355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Роберт Грейвз » Царь Иисус » Текст книги (страница 7)
Царь Иисус
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 06:02

Текст книги "Царь Иисус"


Автор книги: Роберт Грейвз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 32 страниц)

– Силом, ты добрая. Помоги нам.

– Хорошо, госпожа. Ради моей госпожи Анны и ради тебя, да и ради девочки тоже. Но почему она тогда потеряла сознание? Разве мы говорили о чем-нибудь таком, что ее близко касается?

– Да нет, мы говорили о царевиче Фероре и о его жене, и еще о царе Антипатре. Может быть, она нас не слушала, а погрузилась в свои мысли и неожиданно разволновалась, представив, что ждет в будущем ее ребенка? Я сказала о ребенке, который играет со змеей. Наверно, она испугалась?

– Наверно, госпожа. Интересно, она знает о своем положении?

– Нет, не думаю. Но скоро узнает. И тогда ей придется что-нибудь мне рассказать. А пока я ни о чем не буду ее спрашивать, и ты тоже, пожалуйста.

В тот же вечер Мария пришла к Силом.

– Госпожа Елисавета сказала мне, что ты не болтлива.

– Госпожа Елисавета зря никого не хвалит, и я благодарю ее за доброе мнение обо мне.

– Силом, я пришла к тебе, потому что не обо всем могу просить мою госпожу. Может быть, ты мне поможешь? Это очень важно. В Италии есть один человек, которому я хотела бы кое-что сообщить. Ты говорила, твой муж ведет дела с купцами. Может быть, они возьмутся тайно переправить мое послание? У меня есть немножко золота, и ты его получишь, если исполнишь мою просьбу. Погляди, вот золотая булавка из Вавилонии. Я тебе ее отдам, хотя это подарок моей любимой матушки. Силом ответила, как могла, спокойно:

– Оставь булавку себе, девочка. Послание будет доставлено.

Мария в изумлении уставилась на нее.

– Я еще ничего тебе не сказала.

– Ты мне все сказала, когда уколола палец.

– Я тебя не понимаю.

– Послание отправили в тот день, когда я уезжала из Иерусалима.

– Ерунда какая-то. Кому?

– Тому человеку, о котором ты думаешь. В нем его предупреждают о намерениях его отца. Я не сказала госпоже Елисавете, что знаю о подстерегающей твоего друга опасности.

– Ты все знаешь?

– Нет, но я люблю тебя. И я отправила еще одно послание этому человеку, но уже отсюда. Мой муж уехал неделю назад, и он передаст его верному человеку в Фамне.

– О чем ты написала?

– О тебе.

– В каких же словах?

– В таких.

Силом наклонилась и начертила в пыли древнееврейские буквы:

ТЕФ-КАФ-ДАЛЕФ-ХЕ ХЕ-ЙОДХ-АЛЕФ-ЙОДХ

ЛАМЕДХ-БЕФ-ТЕФ-ВАВ

– Мне такое письмо неизвестно, – сказала Мария. – Буквы вместо цифр? Похоже на заклинание.

– Это заклинание его развеселит.

– Почему ты не говоришь мне всего?

– Я сказала тебе гораздо больше, чем ты мне.

Мария внимательно поглядела на Силом, и та ответила ей взглядом служанки, честно исполнившей свой долг.

– Ты странная женщина, – произнесла в конце концов Мария.

– Когда-нибудь ты поймешь меня. Все в свое время, дочь Лотоса.

Тем временем в Иерусалиме по дороге в Храм Кле-опа спросил Иоакима:

– Но это же неправда?

– Почему неправда? Первосвященник Симон имел право выдать ее замуж по своему усмотрению. Иосиф Еммаус из хорошей семьи.

– Но он не левит.

– Тем не менее он взял в жены сестру твоей жены и моей тоже.

– Он хромой. Когда он женился в первый раз, то уже был преуспевающим купцом средних лет. А теперь он лысый старик, да к тому же поделил большую часть того, что имел, между четырьмя сыновьями.

– У него кое-что осталось в Еммаусе.

– Тебе солгали, честный Иоаким! – в запальчивости воскликнул Клеопа. – Я поверил бы, что первосвященник обручил ее с Иосифом, если бы никто другой не желал взять ее в жены.

Иоаким замер на месте.

– Что ты сказал?

– Может, она как-нибудь не так вела себя? – предположил Клеопа, делая вид, что не говорит ничего особенного.

– Это ты о моей дочери? – тихо переспросил Иоаким и прищурился. – Брат, держи свой язык на привязи, а то еще невзначай обидишь меня.

Он крепко стиснул палку из миндального дерева, но Клеопу было уже не остановить.

– Я – что? Я ничего. Девушки часто ведут себя опрометчиво, особенно во время праздников, вот они случайно и попадаются… Сами того не желая… очень часто. Даже моя сестра…

– Твоя сестра, может быть, но не моя дочь! Иоаким повернулся спиной к Клеопе и медленно двинулся в обратный путь. Он не хотел входить в Храм со смятенным сердцем.

Клеопа был недоволен собой. Он всего-навсего намеревался разузнать насчет слухов, будто Иосиф согласился взять девушку в жены и с десятью шекелями явился к первосвященнику, но контракт почему-то не был подписан. Ну, что ему стоило удержаться от своих дурацких замечаний! Так нет, взял и смертельно обидел лучшего друга! Теперь жена будет ругаться, потому что жена Иоакима ее сестра. Он немного постоял в раздумье, повернулся и тоже пошел вниз.

Клеопа догнал Иоакима и ухватил его за рукав:

– Брат Иоаким, прости мне мою глупость! Сказано ведь: «Сдерживающий уста свои – разумен». Я же хуже, чем дурак, и потому мне нет оправдания.

– В той же книге сказано, – ответил ему Иоаким: – «Кроткий ответ отвращает гнев». И еще: «Радость человеку в ответе уст его». Ладно, пойдем обратно и вместе восславим Господа в Храме Его. – Однако, когда они уже подошли к Храму, он все же сказал: – Клеопа, напрасно я возгордился оттого, что избавил себя от тяжелой обязанности искать мужа для своей дочери. Ты доказал свою мудрость, признав свою глупость, и я тоже признаюсь тебе в печали, которая для меня одного слишком тяжела. Первосвященнику было во сне приказано обручить мою дочь с Иосифом из Ем-мауса, у замужней дочери которого, Лисий, она пряла тогда пряжу для Священной Завесы, и он послал к Иосифу узнать, согласен ли тот взять ее в жены, и если да, так пускай, мол, едет из Еммауса с деньгами и уплатит брачную подать. Иосиф же, конечно, согласился, однако опоздал на один день. Рано утром, когда моя бедная девочка шла с подругой из Храма к дому Лисий, их обеих схватили какие-то разбойники и увезли. Вторую девушку они не тронули и отпустили возле городских ворот, так что она осталась целой и невредимой и даже при всех своих украшениях. А моя девочка… Первосвященник не стал поднимать шума, не желая повредить ей еще больше. Он рассчитывал, что разбойники рано или поздно назначат выкуп, и он по-тихому с ними рассчитается. Однако с тех пор я ничего о ней не знаю и не нахожу себе места от отчаяния.

– Брат Иоаким, мне не хочется добавлять еще вязанку дров к твоей ноше, но не кажется ли тебе, что здесь не обошлось без «него»? Если разбойникам был нужен выкуп, то почему они отпустили вторую девушку? Почему не ограбили ее? Может быть, сейчас, когда так много слухов о Мессии, «ему» не понравилась женитьба старшего мужчины из дома Давидова на дочери царских наследников? Может быть, «он» приказал одному из своих левитов обесчестить ее? Ты знаешь Закон. Если контракт не подписали до похищения, пока она еще была девицей, то увезшему ее мужчине достаточно заплатить опекуну брачный выкуп, и он может жениться на ней в любое время.

– Если это «он», если проклятый содомит похитил мою овечку, ему от меня не уйти. Я старый человек, но у меня хватит сил его задушить.

Клеопа нахмурился и предостерегающе поднял руку.

– Молчи, глупец! Разве не сказано: «У меня отмщение и воздаяние».

Иоаким еще долго, не в силах успокоиться, кусал губы, но в конце концов ему удалось взять себя в руки.

– Также сказано: «Кто внимает обличению, приобретает разум». Спасибо тебе, брат Клеопа.

Они пошли дальше и с миром переступили порог Храма.

Глава восьмая СУД НАД АНТИПАТРОМ

Это случилось за несколько месяцев до того, как возглавлявший Иродово посольство в Рим царь Анти-патр убедил наконец председателя Сенатского суда объявить смертный приговор Силлею Аравийскому.

Ему пришлось заплатить двадцать талантов серебром, потому что подкупленный другой стороной председатель старательно тянул дело, ожидая, когда посольству придет срок вернуться в Иудею. Боялись, если в Риме не останется никого со стороны Ирода, то императора нетрудно будет уговорить отсрочить смертный приговор. Второе поручение Антипатр уже исполнил. Император одобрил завещание Ирода и отдал его на хранение весталкам. Однако Антипатр не мог ехать домой, не получив подтверждения от начальника преторианской стражи, что казнь Силлея состоится вовремя. Это тоже, вероятно, будет стоить ему таланта три-четыре.

Спустя десять дней он еще торговался с начальником стражи и скорее рассердился, чем испугался, прочитав поданное ему письмо без подписи, которое было написано месяца четыре назад в Иерусалиме. Из него Антипатр узнал о заговоре, о смерти Фероры, о том, как пытали придворных дам, и о том, какие обвинения предъявлены его матери, царице Дориде. Антипатр не поверил ни одному слову. В посланиях отца, которые он получал регулярно, не было даже намека ни на что подобное.

Он показал письмо двум надежным людям из своей свиты, ожидая, что они тоже возмутятся, но, к его удивлению, они не возмутились, а, наоборот, признались, что тоже получили сообщения со всякими слухами и намеками от достойных доверия людей в Иерусалиме, но не посмели тревожить царя. По их лицам Антипатр понял, что в письме нет ничего такого, о чем бы они уже не знали, и они принялись умолять его остаться под защитой императора, пока не выяснится, подозревает его Ирод в участии в заговоре и в убийстве Фероры или нет.

Антипатр выбранил их. Сказал, что чистая совесть – лучшее оружие против лжи и злобы. Привел в пример своего отца, который бесстрашно явился в Рим отвечать на бессмысленные обвинения Силлея. Заявил, что сразу же после казни Силлея вернется в Иерусалим. Он немедленно написал отцу о том, что собирается отплыть из Рима не позже чем через десять дней, и сделал подробный отчет о своих тратах в Риме, посетовав, что на дело Силлея ушло почти двести талантов серебром, шестьдесят из которых – на взятки судьям и прочим чиновникам.

Август искренне огорчился, когда Антипатр попросил у него разрешения вернуться в Иерусалим. Он щедро одарил его и вручил похвальное письмо для Ирода. В нем он обыграл имя Антипатра: «Сын, столь верный своему долгу, должен был бы называться не Антипатр, а Филопатр, то есть тот, кто чтит отца своего, а не тот, кто противостоит ему. Я завидую тебе, милый Ирод, ибо у тебя есть Филопатр-соправитель, которому ты с доверием можешь передать часть своих дел. Его усердие выше всяческих похвал». Август, конечно же, знал, что Антипатр вовсе не означает «тот, кто противостоит своему отцу», а имеет совсем другой смысл, потому что приставка «анти» не однозначна по своему толкованию. Антипатр – это «тот, кто представляет своего отца». Имя Антипатр передавалось из поколения в поколение в доме Ирода и первоначально, думаю, означало «служитель Геракла-Мелкарта».

Август выразил Антипатру сочувствие в связи со смертью его дяди Фероры, весть о которой официально прибыла из Антиохии с последней почтой.

– Значит, это правда! – воскликнул Антипатр, не в силах сдержать слезы.

– Разумный да услышит! – сказал Август. – Неофициально мне сообщили, что твоя мать, царица Дорида, впала в немилость. Советую тебе не бросаться слепо на ее защиту, как этого потребует от тебя твое великодушие. Твоего отца легко рассердить, поэтому не противоречь ему, пока не добудешь доказательств ее невиновности.

– Цезарь, в чем обвиняют мою мать? – спросил Антипатр.

Но Август не был расположен к большей откровенности.

– У меня неофициальные сведения, – ответил он, улыбкой давая понять, что отпускает царевича.

Силлей был казнен на сентябрьские иды, и Антипатр со своей свитой спешно отплыл домой на быстроходной галере «Удача». Сначала непогода настигла его в Ионическом море, потом возле острова Крит, но когда показался берег Киликии, наступило затишье, а тут галера Антипатра встретилась с шедшим из Кесарии пассажирским кораблем. Среди корабельной почты было послание Ирода к Антипатру с требованием немедленно возвратиться в Иерусалим, как бы ни закончилось дело Силлея, потому что отсутствие Антипатра в Иудее ощущается с каждым днем все острее. Письмо Ирода было ласковее, чем обычно, и в нем лить намеком говорилось о смерти Фероры, из чего Антипатр заключил, что было еще одно письмо, которое он не получил. Ирод также упомянул о «небольшой неприятности» с царицей Доридой, которая выказала «неродственную жестокость» по отношению к младшим женам царя, а к его упрекам отнеслась не так, как он имел право ожидать. «К тому времени, когда ты возвратишься, мой сын и живой залог нашей любви, все наверняка уладится. Поэтому, не считая всего остального, о чем я тебе уже сообщил, молю тебя, не медли, пошире распусти паруса и лови западный ветер».

Антипатр, с души которого свалилась великая тяжесть, показал письмо двум надежным придворным.

– Читайте, – сказал он лм. – То странное письмо, несомненно, сочинено врагами, пожелавшими посеять вражду между мной и моим любящим отцом. Неудивительно, что они его не подписали. Хорош бы я был, если б послушался ваших советов!

– Ты прав, царь! Забудь обо всем, что мы тебе говорили.

Антипатр с удивлением обратил внимание на странно расположенные еврейские буквы, по-видимому шифр, на обратной стороне письма Ирода, потому что точно такие же были на письме, полученном им несколько недель назад из Иерусалима. Он стал искать то пер-пое письмо, которое, как он точно помнил, было отчетом управляющего его фамнийскими владениями, а когда без особого труда нашел его, то сравнил буквы-цифры, которые прочитал по-восточному – справа налево:

1. 19. 17. 18. 18. 8.

12. 3. 27.

Во втором письме цифры были другие:

5. 24. 9. 10. 11. 5.

6. 15. 32.

Зато почерк один и тот же. Что это значит? Зашифрованное послание? Тогда оно вряд ли адресовано ему, потому что он ни с кем не договаривался о шифрованной переписке. Может быть, кому-то из его людей? Или это просто почтовые пометки?

Он переписал цифры на маленький обрывок пергамента и начал изучать их с той сосредоточенностью, с какой путешественники обычно изучают всякие пустяки во время спокойного плавания в хорошую погоду. Однако у него ничего не получалось. Больше всего его удивляло старинное письмо, как в текстах Писания.

Корабль плыл по Оронту в Антиохию, где Анти-питр сошел на берег, чтобы встретиться с новым прокуратором Сирии Квинтилием Варом, с которым давно дружил. Здороваясь с ним, Вар как-то странно на пего посмотрел и пригласил побеседовать наедине, но когда вместо слезливых признаний или страстной мольбы о помощи он услыхал от Антипатра шутливый рассказ о недавних событиях и общих знакомых, то потерял терпение и прямо спросил его, не осложнила ли его положение смерть Фероры.

– Нет, я к этому не имею никакого отношения. Хотя, конечно, не отрицаю, известие о его смерти было для меня неожиданным и тяжелым ударом. Я очень любил Фе-рору. Он был мне почти отцом, когда я жил в изгнании, и, признаюсь, я плакал, когда узнал, что он умер. В самом деле, я на целый день возложил на себя вретище и посыпал голову пеплом, как положено по обычаю.

– Царь, почему ты ничего не хочешь сказать мне? Ведь я твой друг!

– Что я должен сказать?

– Разве у тебя нет никаких опасений?

– Я тебя не понимаю.

– Я тебя тоже. Ладно, помолчим, если тебе так угодно, но кое-что я все-таки должен тебе сообщить. Твой отец по какому-то делу пригласил меня в Иерусалим, но по какому, не уточнил. Однако я догадываюсь. Через несколько дней я отправлюсь в путь, но поеду через Дамаск, потому что мне надо рассудить там очередную пограничную свару. Окажи мне честь, поедем со мной. Благоразумие подсказывает мне, что тебе будет оказан гораздо более уважительный прием, если ты явишься в качестве моего друга, а не в качестве сына своей матери или соправителя и наследника своего отца. Я ясно выразился?

– Ты очень добр, но если мой царственный отец сомневается в моей преданности, как ты намекаешь, неразумно с моей стороны усиливать его подозрения, став под твою защиту. К тому же я не могу его ослушаться. Через четыре дня я должен быть дома.

– У тебя благородная душа, царь, но в наше время благородство души редко вознаграждается должным образом. Оставайся со мной, и я возьму вину за твое промедление на себя, а там помогу, чем только смогу, если твой отец предъявит тебе какие-нибудь обвинения. Рука руку моет. Когда ты станешь единственным правителем, ты, несомненно, отплатишь мне за это. Если же ты откажешься от моего предложения, у тебя не останется ни единого друга на всем белом свете и тебе никто не поможет.

– Прости меня, но я ставлю выше всего свой долг по отношению к отцу. Вар вышел из себя.

– Говорят, царь, никому, не дано убедить глупца в том, что радуга и мост разные вещи. Предоставляю тебя самому себе. Но когда мост уйдет у тебя из-под ног и ты упадешь в реку, не проси, чтоб я протянул тебе ветку. У твоего отца есть еще сыновья, и, вероятно, им моя дружба больше придется по душе.

– Я не боюсь утонуть. Ваш знаменитый Пиндар пишет:

Когда тебя спасти решили Боги, Плыви хоть в решете, спасешься ты.

На этом они расстались, и «Удача», на которой плыл Антипатр, вновь вышла в море. Однако возле Си-дона она дала течь, и это задержало Антипатра на несколько дней, а потом его настиг жестокий северо-восточный ветер, снес с галеры все мачты и потащил ее к Александрии. Медленно и натужно продолжала она путь на веслах, потому что многие гребцы были ранены и все голодали.

Только в последний день октября галера подошла к Кесарии. Раньше берег не располагал удобными бухтами, но при Ироде, потратив очень много денег, соорудили двойной причал, над которым не хуже, чем в Пирее, возвышалась огромная статуя Августа. В море далеко выступал мол и разбивал волны. Внешний рейд занимал не меньше двух сотен футов. Для зашиты просторных внутренних причалов от нападений были построены надежные укрепления. Сам же город, с его башнями, банями, базарами, гимнастическим залом и амфитеатром в лучших греческих традициях, был просто великолепен.

«Удача» с севера подошла к порту, и капитан крикнул:

– Эй, там! Галера «Удача»! Капитан Фирмик Си-доний. Две сотни тонн. Возвращаюсь домой из Рима. На борту царь Антипатр. Груз меди из Силона. Лихорадки нет. Требуется хирург. Десять человек ранены во время шторма. Предполагаем стать на царский причал возле форта Друз.

Через несколько минут громкоголосый раб прокричал ответ начальника порта:

– Приказываю идти на западную сторону к медному причалу и разгружаться.

– Эй вы, там! – крикнул капитан. – Повторяю, на борту царь Антипатр! Хотим стать на царский причал!

Ответ не замедлил:

– Повторяю. Подойти к медному причалу и разгрузиться. Хирург будет.

Капитан извинился перед Антипатром.

– Царь, начальник порта – тиран и сумасброд, но я не имею права не подчиниться ему. Что мне делать?

– Может быть, царский причал разрушен бурей? Делай, как тебе приказано, а я с удовольствием пройдусь пешком до города. Мои ноги соскучились по земле.

«Удача» подошла к причалу, и тотчас появились рабы.

– Прочь с дороги, собаки! – завопил капитан, размахивая плеткой. – Сначала дайте царю сойти на берег, а потом уж несите грязь на мои палубы.

Был спущен трап, слуги Антипатра покрыли его алым ковром и криками приветствовали царя. Один из них шепнул другому:

– Странная встреча. Помнишь, как нас провожали в Рим?

– Интересно, почему нет командира форта Друз? Они что, с ума все посходили в Кесарии?

– Проследи, чтоб сначала снесли на берег раненых, – сказал Антипатр. – И найди кого-нибудь купить беднягам свежих фруктов.

Когда это было сделано и явился хирург, Антипатр сошел с галеры. Младший офицер личной охраны Ирода с солдатами вышел из-за дома. Он отдал честь Антипатру и сказал:

– Царь, царь Ирод требует, чтобы ты немедленно явился в Иерусалим. Тебя ждет почтовая перевозка.

Все были поражены. Младший офицер! Кто-то, не выдержав, спросил его:

– Где твой начальник? Почему он сам не пришел встретить царя?

– Согласно указаниям, – сказал сержант, – полученным мною от царя, я не должен отвечать ни на какие вопросы и не должен задерживаться в городе. Почтовая повозка ждет царя у весового отделения. Я буду сопровождать его в Иерусалим. Мне также дан приказ разоружить царя.

– У меня нет оружия, – возразил Антипатр.

– Все равно я должен тебя обыскать.

– Что будет с моими людьми?

– На этот счет у меня нет указаний. Они могут, если наймут лошадей, ехать с тобой или оставаться тут.

– Мой отец царь Ирод в добром здравии?

– Пусть царь извинит меня, мне приказано не отвечать ни на какие вопросы.

– Покажи предписание. Предписание было в полном порядке, и Антипатр позволил обыскать себя. Потом он сел в повозку, и невысокие коренастые лошадки затрусили по причалу.

Все стояли, раскрыв рты, и только самые преданные слуги Антипатра отправились пешком в город, наняли лошадей и помчались в Иерусалим, до которого было не больше двадцати пяти миль.

Антипатр вошел во дворец один, не считая младшего офицера, потому что стража Ирода задержала людей Антипатра у городских ворот. Младший офицер передал его с рук на руки главному привратнику, который с угрюмым видом небрежно приветствовал его, не сказав ни слова. Никто его не встречал, а один юный офицерик, которому он когда-то оказал милость, увидав его, торопливо шмыгнул за колонну.

В Мозаичный зал, где Ирод вершил суд, Антипатр вошел с гордо поднятой головой. Его ждали, потому что о его прибытии в Кесарию уже сообщили дымовые сигналы. Побледневший и осунувшийся Ирод восседал на троне, обложенный подушками со всех сторон. По правую руку от него в курульном кресле из слоновой кости сидел Вар. Они обсуждали права сирийских кочевников в Заиорданье.

Антипатр, строго следуя обычаю, приветствовал обоих. В наступившей тишине он пересек зал, поднялся по ступеням трона и сделал движение обнять Ирода.

Но Ирод с силой оттолкнул его и, отвернувшись, закричал:

– Подлый изменник, Господь разрушил твои планы! Не смей прикасаться ко мне! Нет, Вар, ты только посмотри на него! Ну, разве он не воплощенный отцеубийца? Сначала строит коварные планы, как бы меня извести, а потом приходит ко мне целоваться! Прочь с моих глаз, негодяй, и готовься к защите. У тебя еще есть несколько часов! Завтра тебя будут судить. Квинтилий Вар по счастливому совпадению приехал к нам сегодня, и он будет твоим судьей.

Антипатр ничего не понял. Он вопросительно посмотрел на Вара, но ничего не смог прочитать в его непроницаемом взгляде, тогда он опять посмотрел на отца, но тот, не желая встречаться с ним глазами, завопил:

– Прочь! Прочь отсюда! Что я сказал! Антипатр низко поклонился ему и спросил Вара:

– Я не знаю, в чем меня обвиняют. Как мне готовиться к защите?

– В течение часа обвинение, безусловно, будет написано и вручено тебе.

– Нет, – крикнул Ирод, – нет, Вар! Клянусь Гераклом, нет! Если он узнает, в чем его обвиняют, он сговорится с тюремщиками, и они помогут ему предъявить лживые доказательства его невиновности. У него будет достаточно времени, чтобы состряпать хитрые отговорки.

– В таких случаях, – мягко проговорил Вар, – принято вручать обвинение, чтобы у обвиняемого было время подготовиться к защите.

– Это не обычное дело. Это отцеубийство. – И Ирод заорал на Антипатра: – Почему ты вопреки моему приказанию задержался с возвращением? Где ты был после Антиохии? Ты отправился в путь за десять дней до Вара, а явился через четыре дня после него. Нанес визит такому же, как ты сам, злодею Антифилу в Египте? Нет, нет, пожалуйста, не отвечай! Сохрани свое вранье до завтра!

Антипатр провел ночь в дворцовой тюрьме под охраной стражников, которым был дан строгий приказ не вести с ним никаких разговоров. Он попросил Писание, надеясь успокоить чтением свои разгоряченные мысли, и ему принесли несколько рваных свитков. Книга Бытия оказалась развернутой на главе, в которой идет речь о разрушении Содома. Начав читать, он сразу же натолкнулся на такой текст:

… спасай душу свою; не оглядывайся назад и нигде не останавливайся в окрестности сей; спасайся на гору, чтобы тебе не погибнуть.

Антипатр вздохнул и перечитал еще раз: «Первая книга Моисея, глава девятнадцатая, стих семнадцатый: «Спасай душу свою; не оглядывайся назад… чтобы тебе не погибнуть!» Слишком поздно. И тут словно молния пронзила его. Он вспомнил цифры на обратной стороне писем. Они начинались именно так: 1.19.17. Он вспомнил их без труда, потому что много времени потратил на разгадывание их смысла. Дрожащими руками он развернул свиток. Восемнадцатая книга – Книга Иова. 18. 18. 8. Восемнадцатая глава Книги Иова, стих восьмой. Он нашел его:

… ибо он попадет в сеть своими ногами и по тенетам ходить будет.

12. 3. 27. Третья глава Второй книги Царств, двадцать седьмой стих. Он нашел и его.

Когда Авенир возвратился в Хеврон, то Иоав отвел его внутрь ворот, как будто для того, чтобы поговорить с ним тайно, и там поразил его в живот. И умер Авенир за кровь Асаила, брата Иоавова.

Все три текста предостерегали его, чтоб он не шел в тенета, которые его отец приготовил для него, чтоб он спасал свою жизнь, потому что его отец решил убить его с такой же жестокостью, с какой царь Моав убил своего старшего сына. Предупреждение пришло слишком поздно. Антипатр решил было, что второе послание должно повторять первое, но оно оказалось совсем другим. В нем было то, чего он еще не знал.

Второзаконие 24, 9:

… помни, что Господь Бог твой сделал Мариами на пути, когда вы шли из Египта.

Вторая книга Царств 11,5:

Женщина эта сделалась беременною и послала известить Давида, говоря: я беременна.

Книга Иисуса Навина 15, 32:

Леваоф, Шелихим, Айн и Риммой…

Антипатр прочитал и расплакался, радуясь и горюя одновременно. Мария беременна и живет в безопасности у своих родственников в Аин-Риммоне. В безопасности ли? Может быть. Ирод прогневался, узнав об их тайной свадьбе? Неужели Марию предали раавиты, которые увезли ее из Иерусалима, и Ирод бросил ее в темницу и пытал?

Антипатр молча молил Бога, чтоб Он помог Марии спастись от злобных врагов и родить здорового ребен-1Сс1, КЭ. К бы ни сложилась его собственная жизнь. Он никогда никого так сильно не любил. Ему казалось, что он ей отец, сын, возлюбленный, и все сразу. Только когда он соединил с ней руки и взял от нее в губы кусочек айвы, он по-настоящему ощутил себя царем. Царем в том самом смысле, о котором говорил Симон. Словно он умер в своем прежнем мире и заново родился в ее великолепном мире. С той самой минуты, когда они увиделись в первый раз, он навсегда запомнил неподвижную и спокойную, как статуя богини, предназначенную ему женщину. На ней было свадебное платье из белого с голубыми полосами льна, накидка из золотой, алой по краям парчи, пояс из позолоченных раковин гребешков и туфельки наподобие полумесяца. В руке она сжимала драгоценную змейку, а на ее диадеме сверкали, отражаясь в спокойных зеленых глазах, двенадцать бриллиантовых россыпей. Лоб был повязан царской повязкой Мелхолы. Она была как святая, когда обратилась к нему со словами, дошедшими до них, из древности: «Я мать Адама, я мать Салмана, я избрала тебя, Халев, Халев из Мамре, своим возлюбленным». И он задрожал, как в лихорадке.

Теперь, вспоминая о ней, он тоже дрожал. Только одна встреча. Одна ночь. Первая и последняя. Перед самым рассветом она возвратилась в дом Лисий, а он отправился в Кесарию, чтобы плыть в Рим. Он бы отдал год жизни за один ее взгляд, за одно ее слово. Год жизни? Да разве у него есть этот год?

Ребенок?

Всю ночь, простершись на каменном полу в своих пурпуровых одеждах, он думал о ребенке. Будет ли это мальчик? Сердце подсказывало ему, что да, будет мальчик. В конце концов он заснул и видел прекрасные сны, еще освещавшие его конуру, когда через час после рассвета вошел тюремщик с завтраком – водой в глиняном кувшине и куском черствого ячменного хлеба.

– Что у тебя? – спросил сквозь сон Антипатр.

– Хлеб печали и вода печали.

– Хорошие слова! Первый узник, которому они были сказаны, вышел на волю.

– Да! Тогда, осмелюсь сказать, его преступления были не такие тяжкие, как твои.

И он запер за собой дверь.

Антипатр возблагодарил Господа за подаренный ему день, вымыл руки и принялся за еду. Он еще был во власти сна, и вода казалась ему ледяным лемнос-ским вином, а хлеб – медовым печеньем. Все утро он сосредоточенно читал Писание, особенно ту главу в Книге Бытия, в которой рассказывается о спасении Исаака от жертвенного ножа его отца Авраама, и это давало ему надежду и утешение.

Днем его вновь призвали в зал суда, известный евреям как Гаввафа, то есть зал с мозаичным полом, или Мозаичный зал.

Там уже Вар и отец сидели бок о бок, и он почтительно приветствовал обоих, после чего униженно простерся на полу, ожидая, когда ему предъявят обвинение.

Ирод вскочил с места и, швырнув ему бумагу, крикнул:

– Нелепо соблюдать все правила, когда у меня в руках неоспоримые доказательства – письмо, посланное тебе твоей проклятой матерью. Я дал ей развод и прогнал ее из дворца. Письмо было отправлено через месяц после того, как ты отплыл в Рим, но моим преданным слугам удалось перехватить его. Она пишет: «Дорогой сын, оставайся в Риме. Все раскрыто. Отдай себя под защиту цезаря».

Он вручил послание Вару, на что тот сухо заметил:

– Царица Дорида, когда писала письмо, верно, страдала от сильных ревматических болей. У нее дрожала рука, как бывает, когда человек пишет признание под пыткой.

Ирод уставился на Вара и проорал, борясь с приступом удушья:

– Это почерк преступной женщины, которая едва удерживает перо в дрожащих руках. Надеюсь, ты примешь это доказательство и немедленно объявишь приговор.

– Царь, твой сын – гражданин Рима, поэтому, боюсь, не в нашей власти менять установленную судебную процедуру, если, конечно, он сам не признает себя виновным по всем пунктам обвинения. Иначе мы нанесем тяжелую обиду императору.

Антипатр встал на колени.

– Отец, я не признаю себя виновным в преступлении, о котором мне ничего неизвестно. Прошу тебя, не обвиняй меня, не выслушав. То, что моя мать написала: «Все раскрыто», – еще не говорит о наших преступлениях. Возможно, она на какое-то время потеряла свойственное ей благоразумие. Вспомни, у нее всегда был твердый почерк. Или ее заставили написать это письмо, чтоб обесчестить нас обоих?

Ирод прервал его воплями, в которых смешались ярость и боль. Какой еще отец в мире так же несчастен в сыновьях, как он? И хуже всех его старший сын Антипатр! Сколько заботы и любви, сколько почестей и богатств он получил из его рук! А теперь этот самый Антипатр подло замыслил убить своего отца, потому что не в силах дождаться, когда Время жатвы срежет сухой колос жизни!

– Подумать только, как чудовищно он притворялся! Как искусно делал вид, что заботится обо мне, дает мудрые советы, разоблачает неверных слуг, облегчает ношу! И все это только для того, чтобы в конце концов забрать у меня трон!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю