираются отошедшие от дел и удалившися на покой сильные мира сего.
В фешенебельной каюте в обитом бархатом кресле сидел высохший старик, возле которого стоял личный слуга, не разлучающийся с ним на протяжении уже почти трех десятилетий. Слуга, давно ставший близким другом, готовил престарелого владельца яхты к самому важному совещанию за всю его жизнь, растянувшуюся на девять десятков лет. Свой истинный возраст старик хранил в тайне, ибо бо́льшую часть жизни он провел, сражаясь с теми, кто был гораздо моложе его. Зачем давать этим алчным индюкам лишний козырь – повод позлословить о том, что их оппонент впал в старческий маразм, который на самом деле представлял собой богатейший опыт нескольких поколений? Три пластические операции превратили лицо старика в безжизненную маску, но все это было лишь внешним, обманчивым обликом, вводящим в заблуждение многочисленных противников, которые при малейшей возможности попытались бы прибрать к рукам его финансовую империю.
Империю, которая больше ничего не значила. Этот бумажный колосс стоимостью свыше семи миллиардов американских долларов – семь тысяч раз по миллиону – был построен на деятельности давно забытой организации. Началось все с предвидения, осенившего одного человека; впоследствии подручные, которые не видели дальше собственного носа, извратили великое начинание, наполнив его сатанинской жестокостью.
– Антуан, как я выгляжу?
– Замечательно, мсье, – ответил слуга. Протерев подбородок и щеки старику мягким лосьоном после бритья, он убрал простыню, открыв строгий костюм-тройку, дополненный галстуком в полоску.
– Не лишнее ли все это? – спросил элегантный старик, указывая на свой наряд.
– Вовсе нет. Как-никак, сэр, вы председатель, и те, кого вы сейчас примете, должны будут сразу это почувствовать. Любое противостояние вам необходимо подавить в зародыше.
– О, мой старый друг, никакого противостояния не будет. Я намереваюсь отдать распоряжение всем отделениям своей корпорации готовиться к деструктуризации. Я собираюсь щедро вознаградить всех тех, кто отдавал свои силы и время деятельности, о которой им, по сути дела, ничего не было известно.
– Дорогой Рене, обязательно найдутся те, кто посчитает ваши распоряжения неприемлемыми.
– Отлично! Наконец-то ты отбросил формальности. Надеюсь, сейчас ты скажешь мне что-то важное. – Оба негромко рассмеялись, и старик продолжал: – Должен честно признаться, Антуан, мне давно следовало бы назначить тебя главой какого-нибудь комитета. Не могу припомнить, чтобы твое суждение оказалось ошибочным.
– Свои мысли я высказываю только тогда, когда вы об этом просите, и только в тех случаях, как мне кажется, когда я понимаю все обстоятельства. Я ни разу не высказывался по поводу ведения деловых переговоров, в которых абсолютно ничего не смыслю.
– Ты разбираешься только в людях, правильно?
– Скажем так, Рене, я стараюсь не дать вас в обиду… Ну а теперь позвольте помочь вам перебраться в кресло-каталку…
– Ни в коем случае, Антуан! Возьми меня под руку, и я сам войду в зал заседаний… Кстати, что ты имел в виду, сказав, что найдутся те, кто будет не рад моим распоряжениям? Я щедро отблагодарил всех. Все те, кто на меня работал, до конца своих дней не будут ни в чем испытывать недостатка.
– Друг мой, обеспеченность в жизни – это совсем не то же самое, что и активное участие. Разумеется, простые рабочие будут счастливы, но вот высшее руководство, возможно, отнесется к вашему решению иначе. Берегитесь, Рене, – к этой категории относится кое-кто из тех, кто будет присутствовать на предстоящем совещании.
Просторный обеденный зал яхты представлял собой точную копию одного знаменитого парижского ресторана, только потолки были ниже. На стенах, расписанных в духе импрессионистов, были изображены виды Сены, Триумфальной арки, Эйфелевой башни и других достопримечательностей французской столицы. Рядом с круглым столом из красного дерева стояли пять кресел, из которых четыре были заняты, а одно оставалось свободным. За столом сидели четверо мужчин в строгих деловых костюмах; перед каждым стояло по бутылке минеральной воды, пепельнице и пачке сигарет «Голуаз». Две пепельницы использовались по назначению, остальные были решительно отодвинуты в сторону.
Дряхлый старик вошел в зал в сопровождении своего преданного слуги, с которым не расставался уже двадцать восемь лет. Все присутствующие уже знали Антуана по предыдущим встречам. После обмена приветствиями слуга усадил старика в председательское кресло, а затем сам устроился у него за спиной, у самой переборки. Никто не возражал против этого; впрочем, никто и не смог бы ничего возразить, потому что это была традиция, освященная временем.
– Итак, здесь собрались все мои поверенные. Mon avocat[1]1
Мой адвокат (фр.).
[Закрыть] в Париже, ein Rechtstanwalt[2]2
Поверенный (нем.).
[Закрыть] в Берлине, mio avvocato[3]3
Мой адвокат (итал.).
[Закрыть] в Риме и, разумеется, наш корпоративный юрист в Вашингтоне. Мне очень приятно снова видеть всех вас. – Присутствующие молча закивали; старик продолжал: – По вашей бурной реакции видно, что вы не в восторге от нашего совещания. Что достойно сожаления, потому что мои распоряжения будут выполнены, нравится вам это или нет.
– Вы позволите, герр Мушистин? – заговорил поверенный из Германии. – Мы получили ваши зашифрованные распоряжения, которые в настоящий момент надежно заперты в наши сейфы, и, надо признаться, мы пришли в ужас! Мало того, что вы намереваетесь продать ваши компании вместе со всеми их активами…
– Разумеется, за вычетом весьма крупных сумм, причитающихся вам за ваши профессиональные услуги, – резко и твердо прервал его Рене Мушистин.
– Мы очень признательны вам за вашу щедрость, Рене, однако нас беспокоит не это, – сказал поверенный из Вашингтона. – Нельзя не думать о том, что последует дальше. На многих фондовых рынках начнется паника, стоимость акций взлетит до небес… и обязательно возникнут неприятные вопросы! Не исключено, кое-кто потребует провести тщательное расследование нашей деятельности… нам придется очень несладко.
– Чепуха. Все вы только выполняли приказы неуловимого Рене-Пьера Мушистина, единоличного владельца всех предприятий. Малейшее неповиновение грозило вам немедленным увольнением. Господа, в кои-то веки скажете правду. Скажите правду, и вас никто пальцем не тронет.
– Но, монсеньор, – воскликнул итальянский адвокат, – вы собираетесь продавать активы по ценам значительно ниже рыночных! С какой целью? Тем самым вы просто подарите миллионы и миллионы безликим «никто», не способным отличить лиру от немецкой марки! Вы что, вдруг прониклись идеями социализма и задумали изменить мир, при этом уничтожив тысячи тех, кто верил в вас, кто верил в нас?
– Вовсе нет. Вы являетесь частью великого дела, которое началось за много лет до того, как вы появились на свет, начало которому положил наш великий хозяин барон Матарезе.
– Кто? – переспросил французский адвокат.
– Герр Мушистин, сказать по правде, я смутно помню, что уже слышал это имя, – признался немец. – Однако оно для меня ничего не значит.
– В этом нет ничего удивительного. – Рене Мушистин быстро оглянулся на своего слугу Антуана. – Вы все – ничто, лишь паутина, сплетенная пауком, нанятая этим пауком, для того чтобы его деятельность внешне выглядела законной, ибо вы были представителями закона. Вы обвиняете меня в том, что я возвращаю миллионы проигравшим, – но откуда, по-вашему, происходят мои богатства? Мы превратились в обезумевшую алчность.
– Мушистин, вы не можете так поступить! – крикнул американский юрист, вскакивая с места. – Меня схватят за шкирку и заставят отчитываться перед Конгрессом!
– И меня! – подхватил адвокат из Берлина. – Бундестаг потребует провести парламентское расследование!
– Я не собираюсь оправдываться перед Палатой депутатов! – воскликнул парижанин.
– А я попрошу наших коллег из Палермо убедить вас пересмотреть свое решение, – угрожающим тоном произнес поверенный из Рима. – И вам придется согласиться с их доводами.
– Почему бы вам не сделать это самому? Или вы боитесь немощного старика?
В бешенстве вскочив на ноги, итальянец сунул руку за пазуху сшитого на заказ пиджака. Но это было все, что он успел сделать. Фьють! Одна пуля из пистолета с глушителем, выпущенная Антуаном, разнесла ему лицо. Адвокат из Рима упал, пачкая пол кровью.
– Да вы с ума сошли! – в ужасе завопил немец. – Он только собирался показать вам газетную статью, в которой утверждалось о связях кое-каких из ваших компаний с мафией, что, кстати, соответствует действительности. Вы просто чудовище!
– Странно слышать это именно от вас, особенно если вспомнить Освенцим и Дахау.
– Да меня тогда еще на свете не было!
– Почитайте историю… Антуан, а ты что скажешь?
– Это была оправданная самооборона, мсье. Как старший осведомитель французской тайной полиции «Сюрте», я упомяну об этом в своем отчете. Этот человек попытался достать оружие.
– Проклятие! – заорал адвокат из Вашингтона. – Ты нас подставил, сукин сын!
– Вовсе нет. Я просто хотел убедиться, что вы в точности выполните мои распоряжения.
– Но мы не можем! Во имя всего святого, неужели вы это не понимаете? Это же будет конец для всех нас…
– Для одного из вас определенно, но мы избавимся от трупа, бросим его за борт на корм рыбам.
– А вы действительно сумасшедший!
– Все мы лишились рассудка. Но начинали мы нормальными людьми… Антуан, берегись! Иллюминаторы!
За маленькими круглыми иллюминаторами внезапно появились лица, закрытые резиновыми масками. Неизвестные один за другим разбили своим оружием стекла и открыли ураганный огонь без разбора по всему, что находилось в каюте. Антуан, не обращая внимания на простреленное плечо, увлек Мушистина под сейф, который стоял у переборки. Однако у его господина и друга грудь была продырявлена в нескольких местах. Преданный слуга понял, что человек, которому он отдал почти тридцать лет своей жизни, уже не жилец на этом свете.
– Рене, Рене, – запричитал Антуан. – Дышите глубже, дышите во что бы то ни стало! Эти люди уже ушли! Я отвезу вас в больницу!
– Нет, Антуан, слишком поздно. – Мушистин поперхнулся, отхаркиваясь кровью. – С адвокатами все кончено, и я не сожалею о своем конце. Я жил во зле и умираю, отвергая его. Быть может, где-нибудь для кого-нибудь это будет иметь какие-то последствия.
– О чем это вы, mon ami[4]4
Друг мой (фр.).
[Закрыть], мой дорогой друг, самый близкий на земле человек?
– Разыщи Беовульфа Агату.
– Кого?
– Наведи справки в Вашингтоне. Там должны знать, где он. Василий Талейников погиб, это так, но Беовульф Агата остался в живых. Он знает правду.
– Какую правду, мой самый ближайший друг?
– Матарезе! Они вернулись. Каким-то образом они проведали про это совещание. Мои зашифрованные распоряжения не имеют никакого смысла без ключа. Матарезе должны были остановить меня, поэтому ты должен остановить их!
– Но как?
– Веди с ними войну не на жизнь, а на смерть! Скоро ее пламя разгорится повсюду. Идет зло, предвещанное архангелом преисподней, носителем добра, который стал прислужником сатаны.
– Я вас не понимаю. Я ничего не смыслю в Священном Писании…
– В этом нет необходимости, – прошептал умирающий Мушистин. – Мысль обладает большей движущей силой, чем соборы и храмы. Она живет тысячелетия, дольше, чем камень.
– Черт побери, о чем это вы?
– Разыщи Беовульфа Агату. Он – ключ к разгадке.
Рене Мушистин судорожно дернулся вперед, но тут же обмяк, уронив голову назад на переборку. Его последние слова, произнесенные шепотом, прозвучали отчетливо:
– Матарезе… воплощение зла.
Старик, хранивший страшную тайну, умер.
Глава 1
За шесть месяцев до этого
В корсиканских горах, неподалеку от города Порто-Веккио на Тирренском море, затерялись развалины поместья, бывшего когда-то величественным и роскошным. Наружные каменные стены, построенные на века, сохранились в основном нетронутыми, но вся внутренняя обстановка была уничтожена пожаром еще несколько десятков лет назад. Дело близилось к вечеру; черные тучи, затянувшие небо, предвещали неминуемый проливной дождь – это вдоль побережья надвигался со стороны Бонифачо зимний шторм. Вскоре воздух и земля промокнут насквозь, повсюду разольется жидкая грязь, а по заросшим, едва различимым тропинкам, которые окружают громадный особняк, придется не ходить, а передвигаться вброд.
– Padrone[5]5
Хозяин (итал.).
[Закрыть], я бы посоветовал поторопиться, – сказал коренастый широкоплечий корсиканец в куртке с капюшоном. – Дорога до аэродрома в Сенетозе трудна и в хорошую погоду, – добавил он с сильным акцентом по-английски – по молчаливой договоренности разговор велся именно на этом языке.
– Сенетоза подождет, – ответил худощавый мужчина в дождевике, чья речь выдала его нидерландское происхождение. – Все подождет до тех пор, пока я не доведу до конца начатое!.. Будь добр, дай мне план северной части поместья.
Сунув руку в карман, корсиканец достал лист плотной бумаги, сложенный несколько раз. Он протянул его человеку из Амстердама, и тот, быстро развернув план, прижал его к каменной стене и принялся изучать. То и дело отрываясь от листа бумаги, голландец оглядывался по сторонам, и на какое-то мгновение окружающий вид полностью пленял его. Начался дождь, и холодная морось быстро переросла в сплошной ливень.
– Сюда, padrone, – воскликнул провожатый из Бонифачо, указывая на арку в каменной стене. Служившая входом в давно заброшенный сад, она выглядела очень необычно, поскольку при ширине чуть больше четырех футов имела толщину почти шесть футов. Похожая на тоннель странная арка заросла диким плющом, который, вскарабкавшись по стенам, словно закрывал вход от непрошенных гостей. Тем не менее здесь можно было укрыться от непогоды.
«Pаdrone», мужчина лет сорока с небольшим, нырнул в тесное укрытие и снова тотчас же прижал развернутый план к расползающейся паутиной листве; достав из кармана дождевика красный фломастер, он очертил большой круг.
– Вот здесь, – крикнул голландец, перекрывая стук дождя по каменным стенам. – Этот участок нужно отгородить, запечатать, так, чтобы ни один посторонний не мог попасть сюда! Это понятно?
– Если таков ваш приказ, можете считать, дело сделано. Но, padrone, речь идет о сотне с лишним акров.
– Это имеет значение? Мои представители будут постоянно проверять, как приказ выполняется.
– Сэр, в этом нет необходимости. Я сделаю все так, как вы скажете.
– Очень хорошо. В таком случае, выполняй.
– Ну а насчет остального, grande signore?[6]6
Достопочтенный господин (итал.).
[Закрыть]
– Мы все обсудили в Сенетозе. Все должно быть в точности воспроизведено по оригинальному плану, составленному двести лет назад, который хранится в Бастии, – разумеется, дополненному с учетом современных удобств. Любые материалы и оборудование, которые потребуются, будут по первому требованию доставлены кораблями и транспортными самолетами из Марселя. У тебя есть номера и коды моих телефонов и факсов, которые не значатся ни в одном справочнике. Выполни то, о чем я прошу – что я требую, – и ты сможешь удалиться на покой обеспеченным человеком, не заботясь больше о будущем.
– Padrone, это огромная честь – служить вам.
– И ты понимаешь, что все это необходимо хранить в строжайшей тайне.
– Naturalemente, padrone![7]7
Естественно, хозяин! (итал.)
[Закрыть] Вы – необыкновенно богатый чудак из Баварии, которому вздумалось поселиться в этих восхитительных горах в окрестностях Порто-Веккио. Это все, что будут знать люди.
– Отлично. Замечательно.
– Но позвольте обратить ваше внимание, grande signore, когда мы остановились в деревне, вас увидела старуха, хозяйка той убогой таверны. Так вот, она рухнула на колени на кухне и возблагодарила Спасителя за ваше возвращение.
– Что?
– Если помните, нам долго не подавали завтрак, и я, отправившись на cucina[8]8
Кухню (итал.).
[Закрыть], застал старуху на коленях. Обливаясь слезами, она громко причитала, что узнала вас по глазам, по лицу. «Барон Матарезе вернулся», – снова и снова повторяла она. – Корсиканец произнес титул на итальянский манер, «barone di Mataresa». – Старуха благодарила Господа за ваше возвращение, повторяя, что вместе с вами в здешние горы вернутся счастье и величие.
– Это происшествие должно быть начисто стерто из твоей памяти, это понятно?
– Разумеется, сэр. Я ничего не слышал.
– Вернемся к восстановительным работам. Они должны быть полностью завершены через шесть месяцев. Не жалей средств, мне нужен конечный результат.
– Я сделаю все, что в моих силах.
– Если твоих сил окажется недостаточно, ты не сможешь удалиться на покой ни богатым, ни каким бы то ни было, capisce?[9]9
Понятно (итал.).
[Закрыть]
– Понятно, padrone, – сглотнул комок в горле корсиканец.
– А что касается старухи из таверны…
– Да?
– Прикончи ее.
Прошло шесть месяцев и двенадцать дней, наполненных истеричной суетой, и величественное поместье семейства Матарезе было восстановлено в первозданном виде. Результат получился впечатляющим, чего можно добиться, лишь вложив миллионы долларов. Огромный особняк с просторным обеденным залом снова предстал таким, каким его замыслил в начале восемнадцатого века архитектор, создатель первоначального проекта, – только массивные бронзовые канделябры сменились хрустальными люстрами, и вообще в дом пришли современные удобства, такие, как водопровод, канализация, кондиционеры и, естественно, электричество.
Территория поместья была расчищена; на пустыре перед особняком, заросшим сорняками, зазеленел ухоженный газон поля для крокета. Длинная грунтовая дорога, отходящая от шоссе на Сенетозу, была асфальтирована, и вдоль нее появились спрятавшиеся в траве светильники, горящие всю ночь. Все машины, которые подъезжали к мраморным ступеням парадного подъезда, встречали слуги в дорогой униформе. Вот только посетители не догадывались, что каждый слуга являлся профессиональным телохранителем, за плечами у которого была служба в войсках специального назначения армий самых разных стран. У каждого был спрятан в руке электронный сканер, способный на расстоянии трех метров обнаруживать оружие, фотоаппараты и звукозаписывающую аппаратуру.
Приказ, полученный охранниками, был предельно ясным. Любого посетителя, который попытается пронести вышеперечисленные предметы, следует задержать и, если потребуется, с применением силы, отвести в специальную комнату, где ему предстоит ответить на несколько вопросов. Если же ответы покажутся неудовлетворительными, в комнате имелось оборудование, как электронное, так и механическое, предназначенное для того, чтобы добиваться более приемлемых ответов. Матарезе вернулись во всей своей сомнительной славе и могуществе.
Смеркалось. Горы в окрестностях Порто-Веккио озарялись последними лучами заходящего солнца. Именно в этот час и начали съезжаться лимузины. Охранники в костюмах от Армани почтительно встречали гостей, любезно помогали им выходить из машин, при этом незаметно ощупывая и обыскивая их. Всего длинных роскошных машин приехало семь: семеро гостей, и больше не будет. Шесть мужчин и одна женщина, все в возрасте от тридцати до шестидесяти, уроженцы разных стран, которых объединяло одно: все были несказанно богаты. Гости поднимались по мраморным ступеням парадного крыльца виллы Матарезе, где каждого встречал отдельный охранник, который провожал новоприбывшего в обеденный зал. Посреди просторного помещения стоял длинный стол, перед ним – семь кресел с визитными карточками, четыре справа и три слева, на расстоянии не меньше пяти футов одно от другого. Во главе стола стояло еще одно пустое кресло; перед ним была установлена небольшая кафедра. Два официанта в ливреях расторопно обошли гостей, принимая заказы на напитки и закуски. Перед каждым креслом появились изящные хрустальные вазочки с белужьей икрой, зал наполнился негромкими чарующими звуками фуги Баха.
Поскольку никто из гостей не догадывался о целях этого странного собрания, общий разговор никак не вязался. Однако и здесь обнаружился общий знаменатель: все присутствующие владели английским и французским. Поэтому были задействованы оба языка, но вскоре и этот небольшой перечень был сокращен до одного английского, поскольку двое американцев, говоривших по-французски медленно и сбивчиво, не чувствовали себя в достаточной степени уверенно, когда разговор велся на этом языке. Беседовали ни о чем: обычная великосветская болтовня о том, кто с кем знаком и какая восхитительная погода в Сан-Тропе, на Багамах, Гавайях и в Гонконге. Никто не осмеливался задать главный вопрос: «Зачем мы собрались здесь?» Шесть мужчин и одна женщина никак не могли избавиться от страха. И у них были на то причины. У каждого в прошлом имелось нечто такое, о чем не хотелось вспоминать в настоящем.
Внезапно музыка умолкла. Огромные люстры погасли, а на ограждении балкона вспыхнул небольшой прожектор, выхвативший своим ярким лучом кафедру во главе стола. Появившийся из алькова худощавый мужчина из Амстердама медленно прошествовал в полумраке к залитой светом кафедре. В луче прожектора его приятное, хотя и неброское лицо казалось бледным, но его глаза притягивали к себе взгляд. Бурлящие жизнью и проницательные, они поочередно на краткий миг задерживались на лицах присутствующих. Хозяин кивнул гостям, здороваясь с ними.
– Благодарю вас за то, что вы приняли мое приглашение, – начал он, и в его голосе прозвучала странная смесь льда и сдержанного жара. – Надеюсь, в дороге вы имели возможность насладиться тем комфортом, к которому привыкли. – Последовали утвердительные восклицания, которые, однако, никак нельзя было назвать полными воодушевления. – Я прекрасно понимаю, – продолжал человек из Амстердама, – что мне пришлось нарушить привычное течение вашей жизни, как деловой, так и светской, однако выбора у меня не было.
– Зато теперь он у вас есть, – холодно прервала его единственная присутствующая женщина. Лет тридцати с небольшим, она была в дорогом черном платье, украшенном нитью жемчуга стоимостью не меньше пятидесяти тысяч долларов. – Вот мы здесь, так что извольте объяснить, зачем мы собрались.
– Приношу свои извинения, мадам. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что вы направлялись на ранчо «Мираж» в Палм-Спрингс на встречу с партнером вашего нынешнего супруга по брокерской фирме, которая на самом деле занимается чистой воды вымогательством. Не сомневаюсь, вам можно опасаться, что в ваше отсутствие произойдут какие-либо неприятности, поскольку без финансирования с вашей стороны не было бы самой фирмы.
– Прошу прощения!..
– Пожалуйста, мадам, не надо, я чувствую себя очень неуютно с попрошайками.
– Что касается меня, – заговорил лысеющий португалец средних лет, – я здесь, потому что вы пригрозили мне серьезными неприятностями в том случае, если я проигнорирую ваше приглашение. Полагаю, я правильно истолковал ваши двусмысленные аллегории.
– На самом деле, в моей телеграмме было лишь упомянуто название «Азоры». Судя по всему, этого оказалось достаточно. Возглавляемый вами консорциум погряз в коррупции, от взяток, которые вам приходится переправлять в Лиссабон, пахнет откровенной уголовщиной. В том случае, если вам удастся прибрать к рукам Азорские острова, вы получите контроль не только над неоправданно завышенными тарифами авиаперевозок, но и над акцизными сборами с туристов, которых приезжает больше миллиона ежегодно. Должен признать, очень продуманный ход.
Присутствующие в зале заговорили разом, намекая на различные деловые предприятия сомнительного характера, которыми, возможно, и объяснялся приезд семерых гостей в это уединенное поместье, затерявшееся в горах в окрестностях Порто-Веккио.
– Достаточно, – повысив голос, остановил их человек из Амстердама. – Вы ошибаетесь, гадая о причинах вашего появления здесь. О каждом из вас мне известно больше, чем знаете о себе вы сами. Это мое наследие – а наследниками являетесь все вы. Мы – потомки Матарезе, источника происхождения ваших состояний.
Пораженные гости умолкли, оглядывая друг друга так, словно их связали невидимые узы.
– Смею предположить, мы никогда не используем и не упоминаем эту фамилию, – наконец сказал англичанин, облаченный в костюм от лучших лондонских портных. – Ни моя жена, ни дети никогда ее не слышали, – тихо добавил он.
– Зачем воскрешать все это? – подхватил француз. – Матарезе больше нет – все давно умерло и забыто, остались лишь смутные воспоминания, которые нужно поскорее похоронить.
– Разве вы умерли? – удивленно спросил голландец. – Разве вас нужно поскорее похоронить? Мне кажется, нет. Ваше огромное состояние позволило вам достичь вершин финансового влияния. Все вы возглавляете, лично или через подставных лиц, крупнейшие корпорации и конгломераты, которые и составляют суть философии Матарезе. И вы, все до одного, избраны мной, для того чтобы воплотить эту философию в жизнь, что предначертано судьбой.
– Какой судьбой, черт побери? – спросил один из американцев, чье произношение выдало уроженца Юга. – Вы что, новоявленный Хьюи Лонг?[10]10
Американский политический деятель начала ХХ века, популист, в 1932—1935 годах – фактически единовластный правитель штата Луизиана. (Здесь и далее прим. пер.)
[Закрыть]
– Едва ли, однако тот интерес, который вы проявляете к казино, расположенным в нижнем течении Миссисипи, заставляет подумать то же самое про вас.
– Вся моя деятельность чиста перед законом как стеклышко, приятель!
– Мне очень нравится ваша образная речь…
– Какой еще судьбой? – вмешался второй американец. – Фамилия Матарезе никогда не появлялась ни в одном юридическом документе, связанном с недвижимостью, которую получила в наследство наша семья.
– Если бы дело обстояло наоборот, сэр, я был бы в ужасе. Вы являетесь одним из ведущих юристов крупнейшего банка Бостона, штат Массачусетс. У вас за плечами юридический факультет Гарвардского университета, magna cum lauda…[11]11
Диплом с отличием (лат.).
[Закрыть] при этом вы – самый активный деятель пронизанной коррупцией и взяточничеством организации, которая вымогает деньги, добывая компрометирующие материалы на чиновников всех уровней, как избираемых, так и назначаемых. Должен вас поздравить: в своем деле вы не имеете равных.
– Вы ничего не сможете доказать…
– Господин советник, не вынуждайте меня делать то, о чем потом пожалеете. Однако я собрал вас в Порто-Веккио не для того, чтобы лишь похвастаться тем, насколько доскональными были мои исследования, хотя, должен признаться, они являются неотъемлемой частью общего замысла. Если так можно выразиться, «кнут и пряник»… Первым делом, позвольте представиться: я – Ян ван дер Меер Матарейзен. Не сомневаюсь, моя фамилия говорит вам о многом. Я являюсь прямым потомком барона Матарезе; если точнее, он приходится мне родным дедом. Не знаю, известно вам или нет, но барон держал свои любовные связи в строжайшем секрете, и то же самое можно сказать про плоды этих связей. Однако этот великий человек никогда не забывал про свои обязанности. Все его многочисленные отпрыски были распределены по лучшим семействам Италии, Франции, Великобритании, Португалии, Америки и, как это видно на моем примере, Нидерландов.