Текст книги "Книготорговец"

Автор книги: Роальд Даль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

ДВОРЕЦКИЙ

Как только Джордж Кливер заработал свой первый миллион, он и миссис Кливер переехали из маленького загородного коттеджа в элегантный дом в центре Лондона. За бешеные деньги они наняли французского повара по имени мсье Эстрагон и английского дворецкого по имени Тиббс. С помощью этих двух искусников Кливеры вознамерились подняться по социальной лестнице и начали давать роскошные обеды по несколько раз в неделю.

Но с обедами не заладилось. Не было оживления, беседа не клеилась, не хватало шика. Это при том, что еда была превосходной, а обслуживание безупречным.

– Что, черт возьми, не так с нашими приемами, Тиббс? – спросил мистер Кливер дворецкого. – Почему никто не расслабится, не даст себе воли?

Тиббс склонил голову набок и посмотрел в потолок.

– Надеюсь, сэр, вы не обидитесь, если я позволю себе небольшое замечание.

– Ну?

– Вино, сэр.

– А что вино?

– Мсье Эстрагон, сэр, готовит изысканные блюда. Изысканные блюда требуют изысканного вина. А вы подаете дрянное испанское красное.

– Так почему же, черт тебя дери, ты мне раньше не сказал? – вскричал мистер Кливер. – Я, слава Богу, денег не считаю. Если надо, я дам им лучшее чертово вино в мире! Какое вино лучшее в мире?

– Кларет, сэр, – ответил дворецкий, – Кларет из Бордо: Лафит, Латур, О-Брион, Марго, Мутон-Ротшильд и Шеваль Блан. И только урожайных лет. Это, по моему мнению, 1906, 1914, 1929 и 1945. Шеваль Блан также было прекрасно в 1895 и 1921, а О-Брион – в 1906.

– Купи их все! – сказал мистер Кливер. – Набей чертов погреб до потолка!

– Я попытаюсь, сэр, – ответил дворецкий, – но это очень редкие вина и стоят целое состояние.

– Плевать, сколько они стоят! – сказал мистер Кливер. – Пойди и купи!

Это было проще сказать, чем сделать. Нигде в Англии и во Франции Тиббс не мог найти вина урожая 1895, 1906, 1914 или 1921 годов. Но ему удалось раздобыть кое-что из двадцать девятого и сорок пятого года. Цены на них были астрономические. Они были настолько высоки, что даже мистер Кливер проникся к делу живейшим интересом. А когда дворецкий сказал, что знание вин украшает светского человека, интерес этот скоро перерос в настоящую страсть. Мистер Кливер накупил книг на эту тему и прочел их все от корки до корки. Он также много узнал от самого Тиббса, который, кроме всего прочего, научил его искусству дегустации.

– Сначала, сэр, долго и глубоко вдыхаете запах, опустив нос в бокал, вот так. Затем делаете глоток, слегка приоткрываете губы и втягиваете воздух, чтобы вино забулькало. Смотрите, как я это делаю. Затем полощете его во рту. И наконец глотаете.

В скорое времени мистер Кливер возомнил себя экспертом по винам и, как водится, превратился в жуткого зануду.

– Леди и джентльмены, – объявлял он за ужином, поднимая бокал, – это Марго урожая двадцать девятого года! Величайшего года столетия! Фантастический букет! Запах первоцвета! Особенно обратите внимание на вкус, который остается после вина, и на слабый привкус танина, который дает этот знаменитый вяжущий эффект! Потрясающе, не правда ли?

Гости кивали, делали глоток, бормотали похвалы, и на этом все заканчивалось.

– Что с этими идиотами? – спросил мистер Кливер Тиббса после нескольких таких обедов. – Никто из них не способен оценить хорошее вино?

Дворецкий склонил голову набок и поглядел вверх.

– Думаю, они оценили бы его, сэр, – сказал он, – если бы смогли почувствовать его вкус. А они не могут.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду – не могут?

– Напомню, сэр, это ведь вы приказали мсье Эстрагону щедро приправлять салат уксусом.

– Ну и что? Я люблю уксус.

– Уксус, – сказал дворецкий, – враг вина. Он разрушает вкус. В салат нужно класть чистое оливковое масло и немного лимонного сока. Больше ничего.

– Чушь! – сказал мистер Кливер.

– Как вам будет угодно, сэр.

– Я повторяю, Тиббс: ты несешь чушь. Уксус нисколько не портит мой вкус.

– Вам чрезвычайно повезло, сэр, – прошептал дворецкий, задом выходя из комнаты.

В тот вечер за ужином хозяин поднял на смех дворецкого перед гостями.

– Мистер Тиббс, – сказал он, – пытался доказать мне, что я не буду чувствовать вкус моего вина, если заправлю салат уксусом. Так, Тиббс?

– Да, сэр, – ответил Тиббс с достоинством.

– А я сказал, что это чушь. Верно, Тиббс?

– Да, сэр.

– Это вино, – продолжал мистер Кливер, поднимая бокал, – имеет вкус Шато Лафит урожая сорок пятого года – и более того, это и есть Шато Лафит сорок пятого года.

С бледным лицом дворецкий Тиббс спокойно и прямо стоял у буфета.

– Прошу прощения, сэр, – сказал он, – это не Лафит сорок пятого года.

Мистер Кливер повернулся на стуле и уставился на дворецкого.

– Что, черт возьми, ты имеешь в виду? – сказал он. – Позади тебя стоят бутылки, которые доказывают это!

Поскольку клареты были уже старые и в бутылках оставался осадок, Тиббс обычно перед ужином переливал их в графин, а пустые бутылки ставил на буфет. Сейчас две пустые бутылки Лафита урожая сорок пятого года стояли на буфете у всех на виду.

– Вино, которое вы пьете, сэр, – спокойно произнес дворецкий, – все то же дрянное испанское красное.

Мистер Кливер посмотрел на вино в своем бокале, потом на дворецкого. Кровь прилила к его лицу, он побагровел.

– Ты врешь, Тиббс! – сказал он.

– Нет, сэр, не вру, – ответил дворецкий. – С тех пор, как я здесь, я никогда не подавал вам никакого другого вина, кроме испанского красного. Похоже, оно вам очень подошло.

– Не верьте ему! – крикнул мистер Кливер гостям. – Он сошел с ума.

– К хорошим винам, – продолжал дворецкий, – нужно относиться с почтением. Нехорошо разрушать вкус тремя или четырьмя коктейлями перед обедом, как делаете вы все, но если вы к тому же поливаете себе еду уксусом, то вполне можете пить и помои.

Десять оскорбленных лиц уставились на дворецкого. От неожиданности все потеряли дар речи.

– Это, – сказал дворецкий, дотянувшись и любовно тронув пальцами одну из пустых бутылок, – последняя бутылка сорок пятого года. А запасы двадцать девятого года уже кончились. Это были восхитительные вина. Мсье Эстрагону и мне они чрезвычайно понравились.

Дворецкий поклонился и медленно вышел из комнаты. Он пересек холл и вышел через парадный вход на улицу, где мсье Эстрагон уже укладывал чемоданы в багажник их общего маленького автомобиля.

ЧЕЛОВЕК С ЗОНТОМ

Я расскажу вам смешную историю, которая произошла со мной и моей мамой вчера вечером. Мне двенадцать лет и я девочка. Моей маме тридцать четыре года, но я уже почти с нее ростом.

Вчера после обеда мы с мамой ездили в Лондон к дантисту. Он нашел одну дырку. Она была в заднем зубе, и он запломбировал ее, почти без боли. Потом мы пошли в кафе. Я ела мороженое, а мама пила кофе. Когда мы встали, чтобы уйти, было около шести.

Только мы вышли из кафе, как начался дождь.

– Надо поймать такси, – сказала мама.

Мы были в легких пальто, а дождь был довольно сильный.

– Может, вернемся в кафе и подождем, пока закончится дождь? – предложила я. Мне хотелось еще одну порцию бананового мороженого. Оно было великолепно.

– Он не скоро кончится, – сказала мама. – Нам надо домой.

Мы стояли на тротуаре под дождем, высматривая такси. Много их проехало мимо, но все были заняты.

– Жаль, что у нас нет машины с шофером, – сказала мама.

И тут к нам подошел мужчина. Это был невысокий, пожилой джентльмен лет, наверное, семидесяти или даже больше. Он вежливо приподнял шляпу и сказал маме:

– Прошу прощения. Надеюсь, вы простите меня…

У него были тонкие белые усы, густые белые брови и морщинистое розовое лицо. Высоко над головой он держал зонтик.

– Да? – ответила мама сдержанно и сухо.

– Могу ли я попросить вас о небольшом одолжении, – сказал он. – Об очень маленьком одолжении.

Я заметила, что мама смотрит на него с недоверием. Моя мама вообще недоверчивая. Особенно она не доверяет двум вещам: незнакомым мужчинам и яйцам всмятку. Очистив скорлупу с верхушки сваренного яйца, она долго мешает внутри ложкой, будто ожидая найти там мышь, таракана или что-нибудь в этом роде. А насчет незнакомых мужчин у нее есть золотое правило: „Чем любезнее мужчина, тем меньше можно ему доверять“.

Этот старичок был особенно любезный. Он был вежливый. Говорил изысканно. Хорошо одет. Настоящий джентльмен. Я поняла это по его обуви. Моя мама любит повторять: „Джентльмена всегда можно узнать по его обуви“. На этом были отличные коричневые туфли.

– Признаться честно, – сказал старичок, – я попал в затруднительное положение. Мне нужна ваша помощь. Не бог весть что, уверю вас. В сущности, простое дело, но очень нужное. Понимаете, мадам, пожилые люди частенько становятся ужасно забывчивыми…

Подбородок моей мамы был вздернут, и она пристально смотрела на пожилого джентльмена поверх носа. Страшная вещь – этот мамин ледяной взгляд поверх носа. Большинство людей теряются, когда она на них так смотрит. Однажды я видела, как наша школьная директриса начала заикаться и по-идиотски улыбаться, когда моя мама смерила ее очень противным ледяным взглядом поверх носа. Но старичок с зонтом и глазом не моргнул.

Мамина строгость меня очень смутила. Мне хотелось сказать ей: „Ради Бога, мама, это же старый человек, симпатичный и вежливый, и у него какие-то неприятности, ну не будь же ты такой вредной“. Но я ничего не сказала.

Старичок перекладывал зонтик из одной руки в другую.

– Я никогда его раньше не забывал, – сказал он.

– Не забывали – что? – спросила мама сурово.

– Бумажник, – ответил он. – Наверное, оставил его в другом пиджаке. Ну не глупо ли?

– Вы просите дать вам денег? – спросила мама.

– О Господи, нет! – вскричал он. – Боже упаси!

– Тогда о чем вы просите? – сказала мама. – Поторопитесь. Мы здесь промокнем до нитки.

– Конечно, промокнете, – сказал он. – Именно поэтому я предлагаю вам свой зонтик, чтобы укрыться, вы можете оставить его себе, если только, если…

– Если только – что? – спросила мама.

– Если только вы дадите мне фунт взамен, чтобы я мог доехать домой на такси.

Мама была по-прежнему недоверчива.

– Прежде всего, если у вас не было денег, – сказала она, – как вы сюда добрались?

– Дошел пешком, – ответил он. – Каждый день я подолгу гуляю, а потом беру такси и еду домой. И так каждый день.

– Почему же вы сейчас не идете домой пешком? – спросила мама.

– Если бы я мог, – сказал он, – Если бы я мог. Но, боюсь, с моими дурацкими старыми ногами ничего не выйдет. Я слишком далеко ушел.

Мама стояла, закусив нижнюю губу. Я видела, что она понемногу начала оттаивать. А мысль получить зонтик и укрыться от дождя наверняка казалась ей ужасно заманчивой.

– Превосходный зонтик, – сказал старичок.

– Я заметила, – сказала мама.

– Шелковый, – сказал он.

– Вижу.

– Тогда почему вы не хотите взять его, мадам? – спросил старичок. – Он обошелся мне в двадцать фунтов, уверяю вас. Но это не имеет значения, мне бы только домой добраться и дать отдых своим старым ногам.

Я увидела, как мамина рука нащупывает застежку на сумке. А мама увидела, что я смотрю на нее. На этот раз я смотрела на нее своим ледяным взглядом поверх носа, и она поняла меня без слов. „Послушай, мама, – говорила я мысленно, – ты просто не можешь так бесцеремонно воспользоваться безвыходным положением, в которое попал этот усталый пожилой человек. Это будет нехорошо“.

Мама помедлила и посмотрела на меня. Потом она сказала старичку:

– Думаю, будет неправильно забрать у вас шелковый зонтик стоимостью двадцать фунтов. Я лучше просто дам вам денег на такси и все.

– Нет, нет! – воскликнул он. – Об этом не может быть и речи! Я о таком и подумать не могу! Ни за что на свете! Никогда не приму от вас денег просто так! Возьмите зонтик, милая леди, и укройтесь от дождя!

Мама покосилась на меня, торжествуя. „Вот видишь, – говорил ее взгляд. – Ты ошиблась. Он хочет, чтобы я взяла зонт“.

Она порылась в сумке, достала однофунтовую бумажку и протянула ее старичку. Тот взял купюру и передал ей зонтик. Положив деньги в карман, он приподнял шляпу, быстро кивнул и сказал:

– Благодарю вас, мадам, благодарю.

И ушел.

– Иди сюда и обсохни, дорогая, – сказала мама. – Нам повезло. У меня никогда раньше не было шелкового зонта. Я не могла себе его позволить.

– Почему ты была такая вредная сначала? – спросила я.

– Хотела убедиться, что он не мошенник, – ответила она. – И убедилась. Это джентльмен. Было приятно помочь ему.

– Да, мама, – сказала я.

– Настоящий джентльмен, – продолжала она. – И обеспеченный, иначе у него не было бы шелкового зонта. Не удивлюсь, если он окажется титулованной особой. Каким-нибудь сэром Гарри Голдсуорси.

– Вот он, – сказала я. – Смотри.

– Где?

– Вон там. Переходит улицу. Боже мой, мама, как же он торопится.

Мы видели, как старичок шныряет между автомобилей. Перейдя улицу, он повернул налево и пошел очень быстро.

– Непохоже, чтобы он очень устал, правда, мама?

Мама не отвечала.

– И непохоже, чтобы он пытался поймать такси, – сказала я.

Мама, застыв, глядела через улицу на старичка. Мы хорошо видели его. Он ужасно торопился. Бежал по тротуару, обгоняя прохожих и размахивая руками, как марширующий солдат.

– Он что-то замышляет, – сказала мама с застывшим лицом.

– А что?

– Не знаю, – отрезала мама. – Но хочу узнать. Идем.

Она взяла меня за руку, и мы перешли улицу. Потом свернули налево.

– Видишь его? – спросила мама.

– Да, вон он. Поворачивает направо в конце улицы.

Мы дошли до угла и тоже повернули направо. Старичок был метрах в двадцати от нас. Он удирал, как кролик, и нам приходилось нагонять его. Теперь дождь полил сильнее, и я видела, как вода капает с полей его шляпы на плечи. А нам было сухо и уютно, ведь у нас был чудесный большой шелковый зонт.

– Что он задумал? – сказала мама.

– А вдруг он обернется и увидит нас? – спросила я.

– Ну и пусть, – сказала мама. – Он нам солгал. Сказал, что слишком устал, чтобы идти пешком, а сам почти загнал нас! Бесстыжий врун! Обманщик!

– Хочешь сказать, он не титулованный джентльмен? – сказала я.

– Помолчи, – сказала она!

На следующем перекрестке старичок снова свернул направо.

Потом налево. И опять направо.

– Теперь меня не проведешь, – сказала мама.

– Он исчез! – закричала я. – Куда он делся?

– Зашел в ту дверь! – сказала мама. – Я видела! В тот дом! Боже, это же бар!

Это был бар. На фасаде большими буквами было написано „Красный лев“.

– Ты же не пойдешь туда, мама?

– Нет, – сказала она. – Мы посмотрим с улицы.

У бара была большая витрина, и, несмотря на то, что стекла слегка запотели, сквозь них, если близко подойти, все было хорошо видно.

Прижавшись друг к другу, мы стояли у окна. Я вцепилась в мамину руку. Крупные капли дождя громко барабанили по нашему зонту.

– Вот он, – сказала я. – Вон там.

В баре, куда мы заглядывали, было много народа и сигаретного дыма. Наш старичок, уже без шляпы и пальто, пробирался сквозь толпу к стойке, а добравшись до нее, заговорил с барменом. Я видела, как шевелились его губы, когда он делал заказ. Бармен на несколько секунд отвернулся, а когда повернулся вновь, то держал небольшой стакан, до краев наполненный светло-коричневой жидкостью. Старичок положил на стойку фунтовую банкноту.

– Это мой фунт! – прошипела мама. – Ты только посмотри, какой наглец!

– А что в стакане? – спросила я.

– Виски, – ответила мама. – Чистый виски. Бармен не дал ему никакой сдачи.

– Это, наверное, тройной виски, – сказала мама.

– Что значит тройной? – спросила я.

– Три обычных порции, – ответила она.

Старичок взял стакан и поднес к губам. Слегка наклонил его. Потом наклонил сильнее… сильнее… еще сильнее… и вскоре весь виски одним глотком исчез у него в горле.

– Смешно! – сказала мама. – Представь, заплатить фунт и выпить все одним махом!

– Он заплатил больше фунта, – возразила я. – Он ведь отдал шелковый зонт за двадцать фунтов.

– Верно, – сказала мама. – У него, наверное, не все дома.

Старичок стоял у стойки бара с пустым стаканом в руке. Теперь он улыбался, и от удовольствия его круглое розовое лицо светилось каким-то золотистым сиянием. Я заметила, как он лизнул белые усы, будто ловя последнюю каплю драгоценного напитка.

Потом он отвернулся от стойки и стал медленно пробираться сквозь толпу туда, где висели его шляпа и пальто. Он надел шляпу. Надел пальто. Затем, очень спокойно и небрежно, так, что вряд ли можно было что-то заподозрить, снял с вешалки один из многочисленных мокрых зонтов и вышел.

– Ты видела? – взвизгнула мама. – Видела, что он сделал?

– Тс-с-с! – прошептала я! – Он идет!

Мы пониже опустили зонт так, чтобы можно было только выглядывать из-под него.

Он вышел. Ни разу не поглядел в нашу сторону. Раскрыл над головой свой новый зонт и заспешил вниз по улице, туда, откуда пришел.

– Вот он в какие игры играет! – сказала мама.

– Чистая работа! – сказала я. – Здорово!

Мы проследовали за ним назад до той улицы, где впервые встретили его, и увидели, как он преспокойно обменивает свой новый зонт на очередной фунт. На этот раз он менялся с худощавым парнем, у которого вообще не было ни шляпы, ни пальто. Как только сделка состоялась, наш старичок побежал вниз по улице и затерялся в толпе. Но теперь он побежал в другую сторону.

– Смотри, какой хитрый! – сказала мама. – Никогда не заходит в один и тот же бар дважды!

– Так он может продолжать весь вечер, – сказала я.

– Да, – ответила мама, – конечно. Но, держу пари, он, как сумасшедший, молится на дождливые дни.

ПОПУТЧИК

У меня была новая машина. Потрясающая игрушка, „БМВ-3.3“, большая, с удлиненным кузовом и с инжектором. Она легко разгонялась до 129 миль в час. Корпус – светло-голубой, сиденья – синие, обтянуты кожей, настоящей мягкой кожей прекрасной выделки. Стекла и верхний люк – с кнопочным управлением. Радиоантенна выдвигалась, когда я включал радио, и автоматически складывалась, когда я выключал его. Мощный двигатель ворчал и неторопливо рычал на низких скоростях, но при шестидесяти милях в час рычание прекращалось, и мотор начинал мурлыкать от удовольствия.

Я ехал в Лондон один. Был прекрасный июньский денек. В полях косили сено, по обеим сторонам дороги росли лютики. Шуршали шины, я ехал со скоростью семьдесят миль в час, удобно откинувшись на сиденье, легонько придерживая пальцами руль. Впереди, на дороге, показался голосующий человек. Я притормозил рядом. Я всегда брал попутчиков. Я по собственному опыту знал, каково это – стоять на обочине загородного шоссе и смотреть на мчащиеся мимо машины. И я терпеть не мог водителей, которые делали вид, что не замечают, меня, особенно водителей больших машин, где много места оставалось незанятым, Роскошные авто редко останавливаются. Подвозят обычно маленькие машины, старые и обшарпанные, которые уже битком набиты детьми, а водитель говорит: думаю, еще одного мы как-нибудь втиснем.

Голосовавший просунул голову в окошко и спросил:

– Едете в Лондон, шеф?

– Да, – ответил я, – забирайтесь.

Он сел, и я поехал дальше.

Это был человек маленького роста, с крысиным лицом и серыми зубами. Его глазки, темные, юркие и умные, тоже напоминали крысиные, а уши были слегка заострены кверху. На нем была матерчатая кепка и серая куртка с огромными карманами. Серая куртка, быстрые глазки, заостренные уши – все делало его похожим на гигантского крысочеловека.

– Вам куда в Лондоне? – спросил я его.

– Мне насквозь, – сказал он. – Я еду в Эпсом, на скачки. Сегодня день скачек.

– Точно, – сказал я. – Жаль, не могу поехать туда с вами. Я люблю ставить на лошадей.

– Я никогда не ставлю, – сказал он. – И никогда не смотрю скачки. Дурацкое занятие.

– Зачем же тогда вы едете? – спросил я.

Вопрос ему, похоже, не понравился. Его маленькое крысиное личико абсолютно ничего не выражало, он сидел молча, уставившись вперед на дорогу.

– Вы, наверное, обслуживаете тотализатор? – сказал я.

– Это еще глупее, – ответил он. – Тоже мне удовольствие – возиться с какими-то паршивыми счетчиками и продавать билеты идиотам. Это любой дурак может.

Последовало долгое молчание. Я решил больше ни о чем его не спрашивать. Я помнил, как меня раздражали расспросы водителей, когда я так же ехал попутчиком: Куда вы едете? А зачем? Кем вы работаете? Вы женаты? У вас есть подружка? Как ее зовут? Сколько вам лет? И так далее и тому подобное. Я ненавидел это.

– Прошу прощения, – сказал я, – меня, конечно, не касается, чем вы занимаетесь. Беда в том, что я писатель, а писатели ужасно любопытны.

– Вы пишете книги? – спросил он.

– Да.

– Писать книги – здорово, – сказал он. – Это надо уметь. Я тоже свое дело умею делать. Вот кого я презираю – так это тех, кто всю свою жизнь тянет скучную канитель и ничего другого не умеет. Понимаете?

– Да.

– Ведь секрет в том, – сказал он, – чтобы достичь большого мастерства в чем-нибудь одном, но очень-очень трудном.

– Как вы, – сказал я.

– Точно. Как вы и я.

– А почему вы думаете, что я мастер своего дела? – спросил я. – На свете полно плохих писателей.

– У вас не было бы такой машины, если бы вы не были мастером, – ответил он. – Такая штучка, наверное, стоит кучу денег.

– Недешево.

– А сколько она выжимает? – спросил он.

– Считается, что сто двадцать девять миль в час, то есть почти двести десять километров, – ответил я.

– Спорим, нет?

– А спорим, да?

– Все автомобильные компании лгут, – сказал он. – Можете купить какую угодно машину, но она никогда не выжмет столько, сколько обещают в рекламе.

– Эта выжмет.

– Докажите, – сказал он. – Давайте, шеф, прямо сейчас, посмотрим, что она может.

У Шалфонт Сент-Питер есть развязка, а сразу за ней – прямая двухполосная дорога. Мы выехали на прямую, и я выжал педаль газа. Машина прыгнула вперед, как ужаленная. Примерно через десять секунд мы давали уже девяносто миль в час.

– Здорово! – кричал он. – Блеск! Жмите! Я выжал педаль газа до упора и держал ее.

– Сто! – кричал он. – Сто пять! Сто десять! Сто пятнадцать! Продолжайте! Не сбавляйте!

Я ехал по правой полосе, и мы проскочили несколько машин, как будто они стояли на месте: зеленую „Мини“, большой „Ситроен“ кремового цвета, белый „Лендровер“, огромный грузовик, оранжевый микроавтобус „Фольксваген“…

– Сто двадцать! – кричал мой пассажир, подпрыгивая. – Продолжайте! Продолжайте! Доведите ее до ста двадцати девяти!

Тут я услышал рев полицейской сирены. Звук был таким сильным, что, казалось, сирена воет у меня в машине, а затем рядом с нами, на левой полосе, замаячил полицейский на мотоцикле, обогнал нас и показал рукой, чтобы мы остановились.

– Вот это да! – сказал я. – Теперь нам крошка!

Полицейский разогнался, наверное, до ста тридцати миль, когда обгонял нас, и ему пришлось очень долго сбрасывать скорость. Наконец он затормозил у обочины, а я стал сзади.

– Не знал, что полицейские мотоциклы могут ездить так быстро, – промямлил я.

– Этот может, – ответил мой пассажир. – Та же марка, что и у вас: „БМВ-Р9 °C“. Самый быстрый мотоцикл на дороге. Теперь они ездят на таких.

Полицейский слез с мотоцикла и поставил его на подножку. Затем снял перчатки и аккуратно положил их на сиденье. Он не спешил. Мы были в его руках, и он это знал.

– Похоже на большие неприятности, – сказал я. – Не нравится мне это.

– Больше, чем нужно, не болтайте, – сказал мой компаньон. – Держите хвост пистолетом, а язык за зубами.

Как палач к своей жертве, медленно, прогулочной походкой полицейский подошел к нам. Он был крупный, мясистый, с хорошим животиком и огромными ляжками, плотно обтянутыми, как второй кожей, голубыми брюками. Защитные очки, сдвинутые на шлем, открывали раскрасневшееся щекастое лицо.

Мы сидели, как провинившиеся школьники, и ждали, когда он подойдет.

– Осторожнее с ним, – прошептал мой пассажир. – Он зол как черт.

Полицейский подошел к открытому окну моей машины и положил на него свою мясистую руку.

– Куда спешим? – спросил он.

– Никуда, – ответил я.

– Может быть, у вас на заднем сиденье беременная женщина и вы везете ее в больницу?

– Нет, офицер.

– Или, может, у вас дома пожар и вы мчитесь спасать семью? – его голос был угрожающе мягок и фальшив.

– Нет, офицер.

– В таком случае, – сказал он, – вы крепко влипли. Знаете, какое ограничение скорости в этой стране?

– Семьдесят миль, – ответил я.

– А не скажете ли мне, с какой скоростью вы только что ехали?

Я пожал плечами и не ответил.

Он заговорил так громко, что я даже подпрыгнул.

– Сто двадцать миль в час! – рявкнул он. – Это на пятьдесят миль превышает ограничение!

Он отвернулся и сплюнул. Смачный плевок угодил на крыло моей машины и стал сползать вниз по красивой голубой краске. Потом он повернулся к нам и уставился на моего пассажира.

– А вы кто такой? – спросил он строго.

– Попутчик, – ответил я. – Я подвожу его.

– Я спрашиваю его, а не вас, – ответил он.

– Что-нибудь не так? – спросил мой пассажир голосом, таким же мягким и маслянистым, как крем для волос.

– Похоже на то, – ответил полицейский. – В любом случае вы свидетель. Я разберусь с вами через минуту. Права, – потребовал он, сунув руку.

Я протянул ему свои права.

Он расстегнул левый нагрудный карман мундира и достал зловещую книжку с квитанциями. Внимательно переписав имя и адрес из моих прав, он вернул их мне. Потом обогнул машину спереди и списал номер. Записал число, время и обстоятельства нарушения. Затем вырвал первый экземпляр квитанции. Но прежде, чем отдать ее мне, проверил, четкая ли у него копия.

Наконец засунул книжку назад в карман и застегнул пуговицу.

– Теперь вы, – обратился он к моему пассажиру и обошел машину с другой стороны. Из второго нагрудного кармана он достал маленькую черную записную книжку.

– Имя? – рявкнул он.

– Майкл Фиш, – ответил пассажир.

– Адрес?

– 14, Виндзор-лейн, Лютон.

– Подтвердите чем-нибудь, что это ваши настоящие имя и адрес, – сказал полицейский.

Пассажир пошарил в карманах и выудил свои собственные водительские права. Полицейский сверил имя и адрес и вернул права.

– Чем занимаетесь? – строго спросил он.

– Я подносчик.

– Кто?

– Подносчик.

– Как-как?

– Под-нос…

– Хорошо-хорошо. А что значит подносчик?

– Подносчик, офицер, это тот, кто возит цемент вверх по лестнице каменщикам. В тачке. У тачки такая длинная ручка, а наверху две доски, сбитые под углом…

– Хорошо. А где вы работаете?

– Нигде. Я безработный.

Полицейский записал все это в черную книжицу, положил ее в карман и застегнул пуговицу.

– Вернусь в участок, проверю, нет ли на вас чего, – сказал он моему пассажиру.

– На меня? А что я сделал? – спросил тот.

– Не нравится мне ваше лицо, вот что, – ответил полицейский. – У нас может быть ваша фотография где-нибудь в деле.

Он обошел машину и вернулся к моему окну.

– Полагаю, вы понимаете, что у вас серьезные неприятности, – сказал он мне.

– Да, офицер.

– Вы еще долго не сможете водить эту великолепную машину после того, как мы с вами разберемся. И вообще водить не сможете несколько лет. И это еще ничего. Надеюсь, вас к тому же под стражу заключат.

– Вы имеете в виду тюрьму? – спросил я, встревожившись.

– Так точно, – ответил он, чмокая губами. – В тюрьму. За решетку. Вместе с другими преступниками, нарушающими закон. И огромный штраф к тому же. К моему большому удовольствию. Так что увидимся в суде. Вам обоим пришлют повестки.

Он повернулся и пошел к мотоциклу. Убрал подножку и перекинул ногу через седло. Затем нажал стартер и с рычанием унесся.

– Фу! – выдохнул я. – Все.

– Нас поймали, – сказал мой пассажир. – Нас поймали, и за дело.

– Меня поймали, вы хотите сказать.

– Точно, – ответил он. – Что теперь будете делать, шеф?

– Поеду в Лондон и поговорю с адвокатом.

Я завел машину и поехал дальше.

– Не верьте насчет тюрьмы, – сказал пассажир. – Они могут забрать права, могут влепить огромный штраф, но этим все и кончится.

Я почувствовал огромное облегчение.

– Кстати, – сказал я, – Почему вы ему солгали?

– Кто, я? – спросил он. – Почему вы думаете, что я солгал?

– Вы ему сказали, что вы безработный подносчик. А мне вы говорили, что у вас работа, требующая большого мастерства.

– Так и есть, – ответил он. – Но не стоит обо всем сообщать полиции.

– Так чем же вы занимаетесь? – спросил я.

– Ну, – лукаво сказал он, – так вам и расскажи.

– Вы стыдитесь своей работы?

– Стыжусь?! – вскричал он. – Я стыжусь своей работы? Я горжусь ею, как никто другой!

– Тогда почему вы мне не говорите?

– Вы, писатели, в самом деле чертовски любопытны, – сказал он. – . Вы, наверное, не успокоитесь, пока не узнаете?

– Вообще-то, мне нет никакого дела, – солгал я ему.

Он хитро взглянул на меня из уголков своих крысиных глаз.

– А я думаю, вам есть дело, – сказал он. – По лицу видно, вы думаете, что у меня особенная работа, и вам не терпится узнать, какая.

Мне не понравилось, что он прочел мои мысли. Я молчал и смотрел вперед на дорогу.

– И вы правы, – продолжал он. – У меня действительно особенная работа. У меня самая необычная работа из всех.

Я ждал, что он скажет дальше.

– Поэтому мне надо остерегаться, с кем я говорю, понимаете. Откуда мне знать, что вы не полицейский в штатском?

– Я похож на полицейского?

– Нет, – ответил он, – не похожи. Это и дураку понятно.

Из кармана он достал жестянку с табаком, пачку сигаретной бумаги и стал сворачивать сигарету. Краем глаза я видел, как с невероятной скоростью он проделал эту довольно сложную операцию. Сигарета была готова за каких-нибудь пять секунд. Он провел языком по краешку бумаги, склеил самокрутку и вставил ее в рот. Потом, из ниоткуда, в руке возникла зажигалка. Она вспыхнула. Сигарета задымилась. Зажигалка исчезла. Это был великолепный номер.

– Никогда не видел, чтобы так быстро сворачивали сигарету, – сказал я.

– Хм, – сказал он, делая глубокую затяжку, – так вы заметили.

– Конечно, заметил. Фантастика.

Он откинулся назад и улыбнулся. Ему очень понравилось, что я заметил, как быстро он свернул сигарету.

– Хотите знать, почему я так умею? – спросил он.

– Хочу.

– У меня волшебные пальцы. Эти пальцы, – сказал он, растопырив их перед собой, – проворней и ловчей пальцев лучшего пианиста в мире!

– Вы пианист?

– Не болтайте чепухи, ответил он. – Разве я похож на пианиста?

Я взглянул на его пальцы. Они были такой красивой формы, такие тонкие, длинные и изящные, что казались принадлежащими кому-то другому. Они были больше похожи на пальцы нейрохирурга или часовщика.

– Моя работа, – . продолжал он, – в сто раз труднее игры на рояле. Играть на рояле любой дурак может. Сейчас почти в каждом доме есть малышня, которая учится играть на пианино. Ведь так?

– Более или менее, – ответил я.

– Конечно. Но из десяти миллионов человек ни один не научится тому, что делаю я. Ни один из десяти миллионов! Как вам это?

– Поразительно, – сказал я.

– Еще бы, – сказал он.

– Мне кажется, я знаю, чем вы занимаетесь, – сказал я. – Вы показываете фокусы. Вы фокусник.