Текст книги "Дочь Эрлик-хана"

Автор книги: Роберт Ирвин Говард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 5
БОГИНЯ ЙОЛГАНА

Гордон не стал обшаривать холмы, чтобы отыскать след англичан. Теперь его целью был Йолган, и он не сомневался, что найдет своих врагов там. А для начала надо было уйти от киргизов, которые действительно преследовали его отряд. Похоже, это преследование началось уже давно, однако вид разгромленного лагеря, на который кочевники непременно наткнутся, приведет их в настоящее бешенство.

Поэтому вместо того, чтобы направиться через равнину, Гордон повернул свой отряд к холмам, которые окружали ее с юга. Петляя по чуть заметным тропкам, он, тем не менее, упорно продвигался на запад. Около полуночи один из раненых, привязанных к седлу, умер, а остальные то и дело начинали бредить. Однако туркмены остановились ровно настолько, чтобы спрятать тело в узкой расщелине. Они двигались тихо, словно призраки, то появляясь из-за холмов, то исчезая во тьме, и лишь цокот копыт и стоны раненых нарушали ночную тишину.

Примерно за час до рассвета Гордон вывел свой отряд к ручью, который извивался в разломе известняковой скалы, – широкому, но мелкому, с твердым каменным дном. Около трех миль всадники ехали по ручью вброд, а затем выбрались на берег – на той же стороне.

Киргизы, которые шли за ними по следу, точно гончие за волками, должны были купиться на такую хитрость – во всяком случае, Гордон на это рассчитывал. Они решат, что туркмены пересекли ручей, и начнут разыскивать их на противоположном берегу. Конечно, рано или поздно кочевники догадаются, что их провели. Но, во всяком случае, это позволит выиграть время.

Поэтому теперь Гордон старался выбирать прямую дорогу. Киргизы не успокоятся; они продолжат поиски и вновь нападут на след своих обидчиков, но в это время последние будут уже далеко.

К тому же Йолган – последнее место, где стоит разыскивать банду разбойников. А ему, Гордону, возможно, удастся настичь своих врагов еще по дороге.

Но к рассвету туркмены окончательно выдохлись, и американец, сжалившись, приказал им остановиться и сделать привал. Пока они расседлывали усталых коней и доставали из вьюков еду, Гордон извлек из седельной сумки бинокль, кусок вяленого мяса, и взобрался на самый высокий утес, который только мог найти. Некоторое время он изучал в бинокль окрестные скалы и ущелья, одновременно утоляя голод, потом привалился к скале и позволил себе подремать с четверть часа, а проснувшись, снова припал к биноклю… Так повторялось несколько раз. Во время своих опасных странствий Гордону случалось сутками не смыкать глаз, подобно дикому зверю, – ибо этот сон мог стать последним. Тогда и пришлось научиться восстанавливать силы таким способом, которым, согласно легенде, много веков назад пользовался Леонардо да Винчи.

Однако туркменам не приходилось вскакивать каждые пятнадцать минут. Когда солнце стояло уже высоко, Гордон спустился и разбудил их. Привыкшие к тяготам походной жизни, разбойники успели отдохнуть и легко встали – кроме одного из раненых, который умер во сне. Тело немедленно опустили в глубокую трещину в ближайшей скале. Потом отряд выступил. Теперь, правда, приходилось двигаться медленнее: в отличие от седоков, кони не успели восстановить силы.

Весь день они пробирались по тесным узким ущельям, среди холодных скал, которые упирались в самое небо. Туркмены молчали. Эта мрачная местность, тишина и холод действовали на них угнетающе. Где-то среди этих гор неслась за ними по пятам орда разъяренных киргизов, которые жаждали их крови. Покорно и безмолвно они следовали за своим новым вождем, таким же мрачным и суровым, как эти горы, – один за другим, то вверх по склонам, на головокружительную высоту, то снова вниз, на самое дно темных ущелий.

Гордону потребовался весь опыт, все чутье, вся смекалка. Задача была не из легких: сбить со следа погоню и одновременно как можно быстрее добраться до цели. Столкновений с местными горцами можно было не опасаться: они пасли свои стада на равнинах, а если и поднимались в горы, то выбирали более низкие и пологие склоны.

Просто он знал дорогу далеко не так хорошо, как казалось туркменам. Как всякий, кому пришлось долгое время жить вдали от цивилизации, Гордон обладал великолепно развитым чувством направления. Ему было достаточно иногда бросать взгляд в сторону горы Эрлик-хана, которая белела вдали, чтобы убедиться, что он верно выбрал дорогу.

По мере продвижения на запад пейзаж понемногу менялся. Когда же закат окрасил горы кровью и золотом, на одном из пологих склонов, в пушистой зелени сосен, показались стены Йолгана.

Город возвышался у самого подножия горного склона, где он становился все более пологим и плавно спускался в долину. По ней, извиваясь среди зарослей камыша и ивняка, протекал прозрачный ручей. Долина была надежно укрыта от внешнего мира еще до появления здесь человека. С юга и запада вздыбилась гряда высоких, почти отвесных скал, которую венчала гора Эрлик-хана. Еще одна горная цепь протянулась с севера, а на востоке равнину окаймляли склоны холмов, изрезанные оврагами и ущельями, в которых, наверно, нашло конец не одно поколение всадников. Немного попетляв, отряд вышел к Йолгану с юга.

Гордон старался избегать высоких скал и выбрал для привала небольшое ущелье на одном из нижних склонов. До города оставалось не больше полутора миль. Ущелье заканчивалось тупиком и легко превращалось в ловушку, но выбора не было. Лошади уже спотыкались от усталости, а людей мучила жажда. Источник, бьющий среди камней, определил их выбор.

Часть своих людей Гордон разместил в небольшой расщелине, которая ответвлялась от ущелья, а остальных – у входа в него. Рассевшись на земле, туркмены жадно утоляли голод, некоторые перевязывали раны. Услышав, что их предводитель отправляется на разведку в одиночку, они восприняли эту новость совершенно равнодушно, а в их взглядах была лишь готовность покориться судьбе. Представители этого народа вообще имели склонность к фатализму, и время от времени он становился совершенно непроглядным.

Сейчас роль судьбы исполнял Гордон. По большому счету, им было все равно, куда он их ведет и что им приказывает: эти люди давно считали себя мертвыми. Оборванные, худые, перепачканные запекшейся кровью, с пустыми запавшими глазами, они и в самом деле походили на мертвецов. Многие из них неподвижно лежали на земле, не произнося ни слова.

Гордон был настроен более оптимистично. Даже если киргизы все еще преследуют их, им потребуется немало времени, чтобы снова напасть на след. Что же до жителей Йолгана, то они редко выбирались в горы. Гордон не ел и не спал дольше, чем они, но его тело было куда более выносливым, а дух – несравненно более сильным и твердым. Голова оставалось ясной, а мускулы – послушными сознанию в любых ситуациях, даже когда окружающие уже не были способны ни к тому, ни к другому.

Уже темнело, когда Гордон вышел из ущелья; первые звезды неярко сияли у него над головой, как крошечные серебристые льдинки. Долина лежала впереди, но прямо туда Гордон не пошел. Прижимаясь к горным склонам, он скользил вдоль них бесшумно, как тень, словно его шаги могли заглушить какой-нибудь звук. И не удивился, когда через некоторое время обнаружил пещеру. И внутри явно кто-то прятался.

Пещера была расположена в каменистом выступе, который тянулся почти до самой долины; вход в нее скрывали густые заросли тамариска. Однако зоркий глаз Гордона различил чуть заметные блики костра, тускло мерцавшего внутри. Бесшумно пробравшись сквозь заросли, американец на миг замер, а потом осторожно заглянул внутрь. Пещера оказалась больше, чем можно было подумать: вход в нее напоминал лаз. В дальнем углу горел небольшой очаг. Возле него расположились трое, они ели и время от времени перебрасывались короткими фразами. Гордон мгновенно узнал гортанный говор пушту. Узнал он и этих людей – это были слуги англичан, с которыми они начали свое путешествие. Четвертого из них нигде не было видно. Чуть дальше, в глубине пещеры, стояли лошади, у стены были сложены вьюки. Слуги говорили вполголоса, и Гордон не мог разобрать ни слова.

Он уже хотел войти, когда услышал шаги. Кто-то приближался к пещере. Американец метнулся в тень и стал ждать. Скоро на фоне звездного неба появился силуэт высокого человека с охапкой хвороста. Значит, четвертый слуга был жив и никуда не пропал.

Он подошел к живой изгороди перед входом в пещеру, и оказался на расстоянии вытянутой руки от американца. Гордон мог похлопать слугу по плечу. Однако сейчас требовались более радикальные меры. И он просто прыгнул на пуштуна, словно пантера на антилопу, и оба, сцепившись, покатились по травянистому склону.

Хворост рассыпался по земле. Борьба продолжалась недолго. Противник был выше и явно тяжелее Гордона, но это ему не помогло. Вскоре железные пальцы крепко сдавили бычью шею пуштуна, не давая ему крикнуть. Навалившись на великана всем весом, Гордон продолжал душить его и ослабил хватку только тогда, когда тот перестал сопротивляться и затих.

Через полминуты взгляд афганца вновь стал осмысленным. На миг его глаза расширились, мышцы напряглись… И тут он узнал Гордона и вздохнул с явным облегчением. Видимо, поначалу бедняга решил, что подвергся нападению горных духов, а то и кого пострашнее.

– Где англичане? – зловещим шепотом спросил Гордон. – Говори, собака, а не то я тебе шею сверну!

Слуга вздрогнул, но скорее от неожиданности, чем от страха.

– Они пошли к городу дьяволов, как только стемнело, сахиб!

– Одни?

– Нет, их сопровождал какой-то бритоголовый. Они взяли с собой оружие.

– Что они здесь делают?

– Клянусь Аллахом, я не знаю!

– Рассказывай все, что знаешь! Но только говори тихо. Если твои дружки услышат и выскочат сюда, тебе конец! Начинай с того момента, когда я ушел охотиться. После этого Ормонд убил Ахмета – это я уже знаю.

– Да, это именно так и было, сахиб. И я не мог ничего сделать! Я увидел, как Ахмет крутится возле палатки сахиба Пенброка, а потом вдруг оттуда выскочил сахиб Ормонд и потащил его в палатку. Раздался выстрел, и мы подошли посмотреть. Ахмет лежал на земле мертвый. Затем сахиб Ормонд приказал нам сложить палатки и навьючить лошадей. Мы все сделали и ни о чем не спрашивали. Потом мы спешно поехали на запад и уже ночью наткнулись на лагерь неверных. Я и мои братья очень испугались, но сахиб Ормонд и сахиб Пенброк не боялись и пошли вперед. Язычники прицелились в нас из луков. Тогда сахиб Ормонд вынул какую-то вещь, – я не разглядел, что это было, но она вся сверкала при свете факелов. И тут вдруг неверные соскочили на землю и поклонились ему до земли. И на ночь мы остались в их лагере. Ночью кто-то ворвался в лагерь, началась борьба, и один язычник был убит. Сахиб Ормонд сказал, что это был туркменский шпион, и здесь оставаться опасно, потому что туркмены хотят драться. Поэтому на рассвете мы уехали из лагеря и помчались на запад, как ветер. Скоро мы встретили других неверных, и сахиб Ормонд снова показал им ту вещь, и они тоже поклонились ему, и оказывали почести, как радже. Но и там мы были недолго, и снова скакали так быстро, что чуть не загнали лошадей. Мы не остановились даже на ночь, и сахиб Ормонд был как безумный. Поэтому еще до рассвета мы приехали в эту долину, и сахиб Ормонд и сахиб Пенброк велели нам сидеть в этой пещере.

Он перевел дух и опасливо посмотрел по сторонам.

– Мы все сидели здесь – и сахиб Ормонд, и сахиб Пенброк, и мои братья, и я. Потом солнце поднялось, и мы услышали, как кто-то гонит мимо пещеры овец. Тогда сахиб Ормонд позвал этого неверного и показал ему ту вещь, а потом сказал, что хочет поговорить со жрецом. Тот человек ушел, но потом вернулся вместе со жрецом, который умел говорить по-кашмирски. Он и сахиб Ормонд, и сахиб Пенброк долго разговаривали, но о чем – я не знаю. А сахиб Ормонд убил того человека, который ходил звать жреца, а потом они со жрецом завалили его тело камнями. Потом они опять о чем-то говорили, а затем жрец ушел, а сахиб Ормонд и сахиб Пенброк просидели в пещере целый день. В сумерках за ними пришел другой человек, с бритой головой, закутанный в верблюжью шкуру, и они пошли с ним к городу. Они велели нам поесть, покормить коней и оседлать, чтобы ночью можно было очень быстро выехать. Вот все, что я знаю, и Аллах мне свидетель.

Гордон молчал и обдумывал все, что только что услышал. Несомненно, это было правдой до последнего слова… хотя и очень странной правдой. И в этот момент пуштун резко дернулся и оттолкнул Гордона. Его рука коброй метнулась куда-то вбок, в кулаке блеснуло короткое лезвие стилета… По-прежнему прижимая слугу к земле, он качнулся в сторону, и стилет лишь распорол одежду на груди у американца. В следующую секунду он снова вцепился в горло пуштуна – на этот раз со всей силой. Шейные позвонки могучего мусульманина хрустнули, как сухая ветка. Скатившись с обмякшего тела, Гордон нырнул в густую тень за кустарником, слыша за спиной шум. Он едва успел: у входа в пещеру появился один из слуг. Он негромко, но тревожно окликнул: «Акбар?»– но не получил ответа. Пожалуй, дожидаться дальнейшего развития событий не стоило, и Гордон исчез во мраке, словно призрак.

Тем временем пуштун позвал, но никто не откликнулся. Встревоженный, он подозвал своих спутников, и вскоре, с винтовками наготове, они уже обшаривали заросли тамариска. Наконец один из них наткнулся на тело убитого.

– Воистину, это проклятое место, – дрожащим голосом произнес он. – Акбар убит, его убили демоны!

– Это не демоны, – возразил другой. – Его убили люди из этой долины. Может быть, они и нас собираются убить, одного за другим… – он покрепче сжал в руках винтовку и попятился. – Они околдовали сахиба Ормонда и сахиба Пенброка и увели их, чтобы убить!

– А потом околдуют нас, уведут и тоже убьют, – прошептал третий. – А сахиб Ормонд и сахиб Пенброк, должно быть, уже мертвы. Надо быстрее уезжать отсюда, клянусь Аллахом! Лучше умереть в горах, чем ждать, пока нас перережут, как баранов.

Несколько минут спустя пещера была уже пуста, а пуштуны во весь опор скакали на восток, словно за ними действительно гнались демоны.

Об этом Гордон уже не знал. Он уже пробирался по склону – но не в ущелье, где оставались его люди, а туда, где сквозь ветви сосен мерцали огни Йолгана. Вскоре идти стало проще: узкая, едва заметная тропка, извиваясь между деревьями, вела прямо к городу.

Впереди показались массивные городские стены. Ворота почему-то были открыты, но Гордон заметил на стене часовых, которые с кажущейся беспечностью прогуливались по парапету.

Йолган мог не опасаться нападения. Даже самые могущественные из мусульманских племен боялись даже близко подойти к городу, где поклонялись дьяволу. Этот город внушал суеверный ужас. Поэтому часовые на стене могли болтать обо всякой ерунде, словно встретились на базаре.

И Гордон знал уже наверняка: где-то здесь, за этими стенами, находятся люди, которых он ищет. Кажется, они собирались вернуться в пещеру, и можно было дождаться их там. Но не исключено, что ждать придется очень долго. К тому же стремление отомстить было не единственной причиной, по которой Гордон хотел попасть в Йолган.

Но как это сделать?

Прячась в чернильной тени деревьев, Гордон напряженно размышлял, когда где-то позади послышался перестук копыт. Метнувшись было подальше в заросли, американец остановился. Похоже, судьба давала ему шанс – надо было только подождать… на этот раз чуть-чуть.

Наконец из темноты появилась вереница мулов, нагруженных тюками. Впереди, справа и слева от переднего мула, шагали двое, еще двое замыкали это ночное шествие. Ни у кого из них не было факелов, но они явно хорошо знали дорогу. Слабого света звезд было достаточно, чтобы Гордон понял, кто это такие.

Пастухи-киргизы. Интересно, каким ветром их сюда занесло.

Впрочем, на этот вопрос он ответит как-нибудь потом.

Гордон бесшумно подкрался ближе, пока не смог отчетливо разглядеть круглые шапочки, отделанные мехом, и застежки на длинных войлочных плащах. Ноздри щекотал неприятный кисловатый запах.

Когда пастух, замыкавший процессию, поравнялся с Гордоном, американец сделал еще один шаг вперед. Его рука обвила шею киргиза. Рывок – и тот обмяк, не успев даже захрипеть. Маленький караван уже скрылся в темноте, лишь из-за поворота доносился мерный глухой топот и поскрипывание ременной упряжи.

Оттащив полузадушенного киргиза в сторону, Гордон быстро раздел его и напялил одежду прямо поверх своих лохмотьев. Тяжелый плащ надежно скрывал пистолет и саблю, которые он закрепил на поясе. Минуту спустя он уже шагал позади колонны, понурив голову, словно смертельно устал. Можно было не сомневаться: хозяин наряда в ближайшие несколько часов не очнется.

То отставая, словно от усталости, то вновь догоняя караван, Гордон внимательно следил за остальными пастухами. По вполне понятным причинам заводить с ними беседу он не собирался. Но, на его счастье, ни один из киргизов даже не попытался заговорить – ни с ним, ни с кем-либо из своих товарищей: похоже, они и в самом деле еле держались на ногах. На воротах их никто не окликнул, а стража просто не удостоила караван вниманием. Здесь повсюду горели факелы, но вряд ли кто-то смог сказать, что худой загорелый киргиз в длинном плаще и мерлушковой шапке – на самом деле не кто иной, как Аль-Борак. В этом наряде Гордон даже не походил на европейца.

Киргизы пробирались сквозь толпу. Несмотря на поздний час, здесь было шумно и людно. Торговцы зазывали покупателей, прохожие болтали и кричали, не обращая на караванщиков никакого внимания. Воспользовавшись суетой, Гордон отстал и затерялся в толпе. Здесь было много таких, как он – пастухов в войлочных плащах, которые бродили по улицам, глазея по сторонам. Этот город казался им непостижимо величественным.

Йолган не походил на другие города Азии. Как гласит легенда, сотни лет назад дьяволопоклонники, изгнанные из своей страны, пришли в эту долину, не отмеченную ни на одной карте, и построили здесь город. Прежде долину населяли Черные киргизы – дальние родственники киргизов Исык-Куля, наиболее свирепые из многочисленных киргизских племен. Сейчас в жилах населения Йолгана была в разных пропорциях смешана кровь Черных киргизов и переселенцев-дьяволопоклонников.

Несколько раз Гордон видел служителей этого культа, правящую касту Йолгана. Эти высокие люди походили на монголов, но не настолько, чтобы говорить о родстве, а чисто выбритые головы заставляли вспомнить тибетских монахов, однако их религия даже отдаленно не напоминала буддизм. Они действительно поклонялись дьяволу и не скрывали этого. Их храмы, алтари и гробницы разительно отличались от любых культовых сооружений, которые Гордону когда-либо доводилось видеть.

Впрочем, сейчас у него не было времени ни на размышления о происхождении этого народа, ни на то, чтобы любоваться городской архитектурой. Он шел прямо к огромному каменному зданию, которое стояло у самого подножия горы Эрлик-хана. Никто не пытался остановить Гордона, никто не пытался с ним заговорить. Американец поднялся по ступеням, каждая из которых была шириной не менее ста футов; опущенная голова и вялая походка делала его похожим на странника, утомленного долгим путешествием. Как и городские ворота, огромные бронзовые двери храма были открыты и никем не охранялись. Скинув сандалии, Гордон вошел в огромный зал. Слабый свет медных масляных светильников едва разгонял темноту.

По залу бесшумно бродили бритоголовые жрецы, похожие на призраков. Они тоже не обращали на пришельца никакого внимания. Для них он был еще одним мирянином, который принес скромные дары гробнице Эрлик-хана, князя седьмого круга ада.

Часть зала была отгорожена огромным занавесом, похожим на экран – кожаным, расшитым золотом. Он свисал с потолка и касался верхней из шести ступенек возвышения. Перед ним, неподвижный, как статуя, скрестив ноги и склонив голову, сидел жрец, явно пребывающий в общении с неведомыми духами. Гордон остановился у подножия возвышения и сделал вид, что хочет пасть ниц. Потом его лицо исказил притворный ужас. Американец попятился и закрыл лицо, словно плохой актер, изображающий, что увидел привидение. Однако жрец продолжал сидеть неподвижно, словно не замечал его кривляний. Возможно, он и в самом деле медитировал, а может быть, не раз видел, как кочевников, пришедших поклониться гробнице Эрлик-хана, охватывал сверхъестественный страх. Должно быть, за этим занавесом и в самом деле скрывалось нечто жуткое. Гордон понял, что поторопился: обычно киргизы часами бродили по храму, собираясь с духом, прежде чем подойти к занавесу и совершить ритуальное поклонение. Однако и это не привлекло к нему внимание.

Прекрасно. Гордон уже заметил в стене у края занавеса темный дверной проем. Делая вид, что пятится от ужасного видения, он прижался спиной к стене, убедившись, что за ним по-прежнему никто не наблюдает, скользнул туда. Какое-то время он ощупью пробирался по широкому неосвещенному коридору, пока не наткнулся на ведущую вверх лестницу. Как хорошо, что обычай требовал разуваться при входе в храм! В неуклюжих сандалиях ступать бесшумно было бы нелегко. Поднявшись по лестнице, Гордон оказался в длинном коридоре, едва освещенном тусклыми бликами.

Гордон знал, что этот свет падает из крошечных келий, расположенных вдоль коридора. В них жрецы проводят долгие часы, погрузившись в размышления о таинствах своего культа или сосредоточенно изучая черные книги, о существовании которых мир, находящийся за этими стенами, даже не подозревает. В конце коридора можно было разглядеть еще одну лестницу. К ней и направился Гордон. Сейчас он думал лишь об одном: чтобы его не заметили жрецы, сидящие в кельях. Может быть, жрецам было не до того, что происходит в коридоре, а может быть, никто не заметил неясную тень, бесшумно скользящую в полумраке.

После первого марша лестница поворачивала. Здесь Гордон замер и прислушался. Наверху должен дежурить стражник, но он, скорее всего, спит. Так и оказалось: сделав еще несколько шагов, Гордон увидел полуголого человека, сидящего на полу с кривой саблей на коленях. Склонив голову на грудь, он тихонько похрапывал.

Крадучись, американец обошел бдительного стража и поднялся выше. Верхний коридор был тускло освещен латунными лампами, расположенными на равном расстоянии друг от друга. Вдоль стен в два ряда тянулись тяжелые деревянные двери, окованные бронзой. На одной из них ковка образовывала причудливую вязь, а косяк украшала лепка. Гордон был у цели. Он подошел к двери, снова прислушался, а затем чуть слышно постучал – трижды по три раза.

Тишина казалась бесконечной, а потом за дверью раздался звук шагов, приглушенный толстым ковром. Дверь бесшумно распахнулась. На пороге стояла стройная молодая женщина. Она была не просто прекрасна – казалось, она окружена какой-то волшебной аурой, а сияние ее глаз затмевало блеск драгоценных камней, украшавших ее пояс.

И она знала Гордона. Порывисто шагнув к американцу, она обняла его. Руки у женщины были тонкими, но сильными.

– Аль-Борак! Я знала, что ты придешь!

Она увлекла его в комнату. Гордон поспешно закрыл за собой дверь. Кроме них, внутри никого не было.

Комната была обставлена с ослепительной роскошью. Диваны, обитые шелком, украшенные резьбой столики и шкафчики, тяжелые бархатные драпировки – все это разительно отличалось от аскетичного убранства храма. Впрочем, если Гордон и испытал восторг, то лишь ненадолго. Окинув взглядом комнату, он вновь повернулся к женщине, лицо сияло от радости – и эта радость была искренней.

– Откуда ты знала, что я приду, Ясмина?

– Ты никогда не бросал друга в беде.

– А кто в беде?

– Я!

– Но ведь ты здесь богиня!

Ясмина отступила на шаг, радость на ее лице сменилась столь же искренним недоумением.

– Я же тебе все объяснила в том письме!

– Я не получал никакого письма.

– Тогда почему ты здесь?

Она попятилась и посмотрела на него так, словно хотела убедиться, что действительно видит Фрэнсиса Ксавьера Гордона, которого знала как Аль-Борака. Гордон вздохнул.

– Это долгая история. И все-таки: почему Ясмина – Ясмина, у ног которой лежал весь мир, которая от скуки бросила этот мир, чтобы стать богиней в чужой стране, – почему Ясмина говорит, что попала в беду?

– Потому что это правда, Аль-Борак.

Ясмина нервно отбросила с виска тяжелый темный локон. Ее глаза чуть затуманились, словно от грусти и усталости… и чего-то еще, чего Гордон никогда не видел прежде.

Это был страх – вернее, пока еще тень страха.

– Но ты, наверно, проголодался с дороги. Эта еда тебе сейчас нужнее, чем мне.

И она усадила гостя на диван, села рядом и придвинула маленький золоченый столик, на котором стояло блюдо с приправленным рисом и жареной бараниной и кувшин с кумысом. Вся посуда была из чистого золота.

Гордон знал, что может не тратить времени на церемонии, и молча принялся за еду. Должно быть, он странно смотрелся среди этой роскоши и великолепия – грубый босоногий кочевник в пропахшем овцами балахоне и плаще, жадно пожирающий изысканные яства. Ясмина задумчиво смотрела на него, но угадать ее мысли было, как всегда, невозможно.

– Мир никогда не лежал у моих ног, Аль-Борак, – наконец проговорила она. – Но тем, что у меня было, я пресытилась до отвращения. Знаешь, как будто хорошее вино потеряло свой вкус. Лесть стала казаться мне оскорблением, слова восхищения – пустыми банальностями, заученными фразами, которые произносят, не вникая в их смысл. Я безумно устала от глупых лиц, которые постоянно мелькали у меня перед глазами. Тупые бараньи взгляды, тупые бараньи мысли. Я устала ото всех… Кроме нескольких человек – таких, как ты, Аль-Борак. Вы были волками в овечьей стае. Я могла бы любить тебя, но в тебе слишком много ярости; твоя душа подобна лезвию, о которое я боюсь пораниться.

Ничего не ответив, Гордон взял золотой кувшин с кумысом и большими глотками осушил его. У непривычного человека голова пошла бы кругом, но Гордон слишком долго прожил среди кочевников, для которых кумыс часто заменяет воду.

– Я стала принцессой, женой кашмирского принца, – продолжала Ясмина. – И познала всю глубину человеческого свинства. Я дорого заплатила за это знание – слишком дорого. Мой муж был грязной скотиной, и я бежала от него в Индию. Один англичанин спас меня, когда головорезы, нанятые этим мерзавцем, пытались похитить меня и отвезти обратно. Представляешь, он все еще не успокоился! Он предлагает огромное вознаграждение тому, кто доставит меня к нему живой. Наверно, для того, чтобы подвергнуть таким пыткам, чтобы я сама захотела умереть…

– Понимаю, – процедил Гордон. – До меня доходили кое-какие слухи.

Его лицо помрачнело, в глазах зажегся недобрый огонек – хотя это была лишь тень угрозы.

– После этого жизнь стала мне отвратительна, – с горечью сказала Ясмина. – Та жизнь, которую я знала. И тогда я вспомнила, что мой отец был жрецом в Йолгане. Лишь любовь к женщине из другого народа заставила его покинуть город. Я помнила Йолган по рассказам отца, хотя слышала их маленьким ребенком. И теперь поняла, что хочу покинуть этот постылый мир и прийти сюда, чтобы обрести свою душу. И боги этого мира – все, каких я знала, – были так же ничтожны, как и люди, которые им поклонялись. Так передо мной зажегся знак Эрлика.

Молодая женщина чуть откинула покрывало и показала медальон в форме многоконечной звезды, который висел у нее на груди.

– Что было дальше, ты знаешь – потому что именно ты помог мне добраться сюда. Я пришла в Йолган и представилась киргизкой с Иссык-Куля. Люди Йолгана помнили моего отца. Они считают его предателем, но приняли меня. Есть легенда о женщине-богине со звездой на груди. Они решили, что я и есть богиня, воплощение дочери Эрлик-хана. Ты ушел. Первое время я была всем довольна. Люди поклонялись мне с такой искренностью, какой я никогда не видела… в том мире. Их ритуалы были странными, но завораживающими. Сначала я просто наслаждалась их красотой, потом начала вникать в суть мистерий…

Ясмина умолкла. В ее глазах вновь дрожал страх. Гордон терпеливо молчал, позволяя ей собраться с духом. Девушка устремила на него взгляд, полный мольбы, потом вздохнула и опустила голову.

– Я мечтала о спокойном уединении, – с усилием заговорила она, словно стыдясь своего страха. – Я думала, этот город населяют мистики и философы… а он оказался логовом безумцев, которые отрицают все, кроме дьявола. Это не мистика, это черный шаманизм, отвратительный и мерзкий, как тундры, которые его породили. То, что я увидела, способно ужаснуть кого угодно. Вы думали, что Ясмина не ведает, что такое страх? Теперь я это узнала, узнала по-настоящему – благодаря верховному жрецу Эрлика. Ты его знаешь – его зовут Йогок. О, Аль-Борак, ты предостерегал меня, но я не придавала твоим словам значения. Я думала, что ты просто боишься за меня… Йогок меня ненавидит. Он знает, что я никакая не богиня, но знает, какова моя власть над народом Йолгана. Он давно бы убил меня, если бы осмелился. Я измучена, опустошена. Эрлик-хан и его дьяволы – такая же иллюзия, как боги Индии и боги Запада. Я не нашла здесь истинного пути, который искала, и теперь хочу – безумно хочу – только одного: вернуться в тот мир, который покинула. Аль-Борак, я хочу вернуться в Дели. По ночам мне снится шум базаров, запахи улиц. Я наполовину индианка, и моя индийская кровь зовет меня. Как же я была глупа! Передо мной была вся жизнь, а я отвергла ее. Неужели я слишком поздно это поняла?

– Вовсе нет, – спокойно сказал Гордон. – Конечно, тебе лучше вернуться. Ты вернешься и все забудешь.

– Нет! – с горечью воскликнула она. – Это невозможно. Боги Йолгана должны остаться в Йолгане навсегда. Народ верит: если кто-нибудь из них исчезнет, город погибнет. Йогок был бы рад моему исчезновению, но боится гнева людей. Это мое спасение и мое проклятье! Я знаю только одного человека, который мог бы мне помочь. Поэтому я написала тебе письмо и отправила с торговцем-таджиком. Вместе с письмом я отправила и священный талисман – золотую звезду, украшенную драгоценными камнями. Этот талисман должен был помочь тебе пройти через земли кочевников. Они не причинят вреда человеку, у которого есть эта звезда. Правда, она не защитит от жрецов, когда ты попадешь в город…

– Я не получил ни письма, ни талисмана, – покачал головой Гордон. – И сюда я пришел только потому, что двое негодяев, которых я вел через земли узбеков, неизвестно за что убили моего друга Ахмета и сбежали. И, – опять-таки не знаю, почему – именно в Йолган.

– Они… европейцы?

Гордон мрачно кивнул.

– Но это невозможно! Они никогда не смогли бы пройти через земли кочевников…