Текст книги "Квантовая ночь (ЛП)"

Автор книги: Роберт Джеймс Сойер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

6

Глядя в окно моей гостиной, выходящее на Ред-Ривер[11]11
  Река, на берегах которой расположен город Виннипег.


[Закрыть], я думал, что, возможно, был несправедлив тогда в аэропорту Атланты. Если «Фокс Ньюс» был занозой в заднице у любого демократа, которому не повезло занимать государственную должность в Соединённых Штатах, то, вероятно, будет справедливым утверждать, что «Си-би-си» примерно так же досаждала любому злосчастному консерватору, пытающемуся делать свою работу в этой стране. Ирония ситуации состоит в том, что «Си-би-си» – государственная вещательная компания, которой владеет и управляет, пусть и на расстоянии вытянутой руки, федеральное правительство. Барак Обама мало что мог предпринять против нападок «Фокс Ньюс», но правительство консерваторов в Оттаве год за годом откусывало от «Си-би-си» по кусочку, и даже после того, как Харпер, наконец, ушёл в отставку, трудные экономические времена не позволяли восстановить финансирование на прежнем уровне.

У меня было включено «Си-би-си Радио-1». Женский голос вещал:

– Хотя попытка взорвать Статую Свободы была предотвращена в эти выходные, выяснилось, что двое неудачливых террористов, оба – граждане Ливии, проникли в Соединённые Штаты из Канады, перейдя из Онтарио в Миннесоту в районе озера Лесного одиннадцать дней назад. Это уже второй раз в этом году, когда террористы из Ливии проникают в США через Канаду. Президент Кэрроуэй был явно недоволен на своём брифинге для прессы сегодня утром.

Голос диктора сменился президентским:

– Я выразил свою глубочайшую озабоченность по этому вопросу премьер-министру Джастину Трюдо. Вероятно, если бы убийцы следовали в противоположном направлении, он воспринял бы это более серьёзно.

Выпуск новостей перешёл к следующей теме, когда мой айфон проиграл заставку к «Jeopardy!»[12]12
  Популярная американская телеигра, прототип российской «Своей игры».


[Закрыть], что означало, что звонок переадресован с моего рабочего телефона в офисе, номер которого опубликован на университетском сайте. На экране появилась надпись «КД Гурон» и номер с региональным кодом 639[13]13
  Телефонный код провинции Саскачеван, с которой Манитоба (столицей которой является Виннипег) граничит на западе.


[Закрыть], которого я не знал. Я выключил радио и принял звонок.

– Алло?

Странная тишина, затем неуверенный женский голос.

– Привет, Джим. Я в городе, и подумала, что хорошо бы повидаться.

– Кто это?

– Кайла. – Секундная пауза. – Кайла Гурон.

Это имя ни о чём мне не говорило.

– Да?

Её тон внезапно стал ледяным.

– Прости. Мне казалось, ты будешь рад меня услышать.

Разговаривать по телефону и гуглить на нём же не слишком просто, но, к счастью, мой лэптоп стоял включенным на столе в гостиной. Я зажал айфон между щекой и плечом и вколотил её имя в компьютер.

– Да, – сказал я, – конечно, я рад тебя услышать… Кайла. Как у тебя дела?

Первый же линк вёл на статью о ней в Википедии. Я щёлкнул по нему, и открылась статья с фотографией непривычно хорошего для Википедии качества, изображавшей красивую белую женщину лет тридцати пяти.

– Ну, – ответила Кайла, – столько лет прошло, Джим. С чего и начать? Ну, то есть, у меня всё в порядке, но…

– Ага, – сказал я, всё ещё пытаясь тянуть резину. – Столько лет. – Первая строка гласила, что она – «занимается исследованиями сознания в “Канадском Источнике Света”» – что звучало как какая-нибудь эзотерическая секта.

– Я приехала на симпозиум в Университет Виннипега. – Это второй университет в городе. – И, в общем, увидела твоё имя в сегодняшней газете и подумала – дай, думаю, позвоню, может, ты захочешь посидеть за чашкой кофе, поболтать…

Я прокрутил статью вниз: «…получила степень магистра (2005) и PhD (2010) в Университете Аризоны после обучения в Университете Манитобы (1999–2003)…»

– Да! – сказал я – наверное, слишком громко. Мы учились в Манитобе в одно и то же время – включая мои пропавшие шесть месяцев. – Конечно!

– Здорово. Когда тебе удобно?

Я хотел сказать «Прямо сейчас!», но вместо этого предложил:

– После полудня у меня весь день свободен.

– Давай в час? А где? Я взяла машину напрокат.

Я назвал место, мы распрощались, и я положил телефон на деревянный стол; рука при этом подрагивала.

Я сделал глубокий вдох. До встречи с Кайлой у меня оставалась пара свободных часов, и, в случае, если моя потеря памяти и правда связана с ножевым ранением, то логично было бы начать с расследования этого инцидента.

Обычно для того, чтобы получить доступ к медкарте пациента – даже своей собственной – нужно прыгнуть сквозь множество обручей, но, к счастью, я знаком с одной из штатных психологов в больнице в Калгари, в которой я лечился; мы с ней вместе работали в Канадской Психологической Ассоциации. В Виннипеге был полдень, но в Калгари только одиннадцать, так что время для звонка показалось мне подходящим. Я нашёл в списке контактов тот, что был мне нужен.

– Кассандра Чун, – произнёс знойный голос мне в ухо.

– Сэнди, это Джим Марчук.

Искренняя радость.

– Джим! Чем могу помочь?

– Я надеялся, ты сможешь обойти кое-какую бюрократию. Мне нужна копия моей медицинской карты.

– Твоей собственной? Думаю, с этим проблем не будет. Ты здесь лечился?

– Ага. Поступил в канун нового года в 2000 – хотя нет, это было после полуночи, значит, 1 января 2001.

– Давненько, – сказала она, и я услышал стук клавиш.

– Девятнадцать лет.

– Хмм. Ты уверен насчёт даты?

– Ещё бы.

– Может, ты лечился амбулаторно? Не все записи за те годы сохранились в центральной системе.

– Да нет, это была экстренная хирургия.

– Боже, правда?

– Ага.

– Тебя привезла «скорая»?

– Да.

– Я ничего не нахожу. Ты помнишь фамилию хирурга?

– Бучер[14]14
  (англ.) мясник


[Закрыть], – ответил я.

– Ха, – сказала Сэнди. – Прикольно.

– Я тогда так и подумал!

– Но в системе нет доктора Бучера. Ты уверен, что это было в нашей больнице? Может быть, в Футхиллс?

В тот момент я уже не был ни в чём уверен.

– Ну… может быть. Э-э… а ты можешь попробовать мою фамилию с ошибкой? Иногда её записывают как Марчукк.

– А! Ладно… Ага, есть такой, только… ха!

– Что?

– Ну, дата не первое января – никто не назначает плановых операций на первое января: слишком велика вероятность, что операционные понадобятся для чего-то экстренного, а все хирурги, какие могут, в этот день катаются на лыжах.

– Плановая операция?

– Именно. В понедельник, девятнадцатого февраля 2001 тебе удалили инфильтративную протоковую карциному.

– Что-что?

– Это рак груди.

– Я мужчина.

– У мужчин тоже бывает рак груди. Не так часто, ведь у вас совсем мало грудных тканей, но такое случается. Здесь сказано, её удалили под местным наркозом.

– Нет, нет; это наверняка кто-то другой, кто-то с похожей фамилией. Кроме того, я тогда учился в университете в Виннипеге; я не мог быть в Калгари.

– А по какому поводу ты был здесь в январе?

– Меня пырнули ножом.

– Господи Иисусе! Что же ты такого сделал? Сказал кому-то, что голосовал за либералов?

– Что-то вроде того.

– Я не нахожу никаких следов твоего пребывания здесь из-за чего-то подобного.

– Ты уверена?

– Угу.

– Э-э… ладно, о’кей. Спасибо, Сэнди.

– Джим, так что всё это…

– Мне нужно идти. Поговорим позже.

– Ладно. Пока.

– Пока.

Я упал обратно в кресло, учащённо и хрипло дыша.

7

– Хорошо, – сказал я, глядя на море лиц. – Субъективна мораль или объективна? Кто ответит?

– Субъективна, – отозвался Борис, не потрудившись прежде поднять руку.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что она разная у разных людей.

– И у разных культур, – добавила Нина.

– Правильно, – сказал я. – Некоторые люди за аборты, другие – против. Некоторые верят, что всегда нужно протягивать руку помощи; другие считают, что вы ослабляете людей, ограждая их от необходимости бороться самим. Верно?

Кивки.

– Но Сэм Харрис… кто знает, кто это такой?

– Знаменитый атеист, – ответил Кайл.

– Да, верно; его самая известная книга – «Конец Веры». Но он также написал другую, под названием «Моральный ландшафт», в которой доказывал, что если вы определяете моральные деяния как такие, что способствуют процветанию осознающих себя существ, то существует и такое явление как объективная мораль. Рассмотрим такой сценарий. Вообразим себе мир, в котором каждый человек испытывает максимум страданий; каждый испытывает такую физическую и эмоциональную боль, какую только способны испытать человеческое тело и разум – что-то вроде пребывания в аду или, я не знаю, в Питтсбурге.

Смешки.

– Итак, говорит Харрис, что если мы можем уменьшить эти страдания на самую малость? Что если мы уменьшаем физическую боль с уровня десять из десяти до уровня девять из десяти пускай даже для одного-единственного человека? Будет ли это объективно моральным деянием? Существует ли какой-либо мыслимый контраргумент, система морали, в которой неуменьшение боли может считаться правильным поступком? Да, да, мы можем изобрести сценарий, в котором это игра с нулевой суммой – я уменьшаю твою боль, но боль кого-то другого вследствие этого увеличивается. Однако это не та ситуация, что описывает Харрис. Он сказал, что каждый человек испытывает максимально возможный объём страданий; ослабление боли одного человека никак не может усилить боль другого. Так что в данных обстоятельствах не является ли уменьшение страданий даже одного человека объективно моральным деянием? А уменьшение страданий двоих – это даже лучше, верно? А если вы способны уменьшить страдания каждого, пусть даже совсем чуть-чуть – не будет ли это моральным императивом?

Бориса это не убедило.

– Да, но кто может сказать, какую максимальную боль может испытывать человек?

– Ты смотрел «Призрачную угрозу»?

Некоторые из студентов снова засмеялись, но Борис лишь нахмурился.

– Если что-то может стать немного меньше, оно может стать и немного больше.

– Но не в том случае, когда в чувстве боли задействованы нейроны, – ответил я. – Если все регистрирующие боль нейроны срабатывают одновременно, это максимум. Человеческий мозг – объект конечных размеров.

– У некоторых более конечных, чем у других, – сказала Нина, выразительно глядя на Бориса.

– Так вот, – продолжил я, – о моральном релятивизме мы поговорим позже. Сегодня же я хочу коснуться утилитаризма – а утилитаризм стремится к полной противоположности ада из мысленного эксперимента Сэма Харриса. Утилитаризм – ужасно неудачное название. Оно звучит холодно и расчётливо. Но на самом деле это тёплая, даже любящая философия. Иеремия Бентам и Джон Стюарт Милль были её первыми сторонниками и пропагандистами, и они говорили, что все действия должны быть направлены на достижение наибольшего счастья для наибольшего числа людей. Чем счастливее люди, тем лучше. Чем больше счастливых людей, тем лучше.

Я посмотрел на Бориса, который снова хмурился.

– Товарищ, – сказал я, – у вас несчастный вид.

Нина и несколько других студентов засмеялись.

– Просто это кажется таким своекорыстным, – сказал Борис.

– А, но это вовсе не так, – ответил я. – Бентам и Милль оба ясно выразились на этот счёт. В рамках утилитаризма следует быть нейтральным, оценивая собственное счастье в сравнении со счастьем кого-то другого. Да, эта философия не призывает к самопожертвованию – ты не обязан жертвовать собственным счастьем ради счастья другого. Но если какое-либо действие приводит к тому, что твоё счастье немного уменьшится, а счастье кого-то другого увеличится значительно – то здесь вопросов нет: ты должен это сделать. Ты не можешь ставить свои нужды впереди нужд других людей.

– Расскажите, как это работает в вашем случае, – попросил Борис.

Когда я впервые уехал в университет, то оставил массу своих вещей в родительском доме в Калгари; Хизер сделала то же самое. Но когда умер наш отец, цены на жильё в Калгари пробивали все потолки, и мама захотела найти для себя дом поменьше. Я приехал и избавился от вещей, которые были мне не нужны, а то, что хотел сохранить, перевёз в Виннипег на взятом напрокат грузовике. И, как это случается с коллекцией хлама, которое, как ты считаешь, может когда-нибудь пригодиться, не прикасался к ним с тех самых пор – хотя время от времени отвозил ящик-другой на свалку, чтобы будущим аспирантам-археологам было чем заняться.

Я приехал в складскую ячейку, которую снимал для этой цели, и принялся в ней рыться. Бо́льшая часть моего барахла хранилась в одинаковых картонных коробках, которые я купил в конторе по организации переездов, но кое-что было сложено в банковские ящики, а старая одежда – несомненно вышедшая из моды, хотя я, наверное, последний, кто способен это подтвердить – в ярко-оранжевых мешках для мусора. В свой тёмный период я жил в Виннипеге, но, как я полагал, могли найтись открытки с пожеланиями выздоровления, относящиеся к моему пребыванию в больнице в Калгари, или копии полицейских протоколов, относящихся к нападению. Но я не смог найти ничего похожего.

Два самых тяжёлых известных вещества – это нейтрониум и коробки с книгами. Я передвинул несколько из них, нагрузив при этом верхнюю часть тела больше, чем привык. В конце концов я добрался до коробки с надписью «Учбн. 2000-01», сделанной чёрным маркером. Я опустил её на пол и вскрыл резаком упаковочную ленту.

Внутри были обычные неподъёмные тома с названиями типа «Социальная психология», «Статистика для гуманитариев» или «Фрейд и Юнг в перспективе», но также обнаружилась и кое-какая фантастика в мягкой обложке. А, тот самый полугодовой курс из сегмента английской словесности, который я тогда посещал. Здесь был «Франкенштейн», и «Война миров», и «1984» – эти названия я, по крайней мере, узнал, хотя не мог вспомнить, как их читал, а вот остальных я не помнил вообще. Я взял одну из таких, с красивым изображением парохода в бухте с заросшими зеленью берегами на обложке: «Дарвиния» Роберта Чарльза Уилсона. В эпоху до появления электронных книг у меня была привычка использовать чек из магазина в качестве закладки. Я открыл книгу на заложенной странице, чтобы посмотреть, не пробудит ли её текст каких-нибудь воспоминаний, но…

Чек был из «Макнелли Робинсон»[15]15
  Одна из крупнейших книготорговых сетей Канады, основанная в Виннипеге в 1981 году.


[Закрыть] в Поло-Парк. Этого магазина больше не существовало, но дата…

Дата на чеке была 31-12-00, одна из немногих в этом формате, которая не допускает разночтений: 31 может означать только число, а два нуля – только год; значит, книга была приобретена в канун Нового года, 31 декабря 2000.

Здесь. В Виннипеге.

На чеке было и время – 17:43, то есть перед самым закрытием в предпраздничный день; даже самые ботанистые из ботанов не встречают Новый год в книжном магазине.

Конечно, книгу для меня мог приобрести кто-то другой…

Но нет, внизу чека был напечатан номер кредитной карты; иксы заменяли все его цифры, кроме четырёх последних, и их я узнал; этот номер со мной уже много лет. Это я сам пошёл и купил книгу, планируя наверстать обязательное чтение к моему курсу за оставшуюся неделю рождественских каникул.

Да, технически можно быть в Виннипеге в 5:43 вечера и всё ещё успевать прилететь в Калгари, чтобы прокричать «С Новым годом!» шесть часов спустя – вернее, семь, если учесть разницу в поясном времени. Но с чего бы это я поехал домой на Новый год, а не на Рождество, пусть даже родители и сестра были в отъезде? Что же это такое творится-то?

Я продолжил раскопки и нашёл дилбертовский[16]16
  Персонаж сатирических комиксов об офисных работниках.


[Закрыть] настенный календарь за 2000 год. Я надеялся найти за 2001, но не нашёл. Я пролистал его до последней страницы, с которой на меня уставился Роговолосый Шеф, и нашёл дни между Рождеством (которое в тот год выпало на понедельник) и Новым годом. На эти дни моим почерком было записано четыре дела. На День подарков[17]17
  26 декабря.


[Закрыть] я записал «Майлс ок. 6ти». Я много лет не вспоминал о Майлсе Ольсене; мы ходили вместе на один курс и иногда собирались, чтобы выпить пива. На тридцатое я записал «Запл. за общагу». А на двадцать девятое и тридцать первое было записано «Уоркентин». Занятий в те дни не было, так что это должно быть связано с его исследовательским проектом, в котором я согласился участвовать.

Я просмотрел предыдущие дни: Уоркентин был записан ещё трижды на неделе перед Рождеством. Первые записи были сделаны чёрной пастой; последние – синей. То есть они не писались все одновременно, что означало, что о последних встречах мы договорились уже после первых; он зачем-то снова меня позвал, причём перед самым Новым годом.

Вчера я сказал Менно, что тридцать первого декабря 2000 был в Калгари. Конечно, вполне возможно, что он забыл, что я был тогда здесь, ведь столько лет прошло. Но он вообще ничего про это не сказал.

Нет, нет, что-то здесь не так. Он повернулся ко мне, пряча слепые глаза за чёрными линзами очков, и сказал: «не трогай спящую собаку». Я ещё подумал, что это странно; он ведь, в конце концов, психолог, задача восстановления моей утраченной памяти должна была привести его в восторг.

Я пользовался gmail’ом ещё с тех времён, когда нужно было приглашение, чтобы завести себе аккаунт, но тамошние архивы дотягиваются лишь до 2004 года. В 2001 у меня был студенческий е-мейл в университете, так что я позвонил в IT-отдел в слабой надежде, что они хранят архивы за такую седую древность; они их не хранили. Однако у меня была привычка распечатывать письма, которые я хотел сохранить – и, к моему восторгу, я отыскал папку с целой кучей таких в той же самой коробке, в которой нашёл календарь: пачка распечатанных на матричном принтере листов, по одному письму на страницу, толщиной примерно в полдюйма, удобно отсортированная по дате. Я начал её просматривать: учебные задания, несколько писем от сестры, но ничего такого, что подстегнуло бы память.

Я добрался до конца февраля и перелистнул страницу; следующее письмо было от второго марта, и оно было – о Боже! – от Кайлы Гурон. Тема была «Отв: Пятница», однако о чём было моё письмо, на которое она отвечала, было потеряно для истории; она его не процитировала, когда писала «Да, я тоже. С удовольствием! Тебе нравятся «Crash Test Dummies»? Они выступают в Виннипегском на следующей неделе. Достанешь билеты?» Это было всё содержание письма, плюс ещё число 2,9 в самом низу.

Я продолжил читать дальше; было где-то два десятка писем от Кайлы вперемежку с другими. Другие письма были посвящены вещам прозаическим – я явно распечатывал только те е-мейлы, в которых упоминались дела, которые мне нужно сделать – да и в письмах Кайлы речь тоже шла о повседневных вещах, но было в них также и другое: флирт, через пару недель усилившийся до уровня порно. По-видимому, мы были далеко не только однокурсниками.

И все её послания заканчивались одним и тем же числом: 2,9. Кроме последнего, смысл которого был яснее ясного: «Забирай свои манатки, козлина».

Насколько я мог судить, мы с Кайлой пускались во все тяжкие в течение трёх с половиной месяцев, после чего, по всей видимости, разругались насмерть. И примерно через полчаса я увижу её в первый раз за девятнадцать лет.

8

Я ехал по шоссе Пембина на встречу с Кайлой и снова слушал «Си-би-си». Когда я поворачивал к Грант-Парк-моллу, начался очередной выпуск новостей.

– Важная новость с Парламентского холма: Либеральная партия премьер-министра Джастина Трюдо только что потеряла власть после того, как его основанный на углеродном налоге бюджет не смог получить одобрения в парламенте. Ситуация напоминает ту, в ходе которой его отец, Пьер Трюдо, ненадолго потерял свой пост в 1974 году. Канадцы придут на избирательные участки через месяц, чтобы выбрать нового руководителя государства…

Я перешёл через парковку, вошёл в «Пони-Коррал» и представился симпатичной молодой женщине за конторкой. Не знаю, зачем в ресторанах такие штуки; при их виде мне непроизвольно хочется прочитать лекцию.

– Вы сегодня один? – спросила она.

Ненавижу, когда они спрашивают «Вы один?» этим сочувственным тоном. Мне очень жаль, что вы лузер, сэр. Но я постарался подавить раздражение.

– Вообще-то я встречаюсь тут кое с кем. Не возражаете, если я сначала осмотрюсь?

Она сделала жест в сторону зала, и я вошел и огляделся – однако Кайла заметила меня первой.

– Джим!

Я увидел привлекательную рыжеволосую женщину в отдельной кабинке. На фото в Википедии она была брюнеткой, но имбирный цвет ей шёл. Когда я приблизился, она встала. Обычно, когда я встречаю старых друзей, которых давно не видел, то я готов к объятиям или поцелую в щёку, но Кайла выглядела… какой-то скованной, что ли, так что я просто сел напротив неё.

Её выражение лица сменилось – как мне показалось, вследствие сознательного усилия – и я осознал, что она оценивает меня так, как оценивают кого-то, кого много лет не видели: седина в волосах, залысины, брюшко, морщины. В этом контрольном списке оба квадратика, касающихся волос, галочек не содержали, веганская диета поддерживала стройность, а вот морщины, чёрт бы их побрал, я предпочитаю называть «мимическими». Я, по крайней мере, ничем подобным сейчас не занимался – у меня не было о ней старых воспоминаний, с которыми можно бы было сравнивать. А то, что я видел сейчас, мне вполне нравилось.

И всё же, чисто ради соблюдения приличий, я сказал:

– Ты ничуть не изменилась.

Она улыбнулась, но, опять же, немного скованно, отстранённо.

– Ты тоже. – Она уже заказала бокал белого вина. – Ну так что, – добавила она, – что нового?

Я люблю отвечать на этот вопрос «Новая Гвинея, Новая Каледония, Новая Зеландия», но я не знал эту женщину – вообще её не знал; я не был уверен, что ей эта шутка покажется смешной. И всё же когда-то я ей нравился, так что, вероятно, быть самим собой – не такая плохая идея. Я выдал свой список «нового» и действительно заработал улыбку – и, по крайней мере, на секунду, её неуверенность пропала.

– То же чувство юмора, – сказала она. – Помнишь профессора Дженкинса? За какую шутку он выгнал тебя с семинара?

Меня спасла подошедшая официантка в тесном чёрном топе с глубоким вырезом.

– Что будете пить, сэр?

– Что у вас есть из разливного?

Она перечислила. Я выбрал тёмное крафтовое пиво, потом снова повернулся к Кайле. К сожалению, она повторила вопрос.

– Помнишь? Ту шутку? Что-то про орангутана?

Чёрт, не думаю, что слышал хотя бы одну шутку про орангутана за всю мою жизнь – ну, за исключением того места из «Симпсонов», где они пели «Дай руку, доктор Зеус[18]18
  Персонаж фильма «Планета обезьян», обезьяний учёный.


[Закрыть]» на мотив «Rock Me Amadeus».

– Забыл, – сказал я.

Она слегка повела плечами.

– Ну, столько лет прошло. Так что с тобой было? Ты женат?

– Был, недолго. Развелись пару лет назад. А ты?

– Тоже разведена. Живу с дочкой. Ей шесть.

– Как её зовут?

– Райан.

Я кивнул. Одно из имён, которые стали из мужских женскими уже на моей памяти. Я всё жду, когда кто-нибудь из моих друзей назовёт дочь Бастером или Дирком.

Официантка вернулась с моим пивом. Я поблагодарил её и отпил из кружки. У нас с Кайлой была ссора – и, видать, немалая, раз это заставило её уйти из моей жизни на двадцать лет – но я её совершенно не помнил. Может быть, ей было за что на меня обозлиться, или, может быть, она возвела на меня ужасную напраслину, но раньше это было как-то понарошку, не пробирало меня до печёнок.

– Кайла, – сказал я. – То, что случилось тогда, ну ты знаешь. Я просто хочу сказать, что очень сожалею об этом.

Несколько мгновений она смотрела на меня, словно ища что-то в выражении моего лица. Потом чуть-чуть склонила голову.

– Спасибо, Джим.

Я сделал глубокий вдох, затем выдохнул.

– Кайла, мне нужна твоя помощь.

– Какого рода?

– Я, э-э… со мной кое-что случилось много лет назад, где-то за два месяца до того, как мы начали встречаться. Не знаю, рассказывал ли я тебе об этом…

– Я ничего такого не помню.

– Ну, в общем, я едва не умер. И, по-видимому, что-то произошло с моей памятью. Я… мне действительно очень жаль, но до сегодняшнего дня, до того момента, как ты позвонила, я вообще тебя не помнил.

– Серьёзно?

– Прости.

– Тогда зачем ты решил увидеться? Судя по твоему голосу по телефону, ты так обрадовался.

– Так и было. Я потерял воспоминания о шести месяцах жизни – с января по июнь 2001 – и хотел их вернуть. Я надеялся, ты поможешь заполнить какие-то пробелы. Сегодня я прочитал твои старые е-мейлы и…

– Ты их сохранил? – ошеломлённо спросила она.

– Да, распечатки некоторых из них.

Она отпила вина, потом осторожно поставила бокал на стол, словно опасаясь, что он опрокинется.

– Это объясняет, почему я от тебя ничего не слышала все эти годы.

– Прости.

Мимо проплыла официантка. Кайла проследила за ней взглядом, возможно, чтобы не смотреть на меня. Когда официантка исчезла из вида, Кайла упёрлась взглядом в скатерть.

– Я тебя гуглила иногда, – сказала она. – У тебя неплохо шли дела.

– Спасибо. – Небольшая пауза. – Мне не даёт покоя одна деталь, – снова заговорил я. – Многие из тех е-мейлов заканчивались числом: две целых, девять десятых. Что оно означает?

Внезапная короткая улыбка – приятное воспоминание?

– Ты и правда потерял память, да? – Она залезла в свою сумочку и вытащила шариковую ручку. Затем подтянула к себе салфетку. – Знаешь, как на языке смайликов обозначается любящее сердце? – Она написала: <3.

– Да?

– Это знак «меньше», за которым следует цифра три, видишь? А что меньше трёх? Две целых, девять десятых. Такой вот милый способ сказать то же самое.

– Ха! Никогда бы не додумался.

Она снова улыбнулась; в этот раз теплота в её улыбке была несомненна.

– Именно так ты и сказал, когда я объясняла тебе это в первый раз.

– То есть… прости, конечно… то есть, мы были… влюблены?

Её глаза снова обежали зал, хотя в этот раз не на кого было смотреть.

– Кто знает? Мне тогда казалось, что да, но мы были практически детьми.

Я снова отпил пива.

– Да уж.

Подошла официантка принять наш заказ: очень вовремя, это помогло прервать неловкий момент.

– Что будете есть? – спросила она.

– Стейк-сэндвич, – ответила Кайла. – С кровью. С салатом «Цезарь», пожалуйста.

– А вы?

– Веганские роллы, – сказал я.

– Хорошо, – ответила она и уплыла восвояси.

Кайла вскинула брови.

– Веганские роллы? Тебе же всегда нравился хороший стейк.

Она была права, но так было до того, как я прочитал Питера Сингера. Самый известный современный утилитарист, Сингер написал, среди прочих, книгу «Освобождение животных», которая запустила целое движение за права животных. Если люди способны оставаться здоровыми, питаясь одними растениями, то небольшое увеличение счастья, которое может проистекать от ощущения вкуса курицы или говядины никак не может компенсировать боль и страдания животных, выращенных или забитых в изуверских условиях.

– Я изменился, – объяснил я.

Она прищурилась, словно ответ её не удовлетворил.

– Но ты не возражаешь, если я буду стейк?

– Я из Калгари. Если бы я не переносил вида людей, которые едят говядину, я не смог бы вернуться домой.

– Ха. – Она снова отпила вина. жестокий

Мы проболтали следующие полчаса, в течение которых прибыла заказанная еда, и медленно, но уверенно она становилась со мной более раскованной, частично благодаря, как мне хочется думать, моему природному очарованию, а частично – второму бокалу вина. Она упомянула наши свидания, которые за все эти годы не изгладились у неё из памяти: как мы ездили на выходные в Фарго; как участвовали в КейКоне, ежегодном виннипегском конвенте любителей фантастики; как ходили на матч «Блю Бомберс»[19]19
  Виннипегская футбольная команда (американский футбол).


[Закрыть]; как зависали в «Аква-Букс» и «Поп-Сода» – к сожалению, сейчас уже закрытых; как парились в традиционной бане индейцев кри. Я надеялся, что что-то из этого всколыхнёт мою память, но нет – я ничего этого не помнил.

Кайла, наконец, замолчала; не слишком, должно быть, приятно предаваться воспоминаниям с тем, кто может ответить лишь «Правда?», «Да ты что!» или «Вау, похоже, нам там и правда было здорово». Чтобы заполнить паузу, я решил деликатно сменить тему.

– А ты, гмм, ударилась в нью-эйдж?

Она едва не подавилась вином.

– Что?

– Ну, я заглянул в Википедию, там сказано, что ты работаешь в каком-то «Канадском Центре Просветления».

Она рассмеялась чудесным тёплым смехом.

– Ты хочешь сказать, в «Канадском Источнике Света»? Это синхротон, крупнейший ускоритель частиц в Канаде; лишь чуть-чуть не дотягивает до трёх гигаэлектронвольт. Он расположен на территории Саскачеванского университета.

– О! Но там сказано «исследования сознания».

– Ну да. Психология была твоей основной специальностью, у меня же – побочной, а основная – физика. Однако курс Уоркентина заставил меня всерьёз заинтересоваться мозгом, и закончилось это тем, что я теперь работаю в области квантовой механики сознания. После выпуска из Манитобы я уехала у Университет Аризоны и училась там у Стюарта Хамероффа.

– Кто это?

– Анестезиолог. Его заинтересовало, что именно происходит, когда он лишает людей сознания. Роджер Пенроуз, физик, который иногда сотрудничает со Стивеном Хокингом, написал книгу, в которой доказывал, что сознание должно быть квантово-механическим; оно не может описываться одной лишь классической физикой вследствие теоремы Гёделя о неполноте. Стюарт прочитал её и связался с ним – это было двадцать пять лет назад. И вот поэтому я сейчас в «Источнике Света»; я сотрудничаю со специалистом по ускорителям, которая разработала методику детектирования суперпозиции без возбуждения декогеренции.

– Китайская грамота, – сказал я.

Она тепло улыбнулась.

– «Суперпозиция» – это сугубо квантовое явление, когда нечто находится сразу в двух состояниях: к примеру, не здесь или там, а одновременно и здесь, и там. Когда суперпозиция коллапсирует в одно из состояний, мы называем это «декогеренцией». Так вот, моя работа основывается на том, что привлекло Стюарта к Пенроузу. Стюарт говорил: вдыхание анестетика, такого, как галотан, воздействует на микротрубочки – элементы цитоскелета – нейронов. В микротрубочках имеются двудольные полости, и каждая из них содержит свободный электрон. Когда ты бодрствуешь, эти электроны находятся в суперпозиции, одновременно присутствуя в верхней и нижней доле. Когда применяется анестетик, электроны теряют когерентность и коллапсируют в одно из двух возможных состояний – и в этот момент пациент утрачивает сознание.

Я нахмурился, пытаясь уложить всё это в голове.

– То есть галотан используется в качестве ингалянта при анестезии?

Кайла кивнула.

– Верно.

– А анестезия – это состояние, в котором в мозгу действует только классическая физика?

– Когда ты в отключке – да.

– То есть галотан – классический газ.

– Что?

– У него есть собственная инструменталка.

– О чём ты говоришь?

– «Классический газ. Это знаменитая инструменталка Мейсона Уильямса. – Я изобразил тему тромбона: ба-ба-ба-бум-ба-ба.

– Ты очень странный человек, Джим, – сказала Кайла.

Она была не первой, кто это заметил; тем не менее, думаю, я малость приуныл, потому что она протянула руку и похлопала меня по тыльной стороне ладони. – Как раз из-за этого я тогда в тебя и втюрилась.

Я улыбнулся, а она продолжила:

– Так вот, моя работа касается сознания как продукта квантовой суперпозиции электронов в нейронных микротрубочках. И, в общем… я поэтому и искала с тобой встречи.