Текст книги "Восстание Весперов"

Автор книги: Рик Риордан

Соавторы: Джуд Уотсон,Питер Леранжис (Леренджис),Гордон Корман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Смех замер.

– Вор! Вор! – завопили торговцы, и визг принцессы потонул в криках толпы. – Держи его, хватай!

Между телегами мелькнула серая неуловимая тень. Грабитель!! Через всю площадь в него полетели яблоки с дынями. Восхитительно! Винтроп в восторге даже забыл о принцессе. Визжащая Мэри, рыночный вор – что еще нужно для счастья?

Вдруг он почувствовал на руке змеиную хватку.

– Не отставайте, молодой человек! – прошипела мисс Клещ.

Она ткнула в него своим бородавчатым пальцем и, не расставаясь с корзиной, потащила за собой восхитительно сопливую принцессу с наполовину расстегнутым лифом и торчащей из-под подола нижней юбкой. Гувернантка швырнула их в карету, по-видимому, перепутав с фруктами.

– Пошел, Эдвард! – трескучим голосом скомандовала она.

Кучер взмахнул хлыстом, и они пустились вскачь.

Мастера каретного дела при дворе короля Генриха VIII поработали на славу. И королевский экипаж летел по проселочным дорогам Англии, словно по воздуху. Рыночная площадь осталась позади, и хотя Мэри с гувернанткой спустили на него всех собак и при этом обе были просто уморительны, Винтропу не терпелось узнать, чем там все-таки кончилось дело. Вдруг карета подпрыгнула. Сердце Винтропа забилось в радостном предвкушении – неужели они переехали чей-то труп? Он повернулся назад и выглянул в заднее окно кареты. Но увы! Ничего, кроме дорожной пыли там не было.

И только он повернулся, чтобы сесть на место, как заметил какое-то серое пятно. Он вытянул шею, чтобы заглянуть в самый нижний угол экипажа.

И встретился с парой огромных, прямо на него уставившихся глаз.

Это же вор с базарной площади! Он сидел, скрючившись на задней подножке, завернувшись в серый плащ и надвинув на лицо войлочный шлем с прорезями для глаз. Вор испуганно смотрел на мастера Винтропа, глазами моля о пощаде.

Впрочем, не он. А она. Тонкая шея, длинные пушистые ресницы в прорезях шлема… Определенно она…

Что за чудесный день! Да за этого бродягу, как пить дать, назначат награду. И кучер Эдвард раздуется, как индюк, от гордости!

Винтроп улыбнулся бродяжке и подмигнул.

«Не бойся», – одними губами сказал он.

Он перебрался вперед и подсел ближе к кучеру. Не забыв «случайно» наступить ногой на туфельку принцессы.

– Винтроп-Бородавочник! – пискнула она.

– Кровавая Мэри! – оскалился он.

Карета снова подпрыгнула. Мастер Винтроп кинулся назад и прилип лицом к заднему окну – в придорожных зарослях мелькнула серая тень и метнулась к старому дубу на опушке леса. Издалека Винтропу показалось, что этот старый узловатый дуб с наростами и расселинами похож на чудовище с поднятыми к небу костлявыми руками, исполняющее какой-то страшный безумный танец.

– Дрянной, дрянной, дрянной! – Старый Вильямс тащил его за руку.

Хотя дело это было нелегким. Галереи и переходы дворца Пласентия, в котором проживал король Генрих VIII, были устланы мягкими персидскими коврами.

– Последний раз я был четырежды дрянной и один раз испорченный, – хохотал мастер Винтроп. – И еще… не-год-ный! Что бы это ни было…

Вильямс заохал, заахал и слегка потянул его за мочку уха.

– Эхе-хе-хе… ну что вы такое натворили, что теперь эта милая, добрая старая мисс Клещ ушла со двора? Пятая гувернантка за три месяца! Ну как мы теперь найдем новую кандидатку в такой короткий… А где Харгров? Харгров обещал привести новую кандидатку! И представить ее на суд короля.

– От мисс Клещ воняет, как от пукающего бородавочника на смертном одре, – ответил Винтроп. – Даже после того, как она примет ванну.

– Этакий вы прохвост! Негодник! Скверный, гнусный мальчишка! – ворчал Вильямс, крутя головой и выглядывая Харгрова.

– Гнусный… – повторил Винтроп. – Как это великолепно!

Войдя в прихожую покоев короля, Вильямс преобразился. Он весь подобрался, втянул живот, выпятил, насколько подобает случаю, грудь и стоял так, не шевелясь – ну, один в один каменный идол! Он, слегка придерживая Винтропа за локоть, придал лицу положенное обстановке выражение, крякнул «Кхм!» и «Позвольте доложить!».

Двери были распахнуты, и из прихожей было видно господина, который находился в покоях короля. Высокого, широкоплечего, с каким-то лютым взглядом немигающих глаз и длинными черными волосами. В широкой черной мантии с застежкой на груди. Его ниспадающая до пола мантия образовывала красивые складки и эффектно развевалась, когда он прохаживался вдоль строя заключенных. Господин впился взглядом в первого. У коренастого преступника не хватало нескольких зубов, руки почернели от несмываемой грязи, а кудри спутались и торчали в разные стороны.

Винтроп был в восторге. Он любил приходить к отцу на работу.

– Так, говоришь, не крал овцу у хозяина? – повторил Лукас Кэхилл низким резким голосом. – Так, говоришь, на огороде работаешь?

Голос у коренастого задрожал.

– Да, милорд… Ах ты, леший! Это все лис, он, проклятый, по ночам шалит, милорд! Это он, бестия рыжая, он овцу загубил, он, кровопивец!

– Ну да, да, конечно. – Лукас обошел кругом коренастого. – А ты в это время сидел дома и изучал хорошие манеры и грамматику.

Мастер Винтроп хихикнул, и Вильямс приложил к его рту свою узловатую, пахнущую хорошей пудрой ладонь.

Неожиданно Лукас сделал вокруг себя пируэт, взял арестованного за руку и поднес ее к своему лицу.

– Ваше Величество! Если это руки человека, который работает на земле, то почему, в таком случае, они пахнут овчиной?! Почему теперь и моя кожа запахла жирной овечьей шкурой?

Челюсть коренастого отвисла, глаза забегали.

– Я… я…

– Ха-ха! Великолепно, Кэхилл! – зааплодировал ему король. – Отрубить этому голодранцу голову!

«Голодранец» бросился перед ним на колени.

– Милорд! Ребятишки у меня… Пятеро парнишек, один другой малей! Жена шестым ходит! Голод, голод – все он, вражина треклятая! Не губите, милорд! На коленях прошу! Пощадите!

– Пятеро сыновей? – переспросил король.

Улыбка слетела с лица короля Генриха, и глаза его заволокло слезами. Мастер Винтроп не раз видел эти превращения, случающиеся с королем. Король мечтал о сыне. Это была самая большая мечта его жизни. У него пока был только один ребенок – Мария. В соответствии с Правом наследования престола, трон мог не передаваться дочери, даже если она по старшинству была первой или единственной в очереди на престол. В то время, как сын короля всегда был первым наследником. Король Генрих настолько отчаялся иметь сына, что обвинил во всех несчастьях свою супругу – королеву Екатерину Арагонскую, дочь короля Испании. Генрих считал, что ее преследует проклятье. Он уже несколько лет добивался от Церкви разрешения на развод и мечтал жениться на другой даме – Анне Болейн. Он надеялся, что она даст ему наследника.

– И не один сын, а целых пятеро? – тихо повторил король. – Ты счастливый человек, бедняк! И король милосерден! Я приговариваю тебя… к трем дням работы… в тюремном дворе!

Лицо коренастого просветлело. Он улыбался во весь свой беззубый рот. Стража увела его из дворца, а он все кричал и кричал славу королю.

– У меня мягкое сердце, Кэхилл, – промолвил король. – Если бы мои подданные боялись меня так же, как они боятся моего советника!

– То, что одни называют слабостью, другие называют мудростью, мой господин, – отвечал Лукас. – Позвольте, я выйду поздороваться с сыном.

– Да, да, сделайте милость! – король махнул рукой и приподнял с золотого подноса горсть винограда.

Бедный Вильямс задрожал всем телом и протянул Лукасу пергаментный свиток.

– Ваша светлость, это официальное уведомление об отставке… новой гувернантки…

Люк брезгливо отстранил свиток.

– Вильямс, неужто это так мудрено найти хорошую гувернантку? Англия большая!

Вильямс согнулся в три погибели, бормоча извинения. Лукас его не слушал. Он подхватил под локоть сына и выставил его в коридор.

– Что на этот раз? – спросил он. – Ты должен вести себя подобающе и быть безупречным в глазах короля!

– Чтобы потом жениться на его противной дочери, я знаю, – пробурчал Винтроп.

– Которая родит стране наследника! Который потом станет королем! И на престол взойдет Кэхилл! Я ясно выражаюсь? Если трон не достанется дочери короля, то он достанется ее мужу!

– И ты думаешь, это справедливо, отец?

– Справедливо? – лицо его побагровело и вплотную придвинулось к Винтропу. – А справедливо видеть, как убивают твоего собственного отца, и после этого быть обвиненным в его смерти? А справедливо, когда болезнь забирает любовь всей твоей жизни? А справедливо просить подаяния и бродяжничать с ребенком на руках? Я собственным умом и хитростью добился своего положения при дворе. Я шел по спинам тех, чья воля была не так сильна. Справедливость тут неуместна. Моя цель возвысить Кэхиллов. Ланкастеры, Йорки, Тюдоры – что они? Пшик! Над ними взойдет другое солнце, и заблестит заря эпохи Люциан!

Мастер Винтроп сморщил нос. Он слышал эту историю уже миллион раз. Стать королем… Ну, что тут интересного? Лучше быть разбойником… или рыцарем и выступать на турнирах!

– Но, отец, у короля скоро состоится развод с Екатериной, и тогда Мэри больше не будет принцессой. И мне придется жениться на этой противной…

– Мария останется принцессой, – грозно перебил его отец. – И вы будете первыми в очереди на престол. Уж я об этом позабочусь!

– Но другие наследники…

– Это не твоего ума дело. С другими я как-нибудь разберусь.

Мастер Винтроп вздрогнул. Что подразумевает его отец? Определенно что-то менее невинное, чем его выходки с саламандрой.

Он гнал от себя прочь мысли об убийстве.

– Милорд? – услышали они.

Оба Кэхилла повернулись.

Перед ними переминался с ноги на ногу Харгров, дворецкий Его Величества. За ним, опустив голову, стояла девица в простой крестьянской одежде и в шляпке, какую обычно носят гувернантки.

– Позвольте представить вам кандидатку на место новой гувернантки. Милейшая молодая особа с исключительно…

– Да, да, уверен, она умеет говорить сама. Вы, верно, боитесь, что пол провалится у вас под ногами, мисс? У вас, наверняка, есть имя, не так ли?

Мастер Винтроп давно привык к воздействию, которое его отец оказывал на людей. Кто-то жалко рыдал, обливаясь слезами. Кто-то порывался бежать. Некоторые падали без чувств – такова была сила его взгляда.

Но эта девчонка была что-то!

Она прямо и так пронзительно посмотрела на его отца, словно хотела проделать в его голове дырку, и увидеть, что там внутри! А потом нежданно-негаданно едва не разрыдалась – но, нет, не от страха, это он видел наверняка. А от чего-то еще. Винтроп не знал, как это называется. Он никогда еще не видел таких глаз – ему показалось, что в них засияла… радость.

– Меня зовут М… М… Мадлен Бэббитт, – выпалила она. – Из Скаата.

– Дочь Ирландии, значит, – ответил Лукас на провинциальный манер. – Что ж, будем надеяться, этот экземпляр продержится у нас больше недели.

Отец удалился в покои короля, а Винтроп начал игру в гляделки. Он не мигая, уставился на девушку. Что-то ему в ней не нравилось. Слишком какая-то молодая. И странная. И без бородавок. И без усов… И от нее ничем не воняет. Совсем. Что тут хорошего?

– Я уверена, мы с тобой подружимся, – сказала эта ирландская девчонка.

–  Подлюзимся, – пообещал Винтроп, закатил глаза и сбежал.

Что-то в ее лице было знакомое. Непонятно…

Мадлен Кэхилл передернуло, словно от налетевшей стужи. Она пережила девятнадцать суровых зим, но такого ледяного холода, которым повеяло от ее брата Люка, она не ощущала никогда.

В спальне было зябко и сыро. Семь шагов в одну сторону, семь – в другую. Вот она, королевская милость – четыре стены, грязный пол и кровать с жестким соломенным тюфяком!

Она то и дело поглядывала в окно и вздрагивала от каждого шороха. Веспер приходил на базарную площадь. Как волкодав выискивал в толпе, хищно пожирая глазами все вокруг. И если бы она не устроила это представление с перевернутой телегой, он, наверняка, поймал бы ее. Сколько еще она от него будет бегать? Рано или поздно, он ее найдет. Ей не выжить в одиночку. Она должна убедить Люка присоединиться к ней. Любым способом. Чего бы ей это ни стоило.

Пути назад нет. После похорон матери ее сразила жестокая лихорадка, и, прячась в лесу, она едва осталась жива. Она пережила все испытания – сомнения, голод, холод и сырость непрестанных дождей. Но однажды, сидя у разожженного торфяного костра и в тысячный раз перечитывая дневник матери, она вдруг наткнуласт на фразу:

«Лукас: конюшни, Г VIII».

«Г VIII» – это, безусловно, король Генрих VIII. Его двор размещался недалеко от Лондона во дворце Пласентия – с другой стороны Ирландского моря и дальше через Уэльс и почти всю Англию! Но Лукас был ее единственной надеждой! На двадцать три года старше Мадлен. И потому, решила она, самый мудрый из всех братьев и сестер. И тогда, неоднократно меняя обличия и внешность, она тайно проникла в трюм купеческого корабля, который перевез ее через море. Путешествуя по материку, она спала на голой земле, в пещерах и на ветках деревьев. И каждый раз Веспер отставал от нее всего на один шаг. И вот, еле живая, она, наконец, добралась до Лондона. Но силы ее были уже на исходе, когда неожиданно ей на глаза попалось объявление:

ТРЕБУЕТСЯ ГУВЕРНАНТКА

Во Двор Его Величества короля.

Обращайтесь к мистеру Харгрову,

дворец Пласентия

И вот… что теперь? Чем этот брат лучше ее врага?

Оливия как-то раз сказала, что Лукас «больше, чем жизнь» и «с железной волей». Но он еще и желчный, бездушный и… очень несчастный. Его взгляд, долгий и неподвижный, судил и осуждал. И в то же время это были глаза ее матери – такие же дерзкие, проницательные, только опустошенные, словно лишенные доброты. Материнские глаза, лишенные их света.

Мадлен вспомнила третье обещание: объединить всех Кэхиллов, когда это станет возможным.

А что, если еще невозможно? А что, если Люк не готов оставить Двор, расстаться со своим положением и идти дальше, объединяя их семью?

Пока его глаза говорили нечто совсем иное.

Из окна виднелось широкое поле, на котором рыцари готовились к турниру. Они верхом разгонялись и на скаку метали копья в чучела из набитых соломой свиных туш. Среди них был один рыцарь, даже издали отличавшийся от остальных. Высокий, с широкой, массивной костью, но быстрыми и точными движениями. И конь его необычной золотистой масти отличался какой-то величественной статью и силой. Пока она наблюдала за ним из окна, рыцарь закончил упражнения, снял шлем и прогарцевал к конюшне.

Король Генрих VIII… О его триумфах на рыцарских турнирах слава гремела по всей стране. Но даже он, самый великий человек Британии, остерегался ее брата Лукаса.

Вот-вот должен начаться первый урок с мастером Винтропом, а она еще даже не подготовилась. Вильямс предложил ей попробовать начать с урока игры на жестяной флейте, чтобы приручить маленького звереныша.

Мадлен была счастлива, и ей не терпелось начать урок. Оливия прекрасно обучила ее игре на флейте.

«В этом ты похожа на Джейн», – говорила она, если Мадлен особенно старалась.

Так было всегда – если мать хотела похвалить ее за успехи в ремесле, гимнастике или логике, она сравнивала ее с братьями и сестрами, говоря: «А это в тебе искра Катерины», или «кусочек Томаса», или «крупица Лукаса».

И действительно, как часто повторяла Оливия, ей досталось по штриху от каждого из них, но главным стержнем ее характера оставались все-таки лишь ей свойственные черты.

«Не давай людям садиться тебе на шею. У тебя слишком доброе сердце – и ты уже не станешь другой. А люди часто злоупотребляют этим. Ты сильная личность, но по характеру ты настоящий миротворец. Твой дар – приносить мир и устранять раздоры. Запомни, это твое главное достоинство, и оно будет твоей путеводной звездой».

Однако никакой путеводной звезды на своем пути она пока не заметила. Но, по крайней мере, в животе не пусто и уже есть крыша на головой. А этого достаточно, чтобы успокоиться и как следует все обдумать. Главное, это план действий. Сначала надо завевать расположение Винтропа. Это первое. Потом завоевать доверие Лукаса. Это второе. И как только наступит подходящий момент, она снимет с себя маску и расскажет, кто она есть на самом деле.

И так она исполнит мечту Оливии, «когда это станет возможным»: объединить всех Кэхиллов, собрать всю семью вместе.

Мадлен поднесла к губам жестяную флейту и сыграла простенький мотив. Флейта была совсем старая и кое-где поржавела. Ее звук был похож на прощальный гимн умирающего хорька. Она покрутила ее и нашла в ней маленькую дырочку. Чем ее заткнуть? Конским волосом? Нет, слишком тонок. Кусочком ткани? Не подойдет…

Она выглянула в коридор, но ничего подходящего ей на глаза не попалось. Она вытащила из-за пояса кошель и заглянула в него. Что там… Рыболовные крючки? Стрелы? Не годится…

И тут взгляд ее упал на завалявшийся перстень.

То, что надо!

Она приложила его к отверстию и надела его на флейту, закрепив как раз над дыркой. Потом посмотрела на свое творение и довольно вздохнула – сидел, как влитой.

Она сыграла гамму до-мажор, и комната наполнилась чистой сладкоголосой трелью. Как жаль, что перстень нельзя оставить! Нет, это просто немыслимо. Иначе она нарушит обещание, данное Оливии.

Или можно?

Профессор Ксенофилус любил повторять, что лучший способ спрятать вещь – это держать ее на виду. О перстне было известно только отцу с матерью. Веспер же преследует ее только из-за формулы и знать не знает про перстень. И если вдруг Мадлен поймают, то перстень будет в большей безопасности, если будет храниться в другом месте.

Она вздрогнула от сердитого стука. Повернувшись, она нос к носу столкнулась со своим новым воспитанником. Мальчишка недовольно сложил на груди руки и хмуро, исподлобья, смотрел на нее.

«Как только вы позволите ему вить из вас веревки, вы тут же потеряете и собственный разум, и работу», – предупредил Вильямс.

– Вы опоздали на семь минут, – как ни в чем ни бывало сказала Мадлен. – Надеюсь, этого больше не повторится.

– Я знаю тебя! – ни с того ни с сего выпалил мальчуган.

Сердце Мадлен забилось. Неужели ее выследили? Или Лукас узнал ее?

– З-з-знаете?

– Ты воровка! – победно воскликнул мастер Винтроп. – Та самая, с базарной площади! Я видел тебя – это ты надела маску и пряталась за королевской каретой!

Мадлен чуть не запрыгала от радости. Ах, вот как! Что-что, а этот сорванец ей будет по зубам.

– Раз так, то на этот раз твоя взяла! Ты меня выследил!

– Как глупую перепелку! – возликовал Винтроп. Он гордо задрал подбородок, упер руки в бока и обошел ее. – Но мы не без милосердия! Я дарю тебе жизнь! Правда, у меня есть условия. – И он стал загибать свои пухлые пальцы. – Чтение наизусть – пять минут в неделю. Латынь – только по вторникам. Никакой математики – вообще. Три часа на обед. Запретить овощи. Я ем и пью, что хочу. И никакой гребли.

– А ты – отличный делец, – сказала Мадлен.

– Я сын Лукаса Кэхилла, – заносчиво сказал Винтроп, плюхаясь на ее кровать. – И я постановляю, что сегодня занятия отменяются!

– Ах, так? – сказала Мадлен. – Ну, тогда, отлично!

– Потому что во мне накопилось столько воздуха, что боюсь, от флейты меня… – голос его почти затих. – Ты сказала «отлично»?..

– Этот час принадлежит тебе. Если ты решил, что не будешь учиться, то хорошо, я тогда просто поиграю. А ты послушаешь.

Она подняла флейту, и он, скривив от скуки лицо, демонстративно отвернулся. Ему заранее все надоело. Мадлен ненароком скосила глаза на перстень – он ничем не отличался от обыкновенного клапана или муфточки на инструменте. Перстень был, сам по себе, таким странным и неказистым, что мог запросто сойти за дешевое колечко из лавки жестянщика. Никто не догадается, что здесь скрывается какая-то тайна. А флейта с ним звучала просто бесподобно.

Слушая незатейливую, плавную мелодию старой деревенской песенки, мастер Винтроп постепенно расслабился, лоб его разгладился, глаза заблестели, потом он раскачивал головой в такт старинной баллады и вскоре пустился в пляс, после чего, покатываясь со смеху, свалился на пол вверх ногами.

– А теперь, – предложила Мадлен, – перейдем к уроку истории?

– Ни за что! – выпалил мастер Винтроп, выхватывая у нее флейту. – Научи меня!

Мадлен вопросительно подняла брови.

– Пожалуйста! – сказал он с лукавой улыбкой.

И кто бы мог подумать, что мастер Винтроп тоже немного похож на Джейн?

К своему изумлению Мадлен обнаружила изрядные музыкальные способности в своем подопечном. Он был наделен тонким природным слухом и музыкальным дарованием. А это означало, что все идет по плану. Они подготовят концерт, и, конечно же, гордый отец будет признателен ей за сына, оценив ее мастерство.

Прошла неделя, и ее представили королю, Лукасу и приближенным Его Величества.

– П-п-прошу вашего внимания, лорды и леди…

Мадлен стояла посреди музыкальной гостиной и чувствовала, как у нее начинают дрожать коленки. Она опустила глаза на флейту – перстень так и остался там, исправно закрывая ненужную дырку в инструменте. Перед самым концертом она вдруг испугалась и хотела снять его, но мастер Винтроп помешал ей. Он вырвал у нее инструмент и закричал, что без него флейта звучит… гнусно! И скверно! А юный Винтроп не знал слова «нет».

– С-с-сегодня перед вами выступит один очень необычный исполнитель, – продолжала она.

Мастер Винтроп громко, на весь зал, зевнул, вертя перед собой флейтой. Мадлен молилась, чтобы перстень только не соскочил на пол. Она заставила себя промолчать и обойтись без замечаний. После концерта король наверняка распорядится купить мальчику новый инструмент. И тогда она снова спрячет перстень.

– П-позвольте представить – наш юный и очень одаренный музыкант мастер Винтроп Кэхилл! – объявила она, и король благосклонно захлопал.

Все шло благополучно – мастер Винтроп был безупречен, Генрих VIII закрыл глаза и, блаженно улыбаясь, ненароком задремал, а Лукас не сводил зорких глаз с сына.

«Интересно, что он чувствует? – гадала про себя Мадлен. Никогда не поймешь – что у него на уме. Люк на весь мир смотрит одинаково – как удав на кролика».

Но вот, концерт закончился, король воскликнул: «Браво, мальчик! Прекрасно!», и мастер Винтроп вышел на поклон, потом еще и еще раз.

Люк заулыбался. И теперь, действительно, стал похож на Кэхилла. Все присутствующие окружили мальчика и поздравляли его с успехом. Никто не взглянул в ее сторону. Не сказал спасибо. Даже Люк.

Она склонилась в реверансе и незаметно вышла из залы. В галерее дворца она нашла скамейку и села ждать своего воспитанника.

А это уже не по плану.

И теперь Мадлен поняла, в чем дело. Она в королевском дворце никто, а, следовательно, ее будто не существует. Чтобы брат ее заметил, надо быть кем-то, кто имеет право на существование. Она прикрыла глаза и представила, что бы на ее месте сделала мать. «Помоги мне», – шепнула она одними губами.

Не прошло и секунды, как она увидела, что в ее сторону направляется грязный, неподобающе двору одетый человек. Он развязно поклонился и дыхнул ей в лицо гусиной печенью.

– Как, бишь, тебя? Боббитт? – сказал он, и ее чуть не стошнило.

– Пожалуйста, держитесь повежливей, – сказала она. – Я Бэббитт.

– Ох ты! Ну да! – И он схватил ее за руку и потянул за собой.

– Прошу прощения! – воскликнула она. – Оставьте мою руку, или я сейчас же позову Лукаса Кэхилла.

Человек подло ухмыльнулся и крепче сжал руку.

– Лорд Кэхилл меня и вызвал! Мне приказано доставить вас к нему, Мадлен Боббитт!

– Доставить? – спросила Мадлен. – Куда?

– А куда б вы думали, мисс? В приемную короля?! – И человек зашелся в истерическом смехе. – Пошла за мной – ты арестована!

Мадлен никогда бы не подумала, что королевская тюрьма так похожа на каморку гувернантки во дворце Его Величества. Разница заключалась лишь в железной решетке, непереносимой вони и грубой гранитной скамье, которая служила кроватью.

За что?

Никто не дал ей вразумительного ответа.

Она с трудом-то понимала, на каком языке говорят тюремные стражники. Или на нее наговорил мастер Винтроп? Неужели он оклеветал ее?

Она долго не могла уснуть на холодной каменной лежанке и скучала по своему соломенному тюфяку.

Среди ночи ее разбудил голос Лукаса Кэхилла.

– Интересно, и кто мог подумать, что у моего сына есть такой музыкальный талант? – Голос его зловеще зашелестел в тишине. – Примите мои поздравления – вы прекрасно проявили себя как учитель.

Мадлен вскочила как ужаленная и испуганно отпрянула назад. Фонарь тюремщика отбрасывал длинную тень на стены темницы. Лукас был одет в длинный черный плащ, из-под которого клоками выбивался мех какого-то дикого животного. По тени даже не понять, то ли человек это стоит, то ли зверь. Его неподвижные глаза впивались, как стрелы. Страх снова вернулся к ней. За что? За что ей эта боль, эта несправедливость?

– Что з-за странный об-бычай благодарить? – промолвила она.

Лукас сел рядом. Черты его лица расплывались серым пятном всего в нескольких дюймах от нее.

– Что ж, я вижу, что могу рассчитывать на вразумительный ответ. Откуда у тебя этот перстень?

Мадлен замерла.

– В-вы знаете о нем?

– Мой отец носил его всю жизнь. Я помню, как в детстве вечно надоедал ему расспросами, что это за перстень. В нем была загадка. Отец говорил, что он – единственный на весь мир. И все. Больше ни слова. – Лукас ближе придвинулся к ней. – Он погиб от пожара. И все погибло вместе с ним. Его вещи, одежда, украшения и работа всей его жизни – все было уничтожено. И вот, его перстень вдруг является мне, насаженным на жестяную флейту.

Пока он говорил, Мэдди Бэббитт все больше и больше сжималась от страха, пока не исчезла совсем, уступив место мисс Мадлен Кэхилл. Той самой Мадлен Кэхилл, которая говорит на равных даже с Лукасом Кэхиллом! Сохранять самообладание. Следовать плану, не отчаиваться из-за неудач.

– Позвольте мне взглянуть на перстень? – попросила она.

– Неужели ты считаешь меня полным идиотом и думаешь, что я буду носить его с собой! – взорвался он. – Может, для начала все-таки скажешь мне, кто ты и откуда у тебя перстень?

Сердце Мадлен забилось сильнее. Значит, он спрятал его в тайник или отдал на хранение своим верным оруженосцам? Он держит в страхе весь двор, и любой скорее душу отдаст, чем посмеет ослушаться его приказаний. Лукас слишком осторожен, чтобы носить с собой перстень.

А это означает одно: ее первое обещание: «Беречь перстень» – будет нарушено.

Значит, у нее оставалось только последнее, третье обещание.

Силы уже покидали ее, она больше не могла молчать. Необходимо всеми правдами и неправдами завоевать его доверие. И открыть ему свое имя. Миссия по объединению семьи начинается. Сейчас же.

– Д-до вашего побега, – осторожно начала она, – ваша мать так и не успела рассказать вам о своем положении.

Несмотря на кромешную тьму, взор его буквально пронзил ее.

– У тебя есть ровно одна минута. И настоятельно рекомендую – не стоит ходить вокруг да около. Отвечай прямо на вопрос!

– Люк. – Мадлен набрала в легкие больше воздуха. – Меня зовут не Бэббитт. Ваша мать уже носила в своем чреве ребенка, когда вы покинули дом. И ребенок этот – я.

Несколько секунд Лукас сидел не шелохнувшись. Она тщетно пыталась понять по его лицу, о чем он думает. Но лицо его и взгляд оставались неподвижными, словно у каменного изваяния. Потом он медленно поднял руку и, взяв ее за подбородок, повернул ее лицо к свету фонаря.

– Клянусь небом… – промолвил он. – Клянусь небом, это так… невероятное сходство!

Теперь, когда он был совсем близко и лед растаял в его глазах, ей показалось, что на нее смотрят глаза матери. И она поняла, что ее сложный путь – сквозь лишения, болезни и ужасы долгой дороги – был не напрасен.

Ей захотелось броситься к нему и прижаться к его груди. Но еще не время. Эта ниточка, которая связывала их друг с другом, пока слишком тонка. Она не замечала, как слезы текут по щекам, как лицо ее озарилось счастьем, и удивилась, услышав свой собственный радостный смех.

– М-мне столько надо тебе рассказать, брат мой!

– Я не сомневаюсь. – Лукас поднялся, не отпуская ее руку, словно боясь расстаться с ней навсегда.

С чего же начать? Самое грустное – о смерти матери – она оставит напоследок. Но между ними пролегли целых два десятилетия жизни.

– Мы с мамой… мы жили в изгнании. Придумали себе новые имена. Бэббитт – ты можешь себе представить? Такое имя, совершенно пустое. И бессмысленное. Точно не Рейвенвуд. Или Ланселот! Я росла тихой и незаметной девочкой – чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. И была таким сереньким трусливым мышонком! Ты представляешь? И мама всю жизнь тайно готовила меня к этой миссии…

– Ш-ш-ш, тихо, моя дорогая, не торопись, – перебил ее Люк. – Прошу тебя. Я понимаю, ты переполнена чувствами, и тебе нелегко. У тебя еще будет время, ты успокоишься, соберешься и расскажешь мне о своей жизни все. Но чтобы тебя утешить, знай: я слышал эту историю уже сотни раз.

Мадлен вытерла слезы.

– Правда?

– О, да, правда, очень много раз, – рассмеялся Лукас. – Подробности, конечно, разные, но основная канва остается неизменной.

– Я… я, кажется, не понимаю… – промолвила Мадлен.

Лукас прошел к дверям камеры и сделал знак, чтобы ему открыли.

– И должен заметить, что ты намного превзошла своих предшественников, которые назывались моими родственниками. Мой бедный, давно потерянный брат Найджел! Он долго скрывался под чужим именем и тому подобное. А перед ним – сестра Глэдис, и тетя Пафф, и кузина Квинси…

– Но у нас никогда не было кузена Найджела и других тоже!

– О, Мэдди Кэхилл! – закричал на нее Лукас. – Зачем ты мне показала перстень? Что ты замыслила?

– Просто, чтобы з-закрыть дырку!

Лукас отвернулся от нее, как от полного ничтожества.

– Не имеет значения. Если ты явилась не одна, а с сообщниками, имей в виду – все они будут уничтожены. Если ты хотела опознать меня по перстню, а потом отобрать его, когда твои сообщники схватят меня, то перстня у меня вы не найдете. Запомни это. И тот, кто тебя нанял, наконец, поймет, что план его провалился. Но передай ему – я это так не оставлю и буду жестоко мстить.

– Тот, кто меня нанял? – Мадлен не поняла ни слова из того, что он говорил.

– Не пытайся сделать из меня глупца. На свете есть только один человек, у которого мог оказаться перстень, – этот тот, кто своими глазами видел, как умирал мой отец, кто ослеп от своей алчности и потому попал в собственные сети. – Лукас повернулся к стражу. – Саймон, приготовь заключенную к публичной казни. Казнь назначаю через два дня. Разошли по этому случаю приглашения по всей стране и держи ухо востро, если услышишь имя «Веспер».

– Веспер? – ахнула Мадлен. – Но как вам пришло в голову…

– Позвольте мне сейчас же послать за палачом, чтобы готовил виселицу?

– Нет, не виселицу, – на лице Лукаса появилась жестокая улыбка. – Пусть она горит на медленном огне. А мне – место в первом ряду.