Текст книги "Матильда (др. перевод)"

Автор книги: Роальд Даль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

ТРАНЧБУЛЬ

Мисс Хани вышла из класса и направилась прямо в кабинет директрисы. Она была очень взволнована, ведь у нее в классе оказалась девочка совершенно необычайных способностей. У нее еще не было времени убедиться в том, насколько талантлива эта девочка, но мисс Хани узнала достаточно для того, чтобы сделать вывод – что-то нужно предпринимать, и как можно скорее. Нелепо оставлять такого ребенка учиться в первом классе.

Мисс Хани испытывала страх перед директрисой и обычно старалась держаться от нее подальше, но в ту минуту она была готова встретиться с кем угодно. Она постучала в дверь ненавистного кабинета.

– Войдите! – прогудел низкий голос мисс Транчбуль, внушавший всем страх.

Мисс Хани вошла.

Директором обычно становится тот учитель, который обладает рядом замечательных качеств. Он должен понимать учеников и принимать близко к сердцу их интересы. Он должен быть доброжелателен, справедлив и глубоко заинтересован в том, чтобы дети получили образование. Мисс Транчбуль не обладала ни одним из этих качеств, и оставалось тайной, как она получила эту должность.

Помимо всего прочего, она и женщиной была ужасной. Когда-то она была знаменитой спортсменкой, и глядя на нее, можно было без труда убедиться в этом. У нее была бычья шея, широкие плечи, мускулистые руки и ноги. Она могла согнуть железный прут и разорвать пополам телефонную книгу. Лицо ее не было ни красивым, ни располагающим к тому, чтобы его с удовольствием рассматривать. У нее был квадратный подбородок, губы всегда плотно сжаты, а маленькие глазки излучали высокомерие. Одевалась же она…

Одевалась она, мягко говоря, необыкновенно странно. На ней всегда была коричневая хлопчатобумажная куртка, которую она подпоясывала широким кожаным ремнем. Ремень застегивался на огромную серебряную пряжку. Из-под куртки выступали мощные бедра, заключенные в необычные бриджи из грубой саржи бутылочного цвета. Эти бриджи опускались чуть ниже колена, а дальше она выставляла напоказ зеленые чулки, сквозь которые можно было без помех разглядеть ее икры. На ногах она носила грубые башмаки на плоской подошве и с кожаными ремешками. Короче, она скорее была похожа на вырядившегося в нелепый костюм кровожадного охотника, идущего по следу шотландской борзой, чем на директора приличной школы.

Когда мисс Хани вошла в кабинет, мисс Транчбуль стояла возле огромного письменного стола. Лицо ее выражало нетерпение.

– Да, мисс Хани, – сказала она. – Что вам угодно? Что-то вы сегодня раскраснелись и выглядите взволнованной. Что с вами? Наверно, эти маленькие вонючки стреляли в вас шариками из жеваной бумаги?

– Вовсе нет. Ничего подобного.

– Тогда в чем же дело? Выкладывайте. Я женщина занятая. – С этими словами она налила себе стакан воды из графина, который всегда стоял на ее столе.

– У меня в классе есть девочка, которую зовут Матильда Вормвуд… – начала мисс Хани.

– Это дочь человека, который держит у нас салон по продаже подержанных автомашин, – рявкнула мисс Транчбуль.

Нормально она не умела говорить. Она либо рявкала, либо кричала.

– Замечательный тип этот Вормвуд, – продолжала она. – Я у него как раз вчера была. Он продал мне машину. Почти новую. Только десять тысяч миль прошла. Ее прежняя владелица, пожилая дама, раз в год ее заводила, не чаще. Мне просто повезло. Да, мне понравился Вормвуд. На таких держится наше общество. Он, впрочем, мне говорил, что его дочка скверная девчонка. Просил присматривать за ней. Если, говорит, что плохого случится в школе, наверняка в этом замешана его дочь. Я еще не видела этого его отпрыска, но она от меня не уйдет. Ее отец говорит, что она мерзкий прыщ.

– Да нет же, это вовсе не так! – воскликнула мисс Хани.

– Так, мисс Хани, именно так! Я даже думаю, что это она подложила мне сегодня утром под стол что-то такое, отчего стоит этот жуткий запах по всему кабинету. Конечно, она! Вот увидите, я еще с ней разберусь! Как она выглядит? Наверно, какой-нибудь отвратительный маленький червяк. За свою долгую карьеру учителя, мисс Хани, я убедилась, что скверная девчонка – гораздо более опасное существо, чем скверный мальчишка. Мало того, легче муху прихлопнуть, чем скверную девчонку. Ты хочешь ее прихлопнуть, глядь – а ее нет. Эти маленькие девчонки – просто ужас какой-то. Как я рада, что сама ею никогда не была.

– Как же так? Неужели вы никогда не были девочкой?

– Если и была, то, во всяком случае, недолго, – рявкнула мисс Транчбуль. – Я очень быстро стала женщиной.

Она совсем с ума сошла, сказала про себя мисс Хани. Просто спятила. Однако мисс Хани решила не отступать.

– Должна вам сказать, – сказала она, – что вы сильно ошибаетесь насчет Матильды. Она ничего не могла положить вам под стол.

– Я никогда не ошибаюсь, мисс Хани!

– Но ведь эта девочка только сегодня в первый раз явилась в школу и сразу же пошла в класс…

– Ради Бога, не спорьте со мной! Эта самая Матильда, или как там ее, подложила мне что-то под стол! Я в этом нисколько не сомневаюсь. Спасибо, что подсказали мне это.

– Но я вам этого не подсказывала.

– Неужели? Так чего же вы хотите, мисс Хани? Почему вы отнимаете у меня время?

– Я пришла поговорить с вами о Матильде. Я должна сообщить вам нечто крайне важное об этом ребенке. Могу я рассказать вам, что произошло сейчас во время урока?

– Не иначе, она подожгла вам юбку, – рявкнула мисс Транчбуль.

– Да нет же! – воскликнула мисс Хани. – ^Матильда гений.

Услышав это слово, мисс Транчбуль изменилась в лице и надулась точно жаба.

– Гений! – вскричала она. – Что за вздор вы несете? Вы, должно быть, не в себе! Я помню слова ее отца, который сказал, что его ребенок – гангстер!

– Ее отец неправ.

– Не грубите мне, мисс Хани! Вы знакомы с этим зверенышем только полчаса, а отец знает ее всю жизнь!

Мисс Хани была настроена решительно и попыталась рассказать о том, какие удивительные вещи творила Матильда по арифметике.

– Значит, она выучила наизусть таблицу умножения, вы это хотите сказать? – рявкнула мисс Транчбуль. – Дорогая моя, но это не значит, что она гений! Это значит, что она – попугай!

– Но она и читать умеет.

– Я тоже, – отрезала мисс Транчбуль.

– Я думаю, – сказала мисс Хани, – что Матильду нужно немедленно перевести в класс, в котором учатся одиннадцатинетние дети.

– Ха! – рявкнула мисс Транчбуль, – Значит, вы хотите от нее избавиться? Значит, вам с ней не справиться? Значит, вы хотите переложить ее на плечи бедной мисс Примзоль? Вы хотите, чтобы она продолжала безобразничать в классе мисс Примзоль?

– Да нет же! – воскликнула мисс Хани. – Я вовсе этого не хочу!

– Еще как хотите! – закричала мисс Транчбуль. – Уж мне-то ясно, что вы затеяли! Мой ответ вам будет – нет! Матильда останется в вашем классе, а вам придется последить за тем, чтобы она вела себя хорошо.

– Но послушайте…

– Ни слова больше! – громко сказала мисс Транчбуль. – И потом, в нашей школе заведено – каждый ученик должен оставаться в своем классе, невзирая на способности. Я не допущу, чтобы пятилетняя разбойница сидела рядом с мальчиками и девочками, которые гораздо старше ее. Слыханное ли это дело?

Мисс Хани стояла перед этим гигантом с красной шеей, ощущая свое бессилие. У нее было что сказать, но она поняла, что говорить что-либо не имело никакого смысла.

– Что ж, очень хорошо. Как вам будет угодно.

– Вот именно так мне и угодно! – прогудела мисс Транчбуль. – И не забывайте, мисс Хани, что мы тут имеем дело с маленькой гадюкой, которая подбросила мне что-то в кабинет…

– Она не делала этого!

– Еще как делала, – проревела мисс Транчбуль. – И вот что я вам еще скажу. Как бы мне хотелось, чтобы мне снова разрешили взять в руки розги, как в старые добрые времена! Я бы так отстегала Матильду, что она бы у меня месяц не могла сидеть!

Мисс Хани повернулась и вышла из кабинета. У нее было вконец испорчено настроение, но она не чувствовала себя побежденной.

Я все равно что-нибудь сделаю для этой девочки, сказала она про себя. Не знаю, что, но я ей обязательно помогу.

РОДИТЕЛИ

Продолжалась перемена, когда мисс Хани вышла из кабинета директора. Первым делом она решила обойти учителей из старших классов и попросить у них учебники по алгебре, геометрии, французскому языку, английской литературе и так далее. Затем она отыскала Матильду и пригласила ее зайти в класс.

– Тебе незачем сидеть у меня и ничего не делать, пока я учу остальных, как умножать на два и произносить по буквам слова „кот“ или „мышь“, – сказала она. – Поэтому во время урока ты будешь изучать учебник, который я тебе дам. В конце урока ты будешь ко мне подходить и задавать вопросы, если они у тебя возникнут, и я постараюсь помочь. Тебя это устраивает?

– Спасибо, мисс Хани, – ответила Матильда. – Мне это нравится.

– Я уверена, – продолжала мисс Хани, – что позднее мы сможем перевести тебя в старший класс, но пока директриса хочет, чтобы ты оставалась у меня.

– Очень хорошо, мисс Хани, – сказала Матильда. – Большое вам спасибо за книги.

Какой чудесный ребенок, подумала мисс Хани. Что бы там ни говорил о ней ее отец, мне она кажется очень спокойной и доброй. И совсем не задирает нос, несмотря на свои необыкновенные способности. Пожалуй, она даже не подозревает, что они у нее есть.

Когда начался урок, Матильда углубилась в учебник по геометрии, который дала ей мисс Хани. Учительница краешком глаза все время посматривала на нее и скоро заметила, что ребенок с головой ушел в книгу. Девочка в продолжение всего урока ни разу не подняла головы.

Тем временем мисс Хани принимала еще одно решение. Она думала о том, что ей нужно как можно скорее отправиться к папе и маме Матильды и тайком побеседовать с ними. Она никак не могла успокоиться. Все это казалось ей нелепым. Она никак не могла поверить в то, что родители даже не подозревают, какими замечательными талантами обладает их дочь.

В конце концов, мистер Вормвуд – удачливый торговец автомобилями, а потому, как она думала, он вполне интеллигентный человек. И вообще, родители обычно переоценивают способности своих детей, а не наоборот. Учителю почти никогда не удается убедить гордых за своего ребенка папу или маму в том, что их отпрыск – полный олух.

Мисс Хани была уверена, что ей не составит труда убедить мистера и миссис Вормвуд: Матильда – дитя необыкновенное. Надо лишь позаботиться о том, чтобы они не слишком-то возгордились ею.

Мисс Хани подумывала и о большем. А почему бы ей не попросить разрешения родителей давать Матильде дополнительные уроки после школы? Как учителя ее весьма привлекала возможность заниматься с такой блестящей ученицей. И она приняла решение в тот же вечер пойти к мистеру и миссис Вормвуд, причем попозже, между девятью и десятью часами, когда Матильда уже наверняка будет спать.

Именно так она и сделала. Взяв адрес в школьной канцелярии, мисс Хани вскоре после девяти часов вечера отправилась пешком к дому Вормвудов. Их дом находился на красивой улочке, от соседей его отделял небольшой сад. Это было современное кирпичное здание, из тех, что дешево не купишь, а на воротах можно было прочесть его название: „Уютный уголок“. „Уютный уголёк“ было бы лучше, подумала мисс Хани. Она любила играть словами. Подойдя к дому по тропинке, ^она позвонила в звонок. Было слышно, что в доме на полную мощность включен телевизор.

Дверь открыл человечек, похожий на крысу и с крысиными усиками. На нем был спортивный пиджак в оранжево-красную полоску.

– Да? – произнес он, выглядывая из-за двери. – Лотерейные билеты мне не нужны, если вы их продаете.

– Нет, – сказала мисс Хани. – Извините, что беспокою вас. Я учительница Матильды, и мне нужно поговорить с вами и вашей женой.

– Уже натворила что-то, а? – сказал мистер Вормвуд, встав в дверях. – Что ж, теперь вам за нее отвечать. Придется вам с ней повозиться.

– Ничего она не натворила, – возразила мисс Хани. – У меня хорошие новости насчет нее. Совершенно неожиданные новости, мистер Вормвуд. Можно мне войти на несколько минут и поговорить с вами о Матильде?

– Мы как раз смотрим нашу любимую передачу, – сказал мистер Вормвуд. – Сейчас крайне неудобно. Почему бы вам не заглянуть в другой раз?

Мисс Хани начала терять терпение.

– Мистер Вормвуд, – сказала она, – если вы думаете, что какая-то там глупая телепередача значит для вас больше, чем будущее собственной дочери, тогда вы вообще не должны быть родителем! Выключите же этот ящик и выслушайте меня!

Подобные слова заставили мистера Вормвуда встрепенуться. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали, и теперь внимательнее посмотрел на худенькую женщину, которая была настроена столь решительно.

– Ладно, так и быть, – раздраженно произнес он. – Заходите и давайте побыстрее с этим покончим.

Мисс Хани вошла в дом.

– Миссис Вормвуд спасибо вам за это не скажет, – бросил он, проводя ее в гостиную, где крупная блондинка с платиновыми волосами завороженно смотрела на телеэкран.

– Кто там? – спросила она, не оборачиваясь.

– Какая-то школьная учительница, – ответил мистер Вормвуд. – Хочет поговорить с нами насчет Матильды.

Он подошел к телевизору и выключил звук.

– Не надо, Гарри! – вскричала миссис Вормвуд. – Уиллард собирается сделать предложение Анжелике!

– Ты можешь следить, пока мы будем разговаривать, – сказал мистер Вормвуд. – Это учительница Матильды. Говорит, у нее есть для нас какие-то новости.

– Меня зовут Дженифер Хани, – сказала мисс Хани. – Здравствуйте, миссис Вормвуд.

Миссис Вормвуд бросила на нее недовольный взгляд и сказала:

– Так что там у вас?

Сесть мисс Хани никто не предложил, но она все-таки взяла стул и села.

– Сегодня, – начала она, – ваша дочь в первый раз была в школе.

– Знаем, – сказала миссис Вормвуд, вне себя от того, что ей помешали досмотреть передачу. – И это все, что вы можете нам сообщить? За этим вы и пришли?

Мисс Хани сурово смотрела прямо в глазки сидевшей напротив нее женщины и молчала до тех пор, пока миссис Вормвуд не стало не по себе.

– Так вы хотите, чтобы я объяснила вам, зачем я пришла? – спросила она наконец.

– Выкладывайте, что там у вас, – сказала миссис Вормвуд.

– Вам, конечно же, известно, – начала мисс Хани, – что от тех, кто приходит в первый класс, не ждут, что они будут свободно читать, произносить слова по буквам или жонглировать цифрами. Пятилетние дети на это неспособны. Но Матильда – умеет все это делать. И если верить ее словам…

– Я бы на вашем месте не стала ей верить, – прервала ее миссис Вормвуд. Она никак не могла прийти в себя от того, что в телевизоре выключили звук.

– Так, значит, она лгала мне, – сказала мисс Хани, – когда говорила, что никто не учил ее ни перемножать числа, ни читать? Кто-нибудь из вас учил ее этому?

– Учил чему? – спросил мистер Вормвуд.

– Читать. Читать книги, – сказала мисс Хани. – Быть может, вы все-таки учили ее? Может, она и в самом деле говорила мне неправду? Может, у вас в доме полно книг? Я об этом ничего не знаю. Может, вы страшно любите читать.

– Вообще-то, конечно, мы читаем, – сказал мистер Вормвуд. – Я, например, раз в неделю прочитываю от корки до корки журналы „Автомобиль“ и „Мотор“.

– Ваш ребенок прочитал удивительное количество книг, – сказала мисс Хани. – Просто мне было интересно узнать, насколько в ее семье любят литературу.

– Нет, мы не поощряем чтение книг, – сказал мистер Вормвуд. – Что толку сидеть и читать всякие глупости? Мы вообще не держим дома книги.

– Понятно, – сказала мисс Хани. – Так вот, я пришла к вам сообщить, что у Матильды блестящий ум. Но думаю, вам это уже известно.

– Разумеется, я знаю, что она умеет читать, – сказала мать. – Всю свою жизнь она проводит, читая какие-то там глупые книжки.

– Но неужели вас не интересует то, – спросила мисс Хани, – что пятилетний ребенок читает книги для взрослых, длинные романы Диккенса и Хемингуэя? Неужели вас это не приводит в волнение?

– Не особенно, – сказала мать. – Мне не по душе умные тихони, их еще зовут „синие чулки“. Девушка должна думать о том, как бы ей получше выглядеть, чтобы потом найти хорошего мужа. Внешность имеет гораздо большее значение, чем чтение книг, мисс Ханки…

– Меня зовут Хани, – поправила ее мисс Хани.

– Вот взгляните на меня, – продолжала миссис Вормвуд, – а потом на себя. Вы выбрали книги. А я – внешность.

Мисс Хани посмотрела на некрасивую полную женщину с лицом, заплывшим жиром, которая самоуверенно глядела на нее из другого конца комнаты.

– Что вы сказали? – переспросила мисс Хани.

– Я сказала, что вы предпочли книги, а я – внешность, – повторила миссис Вормвуд. – И кто добился лучшего результата? Конечно, я. Я теперь сижу в красивом домике с удачливым бизнесменом, а вы кишки надрываете, обучая мерзких детишек азбуке и арифметике.

– Золотые слова, крошка, – сказал мистер Вормвуд, с таким обожанием посмотрев на свою жену, что от этого взгляда даже кота бы стошнило.

Мисс Хани решила, что если она хочет о чем-то договориться с этими людьми, то ей нужно держать себя в руках.

– Я вам еще не все рассказала, – продолжала она. – Матильда, насколько я могу судить, – гений в области математики. Она со скоростью молнии перемножает в голове большие числа.

– А какой в этом прок, когда можно воспользоваться калькулятором? – спросил мистер Вормвуд.

– Женщина не умом берет мужчину, – сказала миссис Вормвуд. – Посмотрите на эту кинозвезду, например, – прибавила она, указывая на безмолвный телеэкран, на котором полную женщину обнимал какой-то нескладный тип, причем все это происходило при свете луны. – Вы же не станете утверждать, будто она взяла его тем, что умножала одно число на другое, не правда ли? Конечно, нет. И вот теперь он собрался на ней жениться – пусть только не женится! – а она будет жить в особняке с дворецким и множеством слуг.

Мисс Хани ушам своим не верила. Она слышала о том, что такие родители есть на свете – их дети потом становятся преступниками и изгоями общества, – но встретить такую парочку живьем было для нее потрясением.

– Беда Матильды в том, – продолжала она, решив сделать еще одну попытку, – что она настолько обогнала всех, что следует подумать о том, чтобы давать ей дополнительные уроки. Я серьезно считаю, что при соответствующей подготовке она через два-три года сможет достичь университетского уровня.

– Университетского? – воскликнул мистер Вормвуд, подскочив в кресле. – Да кому взбредет в голову поступать в университет? Единственное, чему там обучаются, – это глупостям и разврату.

– Это неправда, – сказала мисс Хани. – Если вам сейчас станет плохо с сердцем и придется вызвать врача, то этот врач будет выпускником университета. Если на вас подадут в суд за то, что вы продали бракованную машину, то вам понадобится адвокат, и он тоже будет выпускником университета. Не нужно презирать умных людей, мистер Вормвуд. Но я вижу, мы не поймем друг друга. Извините, что вторглась к вам, – мисс Хани поднялась со стула и вышла из комнаты.

Мистер Вормвуд проводил ее до двери.

– Спасибо, что пришли, мисс Хокс, – сказал он. – Или надо говорить мисс Харрис?

– И то, и другое неправильно, – сказала мисс Хани, – но это не имеет значения.

И с этими словами она вышла из дома.

МЕТАТЕЛЬНИЦА

Самое замечательное в Матильде состояло в том, что если бы вы встретили ее случайно и поговорили с ней, то решили, что это совершенно нормальный ребенок пяти с половиной лет. Она никогда не ставила себя выше других и не задирала нос. „Какая умная спокойная девочка“, – отметили бы вы про себя. И ни за что не узнали, каковы ее истинные умственные способности, пока не заговорили бы с ней о литературе или математике.

Матильде поэтому было легко заводить дружбу с другими детьми. В классе ее все любили. Дети, конечно, знали, что она умная, поскольку слышали, как в самый первый день мисс Хани задала ей множество разных вопросов. Знали они также и то, что Матильде было разрешено во время урока тихо сидеть с книгой и не обращать внимания на учителя. Но ведь дети ее возраста не доискиваются до скрытых причин. Они слишком поглощены своими собственными заботами, чтобы проявлять чрезмерный интерес к тому, что делают другие и почему.

Среди новых друзей Матильды была девочка по имени Лэвиндер. Они с самого первого дня занятий в школе стали ходить вместе во время перемен. Лэвиндер была очень маленькой для своего возраста – худенькая маленькая нимфа с карими глазами и темной челкой, которая закрывала ей лоб. Матильде она нравилась, потому что Лэвиндер была девочкой решительной и изобретательной. По той же причине и Матильда нравилась Лэвиндер.

Не закончилась еще и первая неделя школьных занятий, как до новеньких стали доходить страшные слухи о директрисе, мисс Транчбуль. На третий день после начала школьного года, когда Матильда и Лэвиндер стояли в углу детской площадки во время перемены, к ним приблизилась десятилетняя девочка с прыщиком на носу, которую звали Гортензия.

– Новые ученицы, как я погляжу, – грубовато-нелюбезно произнесла она, глядя на них с высоты своего огромного роста. У нее в руках был громадный целлофановый пакет, из которого она горстями выгребала чипсы. – Добро пожаловать в кутузку, – прибавила она, запихивая чипсы в рот.

Две крошки, оказавшись с глазу на глаз с этим гигантом, хранили бдительное молчание.

– С Транчбуль уже встречались? – спросила Гортензия.

– Мы видели ее на уроке священной истории, – ответила Лэвиндер, – но мы пока с ней незнакомы.

– Что ж, вас ждет большая радость, – сказала Гортензия. – Она ненавидит маленьких детей. Потому и младшие классы ненавидит, и всех, кто в них есть. Она считает, что пятилетки – это еще не вылупившиеся личинки. – В рот отправилась еще одна горсть чипсов, а изо рта посыпались крошки. – Если первый год здесь выживете, то, может, сумеете и до конца школы дотянуть. Но многие не выживают. Их выносят на носилках, а они при этом орут. Я не раз такое видела.

Гортензия умолкла, чтобы понаблюдать, какой эффект произвели ее слова на двух малявок. Да вроде никакого. Казалось, они были совершенно спокойны. Тогда старшая девочка решила развлечь их дополнительной информацией.

– Я надеюсь, вам известно, что у Транчбуль имеется в доме шкаф, который называется „душегубка“? Вы о душегубке-то что-нибудь слышали?

Матильда и Лэвиндер покачали головами, не спуская глаз с этой гигантской Гортензии. Сами очень маленькие, они с недоверием относились ко всем, кто был больше их, и особенно к девочкам, которые были старше их по возрасту.

– Душегубка, – продолжала Гортензия, – это очень высокий и очень узкий шкаф. Площадь пола в нем – всего лишь десять квадратных дюймов (то есть квадрат со сторонами 25 см), поэтому в нем никак не сядешь. Остается только стоять. Да еще в нем три стены сделаны из бетона, из которого торчат осколки стекла, поэтому и к ним не прислониться. Вот и приходится стоять по стойке „смирно“, когда тебя туда запирают. Ужасно.

– А к двери тоже нельзя прислониться? – спросила Матильда.

– И думать нечего, – ответила Гортензия. – Из двери торчат тысячи острых гвоздей. Они забиты снаружи, остриями внутрь. Наверно, это сама Транчбуль сделала.

– А ты в нем когда-нибудь была? – спросила Лэвиндер.

– В первой четверти шесть раз, – сказала Гортензия. – Дважды меня туда запирали на целый день, а в остальных случаях – на два часа. Но и двух часов хватает. Там темно, и нужно стоять прямо, и стоит только пошатнуться, как уколешься или об осколок в стене, или о гвоздь в двери.

– А за что тебя туда сажали? – спросила Матильда. – Что ты сделала?

– В первый раз, – сказала Гортензия, – я вылила полбутылки сиропа на стул, на котором должна была сидеть Транчбуль во время урока священной истории. Это было здорово. Когда она опустилась на стул, раздался такой звук, будто это гиппопотам опустил ногу в грязь на берегу реки Лимпопо. Но вы еще маленькие и глупые и, конечно же, не читали „Сказки просто так“ Киплинга.

– Я читала, – сказала Матильда.

– Ты врешь, – любезно произнесла Гортензия. – Ты еще и читать-то не умеешь. Но это неважно. Так вот, когда Транчбуль села в сироп, послышался отличный звук. А когда она вскочила, то стул вроде как прилип к этим ее ужасным зеленым бриджам, да так и висел несколько секунд, пока сироп не растекся. Потом она схватилась обеими руками за то место, на котором сидит, и к этому мерзкому сиропу прилипли ее руки. Слышали бы вы, как она рычала.

– Но как она узнала, что это ты сделала? – спросила Лэвиндер.

– На меня донес один мальчишка, которого зовут Олли Богвисл, – сказала Гортензия. – Я ему за это передние зубы выбила.

– И Транчбуль заперла тебя на целый день в душегубке? – с интересом спросила Матильда.

– На целый день, – ответила Гортензия. – Я была сама не своя, когда меня выпустили. Чуть с ума не сошла.

– А еще за что тебя сажали в душегубку? – спросила Лэвиндер.

– Ну, всего и не вспомнишь, – ответила Гортензия. Она говорила так, как говорит старый солдат, побывавший в стольких сражениях, что отвага стала для него чем-то обыденным. – Все это так давно было, – прибавила она, запихивая в рот очередную порцию чипсов. – Ах да, еще вспомнила. Вот что тогда произошло. Я выбрала время, когда Транчбуль мне не помешает, потому что она отправилась на урок к шестиклассникам, подняла руку и попросила разрешения выйти в туалет. Но в туалет я не пошла, а тихонько направилась в кабинет Транчбуль. Быстренько осмотрев ящики шкафа, я нашла тот, в который она складывала свои штаны, ну эти дурацкие бриджи.

– Продолжай, – восхищенно произнесла Матильда. – Что было дальше?

– До этого я по почте заказала сильнодействующий порошок, который вызывает чесотку, – рассказывала Гортензия. – Пакетик обошелся мне в пятьдесят пенсов, а называется он „раздражитель кожи“. Там было написано, что делается он из измельченных зубов ядовитых змей, и давалась гарантия, что на коже появятся волдыри размером с грецкий орех. Я насыпала этого порошка в каждую пару штанов, а потом снова аккуратно их сложила. – Гортензия умолкла, чтобы набить рот чипсами.

– И что из этого вышло? – спросила Лэвиндер.

– Очень скоро, – сказала Гортензия, – Транчбуль во время урока священной истории неожиданно начала чесаться ниже пояса как ненормальная. Ага, сказала я про себя. Начинается. Как приятно было видеть все это и сознавать, что я единственный человек во всей школе, который точно знает, что происходит с Транчбуль. И к тому же я была спокойна. Я знала, что меня не поймают. А она чесалась все сильнее и уже не могла остановиться. Наверно, она решила, что у нее там осиное гнездо. И тут, в самой середине урока, вдруг вскочила и выбежала вон, прижимая руки к заду.

И Матильда, и Лэвиндер были в восхищении. Им обеим было ясно: перед ними мастер своего дела. Вот человек, который возвел искусство издевательства до степени совершенства, человек, что еще более важно, готовый рисковать всем на свете ради выполнения поставленной задачи. Они в изумлении смотрели на эту богиню, и даже прыщик на носу уже казался им не недостатком, а символом мужества.

– Но как же она на этот раз узнала, что это сделала ты? – задыхаясь от восторга, спросила Лэвиндер.

– А она и не узнала, что это я, – ответила Гортензия. – Но меня все равно на целый день заперли в душегубке.

– За что? – спросили обе девочки.

– Транчбуль, – сказала Гортензия, – имеет одну отвратительную привычку – она любит отгадывать. Если она не знает, кто виновник, то просто пытается отгадать, и беда в том, что чаще всего оказывается права. В тот раз я была главным подозреваемым из-за проделки с сиропом, и хотя я знала, что у нее нет никаких доказательств, все мои возражения не принимались ею в расчет. Я все время кричала: „Да как же я могла это сделать, мисс Транчбуль? Я ведь даже не знаю, где у вас в школе хранятся эти штаны! Я знать не знаю, что такое порошок для чесотки! Никогда не слышала ни о чем подобном!“ Но ложь мне не помогла, несмотря на то, что я устроила отличное представление. Транчбуль просто взяла меня за ухо, потащила в душегубку и заперла там. Я во второй раз отстояла в ней целый день. Когда я вышла наружу, то была вся исколота.

– Это похоже на войну, – в страхе произнесла Матильда.

– Правильно говоришь, это война и есть, – воскликнула Гортензия. – Потери огромные. Мы крестоносцы, доблестная армия, без оружия сражающаяся за собственные жизни, а Транчбуль – это сатана, змий-искуситель, демон, и в ее распоряжении находится все оружие, которое только есть на свете. Трудно нам приходится. Но мы стараемся поддерживать друг друга.

– Ты можешь рассчитывать на нас, – сказала Лэвиндер, приподнимаясь на носки, чтобы казаться выше ростом.

– Нет, не могу, – сказала Гортензия. – Вы всего лишь маленькие козявки. Хотя, кто знает. Может, мы и найдем для вас какую-нибудь тайную работу.

– Расскажи нам еще немножко о том, на что она способна, – сказала Матильда. – Пожалуйста, расскажи.

– Я не хочу пугать вас, ведь вы здесь только одну неделю, – сказала Гортензия.

– А мы не испугаемся, – сказала Лэвиндер. – Мы маленькие, но не из пугливых.

– Ладно, тогда слушайте, – сказала Гортензия. – Вот что случилось буквально вчера; Транчбуль увидела, как на уроке священной истории один мальчик, которого зовут Джулиус Ротвинкль, ест конфеты. Она схватила его за руку и вышвырнула в окно. И вот мы видим, как Джулиус Ротвинкль летит над садом как пушечное ядро или как фризби и шлепается посреди грядок с салатом. А Транчбуль поворачивается к нам и говорит: „Отныне всякий, кто ест в классе, вылетит прямо в окно“.

– А этот Джулиус Ротвинкль не сломал себе что-нибудь? – спросила Лэвиндер.

– Да так, несколько костей, – ответила Гортензия. – Вы должны знать, что Транчбуль когда-то выступала за команду Англии на Олимпийских играх в метании молота, так что она очень гордится своей правой рукой.

– А что значит метание молота? – спросила Лэвиндер.

– Молот, – ответила Гортензия, – это на самом деле большое ядро, которое прикреплено к концу длинного куска проволоки, и метатель раскручивает его над своей головой все быстрее и быстрее, а потом отпускает. Тут нужна огромная сила. Транчбуль что угодно может метнуть ради тренировки, но особенно любит метать детей.

– Господи помилуй, – произнесла Лэвиндер.

– Я слышала, как она однажды говорила, – продолжала Гортензия, – что большой мальчик весит примерно столько же, сколько олимпийский молот, поэтому его очень удобно использовать для тренировки.

И тут произошло нечто странное. На площадке, которая до той минуты тонула в криках резвившихся детей, вдруг воцарилось гробовое молчание.

– Будьте осторожны, – прошептала Гортензия.

Матильда и Лэвиндер обернулись и увидели гигантскую фигуру мисс Транчбуль, приближающуюся сквозь толпу мальчиков и девочек крупными шагами, в которых таилась угроза. Дети поспешно расступались, чтобы дать ей возможность пройти. Она шагала по асфальту, как Моисей по Красному морю, воды которого расступались перед ним: очень у нее была внушительная фигура в этой подпоясанной ремнем куртке и зеленых бриджах. Икры растягивали чулки точно грейпфруты.