Текст книги "Миры Роберта Хайнлайна. Книга 5"

Автор книги: Роберт Энсон Хайнлайн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц)

– О нет! Прямо в вашей каюте. Мы транслируем выступление на Фобос, там его запишут для Марса и по линии срочной связи ретранслируют в Новую Батавию, откуда запись пойдет на Землю, а также на Венеру, Ганимед и так далее. За каких-нибудь четыре часа ваша речь обойдет всю Солнечную систему, а вам и шагу из каюты ступить не придется.

В огромности аудитории есть что-то завораживающее. Мне лишь раз пришлось принять участие в аналогичной передаче, и то мою роль почти целиком вырезали, так что моя физиономия маячила на экране ровно двадцать семь секунд.

Дак посчитал, что я колеблюсь и добавил:

– Особого беспокойства это не причинит, поскольку у нас на «Томе» есть аппаратура для стереозаписи. Мы сможем просмотреть пленку и вырезать то, что покажется неудачным.

– Ну… ладно. Текст речи у вас, Билл?

– Да.

– Дайте мне просмотреть его.

– Это еще зачем! Для этого у вас будет время перед выступлением.

– Это его вы держите в руках?

– Да, его, а что?

– Тогда позвольте мне прочесть.

Билл выглядел очень раздраженным.

– Вы получите его за час до выступления. Такие вещи производят более сильное впечатление, когда они кажутся импровизацией.

– Впечатление импровизации есть результат тщательной подготовки, Билл. Поверьте мне, ведь это моя профессия, и я знаю, о чем говорю.

– У вас вчера на космодроме получилось неплохо без всякой репетиции. В речи ничего нового нет, и я хочу, чтобы вы произнесли ее точно так же, как там.

Чем больше упрямился Корпсмен, тем больше во мне проступали черты характера Бонфорта. Думаю, Клифтон заметил, что я готов взорваться, потому что он сказал:

– О ради бога, Билл! Отдай ты ему текст, в самом деле!

Корпсмен фыркнул и швырнул мне листы. В невесомости они разлетелись по всей каюте. Пенни собрала их, сложила по порядку и передала мне. Я поблагодарил ее и стал читать.

Я просмотрел текст, затратив на это столько же времени, сколько потребовалось бы на произнесение речи. Окончив читать, поднял глаза и оглядел присутствующих.

– Ну как? – спросил Родж.

– Тут примерно пять минут на тему об Усыновлении. Остальное – аргументация в пользу политики партии Экспансионистов. В общем, очень похоже на те речи, которые вы мне давали для прослушивания.

– Да, конечно, – согласился Клифтон. – Усыновление – крюк, на который мы повесили все остальное. Как вам известно, мы собираемся в недалеком будущем поставить вопрос о вотуме доверия.

– Это-то я понимаю. Вы не можете упустить шанс и должны забить во все барабаны. Так вот, все хорошо, но…

– Что вы хотите сказать? Вам что-нибудь не нравится?

– Все дело в форме выступления. В нескольких местах требуется кое-что перефразировать. Он просто не мог бы сказать так, как это значится в тексте.

Корпсмен взорвался, произнеся слово, которое никак не следовало бы говорить в присутствии дамы, за что я смерил его ледяным взглядом.

– Послушай-ка, Смизи! – продолжал он. – Кому должно быть лучше известно, как бы сказал или не сказал Бонфорт? Тебе? Или человеку, который пишет все его речи вот уже четыре года?

Я постарался взять себя в руки. В чем-то он был прав.

– Дело в том, – ответил я, – что фраза, которая хорошо выглядит на бумаге, иногда звучит фальшиво в устной речи. Мистер Бонфорт великий оратор, это я давно понял. Он стоит в ряду с Уэбстером [10]10
  Джон Уэбстер (1500 (?)-1625 (1634?)) – английский драматург (прим. ред.).


[Закрыть], Черчилем или Демосфеном – самые высокие мысли он выражает самым простым языком. Вот, посмотрите, тут употребляется слово «бескомпромиссность», причем, даже дважды. Я, конечно, вполне способен произнести его правильно, у меня вообще слабость к многосложным словам, и я охотно демонстрирую свою эрудицию публично. Но мистер Бонфорт сказал бы «упрямство» или даже «ослиное упрямство», «тупоголовость» или нечто подобное. Причина, по которой он так поступил бы, лежит, разумеется, в том, что подобные выражения отлично передают эмоциональный настрой оратора.

– Вот что! Ты занимайся своим прямым делом – постарайся получше донести смысл речи до слушателей, а я уж как-нибудь позабочусь о словах!

– Вы не понимаете, Билл! Мне дела нет до того, правильна ли речь с политической точки зрения или нет. Но моя работа – верно передать манеру оратора. А я этого сделать не смогу, если в уста изображаемого мной персонажа будут вложены не свойственные ему выражения. Это прозвучало бы так же фальшиво, как если бы коза попробовала заговорить по-гречески. Но если я прочту речь, написанную теми словами, которые свойственны только Бонфорту, она автоматически произведет нужное впечатление. Он ведь великий оратор.

– Слушай, Смизи, тебя нанимали не для того, чтобы ты писал речи. Тебя нанимали…

– Полегче, Билл, – вмешался Дак. – И заодно отвыкни навсегда от всех этих «Смизи». Родж, что скажешь? Каково твое мнение?

– Насколько я понимаю, Шеф, речь идет только о нескольких выражениях?

– Да, конечно. И я бы еще предложил изъять личный выпад против мистера Кироги и намек на его спонсоров. Мне кажется, это не в духе мистера Бонфорта.

Клифтон как-то увял:

– Этот абзац я вставил сам. Но вы, вероятно, правы. Он всегда старается думать о людях хорошо. – Он на минуту задумался. – Сделайте изменения, которые сочтете нужными. Потом мы запишем выступление и просмотрим пленку. Всегда ведь можно вырезать то, что покажется неудачным. Можно и вообще отменить выступление «по техническим причинам». – Клифтон скупо улыбнулся. – Вот так мы и сделаем, Билл.

– Будь я проклят, если это не самая наглая…

– И все же, именно так мы и поступим, Билл.

Корпсмен пулей вылетел из каюты. Клифтон вздохнул:

– Билл не терпит даже мысли, что кто-то, кроме мистера Бонфорта, будет давать ему указания. Но человек он очень дельный. Гмм… Шеф, как скоро вы будете готовы для записи? Наше время – шестнадцать ноль-ноль.

– Не знаю. Но к этому времени я буду готов.

Пенни проводила меня до кабинета. Когда она прикрыла дверь, я сказал:

– В ближайший час или около того вы мне не будете нужны, Пенни, девочка. А пока попросите, пожалуйста, у доктора еще несколько таблеток, они могут потребоваться.

– Хорошо, сэр. – Она поплыла спиной к двери. – Шеф!

– Что, Пенни?

– Я только хочу сказать, не верьте, что Билл действительно писал все егоречи.

– А я и не поверил. Я же слышал его речи… И прочел этот… текст.

– О, конечно, Билл частенько готовил нечто вроде черновика. То же самое делал и Родж. Даже мне приходилось этим заниматься. Он… он использовал любые идеи, откуда бы они ни шли, если считал их заслуживающими внимания. Но когда он говорил речь, она была его собственной – от первого слова и до последнего.

– Я уверен в этом. Хотелось бы, однако, чтобы он подготовил и эту – заранее.

– Все будет отлично, если вы захотите.

Так я и сделал. Я начал с того, что стал заменять синонимы, вставляя грубоватые гортанные германизмы на место выспренних утробных латинизмов, на произношении которых можно вывихнуть челюсть. Потом я вошел в раж, побагровел и порвал текст на кусочки. Актеру ведь часто хочется повозиться с текстом своей роли, только шансов ему почти никогда не выпадает.

Я никого не допустил к прослушиванию своей речи, кроме Пенни, и потребовал от Дака устроить так, чтобы ее нельзя было услышать где-нибудь в другой части корабля, хотя и подозреваю, что он все же обвел меня вокруг пальца и подслушал. Пенни расплакалась уже после трех первых минут, а к тому времени, когда я кончил (речь длилась двадцать восемь с половиной минут – ровно столько, сколько мне выделили), она была на грани обморока. Я, конечно, не позволил себе вольничать со славной экспансионистской доктриной, провозглашенной ее официальным пророком – Джоном Джозефом Бонфортом. Я просто заново воссоздал и речь, и манеру, в которой она произносилась, используя для этого отдельные абзацы из других его речей.

И вот ведь какая странная штука – произнося ее, я верил каждому сказанному в ней слову.

Но какая же это была роскошная речь, друзья мои!

Потом мы все вместе прослушали эту запись, сопровождаемую моим изображением в натуральную величину. Среди нас был и Джимми Вашингтон, что заставило Билла Корпсмена держаться в рамках приличий. Когда все кончилось, я спросил:

– Что скажете, Родж? Надо ли что-то вырезать?

Он вытащил изо рта сигару и ответил:

– Нет. Если вам угодно выслушать мой совет, Шеф, я посоветую все оставить как есть.

Корпсмен снова выскользнул из каюты, но зато мистер Вашингтон подошел ко мне со слезами на глазах – а надо сказать, слезы в космосе в состоянии невесомости – большое неудобство, так как им некуда падать – и сказал:

– Мистер Бонфорт, это было прекрасно!

– Благодарю вас, Джимми.

А Пенни вообще не могла произнести ни слова.

После окончания прослушивания я был в полном отпаде – триумфальный исход представления всегда превращает меня в выжатый лимон. Я проспал как убитый больше восьми часов и проснулся только от воя сирены. Еще перед сном я привязался ремнями к койке – терпеть не могу в состоянии невесомости болтаться во сне туда-сюда по каюте. Так что я продолжал лежать, не двигаясь. Однако я и понятия не имел, что мы так скоро стартуем, а потому сразу же после первого предупреждения вызвал капитанскую рубку.

– Капитан Бродбент?

– Одну минуту, сэр, – услышал я голос Эпштейна.

– Слушаю, Шеф, – ответил мне тут же Дак. – Мы стартуем точно по расписанию. Согласно вашим распоряжениям.

– Что? Ах, да, разумеется.

– Думаю, мистер Клифтон сейчас зайдет к вам.

– Отлично, капитан. – Я снова откинулся на подушки и стал ждать.

Сразу же после старта, когда сила тяжести достигла одного «g», в каюту вошел Родж Клифтон. Я никак не мог определить выражение его лица – на нем одновременно читались триумф, тревога и недоумение.

– Что случилось, Родж?

– Шеф! Они нас перехитрили! Правительство Кироги ушло в отставку!

Глава 7

Голова у меня была все еще затуманена сном, и мне пришлось как следует потрясти ею, чтобы понять, что произошло.

– Из-за чего шум, Родж? Разве не этого вы добивались все это время?

– Конечно, конечно, но… – он замялся.

– Что «но»? Ничего не понимаю. Вся ваша команда многие годы трудилась и хитрила, пытаясь добиться именно такого результата. Теперь вы его получили и почему-то разыгрываете из себя невесту, которая неожиданно потеряла уверенность в том, что ей действительно хочется идти под венец. В чем дело? Грешники вроде бы низвергнуты, праведники торжествуют. Разве не так?

– Сразу видно, что вы еще слабо разбираетесь в политике.

– Еще бы! После того как меня забаллотировали на выборах в звеньевые отряда бойскаутов, я потерял все свои амбиции.

– Тогда знайте, что правильный выбор момента действий в политике – это все!

– Мой папаша говаривал то же самое. Послушайте, Родж, прав ли я, предположив, что вы предпочитаете, чтобы Кирога пока оставался у власти? Вы сказали, что он перехитрил вас.

– Попытаюсь объяснить. Мы надеялись поднять вопрос о вотуме доверия и, победив, добиться проведения всеобщих выборов, но все это в более удобное для нас время, когда мы будем полностью уверены в победе на выборах.

– Ага! А сейчас, значит, уверенности в победе у вас нет. Вы полагаете, что Кирога может обойти вас и снова встать у власти на следующие пять лет или, в крайнем случае, сохранить прочные позиции в Ассамблее?

Клифтон задумался.

– Нет, я считаю, что у нас недурные шансы на выигрыш.

– Что? Знаете, я плохо соображаю спросонья. Вы что же, не хотите победы?

– Конечно, хотим, но вы не понимаете, каковы последствия отставки правительства в данный момент.

– Действительно не понимаю.

– Видите ли, правительство, находящееся у власти, может назначить всеобщие выборы в любой день своего пятилетнего срока правления. Обычно оно выбирает для этого самый, по его мнению, подходящий момент. Однако оно никогда не уходит в отставку в промежутокмежду объявлением о сроке будущих выборов и самими выборами, если, конечно, его к этому не принудят. Это понятно?

Я, хоть политикой не интересуюсь, все же понял, что и в самом деле произошло нечто странное.

– Кажется, да.

– Сейчас же Кирога назначил всеобщие выборы, а затем весьего кабинет подал в отставку, оставив Империю без управления. В этом случае Императору не остается ничего иного, как поручить кому-то сформировать «переходное» правительство, которое будет функционировать до выборов. Согласно букве закона, он может поручить это любому члену Великой Ассамблеи, но если руководствоваться конституционными прецедентами, то никакой альтернативы у Императора нет. Когда правительство в полном составе уходит в отставку, не перераспределяя портфелей, а полностью.Император обязанпоручить формирование «переходного» правительства лидеру оппозиции. Такой ход событий неизбежен, он вытекает из нашей конституционной практики, которая должна предотвратить использование угрозы отставки в качестве средства давления. В прошлом для этого прибегали к другим методам, но они приводили к тому, что правительства менялись как перчатки. Наша же нынешняя система гарантирует стабильность управления государством.

Я приложил такие усилия, чтобы вникнуть в эти детали, что чуть не пропустил следующую фразу.

– А поэтому Император, естественно, вызвал мистера Бонфорта в Новую Батавию.

– Что? В Новую Батавию? Господи! – Я подумал, что никогда еще не бывал в столице Империи. В тот раз, когда я летел на Луну, превратности моей профессии не оставили мне ни времени, ни денег на поездку в Батавию. – Так вот почему мы стартовали! Ну, что ж, я даже рад. Думаю, что у вас найдется возможность отправить меня на Землю и в том случае, если «Томми» попадет туда не скоро.

– Вот уж из-за этого вам совсем не стоит ломать голову. Да капитан Бродбент в одну минуту изыщет десяток способов переправить вас домой.

– Виноват! Я, конечно, понимаю, что сейчас у вас на уме гораздо более важные дела, Родж. Хотя, разумеется, именно сейчас, когда моя работа завершена, я бы не отказался поскорее оказаться дома. Впрочем, несколько дней или даже месяц пребывания на Луне не помешают. Меня ведь ничто не торопит. И большое спасибо, кстати, за то, что нашли время сообщить мне все эти новости. – Только тут я обратил внимание на выражение его лица. – Родж, вы чем-то дьявольски озабочены!

– Да неужели вы не понимаете?! Император вызвал мистера Бонфорта! Сам Император, человече! А мистер Бонфорт не может прибыть на аудиенцию! Они разыграли рискованный гамбит и, возможно, поставили нас перед неизбежным матом.

– Что-что? Подождите-ка минутку… Дайте сообразить… Так-так, я понимаю, о чем вы… Но постойте, мы же еще не в Новой Батавии, до нее же сто миллионов миль, или двести, или еще больше… Доктор Капек к тому времени подлатает мистера Бонфорта, и тот сможет распрекрасно сыграть свою роль. Разве не так?

– Ну… во всяком случае, мы надеемся на это.

– Но вы не уверены?

– А как можно быть уверенным? По словам Капека, в медицинской практике последствия применения таких огромных доз практически неизвестны. Многое зависит от индивидуальных особенностей хода биохимических процессов и от того, какой именно препарат применялся.

И тут я вспомнил, как один сукин сын подсунул мне однажды перед представлением таблетку сильнейшего слабительного. Я, конечно, провел свою сцену, что было явной победой духа над материей, но затем добился, чтобы мерзавца прогнали с позором.

– Родж! Значит, они сделали ему это последнее вливание – дали ему совершенно ненужную чудовищную дозу вовсе не из гнусных садистских побуждений, а с целью подготовить нынешнюю ситуацию…

– Я тоже так думаю. И Капек – тоже.

– Слушайте! Но тогда за всей этой историей с похищением стоит не кто иной, как сам Кирога! Значит, Империей управляет самый обыкновенный гангстер!

Родж покачал головой.

– Совсем необязательно. И даже маловероятно. Но это означает, что те же самые силы, которые направляют действия Активистов, контролируют и аппарат партии Человечества. Однако этим силам обвинение не предъявишь – они недосягаемы и респектабельны. И тем не менее именно они могли дать Кироге сигнал – пришло время свернуть дела, залечь в кусты и притвориться мертвым – и заставить его этот приказ выполнить. Почти наверняка, – добавил он, – даже не намекнув на действительную причину того, почему именно этот момент сочтен наиболее подходящим.

– Черт побери, уж не хотите ли вы сказать, что самый могущественный человек в Империи вот так запросто сложит лапки и подчинится? Только потому, что кто-то прикрикнет на него из-за кулис?

– Боюсь, что именно так я и думаю.

Я покачал головой:

– Политика – грязная игра.

– Нет, – решительно возразил Клифтон. – Такой вещи, как грязная игра, не существует вообще. Зато часто приходится иметь дело с грязными игроками.

– Не вижу разницы.

– Разница огромная. Кирога – человек весьма заурядный, и он лишь марионетка в руках негодяев. Бонфорт же личность выдающаяся и марионеткой никогда – в буквальном смысле этого слова – не был. В бытность свою простым членом Движения он верил в его правоту, а став лидером, исходит из прочных идейных соображений.

– Поправка принята, – сказал я, извиняясь. – Ну хорошо, так как же мы поступим? Может быть, Даку следует вести «Томми» так, чтобы он еле-еле тащился, и к моменту прибытия в Новую Батавию Шеф успел бы полностью прийти в себя?

– Тянуть мы не можем. Конечно, идти с ускорением большим, нежели одно «g», нет необходимости – никто не вправе ожидать, чтобы человек в возрасте Бонфорта подвергал бы сердце большим перегрузкам. Но и оттягивать аудиенцию мы не можем. Когда Император приглашает вас – вам остается только одно – прибыть к нему, и поскорее.

– Так что же делать?

Родж молча поглядел на меня. И тут я начал нервничать:

– Слушайте, Родж, попрошу вас обойтись без всяких там дурацких штучек! Ваши проблемы не имеют ко мне никакого отношения! Я с ними покончил, если не говорить об обещании несколько раз как бы случайно появиться там и сям на корабле! Грязная она или чистая, но политика – не мое дело, так что, будьте добры, раплатитесь со мной, отправьте меня домой, и я гарантирую вам, что никогда не подойду ближе чем на милю к избирательным урнам!

– Но вам же, вероятно, практически ничего не придется делать! Доктор Капек почти наверняка приведет его в порядок ко времени прибытия. И вообще – ничего трудного для вас не предвидется – ничего даже похожего на церемонию Усыновления… так, простенькая аудиенция у Императора…

– У Императора!!! – Я почти орал во весь голос.

Как и все американцы, я не видел в монархическом строе никаких преимуществ, в глубине души не одобрял его и в то же время испытывал тайное, уходящее корнями в самое сердце, благоговение перед королевскими особами. К тому же Америка вошла в Империю как бы с черного хода, сменив свой статус ассоциированного члена на преимущества полного членства, оговорив сохранение в неприкосновенности американских общественных институтов, собственной конституции и всего прочего. В частности, негласно было решено, что ни один из членов королевской семьи никогда не ступит на американскую землю. Возможно, это было плохо придумано. Возможно, если бы мы немного присмотрелись к королевским особам, они не производили бы на нас такого сильного впечатления. Пока же всем известен факт, что именно американские дамы-«демократки» больше всех прочих лезут вон из кожи, стараясь добиться чести быть представленными ко двору.

– Остыньте, – ответил Родж. – Вполне вероятно, что ничего такого вам делать не придется. Мы только хотим, чтобы вы были наготове. Я пытался дать вам понять, что «переходное» правительство – в общем-то, дело пустяковое. Оно не принимает законов, оно не меняет политику. Так что деловую часть я целиком возьму на себя. Вам же придется – если придется – лишь официально появиться перед королем Виллемом и выдержать одну, возможно, две – в зависимости от того, как пойдет выздоровление – заранее подготовленные пресс-конференции. То, что вы сделали раньше, было гораздо труднее. А что касается оплаты – деньги будут вам выплачены независимо от того, понадобятся нам ваши услуги или нет.

– Черт вас возьми, оплата тут совершенно ни при чем! Дело совсем в другом… Короче, говоря словами одного из героев известной драмы – «Вычеркните меня из списков»!

Прежде чем Родж успел ответить, в каюту без стука ворвался Билл Корпсмен, окинул нас беглым взглядом и кинул Клифтону:

– Ну, ты ему уже сказал?

– Да, – ответил Клифтон. – И он отказался от работы.

– Как это? Что за чушь собачья!

– Это не чушь, – отозвался я. – И между прочим, Билл, на двери, через которую вы вошли, есть симпатичное местечко, куда можно постучать. В нашей профессии принято перед тем, как входить, постучать и спросить: «Можно войти?». Я хотел бы, чтобы вы запомнили это.

– Еще чего! У нас нет времени на все эти цирлихи-минирлихи! И что это еще за болтовня насчет отказа?

– Это не болтовня. За такую работу я не брался.

– Чушь! Может, ты слишком глуп, чтобы понять это, Смизи, но ты увяз в этом деле уж больно глубоко, чтобы пятиться назад. Смотри, тебе может не поздоровиться!

Я подошел к нему и крепко схватил за плечо.

– Вы мне угрожаете? Если да, давайте выйдем и выясним отношения.

Он сбросил мою руку.

– Ты что, забыл, что мы на космическом корабле? Совсем дурак, что ли? А ты попробуй понять своей тупой башкой, что именно ты – причина нынешней неразберихи.

– Что вы хотите этим сказать?

– Он хочет сказать, – вмешался Клифтон, – что убежден, будто падение кабинета Кироги есть прямой результат речи, произнесенной вами сегодня утром. Возможность, что он прав, не исключена. Но сейчас речь не об этом. Билл, попытайся сохранить хотя бы элементарную вежливость, ладно? Руганью мы тут ничего не добьемся.

Я был так поражен предположением, будто это я вызвал отставку Кироги, что позабыл даже страстное желание набить морду Биллу. Неужели они всерьез так считают? Конечно, речь была отменная, но могла ли она вызвать такую реакцию? Если так, то скорость реагирования просто поразительна.

Я сказал с удивлением в голосе:

– Билл, должен ли я понимать, что вы недовольны моей речью, потому что она оказалась слишком сильно действующей?

– Чего? Черта с два! Это было препаршивое выступление!

– Вот как? Придется вам выбирать что-то одно. Вы же утверждаете, что это паршивенькое выступление оказалось столь сильным, что напугало партию Человечества и заставило ее правительство выйти в отставку. Тут что-то не очень вяжется.

Билл растерялся, начал было отвечать, заметил, что Родж прячет ухмылку, надулся, опять попытался что-то возразить, но, наконец, передернув плечами, пробормотал:

– Ладно, парень, будем считать, что ты прав – твоя речь не имеет отношения к падению кабинета Кироги. И тем не менее дело есть дело. Почему бы тебе не взять на себя часть общей ноши?

Я взглянул на него и снова обуздал свой гнев (тоже влияние Бонфорта – исполнение роли хладнокровного персонажа невольно воспитывает хладнокровие и в актере).

– Билл, вы опять нелогичны. Только что вы ясно дали понять, что считаете меня всего лишь простым наемником. Раз так, то никаких обязательств, сверх оговоренных ранее и уже выполненных, у меня нет. И вы не можете нанять меня на новую работу, если она мне не по нраву. А она мне явно не подходит. – Он начал было выступать, но я оборвал его. – Разговор окончен. Убирайтесь. В вас тут никто не нуждается?

Билл выглядел ошеломленным.

– Да кто ты такой, чтобы тут командовать!

– А никто! Ровным счетом никто, как вы мне только что указали. Но это моякаюта, отведенная мнекапитаном. Поэтому или уходите сами, или я вас вышвырну. Мне не нравятся ваши манеры.

Клифтон тихо добавил:

– Тебе бы лучше испариться, Билл. Не говоря о прочем, в данный момент это действительно его личнаякаюта. Поэтому тебе лучше выйти. – Помолчав, Родж продолжил: – Думаю, что в присутствии нас обоих тут нет особой нужды. Видимо, договориться не удалось. С вашего разрешения… Шеф…

– Разумеется.

Я сел и несколько минут обдумывал происшедшее. Жаль, что я позволил Биллу спровоцировать себя даже на такую, сравнительно бескровную ссору. Все равно она была ниже моего достоинства. Однако вороша в уме все детали этой перепалки, я удостоверился, что мои личные расхождения с Биллом никак не повлияли на решение – оно было принято до его прихода.

Раздался громкий стук в дверь. Я крикнул:

– Кто там?

– Капитан Бродбент.

– Входите, Дак.

Он вошел, сел и, по меньшей мере, несколько минут казался занятым исключительно состоянием своих ногтей. Наконец поднял глаза и сказал:

– Вы измените свое решение, если я посажу этого жулика в карцер?

– Как? Разве на вашем корабле есть карцер?

– Нет. Но соорудить его ничего не стоит.

Я бросил на него пытливый взгляд, пытаясь понять, что происходит в глубине этой черепной коробки.

– А вы что, действительно посадили бы Билла в карцер, если бы я попросил об этом?

Он взглянул на меня, заломил бровь и хитровато усмехнулся.

– Нет, конечно. Разве дойдешь до капитанского звания, если будешь действовать, исходя из таких шатких оснований? Подобного приказа я бы не выполнил, даже если бы он исходил от него. – И он кивнул в сторону каюты, где сейчас лежал мистер Бонфорт. – Есть решения, которые человек имеет право принимать только самостоятельно.

– Точно.

– Ммм… Я слышал, что вы уже решили нечто в этом духе?

– Верно.

– Так. За это время я стал уважать тебя, сынок. Когда мы с тобой встретились впервые, мне показалось, что ты просто воображала и фигляр, у которого за душой ровным счетом ничего нет. Я ошибался.

– Очень признателен.

– Поэтому я не стану тебя упрашивать. Ты мне просто скажи – стоит ли нам с тобой тратить время на обсуждение всех сторон этого дела? Или ты уже обдумал все сам?

– Я твердо решил, Дак. Не мое это амплуа, вот что!

– Что ж, должно быть, ты прав. Очень жаль. Думаю, нам остается лишь надеяться, что он оправится ко времени прибытия. – Дак поднялся. – Кстати, тебя хотела бы повидать Пенни, если, конечно, ты не собираешься ложиться в постель.

Я рассмеялся, но смех был невесел.

– «Кстати», значит? А вы случайно не нарушили очередность? Разве сейчас не очередь доктора Капека выкручивать мне руки?

– Он уступил свою очередь. Слишком занят с мистером Б. Однако он велел тебе передать кое-что.

– Что именно?

– Сказал, чтобы ты проваливал ко всем чертям. Конечно, он высказался куда красочнее, но смысл был именно таков.

– Вот как?! Тогда передайте ему, что я займу ему местечко у адского огня.

– Так Пенни может войти?

– О разумеется. Но лучше скажите ей заранее, что она зря потеряет время. Ответ все равно будет отрицательный.

Ну, в общем, решение я, конечно, изменил. Черт возьми, и почему это аргументы кажутся куда более убедительными, если их подкрепляет аромат «Страсти в джунглях»? Сказать, что Пенни прибегла к каким-нибудь бесчестным приемам, нельзя – она даже ни единой слезинки не проронила, да и я себе ничего такого не позволил, однако вскоре обнаружилось, что я уже сдал кое-какие из своих позиций, а потом оказалось, что и отступать-то уже некуда. Да что там говорить, от Пенни не отобьешься – она из тех женщин, что готовы спасать всех подряд, а ее искренность прямо-таки заразительна.

Усилия, которые мне пришлось приложить во время полета на Марс, чтобы войти в образ Бонфорта, ничто по сравнению с тем, что мне предстояло сделать во время полета в Новую Батавию. Основные черты характера моего героя уже были мной усвоены, но теперь мне предстояло узнать об этом человеке все, чтобы чувствовать себя Бонфортом в любой ситуации. Хотя готовился я преимущественно к королевской аудиенции, но когда мы очутимся в Новой Батавии, я могу столкнуться с сотнями и даже тысячами людей. Родж надеялся оградить меня от грозящих опасностей ссылками на необходимость уединения, в котором время от времени нуждается каждый крупный политик, когда ему предстоит большая работа. Но как там ни крути, мне все равно не избежать встреч – общественный деятель – это общественный деятель, и уж тут никуда не денешься.

То хождение по туго натянутому канату, которое мне предстояло, стало возможным лишь благодаря бонфортовскому фэрли-архиву, возможно самому лучшему из когда-либо существовавших. Фэрли – политический менеджер в двадцатом веке, насколько я помню, состоявший при Эйзенхауэре. И метод, который он изобрел, чтобы облегчить политическим деятелям личные связи с другими людьми, был столь же революционен, как и создание немцами Генерального штаба для планирования военных операций. Я-то, разумеется, об этом методе ничего не знал, пока Пенни не показала мне архив Бонфорта.

Это было собрание досье, содержавших самые различные сведения о людях. Ведь искусство политика заключается именно в знании людей. В досье находилась информация о многих тысячах лиц, с которыми Бонфорт встречался на протяжении своей долгой карьеры общественного деятеля. Досье представляли собрание фактов, известных Бонфорту о каждом из этих людей и полученных в результате встреч с ними. Там было все что угодно, как бы тривиальны не были сами по себе эти факты (именно наиболее тривиальные обстоятельства заносились в досье одними из первых): имена и шутливые прозвища жен, детей, домашних животных, хобби, любимые блюда и напитки, предрассудки, причуды. За этим следовали даты, места и содержание разговоров каждой встречи, которая была у Бонфорта с этим человеком.

Если была возможность, прилагались фото. Иногда в досье включалась информация из других источников, то есть основанная не на личных впечатлениях Бонфорта, а полученная другим путем. В некоторых случаях такая побочная информация включала в себя целые биографические очерки – иногда на несколько тысяч слов.

И Бонфорт, и Пенни всегда носили с собой мини-магнитофоны, работавшие от теплоты их тел. Если Бонфорт был один, он при первом удобном случае – в автомобиле, в туалете – надиктовывал запись сам. Если же с ним была Пенни, она записывала нужные сведения на своем диктофоне, замаскированном под наручные часы. Пенни, по-видимому, сама не занималась перепечаткой и микрофильмированием материалов – это входило в обязанности двух девиц из штата Джимми Вашингтона, и дел у них было по горло.

Когда Пенни показала мне фэрли-архив, показала целиком – а он был весьма объемист, хотя на каждой катушке помещалось до десяти тысяч слов – и когда она сказала, что все это личные впечатления о знакомых мистера Бонфорта, я издал звук, которому трудно подобрать название – нечто между воплем и стоном.

– Господи помилуй, детка! Я же говорил, что эта работа не по мне! Разве найдется человек, который может это все запомнить?

– Конечно, нет.

– Но вы же только что сказали, что здесь все, что он помнит о своих знакомых!

– Не совсем так. Я сказала, что здесь все, что он хочето них помнить. Поскольку это физически невозможно, он прибегает к записям. Не волнуйтесь. Вам ничего не придется запоминать. Я лишь хотела, чтобы вы знали, что подобный материал всегда к вашим услугам. В мои обязанности входит следить за тем, чтобы у него всегда находилось несколько минут на просмотр досье перед встречей с конкретным лицом. Если возникнет необходимость, я всегда готова помочь вам подобными справками.