Текст книги "Дао Дзирта (ЛП)"
Автор книги: Роберт Сальваторе
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 26 страниц)
Ответа я, конечно, не получил, поскольку это не в привычках Нанфудла. Вместо этого он пустился в философские рассуждения о кажущемся комфорте и нашей зависимости от «того, что есть».
Еще никогда смысл его выражения не был для меня так ясен, как сейчас, когда я вижу, как «то, что есть» вокруг нас постепенно разрушается.
Разве знают крестьяне вокруг больших городов Фаэруна, таких как Глубоководье и Серебристая Луна, как возделывать поля без помощи магии друидов? Смогут ли они сами удовлетворить запросы огромного населения? И это лишь верхушка проблем, которые возникнут, если волшебство исчезнет окончательно! Даже система канализации в Глубоководье, созданная многими поколениями и поддерживаемая усилиями магов, которые призывают элементалей, чтобы очистить город от отходов, станет огромной проблемой. Исчезнут элементали, и что тогда?
А Калимпорт? Реджис не раз рассказывал мне, как много там живет людей, намного больше, чем могут прокормить окружающие его пустыни и океан. Но баснословно богатые паши к естественным источникам прибавили источники магические, и городские рынки не оскудевают благодаря работе многочисленных жрецов и магов, которые доставляют продукты из самых отдаленных земель посредством телепортации.
Какая катастрофа разразится, если исчезнет их поддержка?
И я не могу не вспомнить о своем родном городе, о Мензоберранзане. Только магия удерживает кобальдов в повиновении, только магия обеспечивает безопасность великих Домов от их соперников, и только при помощи магии удерживаются все нити этого сообщества. Говорят, что богине Ллос нравится хаос и если магия исчезнет, она получит его в избытке!
Сообщества нашего мира развивались не одно столетие. Имеющаяся система создавалась многими поколениями, и, боюсь, в процессе этой эволюции мы давно позабыли основы структур человеческого общества. Что еще хуже, даже попытки заново научиться этим принципам вряд ли помогут сделать наши земли более плодородными, чем магические приемы. Такие города, как Калимпорт, никогда не смогут самостоятельно удовлетворить свои нужды.
Да и сам мир в целом не достигнет такого единения мыслей и целей, как сейчас. Потому что сейчас люди путешествуют и общаются с представителями далеких земель гораздо чаще, чем в давно забытые времена. Купцов из Врат Балдура часто видят в Глубоководье и наоборот. Их караваны при поддержке магов странствуют, преодолевая огромные расстояния. А это значит, что вероятность войн между могущественными государствами уменьшается. Если жители Врат Балдура нуждаются в результатах труда ремесленников и фермеров Глубоководья, вряд ли они решат пойти войной на этот город!
А что произойдет, если магия рухнет? Что произойдет, если «то, что есть» внезапно исчезнет? Как мы выживем, если исчезнут источники питания, если вмешательство богов не остановит болезни?
Станут ли люди всего мира объединяться, чтобы построить новые структуры в новой реальности для удовлетворения своих нужд?
Или мир постигнет катастрофа невиданного доселе масштаба?
Боюсь, последнее предположение вернее. Исчезновение «того, что есть» разделит мир и вызовет войны, и цивилизация сохранится лишь в отдельных районах, защищенных от вторжения безумия.
Я беспомощно наблюдаю за отчужденностью Кэтти-бри и безумием Реджиса, смотрю на раненое плечо Бренора и боюсь, что вижу перед собой будущее.
Мы живем в опасное время, и оно стало еще опаснее после того, как магия начала претерпевать изменения, а возможно, и настоящий коллапс. Если догадки Джарлакса верны, мы стали свидетелями столкновения миров, или уровней, и появления трещин, которые могут привести к еще более значительным переменам, касающимся всех нас.
И я подозреваю, что пришло время героев.
Я давно привык, что моей натуре необходимы активные действия. Я всегда чувствую себя лучше, когда предстоит преодолевать самые сложные препятствия. В такие критические времена я ощущаю себя частицей чего-то большего, чем я сам, ощущаю общую ответственность, долг поколения и нахожу в этом неиссякаемый источник бодрости.
Теперь мы все будем необходимы – каждый клинок и каждый разум, каждый ученый и каждый воин, каждый чародей и каждый жрец. Происшествия в Серебряных Пустошах, тревога на лице леди Аластриэль – все это не только местные явления, а, боюсь, лишь отголоски событий, происходящих по всему Торилу. Могу себе представить, какой хаос воцарился в Мензоберранзане, когда стало невозможно прибегнуть к помощи магов и жрецов. Угроза нависла над всем матриархальным обществом, и главные Дома, вероятно, осаждены толпами разъяренных кобольдов.
Положение в Верхнем Мире не менее угрожающее, и потому я повторяю: пришло время героев. Что, значит, быть героем? Что возвышает отдельных личностей над толпами воинов и боевых магов? Конечно, немалую роль играют обстоятельства: во времена самых тяжелых испытаний чаще возникают ситуации, требующие необычайного мужества и необычных поступков.
И, тем не менее, результатом величайших кризисов чаще всего бывает катастрофа. Не появляются герои. Нет лидеров, способных увлечь воинов в сражение или победить дракона, и города полыхают огнями пожаров.
В нашем мире, к счастью или к несчастью, благоприятные условия для появления героев стали почти привычными.
Но дело не только в благоприятных условиях или счастливых случаях. Удача может сыграть свою роль, и на самом деле некоторые личности – и к ним я причисляю себя – более удачливы, чем другие. Но я не верю в существование благословенных душ или проклятых душ, как не верю и в то, что тот или иной бог склоняется над чьим-то плечом и руководит нашими поступками, а потому я твердо убежден в наличии еще одного качества, необходимого для тех, кто ищет возможность подняться над общим уровнем.
Если поставить цель, а в тридцати шагах от нее выстроить три десятка лучших лучников, собранных со всех окрестностей, они все попадут в точку. Добавьте к соревнованиям пари на несколько золотых, и лишь некоторые из них под смех товарищей покинут состязание.
А теперь замените цель преступником, который угрожает кинжалом тому, кто каждому из стрелков дороже всего на свете. Теперь у лучника всего один шанс. Если он попадет в цель – в преступника, – дорогое для него существо будет спасено. Если промахнется, убийца поразит свою жертву.
Герой попадет в цель. И на это способны лишь немногие стрелки.
Это и есть то необходимое качество – способность сохранять самообладание и спокойствие, способность ясно мыслить, несмотря ни на какие возможные последствия неудачи, способность достигать абсолютной концентрации в моменты эмоциональных и психических потрясений. И не от случая к случаю или в удачные моменты. Герой делает выстрел.
Герой живет ради такого выстрела. И ради него тренируется каждый день помногу часов и с предельным вниманием.
В мире много отличных воинов, которые несут службу в своих армиях, и не важно, используют ли они меч, лук или огненные шары. Все они достойно отражают нападки стихий и врагов. Многие достигли мастерских высот и удостоились наград.
Но когда мир балансирует на грани катастрофы, когда победа или поражение зависят не только от храбрости и силы, когда от хаоса отделяет граница не толще лезвия меча, тогда герой находит выход – находит путь, невероятный для тех, кто не до конца понимает законы битвы, взлет и падение меча, кто не может найти логический противовес преимуществу противника.
Воин должен обучаться владению оружием, должен знать, как использовать щит, как парировать выпад и нанести контрудар, но действия истинного бойца, героя, выходят далеко за рамки общепринятой тактики. Каждое движение совершается инстинктивно, словно мускулы сами собой сокращаются с поразительной плавностью и координацией. Каждый блок логично обоснован и выполнен настолько четко, что может быть объяснен не только рефлексами, но и предвидением. И любые слабые места противника видны подлинному бойцу с первого взгляда.
Истинный воин должен сражаться спокойно, контролируя гнев и подавляя страх. Каждая ситуация лежит перед ним словно на ладони, каждое решение сверкает безупречной ясностью. И герой на шаг опережает обстоятельства, находит путь или сам пролагает тропу к победе, когда нет готового решения.
Герой находит путь и, когда путь найден, делает последний рывок, или ставит блок, или парирует удар и крадет у противника победу. Так было, когда Реджис своим рубином парализовал волю мага в Лускане. Так Вульфгар бросился навстречу йоклол, чтобы спасти Кэтти-бри. И сама Кэтти-бри решилась на отчаянный выстрел в катакомбах Калимпорта, чтобы отвлечь Энтрери, когда он едва не прикончил меня. И так Бренор использовал всю свою хитрость, силу и непоколебимую волю, чтобы одолеть темного дракона по имени Мерцающий Мрак, угрожавшего Мифрил Халлу.
Для героя не существует понятия верной смерти, потому что именно в тот момент, когда гибель кажется неминуемой – когда Бренор улетел на горящем драконе в глубину ущелья Гарумна, – герой возносится над всеми остальными воинами. И в этот момент он действует инстинктивно, не думая ни о себе, ни о своей жизни.
Герой делает выстрел.
Сегодня, как мне кажется, всем нам предстоят испытания. В это время растерянности и опасности многое будет висеть на грани катастрофы, и многие рухнут с этого темного обрыва. Но найдутся немногие, кто перешагнет эту границу, кто отыщет путь и сделает выстрел.
Однако в такие моменты важно помнить, что репутация ничего не значит, и, если даже прошлые деяния вселяют уверенность, они не могут гарантировать победу в настоящем или будущем.
Я надеюсь, что мои руки будут крепко держать Тулмарил, когда я перешагну эту черту, потому что знаю: я обязательно шагну в тень смерти, где поджидает черная пропасть. И чтобы понять, насколько высоки ставки в этой борьбе, мне достаточно вспомнить о сломленном Реджисе или взглянуть на мою возлюбленную Кэтти-бри.
Я надеюсь, мне представится возможность выстрелить в преступника, кем или чем бы он ни был, который угрожает всем нам, и, если это случится, я попаду в цель.
Потому что это последнее условие, позволяющее стать героем. Если придерживаться истории о лучниках, герой хочет, чтобы решающий выстрел выпал на его долю. Когда ставки так высоки, герой хочет, чтобы результат зависел от него. И дело не в высокомерии, а в необходимости и уверенности в том, что герой всю свою жизнь тренируется и готовится именно к этому выстрелу.
Сознание своей беспомощности не просто огорчает – оно разрушает. В тех случаях, когда становится ясно, что силы воли, крепости мускулов и мастерства недостаточно, чтобы преодолеть возникшие препятствия, что ты совершенно беспомощен в сложившейся ситуации, начинаются жестокие моральные страдания.
Когда Эррту завлек Вульфгара в Бездну, мой друг подвергался там жесточайшим пыткам. Даже если он крайне редко соглашался говорить на эту тему, громче всего в его голосе звучали нотки отчаяния, вызванного беспомощностью. К примеру, демон позволял ему поверить в то, что Вульфгар свободен, что живет с любимой женщиной, а потом на глазах у бессильного что-либо сделать Вульфгара он убивал и эту женщину, и их воображаемых детей.
Эти пытки оставили в душе Вульфгара самые глубокие и незаживающие раны.
Еще будучи ребенком, в Мензоберранзане я получил урок, общий для всех мужчин-дроу. Моя сестра Бриза привела меня на край нашего пещерного поместья, где уже поджидал огромный земляной элементаль. На великане имелась упряжь, и Бриза протянула мне поводья.
– Держи его, – приказала она.
Я не сразу понял ее приказ, и, когда элементаль шагнул, веревка выскользнула из моих рук.
Бриза, конечно, вытянула меня хлыстом и сделала это с удовольствием.
– Держи его, – повторила она.
Я взял веревку и уперся ногами в землю. Элементаль снова сделал шаг, и я полетел следом за ним. Он, похоже, даже не подозревал о моем присутствии, как и о том, что я напряг все свои скудные силы, чтобы помешать ему.
Бриза сердито нахмурилась и велела мне попробовать еще раз.
Я решил, что это испытание на сообразительность, и, вместо того чтобы тянуть веревку, обмотал ее вокруг ближайшего сталагмита и под одобрительные кивки Бризы крепко зажал конец в руке.
Элементаль по команде сестры опять шагнул, и я облетел вокруг сталагмита, словно свиток пергамента, подхваченный ураганом. Этот монстр снова не заметил моих усилий.
Полученный урок наглядно продемонстрировал мне мою слабость. Я убедился в собственном бессилии.
Потом Бриза одним заклинанием вернула элементаля на место, а вторым – отпустила его. Смысл этого урока заключался в том, чтобы показать: божественная сила Ллос превосходит и физическую силу, и мастерство. Это было не что иное, как еще одно проявление власти Верховных Матерей, предназначенное для того, чтобы мужчины Мензоберранзана знали свое место и не пытались претендовать на более высокое положение, особенно по отношению к избранницам Ллос.
А для меня, как, подозреваю, и для многих моих сородичей, урок имел скорее личное, чем социальное значение, поскольку я впервые столкнулся с могуществом, превосходящим мою силу воли и абсолютно мне не подвластным. Как бы я ни старался, каким бы ни был умным, я не мог повлиять на исход испытания. Элементаль все равно шагал бы вперед, несмотря на все мои ухищрения.
Сказать, что я был унижен, – это еще слишком мало. Там, в темной пещере, я впервые познал истину смертности и предел, положенный смертной плоти.
И теперь я вновь испытываю то же самое чувство бессилия.
Глядя на Кэтти-бри, я понимаю, что ничем не могу ей помочь. Все мы мечтаем стать героями, найти выход из любого положения, выбрать момент и спасти мир. И все мы в некоторой степени боимся признать, что наши желания не всемогущи, что наша решимость и ум могут привести нас к ужасному поражению, – и это действительно так.
В некотором смысле.
Смерть – это наивысший барьер, и, когда мы сталкиваемся с неминуемой гибелью, своей или тех, кто нам дорог, смертное существо в большинстве случаев не испытывает абсолютной покорности.
Мы все верим, что сможем победить эту напасть или этот недуг хотя бы одной силой воли. Это нормальная, присущая каждому защита разума против общей для нас неизбежности. И я не знаю, что хуже: длительное умирание или сознание того, что твое собственное тело тебе уже больше не подчиняется.
В моем случае боль, которую я испытываю при взгляде на Кэтти-бри, не однозначна, и одна из граней мучительных страданий – это сознание своей беспомощности. Я отвергаю взгляды, которыми обменялись Джарлакс и Кэддерли, и выражения их лиц, выдающих их невысказанные мысли. Не может быть, чтобы Кэтти-бри была обречена, и мы ничем не сможем ей помочь!
Они ошибаются, я на этом настаиваю.
И все же знаю, что они правы. Возможно, я «знаю» только потому, что боюсь, больше чем когда бы то ни было, их правоты, и, если это действительно так, мне не на что надеяться. Я не могу сказать «прощай» Кэтти-бри, боюсь, я уже это сделал.
Вот так, в моменты слабости, я теряю веру и понимаю, что они правы. Моя любовь, мой самый близкий человек потерян для меня навеки – и здесь снова вмешивается мое упрямство, поскольку первым побуждением было написать «возможно, навеки». Я не могу признать правду, даже если ее признаю!
Я не раз видел, как мои друзья возвращались от самого края смерти: Бренор после полета на спине дракона, Вульфгар из Абисса, Кэтти-бри с темного уровня Тартара. Как часто непреодолимые препятствия были покорены ими! И в конце мы всегда побеждаем!
Но это не так. И возможно, самая жестокая ирония состоит в уверенности, испытываемой моими компаньонами по Мифрил Халлу, благодаря нашей удаче и нашим подвигам.
И когда нас коснулась неотвратимая трагедия, суровая реальность кажется еще более жестокой.
Я смотрю на Кэтти-бри и вспоминаю о своих слабостях. Мои фантазии о спасении мира разбиваются об острые и неподвижные скалы. Я хочу спасти ее, но не могу. Я смотрю на Кэтти-бри и чувствую, что она потеряна для меня, и в такие моменты мечтаю уже не о победе, а о…
Я не могу даже подумать об этом. Неужели я опустился до того, что мечтаю о мирной и быстрой смерти для женщины, которую люблю больше всего на свете?
А вокруг нас, в этом безумном мире, продолжается борьба. И мои мечи уже нашли себе применение в схватке, которая, как я опасаюсь, только начинается. И я должен оставаться посредником между Бренором и Джарлаксом, между Джарлаксом и Кэддерли. Я не могу остаться в стороне наедине со своим бесконечным горем и болью. Я не могу пренебречь своей ответственностью перед теми, кто меня окружает.
Но все это как-то неожиданно утратило для меня первостепенное значение. Какой смысл в этой борьбе, если со мной не будет Кэтти-бри? Зачем уничтожать драколича, если исход останется все тем же и все мы обречены? Разве наши мысли и дела, которые мы сами считаем очень важными, не оказываются незначительными и мелкими в толще тысячелетий необъятной мультивселенной?
Вот так из чувства бессилия появляется демон отчаяния. Более могущественный, чем безысходность, возникающая от дыхания Мерцающего Мрака, теневого дракона. Более могущественный, чем последствия урока матерей из Мензоберранзана. Потому что вопрос: какой в этом смысл? – самый коварный и пагубный из всех вопросов.
Но я должен бороться. Я не могу сдаться ради тех, кто меня окружает, ради себя самого и, да, ради Кэтти-бри, потому что она не позволила бы мне опуститься до такого состояния.
Откровенно говоря, эта внутренняя борьба изматывает меня сильнее, чем любой демон, чем любой дракон, чем целая орда воинственных орков.
Да, этот мрачный момент демонстрирует мне мою уязвимость, но он же требует от меня веры – веры в то, что, кроме смертной оболочки, есть что-то еще, что, кроме нашего временного существования, есть место величайшего согласия и общего единения.
Иначе наша жизнь была бы слишком грустной шуткой.
Невервинтер
Гаунтлгрим
Пришло время позволить водам прошлого отхлынуть к далеким берегам. Мои ушедшие друзья никогда не будут забыты, но они не должны занимать мои мысли день и ночь. Они рядом со мной, успокаиваю я себя, готовые улыбнуться всякий раз, когда я обращаю свой мысленный взор к их образам за утешением. Готовые воззвать к богу войны, когда битва близка, готовые напомнить мне о моих промахах, когда я готов совершить очередную ошибку, и готовые, всегда готовые заставить меня улыбнуться, отогреть мое сердце.
Но, боюсь, они также напомнят мне о боли, несправедливости, о бесстрастных богах, отнявших у меня мою любовь именно в тот момент, когда я только-только обрел покой. Я никогда их не прощу.
«Проживай свою жизнь по частям», – посоветовала мне одна мудрая эльфийка. Жизнь долгожителя, который увидит рассветы и закаты целых веков, стала бы настоящим проклятием, если постоянно помнить о скорой смерти тех, с кем свела судьба на этом отрезке жизни.
Теперь же, по истечении более чем сорока лет, я поднимаю свой бокал за тех, кто ушел: за Дюдермонта, за Кэддерли, за Реджиса, возможно – за Вульфгара, об участи которого я ничего не знаю. Я поднимаю бокал за Кэтти-бри, мою любовь, мою жизнь… Любовь кусочка моей жизни.
Случай, судьба, боги…
Я никогда не прощу их.
Так уверенно и убежденно произношу эти искренние слова, и все же моя рука дрожит, когда я пишу их. Прошло уже две трети столетия со времен падения короля Призраков, разрушения храма Парящего Духа и сме… ухода Кэтти-бри. Но то страшное утро я помню с болезненной четкостью, хотя очень многие воспоминания о моей жизни с Кэтти кажутся далекими, словно я оглядываюсь на жизнь какого-то другого дроу, чье место я занял. То утро, когда души моей возлюбленной и Реджиса уехали из Мифрил Халла на призрачном единороге, пройдя сквозь каменные стены, покинули меня. То утро, отравленное самой сильной болью, что доводилось мне испытывать, и оставившее в моем сердце незаживающую, кровоточащую, горящую огнем рану.
Но довольно.
Этот образ я погружаю в стремительные воды памяти и не оглядываюсь на него, пока он уплывает.
Я иду вперед по открытой дороге с друзьями – старыми и новыми. Слишком долго мои клинки пребывали в покое, слишком чисты мои сапоги и плащ. Слишком беспокойна Гвенвивар. Слишком беспокойно сердце Дзирта До’Урдена.
Мы отправляемся в Гаунтлгрим, как утверждает Бренор, хотя мне это кажется безнадежным предприятием. Но по правде говоря, это не имеет значения: он уходит завершать свою жизнь, а я иду искать новые берега – чистые берега, свободные от оков прошлого, новую часть моей жизни.
Вот что значит быть эльфом.
Вот что значит быть живым. Жизнь – это наиболее мучительное испытание для рас долгожителей. Даже люди делят свои жизни на этапы, хотя редко осознают их быстротечность, переходя с одной ступени своего существования на другую. Каждый, кого я знал, обманывал себя, полагая, что текущее положение вещей будет неизменно из года в год. Так легко говорить об ожиданиях, о том, что будет лет через десять, и быть уверенным в том, что мир вокруг останется прежним или улучшится в соответствии с желаниями.
«Такой будет моя жизнь в течение года!»
«Такой будет моя жизнь в течение пяти лет!»
«Такой будет моя жизнь в течение десяти лет!»
Все мы твердо верим в эту иллюзию, стремясь облегчить себе дорогу. Но в конце этого пути, будь то год, пять лет, десять или пятьдесят, именно пройденное, а не цель, достигнутая или потерянная, определяет, кто мы. Путь – это история нашей жизни, а не успех или провал в ее конце. И наиболее важный вопрос, на который необходимо отвечать самому себе: «Какова моя жизнь сейчас?»
Я Дзирт До’Урден, некогда из Мифрил Халла, некогда изгнанник города дроу, некогда ученик удивительного мастера оружия, некогда любимый муж, некогда друг короля и других прекрасных и значительных личностей. Это реки моей памяти, утекающие теперь к далекому океану, чтобы я мог отыскать исток нового пути и свое сердце.
Я уже не ищу цели, как ни удивительно это осознавать, потому что мир вышел за рамки того, что я считал истиной. Королевства полны предчувствием повой тьмы и страхом, маня того, кто захочет изменить существующий порядок вещей.
Однажды я принесу с собой свет, чтобы рассеять тьму, но сегодня я беру клинки, так долго лежавшие без дела, и приветствую ее.
Хватит! Я излечился от раны, оставшейся после потерь!
И это ложь.
Сражения происходят все чаще, и мне это нравится.
Окружающий мир стал темнее, опаснее… Мне нравится и это.
Я окончил самый рискованный период моей жизни и, как ни странно, самый спокойный. Мы с Бренором прошли по сотням и сотням туннелей, забираясь так глубоко в Подземье, как не забирались со времен моего возвращения в Мензоберранзан. Естественно, на нашу долю выпало немало сражений, главным образом с огромными хищниками, населяющими эти места. Несколько стычек с гоблинами и орками, троицей троллей тут, кланом огров там. Но ни разу не было серьезной битвы, как не было и настоящего испытания моим клинкам. Более того, с тех пор как мы покинули Мифрил Халл много лет назад, самым опасным оказался день, когда землетрясение едва не похоронило нас под землей.
Но теперь, я думаю, все изменилось, и мне это нравится. Со дня катаклизма, десять лет назад, когда произошло извержение вулкана, прочертившее полосу опустошения от гор до самого моря и похоронившее Невервинтер, обстановка в крае изменилась. Это событие казалось сигналом к восстанию, громким призывом для зловещих существ.
Гибель Невервинтера, в сущности, отделила Север от более цивилизованных областей, расположенных вдоль Побережья Мечей. Глубоководье оказалось в авангарде лицом к лицу с дикой местностью. Торговцы больше не путешествуют по этому краю, за исключением морских авантюристов, а прежние богатства Невервинтера притягивают искателей приключений – зачастую отвратительных и беспринципных – в разрушенный город.
Некоторые люди пытаются отстроить все заново, отчаявшись восстановить бойкую торговлю и порядок, некогда царивший в этих землях. Но сражаются они больше, чем строят. В одной руке им приходится держать плотницкий молоток, а в другой – боевой молот.
Врагов хватает: шадовары, зловещие культисты, поклоняющиеся Асмодею, разбойники-авантюристы, гоблины, гиганты и чудища – живые и немертвые.
Со времени катаклизма северное Побережье Меча, безусловно, стало темнее.
И мне это нравится.
В битве я свободен. Когда клинки разрубают порождение зла, у меня возникает ощущение, что это и есть смысл моей жизни. Много раз я думал, может ли эта внутренняя ярость быть отражением наследия, которое я на самом деле никогда не мог обмануть. Средоточие битвы, напряженность боя, наслаждение победой – может ли все это быть лишь подтверждением того, что я все-таки дроу?
И если это правда, тогда что я в действительности знаю о своей родине и своем народе? И не пародия ли я сам на столь ненавидимое мной общество, чьи корни лежат в страсти и вожделении, которых я не понял или не испытал?
Не обладают ли, со страхом думаю я, верховные матери Мензоберранзана какой-то более глубокой мудростью, неким пониманием глубинных потребностей дроу, удерживая город в состоянии непрерывного конфликта?
Это кажется нелепым, и все же, только сражаясь, я способен терпеть боль потерь. Только в битве я вновь обретаю то удовлетворение, ощущение движения вперед, к лучшему будущему.
Это удивляет меня, злит, и, как ни парадоксально, давая мне надежду на будущее, это подразумевает, что моя жизнь – бессмыслица, мираж, самообман.
Как поиски Бренора.
Я сомневаюсь, что он найдет Гаунтлгрим. Я сомневаюсь, что это место существует. И я сомневаюсь, что дворф верит или когда-либо верил в то, что найдет древний город. И все же каждый день он сосредоточенно изучает свои карты и ориентиры и не оставляет ни одну щель неисследованной. У него есть цель. Поиск придает смысл жизни Бренора Боевого Молота. Кажется даже, что такова природа этого дворфа и дворфов вообще. Эта раса все время говорит о чем-то утраченном и о возвращении былого величия.
Какова в таком случае природа дроу?
Даже до того, как я потерял их, мою любовь Кэтти-бри и моего дорогого друга полурослика, я знал, что не создан для отдыха и покоя. Знал, что я воин по натуре. Знал, что счастлив тогда, когда приключения и битвы влекут меня вперед, взывая к тем навыкам, что я совершенствую всю свою жизнь.
Теперь мне это нравится больше – из-за моей ли это боли и потери или это просто истинное отражение моего наследия?
И если все именно так, то не станет ли у меня больше причин для сражений, не потеряет ли силу кодекс, что направляет мои клинки ради того, чтобы продлить мгновения удовольствия? В какой момент, боюсь и одновременно радуюсь я, страсть к сражениям в моем сердце столкнется с моей совестью? Проще ли теперь оправдываться, выхватив клинки?
Мой истинный страх в том, что гнев выльется в безумие – мгновенно, беспричинно, жестоко.
Мой страх?
Или моя надежда?








