Текст книги "Восстание Весперов"

Автор книги: Рик Риордан

Соавторы: Джуд Уотсон,Питер Леранжис (Леренджис),Гордон Корман
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Гидеон Кэхилл уже который раз проклинал себя за то, что когда-то открыл лорду Весперу секрет острова-невидимки. Но тогда не знал, чем рискует, а необходимость в таком месте была слишком явной. И еще, наверное, он всегда верил в дружбу.

Гидеон оглянулся назад. Там под яркими лучами солнца стоял дом Веспера. Его стены были выстроены из желтоватого известняка и дубовых массивных балок. Известняк искрился на солнце, балки излучали тепло. По сравнению с родовым замком Весперов в Ирландии, этот дом, построенный почти триста лет назад Кэхиллами, казался совсем непримечательным и простым, но крепким и надежным. Когда-то Кэхиллы любили его уют и тепло: несколько поколений здесь успели вырасти. Получив его в свое пользование, Дэмьен не пожалел никаких средств и превратил дом в подобие дворца. Расширил стены, поднял крышу, перестроил лестницы. К постройке добавил внушительную и крепкую пристань, построил флигель для слуг, вместительный амбар и кузницу. На пристани покачивались лодки и небольшие корабли, в любую минуту готовые к отплытию. Там же нередкими гостями были и легкие быстроходные фрегаты, причаливавшие к берегам острова-невидимки все чаще, насколько позволял прилив, что вызывало нескончаемую досаду в душе Гидеона, и он не переставал ругать себя за то, что позволил чужакам поселиться на своей земле.

Он снова повернул к дому – туда, где радужно переливались бликами волн белоснежные скалы. У самого их подножия находился дом Кэхиллов – двухэтажный дубовый сруб, крепкий, уютный и основательный. Даже в самый сильный шторм ветер не проникал сквозь его стены. Здесь царили тепло и мир. Уже третье поколение Кэхиллов хозяйничало в доме – после бабушки Гидеона, которая и построила его. Все, что было дорого Гидеону – все находилось тут. Жена Оливия и дети, алхимическая лаборатория и работа.

Эти два дома – Веспера и Кэхилла – разделяла небольшая узкая тропа длиной в милю. Но времена близкой дружбы миновали, и теперь она заросла плющом и стала почти незаметной. Каждый раз, когда барон вызывал его на аудиенцию, этот путь казался Гидеону все длиннее и длиннее. Ему становилось труднее притворяться, что с Веспером их связывает дружба, которой давно нет. Ему все труднее было обманывать себя, что этот человек его друг, а не заклятый враг.

Гидеон задумчиво крутил на руке старинный перстень – память о единственном в его жизни путешествии в другие земли. Тогда ему пришлось срочно выехать в Милан, чтобы успеть в последний раз повидаться с отцом. Перстень этот хранил великую тайну, о которой поведал ему отец, лежа на смертном одре. Слава Богу, Дэмьен ничего не подозревал об этом. Он думал, что это простая семейная реликвия. Впрочем, в некоторой степени так оно и было. Когда пришел его час проститься с миром, отец вручил Гидеону свой перстень. Но Гидеон подозревал, что даже отец, выдающийся для своего времени ученый, не до конца понимал значение этой тайны.

Двадцать четыре часа… Тело Гидеона сотрясал озноб, ноги подкашивались и отказывались идти. Но впереди всего сутки и надо успеть. Он должен закончить новый вариант формулы и получить лекарство. Но перед этим нужно закончить еще кое-что. Защитить семью. И формулу. Но убедить в необходимости защиты Оливию и детей не так то просто. Они тоже упрямы и своевольны, поэтому лучшим средством здесь может стать только хитрость.

Он глубоко вздохнул и, преодолевая слабость, решительно направился к дому.

Обеденный стол был вынесен в сад.

Это первое, что бросилось в глаза Гидеону. Оливия вот уже несколько дней не переставала ворчать, что стол давно пора почистить и отполировать. Значит, не дождавшись его, она все-таки вынесла стол из дома. Видимо, чтобы не терять последних погожих дней в преддверии зимы. Не иначе, и дети помогали. Он встал под сенью старых яблонь и, наблюдая за детьми, любовался их милой возней вокруг дубового стола. Гидеон отдал бы все, чтобы не нарушить этого покоя и забыть конфликт с Веспером, который здесь казался чудовищным и неуместным.

Стол все-таки вынесли мальчики – Лукас и Томас. Вон, у них вся одежда вымокла от пота.

Лукас брезгливо разглядывал свои ладони и пытался вытащить застрявшую в пальце занозу. Самый старший из детей, он просто физически неспособен к любому труду. Интеллектуал и белоручка от природы, не забывал напоминать всем и каждому, что он уже взрослый и самостоятельный человек – ему исполнилось двадцать три года. Правда, большинство его сверстников уже женятся и рожают детей в этом возрасте. Но Лукас, по всей видимости, не создан для семейного очага. Он неустанно брюзжал, что ради семьи ему пришлось оставить Оксфорд. Правда, и студентом он оказался не совсем прилежным – учился без большой пылкости, с профессорами и однокашниками был холоден, а в компании сверстников терялся. Любое общество тяготило этого одиночку, а тех, кто оказывался рядом с ним, пугала его нелюдимость и холодность.

С темными, как у матери, волосами, густыми и вечно нахмуренными, как у отца, бровями, настороженным и тревожным взглядом, этот гибкий, высокий, изящно сложенный молодой человек напоминал змею. Младший брат и сестры так и называли его: последняя ирландская змея. Гидеон, заслышав это, не давал им спуску, но не мог не согласиться с таким определением и постоянно чувствовал опасность и тревогу, находясь рядом со своим первенцем.

Лукас умел бесшумно войти в любую дверь и тихо стоять за спинами тех, кто даже не подозревал об этом. Он часто являлся непрошеным гостем в комнаты своих родных и молчаливо наблюдал за ними со стороны долгим немигающим взглядом. Дома он ходил так, что казалось, будто скользит вдоль стен, и если бы он вдруг зашипел, то это никого не удивило бы. От его молчания и непроницаемых глаз веяло ледяным холодом.

Младший же напоминал скорее дубовый бочонок или даже бочара – коренастый, приземистый, крепкий, словно слегка утопленный в землю. Гидеон готов поспорить, что Томас без всякой помощи, один, вынес на себе этот несчастный стол, несмотря на добрых несколько сотен фунтов веса и восемь футов длины. Этот тринадцатилетний крепыш уже мог, шутя, обыграть любого верзилу в рукоборье, а однажды, в порыве гнева и нешуточной обиды, прошиб головой дубовую дверь. Дети дразнили его за это и говорили, что он вышиб из себя последние мозги и стал туп, как дуб. Но Гидеон знал, что это не так. Томас далеко не глуп. Да, он был так же, как и старший, молчалив. И не очень смышлен. Но далеко не бездарь. Просто ум его был скорее приземленным и основательным. И несуетливым. Зато, если его не торопить, то – Гидеон готов биться об заклад! – любая задача оказалась бы решена.

Томас с отвращением воззрился на вымоченные в масле суровые тряпки, которые Оливия бросила перед ним на стол.

– Так, давай, – командовала она. – Стол сам по себе не отмоется. И вы, девочки… да что же это такое! Джейн, марш сюда! Катерина, где тебя носит, бездельница?!

А девочки были, как всегда, заняты каждая своим.

Десятилетняя Джейн, самая младшая из детей, охотилась среди клумбы с осенними хризантемами за бабочкой.

«Откуда в это время года бабочки?» – подумал Гидеон.

Но Джейн виднее.

Это хрупкое эфемерное создание было настоящим сорванцом – копна выгоревших спутанных волос с рыжевато-соломенными прядями, огромные, на пол-лица, синие, как небо, глаза. Эти глаза так жадно, так самозабвенно и страстно смотрели на мир, что, казалось, были готовы выпить его без остатка. Руки ее и платье были вымазаны в красках и туши. Глядя на нее, Гидеон невольно улыбнулся, узнавая в ней самого себя – она, как и он, имела веселую привычку записывать и зарисовывать на руках и на одежде все, что попадалось ей на глаза интересного и любопытного. Полная противоположность старшей сестре.

Катерине было пятнадцать. Она устроилась, скрестив ноги, прямо на капустной грядке, и забыв обо всем на свете, с упоением разбирала на части бронзовый астрологический глобус, который всегда, сколько она себя помнила, стоял в самом центре дома – посередине стола. Этот в высшей степени точный, мастерски сработанный, точно произведение искусства, глобус когда-то прислал им из Милана отец Гидеона.

Катерина одевалась, как мальчишка – в широкую грубого сукна тунику и мужские, отрезанные по колено, штаны. Ее коротко остриженные темные волосы постоянно падали на глаза, но она, казалось, ничего не замечала. Разбирая глобус на части, ее тонкие длинные пальцы работали, как инструмент – быстро и ловко – словно проделывали этот фокус уже сотни раз. Уйдя с головой в работу, Катерина самозабвенно отвинчивала болты, гайки и пружинки. Удивительно, но Гидеон без всякого сожаления наблюдал за занятием дочери, несмотря на то, что она до последнего винтика разобрала их семейную реликвию и подарок деда.

Эта девочка тоже напоминала ему самого себя – подростка, с жадностью первопроходца набрасывавшегося на все, что можно разобрать на части, что состоит более, чем из одного цельного куска. Каждый из них – и отец когда-то, и дочь сейчас, – испытывали невыразимое удовлетворение, утоляя голод ученого-естествоиспытателя.

Он медленно вышел из тени. Оливия первая заметила его. Он, затаив дыхание, залюбовался ее красотой – как в тот день, когда увидел ее впервые. Она была все так же хороша и желанна, как и двадцать пять лет назад. Длинные упрямые локоны ее были черны, как полночь; яркие зеленые глаза все так же лучисты; взгляд непреклонен и прям. Гидеон не раз ловил себя на мысли, что лучшее в его детях было от Оливии. Она, также как Джейн, всегда умела разглядеть красоту и неповторимость в том, что ее окружало – будь то крыло обыкновенной бабочки или невесомая парящая в воздухе былинка. Пальцы ее были такими ловкими и умелыми, что она, как и Катерина, умела сама починить любую вещь в доме, орудовать инструментом не хуже иного плотника, а мечом – наравне с рыцарями.

Но в минуту опасности она была похожа на Лукаса. Она преображалась и становилась проницательной и беспощадной, как змея. Она бесстрашно бросалась на любого, кто угрожал ее семье, и взгляд ее немигающих зеленых глаз был страшней взгляда гадюки.

Как и Томас, Оливия была физически сильной и упорной. Она могла лбом расшибить любую дверь, разве только ей еще не приходилось в буквальном смысле биться головой об стену. Обычно, чтобы добиться своего, ей хватало одного взгляда. Этот взгляд открывал любые двери, смягчал сердца и отвращал врагов.

Она небрежно сдула упавшую на лицо непослушную прядь и уперлась руками в бока.

– Ну что, Гидеон Кэхилл? Если вы закончили дела с его светлостью, то, может быть, теперь снизойдете и поможете мне справиться с кучей этих неуправляемых детей?

– Папа! – вскрикнула Джейн, расплываясь в улыбке.

Она все-таки поймала свою бабочку и бежала к нему, держа ее в сложенных лодочкой ладонях.

– Смотри, что у меня! – весело подпрыгнула она. – Можно я разрисую ей крылышки?

– Нет, дитя мое, – Гидеон с трудом сдерживал улыбку, – иначе это крохотное создание может серьезно заболеть.

– Но она тогда станет еще красивее! Намного красивее! – кричала Джейн.

Катерина подняла голову и презрительно фыркнула, на секунду оторвавшись от препарированного и вывернутого наизнанку глобуса.

– Не будь такой дурочкой, Джейн. Ты своим «искусством» готова замазать весь мир, – высокомерно сказала она и снова вернулась к работе.

– А вот и нет! И я не дурочка! Правда, Люк? Скажи ей!

Гидеон не переставал удивляться тому, как сильно Джейн боготворила своего старшего брата. А впрочем, в этом была вся Джейн – она видела красоту и добродетель во всем, даже в некрасивом и дурном. И хотя весь его вид выдавал презрение к происходящему – как он, Лукас, среди бела дня, занимается этой грязной физической работой? – в глазах его мелькнула улыбка. Он преувеличенно строго покачал головой и, сдвинув брови, с укором посмотрел на Катерину.

– Нет, милая Джейн, не слушай никого. Во всяком случае, от искусства не больше вреда, чем от страсти разбирать на части семейные реликвии.

Катерина почувствовала, как уши ее начинают краснеть.

– Я его снова соберу!

– Так же, как ты в прошлом году заново собрала мельницу? – язвительно спросил ее Лукас. – Мы из-за тебя месяц сидели без муки.

Услышав это, Томас, насупил брови, засучил рукава и пошел на Лукаса.

Несмотря на разницу в десять лет, Томас не давал покоя своему старшему брату и все время приставал к нему, задирал и лез драться. Лукас слегка побаивался его и старался не связываться с драчуном.

– Не смей так разговаривать с ней! Ты понял, Люк?

– Хватит! – закричала Оливия. – Никаких драк за обеденным столом!

Это было глупо и смешно. Стол был вынесен в сад, и никакого обеда пока не предвиделось. Но дети разом смолкли. Потому как главный закон семьи гласил – никаких ссор за столом. Это зона перемирия и «водопоя».

– А теперь, – приказала Оливия, – давайте-ка приведем его в порядок и почистим как следует. И никаких ссор! – сказала она и посмотрела в сторону Гидеона.

– Мать права, – твердо сказал он, заняв свое место у стола. – Но сначала, дети, соберитесь, пожалуйста, и подойдите все сюда. Мне надо сказать вам что-то важное.

Дети сразу же смолкли и безропотно подошли к отцу. Так он еще никогда не говорил с ними. Этот тон и глухой слабый голос испугали их.

Джейн раскрыла ладошки и выпустила бабочку.

Катерина резко встала, рассыпав по земле детали глобуса.

Мальчики, глядя исподлобья, разошлись без драки.

Они подошли к столу и заняли свои обычные места.

– Муж мой? – тревожно спросила его Оливия. – Что случилось?

– Дети, – начал Гидеон. – Скоро у нас могут начаться неприятности. Все вы прекрасно знаете о моей работе. Я ищу лекарство от Черной Смерти.

– У нас чума? – не выдержал Томас.

Джейн с сомнением склонила на бок голову и прищурилась.

– Нет, я бы это заметила, – сказала она. – Оттенок кожи стал бы другим. Это почти незаметно для невооруженного глаза, но я это вижу. Ты нашел лекарство, папочка?

– Нет, дело не в этом, – пристально глядя на отца, произнес Лукас. – Случилось что-то другое, ведь так, отец?

– Откуда тебе это известно?! – Гидеон во все глаза смотрел на своего старшего сына. У Лукаса была какая-то змеиная интуиция и предчувствие опасности.

– Да просто это само пришло мне в голову, ничего более, отец, – ответил Лукас, ощущая на себе недоверчивые взгляды семьи.

– Он что-то там вынюхивал вчера, – задиристо сказала Катерина. – Я видела, как он ночью выходил из твоей лаборатории, отец! Он все время там крутится.

– Врунья! – набросился на нее Лукас.

Томас бросился к нему и толкнул его в грудь. Гидеон схватил младшего за руку и грозно остановил его.

– Прекратите сейчас же! Все вы!

Голос его дрожал. Ему все труднее было говорить.

– Лукас, ко мне в лабораторию нельзя заходить. Это нехорошо и опасно. Но и это сейчас не главное. И вы правильно догадались. Я действительно кое-что нашел. И мне нужна ваша помощь. Всех вместе.

Он опустил руку под стол и нажал на потайной рычаг. В столе, где у каждого было свое место, открылись секретные ящички.

– Отец! – восторженно закричала Катерина. Она мимолетно взглянула на маленькую склянку с какой-то загадочной зеленоватой жидкостью, от которой исходило таинственное свечение, и вернулась к удивительному шкафчику. – Какая прелесть! Это кнопочный замок? Самозакрывающийся? С секретной пружиной? И это она выталкивает ящички? Гениально!

Джейн затаив дыхание, достала из ящичка свой сверток. Он был величиной со сложенную в несколько раз длинную тунику и обернут в несколько слоев бархата. Внутри лежала хрустящая, выбеленная солнцем солома. Погрузив в нее пальцы, Джейн нащупала там небольшую склянку. Она впилась в нее, готовая проглотить ее глазами. Пробирка заткнута пробкой с ароматным кожаным шнурком. Словно завороженная, Джейн долго глядела сквозь стекло. Несмотря на яркий дневной свет, изнутри склянки шло таинственное мерцание, которое отбрасывало на розовые ладошки Джейн переливающиеся изумрудные блики.

– Как красиво… – пролепетала она.

– Будь с ней осторожна, дорогая моя, – сказал Гидеон. – В ней твое будущее.

– Муж мой! – воскликнула Оливия. – Ты мне обещал… Это же слишком опасно…

– Я обещал, что только в крайнем случае, Оливия. Поверь мне, если бы у нас была хотя бы малейшая возможность…

– Отец, объясни нам, что это? – потребовал Лукас, разворачивая такой же, как у Джейн сверток и вынимая оттуда склянку.

Томас, сосредоточенно нахмурив лоб, рассматривал свой подарок. У него был кожаный мешок, перевязанный кожаным же ремнем, более увесистый, чем у остальных. Томас обхватил его своими широкими, как лопата, ладонями и нащупал в нем несколько тяжелых предметов. В отдельном свертке лежала пробирка. Он бережно положил ее на ладонь и поднял к свету. В его сильных руках она казалась особенно хрупкой и тонкой.

– Она светится! – прошептал он после некоторого раздумья.

Гидеон провел дрожащими ладонями по исцарапанной столешнице. Его мучило ужасное предчувствие – больше они никогда не соберутся за этим столом. Вот насечка, которую Томас сделал своим любимым ножиком на прошлую Пасху. А вот красноватый след ожога, с той поры, когда Люку было десять. Он тогда сделал собственную «микстуру от чумы» из целебных трав, вина и драгоценных веществ, которые он без спросу «нашел» в лаборатории Гидеона. На другом конце стола оставила свой след и Катерина. Она выцарапала на столешнице маленького дракона. Удивительно, но он до сих пор помнил этот разговор:

«Дорогая моя, драконов не существует!»

Она смотрит на него и в глазах ее сквозит упрямство и недетская решимость.

«Значит, когда-нибудь будут. Я их сама сделаю».

И даже маленькая Джейн успела оставить свой след. Там, где она всегда сидела, стол был исцарапан предыдущими поколениями Кэхиллов, и она бережно закрасила царапины разноцветными красками, словно нанося на эти шрамы целительную мазь. На их месте образовалась паутинка из цветных нитей.

За этим столом Гидеон и Оливия отмечали рождение каждого из своих детей. И подумать только, что больше им не суждено собраться… Горечь подступила к его сердцу. Он собрался с духом и сказал:

– Дети, настал час, когда все вы должны мне помочь. Вы хорошо знаете, что я уже многие годы работаю над созданием сыворотки от чумы. Сначала я искал средство, убивающую заразу. Но позже я понял, что вместо этого, вероятно, следует укреплять человеческий организм, чтобы он самостоятельно мог побороть недуг. И я стал искать такое средство, которое бы сделало человека способным противостоять заразе, и его организм сам бы оказывал сопротивление болезни. Ведь если человеческий ум, его тело и дух станут сильнее, тогда, вероятно, Черная Смерть не сможет одолеть его. Я начал эксперименты, и тогда… я пришел к неожиданным результатам.

Катерина впервые с интересом посмотрела на свою пробирку и поднесла ее к свету.

– То есть это сыворотка, в которой заключена сила?

Гидеон посмотрел на Оливию. В глазах ее была мольба. Она умоляла его быть осторожнее. Но отступать было поздно.

– Да. Я открыл эту формулу по совершеннейшей случайности. Она состоит из… и в ней заключена изрядная сила.

Глаза Джейн расширились.

– Ты принимал ее! Ты ставил на себе опыты! Значит, месяц назад это была не просто лихорадка? Так ведь?

Гидеон с сожалением покачал головой.

– Это была непростительная глупость с моей стороны. Она едва не убила меня… – он чуть было не сказал: «И продолжает убивать», но не закончил фразу. – Но когда я выздоровел и окреп, я стал другим. Сильнее, стремительней. Мой ум заработал быстрее, и я мгновенно совершаю в голове любые математические действия. Память моя увеличилась в сотни, в тысячи раз…

– Великолепно! – произнес Лукас, сжимая пробирку. Глаза его зажглись алчностью. – И это есть тот самый раствор? Но в чем же тогда опасность, раз ты даешь нам в руки такую власть?

– Я не даю вам никакой власти. То, что сейчас у каждого из вас – есть лишь часть целого. Дело в том, что общая формула еще несовершенна, поэтому опасна и…

«…может стать причиной смерти», – закончил он про себя.

– Я работаю над ее окончательным вариантом, – сказал он, держась как можно увереннее. – А пока то, что представляет собой основная формула, есть нечто сугубо опасное. Особенно, если она попадет в неправильные руки.

– Как у Люка, – перебил его Томас.

– Заткнись, чурбан!

– Дети! – грозно сказал Гидеон. – Про формулу узнал лорд Веспер. Он ни перед чем не остановится. Но она ни в коем разе не должна оказаться в его руках. У нас очень мало времени.

Джейн нахмурилась.

– Но лорд Веспер твой друг.

– Глупая маленькая сестренка, – сказала Катерина. – Лорд Веспер не может быть ничьим другом. Он терпит рядом с собой людей до тех пор, пока они ему полезны. А папа наш очень полезный.

Как горько, как несправедливо слышать такие циничные слова от пятнадцатилетней девочки.

– Как это ни печально, но Катерина совершенно права, – сказал он. – Дэмьен… лорд Веспер слишком властолюбив и коварен. Нельзя верить ни одному его слову. И теперь лучше держаться от него как можно дальше. Мы с матерью уже давно предполагали, что рано или поздно такое случится. И именно поэтому я разделил свою сыворотку на несколько частей. Каждый из вас, начиная с этой минуты, должен, как зеницу ока, беречь то, что находится у вас в руках. Это настоящее сокровище. Здесь ингредиенты, инструменты, вещества. Каждая из частей, взятая отдельно, не имеет никакой силы. Она бессмысленна и бесполезна. Я сознательно запутал ее состав так, чтобы всю формулу невозможно было восстановить целиком. Но если собрать воедино и смешать в правильных пропорциях все ее тридцать девять компонентов, то тогда эти сокровища откроют вам тайну основной формулы. Но пока нам угрожает лорд Веспер…

– Стой, – снова перебил его Томас. – А что светится в пробирках?

Гидеон молчал.

Суть его исследований трудно объяснить и взрослому человеку – куда уж детям! Но глядя на своих родных, он понял, что обязан быть до конца честным. Более того, он знал, что они поймут. Да, дети его были совершенно разными, совершенно непохожими друг на друга. Но их объединяло одно общее качество – одаренность. Каждый имел свой талант. А что до сообразительности, то каждому из них ее было не занимать.

– В каждой из этих пробирок находится часть сыворотки. Дети мои, это вы, такие разные и в равной степени талантливые, вдохновили меня на это изобретение. Я разбил свою сыворотку на четыре части. Да, основная формула еще не завершена и, как я сказал, чрезвычайно опасна. Но я разделил ее в таких пропорциях, что каждая из четырех частей совершенно безвредна. Однако помните – если все четыре части соединить, то получится основная формула. И когда наступит крайний случай, когда вам будет грозить опасность, вы можете, не причинив себе вреда, выпить каждый только свою формулу. Каждая часть отлична от другой и подобрана сугубо индивидуально. И как только вы примете ее, ваши таланты, данные вам свыше, усилятся в сотни раз.

– Нет, дай нам лучше сразу основную формулу, – потребовал Лукас. – Ты же сам рискнул – и выжил! Все вместе мы будем непобедимы. И легко разделаемся с лордом Веспером.

Как же его сын в эту минуту был похож на Дэмьена! Те же голодные глаза, жаждущие власти… Но что бы там ни было, а Гидеон просто не имеет права говорить своим детям всю правду о побочных эффектах общей формулы, которые он испытал на себе. Новая вспышка чумы заставила его забыть об осторожности и пожертвовать своим здоровьем – только бы сэкономить время и спасти сотни больных.

«Жизни этих несчастных стоят риска», – сказал он себе.

А теперь ему приходится расплачиваться за это.

– Нет, Лукас, – отрезал он. – Еще раз повторяю – основная формула непредсказуема. Она не готова. И, кроме того, это слишком большое искушение для человека.

– Кроме тебя, разумеется, – перебил его Лукас.

– Люк! – закричала на него Оливия. – Твой отец думает, как спасти свою семью и работу!

– Но он не доверяет нам, – ответил Лукас. – Он подвергает наши жизни опасности, требует от нас помощи и не доверяет. Но ты просто обязан сделать нас сильными и дать нам формулу!

Гидеон видел, как вытянулись лица у всех остальных детей. Лукас впервые так открыто выступал против отца. Но Гидеон не был на него в обиде и не держал на него зла – он испытывал только жалость и чувство вины перед своим сыном. Лукас вырос мнительным и властным человеком. Но в этом виноват только сам Гидеон. Лукас рос и воспитывался без него. Гидеон был настолько увлечен своей работой, что просто не замечал его существования, когда тот был маленьким.

Несмотря на одаренность, его дети – это всего лишь дети. В том числе и Лукас. Они были испуганы, и теперь его задача успокоить их. Он ни в коем случае не должен говорить им о побочных эффектах основной формулы и обязан скрыть свое состояние. Тем более, шансов выжить у него оставалось все меньше. Хорошо, если ему хватит сил продержаться сутки.

– Ты прав, сын мой, – согласился он. – Дети, я доверяю вам как никому на свете. Вместе вы добьетесь большего, чем я один сделал за всю свою жизнь. Вы усовершенствуете основную формулу, она послужит людям во благо и принесет миру пользу. Придет час, вы будете далеко отсюда, вы начнете новые исследования и…

– Мы куда-то уезжаем? – спросила Катерина. – И почему ты говоришь так, словно сам остаешься здесь?

Гидеон заставил себя улыбнуться.

– Я непременно с вами поеду. Но для начала я должен убедиться, что вам ничего не угрожает. Томас, наши парусники, как обычно, в гроте?

Томас кивнул. Он молчал, и его глаза выдавали, что все сказанное поставило его в тупик… Зато он был прекрасным мореплавателем! Впрочем, как и все Кэхиллы, которые со времен Мадлен обосновались на этом острове. Они научились плавать и грести веслами раньше, чем начали ходить. В гроте стояли три легких парусника – исключительно для рыбной ловли и морских прогулок. Но Гидеону спокойнее спалось, если он знал, что у них всегда наготове лодки, спрятанные от глаз Веспера и его людей.

– Вечером вы соберете вещи. Возьмите лишь самое необходимое, чтобы не обременять себя. И, конечно же, каждый должен взять свою часть формулы. Спрячьте ее, да понадежней, чтобы не потерять в пути. Я же должен убрать следы своих исследований – так что мне придется еще побыть здесь. Но это ненадолго…

– То есть ты собираешься уничтожить всю свою работу? – спросил Лукас.

– Не перебивай меня! Слушайте внимательно: никто не должен догадываться о вашем отъезде. Сегодня мы приготовим ужин и проведем вечер как обычно – чтобы лорд Веспер ничего не заподозрил.

– А почему нельзя ехать прямо сейчас? – спросила Джейн.

Гидеон посмотрел на дом. Там, в окне второго этажа мелькнуло бледное, как смерть, лицо Марии. Служанка следила за ними из спальни. Она никуда не уйдет до вечера. Целых пять лет она прослужила у Кэхиллов, и все эти годы следила за ним и была доносчицей Веспера.

– Нельзя, чтобы лорд Веспер заподозрил, что мы уезжаем, – повторил Гидеон. – Или его солдаты схватят нас и бросят за решетку здесь на острове, или его кара настигнет нас на большой земле. Нам надо оказаться от него как можно дальше, пока он не раскрыл побег.

– Значит, выходим до рассвета, – подытожил Томас. – И к тому же, прилив в это время будет нам только на руку.

Гидеон кивнул и с благодарностью взглянул на сына. Томас будет надежным другом, и скоро из него вырастет настоящий мужчина.

Он не сказал им об истинной и самой главной причине, почему он не сможет покинуть остров вместе со всеми – он должен провести последний опыт и усовершенствовать сыворотку. Возможно, ему не хватит времени, но это единственная надежда сделать лекарство.

– Итак, завтра утром, перед рассветом, вы все спуститесь на берег, сядете в лодки и поплывете на материк. Я остаюсь здесь, чтобы оставалось впечатление, будто все на месте. Только так вы выиграете время. При первой же возможности я отправлюсь в Ирландию и встречу вас на пути в Корк. К тому времени, когда Веспер обнаружит наше исчезновение, мы будем уже слишком далеко.

– А что, если у нас не получится? – дрожащим голосом спросила Джейн. – Что, если лорд Веспер не отпустит тебя? Что, если лорд Веспер нас поймает и найдет ингредиенты?

– Все будет хорошо, любовь моя, – уверенно сказал Гидеон. – Я не случайно именно вам поручаю свою формулу. Даже если он и найдет вас, он не станет вас обыскивать. У него никогда не было детей, и он не знает, каково это – быть отцом. Для него дети это что-то лишнее и назойливое – ему и в голову не придет, что я вам доверил нечто ценное.

На это возразить было нечем. За годы «дружбы» лорд Веспер едва ли запомнил, как их зовут. Для него они были все равно что котята – какое-то мелкое, но неизбежное недоразумение, не заслуживающее его внимания, а потому не стоящее того, чтобы помнить их имена.

Оливия положила руку ему на ладонь.

– Муж мой, мы сделаем все, как ты просишь. Правильно, дети?

Каждый ребенок молча поклонился отцу, выражая свое согласие и послушание. Но никто из них пока даже не представлял, как именно осуществить этот замысел и что с каждым из них случится через несколько часов.

– Это все, – продолжал Гидеон. – А теперь разойдитесь по своим комнатам. И будьте готовы к рассвету. Но ради всего святого, дети, будьте осторожны. Не вздумайте собирать вещи, пока Мария в доме. И ни в коем случае не делайте и не говорите ничего, что может вызвать у нее подозрения.

– А почему? – спросила Джейн.

– Мария… Понимаете, Мария начнет волноваться. А теперь ступайте. И помните, вы жизнью отвечаете за формулу.

К счастью, дети больше не задавали вопросов. Они неловко сжимали в руках отцовские подарки и вместе вошли в дом. Отныне этих непохожих и разобщенных братьев и сестер стала объединять одна общая тайна.

Не успели дети скрыться в доме, как Оливия повернулась к мужу и со слезами в голосе зашептала:

– Мне не нравится это, Гидеон!

– Но все уже сказано.

– Да, это так, и я всегда на твоей стороне. Но должен же быть еще какой-то выход! – сказала она и вдруг схватилась за бок. – Мы же… мы с тобой еще не все обсудили…

Что-то было в ее голосе особенное, и он нежно прижал ее к себе и погладил по волосам.

– Ну что такое? О чем ты?

– Просто я… – начала она и вдруг словно передумала. – Просто я не хочу, чтобы наш остров достался Весперу. Это наш дом. Он не одно столетие принадлежит твоей семье. А перстень? Я помню, ты просил меня никогда не вспоминать об этом, но…

– Ты отвезешь его на большую землю, – решил Гидеон, и кровь похолодела в его жилах.

Оливия была единственным, кроме него, человеком, который знал страшную тайну кольца. Но если его сейчас отправить с ней на материк, то это будет означать, что он подвергает ее жизнь еще большей опасности и возможно, этот груз окажется ей не по плечу.