Текст книги "Молчание идола. Сага заброшенных храмов"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

От лестничной площадки наверх вела еще одна лестница. Одним прыжком перемахнув через площадку, О'Доннелл повернулся лицом к преследователям.

Над схваткой в дверном проеме под аркой за занавесками мелькнуло широкое бледное лицо Шайбар-хана, и О'Доннелл мысленно поблагодарил хана за его страх перед огнестрельным оружием, благодаря которому во дворце не было ни одного ружья или мушкета. Если бы это было не так, О'Доннелла давно бы пристрелили как бешеную собаку. У него не было ружья; пистолет, с которым он пустился в это далекое и опасное путешествие, потерялся где-то в снегах Гималаев.

Да, впрочем, это было не важно; всегда и везде он отдавал предпочтение холодной стали;

Однако не было такого оружия, которое могло бы сдержать натиск волчьей стаи на ступенях этой лестницы.

Он был на верхних ступенях, и такая позиция давала ему больше шансов остаться в живых. Его преследователи толпились на узкой лестнице, и им мешало само их количество. Им было тесно, и они никак не могли дотянуться до О'Доннелла. У него мелькнула было мысль, что сверху на него тоже могут напасть, однако этого не случилось. Он медленно отступал, отбивая удары кривых сабель, ругая и осыпая преследователей всяческими проклятиями. Однако даже в пылу схватки он не забывал, что должен говорить на восточных языках, так что никому бы не пришло в голову, что этот безумец, которому удалось проникнуть во дворец, не курд.

Он успел получить в этой схватке по меньшей мере десяток ран, каждая из которых кровоточила. Но вот наконец он добрался до верхней площадки лестницы. Эмиры пытались стащить его вниз. Один из них обхватил его колени, другой тянулся саблей к его голове. Остальным было не достать О'Доннелла, и они толпились на нижних ступенях.

О'Доннелл увернулся от удара кривой сабли, и его сабля опустилась на голову одного из эмиров. Кинжал в левой руке ударил в грудь того эмира, который пытался за ноги стащить О'Доннелла со ступенек. Отбросив вниз ногой обмякшее тело, он повернулся и пробежал через площадку. Огромным усилием он рванул на себя тяжелую окованную железом дверь и, захлопнув ее за собой, в изнеможении прислонился к ней спиной.

Треск дерева за спиной заставил его отодвинуться в тот самый момент, когда острие чьего-то клинка пробило доски и просунулось из двери, блеснув в звездном свете. Он нашел засов и запер дверь, после чего лег возле нее. Он не знал, сколько времени выдержит эта дверь и когда эмирам удастся взломать ее.

Он оказался на плоской крыше, в самой высокой точке дворца. Поднявшись, он подошел к краю и взглянул вниз. Отсюда не было никакого выхода. Он почувствовал себя загнанным в ловушку.

Дворец окутывала предрассветная мгла. Дворцовая крыша была намного выше любых других крыш Шахразара. О'Доннелл едва различил вдали скалы, окружавшие долину, в которой расположился Шахразар; вдалеке поблескивали спокойные воды медленной реки. Долина простиралась на юго-восток и на северо-запад.

Внезапно ночной ветер донес до ушей О'Доннелла странные звуки, похожие на далекие выстрелы. Он взглянул на северо-запад, туда, где, как он знал, долина переходила в узкое ущелье, возле входа в которое уютно расположилась небольшая деревушка. На горизонте темное небо озарилось красным. Опять прозвучал ывстрел, похожий на раскат грома.

Откуда-то снизу донесся цокот копыт, замерший возле дворцовых ворот. Потом наступила тишина, и в этой тишине слышны были только возгласы его преследователей эмиров, пытавшихся выломать дверь на крышу. Внезапно и эти звуки смолкли и сменились гробовым молчанием; в тишине что-то неразборчивое прокричал далекий пронзительный голос. Внезапно улицы ожили: послышались женские вопли и строгие крики мужчин.

В дверь перестали стучать. Вместо этого звуками наполнился двор. Слышалось бряцание оружия, чей-то голос истерически выкрикивал какие-то приказы.

О'Доннелл услышал топот многих копыт, увидел факелы, загоревшиеся на улицах и осветившие город. Всадники двигались к северозападным воротам. В предрассветной темноте отчетливо были видны вспышки выстрелов.

Пожав недоуменно плечами, он сел, прислонившись к высокому парапету, и положил саблю на колени. Тут сама Природа одолела его, и, несмотря на шум внизу и свою бурлящую кровь, он заснул.

* * *

Он спал недолго, а когда проснулся, рассвет едва успел высветить горные вершины. Повсюду слышались звуки выстрелов, и, подобравшись к самому парапету, он понял причину этого. Шахразар был наводнен всадниками в одежде из овечьих шкур и в меховых шапках. Под огнем шарахались кони, а сами воины стреляли из-за каждого камня, из-за каждого дерева. Их полчища перебирались через пересохшую реку, между ивами на ее берегах воины целились в оборонявших стены дворца.

Туркмены Оркана Богатура! Вот что означали вспышки в ближней деревне. Туркмены редко нападали по ночам, но у Оркана были свои правила.

Узбеки толпились на стенах, и О'Доннеллу показалось, что он видит массивную фигуру и украшенный гребнем тюрбан Шайбар-хана среди прочих важных персон. Взглянув на улицы Шахразара, он понял, что всякий узбек, который мог держать в руках оружие, защищал дворцовые стены. Это была не просто туркменская вылазка, это была настоящая война, война на уничтожение.

Ирландская природная смелость закипела в жилах О'Доннелла, как густое вино. Он метнулся к запертой двери, открыл ее и взглянул на лестницу. На ступеньках так и лежали тела убитых, бездыханные с остекленевшими глазами. Он спустился по лестнице, сжимая в руке саблю, и не встретил на своем пути никого. Выглянув в широкий коридор, он также никого не увидел. Бегом он добежал до лестницы, на которой убил черного раба, и оказался в большой комнате с единственной дверью, завешенной гобеленом.

Внезапно прогремел выстрел; он успел увидеть вспышку в стороне. Пуля просвистела над его ухом, и одним прыжком он оказался рядом с завешенной шторами нишей и вытащил оттуда упиравшегося человека. Это был Ахмед-паша.

– Проклятый шайтан! – визирь с бешенством отбивался.– Я так и знал, что ты придешь сюда! Да проклянет Аллах тот гашиш, благодаря которому моя рука потеряла твердость!

Его кинжал распорол одежду О'Доннелла, из раны полилась кровь. Мускулы перса были словно железными под шелком халата. Вложив в усилие всю тяжесть своего веса, американец с треском ударил голову визиря о каменную стену. Тело перса обмякло, он сумел лишь вскрикнуть, и кинжал в левой руке О'Доннелла вонзился в его тело.

Американец подхватил мертвого Ахмед-пашу и спрятал тело за шторами. Его внимание привлекла связка ключей на поясе перса. Он взял ключи и вошел в дверь, закрытую гобеленом.

Через несколько мгновений он оказался перед следующей дверью из тисового дерева, обитой медью с красивыми гравированными узорами. Эта дверь могла бы вьщержать артиллерийские удары, такой она была массивной. Немного повозившись с ключами, О'Доннелл подобрал нужный, и дверь отворилась. Он попал в узкий коридор, слабо освещенный каким-то странным светом, с мраморными стенами и выложенным мозаикой полом. На первый взгляд этот коридор заканчивался тупиком, О'Доннелл увидел перед собой гладкую мраморную стену, но в следующий миг, когда глаза привыкли к слабому свету, в мраморной стене он обнаружил узкую щель.

Было похоже на то, что в спешке потайную дверь оставили приоткрытой. О'Доннелл прислушался. До него не доносилось ни единого звука, и он решил, что Ахмед-паша, понадеявшись на самого себя, оставил сокровище без охраны. Надо было отдать должное отчаянной храбрости перса.

О'Доннелл потянул на себя край тайной двери и едва сдержал сдавленный изумленный крик. Перед ним лежало древнее сокровище Хорезма, и вид этого богатства заставил американца на миг замереть.

Он стоял в круглой комнате, и через невидимые щели в разноцветном куполе в нее проникал тусклый свет. В этом свете была отчетливо видна огромная сверкающая пирамида, возвышавшаяся на постаменте из цельного куска яшмы. Богатство было таким, что даже самое пылкое воображение не смогло бы представить себе его размеры. Пирамида состояла из слитков чистого золота и серебра, украшений из золота с эмалью, необыкновенной красоты жемчуга, бриллиантов, слепивших глаза своим сиянием; рубины сверкали как капли крови, изумруды были подобны брызгам зеленого огня, сапфиры загадочно мерцали – мозг О'Доннелла отказывался признать то чудо, на которое он смотрел. Этого богатства, без сомнения, было достаточно, чтобы купить всех до единого воинов Азии.

До его слуха внезапно донесся какой-то звук из коридора. Кто-то, тяжело дыша, торопливо приближался к круглой комнате. Быстро оглядевшись, О'Доннелл скользнул за тяжелую драпировку, покрывавшую стены. Там была ниша, в которой, вероятно, когда-то стоял древний языческий идол; О'Доннелл легко уместился в ней и, осторожно приоткрыв портьеру, стал наблюдать.

В комнату вошел не кто иной, как Шайбар-хан, его богатые ханские одежды были порваны и выпачканы. Горящими глазами он уставился на сокровища и в отчаянии завыл, затем громким голосом позвал Ахмед-пашу.

В комнате появился еще один человек, но это был не визирь – тот лежал мертвым в одной из комнат наружного коридора, где его тело спрятал О'Доннелл. Словно огромный серый волк, в комнату бесшумной походкой вошел Яр-Акбар.

– Почему сокровища оставили без охраны? – грозно спросил его Шайбар-хан.– Где Ах-мед-паша?

– Он отправил нас на стену,– ответил Яр-Акбар, подобострастно кланяясь.– Он сказал, что сам будет охранять сокровища.

– Что за чепуху ты несешь? – Шайбар-хан затрясся, словно в лихорадке.– Мы погибли. Народ поднялся против меня и открыл ворота этому проклятому Оркану Богатуру. Его туркмены перерезали на улицах моих узбеков, но сокровище ему не достанется. Ты видишь тот золотой замок, который торчит из стены, как рукоятка меча из ножен? Стоит мне только потянуть за него, и все это богатство улетит в подземную реку, которая протекает под дворцом. Оно будет навсегда потеряно для кого бы то ни было. Яр-Акбар, я даю тебе последний приказ – нажми на этот замок!

Яр-Акбар завыл и вцепился себе в бороду, но его глаза налились кровью, как у хищного зверя. Кусая губы, он неотрывно смотрел на сверкающую пирамиду.

– Нет, господин, заставь меня делать все, что угодно, только не это!

– Тогда я сам это сделаю!

Шайбар-хан двинулся к замку и протянул руку, чтобы взяться за него. С диким пронзительным криком Яр-Акбар прыгнул ему на спину. Раздался сдавленный крик Шайбар-хана, и О'Доннелл сквозь щель в портьерах увидел острый конец длинного ножа, вышедший из груди хана. Узбекский хан широко раскинул руки, его глаза закатились, и он упал вниз лицом. Яр-Акбар с ненавистью пнул ногой мертвое тело хана.

– Болван! – злобно прошипел он.– Я выкуплю свою жизнь у Оркана Богатура, имея такое сокровище, я могу рассчитывать на его милость. Теперь, когда все другие эмиры мертвы…

Внезапно он застыл, и его рука, сжимавшая окровавленный кинжал, задрожала. Прямо перед ним откинулась портьера, и в комнату шагнул О'Доннелл.

– О Аллах! – в ужасе воскликнул Яр-Акбар.– Проклятый курд!

– Взгляни-ка на меня повнимательнее, Яр-Акбар! – с усмешкой ответил О'Доннелл, отшвырнув в сторону свой восточный плащ и заговорив по-английски.– Разве ты не помнишь хребет Из Эдцин и тех разведчиков, которые попали там в ловушку из-за твоего предательства? Но одному из них все же удалось скрыться. Знай это, поганый пес!

Глаза Яр-Акбара налились кровью.

– Эль-ширкух! – пробормотал он, назвав О'Доннелла его афганским именем, которое означало Горный Лев. Затем, внезапно зарычав, он высоко подпрыгнул, и перед глазами О'Доннелла сверкнул длинный кинжал.

Он не двинулся с места, лишь слегка отклонился в сторону, чтобы избежать удара, и кинжал скользнул у него подмышкой, разорвав халат. В то же мгновение О'Доннелл схватил руку Яр-Акбара с кинжалом и резко вывернул ее. Вскрикнув от боли, эмир выронил кинжал и тут же вновь прыгнул на О'Доннелла, увлекая его на пол.

Они начали бороться на полу, и Яр-Акбар, схватив одной рукой О'Доннелла за волосы, другой рукой попытался дотянуться до валявшегося рядом кинжала. Это ему удалось, и, судорожно вцепившись в рукоятку кинжала, эмир занес его над головой, но вонзить не успел – клинок О'Доннелла вошел ему прямо в сердце. Не издав ни единого звука, Яр-Акбар судорожно дернулся всем телом и замер в луже собственной крови.

О'Доннелл поднялся и, бросив взгляд на бездыханные тела на полу, перевел глаза на сверкающую груду сокровищ. Его душа так жаждала этого богатства многие годы, и вот теперь оно было перед ним. Но есть ли у него возможность спрятать его под самым носом у наседавших туркменов? Если бы ему это удалось, он постарался бы исчезнуть, чтобы вернуться позже и унести сокровища. Раньше ему приходилось совершать и более отчаянные поступки.

Но в его мозгу вдруг отчетливо возник образ смуглого стройного чужеземца, говорившего на одном из европейских языков. Именно жажда этого сокровища вывела Оркана Богатура из его степей; но в его руках сокровище могло бы стать таким же опасным, каким оно было в руках Шайбар-хана. Власть, которую представлял смуглый чужеземец, могла бы договориться с туркменами так же легко, как с узбеками.

Нет, один восточный авантюрист, обладающий сокровищем, был бы так же опасен для мира в Азии, как и другой. О'Доннелл не мог допустить, чтобы Оркан Богатур нашел эту груду сверкающего богатства – испарина выступила на лбу у О'Доннелла, когда он представил себе, каких бед в мире может натворить дикарь, обладающий таким сокровищем. Он подумал о реках крови, которые могут пролиться в Индии, и, пробормотав проклятие, схватил ручку золотого замка и потянул ее вниз. С тихим шорохом в полу открылось отверстие, и яшмовый постамент сдвинулся с места. Когда отверстие в полу стало достаточно большим, он перевернулся и исчез в темной дыре, а вместе с ним исчезло и все то сказочное богатство Хорезма, о котором ходили легенды. Напоследок сверкнули сотни разноцветных искр. Далеко внизу раздался приглушенный расстоянием всплеск и шум бегущей воды; затем наступила тишина, и на том месте, где была черная дыра, появилась круглая плита из того же простого камня, что и весь пол в круглой комнате.

Бросив на эту плиту последний взгляд, О'Доннелл поспешно вышел из комнаты. Он не хотел, чтобы его в ней обнаружили туркмены, которые тогда обязательно связали бы его пребывание там с исчезновением сокровища, ради которого они прокладывали сюда кровавый путь. Пусть уж лучше они думают, что Шайбар-хан куда-то его перепрятал, а затем был убит, и тайна умерла вместе с ним. О'Доннелл благополучно вышел из дворца во двор и увидел там смуглых воинов в накидках из овечьих шкур и высоких меховых шапках. Почти у всех на груди виднелись патронташи, а на поясах висели ятаганы. Один из них поднял ружье, направив его в сторону О'Доннелла.

Но в то же мгновение чей-то знакомый голос воскликнул:

– Клянусь Аллахом, это же мой друг Али эль-Гази!

Навстречу О'Доннеллу шагнул высокий человек в колпаке из шкуры белой ламы и в кафтане, украшенном мехом горностая. О'Доннелл узнал человека, которому он помог вчерашней ночью в темной аллее.

– Я Оркан Богатур,– широко улыбаясь, воскликнул вождь туркменов.– Подними свою саблю, друг. Шахразар мой. Головы узбеков выставлены на кольях на базарной площади. Когда я прошлой ночью избежал неминуемой смерти, они не догадались, что мои воины ждут меня в горах. Но теперь я повелитель Шахразара! А ты мой верный друг и советник. Проси все, что хочешь,– ты получишь даже свою долю из Сокровищ Хорезма, когда мы их найдем.

«Когда ты их найдешь»,– мысленно ответил О'Доннелл, вкладывая в ножны свою саблю. Американец был в какой-то степени фаталистом. Из этого приключения он, по крайней мере, вышел живым, а все остальное было уже в руках Аллаха.

– Аллах велик и всемогущ,– вслух сказал О'Доннелл, пожимая руку своему новому другу.

  Молчание идола

В афганской аллее, по которой ощупью пробирался переодетый курдом Кирби О'Доннелл, было темно, как в преисподней. До него донесся пронзительный крик, разом изменивший его планы и намерения. Предсмертные крики не были в диковинку на извилистых аллеях Медины эль-Харами, города воров. Человек осторожный и робкий и не подумал бы ввязываться в какую-нибудь историю, которая вовсе его не касалась, однако О'Доннелл не отличался ни осторожностью, ни робостью, и его воинственная ирландская душа не позволила ему пройти, не откликнувшись на призыв о помощи.

* * *

Повинуясь своей интуиции, он свернул туда, где темноту аллеи прорезал узкий пучок света, и в следующее мгновение уже глядел в щель между ставнями, закрывавшими окно в толстой каменной стене. То, что он увидел, вызвало в нем вспышку гнева, окатившего его горячей волной. Хотя долгие годы странствий и приключений в самых разных уголках земли закалили его и сердце его огрубело, О'Доннелл не мог остаться равнодушным к зрелищу жестокой пытки.

Перед ним была большая комната, украшенная бархатными драпировками и пышно убранная дорогими коврами, в ней стояло несколько кушеток. Возле одной из кушеток столпились люди: семеро смуглых юсуфзайских головорезов и еще двое, про которых он не мог бы сказать ничего определенного. На кушетке лежал обнаженный до пояса человек, по виду принадлежавший к племени вазири. Сложения он был могучего, но четверо здоровенных бандитов держали его запястья и ноги. Они держали его так крепко, что он не мог пошевелиться, и видно было, как напряжены мышцы его рук и плечи. Глаза его были налиты кровью, а широкая грудь блестела от пота, и О'Доннелл тут же понял, почему. Гибкий человек в красном шелковом тюрбане серебряными щипцами взял из дымящейся жаровни раскаленный уголь и поднес этот уголь к обнаженной груди, на которой были видны следы ожогов.

Другой человек, выше того, на котором был красный тюрбан, задал какой-то вопрос, которого О'Доннелл не разобрал. Вазири свирепо замотал головой и с яростью плюнул в говорившего. В следующее мгновение уголь упал к нему на грудь, вызвав у несчастного нечеловеческий вопль. В это самое мгновение О'Доннелл изо всех сил дернул ставни.

Будучи полуирландцем-полуамериканцем, он не отличался богатырским сложением, но был словно стальной. Ставни с треском раскрылись, и он оказался посреди комнаты, держа в одной руке обнаженную саблю, а в другой кинжал. Палачи повернулись к нему и замерли в изумлении.

Свисающий конец завязанного по-курдски шарфа закрывал его лицо, так что видны были только горящие от ярости и гнева глаза. Немая сцена длилась лишь мгновение, и сразу же все пришло в движение.

Человек в красном тюрбане что-то выкрикнул, и навстречу непрошеному гостю двинулся один из бандитов. Он уже занес для удара руку с длинным ножом, но ударить так и не успел: взмах сабли опередил его, и кисть руки, продолжая сжимать нож, отлетела в сторону. Длинный узкий клинок О'Доннелла в левой руке пронзил горло головореза, и тот свалился замертво.

Одним прыжком американец оказался рядом с Красным Тюрбаном и его высоким помощником. Он не боялся, что они пустят в ход огнестрельное оружие. Ночные выстрелы в этой аллее Шайтана неминуемо повлекли бы за собой расследование, а этого бандиты, очевидно, не хотели.

Он оказался прав. Красный Тюрбан выхватил нож, а высокий саблю.

– Руби его, Джаллад! – прорычал Красный Тюрбан, отступая от американца.– Ахмет, на помощь!

Тот, кого звали Джаллад, что значит – палач, отразил удар О'Доннелла и снова взмахнул саблей. О'Доннелл уклонился от удара, отпрыгнув в сторону с ловкостью, которой могла бы позавидовать голодная пантера. Этот прыжок спас его и от Красного Тюрбана, который подкрадывался с ножом. Красный Тюрбан с визгом отскочил назад, однако длинное лезвие кинжала О'Доннелла распороло его шелковый жилет и царапнуло кожу. Споткнувшись о тяжелый табурет, он упал, однако О'Доннелл не успел использовать свое преимущество: Джаллад наносил удар за ударом. Американцу пришлось защищаться, а не нападать самому.

Отражая удары сабли, он увидел, что к нему направляется бандит, которого Красный Тюрбан назвал Ахметом. Ахмет держал за ствол старый мушкет. Одним ударом тяжелого приклада можно было бы с легкостью разбить человеку голову. Красный Тюрбан поднимался на ноги, и спустя мгновение О'Доннелл оказался бы окруженным с трех сторон.

Он не стал этого дожидаться. Сильный удар его сабли заставил Джаллада отступить, и О'Доннелл, извернувшись по-кошачьи, бросился навстречу Ахмету. Тот с криком занес над головой мушкет, но атака американца была столь стремительной, что ударить его прикладом Ахмет уже не успел. Бандит упал с распоротым животом.

С диким яростным криком Джаллад устремился к О'Доннеллу, однако американец даже не взглянул в его сторону.

Между ним и лежавшим на кушетке вазири никого не было. Одним прыжком он преодолел это расстояние и оказался лицом к лицу с теми четырьмя головорезами, которые все еще держали пленника. Они словно по команде отпустили несчастного и выхватили кривые сабли. Удар одного из них предназначался пленному, но тот избежал его, скатившись с кушетки на пол. В следующий миг О'Доннелл уже стоял между ним и его мучителями. Зазвенела сталь. Американец начал медленно отступать назад, крикнув пленнику:

– Спасайся! Беги ты первым, я потом! Скорее!

– Собаки! – прорычал Красный Тюрбан, который вместе с Джалладом бежал через всю комнату.– Не выпускайте их!

– Подходи и попробуй сам вкус смерти, пес! – О'Доннелл дико засмеялся, едва ли не заглушая звон клинков. Однако даже в пылу жаркой схватки он не забывал, что должен говорить с курдским акцентом.

Ослабевший от перенесенных пыток вазири, пошатываясь, отодвинул засов и открыл дверь. Она выходила в маленький закрытый двор.

– Беги! – снова крикнул ему О'Доннелл.– Перебирайся через стену, я задержу их!

Он повернулся лицом к оставшимся в комнате бандитам, выставив вперед оба своих клинка. Вазири, спотыкаясь, побежал через двор, а его мучители бросились на О'Доннелла. Однако все они застряли в узком дверном проеме. Отражая их удары, О'Доннелл смеялся над ними и осыпал их бранью. Красный Тюрбан приплясывал позади всех, отчаянно ругаясь и призывая все известные ему проклятия на голову чертова курда. Джаллад пытался достать О'Доннелла саблей, но ему мешали его же люди. Сабля американца мелькнула в воздухе, как язык кобры, и один из бандитов, вскрикнув, упал замертво. Джаллад, споткнувшись о его тело, упал сверху. В следующее мгновение в дверном проеме барахтались, изрыгая мыслимые и немыслимые проклятия, все уцелевшие бандиты. Не дожидаясь, пока они выберутся из двери, О'Доннелл бросился к стене, за которой уже успел исчезнуть спасенный им вазири.

Подпрыгнув, О'Доннелл ухватился за край стены, подтянулся на руках и успел взглянуть на черную ветреную улицу. Что-то тяжелое ударило его по голове. Это был тяжелый табурет, который Джаллад с невероятной силой бросил вслед О'Доннеллу. Однако американец уже не узнал, что именно обрушилось на его голову,– от полученного удара он потерял сознание и молча свалился со стены в темноту аллеи.

* * *

Очнулся О'Доннелл от того, что на его лицо попал слабый лучик света. Он сел, моргая, и схватился за оружие. Свет погас, и в наступившей темноте незнакомый голос произнес:

– Успокойся, Али эль-Гази. Я твой друг.

– Что ты за дьявол? – спросил О'Доннелл.

Он нашел свою саблю рядом на земле и теперь украдкой подтягивал под себя ноги, чтобы можно было быстро вскочить. Он был на улице, под той самой стеной, с которой упал, а незнакомец в призрачном свете звезд казался неясной большой тенью.

– Твой друг,– повторил он. Он говорил с персидским акцентом.– Тот, который знает твое имя. Зови меня Гассан. Это имя не хуже любого другого.

О'Доннелл поднялся на ноги, сжимая в руке саблю, и перс что-то протянул ему. В звездном свете О'Доннелл различил блеск стали, но прежде, чем взмахнуть саблей, увидел, что Гассан протягивал ему вперед рукояткой его собственный кинжал, подобранный на земле.

Гассан засмеялся:

– Ты подозрителен, как голодный волк, Али эль-Гази. Однако побереги свое оружие для врагов.

– Где они? – спросил О'Доннелл, взяв у Гассана кинжал.

– Они ушли в горы. По следу Запятнанного кровью Бога.

О'Доннелл схватил железной хваткой халат перса и свирепо взглянул в его насмешливые темные глаза.

– Будь ты проклят, что ты знаешь о Запятнанном кровью Боге? – Острие его кинжала коснулось кожи перса под ребрами.

– Я знаю это,– невозмутимо ответил Гассан.– Я знаю, что ты оказался в Медине эль-Харами, преследуя воров, укравших у тебя карту, с помощью которой можно найти сокровища богаче, чем казна Акбара. Я тоже кое-что разыскиваю. Я прятался здесь рядом и смотрел через дыру в стене, когда ты ворвался в комнату, где они пытали вазири. Как ты узнал, что это они украли твою карту?

– Я не знал этого! – воскликнул О'Доннелл.– Я услышал его крик и поспешил, чтобы прекратить пытку. Если бы я знал, что это именно за ними я охотился… Послушай, что еще тебе известно?

– Многое,– ответил Гассан.– Недалеко от города в горах, укрытый в совершенно неприступном месте, стоит древний замок, в который боятся попадать люди. Это запретное место, но один англичанин по фамилии Пемброк случайно .набрел на этот замок. Войдя внутрь, он обнаружил там идола, полностью покрытого красными драгоценными камнями. Он назвал этого идола Запятнанным кровью Богом. Он не мог унести идола с собой, но составил карту, в надежде вернуться в замок. После этого он благополучно выбрался оттуда, но в Кабуле его зарезал один фанатик. Перед смертью он успел отдать карту курду по имени Али эль-Гази.

– Ну? – мрачно отозвался О'Доннелл. Дом за его спиной стоял темный и молчаливый. На улице не было слышно ничего, кроме шелеста листьев на деревьях да негромкого разговора его и перса.

– Карту украли,– сказал Гассан.– Ты знаешь, кто это сделал.

– Я не знал этого до сих пор,– ответил О'Доннелл.– Мне удалось узнать только, что ворами были англичанин Хоуклин и лишенный наследства афганский князь Джегунгир-хан. Один подлый слуга шпионил за умиравшим Пембро-ком, и все рассказал им. Я не знал их в лицо, однако мне удалось проследить их путь до этого города. Вечером я узнал, что они скрываются где-то в аллее Шайтана. Так что я просто искал их убежище, когда ввязался в эту историю.

– Ты дрался с ними, не зная, что это те самые люди, которых ты разыскивал! – воскликнул Гассан.– Вазири, которого они пытали, был Яр-Мухаммед, шпион Якуб-хана, предводитель джоваков, которые объявлены вне закона. Они узнали его, затащили в дом и пытали, чтобы он рассказал им о тайных тропах, ведущих через горы. Эти тайные тропы известны только шпионам Якуба. Потом появился ты, и все дальнейшее тебе известно.

– Все, кроме того, что произошло, когда я вскарабкался на стену,– ответил О'Доннелл.

– Кто-то бросил тебе вдогонку тяжелый табурет,– сказал Гассан.– Когда ты упал без чувств со стены, они больше не обращали на тебя внимания, может быть, думали, что ты мертв. Им был нужен вазири, но я не знаю, удалось ему убежать или они поймали и убили его. Я знаю только, что вскоре они вернулись, в безумной спешке оседлали коней и уехали на запад, оставив мертвецов в доме. Тогда я подошел и приоткрыл твое лицо, чтобы понять, кто ты такой, и узнал тебя.

– Значит, человек в красном тюрбане был Джегунгир-хан,– пробормотал О'Доннелл.– Но где же тогда Хоуклин?

– Он был одет, как афганец,– они называв ли его Джалладом, палачом, потому что он убил очень много людей.

– Никогда бы не подумал, что Джаллад был ферендгжи,– проворчал О'Доннелл.

– Люди не всегда оказываются теми, за кого себя выдают,– задумчиво отозвался Гассан.– Я знаю, например, что ты вовсе не курд, а американец по имени Кирби О'Доннелл.

На мгновение в воздухе застыло молчание. В этот краткий миг преграда между жизнью и смертью была тоньше человеческого волоса.

– И что из этого? – прошептал О'Доннелл голосом, не сулившим ничего хорошего.

– Да ничего! Как и ты, я хочу найти красного идола. Потому я и преследовал Хоуклина. Но мне не справиться с его бандой в одиночку. Тебе тоже одному их не одолеть. Мы можем объединиться. Давай последуем за ними и отберем у них идола!

– Хорошо,– О'Доннелл принял какое-то решение.– Но если только ты попытаешься сыграть со мной какую-нибудь шутку, я убью тебя, Гассан!

– Верь мне! – ответил Гассан.– Пойдем. У меня в караван-сарае есть отличные кони, гораздо лучше, чем тот, на котором ты приехал в этот город воров.

Перс повел О'Доннелла по узким извилистым улочкам, мимо домов с решетчатыми балконами, вдоль темных дурно пахнувших аллей и остановился возле освещенной калитки в открытый двор. На его стук в окошечко выглянуло бородатое лицо, и после нескольких слов Гассана калитка отворилась. Гассан вошел как ни в чем не бывало, а О'Доннелл, следуя за ним, подозревал неладное. Он был почти уверен, что его ждет какая-то ловушка. Однако их действительно ждали кони, и по одному только слову хозяина караван-сарая заспанные слуги бросились седлать их. Они наполнили переметные сумки пакетами с едой. Гассан принес пару мощных винтовок и несколько заполненных патронташей.

Спустя недолгое время они выехали из западных ворот. Сонные стражники не останавливали их. Не проходило и часа, чтобы кто-нибудь не выезжал' из Медины эль-Харами или не въезжал в нее.

Перс Гассан был дородным, но мускулистым, с широким умным лицом, на котором выделялись темные живые глаза. По тому, как он держал винтовку, можно было догадаться, что ему приходилось прибегать к ее помощи, с его пояса свисала сабля. О'Доннелл понимал, что Гассан будет храбро сражаться, если им придется вступить в схватку с бандитами. Но он понимал и то, насколько он может доверять Гассану. Этот персидский искатель приключений будет доброжелательным к нему только до тех пор, пока это будет нужно ему самому. Как только ему не будет нужна помощь О'Доннелла, он, не колеблясь, попытается убить своего компаньона и завладеть сокровищем целиком. Такие люди, как Гассан, коварны, как королевская кобра.

Хоуклина тоже можно сравнить с коброй, к тому же у него пятеро хорошо вооруженных отчаянных головорезов. Но О'Доннелл не хотел отступать перед превосходством сил. Ну что ж, его преимуществом станет ум и холодный расчет.

Когда рассвело, они уже ехали по узким теснинам, по обе стороны которых поднимались пологие холмы. Вдруг Гассан натянул поводья своего коня. Следы лошадиных копыт резко поворачивали в сторону от хорошей дороги и исчезали на скалистых голых камнях широкого плато.

– Здесь они свернули с дороги,– сказал Гассан.– Это следы коня Хоуклина. Мы не можем преследовать их по этим голым скалам. Ты внимательно рассматривал карту, когда она еще была у тебя? Куда нам теперь ехать?