Текст книги "Пираты Дьявольского мыса"

Автор книги: Роб Роджерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Но каков же мотив?

Холмс проглотил еще одну ложку этуфе и промокнул губы салфеткой.

– Я надеялся, что именно вы мне об этом расскажете, господин помощник начальника полиции. Возможно, братья имели некую власть над Аллигатором?

– Янус и Харви? Не. Вот пристрелить его могли бы, допускаю, – они в этом деле мастера. Но сперва пришлось бы найти его, а это непросто.

– Значит, вы знаете Холингброков?

– Ну а как же. Пара сумасшедших, но очень-очень популярных.

– Популярных достаточно, чтобы он предпочел скрыть свое нападение на них?

Лестрейд повел плечами:

– Может быть. Они миляги, а богаты почти как Рокфеллер.

– Золото?

– Оно самое. Было дело, братья в Калифорнии нашли его целую гору.

– И состояние хранится в банке?

Лестрейд неловко заерзал. Он покосился в сторону кухни и крикнул:

– Сосиски – они там что, готовы или как? – Он оттолкнул тарелку и буркнул: – Не. Что ни день – являются с новым слитком. Должно быть, где-то прячут, известное дело.

Холмс удовлетворенно улыбнулся.

– Вполне себе мотив, – сказал он.

– Вы не понимаете. О Жакаре не нужны деньги. У него их больше, чем он может потратить.

– Я понимаю его лучше, чем вам кажется, – возразил Холмс. – Он ищет не золота, а удовольствия от раскрытия тайны.

Был уже поздний вечер, когда Лестрейд подогнал экипаж к нашей гостинице. Жара не спадала; я мечтал принять ванну и провалиться в сон.

– Ежели не передумаете искать О Жакаре, приходите завтра в участок, и я помогу чем смогу. Хотя если братья у него, то, пожалуй, уже мертвы.

Холмс выбрался из экипажа.

– За чем бы Жакаре ни послал корабль в Европу, мы наступаем ему на пятки, – сказал он. – Им нужно лишь немного продержаться, не давая ему проникнуть в суть. И я привел колеса в движение. – Холмс повернулся ко мне. – Ватсон, который час?

Я посмотрел на часы:

– Четверть одиннадцатого.

– А, ну вот. Они будут свободны к полуночи.

– Значит, вам известно, где они? – вскинулся Лестрейд.

– Известно моему ассистенту, – с улыбкой уточнил Холмс. – От нашего имени он позаботится о деталях. – Он слегка поклонился. – Доброй ночи, господин помощник.

Лестрейд выглядел потрясенным, когда взбирался на козлы и натягивал вожжи.

– Холмс! – произнес я, наблюдая за отъездом Лестрейда. – О каком ассистенте вы говорили?

Холмс энергично шагал по улице.

– Конечно, о самом Лестрейде. Он явно знает, где держат братьев, и сейчас мчится проверить, все ли с ними в порядке. Поспешим и мы, Ватсон! Игра начинается!

Холмс, как выяснилось, распорядился, чтобы наш собственный экипаж ожидал нас аккурат за углом гостиницы. Там стояла невзрачная повозка, каких мы за день встретили множество.

– Залезайте, Ватсон, и ложитесь на дно, – велел Холмс, отвязывая нашу лошадь и любовно поглаживая ее по холке. – Крайне важно, чтобы Лестрейд нас не узнал.

Он нацепил шляпу с круглой плоской тульей и загнутыми кверху полями, ссутулился, и если бы я не сидел рядом и не видел всей этой трансформации, то ни за что не признал бы в нем моего старого друга. Шерлок цокнул языком и направил лошадь по дороге, а когда прикрикнул на каких-то работяг, чтобы те убрались с пути, его каджунский акцент не уступил выговору местных уроженцев. Нас везла кобыла темной масти и кроткого нрава, с подбитыми копытами и резвая; хотя аппалузская лошадь и ее элегантный экипаж успели скрыться из виду, Холмс имел некоторое представление о том, куда ехать, и через несколько минут мы вновь их приметили.

– В какой-то момент мне почудилось, что он нас отравит, – признался я.

Холмс улыбнулся:

– Не привыкли к каджунским специям, Ватсон? Напомните мне рассказать о приправах, которые мой тибетский друг добавляет в мясо яка и кровяную колбасу. – Он придержал лошадь, чтобы отстать от Лестрейда. Ночное движение на Дьявольском мысе было не таким плотным, как днем, однако ехать было труднее из-за ухабов и встречного хулиганья, и преследуемый едва ли мог заметить нас. – Но я достаточно знаю Жакаре, чтобы не бояться яда. Он куда кровожаднее – вспомните несчастных моряков с «Фрисланда». И ему известно обо мне от Мориарти, а также из ваших красочных отчетов о наших приключениях. Его самолюбие не позволит, чтобы я умер прежде, чем он посмотрит мне в глаза. Нет, его первоначальный план состоял в том, чтобы Лестрейд сбил нас со следа. Затея провалилась, и он захочет встретиться со мной лицом к лицу.

– А вы – с ним.

Холмс воззрился на компанию буянов, где по рукам ходили бутылки с виски и ромом.

– Именно так, – молвил он. – После Рейхенбахского водопада, Ватсон, и гибели злодея, столь долго нам досаждавшего, я стосковался по достойному противнику. О Жакаре недостает утонченности Мориарти, и все-таки он держит этот город, пуская правительство побоку. Навряд ли помощник Лестрейд – его единственная марионетка. Всего лишь самая удобная для настоящей задачи, так как давнее знакомство с его кузеном могло притупить нашу бдительность. Если мэр и начальник полиции не целуют перстень Жакаре, то уж как минимум склоняют в его присутствии головы и позволяют ему хозяйничать беспрепятственно.

Мы проезжали мимо теснившихся жилых домов и таверн, продираясь сквозь лабиринт улиц. Холмс время от времени сворачивал с курса, которого держался Лестрейд, дабы тот не заметил нашего приближения, но действовал не столь уверенно, как на лондонских улицах. Мы потеряли Лестрейда почти на пять минут, и я видел, как напрягалось лицо Холмса, как его лоб покрывался испариной. Я понимал, что если мы упустим Лестрейда, то братья Холингброк не доживут до рассвета. Когда наконец мы обнаружили его вновь, у обоих вырвался вздох облегчения, и Холмс понудил нашу тихоню бежать резвее. Усталость, навалившаяся на меня вечером, отступила. Нас охватил охотничий азарт.

В конечном счете Лестрейд покинул город и устремился на восток, где раскинулись болота и топь, которую Холмс опознал как Байя-Таранго. Нам пришлось отстать еще, но путь теперь было видно лучше, развилок и поворотов стало меньше. Дорога превратилась в грязь, и мы ехали среди огромных деревьев, утопавших в испанском мху. Без умолку жужжали и зудели насекомые, в трясине пузырилась вода. Вокруг нас вились москиты и мошки. Болото пахло почвой и гнилью, и вдалеке мерцали диковинные огни.

Лестрейд на миг обернулся в нашу сторону и поднажал.

– Так или иначе, Холмс, а скоро он поймет, что за ним гонятся, – заметил я.

Холмс что-то проворчал и прихлопнул москита, усевшегося на лицо; я заметил скатившуюся каплю крови.

– Будьте начеку, Ватсон, – предупредил он.

Я кивнул.

Он придержал лошадь, когда Лестрейд подъехал к развилке, и экипаж еще больше удалился от нас. Лестрейд, в свою очередь, набирал скорость, желая поскорее достичь места. Он выбрал тропу пошире и скрылся за купой деревьев, рогоза и тростника.

Наша повозка покатила вперед, а затем ее тряхнуло: Холмс резко остановился. Экипаж Лестрейда стоял на обочине, пустой.

Мы засуетились, выбираясь из повозки, рассредоточиваясь и высматривая Лестрейда.

Тот облюбовал отличное место для засады. Стояла кромешная тьма, лунный свет не проникал сквозь гущу ветвей и висячие мхи. Холмс, несмотря на тусклое освещение, прикипел взглядом к дороге в поисках следов. Он резко повернулся, прикидывая, куда мог подеваться Лестрейд, но опоздал. Тот выступил из-за дерева, почти по колено в болотной грязи, и направил в грудь Холмса пистолет.

– Славная шляпа, – заметил Лестрейд ехидно.

Холмс сдернул шляпу и крученым движением метнул ее в топь.

– Она сослужила свою службу, – сказал он.

– Игры можно отставить, – ухмыльнулся Лестрейд. – Вы неплохо меня провели, но и я вас обманул.

– Возможно.

– Завел вас не туда, поймал в силки – не согласны?

– Вы обнаружили нас лишь несколько минут назад, – возразил Холмс. – Перед последним поворотом. Если вернуться к развилке, то мы, я думаю, найдем искомое.

Лестрейда передернуло, но пистолет не дрогнул. Помощник начальника полиции подступил ближе к Холмсу.

– Вы и впрямь соображаете, – признал он. – Одна беда: когда ты мертв, соображать ни к чему. – Он сделал очередной шаг. – В чем дело? Нечего больше сказать, умные мысли кончились? – Еще один шаг. – Улыбаетесь, – сказал Лестрейд. – Чему, черт побери?

– Тому, Лестрейд, что вы метите не в того, – объяснил Холмс.

Покуда Холмс отвлекал помощника начальника полиции, я осторожно извлек свой армейский револьвер. Получив сигнал, я тщательно прицелился и выстрелил. Лестрейд рухнул как подкошенный, а Холмс быстро шагнул вперед и переложил оружие полицейского в свой карман.

– В плечо, Ватсон?

– Злодей он или нет, а все же офицер полиции и кузен нашего верного товарища, – ответил я, спеша осмотреть рану Лестрейда. Пуля вошла не под углом. Жить будет, но потерял сознание и очнется не скоро. – Смотрите, Холмс, – позвал я и поднял маленький гри-гри на кожаной тесемке, который обнаружил у Лестрейда на груди.

– Очевидно, знак верности Жакаре, – предположил Холмс. – Пусть Лестрейд остается в своей повозке. Ваш выстрел могли услышать, и времени мало.

Если за Лестрейдом мы крались, то теперь гнали во весь опор. Повозку занесло, когда мы достигли развилки, с которой он нас увел.

– Откройте, – велел Холмс, имея в виду деревянный ящик у нас в ногах.

Я подчинился и обнаружил два оружейных пояса с парой револьверов на каждом.

– Помилуйте, Холмс, – сказал я. – Разве мало моего револьвера и пистолета Лестрейда?

Холмс направил повозку в объезд глубокой лужи.

– Я полагаю, что такое оружие по душе Холингброкам. Нам понадобится их помощь, если Жакаре кликнет подельников.

Мы ехали еще несколько минут, пока Холмс вновь не остановился на обочине. Я не видел в этом участке дороги ничего особенного, но Шерлок жестом предложил мне оставить наше транспортное средство.

– Я чую дым, – сказал он. – И вижу свет впереди. Идемте пешком.

Я повесил оружейные пояса на плечо и последовал за ним. То, что оказалось у нас под ногами, теперь едва ли напоминало дорогу. Почва представляла собой грязное месиво с ростками травы. Был момент, когда я чуть не лишился ботинок. Нетопыри срывались с ветвей и сновали меж деревьев, охотясь за насекомыми.

Через несколько минут до нас донеслись крики, грубый смех и вопли боли. Мы вышли из кипарисовой рощи на поляну, и лунный свет вдруг сделался ярким. Близ топи, у ветхого дома собралось с десяток человек; освещаемые костром, полыхавшим у кромки воды, они толкались, проходя по деревянному настилу и длинному пирсу. Они выглядели как пираты из эпохи столетней или более давности, в широкополых шляпах и жилетах поверх просторных рубах. Шпагами они тоже размахивали, хотя их ружья и пистолеты имели вполне современный вид.

Узнать среди них О Жакаре не составляло труда. Его присные, чем бы ни были заняты, убирались с дороги в почтительном страхе. Жакаре носил широкую щегольскую шляпу поверх банданы. В повязке на левом глазу одиноко сверкал самоцвет – вероятно, опал. Густая черная борода достигала брюха; жилет был изжелта-зеленый, а на ногах – сапоги из кожи аллигатора. Клинок на поясе блистал золотом и драгоценными камнями.

Однако зрелище, к которому было приковано внимание пиратов, поражало еще сильнее, чем фигура Жакаре. Мертвый кипарис – огромный, голый – служил своеобразной виселицей; через толстую ветвь была переброшена веревка, которую удерживал здоровенный пират, лысый и обнаженный по пояс, почти семи футов ростом. На другом ее конце чуть выше воды извивались сплетенные братья Холингброк; они пытались освободиться от пут и выли от боли и ужаса, когда великан их раскачивал.

Мы с Холмсом подползли ближе, и вид братьев потряс меня. Рубашки сорваны, спины в крови от ударов кнута. Раньше я видел их портреты и читал о них в медицинском журнале, но моему рассудку было трудно примириться с их наружностью: два туловища, почти одинаковых, с общими поясом и парой ног.

Затем я увидел нечто еще более жуткое.

Под ними ворочалось что-то громадное, какая-то исполинская тварь, хоронившаяся в грязи. Пират опустил братьев ниже, так что голова одного окунулась в воду, и чудище взъярилось, пытаясь заключить ее в свои бледные челюсти. Пират вздернул их, так что твари не хватило считаных дюймов, после чего она с разочарованным шипением плюхнулась в воду и мазнула по причалу чешуйчатым белым хвостом.

Ошарашенный, я повернулся к Холмсу, но он воспользовался общим невниманием и наискось устремился к костру, разделявшему его и пиратов. Я последовал его примеру.

– Холмс, эта тварь…

– Белый аллигатор, – бросил Холмс. – Весьма крупный экземпляр. Жакаре писал о нем профессору Мориарти. Зверь обитает поблизости, и негодяй временами приманивает его для забав вроде этой. – Мой друг вгляделся в пламя, пытаясь проникнуть взором дальше. – Двенадцать человек, – подытожил он. – И если громила отпустит веревку, то Холингброкам конец. Какие будут идеи?

Я вновь оценил ситуацию, призывая на помощь военный опыт и вспоминая Афганистан. Дело казалось безнадежным. Двое против двенадцати с безжалостным главарем. Я посмотрел на Холмса.

– Да, – сказал я. – У меня есть план.

На плечо мне легла тяжелая рука. Я обернулся и оказался лицом к лицу с О Жакаре, который улыбался мне сквозь черную бороду.

– Надеюсь, это хороший план, доктор Ватсон. Потому что на вашем месте я бы, поверьте, обеспокоился.

Жакаре и его пираты препроводили нас на причал, где с каменными лицами так и болтались на веревке братья Холингброк. Мне удалось спрятать оружейные пояса под курткой, хотя в создавшемся положении это не сулило никакой выгоды.

– Я много о вас слышал, мистер Холмс, – сказал пират. – И впечатлен: так далеко отсюда – и выследили меня.

– Элементарно, – отозвался Холмс.

– Вы обманули Лестрейда, и он привел вас сюда? Он мертв?

– Всего лишь обездвижен.

– Право слово, впечатляет. Он не дурак. Хотя то, что вы попались, впечатляет меньше.

Я прочистил горло:

– У Холмса нет такой кучи приспешников.

Жакаре повернулся ко мне:

– Это и есть ваш план, док? Разозлить меня настолько, что я отошлю людей и вступлю с Холмсом в честный поединок?

– Не советую, – возразил я. – Для профессора Мориарти честный поединок закончился скверно.

Жакаре подался назад, и на секунду мне показалось, что он готов выхватить шпагу и заколоть меня. Вместо этого он рассмеялся – оглушительный хохот разнесся над топью и побудил аллигатора вновь взбаламутить воду.

– Я не поборник справедливости, – изрек Жакаре. – Но люблю развлечься. Двенадцать на двоих – какой интерес? Пусть будет пара на пару. – Он кивнул лысому громиле. – Дарсе! – позвал он. – Привяжи веревку. Разрешаю тебе убить доктора Ватсона, пока я буду убивать мистера Шерлока Холмса.

Пальцы Дарсе так и мелькали, когда он крепил веревку к причалу каким-то хитроумным морским узлом. Как только он направился ко мне, я осознал, что он еще больше, чем мне показалось сперва. Мышцы его вздувались на ходу.

– Боишься? – Он оскалился в редкозубой улыбке.

Я заставил себя стоять прямо, вскинул кулаки и вызывающе парировал:

– А ты?

Краем глаза я видел, как Жакаре встает в боевую позицию против Холмса. Пират обнажил свой богатый клинок, но мой друг оставался безоружным, и я боялся за него.

Отвлечение на бедственное положение Холмса явилось ошибкой. Я даже не заметил, как Дарсе замахнулся для первого удара. Меня отбросило, и я полетел с пирса в грязь. Грудь разрывалась от боли. Он прыгнул следом, навис надо мной и подался вперед, намереваясь попасть кулаком в лицо. Я перекатился влево, уворачиваясь, а он выпрямился и пнул меня в ребра. Задыхаясь, я откатился вновь, и на сей раз, когда он изготовился к очередному пинку, вцепился ему в лодыжку. Я все равно что пытался выдернуть с корнем дерево, но крутанул ногу пирата, приложив весь мой вес, и Дарсе грохнулся рядом. Он зарычал, всхрапнул, встал на колени. Я врезал ему в челюсть, но силовой рычаг был мал, и великан едва ли почувствовал боль.

Пираты подбадривали Дарсе и Жакаре, поочередно разражаясь то свистом, то смехом. Холмса я не видел и не слышал, но отчасти согревался тем фактом, что его бой еще длился.

Дарсе ударил меня в лицо головой. Кожа над правой бровью оказалась рассечена, и глаз залило кровью. Оглушенный, я шатался, пока великан вставал на ноги. И я ничего не мог сделать – разве что протестующе стонать, – когда железные руки схватили меня и вознесли к небу. Затем Дарсе тремя широкими шагами дошел до костра и приготовился швырнуть меня в огонь. Опасаясь за свою жизнь, я извернулся, обхватил его шею, и мы оба рухнули в грязь. Падение на миг парализовало меня; старая рана, оставленная пущенной афганской пулей, проснулась и запульсировала. Но Дарсе угодил лицом в грязное месиво, и это дало мне короткое преимущество. Я дважды что было сил ударил его по загривку; Дарсе притих, и я с трудом выпрямился, выдернул из огня увесистый сук, морщась от новой боли, причиняемой жаром, и обрушил горящий конец на лысый череп пирата. При соприкосновении с факелом его кожа зашипела, и я в ужасе содрогнулся, но поднял сук вновь, ударил вторично, после чего Дарсе замер.

Пираты таращились на меня, не веря глазам. Дарсе был повержен, Жакаре – занят Холмсом, и они не знали, как поступить со мной. Я знал, однако, что благодатная пауза не затянется.

Я посмотрел на Холмса. Он стоял на краю пирса и отбивался от Жакаре доской, которую выдернул из настила. В его куртке над левым локтем зияла прореха, и оттуда струилась кровь. Моим первым побуждением было выхватить револьвер и пристрелить предводителя пиратов, но я удержался. В случае промаха я рисковал попасть в Холмса. Кроме того, начни я палить в командира, пираты отбросили бы всякие колебания.

Жакаре рубанул своей саблей по Холмсу, и тот отступил, оказавшись в опасной близости к краю пирса и отразив удар доской, которая разлетелась в щепки.

– Браво, – восхитился Жакаре. – Изучали кунг-фу?

– Баритсу, – лаконично ответил Холмс, пристально следя за пиратом.

Решившись, я выдернул шпагу из ножен Дарсе.

– Холмс! – крикнул я, рванулся вперед и послал клинок вскользь по пирсу.

Холмс нагнулся и подхватил шпагу, когда та была уже готова сорваться в топь.

– Благодарю, Ватсон, – сказал он. Затем направил клинок на Жакаре и пригласил: – En garde. [3]3
  В фехтовании – призыв к противнику быть готовым сражаться.


[Закрыть]

Огромный белый аллигатор в очередной раз возмутил воду, и я вспомнил об опасном положении братьев Холингброк. Я устремился к веревке, державшей их, и принялся тянуть, прикидывая, как бы половчее поставить их на ноги.

Братья мутно взирали на меня, почти лишившись чувств от побоев и долгого пребывания вверх ногами.

Дело продвигалось плохо. Мои руки были скользкими от грязи и не удерживали веревку; пришлось обернуть ее курткой. Пираты придвинулись, извлекая клинки и пистолеты, но все еще не решили, убить меня сразу или погодить.

Дуэль Жакаре и Холмса продолжалась, клинки звенели колокольным звоном.

– Какого дьявола вы ждете? – воззвал Жакаре к своим людям. – Прикончите доктора.

Я вздохнул, уверенный, что никогда уже не увижу Англии.

– Пояса! – донесся скрипучий голос.

– Брось нам пояса! – вторил другой.

Я в изумлении увидел, что братья Холингброк всеми четырьмя руками тянутся к оружейным поясам, которые так и висели у меня на плече.

Времени на раздумья не было, пираты наступали, и я выполнил просьбу.

Мне приходилось читать грошовые романы-вестерны об искусных стрелках, и я всегда полагал, что их таланты сильно преувеличены. В афише, которую мы с Холмсом изучили возле цирка на Пикадилли, братья Холингброк восхвалялись как величайшие стрелки Дикого Запада, и я вновь заподозрил гиперболу. Но мне редко доводилось наблюдать скорость, с которой двигались эти сиамские близнецы. Даже избитые, измученные и подвешенные вверх тормашками, они поймали пояса и выхватили оружие быстрее, чем я успел моргнуть. Четыре револьвера выстреливали вновь и вновь, над топью катился гром. Вытирая кровь с лица, я обернулся и, к своему бесконечному удивлению, узрел, что все пираты, меня окружавшие, застрелены наповал.

– Я уложил шестерых, ты – четверых, – сказал один из братьев.

– Я уложил пятерых, – не согласился другой.

– Нет, последнего мы застрелили вдвоем, но я попал первым. Что, засчитать тебе убийство трупа?

– Я первым его прикончил.

– Как бы не так. Шесть-четыре в мою пользу, – настаивал первый брат. – Не переживай – тебе же и больше кнутом досталось.

– По-моему, тебе больше досталось по голове, – возразил второй. – Считать разучился. – Он повернулся ко мне. – Эй, док! Не поможешь спуститься?

Я посмотрел на Холмса, все еще бившегося с Жакаре. Они переместились с пирса на настил, и Холмс рисковал упереться спиной в здание-развалюху. Он снова был ранен, на щеке красовался глубокий порез, но в свете огня мне было видно, что он улыбается; Холмс помотал головой, когда я начал наводить револьвер на его противника.

В отсутствие пиратов освобождение братьев представилось пустяковой задачей, и вскоре они сидели в грязи, потирая ссадины от веревок и наблюдая за поединком.

– Все кончено. – Холмс обращался к Жакаре, отражая очередной удар.

Он не был столь искусен в фехтовании, как его противник, и редко атаковал, но ухитрялся отбивать опаснейшие выпады Жакаре и всячески старался держаться левее с учетом повязки на левом глазу у пирата.

– Может, и так, – ответил тот. – Может быть, стоило вас сразу убить, но вышел бы пшик.

– Сдавайтесь, – уговаривал Холмс.

– Нет уж, – отказался Жакаре. – Не в моем обычае. – Он вскинул саблю для нового удара.

– У вас прелюбопытный акцент, – заметил Холмс. – Мне пришлось поломать голову. Смелый способ хранить секреты.

Почему-то последнее замечание привело Жакаре в бешенство: он взревел и на всех парах устремился к Холмсу.

Холмс бросил шпагу, пригнулся и пнул его в колено. Пират взвыл, оступился и рухнул в жижу.

Встревоженный, Холмс метнулся вперед и протянул врагу руку.

Жакаре вынырнул на поверхность.

– Быстрее же, – сказал Холмс.

Но Жакаре, лицом выражая спокойствие, не принял помощь. Рядом раздался оглушительный всплеск, и в лунном свете блеснули массивные челюсти аллигатора-альбиноса. Жакаре единожды вскрикнул, после чего бестия утянула его под воду, где тело переворачивалось вновь и вновь. Трясина забулькала и вспенилась: тварь дернулась и начала пожирать свою жертву.

Несколько недель спустя, когда наши раны зажили и мы вновь расположились за чаем на Бейкер-стрит, дом 221-б, я вернулся к разговору о пиратах Дьявольского мыса.

Мы покинули город почти так же быстро, как прибыли. С гибелью О Жакаре тот осиротел, как будто скончался король, и к утру, когда разлетелась весть о смерти пирата, на улицах разыгрались беспорядки.

Перед отплытием мы убедились, что Холингброки пребывают в безопасности, и подтвердили подозрения Холмса: во-первых, насчет того, что братья путешествовали на борту «Фрисланда» инкогнито, так как кое-кто из людей Жакаре докучал им в связи с их европейским турне; во-вторых, насчет того, что Жакаре был захвачен – и даже одержим – желанием выяснить, где они спрятали золото. «Думаю, что с путешествиями на время покончено, – сказал нам Янус Холингброк. – Лучше нам посидеть дома».

Я испытал известное облегчение, узнав, что помощник начальника полиции Лестрейд остался жив после ранения в плечо. Холмс составил отчет о его преступлениях и послал их губернатору штата Луизиана Мерфи Дж. Фостеру, но ответа мы так и не получили. Наш английский инспектор Лестрейд был в полном ужасе и смятении, когда узнал о делах своего кузена, – не в последнюю очередь ввиду возможности для Холмса потешаться над ним из-за брата.

– Холмс, – я подлил себе восхитительного чая миссис Хадсон и отхлебнул, – очень хочется услышать от вас объяснение последней детали.

– Последней детали, Ватсон? – пробормотал он, изображая замешательство.

– Ваше замечание насчет акцента Жакаре, – напомнил я. – И почему он так рассвирепел.

– Он был один и потерпел поражение. Даже если бы Жакаре ухитрился сразить меня, его бы всяко убили меткие стрелки – вы и ваши помощники.

Я отмахнулся от скрытого комплимента.

– Потерпел он поражение или нет, – настаивал я, – ваши слова свалили его не хуже удара по ноге. Что вы такое вывели из его акцента?

Холмс вздохнул.

– С учетом загадочных смертей, сиамских близнецов и гигантского аллигатора, это дело вышло достаточно экстравагантным. Мне не хочется возносить тайну на новый уровень.

– Да будет вам, Холмс!

Он отпил из чашки и взглянул на последнее приобретение в нашей гостиной: портрет Леди Опасность, который мы получили от лейтенанта-коммандера Пауэлла, премного благодарного нам за победу над пиратами и возвращение семи полотен, похищенных из коллекции Амстердамского национального музея.

– Не важно, как это звучит, Ватсон, но вывод порой расходится с убеждением. – Он барабанил пальцами по чашке. – Жакаре почитал старого пирата Сен-Диабля во многом: в тактике, атрибутике, складе ума. Конечно, имелись некоторые внешние отличия – например, борода и повязка, однако в прочем Жакаре выглядел продолжением самого Сен-Диабля.

– Последователь, – сказал я. – Он изучил Сен-Диабля и подражал ему.

– Возможно, – ответил Холмс. – Это, конечно, самое вероятное объяснение. Но вам известно, что у меня хороший слух на разного рода языки и акценты. По ходу дуэли я был озабочен не столько выживанием, сколько анализом его произношения. И понял, что можно найти ответ, если не ограничиваться местностью, но также учитывать различные эпохи и эволюцию языка.

– Холмс! – возопил я. – Вы намекаете, что Жакаре и был Сен-Диаблем? Это абсурд! Ему бы уже было триста лет.

– Теперь вам ясно, почему мне не хочется обсуждать эту тему. Механизм подобного явления – как такое возможно – мне абсолютно не понятен. Но ответьте, Ватсон: если моя гипотеза настолько, как вы выразились, абсурдна, то почему мое замечание так его потрясло?

Я потерянно смотрел в пустоту; рука моя дрожала, когда я отхлебывал чай. Всем стараниям вопреки, я так и не смог ответить на вопрос Холмса.