Текст книги "Имя мне - Все"

Автор книги: Ришар Бессьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Немного терпения, и я, безусловно, добился бы успеха... А теперь!

И птиц больше нет, они так и не вернулись. Если бы они могли вернуться! Я бы все отдал за то, чтобы снова услышать человеческий голос! Даже если бы это было лишь иллюзией!

Я начал болтать во весь голос, говорить неизвестно что... всякие глупости... все, что приходит в голову... Но все это не то... Охотясь у подножия гор, я открыл один уголок, где царило эхо. Обладая воображением, можно было представить, что...

О, конечно, это может показаться смешным, но в условиях одиночества воображение оказывает неплохую услугу. Вчера, например, во время каждодневного моего обеда, я расставил на столе четыре тарелки, представив, что у меня в гостях Бернард и Марго.

И, конечно, Арабелла. Я вообразил, как мы вчетвером весело болтали: обменивались взглядами, мнениями, идеями и открывали друг другу маленькие тайны. А потом, в конце обеда, неожиданно, как снег на голову, появился старина Джо. Глупо, что он мог заставить нас смеяться над его историями, которые мы, к несчастью, уже хорошо знали.

Но это уже не получается, не идет. Я плохо помню лица и характеры. Они ускользают из памяти. Бывают такие моменты, когда я совершенно все забываю и теряюсь, поэтому все рушится и гниет.

И я сижу, как идиот, перед пустыми тарелками и молчащими стульями.

Затем я встаю и подхожу к зеркалу. Здесь я провожу часы, разглядывая свой силуэт и наблюдая за своими жестами. Я громко разговариваю сам с собой, стараясь говорить разумно и уверенно, вступаю в бесконечные беседы и задаю вопросы, отвечая на них сам себе, время от времени пытаюсь возражать голосом своего воображаемого собеседника.

Конечно, я всегда прекращаю это занятие, но оно приносит мне облегчение. Потом я смеюсь и пожимаю плечами.

Я кладу на траву свою ношу, состоящую из свежего мяса, и, присев на корточки, смотрюсь в чистую и прозрачную воду лужицы.

Серебристая поверхность отражает меня. Я любуюсь собой, разглядываю себя подробно и во всех деталях, с восхищением и любовью.

– Добрый день, Джон...

– Добрый день, Джон...

– Хорошая погода сегодня...

– Очень хорошая, Джон...

– Жизнь прекрасна, Джон...

– Прекрасна, Джон...

С дерева слетает лист и падает на мое отражение. По нему пробегает рябь. Мой двойник дрожит, рассыпаясь, и я встаю, говоря себе, что есть очень много того, что я могу сделать в своей жизни.

Бесконечное множество дел! Я был рожден не для какого-то периода времени... Я создатель, творец! Фантазер и мечтатель... Я – Джон Кларк!

Ах, если бы только здесь, на Рока, были бы первобытные люди!

Я бы им показал, кто я такой! А, Джон? Я им покажу, да? Не так ли, я им покажу это?

Я хватаю добычу и бреду к хижине. Да, я им покажу, что может сделать Джон Кларк! А! Если бы здесь было бы какое-нибудь существо, которому-я мог бы внушить свои идеи! Все мои идеи! Только бог знает, есть ли у меня эта идеи! Я построю дороги, мосты, памятники, наземные города! Я буду править в мире своих идей! Я есть я, и я всегда буду Джон Кларк! Великий Джрн Кларк! Вечный и бессмертный Джон Кларк!

Д-Ж-О-Н К-Л-А-Р-К!

Я вижу свое имя, написанное огромными огненными буквами в необъятном небе...

Д-Ж-О-Н К-Л-А-Р-К!

Следует ли мне отождествить себя с другим Бессмертным, который мог быть пилотом, чья ракета на заре времен упала на Землю, и который впоследствии был назван "Бог и его Сын"?

Должен ли я взойти на Голгофу и пожертвовать собой за ошибки и грехи человечества?

Должен ли я снова завоевать этот потерянный, но все же существующий мир?

Должен ли я прославить свое имя, идеализировать или проклясть его?

Д-Ж-О-Н К-Л-А-Р-К!

Внутри хижины все ожило. Время помолодело, как в начале мира. Зеркало заискрило и брызнуло мне в лицо.

– О, ты, Джон Кларк, сойди с этого зеркала и направь мою душу! Вон отсюда, Джо... Вон отсюда, Бернард... Вон отсюда, Марго... И ты, Арабелла, тоже. Вон из моей головы, моей жизни и моего прошлого. Да, это так... мало-помалу... в небытие, в забвение, горите вы все в золе воспоминаний; Исчезните все. Все!

Я сажусь на стул, подавленный или свободный. Я больше не знаю...

Ночь накрывает мое одиночество... мое молчание... Я слышу только свист и завывание ветра, который ласкает деревянные кресты и носится между могилами. Черт! Слышу какой-то шум вокруг хижины. Одним прыжком я на ногах и уже прислушиваюсь. Шум продолжается, становится все отчетливей и ясней.

Тишина!

Великий боже! Что происходит?

Я прижимаюсь спиной к стене и сижу на месте лицом к двери, неподвижный, мое сердце быстро стучит, дыхание прерывисто...

Нет, это невозможно! Я, должно быть, сплю... Какое-то животное, вероятно... Шум возобновляется. Стучат по земле пятки, хрустит гравий. Меня прошибает пот. Там, за дверью, я угадываю присутствие незнакомца, который колеблется некоторое время.

А потом...

А потом кто-то стучит в дверь!

Три удара... еще три удара...

– Джон!

Вместо ответа из моей груди вырывается хрип.

– Джон!

Мои выпученные глаза прикованы к двери, которая медленно открывается... Я смотрю... Я вижу человека, пришедшего из ночи, силуэт которого обрисовывается в слабом свете керосиновой лампы.

Какой-то человек, кажущийся мне довольно странным. Второй я сам... еще одно создание из плоти и крови. Не кто иной, как Я.

Я смотрю изумленно на своего двойника, на свою копию.

Другой Джон Кларк!

В течение долгого момента мы разглядывали друг друга, не в состоянии вымолвить слово или сделать какой-нибудь жест, затем в один голос воскликнули, выражая наше совместное удивление: – Как это возможно?

Мне показалось, что я сам произнес эти слова два раза с абсолютным сходством. Также мне показалось, что и жесты удивления мы собрались сделать совершенно одинаковые, в одно и то же время.

Я – это Он, он – это Я.

Он... Я... Слова, не имеющие больше смысла в их основном значении, так как я понимаю, что мои мысли точно совпадают с мыслями моего двойника. И наоборот.

К тому же, двойник угадывает мой вопрос прежде, чем он успевает сорваться с моих губ.

– Я не понимаю, как это все могло произойти,– признается он.

У него моя неповоротливость, моя походка вразвалку, моя манера покачивать головой от изумления.

– Ну, в конце концов... Вы должны... Я хочу сказать, ты должен все же что-то помнить.

– Инкубатор... И буквально через несколько мгновений я оказался в моем запасном теле.

– Не в твоем теле, а в моем!

– Но оно и мое тоже, Джон!

Теперь я в свою очередь киваю.

– Да, это действительно так. Но что же случилось? Авария?

– В "машине"– несомненно, потому что я не помню, что стал жертвой какого-нибудь происшествия, повлекшего за собой мою смерть.

– Так, значит, ты обладаешь теми же воспоминаниями, что и я?

– Что за вопрос?.

Мой двойник оседает на стул и задумчиво смотрит на меня.

– Я вернулся с охоты... Я положил добычу на стол, где она, кстати, и сейчас лежит... и повернулся к зеркалу. Поговорил сам с собой, как и каждый вечер, и как раз в этот момент...

Как будто я слушал свои собственные слова!

– Да, именно в этот момент я и проснулся в инкубаторе. Все равно, я ничего не понимаю... У меня было такое впечатление, будто я вынырнул из какого-то кошмара,;, как и всегда при пробуждении, но я так и не понял причин моего нового воскрешения. Итак, я вышел из аппарата и побежал к хижине. Мне казалось, что я бегу, как во сне, но здесь нашел тебя. И вот! Джон, мой дорогой Джон! Теперь нас двое! Два одинаковых и живых Джона Кларка! Ты понимаешь?

– Нужно ли об этом спрашивать?

Два Джона Кларка, лицом к лицу, слепленные из одной плоти, с одинаковыми чувствами, с одинаковыми воспоминаниями и одинаковой болью. Это невероятно!

Я протягиваю ему сигарету и зажигаю себе вторую. Мы курим, делая одинаковые жесты и движения. Мы вместе думаем об инкубаторе. Как же могла эта проклятая машина произвести на свет нового Джона Кларка, не зарегистрировав смерти старого? Что же могло произойти в недрах этой загадочной и хрупкой машины, чтобы вызвать такую ужасную ошибку? У нас обоих мелькает одна и та же идея: "Не сам ли я помог машине сделать эту ошибку, ударяя по ней стальнйм стержнем? Не я ли несу ответственность за это непредусмотренное воскрешение?" Да, я вспоминаю – вчера. В приступе ярости и отчаяния меня посетила безумная идея – уничтожить неразрушимое! Со всего размаха я бил по стальному чудовищу, но очень быстро понял бесполезность и тщетность своих усилий и своей ярости. Все равно я не смогу ее уничтожить, это все равно, что пытаться разбить скалу губкой!

Я вздыхаю и одновременно угадываю мысль, зародившуюся в голове моего двойника, потому что и в моем появляется точно такая же: "Ликвидация одного из нас ничего не даст. Машина тут же слепо воспроизведет его, и все начнется заново".

– Ну что ж, попробуем вести хозяйство вместе.

Я улыбаюсь в ответ на это, так как сам был готов сказать то же самое. Но мой двойник качает головой и продолжает:

– В самом деле, замечательная идея – различать нас, это даст нам видимость, что мы совершенно разные люди.

– Я думаю, что нам удастся этого добиться.

– Прежде всего нам нужно выбрать имена, которые мы будем носить.

– Я буду Джоном, а ты – Биллом.

Он смотрит на меня, нахмурив брови:

– И еще я отпущу длинные волосы, усы и бороду. Я прибавлю килограммов десять в весе, объедаясь. И потом добавлю шрам посреди лба.

– Я ничего не хочу знать. Оставь мне, по крайней мере, возможность удивиться.

– А почему это только я должен менять внешность, в самом деле? Почему я?

В этом приступе гнева я увидел один из своих обычных недостатков. Он говорил слишком быстро и отдавал себе в этом отчет.

– Успокойся! То, что я предлагаю, касается нас обоих в полной мере. Если я сохраню свою обычную внешность, то, с твоей стороны, обратное не имеет смысла, так как ты, когда будешь смотреть на меня, всегда будешь видеть свое настоящее лицо. Итак, решено – мы сохраним у обоих сознание Джона Кларка, но хотим находить в другом хотя бы видимость другого человека. Психологически такой эксперимент очень заманчив, при условии, что мы займемся и преуспеем в самовнушении. И ты знаешь, что это возможно. Итак, я попробую изменить свою внешность. Я попытаюсь.

Единственное, что, казалось, смущало и беспокоило его, был вопрос об имени. Отказаться от Джона, чтобы называться Биллом.

Но лучшее взяло верх в моем "альтер эго", и он протянул мне руку:

– Хорошо, Джон.

– Договорились, Билл.

Мы вместе смотрим на кровать. Потом пожимаем плечами, и Билл напоминает мне о койке, которую я принес обратно с корабля по настоянию Арабеллы.

– Я лягу там. Завтра мы постараемся устроиться получше. Пойдем. На сегодня хватит разговоров.

Он начал было раздеваться, потом обернулся:

– Завтра? Да,– в самом деле, я спрашиваю себя, что мы можем сказать друг другу? Что за разговор будет у нас? Ведь мы связаны общими воспоминаниями! Нет ни малейшей надежды на то, что мы будем противоречить друг другу, и еще меньше на то, что мы приобретем новый опыт. Да, ты прав. На.некоторое время нам необходимо разделиться и вести жизнь отдельно друг от друга.

– Отлично, я думаю. На несколько недель или даже месяцев, не более. А потом у нас будет много что рассказать друг другу. Если мы здесь останемся вместе, то жизнь станет невыносимой.

Билл одобрительно кивает головой, бросается на свою кровать и задергивает разделяющую нас занавеску.

– О'кей. Я уйду завтра. Спокойной ночи, Джон!

– Спокойной ночи, Билл!

Я возобновил жизнь в одиночестве.

Сегодня уже пятнадцать дней, как Билл покинул хижину. Он ушел по направлению к горам, унося на спине свой скудный багаж и улыбку на губах. Он отправился навстречу своей судьбе, навстречу своим воспоминаниям, которые отныне будут принадлежать его новой личности. Только его воспоминания, о которых он мне расскажет позже.

А я расскажу ему о своих впечатлениях и переживаниях. Мы будем разговаривать, будем болтать, будем обмениваться мыслями и идеями при каждой встрече. Это будет потрясающе. Шикарно, так как теперь я знаю, что больше не одинок.

Я заново познаю все муки ожидания: раздражение и волнение, всякие навязчивые мысли. Я считаю дни и ночи. Я представляю себя за тысячи лье отсюда, в новом обличье, в новом одиночестве.

И в новой Вселенной, той, что протянулась за горами, и которую я совсем не знаю. Что там, за этой стеной из скал? Какую жизнь он там ведет? Какие странные и таинственные воспоминания об этой жизни будет он хранить?

Именно такие вопросы я задавал себе длинными вечерами после того, как получил последнее сообщение от Билла. Это было на восьмой день. Билл унес с собой маленький радиопередатчик, так что время от времени мы могли выходить на связь друг с другом.

Мы подумали, что это помогло бы нам поддерживать хорошее настроение, не говоря уже о том, что просто хорошо было бы услышать иногда человеческий голос. Во время последнего сеанса связи Билл сообщил, что готовится перейти горы по ущелью, которое он недавно открыл. И с тех пор – тишина. Ни одного вызова. Ничего. Я старался связаться с ним по радио, но ничего не вышло.

Вот это-то меня и волнует. Я никогда не был крепок в ногах, в альпинизме не силен, и желание пересечь горы – а тем более такие высокие вершины – со случайной экипировкой вызывало у меня самые худшие опасения.

Но нет, это смешно. Я себя знаю. Я не являюсь ни дерзко-смелым, ни безрассудно-отчаянным в таких делах; я человек осторожный и не бросаюсь в авантюры сломя голову. Конечно, я успокаиваю себя. Но ведь его молчание вызывает беспокойство... Странно...

В конце концов, черт возьми, почему он не вызывает меня? Почему не отвечает? Почему?

Сегодня пошел шестнадцатый день. Смешно, но я возобновил свои банальные и скучные разговоры перед зеркалом. Но Билл в зеркале какой-то скучный и бесцветно-нудный. Он меня раздражает, и я презираю его. Еще немного, и я разобью это стекло – только чтобы не видеть его больше. А! Я хотел бы... Хватит! Но...

– Джон!

Я резко оборачиваюсь. Билл только что ворвался в дом, настежь распахнув дверь. Я с трудом узнаю его – с взъерошенной головой и всклокоченной бородой, скрывающей пол-лица. Казалось, что он, со своей стороны, удивился, увидев меня с головой, выбритой наголо, как коленка, без усов и глазами, спрятавшимися за темными очками.

– Билл! Черт возьми! Наконец-то!

Он казался изможденным, обессиленным и усталым – просто валился с ног.

– Билл! Что случилось? Почему ты не отвечал? Ну, говори же, рассказывай, как...

– Ничего серьезного. Поломка в радио. Просто передатчик...

Я облегченно вздыхаю, но он продолжает, сменив тон: – Джон, мы не одни на Рока.

Я изумленно уставился на него: – Что ты хочешь сказать?

– Парни из "Космика"... Парни,– посланные стариной Джо... Да, Джон, они на Рока.

Я не нахожусь с ответом, но чувствую, что в глубине моего сознания рождается необъятное удивление и оцепенение. Мое горло внезапно пересыхает, и я не могу вымолвить ни слова. Я с трудом сглатываю и обретаю способность говорить.

– Ты видел их?

– Нет. Просто я перехватил некоторые из их передач, пытаясь установить контакт с тобой.

– Но...

– Конечно, я принимал все твои вызовы, но не мог на них ответить. Передатчик, я же говорил тебе. Что-то сломалось... Я напал на них случайно, они передают на волне тридцать пять метров. Никакой ошибки. Это точно они, Я в этом уверен. Но так как я не мог связаться с тобой, то повернул назад.

– Я не осмеливаюсь поверить в это. О, Билл, что ты говоришь?

– Но это точно, Джон, точно...

– Что они говорили?

– Я немного сумел уловить. Голоса показались мне отдаленными, почти неслышимыми. Я думаю, это из-за этого чертова аппарата! Тем не менее, я думаю, что уловил то, что они изучают погодные условия. Вчера утром я сумел подслушать один из разговоров.Он засмеялся.– Они говорили о гамбургерах!

– О гамбургерах?

– Да... Это единственное, что я отчетливо услышал. Остальному помешали разряды и помехи.

– Ей-богу! Но я тоже слышал эту передачу! Да-да! И я еще подумал, что это ты!

– Восемь тридцать?

– Да, я это точно помню! Сильные помехи. Пришлось выключить .

– Итак, ты видишь, никакого сомнения. Это точно ребята из "Космика".

Одним прыжком я оказываюсь у своего приемника. Нас охватывает один и тот же пыл, и я вижу, что глаза Билла странно сияют, глядя на то, как я манипулирую ручками и кнопками, настраиваясь на нужную частоту.

Огромная радость охватила нас. Абсолютно необходимо было установить контакт, связаться с этой командой, которая только что высадилась на Рока.

Во власти безудержиой надежды мы заплакали, услышав в динамике шум людских голосов.

К сожалению, голоса оказались слишком слабыми, чтобы мы могли с ними связаться и понять их разговор, да и помехи были слишком сильны. Над всеми звуками доминировало скрежетание, скрипение и пришепетывание. Я пробую послать вызов, но невозможно уловить что-либо в ответ. Невозможно – несмотря на все наши усилия, наше терпение и упорство. В конце концов, разочаровавшись, мы вынуждены отступить.

– Нет, невозможно,– сказал Билл, снимая наушники.– Ничего не понятно.

– Нам остается только одно: попробовать определить их местонахождение и добраться до них любым способом.

Это и в самом деле единственное разумное решение. Благодаря нескольким приборам, чудом сохранившимся во время взрыва С-28, мы приступаем к работе. Нас охватывает странный пыл, и мы чудесно быстро движемся вперед. И наконец наши усилия увенчались успехом.

После многочисленных попыток мы сумели примерно определить источник загадочных посланий. Билл разглядывает свои записи, производит вычисления и объявляет:

– Направление – северо-запад. Около пятидесяти миль.

Мы не стали терять ни мгновения, и наш багаж, сведенный до минимума, был готов в несколько минут.

Мы выходим как раз в середине дня. Если все будет хорошо, мы прибудем на метеобазу поздно вечером на следующий день.

С рассвета мы шлепаем по какой-то болотистой местности о существовании которой я и не подозревал. К несчастью, из-за этого нам приходится сбавить скорость продвижения, и каждый метр пути дается нам с трудом. В связи с этим нам приходится добавить еще один день для достижения своей цели. Время от времени мы пытаемся связаться с ними по радио, но это лишь напрасная трата времени. У меня появляется странное впечатление, что наши призывы становятся все тише и неразборчивее. Подумав, Билл говорит:

– Они наверняка используют какой-то передатчик.

Хотя мне и неприятно, я ему возражаю:

– А мне все больше кажется, что наш передатчик почти вышел из строя.

– Но это невозможно!

– Может быть, они тоже в каком-нибудь затруднении?

– Затруднение или нет, для нас главное – найти их до того, как они решат улететь.

Мы увеличиваем скорость, двигаясь в сплошной грязи и борясь с тучами насекомых, терзающих нас кто жалом, кто хоботком. С наступлением ночи мы разбиваем лагерь на небольшом пригорке, натягиваем на себя защитную одежду, укрываясь от укусов и влаги.

Четыре часа спустя Билл дает сигнал к отправлению, и лишь к середине дня мы наконец покидаем эти зловонные болота, чтобы вступить в пустынную зону, что-то типа "ничейной земли", которая уходит вдаль, теряясь из виду, покрытая щебнем и островками чахлых колючих трав.

Мы располагаемся перекусить на верхушке небольшого холмика, как вдруг Билл, владеющий призматическим биноклем, испускает крик радости. И в самом деле, в бинокль видно какое-то сооружение, сделанное наполовину из металла и камня. Одно из тех, что мы строим обычно на неизведанных планетах, и которые служат базой для работ, проводимых вне космического корабля. Наша радость выливается в приступ смеха, и мы хлопаем друг друга по плечам. Мы полны энтузиазма. Как безумные, мы несемся вниз по склону, побросав все. Мы бежим во весь дух по кустам и пригоркам, крича во все горло. Мы в один голос кричим: "О! Э!", сопровождая громкие вопли жестами. Запыхавшись, мы останавливаем свой бег примерно в сотне ярдов от земной базы. Билл попытался было закричать во всю оставшуюся мощь, но.никто не ответил. Нас охватывает смертельный страх, и мы, ничего не понимая, смотрим друг на друга. Я, в свою очередь, пытаюсь закричать, но ветер из степи заглушает мой душераздирающий призыв. Этот же ветер воет над руинами засыпанной базы, стонет над разбросанными обломками. И он оказывается ветром страха, холодящим нашу кровь и наши сердца. Одним движением Билл и я врываемся на середину руин и проникаем в остатки металлического сооружения.

Зрелище, открывшееся нашим глазам, ошеломляет нас. В пыли у наших ног распростерлись в своей белой наготе два человеческих скелета, уставившись на нас большими пустыми глазницами.

На металлической подставке шумит и глухо потрескивает радиопередатчик. В гробовой тишине нам, слабо светясь, без остановки подмигивает лампочка. И вдруг резкий скрипучий голос ударяет нам в уши из-за спин: – Гамбургер... Гамбургер... ммм... вкусно... ммм... вкусно... да...

Мы в ужасе смотрим, обернувшись на больших птиц с длинными клювами, сидящих высоко в мягком гнезде.

– Хорошая погода... сегодня утром... хорошая погода, а?.. Арррабелла... ммм... вкусно...

Мы возвращаемся в хижину. Что-то умерло в наших душах, когда мы повернули назад. То, что мы только что увидели, нас полностью уничтожило. Мы похоронили то, что осталось от этих бедняг, и в порыве, ярости снесли то, что осталось от базы.

Одного из них звали Бен Гаррис, другого – Уоллес Топпер; по крайней мере, эти имена были выгравированы на стальных бирках, которые мы нашли рядом с запястьями этих несчастных. Они предпочли пустить себе пулю в лоб до того, как впадут в безумие.

Этими выводами я обязан Биллу, так как именно он обнаружил пистолет, валявшийся в пыли, в то время как я пытался прогнать этих птиц, гоняясь за ними с палкой в руке. Ах, эти птицы! Они живут очень долго и обладают крепкой памятью. После стольких лет они не забыли ни одного слова из своего лексикона. И теперь нагоняют на меня страх и ужас своими отвратительными голосами попугаев, напоминающими скрипение несмазанных осей. Я могу их больше никогда не увидеть, так как убью всех, О да! Я их убью!..

– Джон, смотри!

Я приближаюсь к Биллу, и он показывает мне пистолет. Две пули, которых не хватает в обойме, обнаруживаются в черепах Гарриса и Топпера, но этого явно недостаточно для того, чтобы объяснить разыгравшуюся здесь драму. В тот момент, когда мы выходим из обломков убежища, чтобы исследовать окрестности, неожиданно резко рассветает. Вдруг мое внимание привлек какой-то металлический конус, едва выступавший из земли и сверкающий под лучами солнца. Я позвал Билла, и в то время, как я двигался вперед, он одним прыжком присоединился ко мне и схватил меня за руку:

– Эй, осторожнее! Смотри, куда ступаешь!

Я сразу же его понял. Вокруг сверкающего предмета раскинулся слой грязи, на поверхности которой плавали ветки колючих кустарников, листья, сорванные ветром, и щебень. Это меня и обмануло. Но этот круг, в центре которого находился конус, оказался ни чем иным, как зыбучим песком, и мои ноги уже погрузились в смертельную грязь, когда рука Билла выдернула меня назад.

– Ракета,– произнес он.

Да, никакой ошибки! Этот металлический конус был продолжением кокпита, окружающим штурманскую рубку корабля. Билл и я знали все старые модели, датируемые прошлым веком, и мы готовы были поспорить, что это один из W-14, которые на момент нашего отлета с Земли еще служили для связи с отдаленными колониями.

Хорошие суденышки, однако, они не были оборудованы по последнему слову космической техники. И они даже не садились больше на Землю с прошлого века.

Само собой разумеется, что этот корабль не принадлежал "Космику", но мы так и не выяснили, почему и каким образом W-14 совершил посадку на Рока. Может быть, это один из тех кораблей, оглушительный шум двигателей которого слышали мы с Арабеллой.

Может быть, именно ему я обязан своей первой смертью в ту памятную ночь, когда карабкался на отвесную скалу со своей ракетницей.

Так давно... Столетие... или больше. Я.не знаю.

Трагедия предстала перед нами во всем ужасе. Исследовательская база была в спешном порядке возведена рядом с кораблем. Гаррис и Топпер были на дежурстве, когда земля неожиданно подалась под опорами корабля. Быстро, прежде чем остальные члены экипажа успели выбраться наружу, зыбучие пески поглотили стальную громаду корабля.

– Именно это здесь и произошло,– сказал мне Билл.– Гаррис и Топпер остались в одиночестве перед радиоприемником, храня надежду, что рано или поздно их сигналы "SOS" будут приняты.

Вполне возможно, что они держались долгие годы, но однажды это случилось: на грани безумия они предпочли все закончить, и это, наверное, был лучший выход.

Он указал на радиопост, который я в этот момент разрушал:

– Единственное, за что я могу их упрекнуть, так это за то, что они не выключили передатчик.

И я подумал о таинственных посланиях, о почти неслышных разговорах, о скрипучих голосах птиц с длинным клювом. О да! Я их убью... я их убью...

– Джон!

На пригорке я подбираю свое снаряжение. Улыбка Билла стирает из моего сознания все злодейские мысли. Как хорошо иметь товарища и особенно хорошо знать, что можешь рассчитывать на вечную дружбу.

Во время обратной дороги, на привале, я задаю ему вопрос, который вертелся у меня на языке: – Ты ведь больше не уйдешь, да?

Билл пожал плечами:

– В нашем распоряжении вечность, чтобы все обдумать. Я смертельно устал.

Я показал ему на поляну, виднеющуюся за деревьями:

– Ну, еще одно усилие! Мы не так уж и далеко, черт возьми!

Завидев нашу хижину, мы прибавляем шаг и из последних сил боремся с усталостью и изнеможением. Только последние метры кажутся нам бесконечными. Опередив Билла, я толкаю дверь и первым врываюсь внутрь.

– Привет, Джон! Привет, Билл! Как вы долго, черт побери!

Ошеломленные и окаменевшие, мы не можем набраться смелости переступить порог и во все глаза разглядываем фигуру человека, стоящего перед нами на середине хижины и приветствующего нас слабой улыбкой. Он указывает нам на три наполненных стакана на деревянном столе: .

– За здоровье Джонов Кларков!

Трое. Теперь нас трое. Три Джона Кларка, или, по крайней мере, два Джона Кларка и один супер-Джон Кларк. Один супер-Джон Кларк, который является суммой двух других и которому принадлежит право писать эти строчки.

Эта идея крепко сформировалась в моем мозгу, когда я покинул инкубатор и проник в пустую хижину, где собирался подождать двух моих "альтер эго".

Конечно, Джон и Билл – это два отличных товарища и спутника, но нам предстояло обсудить еще один, довольно щекотливый вопрос.

Я ждал, пока они очнутся от оцепенения и обретут способность говорить.

– Здесь хватит места для троих, не правда ли?

– Эта дьявольская машина опять взялась за свое! – воскликнул Билл.

– Если так будет продолжаться, то потребуется отель, чтобы всех разместить, не так ли? – с гримасой добавил Джон.

Я теперь улыбнулся:

– Не торопитесь. Во всяком случае, если это и должно произойти, мы ничего не изменим. Но вполне возможно, что ошибка больше не повторится. Так или иначе, мы должны еще сегодня точно определить наши отношения.

Они читают мои мысли, это очевидно, но ни один из нас не осмеливается забежать вперед. Они смотрят на меня так, будто я чужак. Черт возьми! Я ведь тоже Джон Кларк, а?

– Слушайте. В сущности, у нас одни и те же воспоминания, это так. Так же, как и вы, я помню, что жил и-трудился на Рока с того дня, как ракета врезалась в землю; но разница в том, что я обладаю суммой ваших воспоминаний. Воспоминаниями Билла о шестнадцати днях странствий у подножия гор, и твоими тоже, Джон,я говорю о тех же шестнадцати днях, что ты провел в хижине, о днях, отмеченных ожиданием и нервозностью. Но с того момента, как вы разделились, я воспринимаю существование двух разных личностей. И не забывайте, что вы оба связаны с мнемопсихическими датчиками инкубатора. Именно в этом-то мы с вами и различаемся.

Они долго разглядывают меня, не произнося ни слова. Я поднимаю свой стакан, они повторяют мой жест. Мы медленно пьем, затем ставим стаканы на стол. Я подхожу к окну и в наступающих сумерках, разглядывая "маленькое семейное кладбище", указываю на него:

– Они больше не в счет. Нас интересуют живые Джоны Кларки, а также те, кто скоро придет. Итак, я предлагаю основать эру Джонов Кларков, и генеалогия – отнюдь не своевольно выбранная – пойдет на пользу всем будущим поколениям.

Усмешка со стороны Джона:

– Ну, вот. Нам остается лишь выбрать имя. Как ты хочешь именоваться? Питер или Джим?

– Отныне и навсегда – не будет больше ни Питеров, ни Джинов, ни Джонов, ни Биллов. Никого, кроме пронумерованных Джонов Кларков.

– Пронумерованных, да?

– Да. Джон Кларк номер один. Джон Кларк номер два. Джон Кларк номер три.

– Супер-Джо" Кларк.

Я оценил юмор Билла и считаю, что он типичен для Кларков.

–Да, супер-Джон Кларк. По меньшей мере, до появления и прибытия сюда четвертого. Успокойтесь, я буду подчиняться законам иерархии.

Джон Кларк номер один выпил еще один стакан и откинулся на спинку стула.

– Есть еще кое-что, что беспокоит меня, Джон Кларк номер три.

Я вернул ему иронию, ответив: "Я тебя слушаю, номер первый" сухим язвительным тоном. Он принял этот удар с нашим легендарным достоинством, унаследованным от предков.

– Это насчет инкубатора. Требуется два земных месяца для производства "взрослого" Джона Кларка, Однако прошло всего лишь девятнадцать рокаенских дней, что равно девяти с половиной дням на Земле, между прибытием Билла и твоим. Ты когда-нибудь задумывался над этим, номер третий?

– В самом Деле, довольно любопытно.

– И если процесс ускорится, то, боюсь, твое .правление окажется коротким,– добавил номер два.

– Почему ускорится?

– Спроси еще, почему эта машина производит так много ДжоНов Кларков.

Номер один уже поднялся со стула. Для него решение проблемы очевидно, но я уже предугадал его идею, состоящую в том, чтобы выкопать глубокую яму, поместить туда инкубатор, похоронив его под толстым слоем земли и цемента. Но в этот момент я встаю, весь красный от ярости:

– Нет! Я запрещаю вам это! Это – преступление! И потом, подумайте, это равносильно тому, что мы убьем самих себя. Мы не имеем права. И...

Я показал на поляну и дальше, на горизонт Рока:

– Этот мир принадлежит нам, мы покорили его. Он – для нас. Мы его населим, обустроим и организуем, обусловим и оформим. Мы построим города, проложим дороги, бросим в землю зерна и соберем урожай, наведем мосты, принесем культуру в этот мир и будем диктовать свои законы. Именно потом и кровью Джонов Кларков нальется соками будущее человечество.

Вчера, когда я делился с ними своими планами, номер один и номер два молча разглядывали меня с какой-то жалостью. Они не могли меня понять. Между нами уже возникла преграда.