Текст книги "Разбойник"

Автор книги: Роберт Энтони Сальваторе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)

Глава 15
ГЛУПЫЙ АИСТ

Брансен Гарибонд осторожно вьшес вперед одно бедро, потом подтянул второе, перемещая центр тяжести своего худенького тела поочередно на каждую ногу. Для своего возраста мальчик был слишком маленьким и болезненно худым. Волосы у него были черными, как крыло ворона, и его глаза тоже выдавали примесь южной крови его матери – темно-карие, почти черные. И кожа была смуглее, чем у жителей этой местности, но не настолько, чтобы разоблачить его иноземное происхождение, особенно если учесть, что крестьяне почти никогда не мылись. Да к нему никто и не приглядывался, у мальчика были гораздо более яркие отличия – к примеру, неловкая походка или яркое фиолетовое родимое пятно на правом запястье. Эти две особенности отличали его от жителей Прайда гораздо больше, чем унаследованные черты его матери, уроженки Бехрена.

С годами мальчик приучился внимательно смотреть себе под ноги при каждом шаге, чтобы убедиться, что ступня твердо опирается на землю. Он совершенно не ощущал почву под ногами, и каждая неровность влекла за собой неминуемую потерю равновесия и падение. Брансен терпеть не мог, когда это происходило на глазах у прохожих, поскольку ему нелегко было подняться на ноги, а уж о ловкости и говорить не приходилось. Его усилия всегда вызывали хохот у наблюдателей.

К счастью, он знал каждый дюйм любой из дорог, по которым приходилось шагать, – от двери дома Гарибонда на берегу озера до самых восточных окраин Прайда. Теперь он падал гораздо реже, если только кто-то из мальчишек не толкал беднягу, чтобы вдоволь посмеяться, пока он барахтается в грязи, пытаясь подняться.

Терпеть не могу пускать слюни. Я их не чувствую, и не знаю, когда они вытекают изо рта. Но все кругом начинают смеяться, мужчины и женщины показывают на меня пальцем или отворачиваются с отвращением. Слюна и сопли вечно блестят у меня на лице и засыхают на рукавах. Как мне это не нравится!

Вдалеке послышался окрик: «Аист!» – и Брансен понял, что обречен.

Именно так прозвали его городские мальчишки.

Брансен низко опустил голову и заставил свои непослушные ноги двигаться как можно быстрее. Он старался делать более широкие шаги, но при каждом движении у него дергалась голова и непроизвольно поднимались руки. Несмотря на все старания, вскоре за спиной послышались шаги двух догнавших его подростков. Звук на мгновение стих, а потом ритм шагов изменился, и Брансен понял, что они идут следом и передразнивают его неровную напряженную походку.

Он не прекращал упрямо шагать вперед. Брансен собирался дойти до города и купить немного крупы для Гарибонда, и он намеревался выполнить это поручение, несмотря ни на какие преграды. Резким движением он поднял руку, чтобы вытереть лицо, при этом не рассчитал расстояние и довольно сильно шлепнул себя по щеке, но постарался не показать виду.

Спустя пару минут мальчишкам наскучило его передразнивать и они забежали вперед, преградив ему дорогу.

– Привет, глупый Аист! – крикнул Таркус Брин. Брансен продолжал идти, но Таркус сильно ударил его ладонью в грудь. Бедняга покачнулся и старался изо всех сил сохранить равновесие.

– Ос… ос… оставь ме… меня в покое, – с трудом складывая слоги, непослушными губами произнес Брансен.

Мальчишки засмеялись, как смеялся почти каждый, когда слышал его попытки заговорить.

– Я… до… должен… ку… купить…

Хохот заглушил его голос, а Таркус ударил его по лицу, заставив замолчать.

Брансен прищурил глаза и гневно уставился на своего обидчика. В этот момент, когда он стоял на одном месте, а на лице его застыло выражение ненависти, Брансен производил пугающее впечатление и выглядел таким же нормальным и сильным, как и любой другой мальчик. Таркус оборвал смех и даже сделал шагназад, но второй мальчишка вышел вперед и сильно толкнул Брансена.

Несчастный пошатнулся, затоптался на месте, отчаянно вихляя бедрами, и в следующее мгновение шлепнулся лицом в грязь. Он даже не успел закрыть рот и теперь чувствовал привкус крови и грязи.

Брансен с трудом сдерживал подступившие слезы. Он ненавидел слезы и старался не плакать при посторонних. Он мог допустить такое только наедине со своим приемным отцом. Гарибонд нередко плакал вместе с ним.

«Не буду плакать», – твердил он себе снова и снова, но рыдания все же вырывались из горла. Брансен слышал, как кто-то закричал на мальчишек, но был слишком расстроен, чтобы прислушиваться. Насмешливого «По… пока!» Таркуса он тоже не слышал. Наконец мальчишки убежали.

Его отец, Гарибонд, часто говорил, что с годами его жизнь наладится, но этот год был, пожалуй, самым плохим. Большинство взрослых мужчин, даже подростки постарше, ушли на войну против поври. Более взрослые парни тоже не были добры к Брансену, но они выражали свое презрение в основном словесными оскорблениями. С тех пор как они ушли воевать, мальчишки его возраста остались без присмотра и безобразничали в городе.

Брансен уселся прямо на земле и попытался успокоиться. Теперь ему предстояло встать на ноги, а для этого требовалось как следует сосредоточиться.

Нечего попусту лить слезы, от них все равно нет никакого толку.

И все же…

Он стал поворачиваться на бок, чтобы отыскать опору для своих слабых рук, но тут кто-то дотронулся до его плеча. Брансен мгновенно напрягся и закрыл глаза, ожидая, что на него обрушится град ударов, как это слишком часто случалось. Но прикосновение было мягким и ласковым.

– Ты в порядке?

Этот негромкий голос он знал и любил. Брансен позволил неожиданной помощнице, девочке примерно одних с ним лет, перевернуть себя на бок и взглянул в ее хорошенькое личико.

– Ка… Кадайль, – вымолвил он и посмотрел вверх.

Девочка была невысокой для своего возраста и худенькой, как и большинство крестьянских детей. Но в ее фигурке угадывалась особая мягкость, а кожа была гладкой и нежной, не такой, как у других простолюдинок. Когда она улыбалась, ее голубые глаза так и сияли, а все ее лицо вспыхивало румянцем, и поскольку улыбалась она нередко, то ее щечки розовели почти всегда.

– Ох, Брансен, – воскликнула Кадайль, вытерла его заплаканное лицо, и день стал намного ярче. – Каждый раз, когда я тебя вижу, ты всегда в грязи!

В ее словах не было никакого оскорбления. Брансен понял это по ее тону и еще потому, что это была Кадайль. Она никогда его не обижала и не смеялась над ним. Никогда не осуждала и частенько вытирала слюни и сопли безо всякого упрека. И, что еще важнее, всегда терпеливо ждала, пока он закончит фразу.

С помощью Кадайль мальчик поднялся на ноги и сумел выразить свою благодарность. Девочка осторожно стряхнула пыль с его одежды.

– Не обращай на них внимания, – говорила она. – Они все дураки. И сами знают, что они глупые, а ты – нет.

Брансен улыбнулся, но не поверил ее словам. Но все же ему было приятно их услышать.

– У тебя кровь на блузе.

Кадайль опустила глаза и увидела, что ее мать права. На рукаве ее серой рубахи расплылось красновато-коричневое пятно. Девочка посмотрела в лицо матери и пожала плечами.

– Ты что, подралась? – не унималась женщина.

– Нет, мама.

– Кто-то тебя ударил? Или ты споткнулась и упала? Подозрительность в голосе матери сменилась беспокойством, и она подошла поближе к дочери.

– Это не моя кровь, мама, – ответила Кадайль. Женщина попыталась оттереть пятно.

– Это Брансена. Мальчишки опять его обижали. Он разбил себе губу.

Мать Кадайль вздохнула и покачала головой:

– Можно подумать, у них нет других забот, как издеваться над бедным калекой. Люди очень жестоки, девочка, больше, чем ты можешь себе представить. А как тебе удалось его выручить?

– Я закричала, и они убежали. А потом я помогла ему подняться.

Женщина взяла дочь за подбородок и повернула лицом к себе.

– Выслушай меня, – сказала она. – Ты правильно поступаешь, что помогаешь ему или любому, кто нуждается в помощи. Я могу тобой гордиться.

Кадайль удивила неожиданная торжественность в словах матери и ее охрипший голос, словно она старалась сдерживать слезы. Женщина крепко обняла дочку и прижала к себе.

– Я тобой горжусь, – повторила она. Кадайль не поняла, что значили для матери эти слова, ведь она не могла знать, что когда-то давно с женщиной обошлись очень жестоко. Она не знала, что ее мать завязали в мешке вместе с ядовитой змеей, а потом подвесили за руки на дереве и оставили умирать. Только благородный порыв странников спас ее жизнь.

– Входи в дом, и поскорее, – сказал Гарибонд, когда Брансен вернулся.

Нетерпеливо подталкивая мальчика внутрь, он не переставал тревожно оглядываться на деревья, окружающие его небольшое поле. Там неподалеку стоял Берниввигар и с любопытством наблюдал за Брансеном. Гарибонда удивило не это, а тот факт, что старому злобному самхаисту потребовалось так много времени, чтобы выследить калеку. Самхаисты никогда не отличались снисходительностью по отношению к таким «неполноценным» людям и всегда выискивали жертвы, которые можно было принести их жестоким богам, Древним Предкам. Один из близнецов или покалеченный ребенок был подходящей кандидатурой.

А теперь, как подозревал Гарибонд, Берниввигар присматривался к Брансену.

Он посмотрел, как мальчик проковылял через комнату, повернулся на одной ноге и упал на стул. Верхняя губа у него распухла и посинела, да еще, похоже, обломился кусочек зуба.

Гарибонд поморщился и в который раз упрекнул себя за то, что разрешил мальчику отправиться в город. Он был против, а Брансен со своим обычным упрямством продолжал настаивать. Мальчик был настроен вести жизнь обычного подростка, но он таким не был и никогда не станет. Жители Прайда, да и любого другого города в Хонсе, этого не допустят.

Горестные воспоминания перенесли Гарибонда в тот день, когда Сен Ви пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти ребенка. Нет слов, она поступила благородно, но Гарибонд сомневался в ее правоте. Не один раз за эти годы, когда увечья мальчика стали очевидными, Гарибонду приходила мысль накрыть лицо спящего ребенка подушкой и безболезненно отправить его в мир иной. Каждый раз, когда он видел, как неуклюже ковыляет Брансен, когда слышал насмешки других детей в его адрес, у Гарибона разрывалось сердце. Так же больно было ему каждый день видеть мальчика в крови от побоев хулиганов или после падения из-за собственной неловкости. Не лучше ли ему было умереть во младенчестве?

Этот вопрос постоянно мучил Гарибонда, но, по сути, он давно уже был решен раз и навсегда. Сен Ви ответила на него в момент рождения ребенка, отдав последние силы ради новой жизни, и Гарибонд не мог оспаривать ее волю.

Он хотел только защитить мальчика.

Тем временем Брансен улыбнулся и выговорил: «К-к-Кадайль».

– Да, мой мальчик, – отозвался Гарибонд. – Теперь ложись в постель, отдыхай и вспоминай о своей маленькой подружке.

Некоторое время он наблюдал, как Брансен устраивается на своей кровати и поправляет под головой подушку, свернутую из черного шелкового костюма его матери. Гарибонд вновь вспомнил удивительные способности Сен Ви и в который раз изумился мастерству народа Джеста Ту. За столько лет рубашка, брюки и туфли из мягкого податливого материала нисколько не истрепались, и даже слюни и сопли Брансена не оставили на них никакого следа. Еще Гарибонд вспомнил о Книге Джеста и удивительном мече. Он будет хранить эти вещи и защищать мальчика.

Усталый мужчина вновь окинул взглядом хрупкую фигурку паренька на постели напротив и задумался. Как же он сможет его защитить? Гарибонд закрыл глаза и постарался не думать об ужасной судьбе, ожидающей Брансена после его смерти. И о проклятом Берниввигаре, тянущем к нему свои когти. Последняя мысль заставила его вскочить с постели, выглянуть наружу, а потом быстро захлопнуть дверь.

И запереть на засов.

Глава 16
ИЕРАРХИЯ

– Чем вы можете мне помочь?

Каждое слово с тяжелым хрипом вырывалось из груди лорда Прайда, полулежавшего в кровати с грудой подушек за спиной. Без этих подушек он даже не мог дышать, но и в таком положении каждый вздох давался с трудом.

– Мы будем молиться, – ответил отец Жерак, непроизвольно качнув головой, словно подчеркивая важность своих слов.

Стоявший рядом брат Бателейс побледнел.

– Молиться? – донесся из противоположного угла комнаты голос Ренарка. – Вы будете молиться?

– Конечно, – подтвердил отец Жерак. – Мы ведь священники, разве не так? Наше дело – молитва.

Едва договорив, он слабо хихикнул, хотя никто в комнате не поддержал такого неуместного легкомыслия.

– Может, нам стоит снова применить священную силу камней, чтобы помочь лорду Прайду? – предложил брат Бателейс.

– Вот это было бы разумнее, – заметил Ренарк. Брат Бателейс кивнул, но отец Жерак – он был еще старше, чем лорд Прайд, – снова издевательски усмехнулся.

– Чего ради? – спросил Жерак и повернулся к Прайду. – Ты состарился, мой добрый господин. А вслед за старостью приходит смерть. Магические камни не могут противостоять неизбежности. Они могут вылечить раны или преждевременную болезнь, но не смерть. – Он опять засмеялся, совершенно не обращая внимания на то, как некстати его веселье. – Ты боишься умирать, Прайд? Друг мой, очень скоро и я последую за тобой, в следующей жизни мы непременно встретимся. И ты, Ренарк, не надолго отстанешь от нас. А ты тоже боишься?

Брат Бателейс смущенно откашлялся.

– Отец Жерак хотел сказать…

– Он сказал все, что хотел, – прервал его Ренарк.

– А что там? – сумел выговорить лорд Прайд.

– Мой старый друг, – произнес отец Жерак, приблизился вплотную к постели и положил свою сморщенную руку на плечо лорда. Он с любовью смотрел на человека, бывшего его господином больше четырех десятков лет. – Это великая тайна. Мы – существа верующие, без веры мы были бы просто овцами, пережевывающими свою жвачку. Я следую заветам Абеля и верю в его обещания спасения. Ты узнаешь, что тебя ждет, раньше, чем я. Мужайся.

Лицо старого лорда застыло в неподвижной маске.

– Чем вы можете мне помочь?

Отец Жерак отошел от постели, и брат Бателейс поспешно занял его место. В одной руке он сжимал гематит, один из самых сильных священных камней, а ладонь второй руки положил на грудь больного. Бателейс сосредоточился и направил целебную силу камня на больную грудь своего господина. На какое-то время показалось, что лечение помогло, но действие быстро прекратилось.

Брат Бателейс и отец Жерак принялись читать молитвы, а Ренарк презрительно фыркнул и вышел из комнаты.

– Ты заставляешь его верить в несбыточное чудо, – упрекнул Жерак своего спутника по пути в монастырь.

– Я даю ему надежду.

– Но в этом случае надежде места нет, по крайней мере, на тот исход, которого желал бы лорд Прайд. Он умрет не позже чем через неделю, а может быть, и нынче ночью. И этого не избежать, даже если все братья нашей обители соберутся вокруг его ложа с камнями в руках.

Он взглянул на брата Бателейса, который предлагал ему руку помощи, но смотрел прямо перед собой.

– Ты не согласен со мной? – спросил отец Жерак.

– Я боюсь, что речь идет не просто о смерти правителя Прайда. Наследник Прайди где-то далеко на войне, а всем известно, как относится к нам Ренарк.

– Ренарк просто мрачный идиот.

– Но именно ему вскоре будет принадлежать вся власть над Прайдом.

Жерак пожал плечами, словно совсем не придавал значения этому факту.

– Мы утверждаем, что братья Абеля превзошли всех в искусстве исцеления.

– Мы облегчаем страдания, насколько это в наших силах, – уточнил отец Жерак. – Если бы я знал, как вылечить от старости, разве я нуждался бы в твоей помощи, чтобы преодолеть расстояние в пятьдесят футов?

– Но ваша откровенность… Брат Бателейс вздохнул и замолчал.

– Договаривай до конца.

– Вы не оставили ему никакой надежды, даже несбыточной.

– Ты предлагаешь, чтобы я солгал своему старому другу?

Смущение Бателейса было молчаливым ответом на этот вопрос.

– У изголовья постели лорда Прайда весь предыдущий день и целую ночь находился Берниввигар, – заметил он спустя минуту.

– Готовил его к смерти. Самхаисты не способны ни на что другое. Вся их религия зиждется на неизбежности смерти. Они так трактуют человеческую жизнь, что их глупые последователи в первую очередь думают о смерти, а жрецы создают иллюзию борьбы с неизбежным. Самхаисты не придают значения тому, что будет после смерти, хотя и делают вид, будто освящают землю перед захоронением.

– А разве мы не должны противостоять самхаистам? Разве учение святого Абеля не светоч, которым мы должны разогнать их тьму?

– Так и есть. Мы надеемся на жизнь после смерти, но мы не можем предотвратить разрушение физического тела в этом мире.

– Ренарк ожидал от нас большего.

– Ренарк – старый дурак.

– И лорд Прайд надеялся на помощь священных камней.

– Я тоже надеюсь на помощь священных камней! – со смехом воскликнул отец Жерак и покачал головой, хотя окостеневшие мышцы сводили на нет его усилия. – Лорд Прайд боится, да и кто не испугался бы на его месте? Он уходит в такое место, откуда никто еще не возвращался. Он уходит только с нашими молитвами и обещаниями, и больше ни с чем. Такова вера, мой друг. Ужасно, что в конце пути всем нам предстоит сделать последний шаг в неизвестность.

Брат Бателейс предпочел не высказывать свои сомнения и прекратил разговор. Он-то думал, что попытка облегчить участь лорда Прайда превратится в пышную церемонию, что братья Абеля со священными камнями постоянно будут находиться у изголовья постели правителя, будут читать молитвы и исцелять лорда Прайда. Как-то он предложил такой вариант отцу Жераку, но старый монах не захотел его даже выслушать. Возможно, отец-настоятель предвидел недалекое будущее, когда ему самому придется лежать на смертном ложе. Он намеренно лишал лорда Прайда всяческих иллюзий, чтобы укрепить собственный дух, ведь никакие обещания не помогут ему самому преодолеть страх перед неизбежным.

В любом случае брат Бателейс считал, что отец Жерак совершенно не придает значения политической ситуации. В случае смерти лорда Прайда будущее монастыря Святого Абеля представлялось весьма сомнительным.

Той же ночью монахов прайдского храма вызвали в замок.

– Он не переживет сегодняшнюю ночь, – рассудительно объяснял пожилой солдат у ворот замка своему юному напарнику:

Двое монахов так быстро, как позволяли старые кости отца Жерака, миновали ворота и поднялись на четыре пролета лестницы в главную башню, где находились покои лорда Прайда. В приемной перед спальней правителя они обнаружили Ренарка. Советник беспокойно мерил шагами комнату, поглядывая то на пришедших священников, то на двух стражников, преграждавших путь в спальню.

– Мы пришли совершить прощальный обряд, – сказал отец Жерак, и они с братом Бателейсом направились к двери.

Ренарк кивнул, но не монахам, а стражникам, и те поспешно преградили путь. Бателейс и Жерак изумленно оглянулись на советника.

– Сейчас с лордом находится Берниввигар, – объяснил тот.

Бателейс нахмурился, а отец Жерак стал спорить.

– Разве лорд Прайд не принадлежит к церкви Святого Абеля? Он прошел через обряд крещения и торжественного вступления на трон; последнее причастие совершенно необходимо.

– У самхаистов свои церемонии перехода от жизни к смерти.

– Мы должны подготовить его к встрече со святым Абелем. Только он может проводить человека в рай.

Ренарк пожал плечами, войны не двинулись с места. Монахи обменялись тревожными взглядами.

– Вероятно, под конец жизни лорд Прайд склонился на сторону вашего соперника, – сказал Ренарк. – Ни вы, ни Берниввигар не смогли вылечить его болезнь, но самхаисты никогда и не обещали исцеления.

– Так же, как и мы, несмотря на твои заявления, – ответил отец Жерак, и Ренарк снова равнодушно пожал плечами.

– Ренарк, это безумие, – воскликнул отец Жерак и выпрямился во весь рост, чего не мог сделать уже многие годы. – Лорд Прайд давным-давно выбрал для себя учение святого Абеля и приказал построить наш храм в непосредственной близости от замка. Нельзя сомневаться в его истинной вере.

– Умирающий человек нередко меняет свои убеждения, отец.

Отец Жерак вынужден был задуматься над его словами. Монах был далеко не глуп и не мог не понимать сложившейся ситуации. Лорд Прайд умирает, и Ренарк, вероятнее всего, займет место правителя до возвращения принца Прайди с войны – если тот вернется когда-нибудь. Вся эта сцена со срочным вызовом монахов в замок была, без сомнения, задумана хитрым советником ради определенного эффекта. Ренарк ясно давал понять братьям Абеля, что их не отвергают совсем, но все же их религия остается в Прайде на втором месте – всего лишь на втором месте.

– Мы зайдем к нему в самом конце, – спокойно произнес отец Жерак, стараясь сделать вид, что, несмотря ни на что, намерен сохранить мир и спокойствие в замке ради умирающего господина. – Пусть лорд Прайд воспользуется преимуществами обеих религий, святого Абеля и самхаизма…

Не успел он договорить, как дверь в спальню распахнулась. На пороге появился старик Берниввигар.

– Лорд Прайд покинул этот мир и удалился в царство призраков. Вся наша жизнь – это постепенный переход к миру призраков. Давайте вместе совершим обряд умиротворения загробных духов.

Как всегда, самхаисты проповедовали чувство страха.

Бателейс едва ли расслышал слова старого жреца, поскольку все его внимание было поглощено самим Берниввигаром. В лице самхаистов братья Абеля имели могущественных соперников, и Бателейсу это было прекрасно известно. Несмотря на то, что никто не знал точного возраста Берниввигара, он явно был не моложе отца Жерака, однако сохранил запас энергии и жизненных сил. Казалось, на своем личном примере самхаист демонстрировал жителям Прайда преимущества древней религии.

– Правитель умер, да здравствует лорд-регент Ренарк! – провозгласил один из воинов, и Бателейс перевел взгляд с Берниввигара на нового правителя Прайда.

Ренарк никогда не питал симпатии к религии святого Абеля.

Без единого слова, не глядя ни на кого, и меньше всего на братьев Абеля, Берниввигар пересек комнату и покинул замок.

– Официально о передаче власти мы объявим завтра утром, – сказал Ренарк. Затем он посмотрел на монахов: – На сегодня все закончено. Вы можете возвращаться к своим постелям, или к молитвам, или к чему-то еще, чем могут заниматься братья Абеля в такой час.

– Мы должны с вами подробно все обсудить, лорд-регент, – произнес отец Жерак, и от Бателейса не ускользнуло ни почтение в голосе его наставника, ни упоминание только что провозглашенного титула.

– Всему свое время.

– Это срочно, – настаивал отец Жерак. – Большинство ваших подданных…

– Всему свое время, отец, – отрезал Ренарк. Отец-настоятель хотел возразить, но передумал. Он наклонил голову, то ли в знак согласия, то ли в знак осуждения, потом оперся на руку брата Бателейса и, прихрамывая, вышел из комнаты.