Текст книги "Ночь волка. Сага древних морей"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)

Турлоф подбежал с занесенным для удара топором, но тварь уже выпустила из лап девушку и, пошатываясь, на подгибающихся ногах, исчезла в черной дыре, зиявшей в одной из стен. Обезумевший от ярости Ательстейн бросился за нею. Далказианин хотел последовать за товарищем, Брунгильда бросилась ему на шею.

– Нет! – крикнула она, и пламя ужаса полыхнуло в ее глазах. – Не ходи туда! Этот туннель ведет прямиком в ад. Сакс никогда не вернется! Я не хочу, чтобы и тебя постигла та же участь!

– Пусти же меня, женщина! – рявкнул Турлоф, пытаясь высвободиться из крепких объятий. – Ательстейн один, и ему нужна помощь.

– Подожди, я позову стражу! – успела еще крикнуть Брунгильда, но Турлоф отпихнул ее в сторону и помчался к входу в туннель.

Брунгильда ударила в ядеитовый гонг, его звуки разнеслись по всему дому. Из коридора уже слышался громкий стук в дверь.

– Что случилось, моя королева? – вопрошал голос Зомара. – Должны ли мы взломать дверь?

– Быстрее! – крикнула она и, подбежав к двери, распахнула ее настежь.

Турлоф бежал по туннелю. Еще некоторое время до его ушей доносилось рычание смертельно раненого чудовища и яростные вопли Ательстейна, но вскоре и они стихли. Где-то далеко впереди мерцал тусклый свет. Далказианин прибавил шагу и вскоре оказался в узком переходе, освещенном пылающими в нишах факелами. У стены лежал лицом вниз бронзовокожий жрец в пелерине из пестрых перьев, его череп был расколот пополам.

Турлоф уже потерял счет головокружительным поворотам подземного коридора, то тут, то там открывались новые, более узкие ходы, но он не обращал на них внимания, держась главного. Свернув в очередной раз, он проскочил под крутым изгибом арки и оказался в огромном зале.

Массивные черные колонны подпирали свод на такой высоте, что он казался черным облаком, висящим на ночном небе. За мрачным, измазанным кровью алтарем возвышалась огромная статуя, омерзительная и зловещая.

Бог Гол-горот! Это мог быть только он! Далказианин удостоил только беглым взглядом маячившее в полутьме изваяние, его внимание было целиком приковано к необыкновенной сцене, свидетелем которой он стал. Спиной к нему, опираясь на огромный меч, стоял Ательстейн. Он, не отрываясь, смотрел на то, что в луже крови валялось у его ног. Неведомые заклятия породили на свет божий Черное Чудовище, но единственного удара доброго английского клинка оказалось достаточно, чтобы отправить его туда, откуда оно выползло – в преддверие ада. Чудовище лежало на трупе последней своей жертвы: худого, седобородого старца, из глаз которого даже после смерти продолжало излучаться зло.

– Готан! – воскликнул изумленный Турлоф.

– Да, это он, – подтвердил сакс. – Я гнался за троллем, или кем он там был, и это, надо сказать, давалось мне с немалым трудом: тот мчался, несмотря на свою гигантскую тушу, словно олень. Один из этих парней в плащах из перьев попытался было преградить ему путь, но монстр на ходу прихлопнул его, словно муху. Когда мы ввалились в храм, я уже догонял его, но он, клянусь Тором, не обратил на меня никакого внимания, а сразу метнулся к этому старику, что стоял у алтаря, взвыл отчаянно, разорвал колдуна на куски – и тут же издох, сам по себе. Все это длилось мгновение, я даже меча не успел поднять.

Кельт внимательно посмотрел на монстра. Даже теперь, глядя в упор, он лишь приблизительно улавливал контуры его фигуры. Создавалось только туманное впечатление чего-то огромного, насыщенного нечеловеческим злом. Несомненно, в момент своего рождения в бездонных пропастях мрака его осеняли черные крылья дьявола, и ужасная душа безымянного демона жила в его теле.

Тем временем из темного коридора выскочила Брунгильда, за нею бежали Зомар и стражники. Из ведущих в храм черных туннелей появились и другие люди: жрецы в пелеринах из перьев и вооруженные воины. В конце концов в Храме Тьмы скопилась целая толпа.

Королева мгновенно оценила значение того, что произошло, и глаза ее полыхнули дикой радостью.

– Наконец-то! – воскликнула она, поставив ногу на труп главного своего врага. – Наконец-то вся власть в моих руках! Теперь секреты тайных дорог принадлежат мне и только мне! Готан захлебнулся собственной кровью!

Она в яростном упоении вскинула вверх руки и подскочила к монументу бога Тьмы, забрасывая его проклятиями. И в этот миг пол под ногами собравшихся дрогнул. Огромная статуя покачнулась и свалилась с пьедестала. Турлоф ахнул и рванулся было вперед, но Гол-горот уже рухнул на замершую без движения девушку с таким грохотом, словно весь мир разбивался вдребезги. Гигантское изваяние разлетелось на тысячи обломков, навсегда погребая под собой ту, что называла себя королевой Бэл-Сагота. Лишь широкая струйка крови выплыла из-под кучи, когда немного улеглась пыль.

Воины и жрецы стояли, не в силах сдвинуться с места, оглушенные грохотом и ошеломленные катастрофой. Ледяные пальцы ужаса шарили по затылку Турлофа. Неужели рука мертвеца толкнула эту огромную статую? Когда изваяние падало, кельту показалось, что его каменные черты на мгновение дрогнули, превращаясь в страшное лицо мертвого Готана.

Все еще молчали, когда Гелка решил воспользоваться предрставившейся возможностью.

– Гол-горот возвестил свою волю! – взвизгнул он. – Бог Тьмы раздавил лже-богиню! Она была простой смертной! И эти двое тоже смертны! Глядите, у него кровь!

Жрец размазал пальцем кровь, вытекавшую из раны на шее Турлофа. Толпа взвыла. Ошеломленные происходящим, сбитые с толку люди напоминали волков, они готовы были утопить в крови все свои страхи и сомнения. Гелка, взмахнув блестящим топориком, набросился на Турлофа, один из его сторонников вогнал нож в спину Зомара.

Кельт не понимал того, о чем кричал жрец, но чувствовал смертельную угрозу, нависшую над ним и Ательстейном. Он свалил на пол атакующего Гелку, одним ударом разрубив и плюмаж из перьев попугаев, и прикрытую им голову жреца. Секундой позже дюжина дротиков ударилась о щит Турлофа, а напор толпы прижал кельта к огромной колонне. За ту короткую долю секунды, что длилось это событие, Ательстейн, соображавший медленнее своего товарища, пришел в себя и взорвался яростью. Дико рыча, великан подхватил свой гигантский меч и крутанул им над головой. Лезвие со свистом отрубило голову, рассекло грудную клетку и увязло в позвоночнике. Три трупа свалились друг на друга, и все, видевшие это, ахнули, изумленные невероятной силой удара.

Однако, несмотря на это, обезумевшие обитатели Бэл-Сагота, подхваченные волной слепой ярости, хлынули на врага. Стражники погибшей королевы были вырезаны мгновенно, не имея даже малейшей возможности защититься. Гораздо сложнее оказалось справиться с белыми воинами. Прижавшись друг к другу спинами, они кололи и рубили; меч Ательстейна метался молнией, топор Турлофа громом разил сверху и змеей жалил снизу. Окруженные со всех сторон морем безумных бронзовых лиц и сверкающих лезвий, они постепенно прорубили себе дорогу к выходу. Воинам Бэл-Сагота мешала сама их численность, они натыкались друг на друга, и клинкам белых воинов не составляло труда находить себе поживу.

Оставляя по бокам громадный вал трупов, оба компаньона медленно двигались к выходу. Храм Тьмы, и до того видевший немало крови, теперь был забрызган ею чуть ли не до потолка, она лилась и лилась, словно в жертву низринутым богам. Тяжелое оружие белых воинов сеяло опустошение среди нагих противников. Доспехи спасали их тела от ответных ударов, зато руки, ноги и лица истекали кровью, хлеставшей из многочисленных ран и порезов. Казалось, враги задавят белолицых одной лишь массой, прежде чем тем удастся прорубиться к выходу.

Но дверь уже была рядом. Бронзовокожие воины теперь не могли атаковать со всех сторон и поневоле отхлынули, чтобы перевести дух. У порога остался лежать штабель изрубленных трупов. В ту же секунду Ательстейн и Турлоф проскочили в туннель и, подхватив створки тяжелых ворот, захлопнули их перед вновь пришедшими в движение врагами.

Ательстейн, упершись в пол могучими ногами, удерживал дверь под напором яростно кричавших преследователей до тех пор, пока Турлоф не нашел и не задвинул массивный засов.

– О Top! – прохрипел сакс и стряхнул кровь с лица. Ее капли алым дождем окропили пол. – Славная была сеча! Что будем делать дальше, Турлоф?

– Быстрее, уходим! – бросил ему кельт. – Если они подтянутся с той стороны, то возьмут нас в клещи у этих дверей. О Господи, похоже весь город восстал. Ты послушай, как там орут!

Действительно, когда они бежали по туннелю, им начало казаться, что пламя гражданской войны охватило уже весь Бэл-Сагот. Они слышали звон стали, крики мужчин, вопли женщин и детей и заглушающий все иные звуки пронзительный вой. Уже в конце туннеля они увидели на его стенах багровые отблески, а когда кельт свернул за угол и выскочил на открытое пространство, сверху на него свалилась едва заметная в темноте человеческая фигура, и что-то тяжелое с неожиданной силой ударило прямо в щит.

Турлоф едва не упал, но сумел выпрямиться и ответить ударом на удар. Меньшее лезвие топора вонзилось в тело противника под самым сердцем, и тот рухнул наземь. В мерцающем свете пожарища кельт с удивлением заметил, что его жертва принадлежит к иной расе, нежели бронзовокожие воины, с которыми он сражался до сих пор. Этот убитый им мужчина был нагим, мускулистым, его кожа имела оттенок скорее меди, чем бронзы. Обезьянья челюсть, выдвинутая вперед, и покатый лоб никак не характерны были для потомков древней расы строителей и мореплавателей, живших в Бэл-Саготе, и свидетельствовали лишь о тупой жестокости. Рядом с трупом лежала тяжелая, примитивно сработанная палица.

– Клянусь Тором! – крикнул Ательстейн. – Город горит!

Турлоф огляделся по сторонам. Они стояли на чем-то вроде внутреннего дворика, чуть возвышавшегося над всем прочим, широкая лестница соединяла его с улицей. С этого места они, словно с наблюдательного пункта, могли во всех подробностях видеть страшный конец города Бэл-Сагота. Языки пламени тянулись к небу, и в их багровых отблесках маленькие людские фигурки беспорядочно метались, падали и замирали без движения – словно марионетки, танцующие в ритме мелодии Черных Богов. Сквозь гул пожара и грохот падающих стен до них долетали лишь предсмертные крики побежденных и радостные вопли победителей. Улицы кишели нагими дьяволами, которые жгли, насиловали, убивали, сметая все на своем пути.

Краснокожие с островов! Тысячи их высадились этой ночью на Острове Богов! Белые воины так никогда и не узнали, что помогло дикарям перебраться через стены – хитрость или предательство кого-то из защитников, – но теперь они мчались по усеянным трупами улицам, досыта утоляя свою жажду убивать. Не все трупы на залитых кровью улицах были бронзовокожими. Защитники обреченного города сражались с отвагой отчаяния, но враг намного превышал их численностью, подкрепленной внезапностью нападения, и все их мужество ничем не могло им помочь. Краснокожие были хуже алчущих крови тигров.

– Ты только посмотри, Турлоф! – воскликнул Ательстейн. Он стоял с развевающейся на ветру бородой, и в глазах его плясало пламя. Безумие разворачивающихся событий зажгло тот же огонь и в его душе. – Конец света! Давай его ускорим! Все равно ведь погибать, так напоим досыта наши клинки! Чью сторону возьмем, красных или бронзовых?

– Успокойся! – рявкнул кельт. – И те, и другие с удовольствием вцепятся нам в горло. Пробьемся к воротам, а там – ходу. У нас нет здесь друзей. Туда, по лестнице. Вон, над крышами виден край ворот.

Они сбежали по лестнице, свернули в узкую улочку и помчались в ту сторону, куда указывал далкасец. Вокруг бушевала резня. Дым теперь застилал все вокруг, люди беспорядочно метались в нем, сшибались и разлетались, оставляя на потрескавшихся плитах окровавленные тела. Все это напоминало кошмарный сон, в котором плясали и прыгали демоны, выныривавшие внезапно из подсвеченных пожаром клубов дыма и столь же внезапно в них исчезавшие. Полыхавшие со всех сторон языки пламени касались кожи бегущих воинов, опаляли волосы. С ужасающим грохотом проваливались крыши, и рассыпающиеся стены наполняли воздух градом смертоносных обломков. Враги нападали вслепую, и оба воина убивали всех подряд, не обращая внимания на цвет кожи.

В реве сражения появился новый тон. Ослепленные дымом, заплутавшие в кривых улочках, краснокожие попали в собственные сети. Огонь жжет без разбору и жертву, и поджигателя, падающая стена слепа. Краснокожие побросали свою добычу и взвыли от ужаса, не видя пути к спасению. Многие из них, отчаявшись его найти, за те последние минуты, что им остались, утроили усилия, стараясь забрать с собой на тот свет как можно больше врагов.

Турлоф, руководствуясь лишь инстинктом да тем опытом, что человек приобретает, когда ведет волчью жизнь, неудержимо рвался к тому месту, где, по его расчетам, должны были находиться ворота.

Улочки, однако, были столь запутанными, а дым настолько густым, что и кельта в конце концов начали обуревать сомнения.

Вдруг ужасный вопль вырвался из слабо освещенной багровыми отблесками тени. Оттуда выбежала, шатаясь, нагая девушка и припала к ногам кельта. Из раны на ее груди толчками лилась кровь. Измазанный с ног до головы кровью дьявол, что бежал, воя во весь голос, следом за нею, с ходу заломил ей голову назад и чиркнул ножом по горлу. Долю секунды спустя его собственная голова, снесенная с плеч топором далкасца, покатилась, щеря зубы, по земле.

В тот же миг внезапный порыв ветра развеял застилавший все вокруг дым, и оба товарища увидели прямо перед собой открытые настежь ворота, в которых клубились краснокожие. Белые воины с диким ревом бросились в атаку. Усеяв проход телами, они прорубились по ту сторону крепостной стены и помчались к видневшейся вдали кромке леса. Приближавшийся рассвет окрашивал небо в розовый цвет, позади ревел пожар и кричали люди.

Они бежали, как загнанные волки, лишь на короткое время останавливаясь в густых подлесках, чтобы отдохнуть и укрыться от глаз все еще подтягивавшихся к городским воротам толп дикарей. Их вожди, чтобы быть уверенными в победе, вероятно, собрали всех воинов на многие сотни миль в округе.

Наконец они добрались до леса, преодолели его и вздохнули с облегчением, выскочив на берег моря. Берег был пуст, если не считать лежавших на нем в огромном количестве увешанных черепами боевых челнов дикарей.

Ательстейн, тяжело дыша, опустился на песок.

– Кровь Тора! Ну, и что теперь? Все, что мы можем, это прятаться в лесу, пока не попадем в лапы к проклятым дикарям.

– Помоги мне спихнуть эту лодку на воду, – бросил далкасец. – Рискнем и выйдем в открытое…

– Ха! – сакс вскочил на ноги и протянул руку. – Кровью Тора клянусь, корабль!

Только что взошедшее солнце золотой монетой блестело на горизонте, и на его фоне отчетливо выделялся силуэт корабля с высоко поднятой кормой. Друзья побежали к ближайшему из челнов и спихнули его на воду. Они нажали на весла, крича и подпрыгивая, чтобы обратить на себя внимание команды. Могучие мышцы толкали лодку с невероятной силой, и вскоре челн уже был у борта корабля. Через релинг перевесился смуглый воин в кирасе.

– Испанцы, – пробурчал Ательстейн. – Если они меня узнают, то лучше бы мне остаться на острове.

Однако он без малейших колебаний резво вскарабкался по якорной цепи на борт. Несколько секунд спустя они оба стояли перед худощавым серьезным человеком, облаченным в доспехи астурийского рыцаря. Он заговорил по-испански, и Турлоф сразу же ответил, поскольку, как и большинство людей его расы, был прирожденным полиглотом, немало путешествовал и говорил на многих языках. Кельт в нескольких словах изложил то, что с ними приключилось, и объяснил, откуда взялся столб дыма, возносившийся над островом.

– Скажи ему, что там сказочные сокровища, – вмешался Ательстейн. Расскажи о серебряных воротах.

Однако когда Турлоф начал описывать бесценную добычу, поджидавшую их в гибнущем городе, испанец покачал головой.

– Благородные доны, у меня нет ни времени, ни людей, чтобы терять их понапрасну. Ведь эти краснокожие дьяволы, судя по тому, что вы о них рассказываете, просто так нам сокровища не отдадут, пусть даже они им совершенно ни к чему. Меня зовут дон Родриго дель Кортес, я родился в Кастилии, а это мой корабль «Францисканец», который входит в флотилию, отправившуюся на поиски мавританских корсаров. Несколько дней тому назад мы в пылу сражения отделились от эскадры, а буря, затем разразившаяся, согнала нас далеко с курса. Теперь мы пытаемся догнать остальных. Но даже если нам это не удастся, мы будем в одиночку терзать неверных, где только сможем. Я служу Богу и королю и не могу отвлекаться ради мусора, пусть даже золотого, как вы мне предлагаете. Но я сердечно приветствую вас на борту моего корабля. Нам нужны люди, опытные в военном деле, а вы, похоже, из таких. Вы не пожалеете, если присоединитесь к нам, чтобы во имя Господа нашего Иисуса Христа дать добрую трепку мусульманам.

Приглядевшись к худощавому, аскетичному лицу с глубоко сидящими черными глазами и узким носом, Турлоф понял, что перед ним фанатик, борец за идею, рыцарь без страха и упрека.

– Этот человек безумен, – сказал он Ательстейну, – но с ним нас ждут жестокие сражения и дивные страны. Впрочем, у нас нет выбора.

– Таким бродягам, как мы, все едино, куда плыть, – подтвердил могучий сакс. – Скажи ему, что мы готовы отправиться с ним даже в ад и что мы непременно подпалим хвост дьяволу, если это увеличит нашу долю добычи.

4

Турлоф и Ательстейн стояли, опершись на релинг, и смотрели на быстро удалявшийся Остров Богов. Над ним возносился столб дыма, насыщенного призраками тысяч столетий, тенями и секретами древней империи. Ательстейн выругался.

– Какие пропали сокровища! – воскликнул он. – И в результате такой катавасии ни крохи в наших руках не осталось!

Турлоф покачал головой.

– Мы видели гибель древнего королевства, видели, как последний бастион старейшей в мире империи утонул в огне и бездне забытия, а над его руинами подняло свою тупую голову варварство. Так проходит мирская слава и блекнет императорский пурпур – в алых языках пламени и в желтом дыму.

– Но чтобы ни крохи… – уныло повторил великан.

Далказианин вновь покачал головой.

– Я все же прихватил с собой самое ценное из этих сокровищ – такое, ради чего погибали мужчины и женщины и кровь рекой лилась по улицам.

Он вытащил из-за пояса небольшой предмет – прекрасной работы жадеитовый амулет.

– Символ королевской власти! – воскликнул Ательстейн.

– Да! Когда ты побежал за Черным Чудовищем, я устремился следом, но Брунгильда вцепилась в меня и не пускала, поскольку боялась, что назад я уже не вернусь. Я вырвался из ее рук, но амулет при этом зацепился за кольчугу, и я так и помчался с ним тебе на подмогу.

– Тот, кто носит эту безделушку, владеет Бэл-Саготом! – восторженно заревел сакс. – Я тебе говорю, Турлоф, ты теперь точно – король!

Далказианин горько рассмеялся и показал на столб дыма, маячивший далеко на горизонте.

– Да, король королевства мертвецов, император империи дыма и призраков. Я король Бэл-Сагота, и ветер разносит мое королевство по утреннему небу. И тем оно похоже на все иные империи в этом мире – все они только сон и дым.

ДЖЕЙМС ЭЛЛИСОН

  Шествующий из Валгаллы

Небо пылало – мрачное, отталкивающее, цвета потускневшей вороненой стали, исполосованное матовыми потеками.

И на фоне этого мутного красноватого пятна крошечными казались невысокие холмы – пики этого плоскогорья, безотрадной равнины с наносами песка и зарослями мескита, равнины, расчерченной квадратами бесплодных полей, где фермеры-арендаторы, как ни надрывались, все равно влачили нищенское существование. Вся их жизнь проходила в бесполезных трудах и горькой нужде.

Я доковылял до холма, который казался выше остальных. С двух сторон к нему подступали сухие заросли мескита. Открывшаяся впереди панорама страшной бедности и мрачного запустения ничуть не приободрила меня. Я тяжело опустился на трухлявую колоду, и накатила волна тягостной меланхолии.

Красное солнце за пеленой пыли и прозрачными облаками застыло над краем западного горизонта, их разделяла полоска неба не шире ладони. Но закат ничуть не украсил песчаные наносы и заросли. Хмурый вид солнца лишь подчеркивал никчемность и заброшенность этого полудикого края.

Неожиданно я сообразил, что нахожусь на вершине не один. Из густых зарослей вышла женщина. Она остановилась, глядя прямо на меня. Я же зачарованно смотрел на нее. В жизни я так редко встречался с красотой, что не научился узнавать ее с первого взгляда. Однако в тот раз мигом понял, что эта женщина – настоящая красавица. Не слишком низкая и не слишком высокая. Фигура – просто загляденье.

Не возьмусь описать ее платье. Смутно припоминаю, что одежда выглядела богато, но скромно. Хорошо я запомнил только необычную красоту ее лица в обрамлении темных волнистых локонов. Ее глаза притягивали мой взгляд как магнит. Но не скажу вам, какого они были цвета. Кажется, темные, блестящие… Во всяком случае, они ничуть не походили на глаза всех тех женщин, что я встречал на своем веку. Она заговорила, и звонкий голос со странным акцентом показался мне неземным – подобное чувство возникает, когда слышишь перепевы далеких колоколов.

– Почему ты так нервничаешь, Хьяльмар?

– Мисс, вы обознались,– ответил я.– Меня зовут Джеймс Эллисон. Кого-то ищете?

Она отрицательно покачала головой.

– Я пришла снова посмотреть на эти места. Не думала, что найду здесь тебя.

– Не понимаю.– Я порядком удивился.– Никогда вас прежде не видел. Вы местная? У вас странный выговор, не похож на техасский.

Она вновь медленно покачала головой.

– Нет, я не местная. Но в давние времена долго прожила в этих краях.

– На вид вы не такая уж старая,– сказал я, не кривя душой.– Извините, что не встаю. Сами видите, нога у меня только одна, и путь сюда мне дался нелегко.

– Да, жизнь обошлась с тобой сурово,– тихо произнесла незнакомка.– Я с трудом узнала тебя. Твой облик сильно изменился.

– Должно быть, вы меня видели до того, как я потерял ногу,– с горечью произнес я.– Хотя готов поклясться, я вас не помню. Мне ведь всего четырнадцать было, когда на меня упал мустанг и так размозжил ногу, что пришлось ее отрезать. Ей-Богу, подчас я жалею, что это случилось с ногой, а не с шеей.

Вот так калеки иногда говорят с совершенно незнакомыми людьми. Даже не для того, чтобы вызвать сочувствие. Скорее, чтобы дать выход отчаянью.

– Не горюй,– ласково сказала девушка.– Жизнь отнимает, она же и дарует…

– Только не читайте мне проповеди о смирении и терпении! – рассердился я.– Будь у меня силенки, взял бы да передушил проклятых болтунов-оптимистов! Не горюй, ишь ты… Чего еще мне ждать, кроме смерти от неизлечимой хвори? Светлых воспоминаний не осталось, будущее не сулит ничего, кроме нескольких лет боли и горя. А потом – мрак, полное забытье. В моей жизни не было ничего хорошего, вся она прошла в этом убогом краю…

Плотину моей сдержанности прорвало, и все, накопившееся за долгие годы, разом выплеснулось. Мне даже не казалось странным, что я раскрываю душу перед незнакомкой, женщиной, которую никогда доселе не видел.

– У этих мест есть своя история,– возразила девушка.

– Да. Но я-то к ней не причастен. Может, вы и правы, я бы и тут жил не тужил, но это если б я был ковбоем. Увы, эта земля не приглянулась скотоводам, а скваттеры превратили ее в скопище убогих ферм. С индейцами здесь не повоюешь, на бизонов не поохотишься, искать золото или нефть – только время зря терять… Наверное, я родился не в ту эпоху. Но мне недоступны подвиги даже нашего скучного века.

Невозможно передать словами, до чего тяжко быть беспомощным, прикованным к креслу инвалидом, и чувствовать, как сохнет в жилах горячая кровь, а в голове тускнеют сверкающие мечты. Мои предки – народ беспокойный, непоседливый, боевой. Прадед пал в Аламо, когда сражался плечом к плечу с Дэвидом Крокеттом. Дед скакал рядом с Джеком Хейсом и Большеногом Уоллесом, он погиб вместе с тремя четвертями бригады Худа. Самый старший из братьев убит при Вайми-Ридже, в стычке с канадцами, а другой погиб при Аргонне [1]1
  Аргонн – местность (плоскогорье) во Франции, где во время Первой Мировой войны происходили ожесточенные бои. (Прим. автора.)


[Закрыть]. Отец – тоже калека. Он день-деньской посапывает в кресле, но его сны заполнены прекрасными воспоминаниями, к примеру, о том, как пуля пробила ему ногу, когда он атаковал холм Сан-Хуан.

– Но мне-то что вспоминать, о чем мечтать или думать?

– Тебе следовало бы помнить,– тихо произнесла незнакомка.– Даже сейчас воспоминания должны настигать тебя, точно эхо далекой лютни. Я-то помню! Помню, как умоляла тебя на коленях и ты пощадил меня… Да, я помню грохот, когда разверзлась земля… Неужели тебе никогда не снилось, как ты тонешь?

Я вздрогнул.

– Откуда вы знаете? Не раз и не два мне казалось, что бурлящие и пенящиеся воды вздымаются надо мной, словно зеленая гора, и я просыпался, хватая ртом воздух. Я задыхался… Но разве можете знать об этом вы?

– Тела меняются, а души остаются прежними,– загадочно ответила она.– Даже мир во власти перемен. Ты прав, эта земля выглядит безотрадно, однако ее прошлое древнее и чудесней, чем у Египта.

Дивясь, я покачал головой.

– Из нас двоих кто-то сумасшедший, либо вы, либо я. Конечно, у Техаса есть славные воспоминания. Тут шла война… Но что такое несколько столетий истории по сравнению с египетской древностью? Я имею в виду настоящую древность.

– В чем особенность этого штата? – спросила женщина.

– Не знаю, что именно вы имеете в виду,– ответил я.– Если особенности геологического строения, то мне лично кажется удивительным, что этот край представляет собой скопление обширных плоскогорий, или террас, поднимающихся от уровня моря на четыре тысячи футов, точно ступени гигантской лестницы. И друг от друга их отделяют поросшие лесом кряжи. Последняя такая гряда – Кэпрок, а за ней начинаются Великие Прерии.

– Некогда Великие Прерии тянулись до Залива [2]2
  Имеется в виду Мексиканский залив. (Прим. переводчика.)


[Закрыть], – сказала она.– В давние-предавние времена страна, которую теперь называют штатом Техас, представляла собой одно огромное плато. Оно тоже опускалось к побережью, но не уступами, а полого. И горных хребтов тогда не было. Случился страшный катаклизм, тектонический разлом прошел по линии, где сейчас стоит Кэпрок, и на опустившуюся сушу с ревом хлынул океан. Затем, век за веком, воды постепенно отступали, оставляя земли такими, как они выглядят сейчас. Но, отступая, вода унесла в глубины Залива много любопытных вещей… Да неужели ты не помнишь! Неужели забыл огромные прерии до утесов над сверкающим морем? А над этими утесами – великий город?

Я недоуменно смотрел на незнакомку. И тут вдруг она нагнулась ко мне, и меня захлестнула волна непривычных чувств – наверное, подействовала близость ее дивной красоты. Незнакомка сделала странный жест.

– Ты увидишь! – выкрикнула она.– Ты уже видишь… Что ты видишь?

– Вижу песчаные наносы и мрачный закат над мескитом,– произнес я медленно, как человек, погружающийся в транс.– Вижу, как солнце садится на западном горизонте.

– Ты видишь огромные прерии до сияющих утесов! – воскликнула она.– Видишь окрашенные закатом шпили и золотой купол города?! Видишь…

Внезапно наступила ночь. На меня обрушилась волна темноты и нереальности, она поглотила все, кроме голоса женщины, властного, твердого…

Возникло ощущение, что пространство и время тают. Казалось, я кружу над бездонными пропастями и меня обдувает космический ветер. А потом я смотрел на призрачные облака, они клубились и светились, из них выкристаллизовывался удивительный ландшафт, смутно знакомый… и в то же время фантастически странный. Во все стороны тянулись прерии, сливались в жарком мареве с горизонтом. Вдали, на юге, воздев шпили на фоне вечернего неба, застыл черный циклопический город, а за ним сияли голубые воды спокойного моря. Неподалеку от меня по прерии двигалась цепочка силуэтов. Это были рослые люди с волосами цвета соломы и холодными голубыми глазами, облаченные в чешуйчатые кольчуги и рогатые шлемы, со щитами и мечами в руках.

Один из них отличался тем, что был невысок, хотя и крепкого телосложения, и темноволос. А шедший рядом с ним рослый блондин…

На какой-то миг возникло отчетливое ощущение двойственности. Я, Джеймс Эллисон из двадцатого столетия, увидел и узнал того воина, который был мною в тот неведомый век и в той призрачной стране. Иллюзия растаяла почти мгновенно, но я уже твердо знал, что когда-то был Хьяльмаром, сыном Пламенноволосого… Хьяльмаром, который не ведал иных своих инкарнаций – ни былых, ни грядущих.

Однако, повествуя о Хьяльмаре, я буду вынужден описывать кое-что из того, что он видел, делал и ощущал, словами современного человека. Но помните, что Хьяльмар был Хьяльмаром, а не Джеймсом Эллисоном. Он ничего не знал сверх того, что вмещал опыт, ограниченный сроком его жизни. Я – Джеймс Эллисон, и я был Хьяльмаром, но Хьяльмар-то не был Джеймсом Эллисоном. Человек может увидеть прошлое десятитысячелетней давности, но не в силах заглянуть в будущее даже на кратчайший миг.

* * *

Нас было человек пятьсот, и мы не сводили глаз с черных башен, что высились на фоне одинаково голубых моря и неба. Весь день, с той минуты, как первые сполохи зари открыли эти башни нашим удивленным взорам, мы шли к городу. Травянистая равнина позволяла видеть далеко.

Завидев город впереди, мы решили, что до него рукой подать, и жестоко обманулись. Целый день шагали мы по прерии, и нас по-прежнему отделяло от него много лиг. Мы решили было, что это город-призрак, вроде миражей, что являлись нам на западе. Не раз в долгом странствии по знойным пустыням мы видели в пыльных небесах озера с неподвижной водой, окруженные пальмами, извилистые реки и просторные города, неизменно исчезавшие, когда мы приближались. Однако на этот раз перед нами был не мираж, порожденный солнцем, пылью и безмолвием. В ясном вечернем небе мы отчетливо видели каждую деталь гигантской зубчатой башни, мрачного контрфорса и титанической стены.

В котором же из далеких веков я, Хьяльмар, вместе с моими соплеменниками шагал по этим прериям к безымянному городу? Не могу сказать. Знаю только, что это было давно. В Нордхейме тогда жили люди с волосами цвета соломы. Звались они не арийцами, а рыжими ванами и златокудрыми асами. Это было до великого переселения, когда мой народ распространился по всему миру. И все же переселения поменьше уже начались. Мы не один год провели в пути, далеко ушли от своей северной отчизны. Теперь нас разделяли земли и моря. О, этот долгий-предолгий путь! С ним не сравнятся никакие миграции народов, даже те, что стали эпическими. Мы совершили почти кругосветное путешествие – от снегов севера до всхолмленных равнин юга. Мы побывали в горных долинах, где трудились мирные земледельцы с коричневой кожей. Довелось нам посетить и жаркие, душные джунгли, где смердит гниль и кишит живность, и восточные страны, где под колышащимися ветвями пальм распускаются яркие цветы, где в городах из тесаного камня живут древние народы. И мы вернулись в царство снегов, переправились через замерзший пролив, а потом шли по ледяной пустыне. Коренастые пожиратели ворвани с воплями бежали от наших мечей. Мы продвигались на юго-восток через великие горы и огромный лес – безлюдный, как Рай после изгнания человека. Преодолели мы и раскаленные песчаные пустыни, и бескрайние прерии, и снова увидели море, а перед ним – черный город.