355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Рита Эстрада » Тайна ключа из слоновой кости » Текст книги (страница 1)
Тайна ключа из слоновой кости
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 11:57

Текст книги "Тайна ключа из слоновой кости"


Автор книги: Рита Эстрада



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Рита Клэй Эстрада
Тайна ключа из слоновой кости

Глава первая

Кто-то наблюдает за ней.

Хоуп Лэнгстон сидела на вершине небольшого холма, глядя широко раскрытыми глазами на мерцающую голубую воду одного из бесчисленных озер штата Миннесота. Волны почти бесшумно лизали берег острова Слезы. Местами поросшие лесом холмы мирно расстилались вокруг. Ей бы надо сейчас расслабиться и успокоиться, поглощая тишину почти девственной природы. Вместо этого все ее тело напряглось, и короткие волоски у основания шеи встали, как у настороженной кошки. Кто-то снова наблюдает за ней. Она знала. Она просто это чувствовала.

Хоуп медленно опустила фотоаппарат на мягкий мох рядом с собой. Прислонившись к жестковатому стволу сосны, она продолжала смотреть, как воды озера ласкают ее крошечный остров. На деревьях перекликались птицы. Напряжение не отпускало Хоуп.

Кто-то наблюдает за ней. Теперь она была в этом уверена.

Она быстро повернула голову, и взгляд карих глаз скользнул по зеленым листьям деревьев. Вокруг ничего не изменилось. Слева от нее находился громадный валун. Он вырастал прямо из земли и, казалось, был помещен сюда одним из первых самим Господом в день сотворения плодородной темно-коричневой почвы. Полуденное солнце превратило тень скалы в подобие гигантского баклажана, и Хоуп нервно рассмеялись, подумав о таком сравнении. Вот, должно быть, в чем дело. Ее просто преследуют, как призраки, воспоминания о недавно пережитых потрясениях.

Ее отец и ее начальник оказались правы. Ей действительно надо было отдохнуть, забыть обо всем, что могло бы напомнить о той маленькой стране в Центральной Америке, где политикой государства является сначала похищение состоятельных людей, затем их пытка, а под конец приношение извинений. Два месяца, которые Хоуп провела в аду, что назывался там тюрьмой, должны были бы прикончить ее. Однако ей повезло. Она выжила. Выжила чудом.

Поскольку она была единственной и ближайшей родственницей своего отца, ей следовало подумать о мерах предосторожности. Он возглавлял филиал американской нефтяной компании в Центральной Америке. Политическая жизнь там представляла собой сплошные перевороты. Ей чертовски повезло, что она выжила. Другим узникам посчастливилось меньше.

Хоуп взяла в руки фотоаппарат, нажала необходимые кнопки и навела объектив на громадную скалу. Щелкнул затвор. Затем фокус переместился на леса вокруг, в тень, на вершины деревьев и начало узкой тропинки, которая сбегала с горы и вела на берег, вниз. Всего лишь мирный пейзаж, ничего больше.

Разум Хоуп, всегда такой живой и острый, сейчас просто ошибался, и Хоуп поддалась этой ошибке. Но и раньше каждый раз, когда она садилась на это место, приходя на самую высокую и открытую точку острова размером в десять акров, ее охватывало такое же странное ощущение, что кто-то пристально смотрит на нее. Когда она была еще ребенком, вскоре после развода родителей, они с матерью провели на острове все лето. Тогда ей очень нравилось чувствовать, что кто-то наблюдает за всеми ее действиями, словно сам Господь добродушно заглядывает ей через плечо. Девочкой она нередко страдала от одиночества, и это чувство помогало ей успокоиться. Став взрослой, она поняла: это необычное ощущение быстро пропадало, стоило только ей уйти с невысокого холма.

Солнце клонилось к закату, начиная величественное зрелище превращения дня в ночь, – сердце останавливалось от такой красоты. Темные тени потянулись от всех предметов, сгущаясь все больше и больше. Горестно-хохочущий крик чомги эхом разнесся над водой.

Хоуп неторопливо спустилась с холма, направляясь к своему двухэтажному белому дому, построенному в деревенском стиле. Шагая по тропинке, она расслабилась. Дом стоял тут уже более пятидесяти лет. Когда-то он принадлежал рыбаку и его семейству, но ходили слухи, что они больше занимались земледелием на поле за домом, чем ловили рыбу в озере.

Девушка размышляла о том, что, находясь на этом острове и наслаждаясь полным одиночеством, она чувствовала себя всегда спокойно. Даже когда ей казалось, что «кто-то» наблюдает за ней, она знала, что этот кто-то не испытывает к ней ни враждебности, ни гнева. Это был, пожалуй, любопытный взгляд, иногда заботливый… временами любящий.

Нет, так дело не пойдет! С чего бы этот кто-то, да еще именно здесь, будет любить ее, когда она не знакома ни с кем, кому было бы до нее хоть какое-нибудь дело? Да ей даже фильтр для фотоаппарата никто тут не даст. Решительно, ее воображение слишком разыгралось…

Обед успокоил ее, как лекарство: она приготовила на скорую руку куриные грудки с хлебом под сливочным соусом и развела порошок картофельного пюре до густоты взбитых сливок. По крайней мере это похоже на попытку соблюдать определенную диету, а уж ее-то Хоуп последние месяцы явно не хватало. Закончив обед одной из множества витаминных таблеток, что прописал ей врач, Хоуп выглянула из окна кухни. Посмотрев на небольшой холм вблизи, она подумала: стоит ли проявить пленку, которую она отсняла днем, сейчас или оставить на потом? Но зачем откладывать? Все равно заняться ей нечем, а знакомый с давних пор ритуал лишь поможет обрести равновесие.

Фотопринадлежности Хоуп хранились в одной из кладовок. Во время предыдущих визитов на остров, когда мама была еще жива, Хоуп никогда не задерживалась здесь надолго и не устраивала себе собственное рабочее место. Сейчас же она поселилась тут на все лето и осень – с решимостью пробыть на острове сколько понадобится, чтобы прийти в форму после пережитого.

Она поставила кассету с записью Пола Хорна, подкрутила громкость плейера до приемлемого уровня, взяла фотоаппарат и направилась к лестнице, автоматически нажав кнопку перемотки. Интересно, не попадутся ли тут стоящие снимки, которые можно будет продать какому-нибудь из тех журналов, что раньше столь охотно приобретали ее работы?

Окончив колледж, Хоуп сразу приобрела фотоаппарат, обнаружив в себе тягу к фотографированию. Никогда раньше она ничего подобного не испытывала. С тех пор так и не расставалась с ним – он стал для нее пропуском в места, куда молодые хорошенькие женщины обычно не ходят. Многие считали ее профессионалом, и очень скоро фотография стала ее карьерой и профессией. Каждый раз, когда она бывала на политическом мероприятии, фотоаппарат ловил фокус и делал снимки, пока она запоминала все происходящее, и разум ее, казалось, тоже пощелкивал, как и затвор фотоаппарата. Политические деятели обычно не бывали против и не возражали, поскольку никогда не видели Хоуп Лэнгстон с карандашом в руке.

Ее до сих пор удивляло, почему часто случалось так, что кадр, казавшийся совершенно заурядным, когда она снимала его, выходил просто потрясающим при проявке. Некоторые из снимков ей удалось продать за довольно кругленькую сумму. Многие из них висели сейчас на стенах дома – вместе с дипломами, которые были присуждены за них. Другие украшали собой редакцию журнала «Мир сегодня» – Хоуп сотрудничала с этим журналом эксклюзивно. Почти эксклюзивно, скажем так, ибо для других изданий она время от времени тоже находила удачные снимки.

В журнале «Мир сегодня» публиковались и статьи Хоуп Лэнгстон. Это вдвойне одаривало ее волнующим чувством самоудовлетворения. Она могла с помощью своего фотоаппарата подготовить документальный рассказ о каком-либо событии и дописать то, что не удалось «увидеть» объективу. При добывании интересных материалов Хоуп не раз рисковала, подвергая свою жизнь опасности, но именно поэтому к ней и пришел успех.

Статья, которую она только что закончила, возможно, станет лучшей работой всей ее жизни…

Эту точку зрения поддерживал и редактор журнала, Джо Бэннон, – шарообразный человечек, которому на вид было лет шестьдесят, а на самом деле не исполнилось еще и пятидесяти. Он с благоговением относился к печатному слову.

– Хоуп, тебе отлично известно, что ты великолепно поработала. Но тебе также известно и то, что выглядишь ты хуже некуда, а поэтому, чтобы прийти в себя, тебе потребуется гораздо больше времени, чем просто отпуск, о котором ты просишь. Двух недель недостаточно! – восклицал он. – В таком состоянии тебе и месяца будет мало! – Джо пытался уместить свое пухлое, как у ребенка, тело, на столе, через который наклонился к ней.

Хоуп сидела напротив. Она едва могла поднять голову. Прошло только три дня, как девушка вернулась после своих мытарств в Центральной Америке. Проведя всего день в больнице, она отправилась прямо в номер гостиницы, где засела за взятую напрокат пишущую машинку, у которой западала клавиша с буквой «и». Хоуп писала статью, комментируя ранее проявленные фотографии.

Кто бы мог поверить, что ее тюремщики вернут ей все ее вещи и всю отснятую пленку? Напоследок они даже позволили Хоуп сфотографировать их на память! Статья вышла хорошей, острой, точной. Самая лучшая из всех ею написанных! И шеф отлично это понимал. Но сейчас ей было совершенно наплевать и на статью, и на все остальное.

– Остановимся пока на двух неделях, Джо. А потом я позвоню, и мы договоримся, что там будет дальше, – настаивала она, стараясь справиться с незнакомым ранее ощущением, постепенно охватывающим ее тело. Она чувствовала, будто вся налилась свинцом, но в то же время ей хотелось взлететь и поплыть в воздухе.

– Хоуп, мне кажется, ты не осознаешь, в каком ты сейчас состоянии. Ты вымоталась. Тебя морили голодом и тебе угрожали. Неужели не ясно, что ты должна хорошо отдохнуть?..

Его слова то доносились до нее, то пропадали, выплывая за грань сгустка реальности вокруг. Джо все изрекал такие же напыщенные фразы, а она продолжала наблюдать за ним с ироническим любопытством, пока вдруг он не исчез в облаке резкого белого света, что вдруг поплыло у нее перед глазами. Она застонала и успела закрыть глаза, прежде чем пол резко встал перед ней на дыбы.

Час спустя она снова была в больнице – на этот раз в Чикаго. Через пять дней ее выписали, напугав ужасными предупреждениями о том, что ей необходимо сначала поправить здоровье, а уж потом снова приступать к работе. Через час после выписки она упаковала вещи и направилась в аэропорт. Самолет доставил Хоуп в Дулут, где ее уже поджидала машина, готовая отвезти на северо-восток Миннесоты, в Эрроухед – местность, расположенную почти рядом с городком Ту-Харборс. Усеянный сверкающими голубыми озерами, испещренный россыпью зеленых, как листья папоротника, островов, этот край известен как один из прекраснейших в мире. Приехав на берег озера Верхнее, Хоуп отправилась на маленькой моторной лодке на свой остров, расположенный чуть южнее.

Ей никак не удавалось контролировать ход своих мыслей. Они всё возвращались в прошлый год, освежая и освещая ее мудростью воспоминаний о минувшем. Шеф Хоуп Лэнгстон всегда старался использовать ее талант на полную катушку и следил, чтобы она получала по возможности более интересные и длительные задания – недели на две-три. Ее командировали во Францию. Вернувшись, она сразу же улетела в Египет, потом снова возвратилась домой и отправилась в Южную Америку.

Несмотря на все неудобства и ограничения такого изматывающего образа жизни, она с готовностью ухватилась за возможность съездить в Центральную Америку, потому что там жил ее отец. Поездка могла бы явиться толчком к возобновлению отношений между ними, в которых с самого начала не хватало родственной близости. Ей было двенадцать лет, когда родители развелись, и Хоуп переехала в Миннеаполис, где ее мать начала работать программистом. Если не считать кратких, полных чувства неловкости визитов, дочь никогда толком не виделась с отцом и не переписывалась с ним. Этот разрыв стал еще ощутимее, когда Хоуп исполнилось семнадцать: мама умерла, а отец даже не приехал на похороны. С того дня Хоуп называла отца только по имени – Фрэнк. Так было легче соблюдать дистанцию.

Однако время умеет залечивать раны, и Хоуп была готова помириться с Фрэнком, поэтому и обрадовалась, когда подвернулось это редакционное задание. Но не успела она пробыть в стране и суток, как начавшееся где-то в пригородах столицы восстание переросло в полномасштабную, самую настоящую гражданскую войну с участием армии.

Хоуп и секретарша ее отца, Джоанна, были похищены – девушек высадили под угрозой жестокой расправы из машины, когда они возвращались на гасиенду Фрэнка после покупок в городе. Первые две недели их держали в каком-то темном, пропахшем плесенью погребе. Затем, поскольку правительство США никак не могло решить, платить за них выкуп или нет, а издательство не имело на это средств, переговоры о том, чтобы отпустить девушек на свободу, окончательно запутались.

Хоуп и Джоанну разлучили. Хоуп Лэнгстон перевезли в джунгли, где удерживали более двух месяцев в самой кошмарной из всех возможных тюрем: там не было никакого намека на гигиену, а еды давали ровно столько, чтобы не умереть с голоду. Лишь после освобождения она поняла, как же ей повезло, ибо Джоанна так и не вернулась…

Но сейчас Хоуп Лэнгстон была на свободе, в полной безопасности, о ней заботились друзья, подобные ее редактору Джо. Он обо всем подумал, даже набил ее холодильник едой как минимум на несколько недель.

Хоуп бросила взгляд на катушку пленки у себя в руке. Завтра она ее проявит. В любой из последующих дней. Теперь ей можно не беспокоиться о времени. Она положила пленку на столик в темной комнате, выключила свет и направилась через холл в спальню. Подошла к окну и начала расстегивать блузку. Выскользнув из джинсов, она оставила их лежать на полу горкой смятого материала. Бюстгальтера, чтобы положить его на самый верх, не было. И трусиков сегодня тоже не было. Такой выбор одежды был явно необычным и, как показалось бы многим, вызывающим. Но здесь, если ей не хотелось надевать на себя что-то, она спокойно могла этого и не делать: ведь на острове, кроме Хоуп, никого не было.

Обнаженная, она стояла перед окном второго этажа, глядя на холм, поднимавшийся позади ее «двора». Лунный свет скользил по коже, которая становилась полупрозрачной, словно изнутри исходило сияние. В тех местах, где лучи касались ее, Хоуп чувствовала тепло, ласку, словно ее поглаживала чья-то нежная рука.

Девушка вздрогнула. Должно быть, ей сейчас необходим мужчина, если один только вид залитого лунным светом холма вызывает у нее такие явственные позывы к занятию любовью. Но может быть, мысли о любви – это всего лишь способ уйти от кошмарных воспоминаний?..

Всю ночь Хоуп спала, и спала более глубоким сном, чем многие месяцы до прибытия сюда. Утром энергия переполняла ее настолько, что все тело, до кончиков пальцев, покалывало и пощипывало. Просто грех было залеживаться!

Через полчаса завтрак был съеден, в кухне все прибрано, и Хоуп была готова заняться проявлением пленки.

С тех пор как Хоуп помнила себя, фотография всегда интересовала ее. Она испытывала настоящий восторг, когда из негативов проявлялись снимки. Можно было поиграть со светом и тенью, смягчить или подчеркнуть резкость каких-то линий. Именно благодаря этому блаженному моменту в темной комнате удавалось сотворить из обыкновенной фотографии настоящий шедевр. Хоуп наслаждалась такой работой.

На какое-то мгновение она задумалась, не стоит ли расположить все снимки в ряд на листе бумаги, чтобы посмотреть, какой из них надо увеличить. Затем отбросила эту идею, решив напечатать все по очереди. В конце концов, это ее отпуск, сейчас ей не надо решать, какая из фотографий принесет ей больше денег в кратчайшее время. Хоуп усмехнулась: да уж, активный отдых за привычным занятием…

Работая, она напевала тихую мелодию без слов и в один из моментов остановилась, поняв, что раньше этот мотив был ей незнаком. Только вчера она впервые начала напевать его около скалы на холме. Пожав плечами, словно стараясь избавиться от странного наваждения, Хоуп заглянула в ванночку для промывания фотографий.

Что-то тут не так. Она вгляделась в один из снимков попристальней. Что-то не получилось?

Наклонившись, она внимательно изучала черно-белую фотографию. Это ведь должен быть снимок, сделанный вчера на холме. Она фотографировала скалу. Скала, в общем-то, вышла, но казалась меньших размеров. На фото были видны крохотные язычки белого пламени, скрывающие скалу.

Хоуп продолжала всматриваться, не веря своим глазам. И снова, как вчера, волоски у нее на шее встали дыбом. Проверив, что вся неиспользованная фотобумага убрана в светонепроницаемый шкафчик, Хоуп дернула за шнур – и комната озарилась ярким светом.

– Я, верно, спятила! – пробормотала она, поднимая фотографию, с которой ручьем стекала вода, и глядя на нее, на эти непонятно откуда взявшиеся маленькие серебристо-белые штрихи. – Мне мерещатся призраки, а это, видимо, всего-навсего засвеченная бумага! – Вода капала с ее дрожащей руки на натертый дубовый паркет, оставляя на нем темные пятна. Должна же быть какая-то причина. Кто-то или что-то должны быть причиной этого… этого… – Просто кто-то работал спустя рукава, когда паковал мое снаряжение. Вот и все, – успокоила себя Хоуп.

Она снова посмотрела на снимок, затем на другие, и у нее едва хватило смелости проверить все фотографии. Но еще до того, как отложить последнюю, она поняла, что бумага оказалась засвеченной только на тех снимках, которые она сделала на вершине холма. Сердце ее учащенно забилось, и она вновь склонилась над фотографиями.

Пожалуй, эти крохотные белые штрихи немного напоминали фигуры людей, расположившихся полукругом. Лиц было не разобрать, но руки и ноги четко выделялись, словно запечатленные вспышкой молнии.

Невозможно! Разум ее отказывался что-либо понять во всем этом.

Хоуп выключила свет и решила отпечатать фото заново. Она вытащила пачку бумаги большего формата и принялась увеличивать снимок, изображающий небольшую часть скалы, где серебристые штрихи, казалось, сконцентрировались гуще всего. Отсчитав необходимое время по таймеру, она опустила лист фотобумаги в проявитель и, нетерпеливо постукивая ногой, стала ждать, когда же появится первый контур изображения.

Глаза ее удивленно расширились, она глубоко вздохнула. Эти крошечные штрихи серебристо-белого цвета оказались вовсе не бумажным браком. Дрожащими руками Хоуп взяла пинцет и потрясла фотографию, затем поместила снимок в раствор фиксажа, промыла и наконец повесила на веревочку над головой. В ее распоряжении было пять фотографий большой скалы, и на всех виднелись эти злосчастные штрихи. Она решила увеличить четыре оставшихся снимка. Заставляя себя действовать медленно и методично, Хоуп начала работу. Если ее подозрения окажутся верными, ей придется весь день разгадывать эту загадку.

Уже близился вечер, когда Хоуп прислонилась к окну своей спальни, глядя на вершину невысокого холма. Забавно. Сколько себя помнит, она всегда приезжала на этот остров, а последние девять лет он являлся уже ее собственностью. Хоуп Лэнгстон не раз путешествовала по своему маленькому королевству и исследовала его, казалось бы, вдоль и поперек. Однако за эти два дня она второй раз припомнила, что неоднократно чувствовала и раньше, будто кто-то (или что-то) наблюдает за ней. Словно бы присматривает. С годами Хоуп не стала обращать на это внимание, сказав себе, что, по-видимому, здесь имеет место игра воображения слишком одинокого ребенка.

Но вот сейчас, будучи взрослой, Хоуп снова заглянула в лицо своему давнему ощущению – страшноватому, сверхъестественному, но какому-то умиротворяющему… Эти фотографии – теперь уже высохшие – надо было как-то объяснить. Она увеличила все пять снимков, и каждый из них подтверждал ее первое впечатление. На фотографиях действительно были люди. Мужчины. Только не из дня сегодняшнего и не из плоти и крови. Духи? Призраки?

Ей надо сделать новые снимки! Необходимо выяснить: что это за мужчины и что это за такая странная скала?..

Хоуп потянулась за фотоаппаратом, зарядила новую пленку и почти выбежала из дома, устремившись в сторону загадочной скалы. Должны же быть на все это ответы!

Она приблизилась к скале примерно на пятьдесят футов, как вдруг явно почувствовала чье-то присутствие. Кто именно это был и с какими намерениями – хорошими или плохими, – она не могла определить. Но на этот раз ей, возможно, удастся найти какие-нибудь доказательства того, что она не сошла с ума…

Хоуп щелкнула затвором, сфотографировав скалу с одной стороны, затем, меняя ракурс, сделала еще несколько снимков. Она опускалась на колени, наклонялась, садилась и вставала, стараясь заснять скалу со всех сторон.

Когда пленка закончилась, Хоуп присела на землю. Мысли стремительно проносились в ее голове, гипотезы сменяли друг друга, но ни одна из них не казалась достаточно убедительной. Ощущение, что за ней наблюдают, не оставляло Хоуп. Она прислонилась к скале, наслаждаясь теплом, исходившим от нее, и свежим влажным ветром, предвещавшим непогоду. Вечера на острове всегда бывали довольно прохладными, если не сказать – холодными. Но не сегодня. По крайней мере не у скалы. Как странно…

Пока еще не стемнело и Хоуп могла разобрать дорогу, она решила спуститься по тропинке, что вела вниз с холма. Поднимаясь с земли и отрывая плечи от камня, она вдруг с мистическим ужасом почувствовала, что кто-то буквально удерживает ее, обволакивая ласкающим теплом, ощутила словно чьи-то любящие объятия. Несмотря на овладевшее ею неведомое доселе блаженство, в душе ее поднялась паника, и Хоуп с силой рванулась, вскочила и бросилась прочь вниз по тропинке. Казалось, сознание возвратилось к ней, лишь только когда она убежала подальше от того места.

Это невозможно! Она повернулась и бросила взгляд на скалу, замечая, что ночь медленно окутывает ее тьмой. Это ведь только скала, огромный камень с поблескивающими в лучах луны частичками слюды. И ничего больше.

Только скала.

Темные облака стремительно скользили по поверхности ослепительно яркой полной луны, и чувствовалось, что им не терпится избавиться от бремени накопившейся в них воды. Сегодня ночью будет просто ливень – Хоуп была в этом уверена.

Старательно отгоняя прочь всякие мысли о возможном появлении призраков и духов у себя на острове, Хоуп вошла в дом, поднялась наверх, в спальню, и сразу же глубоко заснула.

Утро оказалось дождливым, как она и предвидела. Но, несмотря на плохую погоду, Хоуп чувствовала себя лучше, более отдохнувшей, чем когда-либо. Позавтракав на скорую руку, девушка удалилась в свою фотолабораторию, проявляя снимки, которые казались ей такими важными вчера, но которые, несомненно, в утреннем свете будут выглядеть просто глупо.

Спустя два часа пленка была проявлена и фотографии отпечатаны. Удары сердца глухо отдавались в ее голове. Хоуп сидела за столом в кухне, веером разложив перед собой снимки. Она долго меняла их местами, словно кусочки головоломки, и наконец ей показалось, что удалось найти некую последовательность.

На первом можно было увидеть, как на опушке леса сражаются четверо мужчин. Трое из них были одеты будто торговцы, скупавшие когда-то меха у первых поселенцев. Французские охотники-трапперы пробрались в эти края сотни лет назад в поисках драгоценных шкур и мехов, которые согревали бы аристократов всей Европы. На последней фотографии Хоуп увидела, что один из мужчин лежит, смертельно раненный. На нем была старинная военная форма – элегантный камзол, доходивший ему до колен. Сбоку валялась треуголка.

Хоуп пристально вглядывалась в фотографию, пытаясь рассмотреть черты лица раненого воина, но они казались размытыми, толком ничего нельзя было разобрать. Очевидно, какие-то события у скалы разыгрывались снова и снова. Сколько же лет этим мужчинам и что они делают на ее острове? Право же, ей следует испытывать больший страх, чем она испытывает. Призраки, будь они кто угодно, должны вызывать страх.

Взяв в руки одну из фотографий, Хоуп принялась рассматривать ее через лупу, изо всех сил пытаясь вспомнить давно заложенную в память информацию о деталях военной одежды. Она не знала, почему ей вдруг так показалось, но была почти уверена, что форма эта французская.

Что-то в ее голове начало пощелкивать, как телетайп. Французы… Ну конечно! За эту территорию, равно как и за штат Мичиган, да и за Канаду, воевали французы и англичане,[1]1
  В 1497 г. английский мореплаватель Джон Кабот достиг берегов Ньюфаундленда, который был в 1583 г. провозглашен владением Великобритании. В 1534 г. француз Жак Картье исследовал залив Святого Лаврентия, а в 1603 г. французский гидрограф Самюэль Шамплен в устье реки Св. Лаврентия основал город Квебек. Известная под названием Новой Франции, эта территория в 1663 г. стала королевской провинцией. В ходе своих исследований Шамплен поддерживал индейцев-гуронов в их союзе с северными племенами против ирокезов. Позднее, когда ирокезы нанесли гуронам и их союзникам сокрушительное поражение, французская колония была почти полностью уничтожена. Торговля мехом, высоко ценившимся в Старом Свете, приобрела в этот период исключительно важное значение, и в 1670 г. англичане создали компанию «Гудзонов залив». К 1696 г. Великобритания и Франция вступили в открытый конфликт за владение территорией, сулившей сказочные прибыли. В 1713 г. по Утрехтскому договору Акадия (совр. Новая Шотландия), Ньюфаундленд и Гудзонов залив перешли под юрисдикцию Великобритании. По окончании Семилетней войны, согласно Парижскому договору 1763 г., Канада была полностью передана Великобритании. – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть]
а торговцы и охотники-трапперы иногда оказывались в самой гуще событий.

Только когда же все это было? Хоуп припоминала уроки истории, с трудом выуживая из памяти сведения, которые считала давным-давно позабытыми. Шамплен первым обнаружил, какую ценность представляют собой меха, добываемые в крае, который называется теперь Канадой. Вскоре о промысле узнали в Европе, и сотни французов устремились в страну, названную ими Новая Франция. Они наживали сказочные состояния, отправляя корабли с мехом в страны Европы. Затем Великобритания приблизилась к канадской части Гудзонова залива, и последовала война между французами и индейцами. И все это было примерно в середине XVIII века. Хоуп была почти уверена.

– Бог ты мой, – прошептала она, внезапно осознав, что все это вовсе не плод ее воображения. На фотографиях изображена реальная ситуация. Где-то в глубине ее души зарождалось волнение. По всему ее телу, от кончиков пальцев, что держали снимок, до кончиков пальцев ног, пробежали судорожные волны догадки.

Тут с треском ударила молния, и следом прозвучали раскаты грома. Крупные капли дождя забарабанили по окну кухни, словно хотели привлечь к себе внимание Хоуп.

Но она, полностью поглощенная изображенным на фотографиях, не обратила внимания на великолепный спектакль, разыгрываемый природой. Хоуп посмотрела на пейзаж на фотографиях, и взгляд ее задержался на невысоком деревце рядом со стоящими мужчинами. Деревце? Но она помнила, что там растет громадный дуб! Неужели это одно и то же дерево?

Вскочив со стула и все еще держа в руке фотографию, Хоуп метнулась к задней двери. Прыжком, достойным олимпийской медали, она рванулась с крыльца к тропинке, ведущей на вершину холма. Дождь лил стеной, она преодолела лишь половину пути, а ее спортивный костюм уже вымок до нитки и висел на плечах и талии словно налитый свинцом. Она быстро сбросила его, а затем скинула и кроссовки.

Остаток пути Хоуп бежала обнаженной, и волосы густыми прядями темного блестящего щелка развевались за ее спиной. Добравшись до самой вершины, Хоуп остановилась перевести дыхание. Она вдруг поняла, что устала настолько, что уже не в силах пройти те двадцать футов или около того, которые отделяли ее от подножия валуна.

Молния снова озарила небо. При ее свете Хоуп поднесла фотографию к глазам, вытирая капли дождя с лица и одновременно глядя на громадный, весь мокрый сейчас дуб, растущий рядом с валуном. Неистовое ликование охватило девушку будто волна прилива. Черт возьми! Она оказалась права – это то же самое дерево! И тот же самый валун!

Хоуп громко рассмеялась, и ветер понес ее смех дальше. Подняв руки в воздух, она дала выход своему ликованию.

– Эврика! – звонко крикнула Хоуп в небо, и то ответило ей раскатом грома, который обрушился на землю, сотрясая все вокруг, и этот причудливый валун тоже, словно желая выместить на нем накопившийся гнев.

Последнее, что Хоуп успела запомнить, была облитая сверкающим светом скала. Затем волосы ее разметались, когда силой громового раската ее швырнуло на землю. Головой Хоуп ударилась о выступающий корень дерева, и стихия накинулась на нее со всем первозданным могуществом. Потом наступила темнота.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю