Текст книги "Корона мечей"

Автор книги: Роберт Джордан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 65 страниц) [доступный отрывок для чтения: 24 страниц]

– Я охотно побеседую с вами, лорд Брин, но попозже, сегодня днем. – Эгвейн и в самом деле хотела задать ему несколько вопросов. – Сейчас я занята. Прошу простить меня.

Однако вместо того, чтобы согласиться на отсрочку, он сказал:

– Мать, один из моих дозоров перед самым рассветом кое-что обнаружил. Думаю, вам следует взглянуть на это самой. Я могу предоставить охрану...

– В этом нет необходимости, – прервала его Эгвейн. – Мирелле, ты отправишься с нами. Суан, попроси, пожалуйста, кого-нибудь привести моего коня. Только быстро.

Объясняться с Мирелле подальше отсюда даже лучше – если подозрения Суан в самом деле имели под собой основания, – а задать Брину свои вопросы Эгвейн может и по дороге; успеет еще и продумать их хорошенько. И тут она заметила Лилейн вместе с ее верной Такимой, торопливо приближающихся вдоль рядов палаток. Такима была Восседающей, а все Восседающие, за одним исключением, поддерживали либо Романду, либо Лилейн. Точнее, те из них, которые стали Восседающими до свержения Суан. Вновь избранные действовали не столь открыто, хотя, по мнению Эгвейн, суть оставалась той же. Просто они вели себя менее откровенно.

Чем ближе Лилейн подходила, тем очевиднее делался ее настрой. Она выглядела готовой смести все на своем пути. Суан тоже заметила Лилейн и тут же рванулась выполнять приказание Эгвейн, даже не присев в реверансе. Жаль, что Эгвейн не могла поступить так же, вспрыгнув, к примеру, на коня лорда Брина.

Лилейн с самым решительным видом остановилась перед Эгвейн, но смотрела на Брина, сверля его острым взглядом и пытаясь сообразить, зачем он явился сюда. Однако у нее, по всей видимости, имелись дела поважнее.

– Мне нужно побеседовать с Амерлин, – безапелляционно заявила Лилейн Брину и добавила, ткнув пальцем в сторону Мирелле: – А ты подожди там. Я поговорю с тобой потом.

Брин коротко поклонился и повел коня туда, куда ему указали. Мужчины, у которых имелась хоть капля ума, очень скоро понимали, что споры с Айз Седай ни к чему хорошему не приведут, а с Восседающими тем более.

Однако Лилейн не успела и рта открыть, как неизвестно откуда возникла Романда. Ее воинственный вид настолько поразил Эгвейн, что в первый момент она даже не заметила рядом с ней Варилин, стройную рыжеволосую Восседающую от Серой Айя, ростом повыше большинства мужчин. Можно было лишь удивляться, как это Романда не оказалась тут первой. Они с Лилейн уставились друг на дружку точно ястребы. Каждая хотела остаться с Эгвейн наедине. Свечение саидар окружило обеих женщин, и каждая тут же сплела вокруг всех пятерых экран от подслушивания. Глаза Романды и Лилейн были неотрывно прикованы друг к другу, хотя лица оставались спокойными, будто ничего не происходило. Ни одна не желала убрать свой экран, хотя два были совершенно ни к чему.

Эгвейн сочла за лучшее не вмешиваться. Если дело происходило на людях, решать, следует ли защищать разговор от подслушивания, должна более сильная из присутствующих сестер; если здесь же находилась и Амерлин, то, согласно протоколу, это право принадлежало ей. О чем они, похоже, и думать забыли. Эгвейн, однако, вовсе не нуждалась в формальных извинениях, хотя, если бы она потребовала, они, конечно, принесли бы их. Они вели себя как вошедшие в раж дети. Эгвейн сочла за лучшее не вмешиваться, но внутренне кипела от раздражения. Куда подевалась Суан? Злиться на Суан было несправедливо – чтобы оседлать и привести коня, что ни говори, требуется время, – но у Эгвейн ужасно разболелась голова; она с трудом удерживалась от того, чтобы не потереть виски.

Романда первой не выдержала в поединке взглядов, хотя вряд ли это можно назвать поражением. Неожиданно сделав шаг в сторону, она оказалась рядом с Эгвейн. Напряженный взгляд Лилейн был теперь устремлен в никуда, что придало ей не слишком умный вид.

– Делана снова собирается заварить кашу.

У Романды был высокий, пожалуй, даже приятный голос, но она разговаривала всегда очень резко, будто желая подчеркнуть свое полное неуважение к любым авторитетам. Совершенно седые волосы были собраны на затылке в аккуратный пучок, но возраст ничуть не смягчил характер Романды. Такима, с кожей цвета старой поделочной кости и длинными черными волосами, уже почти девять лет являлась Восседающей от Коричневой Айя и обладала в Совете достаточно большим влиянием, и все же она молча стояла чуть позади, сложив руки на животе. Романда держала своих сторонниц в ежовых рукавицах – не хуже, чем Сорилея, – и обладала очень сильным характером; однако и Лилейн недалеко от нее ушла.

– Она собирается внести на Совете предложение, – с кислой миной сказала Лилейн, не глядя на Романду. Согласиться с той, да еще и заговорить второй, было для Лилейн точно нож к горлу. А Романда, зная о своем превосходстве, улыбнулась, еле заметно скривив губы.

– Какое предложение? – спросила Эгвейн, стараясь выиграть время. Она не сомневалась, что знает, в чем дело. Было очень трудно подавить вздох и страшно хотелось потереть виски.

– О Черной Айя, конечно, Мать, – ответила Варилин, вскинув голову, точно крайне удивлена вопросом. Так, наверно, и было: эта тема – пунктик Деланы. – Она хочет, чтобы Совет открыто объявил Элайду Черной.

Лилейн подняла руку, и Варилин тут же смолкла. Может, у Лилейн по отношению к ее сторонницам не такая жесткая хватка, как у Романды, но она, без сомнения, держала их в узде.

– Ты должна поговорить с ней, Мать. – В распоряжении Лилейн имелась сердечная улыбка, к которой она прибегала, если, по ее мнению, этого требовали обстоятельства. Прежде они были даже дружны с Суан, по крайней мере Лилейн сравнительно доброжелательно отнеслась к ее возвращению, и все же Эгвейн не покидало ощущение, что улыбка для нее – всего лишь орудие.

– И что сказать?

Эгвейн очень хотелось потереть виски, чтобы унять боль. Каждая из этих двоих ничуть не сомневалась, что Совет отнесется серьезно только к тому, что предложит она, совершенно проигнорировав мнение Эгвейн, тем не менее им зачем-то понадобилось, чтобы и она вмешалась. С какой стати? Делана, правда, иногда поддерживала ее – когда это казалось Восседающей выгодным. Делана напоминала флюгер, всегда поворачивающийся туда, куда ветер дует, поэтому ее поведение большого значения не имело. Где же, в конце концов, Суан?

– Скажи ей, чтобы она унялась, Мать. – Лилейн говорила таким тоном и с такой улыбкой, будто наставляла неразумную дочь. – Эта глупость, хуже, чем глупость, может поставить всех в очень сложное положение. Некоторые сестры уже начинают верить, что все так и есть, Мать. Не хватало только, чтобы эту чушь стали повторять слуги и солдаты. – Лилейн устремила на Брина взгляд, полный сомнения. Он между тем, казалось, пытался заговорить с Мирелле, но та не слушала его, с напряженным вниманием глядя на женщин, окруженных плетением малого стража, и нервно теребя поводья руками в перчатках.

– Вряд ли можно считать глупостью то, что бьет в глаза, Мать... – отрезала Романда. В ее устах обращение «Мать» звучало почти как «девочка». – Делану надо остановить, потому что ее действия могут причинить очень большой вред. Может, Элайда и вправду Черная, хотя лично я в это не верю, что бы там ни болтала эта вертихвостка Халима. Не в том дело. Распространение подобных слухов только усилит в посторонних подозрительное отношение к Айз Седай и вдобавок спугнет Черных. Мы можем разобраться сами, без лишнего шума. Существуют методы...

Лилейн фыркнула:

– Ни одна уважающая себя сестра не позволит, чтобы к ней применили твои методы, Романда. То, что ты предлагаешь, очень похоже на допрос!

Эгвейн удивленно заморгала: вот, значит, до чего дело дошло. А ведь ни Суан, ни Лиане даже не намекнули ей об этом. К счастью, Восседающим было не до нее. Как обычно.

Уперев кулаки в бедра, Романда повернулась к Лилейн:

– Отчаянные времена требуют отчаянных действий. Складывается впечатление, что для некоторых собственное достоинство важнее разоблачения прислужников Темного.

– Звучит угрожающе. Ты меня в чем-то обвиняешь? – поинтересовалась Лилейн, прищурив глаза.

Теперь улыбалась одна Романда – холодной, застывшей улыбкой.

– Я первая не стану уклоняться от своих методов, Лилейн, если только ты будешь второй.

Издав звук, очень похожий на рычание, Лилейн шагнула к Романде, а та в свою очередь наклонилась к сопернице, выставив вперед подбородок. Вид у обеих был такой, словно еще чуть-чуть – и они вцепятся друг дружке в волосы и начнут драку, напрочь забыв о достоинстве Айз Седай. Варилин и Такима – длинноногая болотная птица и ощетинившийся крапивник – точно с таким же выражением на лицах уставились друг на друга. Ни дать ни взять служанки, готовые броситься на защиту своих хозяек. Все, казалось, и думать забыли об Эгвейн.

И тут наконец появилась Суан, в широкополой соломенной шляпе, ведя в поводу упитанную мышастую лошадку с ногами в белых чулках. Увидев, кто находится под защитой малого стража, она резко остановилась. За ней шел один из конюхов, долговязый мужчина в длинной обтрепанной жилетке и залатанной рубахе, он вел высокого чалого коня. Конюх, конечно, не видел малых стражей, но саидар, с помощью которого те были созданы, не мешал разглядеть лица собравшихся. Глаза конюха широко распахнулись, он нервно облизнул губы. Будучи человеком сообразительным, он обошел стороной палатку Амерлин, сделав вид, что ничего не заметил. Так же поступали и все обитатели лагеря – и Айз Седай, и Стражи, и слуги. Мирелле тут же ухватилась за свою седельную суму, явно желая отъехать в сторону. Брин, в отличие от остальных, продолжал хмуро рассматривать спорящих Айз Седай, точно надеясь угадать то, что не достигало его ушей из-за защиты.

– Когда вы решите, что именно я должна сказать, – заявила Эгвейн, – тогда я и обдумаю, как мне поступить.

Они и вправду напрочь забыли о ее присутствии. Все четверо изумленно уставились на нее, когда она прошла между Лилейн и Романдой и зашагала дальше, сквозь двойной экран малых стражей. Конечно, никаких ощущений это не вызвало; плетение такого рода не препятствовало движению чего-то столь плотного, как человеческое тело.

Когда Эгвейн влезла на коня, Мирелле, глубоко вздохнув, последовала ее примеру. Оба экрана исчезли, хотя свечение все еще окутывало двух Восседающих; они продолжали во все глаза смотреть на Эгвейн, вид у них был совершенно обескураженный. Эгвейн торопливо накинула легкий полотняный пыльник, перекинутый через спину коня перед седлом, и натянула перчатки для верховой езды, достав их из кармана. С седельной луки свисала широкополая шляпа, темно-голубая, в тон платью, но с приколотыми спереди белыми перьями, в чем несомненно ощущалась рука Чезы. Жару еще можно не замечать, но не бьющее в глаза солнце. Сняв перья и отколов булавки, Эгвейн засунула и то и другое в седельную суму и надела шляпу, завязав ленты под подбородком.

– Поехали, Мать? – спросил Брин. Он уже сидел на коне, надев шлем, который прежде свисал с седла. Доспехи выглядели на нем совершенно естественно, словно он родился для того, чтобы носить их.

Эгвейн кивнула. Никто не попытался остановить их. Лилейн, конечно, никогда не снизойдет того, чтобы требовать у нее объяснений на людях, но вот Романда... Эгвейн испытала чувство огромного облегчения, когда они отъехали, но все же голова у нее болела невыносимо. Как ей поступить с Деланой? Как она может поступить с ней?

Большак, проложенный через холмистую местность и утоптанный так, что никакие копыта не могли выбить из него пыль, отделял лагерь Айз Седай от армейского лагеря. Брин пересек его и поскакал между палатками своих солдат, наискосок срезая угол к дальнему концу лагеря. Хотя в армейском лагере находилось неизмеримо больше людей, чем в лагере Айз Седай, палаток здесь, казалось, было сравнительно немного. Солдаты нередко спали прямо под открытым небом, поскольку стояла жара и все давно забыли, когда в последний раз шел дождь. Как ни странно, в армейском лагере на первый взгляд оказалось довольно много женщин. По большей части это были солдатские жены. Они стирали или просто сидели около костров, вязали, штопали платья и мужскую одежду, помешивали в небольших котелках, где варилась еда. Мужчины в основном занимались лошадьми или повозками; там и тут оружейники приводили в порядок оружие, молоты со звоном ударяли по наковальням – это кузнецы подковывали лошадей или изготавливали наконечники для стрел. Всевозможных повозок и телег повсюду стояло множество – сотни, может, даже тысячи; солдаты, похоже, считали своим долгом прихватывать все, что попадалось по пути. Большинства фуражиров уже не было на месте, но несколько телег с высокими колесами, на которых обычно доставляли продовольствие, еще только выезжали из лагеря, отправляясь за добычей в ближайшие деревни и на фермы.

При виде скачущих всадников многие солдаты поднимали головы, приветственно восклицая:

– Лорд Брин!

Или:

– Бык! Бык!

Это был герб Брина. И ни одного приветственного слова в адрес Айз Седай или даже Амерлин.

Эгвейн обернулась в седле, чтобы убедиться, что Мирелле не отстала. Та никуда не делась, скакала позади с совершенно отрешенным видом. Замыкала кавалькаду Суан – точно пастух, считающий своим долгом не упускать из вида даже единственную овцу. Хотя, возможно, дело вовсе не в этом. Ее упитанная лошадка имела весьма ленивый нрав, а Суан не очень-то умелая наездница и даже с пони обращалась бы как со свирепым боевым конем.

Как нередко случалось, Эгвейн ощутила укол раздражения при мысли о том, на каком коне приходится ездить ей самой. Его звали Дайшар – «слава» на Древнем Языке. Эгвейн гораздо охотнее ездила бы на Беле, невысокой кобыле, более изящной и стройной, чем лошадка Суан; именно на ней Эгвейн в свое время покинула Двуречье. Однако она Амерлин, а Амерлин полагалось иметь соответствующую лошадь. Не какую-нибудь задрипанную лохматку, которую только в телегу и запрягать. Иногда Эгвейн казалось, что у нее не меньше ограничений, чем у любой послушницы.

Повернувшись к Брину, она спросила:

– Как вы думаете, с каким сопротивлением придется столкнуться армии?

Он искоса взглянул на нее. Она уже задавала ему этот вопрос: один раз – когда они покидали Салидар, второй – когда двигались через Алтару. Вряд ли этот интерес мог показаться ему подозрительным, так она считала.

– Муранди похожа на Алтару, Мать. Там никому ни до кого нет дела. Соседи строят козни друг другу или даже открыто воюют, объединяясь только ради того, чтобы затеять небольшую заварушку. – Он произнес все это очень сухим тоном – у него, в прошлом Капитан-Генерала Гвардии Королевы Андора, за плечами были годы пограничных стычек с мурандийцами. – Боюсь, в Андоре все будет иначе. Не думаю, что там будет так же спокойно, как здесь. – Он свернул на боковую тропинку, взбирающуюся на пологий склон, пропуская три повозки, громыхающие в том же направлении.

Эгвейн приложила все усилия, чтобы на ее лице не появилась недовольная гримаса. Андор. Прежде Брин просто отвечал «нет». И вообще, сейчас они находились у оконечности Кумбарских холмов, что к югу от Лугарда, столицы Муранди. Спрашивается, при чем тут Андор, до которого, даже в случае удачи, добираться еще по крайней мере десять дней?

– Когда мы окажемся около Тар Валона, лорд Брин... Как вы планируете взять город?

– Никто пока меня об этом не спрашивал, Мать. – Только теперь Эгвейн поняла, как по-настоящему сух может быть его тон. – К тому времени, когда мы, если того пожелает Свет, доберемся до Тар Валона, людей у меня будет вдвое или даже втрое больше, чем сейчас. – Эгвейн вздрогнула, услышав, какую громадную армию придется содержать, но Брин, похоже, ничего не заметил. – С такими силами можно начинать осаду. Труднее всего будет найти достаточно кораблей, чтобы, затопив их, заблокировать обе гавани, и Северную, и Южную. Гавани – ключ к успеху, так же как городские мосты, Мать. Тар Валон больше, чем Кайриэн и Кэймлин вместе взятые. Как только прекратятся поставки продовольствия... – Брин пожал плечами. – Большинство солдат с нетерпением ждут, когда мы доберемся до цели.

– А если у вас будет недостаточно солдат? – Эгвейн никогда и в голову не приходило задуматься о людях, прежде всего женщинах и детях, которых ожидало все это – осада и голод. Айз Седай, армия – вот чем была забита ее голова, а остальных, против своей воли вовлеченных в противостояние, будто и не существовало. Как она могла быть такой тупой, особенно своими глазами повидав результаты войны в Кайриэне? А Брин говорил об этом с такой легкостью... Хотя его как раз можно понять. Он – солдат, а для солдата лишения и смерть – дело привычное. – Если у вас будет... столько же солдат, как сейчас?

– Осада? – Мирелле, по-видимому, уловила кое-что из их разговора. Пришпорив гнедого, она догнала Эгвейн с Брином, заставляя попадавшихся на пути мужчин отскакивать в сторону, кое-кто даже упал. Некоторые в гневе открывали рот, собираясь обрушить на обидчицу поток брани, но, разглядев лишенное возраста лицо, сердито придерживали язык, угрюмо ворча; как-никак само их существование неразрывно связано с Айз Седай. – Артур Ястребиное Крыло в течение двадцати лет осаждал Тар Валон и ничего не добился. – Внезапно до Мирелле дошло, что вокруг полно народу, и она понизила голос, но тон по-прежнему оставался раздраженным. – Вы хотите, чтобы мы дожидались двадцать лет?

Похоже, ее сарказм не произвел на Брина ни малейшего впечатления.

– Вы предпочитаете штурм, Мирелле Седай? – Вопрос прозвучал так, будто Брин интересовался, какого она хочет чаю, сладкого или не очень. – Некоторые из генералов Артура Ястребиное Крыло предпринимали такие попытки и положили при этом уйму солдат. Нет такой армии, которая способна приступом одолеть стены Тар Валона.

Эгвейн знала, что это не совсем так. Во время Троллоковых Войн армия троллоков, возглавляемая Повелителями Ужаса, сумела прорвать оборону и сожгла часть самой Белой Башни. В конце Войны Второго Дракона его войско, пытаясь спасти от укрощения Гвайра Амаласана, добралось до Башни. Мирелле, однако, вряд ли об этом знала, не говоря уже о Брине. Доступ к тайным записям, хранившимся в библиотеке Белой Башни, регламентировался законом, который сам был засекречен. Изменой считалось разглашение не только содержания этих записей, но и самого факта существования как их, так и упомянутого закона. Даже в этих записях кое о чем не говорилось прямо, но Суан намекала, что нужно уметь читать между строк, тогда и отыщешь намеки на правду. Айз Седай обладали способностью очень хорошо хранить свои тайны – даже от самих себя.

– Будет ли у меня столько солдат, сколько сейчас, или же сто тысяч, в любом случае я окажусь первым, кому это удалось, – продолжал Брин. – Но при одном условии. Если смогу заблокировать гавани. Генералы Артура Ястребиное Крыло не сумели этого сделать. Айз Седай всегда успевали поднять железные цепи, перегородив вход в гавань, и потопить входящие в бухту корабли раньше, чем их удавалось разместить так, чтобы они могли помешать подходу торговых судов. Еда и прочие припасы – вот в чем корень. Конечно, все закончится штурмом, но не раньше, чем город потеряет силы, если, разумеется, все получится, как я задумал. – Его голос звучал так... буднично, точно он обсуждал предстоящую прогулку. Однако, когда Брин повернул голову к Мирелле, ему не удалось скрыть напряженности в глазах даже за привычной для солдата маской спокойствия. – Вы все согласились, что я отвечаю за армию. Я не хочу, чтобы люди гибли зря.

Мирелле открыла было рот, но не произнесла ни слова. Когда Брин появился в Салидаре, все они – она сама, Шириам и остальные мятежницы – дали ему слово, пообещав предоставить полную свободу действий. Однако очень многих Восседающих это обещание теперь раздражало, и они делали все, чтобы обойти его. Они вели себя так, точно никакого слова никто не давал, в то время как Брин в своих действиях и словах исходил из того, что их соглашение по-прежнему остается в силе. Пока.

Эгвейн почувствовала себя совсем больной. Перед ее глазами вспыхнули сцены и образы войны. Солдаты, прокладывая путь по улицам Тар Валона, убивают людей и гибнут сами. Вон тот, например, с квадратной челюстью, старательно высунув язык, затачивающий копье. Его тоже ожидает смерть на этих улицах? Или другого, седовласого, с мужественным лицом, аккуратно укладывающего стрелы в колчан? Или вон того мальчика в высоких сапогах для верховой езды. Ему, похоже, еще даже нет нужды бриться. Свет, сколько тут совсем юных мальчиков! И сколько их погибнет... ради нее? Ради справедливости, конечно, ради правды, ради мира, но, по сути, ради нее. Суан протянула руку, точно собираясь похлопать Эгвейн по плечу, но не решилась на такой фамильярный жест по отношению к Амерлин при посторонних. Эгвейн выпрямилась.

– Лорд Брин, – напряженным голосом спросила она, – что вы хотите показать мне?

У нее возникло впечатление, что, прежде чем ответить, он искоса взглянул на Мирелле.

– Лучше взгляните сами, Мать.

Голова у нее, казалось, вот-вот расколется. Если Суан окажется права в своих подозрениях, Мирелле заслуживает того, чтобы спустить с нее шкуру. Если же нет, следует спустить шкуру с Суан. А Гарета Брина она сейчас охотно послала бы куда подальше.